Если говорить о виденном в Вене, то эти широко известные некрасовские слова неизбежно приходят на ум – и с немалыми прибавлениями: ведь не только собор Святого Стефана созерцают путешественники, но и множество иных, не менее достойных видов, которые как-то не поворачивается язык назвать «туристическими объектами». Впрочем, без обид: объекты они все, объекты. От этого величественного готического собора, национального символа Австрии, и далее, далее – Хофбург, Шенбрунн, Бельведер (как Верхний, так и Нижний), Венская государственная опера, Карлскирхе, здание ратуши, Музей истории искусств, Музей естествознания... не запутались? «Вена вообще замечательный город» - это авторитетное утверждение принадлежит Йозефу Швейку, одному из самых, пожалуй, известных широкой публике подданных Австро-Венгрии. Иные, правда, склонны утверждать, что самым известным подданным следует считать его тезку, Йозефа К.
Впрочем, оба Йозефа – пражане, а если говорить о столичных жителях, о венцах, то как не вспомнить «милого Августина». Ну, того, который Ach, du lieber Augustin, Augustin,Augustin... Впервые мы встречаемся с ним в достаточно нежном детстве, при чтении сказки Андерсена «Свинопас», где рассказывается, в частности, о волшебном горшочке, увешенном бубенцами, которые и вызванивают это довольно-таки старинную песенку; напомним, что героиня сказки, принцесса, также умела наигрывать «Ах, мой милый Августин», - причем только эту мелодию и только одним пальцем. Песенка относится к категории «австрийских народных», автором же ее традиционно считается некий Августин. Неизвестна точная дата его рождения, а вот хоронили его дважды. Дело обстояло следующим образом. Августин был музыкантом, точнее говоря, волынщиком (см. ниже соответствующий иллюстративный материал) и, как отдельно взятые музработники из числа наших современников, злоупотреблял. Тем более, время было непростое и нервное – венская эпидемия чумы 1678-1679 гг.
Как-то ночью Августин покинул питейное заведение в состоянии очень сильного опьянения и свалился в яму, куда сбрасывали трупы умерших от чумы горожан. И заснул, как ни в чем не бывало – а утром, проспавшись, выбрался из места своего временного (точнее, преждевременного) погребения, причем, будучи насквозь проспиртованным, не то, что не заболел чумой, а даже не схватил насморк. Происшедшее лишь способствовало дальнейшему прославлению музыканта, и его сердце продолжало биться в унисон своим мелодиям, однако 11 марта 1685 года не выдержала печень, и милый Августин скончался, земную жизнь пройдя до половины – о чем имеется соответствующее свидетельство в церковной книге. Когда оформлялось его второе погребение, он был записан как Августин N (это от немецкогоnamenlos, «безымянный»).
Вот он, милый Августин: гравюра на дереве, на фасаде той самой Греческой пивной на Мясном рынке, из которой он вышел достопамятной ночью, и фонтан-памятник на месте его погребения (это на другом конце города и, по иронии судьбы, неподалеку от министерства юстиции).
Кстати о самой песенке «Ах, мой милый Августин» - я, например, не знал (до подготовки этого материала), что ее мелодию с 1770 года вызванивали куранты Спасской башни Московского Кремля. (Кстати о чуме: в том же 1770 году началась ее московская эпидемия, достигшая своего апогея к 1771 году – времена были такие, нездоровые.) Первые куранты с циферблатом на двенадцать часов, на европейский манер, были установлены на Спасской башне по указу Петра I в 1705 году. Их механизм пришел в негодность после пожара в центре Москвы, случившегося на праздник Троицы 1737 года и известного как Троицкий, или Великий пожар. После переноса столицы в Петербург какое-то время властям было не до московских курантов. Но вот в 1763 году в здании Грановитой палаты обнаружили часовой механизм английской работы. Для его установки на Спасскую башню в 1767 году приглашается немецкий мастер, и через три года куранты – по его инициативе – начают играть Августина. Продолжалось это до Московского пожара 1812 года, повредившего часовой механизм – как, впрочем, и многое другое в городе.
Вернемся, однако, к национальному символу Австрии, то есть, к собору Святого Стефана. Современный вид собор приобрел к 1511 году. Он не пострадал при бомбардировкахВторой мировой войны и выдержал первые дни Венской наступательной операции советских войск, начавшейся 2 апреля 1945 года. Однако 11 апреля 1945 года местные мародерыподожгли разграбленные лавки, и на следующий день пожар перекинулся на собор.
Святой Стефан был восстановлен трудом добровольцев — к декабрю 1948 года реставрировали кровлю над главным нефом, 23 апреля 1952 года (в день 689-летия собора) возобновились службы. В том же году собор обрел новую черепичную крышу с изображением национального герба и герба города Вены. И кстати о крыше: наклон кровли местами достигает 80° - благодаря чему снег (вообще-то не столь обильный в Вене) не задерживается и сползает вниз, а дождевая вода эффективно промывает черепицу.
Во времена правления династии Габсбургов ни одна церковь Австро-Венгрии не могла быть выше собора Святого Стефана. Впрочем, если меряться «по высоте», то Святой Стефан занимает лишь восьмое место в ряду христианских культовых сооружений мира, уступая и Ульмскому, и Кёльнскому, и Руанскому, и Страсбургскому соборам…
Дом 5 по Домгассе, что в двух шагах от Святого Стефана, связан с именем Моцарта, также национального символа Австрии. Это не просто одно из одиннадцати венских мест жительства великого композитора, но, по его утверждению, самое счастливое – именно здесь была написана «Женитьба Фигаро».
В Бурггартене, городском саду, в трех шагах от Венской оперы, - один из памятников Моцарту, и цветочная клумба перед ним имеет вид скрипичного ключа.
Думается, читатель уже подметил эти самые «в двух шагах», «в трех шагах». Так оно и есть: Вена – город не то, чтобы небольшой, а скорее, компактный. Готовясь к поездке, мы по обыкновению тщательно изучили не только карту (пусть даже это было и не первое наше посещение Вены), но и схему городского транспорта, а также систему оплаты проезда и стоимость проездных – в смысле, что целесообразнее покупать: недельный или, скажем, два трехдневных, и на какие именно дни нашего пребывания. Заметим: после нашего первого посещения Вены у нас сложилось впечатление, что тамошние расстояния – в основном для пешехода. Так оно и оказалось при дальнейшем и детальном рассмотрении. Какие там билеты, если от нашей гостиницы, скажем, четверть часа ходьбы до Оперы, и всё такое; самым отдаленным оказался Бельведер – но и туда мы дошли: сначала до Верхнего Бельведера (там, где картинная галерея и Климт) одним путем, а потом уже, выйдя из Нижнего Бельведера и пообедав, возвращались другим путем. Ну, отдыхая по дороге, естественно.
Жили мы в славной маленькой гостинице, откуда пять минут ходьбы до Музея истории искусств (он же Художественно-исторический музей, он же KHM) – это если пойти направо. А если пойти налево – то тут же оказываешься на одной из основных торговых улиц Вены, Марияхильфер. На ней два вполне универсальных магазина на пять этажей каждый и еще множество всяческих помельче – это не считая бесчисленных общепитовских точек. Мы, однако, в ходе первого же посещения одного из универмагов обнаружили в полуподвальном помещении (что называется, «этаж - 1»), наряду с продовольственным универсамом, также и питательную среду: пять прилавков, где можно было получить, естественно, венский шницель и далее, далее, по списку, вплоть до суши. Ну, японские изыски нас и в Вене не очень интересовали, а вот местный вариант эндемического шницеля был испробован и одобрен.
Собственно, шницель как таковой на протяжении всего дальнейшего пребывания и составлял основу нашего обеда (с классическим гарниром – картофельным салатом или отварным картофелем, посыпанным петрушкой) – разнясь, впрочем, в зависимости от места трапезы. Самое негативное впечатление, надобно заметить, произвел ресторанчик возле Бельведера: там мясо оказалось жестковатым, что вызывало трудности при его прожевывании, - пусть даже сервировка была с соблюдением всех правил, включая обуславливаемую классической рецептурой дольку лимона. Причем содрали за него 16 евро 90 центов – а вот на «нашей» Марияхильфер удовольствие стоило всего 6.90 и при этом буквально таяло во рту.
Не лишне добавить, что – вопреки неизвестно откуда взявшемуся заблуждению – классический венский шницель делается исключительно из телятины. То есть, в принципе сырьем может служить и курятина, и индейка, и даже свинина, – только повар обязан сделать оговорку в меню (скажем, «щницель венский свиной»); однако если он вздумает – без соответствующего уточнения, как бы по умолчанию – подать что-то иное, кроме телятины, то его ждут серьезные неприятности по службе.
Покончив с мясом, мы переходили к другому прилавку, самому длинному из пяти, оборудованному кофейными агрегатами, где на витрине красовались разнообразнейшие пирожные – не менее трех десятков видов, в основном, разумеется, венских рецептов. Кофе во всем городе стоит два с полтиной на круг, а пирожные – в пределах трешки. Кофе – меланж, классический венский вариант: эспрессо с добавлением подогретого и вспененного молока; восходит к 1890 году и традиционно подается на серебряном подносе, с неизменным стаканом воды. В местах попроще сейчас подносы, правда, мельхиоровые, но в целом традиция соблюдается.
Что же касается пирожных... Как известно, Вильям Васильевич Похлебкин относит к этой категории также и торты, разрезанные на небольшие, равных размеров, куски – прямоугольные или клиновидные. Так вот, поговорим о венских тортах. «Захер» - шоколадный бисквитный корж с одним или двумя слоями абрикосового конфитюра, покрытый сверху и по бокам шоколадной глазурью (ему вполне эквивалентна была «Прага», с любовью изготовленная в кондитерском цехе московского ресторана «Прага»). «Линц» – миндальный, с малиновым джемом (нечто подобное также можно было купить в кондиторской ресторана «Прага»). «Добош» - шесть бисквитных коржей, пропитанных шоколадным кремом, и сверху карамельная глазурь (любимый торт императрицы Австро-Венгрии Елизаветы, супруги Франца Иосифа I, незабвенной Сиси). «Эстерхази» — миндально-шоколадный торт (названный в честь венгерского дипломата Пала Антала Эстерхази, министра иностранных дел Венгрии во время революции 1848—1849 годов): пять коржей, выпеченных из взбитой белковой массы с добавлением миндаля, сливочного масла и муки и соединенных между собой сливочным кремом с добавлением коньяка; сверху толстый слой белой сахарной глазури... Впрочем, за витринным стеклом таились и другие виды кондитерского соблазна различных форм и содержания, включая самые разнообразные рулетики. Только вот беда: практически все наполнители белого цвета в венских кондитерских изделиях – это не взбитый белок (что отвечало бы нашему с женой вкусу), а взбитые сливки.
Честно говоря, у нас еще в процессе первого посещения Австрии сложились сложные отношения с венским сладким столом. При этом подчеркну: сладкое мы любим, в чем нас утвердили еврейские бабушки, с их пирогами и штруделями. Однако венские сладости оказались – при ближайшем рассмотрении и на наш вкус – слишком уж сладкими. Так, в частности, ринувшись в кафе «Захер», расположенное в правом крыле отеля «Захер» (что наискосок от Венской Оперы), мы заказали одноименный торт и к нему кофе – разумеется, по-венски. Ломти (ну, если честно – ломтики) торта были поданы с горой взбитых сливок, кофе также наполовину состоял из сливок. Полагая, что так оно и следует, мы истово принялись за дело и менее чем через полчаса расправились с заказом. Потом достаточно бодро вышли к Альбертине, в поисках новых приключений. И вдруг явственно ощутили снижение уровня бодрости, осознав безусловную правоту столь любимого мною Межирова: «не в сладости сладость». Короче говоря, на этом наши отношения со взбитыми сливками были прерваны – и вроде бы на всю оставшуюся жизнь.
Но оставим темы низменные, вернувшись к возвышенному. Как уже говорилось, от нашей гостиницы до Музея истории искусств было пять – ну, семь – минут ходьбы (пять минут – до его практически брата-близнеца, Музея естествознания). Оба музея, выдержанные в стиле итальянского Ренессанса и открытые в 1891 году, были построены по инициативе Франца Иосифа I. А ровно посредине между ними воздвигнут памятник Марии Терезии, эрцгерцогине Австрии. Царствование Марии Терезии — время Просвещения и активных реформ в стране. На монументальном памятнике Мария Терезия изображена в окружении четырех фигур, символизирующих мудрость, силу, сострадание и справедливость – добродетели, характеризовавшие долгие годы ее правления. Работа над памятником заняла 14 лет и была окончена весной 1888 года.
Напомним – ведь многое забывается со школьных времен, – что Мария Терезия была также матерью 16 детей. Иосиф II и Леопольд II, ее первый и третий сыновья, стали императорами; Мария-Антуанетта, ее пятнадцатый ребенок и одиннадцатая дочь, стала супругой Людовика XVI и королевой Франции; 16 октября 1793 года она, уже вдова Людовика Капета, была обезглавлена.
Итак, Музей истории искусств (известный миру по своей аббревиатуре KHM). Изобилие фондов делает затруднительным упорядоченный рассказ о богатствах Музея. Начнем произвольно – скажем, со старых мастеров Нидерландов.
Ян ван Эйк, «Портрет Никколо Альбергати», кардинала и папского легата, выполнявшего самые важные и тайные миссии Ватикана (картина, достойная кисти этого художника, однако, прямо скажем, не «Мадонна канцлера Ролена» и не «Портрет четы Арнольфини»). Рогир ван дер Вейден, «Распятие», казнь на Голгофе, на фоне как бы парящих в воздухе башен Небесного Иерусалима. Гертген тот Синт Янс, «Судьба праха Святого Иоанна Крестителя», часть несохранившегося триптиха, составлявшего в раскрытом виде около шести метров (что делает его самой масштабной работой художника); до нас дошла только правая створка. Ян Вермеер Дельфтский, «Мастерская художника», известная также как «Аллегория живописи», одна из последних работ Вермеера, очень высоко им ценимая – он не расставался с картиной до самой смерти. В начале XIX века полотно приобрел богемский граф Чернин, а в 1940 году, после Аншлюса, графское семейство продало картину немецкому художнику Шикльгруберу. После войны картина была найдена спрятанной в соляной шахте около Мюнхена и передана австрийскому правительству. Хуго ван дер Гус, «Грехопадение», с моим любимым изображением дьявола в виде симпатичной ящерки с человеческим лицом, небольшого росточка – Еве по плечо. И, разумеется, Иероним Босх – двусторонняя доска, судя по всему, левая створка несохранившегося триптиха, на одной стороне которой изображен ребенок с ходунками («Младенец Иисус с ходунками»), а на другой – «Несение креста» (принято считать, что фигура в красном одеянии и черном колпаке, на переднем плане, - автопортрет Босха). И всё. Конечно, не мадридский Прадо по репрезентативности, так ведь и не все монархи и вообще небедные коллекционеры относились к Босху с той же страстью, как отдельно взятые представители испанского королевского дома.
И вот не могу не сказать, что картины названных художников, выставленные в KHM, в массе своей трудно отнести к числу их основных шедевров. Невольно возникает ощущение, что тут австрийцы припоздали к дележу мирового пирога, и самые лакомые кусочки ушли в Лондон и Санкт-Петербург, Мадрид и Флоренцию. В чем Вена несомненно преуспела, так это в собирательстве работ Брейгеля Старшего (заметим, кстати, что в России Брейгеля нет вовсе). Это, в первую очередь, моя любимая картина «Охотники на снегу» и еще две работы из цикла «Двенадцать месяцев»: «Возвращение стада» и «Сумрачный день», а также «Вавилонская башня», «Путь на Голгофу», «Крестьянский танец», «Крестьянская свадьба»... Да, и, конечно же, «Битва Масленицы и Поста» - впрочем, тут остановимся, потому что трудно перечислить названия порядка трети всех известных нам полотен художника, приобретенных тщаниями эрцгерцога Рудольфа II, которому было очень по душе творчество Брейгеля.
Из числа других основоположников KHM следует назвать эрцгерцога Леопольда-Вильгельма, который купил 26 полотен Джорджоне и Тициана, а также коллекцию картин короля Карла I Стюарта, низложенного и казненного в ходе Английской революции XVII века. Итальянские мастера в музее представлены, кроме Джорджоне и Тициана, также работами Рафаэля, Беллини, Тинторетто, Веронезе, Караваджо...
В XVII веке австрийские правители активно покупали полотна фламандских художников – Рубенса, Ван Дейка, Снейдерса, Йорданса. Украшением экспозиции музея стал портрет второй жены Рубенса, Елены, известный как «Елена в мехах», или «Шубка».
Австрийская и испанская ветви Габсбургов укрепляли свой союз посредством браков, благодаря чему венское собрание обогащалось портретами испанских родственников – и при этом кисти Веласкеса, бывшего придворным мадридским художником. В их числе – один из шедевров великого испанца, «Портрет инфанты Маргариты-Терезы в голубом платье».
Достойное место в коллекции музея занимают маньеристы, чье творчество составляло как бы промежуточный этап между искусством Возрождения и барокко. Тут первым на ум приходит имя Джузеппе Арчимбольдо; портреты его кисти составлены из овощей и фруктов, цветов, рыб, книг, музыкальных инструментов и даже элементов кухонной утвари. В этой же манере выполнен и портрет покровителя Арчимбольдо – эрцгерцога Рудольфа II (глаза-вишни, щеки-яблоки, нос-груша, уши-кукурузные початки и так далее). Рудольфу II настолько понравилась эта работа, что он сделал художника пфальцграфом. В KHM представлены такие картины Арчимбольдо, как «Лето» (овощи, фрукты, ягоды, злаки), «Зима» (дерево с облетевшими листьями, побитое морозом), «Огонь» (языки пламени, огнестрельное оружие), «Вода» (рыбы, ракообразные, моллюски).
К школе маньеристов принадлежал также итальянский скульптор и ювелир Бенвенуто Челлини, чья «Солонка Франциска I» была похищена из KHM в 2003 году – по дерзости это ограбление напоминало сюжет достопамятного фильма «Как украсть миллион» с Одри Хепберн и Питером О'Тулом – разве что жизнь оказалась богаче киновымысла. Охрана не среагировала на сигнал тревоги, сочтя его ложным, и пропажа была обнаружена только утром, когда в выставочный зал пришли уборщики (заметим при этом, что шедевр Челлини оценивался не в один миллион, как статуэтка бабушки Одри Хепберн, а в шестьдесят!). Похититель и не собирался продавать свою добычу, а упрятал ее в свинцовую коробочку и закопал подальше от людских глаз в Венском лесу (вот уж поистине Сказки Венского леса), где она и была во благовремении обнаружена полицией. Особая значимость солонки Челлини еще и в том, что это был один из первых экспонатов, приобретенных эрцгерцогом Фердинандом II еще в XVIстолетии и составивших основу коллекции-прародительницы KHM.
В музей такой наполненности отправляешься к открытию, и не уходишь, пока хватает сил. А это значит: нагрузка эмоциональная – которую количественно вряд ли оценишь, плюс нагрузка физическая, пять, а то и шесть часов на ногах. Потому очень важно, чтобы в залах были удобные диваны, на которых можно посидеть – и не просто переводя дух, а с толком и со смыслом, вглядываясь в любимую картину (для этого необходимо заранее составить основной список картин, не увидив которые, глупо уходить). И еще желательно разделить планируемую встречу с прекрасным на две не совсем равные части – скажем три с половиной часа до обеда и два с половиной – после. И обед как таковой, он же отдых, примерно на час. Не везде такое представляется возможным. К примеру, в соседнем Музее естествознани дают только кофе с пирожными и пиво, причем в стандартном буфетном режиме: быстро взял, быстро выпил, быстро ушел. Аналогичная ситуация и в том же Бельведере. А здесь: столики на двоих, неспешный официант, вдумчивое меню. Словом, обедать так обедать. Мы и заказали, по обстановке: венский суп-пюре и сосиски, которые нам представляются типично венскими – такие, знаете ли, светлые, тоненькие и длинные. К ним были поданы три розеточки с горчицей баварской, горчицей дижонской и тертым на мелкой терке хреном – каждая из приправ, что называется, «вырви глаз», причем до такой степени, что жена, лизнув хрен, сразу же отдала его мне, а за ним последовала и дижонская горчица. А я – ничего, употребил, в двойном, стало быть, количестве (правда, поделившись с ней своей баварской горчицей).
Музей естествознания изначально был задуман как пристанище огромного количества природных экспонатов, собиравшихся любознательными представителями династии Габсбургов. Основой послужила приобретенная в середине XVIII века императором Францем I Стефаном (мужем Марии Терезии) обширная коллекция, насчитывавшая около 30 тысяч единиц хранения, включая редкие виды кораллов, раковин, минералов и ценных камней. В музейную экспозицию входят также скелеты динозавров и чучела животных, населявших и населяющих планету Земля.
Почетное место в Музее занимает Венера Виллендорфская – одна из самых известных в мире женских фигурок времен палеолита, найденная в Австрии близ местечка Виллендорф в 1908 году. Статуэтка высотой 11 см вырезана из известняка и подкрашена красной охрой; время ее появления на свет оценивается как примерно 24-22 тысячелетие до нашей эры.
Посещение музеев мы отложили, разумеется, до ненастной погоды, а поскольку первые дни нашего пребывания были ясными и не очень жаркими, то мы двинулись заранее намеченными и тщательно разработанными пешими маршутами. Начали, как уже отмечалось выше, с рекомендованного Н. А. Некрасовым собора Святого Стефана и окрестностей. В число окрестностей входит Греческая улица, которую в XVIII веке облюбовали для жительства греческие негоцианты и где находится уже упомянутая Греческая пивная, теснейшим образом связанная с «милым Августином».
Здесь же находится и улица Прекрасного фонаря (Шёнлатернгассе), где в колодце возле дома № 7, в средние века, поселился василиск. Напомним, что василиск, согласно традиции, имеет вид существа с головой петуха, телом и лапами лягушки и хвостом змеи; он рождается из яйца, снесенного петухом и высиженного жабой. По утверждению Плиния Старшего, василиск способен убивать не только ядом, но и дыханием, от которого трескаются скалы и сохнет вся растительность. Всякий увидевший его мгновенно обращается в камень. Жил в том доме булочник с красавицей-дочерью, в которую был влюблен его подмастерье. Зная о безудержном любопытстве своей избранницы, которую было бы невозможно удержать от соблазна взглянуть на чудовище хоть одним глазком, парень приволок большое серебряное зеркало и приставил его к колодцу. Василиск, не менее любопытный, чем дочь булочника, взглянул в зеркало – и, естественно, окаменел...
Да, кстати: в доме № 7 – в более позднее время, разумеется, – жил композитор Роберт Шуман.
История василиска на стене соседнего дома; если приглядеться, то видно, что в антивасилисковом зеркале отражается фотограф, он же автор этих строк
Здесь же, в историческом центре Вены, сформировался Еврейский квартал, где евреи начали селиться еще в XII веке – о чем убедительно свидетельствует наличие на сегодняшней карте города Еврейской площади (Judenplatz). Жили евреи по-всякому. В 20-е годы XV века герцог Альберт V издал указ (опередив тем самым испанских и португальских монархов), требовавший от евреев перейти в христианство либо же покинуть страну; при этом детей до 15 лет крестили насильно. Императрица Мария Терезия ненавидела евреев и называла их «самой страшной напастью»; при ней численность венской общины сократилась до 500 человек. Совсем иная ситуация сложилась при Франце Иосифе I: евреи получили возможность заниматься любым видом деятельности и даже делать военную карьеру (речь идет о концеXIX-начале XX века).
А рядом с Еврейской площадью – старейшая площадь города Хохермаркт (Верхний рынок). Здесь к полудню обычно собирается большая толпа туристов, чтобы посмотреть на Анкерные часы (работа над которыми была завершена в 1914 году). Каждый час на этих часах появляется одна из исторических фигур, оказавших немалое влияние на жизнь страны и ее столицы, а в полдень, на протяжении четверти часа, совершают променад все двенадцать персонажей, каждый под музыку своего времени. Это и Марк Аврелий, и Карл Великий, и принц Евгений Савойский, и императрица Мария Терезия, и поэт-миннезингер Вальтер фон дер Фогельвейде, и композитор Йозеф Гайдн...
Среди двенадцати фигур на Анкерных часах нет императора Франца Иосифа I, который, хотя и правил Австро-Венгрией 68 лет – срок, достойный Книги рекордов Гиннесса, но при этом был не очень удачлив в делах государственных, как, впрочем, и в личной жизни. Правда, что касается государственной деятельности, то мнения историков на этот счет расходятся: одни признают, что он немало сделал для расцвета империи, другие же придерживаются иной точки зрения, памятной нам по соответствующим высказываниям Швейка и его единомышленников – возможно, неспроста верноподданый чешский народ наградил Франца Иосифа весьма непочтительным титулом Старик Прогулкин.
Что же касается личной жизни императора, то обратимся к историческим фактам. Его младший брат, Фердинанд Максимилиан Иосиф фон Габсбург, ставший волей судеб императором Мексики, за океаном не чувствовал себя счастливым, постоянно предаваясь невеселым мыслям (как там, у Бродского: «и думает, что делает братан // (и тоже император) Франц-Иосиф»). В 1867 году Максимилиан был расстрелян восставшими мексиканскими республиканцами.
О судьбе единственного сына и наследника Франца Иосифа, кронпринца Рудольфа, существуют две версии: по одной из них он застрелился в 1889 году в замке Майерлинг, убив перед тем свою возлюбленную баронессу Марию Вечера, а по другой стал жертвой тщательно спланированного политического убийства, организаторы которого имитировали самоубийство единственного прямого наследника престола.
После странной гибели Рудольфа наследником престола стал племянник императора Франц Фердинанд. В 1914 году новый престолонаследник погиб вместе с женой в Сараеве от рук сербского террориста Гаврилы Принципа (о чем сообщается в первых же строках бессмертной книги Гашека: «Убили, значит, Фердинанда-то нашего, – сказала Швейку его служанка».)
В 1835 году, когда Францу Иосифу было 23 года (из которых он уже пять лет правил Австрийской империей), на его жизнь покушался венгерский националист. В ознаменование чудесного спасения императора в Вене было начато строительство Вотивкирхе (она же Обетная церковь), средства на сооружение которой пожертвовали 300 тысяч австрийских подданных; церковь, возведенная в неоготическом стиле, при высоте 99 метров становится второй среди венских церквей, уступая лишь Собору Св. Стефана.
В 1854 году Франц Иосиф вступает в брак с красавицей Елизаветой Баварской; в 1898 году императрица Елизавета (Сиси, как ласково-фамильярно именовали ее подданные) погибает на берегу Женевского озера от рук итальянского анархиста Луиджи Лукени (и об этом с присущим ему простодушием упоминает Швейк: «жену Елизавету у него проткнули напильником» - действительно, орудием убийства стал заточенный трехгранный напильник). Лукени приговорили к пожизненному заключению; в 1910 году он – согласно официальной версии – повесился в своей камере.
С его именем связано самое, пожалуй, неприятное музейное учреждение города – Музей патологоанатомии, известный венцам под многозначительным названием «Башня сумасшедших». Музей этот – для людей со стальными нервами: здесь экспонируются препарированные черепа, заспиртованные человеческие органы и различные наглядные примеры ужасающих последствий венерических заболеваний. Так вот: самым ценным экспонатом музея принято считать особым образом сохраняемую голову Лукени. Сами понимаете, в этот музей мы не пошли – да и не собирались. Здоровья и так нет. Хотя вообще-то Башня сумасшедших – не более четверти часа ходьбы от Вотивкирхе, по карте налево.
Мы же отправились по карте вниз, в сторону центра, и через означенные пятнадцать минут оказались в виду Новой ратуши. Собственно, не такая уж она новая – здание построено в 1872—1883 гг. К середине XIX в. многочисленные венские пригороды вошли в состав города, его площадь и население значительно увеличились, и здание Старой ратуши на улице Випплингерштрассе перестало удовлетворять городским нуждам. Фасад Новой ратуши представляет собой великолепный образец неоготического стиля. Башня высотой 105 м, выполненная в традициях фламандских готических ратуш, должна была символизировать средневековые городские свободы. На вершине башни установлена скульптура стража ратуши высотой 3,5 м в доспехах, которые представляют собой копию парадных доспехов императора Максимилиана I, одного из создателей многонациональной державы Габсбургов.
И кстати о Випплингерштрассе, местонахождении старой ратуши: там красуется самая известная в городе фигура Трубочиста; надобно сказать, что трубочист в Австрии с давних пор считается талисманом, приносящим радость и благополучие; встретить трубочиста на улице – к счастью.
Продолжив наше движение в сторону центра Вены, мы вышли к зданию австрийского парламента, построенному в 1874-1883 гг. в стиле неогрек (для сравнения вспомним самую известную московскую постройку в этом стиле – Музей имени Пушкина). В здании более 100 помещений; здесь, в частности, проходят заседания Национального Совета и Федерального Совета Австрии, а также проводятся важные государственные церемонии, самая значительная из которых – принятие присяги президента Австрийской Республики.
От здания парламента рукой подать до Хофбурга – зимней резиденции австрийских Габсбургов и основного местопребывания императорского двора в Вене. В настоящее время здесь официальная резиденция президента Австрии. Хофбург представляет собой грандиозный архитектурный ансамбль, объединяющий 18 строений и 19 дворцов, возведенных в разное время и выдержанных в различных архитектурных стилях, среди которых готика, ренессанс, барокко, бидермайер, историзм. Самое древнее здание – это готическая капелла XV века; сейчас там выступает Венский хор мальчиков, а в XIX веке давал концерты придворный императорский оркестр под руководством Антонио Сальери. Современный облик дворец Хофбург обрел после реконструкции, проведенной во время правления императора Франца Иосифа I. Туристы могут посетить императорскую сокровищницу, а также императорские апартаменты – жилые и служебные помещения императора Франца Иосифа и покои его жены Елизаветы. Неизменно привлекает внимание туристов также Испанский манеж, дом венской школы верховой езды, существующей порядка четырех с половиной веков; знатоки утверждают, что эти представления конного балета по своей популярности сопоставимы со спектаклями Венской оперы.
Еще один императорский дворец Вены – Шёнбрунн, который относится к числу наиболее значительных проектов основоположника габсбургского барокко Иоганна Бернхарда Фишера фон Эрлаха (строительство осуществлялось в 1696-1713 гг.). Это основная летняя резиденция австрийских Габсбургов, один из наиболее красивых дворцово-парковых ансамблей Европы, включенный в список объектов всемирного наследия ЮНЕСКО. Находящийся на территории комплекса Шёнбруннский зоопарк – самый старый в мире.
Вершиной творчества Эрлаха считается церковь Карлскирхе в Вене, сочетающая элементы различных стилей, характерные для многих эпох: древнегреческий портик, древнеримские колонны, наподобие траяновой, два павильона в духе барокко и большой купол, напоминающий купол Собора Святого Петра.
Здесь, в Карлскирхе, венчался Густав Малер, взявший в жены одну из первых столичных красавиц, Альму Шиндлер, к которой – кстати – в свое время сватался Климт. Всё и все связаны в этом городе невидимыми нитями – да ещё как! Ведь потом у Альмы, уже вдовы Малера, был бурный роман с Оскаром Кокошкой, одним из столпов австрийскогоэкспрессионизма – поищите, что называется, для полноты картины, в Гугле или в Вики, его «Невесту ветра», она же Die Windsbraut, она же The Bride of the Wind.
Да, так вы спросите: что значит, венчался? Ведь Малер – еврей! Именно эту фразу, кстати, сказал и император Франц Иосиф, когда ему представили на подпись указ о назначении Малера директором Венской придворной оперы. И, получив ответ – что, дескать, прежде чем подать прошение на этот пост, Малер крестился, – император задумчиво так заметил: «Знаете, а он мне больше нравился евреем». Забавная байка, пусть даже так оно и было в действительности.
В Вене имеется еще один дворцовый комплекс – Бельведер. Это выдержанная в стиле барокко летняя резиденция одного из самых видных полководцев своего времени принца Евгения Савойского. Основные даты проекта:
1716 г. – построен Нижний Бельведер
1722 г. – построен Верхний Бельведер
1803 г. – началась закладка Сада
После смерти принца Бельведер выкупила Мария Терезия.
Не знаю, как определяли понятия «верх» и «низ» заказчик и архитектор, но на карте Вены Нижний Бельведер (там, где жилые покои Евгения Савойского) находится ближе к центру города и, соответственно, с первого взгляда кажется расположенным выше, чем Верхний Бельведер (там, где картинная галерея и самая полная коллекция работ Климта).
Австрийская галерея Бельведер была открыта в 1903 г., и она, разумеется, уступает Музею истории искусств по масштабности. В ее фондах имеются работы художников от Средневековья и барокко до XXI века, но главное внимание при формировании экспозиции уделялось австрийским художникам эпохи Fin de siècle (1890-1910 гг.). Это, в первую очередь, Густав Климт, Оскар Кокошка, Эгон Шиле. Работы Климта составляют основу фонда («Поцелуй», «Юдифь с головой Олоферна», «Адам и Ева»). До 2000 г. в коллекции Австрийской галереи числились 33 работы Климта, однако не все, как выяснилось впоследствии, на законных основаниях. После ряда продолжительных судебных процессов Галерея была вынуждена вернуть законным наследникам первых обладателей картин Климта десять работ, из которых главная – это «Золотая Адель», первый из двух портретов Адели Блох Бауэр. Выигравшая процесс наследница семейного состояния Мария Альтман в 2006 году продала картину Новой галерее (Нью-Йорк).
Из Бельведера открывается прекрасный вид на Вену, привлекавший внимание многих художников – в том числе Бернардо Беллотто, ученика и племянника Каналетто (известного в истории искусств под тем же прозвищем). Оба они были мастерами академических городских пейзажей, только дядя преимущественно работал в родной Венеции, тогда как племянник предпочитал виды Дрездена, Вены и Варшавы. В венском Музее истории искусств выставлена картина Каналетто-племянника, которая так и называется «Вид на Вену из Бельведера».
Вену называют городом вальса; основоположниками венского вальса считаются Йозеф Ланнер и Иоганн Штраус-отец, родоначальник музыкальной династии Штраусов, создавший образ скрипача-солиста, дирижирующего оркестром. Дело отца продолжили его сыновья – Иоганн, Йозеф и Эдуард, причем Эдуард считался лучшим интерпретатором произведений своего отца и братьев; к тому же он был настоящим красавчиком и поэтому очень нравился публике.
Однако под именем «Короля вальсов» в историю вошел Иоганн Штраус-сын, написавший 168 вальсов (в их числе – «На прекрасном голубом Дунае», «Сказки Венского леса», «Весенние голоса»), 117 полек, 73 кадрили, 43 марша, 31 мазурку, 15 оперетт (среди них «Летучая мышь» и «Цыганский барон»), комическую оперу и балет. Один из вальсов Короля называется «Вино, женщины и песни» - этими словами можно кратко и вместе с тем исчерпывающе охарактеризовать творческое наследие Иоганна Штрауса-сына. Уместно вспомнить, что его музыка восхищала самых разных композиторов, от Оффенбаха до Вагнера и от Легара до Чайковского.
Есть венский вальс, а есть венский модерн, он же венский сецессион – от имени объединения венских художников эпохи fin de siècle (означающей по-французски «конец века», а в России более известной как «Серебряный век»). Сецессион происходит от латинского secessio («отделение», «обособление») и означает разрыв группы художников-единомышленников с эстетическими принципами своих предшественников, полагаемыми ими несовременными или устаревшими. Основано объединение Венский сецессион (WienerSecession или Sezession) было в апреле 1897 года группой художников во главе с Густавом Климтом.
Разговор, однако, следует начать с Отто Коломана Вагнера (1841-1918) – австрийского архитектора, классика стиля модерн. Он застал рождение модерна, уже будучи известным, коммерчески успешным мастером. Венский сецессион основали его ученики, тогда как сам Вагнер формально присоединился к движению только в 1899 году.
В 1894 году городские власти привлекают Вагнера к планировке венского штадтбана (городской железной дороги), и с тех пор он уделяет основное внимание масштабным градостроительным проектам. Правда, не все его начинания реализуются в полной мере – так, идея реконструкции южных районов Вены (от Рингштрассе до реки Вена на юге и до Шенбрунна на западе) осуществляется лишь частично: построены только два дома по набережной реки Вена – строго говоря, на бывшей набережной, поскольку река к этому времени уже убрана в искусственное подземное русло, – и спланирован рынок Нашмаркт. Более успешным стал другой значительный проект Вагнера – архитектурная часть городской железной дороги, и эти сооружения сохраняются по сей день. Наибольшей известностью пользуются два павильона на площади Карлсплац.
В 1898 году Йозеф Мария Ольбрих, ученик Отто Вагнера, построил на специально выделенном городскими властями участке, неподалеку от площади Карлсплац и рынка Нашмаркт, выставочный павильон, украшенный большим куполом с изображением позолоченных лавровых листьев (венцы немедленно поименовали его «Золотой качан»). Здание стало постоянным местом проведения выставок объединения Венский сецессион (первая выставка состоялась в 1898 году).
Ближе к концу нашей напряженной программы мы позволили себе расслабиться на денек. Куда? В Шенбрунн? Уже бывали. По Дунаю на кораблике? Плавали. В парк Пратер? Ради колеса обозрения, пусть даже старинного, существующего с 1897 года? Решили – в Баден. Это недалеко, 26 километров к югу от Вены; садишься у самого здания Венской оперы в бело-голубой трамвай с табличкой BADEN и во благовремении прибываешь на конечную, откуда меньше десяти минут ходьбы до самого центра этого курортного городка. Он зачастую именуется «Баден близ Вены» – название хотя и не официальное, но помогает отличать город от других со сходным именем (к примеру, тот же Баден-Баден). Его горячие серные источники были известны еще древним римлянам. Сегодня в городе функционирует пятнадцать городских купален, круглогодично открытых к услугам страждущих. Температура воды от 22°C до 36°C; ее основной лечебный элемент (если кому интересно) сульфат кальция.
Попав сюда, окунаешься в мирную курортную среду – даже не прошлого, а позапрошлого века. Вместе с тем, однако, Баден может похвастаться самым большим в центральной Европе казино; его открытие в 1934 году сделало город в высшей степени притягательным спа-курортом Австрии – лишнее свидетельство того, что на теплые и кислые воды ездят не столько лечиться, сколько играть в азартные игры.
В городском парке Бадена – извилистые дорожки для прогулок, удобные скамьи для отдыха, цветочные клумбы, призванные радовать глаз, и фонтан «Ундина», чтобы отдыхающие могли пощекотать себе нервы. Ундины – духи воды, подобные русалкам (точно также, как саламандры – духи огня, сильфы – духи воздуха и гномы – духи подземного мира). С виду они – прекрасные девушки, причем рыбий хвост отнюдь не является их обязательным аттрибутом. Но следует помнить, что из ундин была и Лорелея – так что общение с ними может быть смертельно опасным (на это указывали и классики мировой литературы: «В ее чудесном пенье // Тревога затаена» - Генрих Гейне в переводе Александра Блока).
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 2(71) февраль 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer2/Gopman1.php
