Кэти Фолд могла быть спокойна: у ее мужа не было времени ей изменять.
— Дик знает, как делать деньги даже из воздуха, — вполне серьезно говорила она приятельницам.
И судя по тому, как Фолды жили, это удавалось ему совсем неплохо. Конечно, он не родился генеральным директором банка Lehman Brothers, зато стал им в довольно молодом возрасте. Хотя его родители были владельцами небольшой текстильной фабрики в окрестностях Нью-Йорка, они почему-то отправили своего отпрыска получать образование в далекий штат Колорадо. Скорее всего, это говорит о низкой успеваемости будущего банкира в школе.
Похоже, он и в университете как-то мыкался поначалу, иначе как объяснить его поступление на спецкурс подготовки офицеров-резервистов. Там-то он впервые и проявил характер. Строевое обучение — это не лекция профессора, а плац — не тихая аудитория. Однажды утром выстроившихся в шеренгу бедолаг-резервистов обходил строевой офицер.
— Резервист Фолд, у вас не вычищены ботинки!
— Сэр, никак нет, сэр! — возразил не приученный к подчинению резервист.
Недолго думая, офицер водрузил свой сапог на ботинок Дика. Когда Фолд вернулся в строй с заново начищенными ботинками, офицер проделал то же самое еще раз. Сглотнув унижение, незадачливый резервист уже было отправился на повторную чистку обуви, но тут увидел, что его мучитель принялся за невысокого паренька в очках. На этом неглубокая чаша терпения Фолда переполнилась:
— Ну ты, козел, оставь очкарика в покое! Если тебе охота постебаться, выбери парня хотя бы подходящей комплекции! — довольно неуважительно крикнул Дик старшему по чину.
Последовавшее объяснение быстро дошло до более сильных выражений и обмена ударами.
Такой запал в армии не проходит безнаказанно. Резервист Ричард Фолд был отчислен. Оскорбленный неуважительным отношением, Дик попытался доказать свою правоту.
— Но вы даже не удосужились выслушать мое объяснение, — с возмущением обратился он к командиру части.
— А у вас его и нет, Фолд. Есть только то, что вы вступили в пререкания, а потом и в драку с вышестоящим по званию. Армия в таких не нуждается.
Может, это было и к лучшему. Ему таки пришлось закончить университет, но почему-то родители не поспешили принять сына в семейный бизнес, а пристроили бегать по поручениям в небольшую трейдерскую компанию, филиал банка Lehman Brothers, находящуюся все в том же Колорадо.
Переполненный торговый зал встретил Дика криками вперемешку с руганью, запахом табака и пота. Никогда еще в жизни он не чувствовал такое сосредоточение человеческой энергии в одном месте, не видел такого количества людей, охваченных одним порывом страсти, и эта страсть захватила его сразу и навсегда. Наконец-то Фолд понял, что попал туда, где должен быть.
Довольно скоро он и сам оказался за столом трейдера. С этого началась сорокалетняя карьера одного из самых блистательных финансистов Уолл-стрит. Конечно, не обошлось и без везения.
Это было время, когда Lehman Brothers решил заняться собственным трейдингом и искал молодых энергичных сотрудников. Способность Фолда интуитивно чувствовать моменты для покупки или продажи ценных бумаг обратила на себя внимание. Его взяли на работу в Нью-Йорк, на Уолл-стрит.
В громадном торговом зале Lehman Brothers, скорее напоминающем Лас-Вегас, чем чинное отделение банковских служащих, Фолд развернулся вовсю. Вскоре выяснилось, что за сосредоточенной угрюмостью невысокого, но плотно сложенного молодого человека с накаченной мускулатурой скрывается взрывной темперамент. В ту пору большая часть его рабочего времени уходила на неотрывное отслеживание показателей на экране монитора. Любое изменение чисел требовало мгновенного анализа и принятия решения. С опытом к его блестящей интуиции добавилось умение тщательно продумывать ходы в биржевой игре. И игра эта была агрессивной. Обстановка «Убей, а не то убьют тебя» царила на торгах в Lehman Brothers. Дик Фолд всегда успевал «убить» первым, причем ему было безразлично, кого сметать с пути, если этот кто-то мешал.
Как-то раз, еще будучи младшим трейдером, он подскочил к своему менеджеру за подписью на утверждение выгодной сделки. Тот сидел за столом, покрытым всевозможными бумагами, и разговаривал по телефону. Увидев Фолда, в нетерпении нависшего над ним, он взорвался:
— Если ты думаешь, что ты здесь один такой умный и тебе не надо ждать своей очереди, то ты сильно ошибаешься. Я подпишу твой трейдинг только тогда, когда на моем столе не останется ни одной гребаной бумажки. Понял? Теперь иди.
— Отлично! — нисколько не смутился Дик и, одним движением руки смахнув все бумаги со стола, положил туда свою.
Конечно, при таких качествах Фолда его быстрое продвижение по карьерной лестнице никого не удивляло. Позднее подчиненные назовут его Гориллой Уолл-стрит, и, как ни странно, это прозвище будет ему очень импонировать. Уже став генеральным директором Lehman Brothers, Ричард Северин Фолд поставит в своем кабинете чучело гориллы, где оно простоит много лет, пока не затеряется после событий Одиннадцатого сентября[1].
Но одного стремления смести все препятствия мало, чтобы возглавлять такой банк, как Lehman Brothers, а Фолд проработал на посту CEO[2] дольше, чем кто-либо на Уолл-стрит. Только высокий профессионализм позволил ему провести этот гигантский корабль через рифы азиатского финансового кризиса 1997 года и российского дефолта 1998-го. Несмотря на все рыночные катаклизмы, прибыль банка продолжала расти из года в год. «Пока я жив, Lehman Brothers не будет продан», — заявил Фолд в одном из интервью. И как в воду смотрел…
Голос Полсона[3] прерывался в телефонной трубке, но Дик расслышал главное: «Bear Stearns[4] будет продан или объявит о банкротстве в понедельник. Советую срочно возвращаться».
Еще только увидев имя Полсона, высветившееся на дисплее мобильника, Фолд понял, что произошло что-то чрезвычайно важное: министры финансов не имеют обыкновения звонить по пустякам, да еще из Вашингтона в Дели. Путешествие в Индию Кэти планировала много лет, и Фолду не хотелось ее расстраивать, но вернуться-таки им придется, и как можно скорее. Мгновенно перебрав все возможные ходы, он обратился к Полсону с просьбой:
— Слушай, Хэнк, ты не мог бы помочь достать разрешение на пролет моего самолета над Россией? Это бы чертовски сократило время.
— Я и себе-то не могу достать такое разрешение, — усмехнулся тот.
Еще совсем недавно они были чуть ли не главными конкурентами на Уолл-стрит, а значит, заядлыми врагами[5], но ситуация изменилась после того, как Полсон ушел из Goldman Sachs и возглавил казначейство США. В этой должности ему пришлось забыть все личные неприязни и наладить связь с бывшими конкурентами. Возможный обвал финансового рынка требовал от него немедленных решений. Закончив разговор с Фолдом, Полсон связался с командой своих помощников:
— Значит, так, ребята, мы должны приготовиться к падению Lehman Brothers. — Потом помолчал и добавил: — Merrill Lynch может быть следующим… Morgan Stanley.
И после самой длинной паузы, которую ему приходилось держать в жизни, с тяжелым вздохом выговорил:
— Не будем исключать из списка и Goldman Sachs.
С Bear Stearns все было уже и так решено.
Не зная точной ситуации на родине, Фолд набрал номер единственного человека, которому доверял как себе, — Джо Грегори. Они проработали вместе почти тридцать лет, начав с простых трейдеров и дойдя до высших постов в руководстве банка, ставшего для них родным.
— Ты мне можешь сказать, что там происходит с Bear Stearns?
— Истекает кровью. Пока тебя не было, их акции упали на двадцать пять процентов. Но главное не это, Дик. Думаю, их кто-то топит. Знаешь, у меня там есть пара своих людей. Так вот, они в один голос говорят, что ни с того ни с сего где-то недели две назад фирмы, сотрудничавшие с ними годами, вдруг стали интересоваться их ликвидностью[6]: мол, так и так, достаточно ли у банка наличных денег для покрытия своих обязательств? А самое интересное произошло во вторник, 11 марта, как раз в тот день, когда вы с Кэти улетели в Индию. Загадочный «кто-то» пустил слух, что акции банка упадут в два раза через девять дней. Тогда это всем показалось чистым безумием, но только 12 марта цена таки начала валиться. Теперь уже никто не думает об этом загадочном «ком-то» как о безумце. Скорее, это какая-то отъявленная сволочь. Ты же понимаешь, что за всем этим последует.
Еще бы Фолд не понимал! Вариантов тут особых не было: клиенты начнут, если уже не начали, спешно забирать вклады и закрывать счета, банк разорится, паника охватит биржу.
— И что, много они потеряли?
— Только один хедж-фонд закрыл счет на двадцать пять миллиардов долларов. Других данных у меня пока нет.
Не услышав реакции шефа на последнюю фразу, Грегори продолжал:
— Я тебе больше скажу, они, конечно, пытались сделать что могли: выпустили пресс-релиз с заверениями о своей платежеспособности и просьбой не верить слухам, только это была как та самая соломинка для утопающего, потому что пока они выступали с заверениями, им отказали в последнем: не дали кредита, который помог бы им продержаться. Не спрашивай меня, кто отказал, я и сам не знаю, но знаю, что Goldman Sachs срочно уведомил своих клиентов о том, что прекратил все сделки с Bear Stearns. Думаю, это их и добило.
Теперь замолчал Грегори, выпалив всю информацию и дав Фолду перевести дух.
— А где Шварц?[7] — наконец сказал тот. — Может, мне стоит с ним связаться? Ну, знаешь, на предмет покупки.
— Я бы не стал с этим торопиться. Лучше подумай, как тебе быстрее добраться домой.
Это был самый мучительный перелет в жизни Фолда. Его самолету понадобилось двадцать часов и две остановки на заправку, чтобы долететь из Дели до Нью-Йорка. И все это время Фолд не находил ни минуты покоя.
После звонка шефа не спал и Грегори, хотя на Восточном побережье Америки царила глубокая ночь. Одна мысль не давала им покоя: кто и зачем завалил Bear Stearns?
Оба прекрасно знали, что слухи, вовремя пущенные в ход, могут сыграть решающую роль на бирже. Еще неделю назад ничто не предвещало такого стремительного падения одного из их конкурентов, но именно эта непредсказуемость и вызывала озабоченность. А что, если кто-то из крупных игроков, играющих на понижение, запустит слух о том, что и у Lehman Brothers не хватает ликвидности? Малейшее сомнение инвесторов приведет к стремительному оттоку вкладов. С другой стороны, что это за банк, если его могут завалить простые слухи? Нет, одних слухов тут недостаточно, тут должно быть что-то еще. И, конечно, оба знали, что это что-то имеет вполне определенное название — токсичные активы[8]. Но и Фолду, и Грегори казалось, что ипотечный кризис уже позади и цены на недвижимость не сегодня-завтра снова поднимутся. Вроде бы Bear Stearns смог справиться с убытками и нарастил капитал, позволяющий остаться в бизнесе. И вот на тебе…
Кэти Фолд с тревогой прислушивалась к разговорам мужа по бортовому телефону. Зная его темперамент, она ожидала взрыва эмоций, но мрачное молчание Фолда после того, как он простился с Грегори, ее напугало.
— Дик, неужели все так серьезно?
— Они завалили «Медведя»[9], — с трудом оторвался от своих мыслей Фолд. — Если им это так легко удалось с пятым по величине банком Уолл-стрит… Мы можем быть следующими.
— Да кому это могло понадобиться?
— Шортисты![10] Джо говорит, что это дело их рук. Гребаные стервятники! Я бы передушил их всех собственными руками! — Фолд подскочил с кресла и взволнованно заходил взад-вперед по салону самолета.
Хотя Кэти не очень-то разбиралась в тонкостях биржевой игры, она знала, что шортисты играют на понижение, и это не какие-нибудь скромные инвесторы, а крупные хедж-фонды, владеющие сотнями миллионов долларов. Они продают взятые в долг у брокеров акции, ставя на то, что цена на них пойдет вниз. Долг возвращается акциями, купленными уже по новой, заниженной цене. Знала Кэти и то, что понизить стоимость акции не составляет особого труда тем, кто в этом серьезно заинтересован. Достаточно пустить слух об убытках компании еще до того, как опубликованы официальные отчеты. Правда, распространение таких слухов считается уголовным преступлением, но пока виновники будут найдены и наказаны, ущерб может быть уже нанесен.
— Тебе не кажется, дорогой, что в данном случае они несколько перестарались? Я не понимаю, кто может быть серьезно заинтересован в падении такого крупного банка.
— Я и сам знаю не больше тебя. Обстановка прояснится уже в Нью-Йорке, — попытался успокоить то ли жену, то ли самого себя Фолд.
Конечно же, он знал гораздо больше того, что знала Кэти, но не хотел посвящать ее в свои тревоги.
Джо Грегори позвонил ему за полчаса до посадки самолета.
— JPMorgan[11] покупает Bear Stearns.
— Сколько они дают?
— Два гребаных доллара за акцию. Это при том, что день назад цена за штуку была тридцать долларов. Конечно, тут не обошлось без Полсона. Никто, кроме него, не смог бы продавить такую сделку. Интересно, сколько он обещал Даймону[12] за покупку этого пепелища. Я еще не знаю всех подробностей. Ну, что ты молчишь, Дик? Это все же спасение для Bear…
— Я не дам им сожрать Lehman, — угрюмо отозвался Фолд.
Огни Манхэттена не гаснут всю ночь. Улицы Мидтауна были освещены, но безлюдны, когда белый лимузин с тонированными стеклами подъехал к главному входу штаб-квартиры Lehman Brothers на Таймс-сквер. Гигантская коробка из зеркального стекла и бетона, приобретенная за семьсот миллионов долларов у Morgan Stanley, была предметом особой гордости Фолда. Ему казалось, что устремленный ввысь фасад тридцатидвухэтажного небоскреба с бегущей строкой по периметру как нельзя лучше отражает незыблемое величие его любимого детища.
Охрана здания, привыкшая к появлению босса в любое время суток, услужливо распахнула перед ним входную дверь. Торопливо поздоровавшись, Фолд прошел к скоростному лифту. Уже через несколько минут он был на тридцать первом этаже, где размещались офисы руководства банка и куда не допускались простые служащие, прозвавшие это место «Клубом 31-го». Сейчас здесь было пусто. Все так же торопливо, даже не сняв пальто, Фолд включил на своем столе терминал с последними фондовыми сводками. В нижнем углу экрана высветилась дата: «Понедельник, 17 марта 2008 года». До открытия нью-йоркской биржи оставалось еще три с половиной часа, а фондовые рынки Азии уже показали падение цены акций Lehman Brothers на двадцать один процент. Присев у стола, Фолд машинально прикинул в уме сумму, которую он только что потерял: восемьдесят девять миллионов долларов. День обещал быть тяжелым. По каналу CNBC[13] шли интервью с финансовыми гуру, в один голос предсказывающими падение показателей инвестиционных банков.
— Да что они раскаркались! — не удержался Фолд. — И без них тошно.
В семь утра позвонил Полсон с опасениями, что торговые партнеры могут отказаться от сделок с Lehman.
— У нас отличная прибыль в этом квартале. Завтра же мы обнародуем цифры и заткнем глотки стервятникам, — заверил его Фолд.
— Держи меня в курсе, — сухо ответил Полсон.
Акции банка упали еще на тридцать пять процентов сразу же после открытия торгов в Нью-Йорке.
В кабинете генерального директора собралось все руководство банка. Телефоны разрывались от звонков взбудораженных клиентов. Всем нужны были заверения в надежности и прояснение ситуации. А она продолжала ухудшаться. Плохие новости сыпались одна за другой. Кто-то принес известие о том, что Deutsche Bank и HSBC приостановили трейдинг с Lehman.
На тридцать первом этаже сотрудники столпились в холле возле экрана большого телевизора, следя за главной новостью утра, ставшей для многих неожиданностью. На всех каналах шло обсуждение кредита в тридцать миллиардов долларов, предоставленного ФРС[14]банку JPMorgan для приобретения разорившегося Bear Stearns. Все обсуждения заканчивались шокирующим прогнозом — следующим будет Lehman. У кого-то началась истерика.
— Надо успокоить людей. Выйди к ним. Ты должен наконец что-то им сказать, — Грегори выжидающе посмотрел на человека, от которого сейчас зависела судьба банка и его сотрудников.
И Фолду ничего другого не оставалось, как выйти и сказать:
— Да, у нас сейчас трудное время, но трудные времена бывали у нас и раньше. Lehman уже проходил через пару кризисов и стал только сильнее. Мы пройдем и через этот кризис. Ни для кого не секрет, что у нас есть токсичные активы. А у кого их нет? И все знают, что мы понесли убытки, но эти убытки нас не потопят. Мы выстоим. Я верю и знаю, что так будет. Кто-то хочет нашей смерти. Не дождутся. Я убью их сам. Я вырву сердце из их грудной клетки и буду жрать его, пока они не подохнут!!! — и для пущей убедительности оскалился и показал, как он будет это делать, свирепо блеснув глазами из-под нависших бровей. Ни дать ни взять настоящая Горилла Уолл-стрит… или волк.
Настроение людей поднялось. Они ответили дружными овациями и криками: «Мы с тобой, Дик!» Не так уж много было сказано в этой речи, но главное было достигнуто: будущее больше не казалось безнадежным. Успокоенные сотрудники разошлись по рабочим местам.
Пока Фолд показывал, как убивают на Уолл-стрит, Грегори в своем кабинете натаскивал Эрин Коллан. Именно ей предстояло поведать миру и в первую очередь акционерам[15] банка, о том, что Lehman жив и не собирается умирать. Ричард Фолд никогда не нанял бы женщину, да еще адвоката по образованию, на должность главного финансового директора, но Джо Грегори усмотрел в этой красивой и энергичной сорокалетней блондинке те качества, которые больше всего ценил в людях: целеустремленность, доходящую до агрессивности, и готовность на многие жертвы во имя карьеры. Конечно, у этой дочери полицейского из Квинса[16] была хватка, иначе разве позвонила бы она в Lehman, предложив себя в качестве специалиста по налоговому праву. С блеском пройдя собеседование, Коллан получила офис с окнами на Таймс-сквер, куда деловито спешила по утрам со стаканчиком кофе в руке и легким макияжем на лице, вливаясь в многотысячный поток сотрудников банка.
Неизвестно, сколько времени просидела бы она на своем месте, дожидаясь очередных повышений в должности, если бы не одно обстоятельство: ей удалось привести в банк несколько крупных игроков, заключив с ними выгодные контракты. И вот тут Грегори предложил ей место главного финансового директора. Позднее Эрин признается, что сама не ожидала, да и не рассчитывала на такое стремительное восхождение. Это была самая высокая должность на Уолл-стрит, занимаемая когда-либо женщиной, и, несмотря на злые толки о том, что ей больше подходит роль в фильме «Секс в большом городе», Коллан справлялась с этой должностью совсем неплохо. Во всяком случае, так она думала. Но, так или иначе, финансовую политику банка определяла не она. Многие сомневались даже в том, что она вообще что-либо понимала в этой политике.
Сейчас Эрин готовилась к главному моменту своей жизни: выступлению на конференции с квартальным отчетом Lehman Brothers. Ей нужно было не только свободно выпаливать заученные наизусть цифры, но и с легкостью отвечать на всевозможные вопросы, обещающие быть трудными. Именно ответы на эти вопросы и волновали больше всего Грегори.
После того как все варианты были обсуждены и проиграны несколько раз, Коллан отправилась в свой кабинет. Казалось бы, она уже достигла главного: была принята в члены элитарного «Клуба 31-го этажа», получала зарплату со многими нулями, прекрасно выглядела в деловых костюмах, специально заказанных для нее в Bergdorf Goodman[17], но самой Эрин этого было мало. Ей хотелось купить дом миллионов за пять-семь на Лонг-Айленде, на выходные ездить в Хэмптон поиграть в гольф с людьми с Уолл-стрит, а на работу летать в личном вертолете, как это делал Джо Грегори. Во многом осуществление этих планов зависело от завтрашнего дня.
Стараясь справиться с волнением, она включила канал NBC, по которому шло интервью с Хэнком Полсоном. Пора было возвращаться в день сегодняшний, где ей ясно давали понять, что ее честолюбивые мечты могут не сбыться по причинам, от нее не зависящим. Осторожно подбирая слова, Полсон посылал финансовому миру сообщение о том, что правительство совсем не настроено выкупать какой-либо банк, оказавшийся в ситуации, подобной Bear Stearns.
Остаток рабочего дня Эрин провела на телефоне, стараясь успокоить деловых партнеров и заверяя их в способности Lehman Brothers выполнять свои обязательства.
Как и рассчитывал Фолд, прибыль банка в четыреста восемьдесят девять миллионов долларов за последний квартал, безукоризненно представленная Эрин Коллан на конференции 18 марта, успокоила инвесторов. К закрытию биржи цена акций банка поднялась на сорок шесть процентов, почти отыграв потери предыдущего дня. В прогнозах многих финансовых аналитиков зазвучали более оптимистичные ноты в отношении Lehman. Многих, но далеко не всех. Кое-кто из числа очень влиятельных игроков на бирже усомнился в достоверности такой высокой прибыли, назвав Lehman «карточным домиком». Нашлись и те, кто, предвидя скорый крах банка, продолжал играть на понижение.
Высокий показатель прибыли Lehman не произвел особого впечатления и на Хэнка Полсона. Его не столько обеспокоили убытки от ипотечных кредитов (а у кого их не было), сколько то, что банк за три месяца не прибавил ни одного цента к своему капиталу[18].
— Неужели он жадничает на дивидендах?[19] — усмехнулся Полсон, просматривая отчет.
Всего пару лет назад, в бытность директором Goldman Sachs, Полсон морщился при одном только упоминании имени Дика Фолда и называл Lehman Brothers «шайкой бандитов», но глава казначейства должен ладить с каждым руководителем банка на Уолл-стрит. Поэтому он начал регулярно звонить Фолду и в конце концов нашел с ним общий язык.
На этот раз Дик очень воодушевленно откликнулся на предложение Полсона поискать новых крупных инвесторов.
— А что ты скажешь насчет Уоррена Баффета? Мы хотим предложить ему стать нашим акционером. Одного его имени будет достаточно, чтобы успокоить рынок. Как ты думаешь, Хэнк, он откликнется?
Вопрос был задан неслучайно, на Уолл-стрит знали о дружбе Полсона и Баффета.
«Сейчас он попросит меня позвонить Баффету, — подумал Полсон, — а я не могу, старик подумает, что я нажимаю на него, и разозлится. Хорошо бы Дик справился с этим сам».
Правильно поняв молчание Хэнка, Фолд перевел разговор на другую тему.
Легендарный инвестор не любил людей с Уолл-стрит. Они казались ему заносчивыми сукиными сынами, всегда скрывающими истинное положение вещей. В голосе Фолда, говорящего с ним по телефону, Баффету послышались нотки высокомерия, смешанного с подобострастием. Таким людям он не потакал, поэтому сразу перешел к делу: девять процентов дивидендов с вложенных четырех миллиардов при цене сорок долларов за акцию. У Фолда хватило выдержки вежливо закончить разговор. Бросив трубку, он дал волю распиравшему его негодованию:
— С чего это старик взял, что я разбегусь платить ему триста шестьдесят миллионов в год только за одно его имя? К черту Баффета!
Сделка не состоялась.
Неудача не обескуражила Фолда. Ему удалось-таки привлечь пару других крупных инвесторов. На минуту всем показалось, что можно перевести дух и вздохнуть спокойно.
В апреле 2008 года в медиа стали появляться осторожные высказывания о том, что кризис пошел на убыль. Фолд решил воспользоваться паузой для проведения мощной пиар-кампании.
— У нас полно наличности, и мы высокоприбыльны, — как можно убедительней вещал он со всех предоставленных ему площадок. — Это проклятые шортисты тянут акции нашего банка вниз. Власти должны наконец принять против них какие-то официальные меры.
Но на все просьбы Полсона назвать хоть одно имя, чтобы начать официальное расследование, не мог сказать ничего конкретного.
Фолду вторила красавица Коллан, над которой откровенно потешались финансовые эксперты, загоняя ее в угол вопросами. Тем, кто особенно пристально изучал финансовые отчеты Lehman, были видны нестыковки и противоречия в указанных цифрах. И наконец, самые дотошные раскопали то, что банк стремился всячески скрыть. Деньги, взятые в долг у других банков, Lehman выдавал за собственную наличность[20]. Тут вспомнили Элиота Спитцера, знаменитого шерифа Уолл-стрит, при котором такие махинации не остались бы безнаказанными. Федеральные власти же никаких мер по отношению к Фолду и его команде не предпринимали. Когда дело дошло до того, что менеджер одного из крупных хедж-фондов открыто объявил по телевидению о намерениях играть с ценными бумагами Lehman Brothers только на понижение, Полсону не оставалось ничего другого, как сказать: «Дик, постарайся найти покупателя своему банку. Я не вижу других путей спасения».
Дик Фолд прекрасно понимал это и сам, хотя продолжал верить в то, что ситуация еще может быть обратимой. Но найти желающего купить корабль, идущий на дно, было нелегко. Сумма убытка в два миллиарда восемьсот миллионов долларов во втором квартале 2008 года говорила сама за себя. В глубокой тайне через доверенных людей представители Lehman Brothers начали переговоры с Корейским банком[21]. Переговоры шли со скрипом. Корейцы предпочитали выжидать и не спешили переходить к обсуждению сделки. Несмотря на все предосторожности, утечка информации все же произошла.
Wall Street Journal опубликовала статью о бедственном положении банка и попытках найти покупателя в Корее.
— Мы не можем терпеть предателя в своих рядах, — с трудом сдерживая ярость, заявил Фолд на собрании директоров банка. — Надо найти того, кто слил информацию.
И этот человек был найден. Довольно скоро выяснилось, что Эрин Коллан звонила в редакцию газеты накануне появления статьи.
— Но почему вы даже не хотите выслушать мое объяснение? — пыталась оправдаться Коллан.
— А у вас и нет никакого объяснения, Эрин. Такие люди, как вы, здесь не нужны, — отрезал Фолд.
К этому времени он уже давно забыл, как много лет назад сам был в очень схожей ситуации, когда его отчисляли из армии. А ведь тогда он тоже пытался что-то кому-то объяснить или хотя бы добиться права быть выслушанным. Сейчас, часто даже не задумываясь, он с легкостью решал судьбы других людей. За тридцать лет работы в Lehman собственные интересы Ричарда Фолда настолько прочно переплелись с интересами банка, что он уже не мог их различить. Поэтому желание совета директоров избавиться от Джо Грегори, занимавшего пост президента Lehman Brothers, вызвало у него шок.
— Вы что, хотите, чтобы я уволил Джо из-за первого за четырнадцать лет неудачного квартала? Да я с ним начинал работать в торговом зале, когда мы еще оба были простыми трейдерами, — бросился в атаку за друга Фолд.
— Именно этого мы и хотим, Дик. И ты прекрасно понимаешь, что убыток почти в три миллиарда долларов — это не просто «неудачный квартал». Наши акционеры теряют большие деньги. Еще немного, и все вкладчики, слышишь, все вкладчики побегут от нас. Мы должны им показать, что принимаем серьезные меры для исправления ситуации.
Спорить с такими доводами было трудно. Вернее, невозможно.
— Может, вы хотите, чтобы с Джо ушел и я? — уже не так воинственно, внимательно вглядываясь в лица оппонентов, спросил Фолд.
— Ну что ты, Дик, не будем с этим торопиться, — хлопнул его по плечу один из тех, от кого зависела судьба уже самого Фолда.
Барту Макдейду, пришедшему на место Грегори, Фолд не доверял ни одной минуты. Несмотря на все достоинства, это все же был человек не из его команды, и с самого начала он повел себя подозрительно, отказавшись занимать бывший кабинет Грегори рядом с кабинетом Фолда. В элитарном «Клубе 31-го этажа» установилась атмосфера легкой паранойи. Измена чудилась Фолду на каждом шагу даже его сослуживцев, уже не говоря о «заговорах конкурентов» против Lehman. Однажды в пылу раздражения он позвонил исполнительному директору Goldman Sachs и с ходу обвинил его в распускании слухов о разорении Lehman Brothers. Разговор был недолгим. Тот бросил трубку.
Работать в такой обстановке было трудно, но все же Макдейду удалось наметить план действий по спасению банка, показавшийся Фолду вполне приемлемым. Не дожидаясь вестей из Сеула, они решили начать переговоры с Morgan Stanley[22]. Там, конечно, тоже были убытки, связанные с ипотекой, но вполне хватало наличности, чтобы заключить выгодную сделку. К тому же исполнительных директоров обоих банков связывали дружеские отношения, столь редкие для конкурентов с Уолл-стрит. Все это внушало оптимизм Макдейду, который развеялся, как только переговоры начались. Видимо, навсегда оставшись в душе младшим трейдером, Фолд с присущей ему агрессивностью принялся навязывать команде Morgan Stanley свои условия сделки, не раскрывая подробностей бедственной ситуации Lehman Brothers. Те, в свою очередь, вежливо настаивали на прояснении этой ситуации, явно не проявляя большой заинтересованности в приобретении убыточного банка. Понимая, что переговоры на грани срыва, Макдейд перешел было к обсуждению более конкретных предложений, но тут зазвонил мобильный телефон Фолда. Когда тот, кратко извинившись, удалился из комнаты, представители Morgan Stanley незаметно переглянулись: похоже, их используют как запасной вариант, ведя переговоры с кем-то еще. Сияющий вид вернувшегося в комнату Фолда подтвердил их догадку.
Так ни о чем и не договорившись, вскоре все разъехались.
— Вы мне можете сказать, за каким хером им надо было с нами встречаться? —озадаченно спросил своих коллег один из топ-менеджеров Morgan Stanley.
Догадок нашлось не так уж много. Было ясно, что Фолд ведет какую-то игру, разбираться в которой никому не хотелось.
Примерно такой же вопрос вертелся и в голове Макдейда, но он так и не решился задать его боссу, поняв, что тот психологически не готов к продаже своего любимого детища.
Так оно и было на самом деле. Ни о какой двойной игре Фолда не могло быть и речи за неимением желающих покупать Lehman Brothers. Он просто воспользовался случайным телефонным звонком, чтобы свести на нет все усилия Макдейда.
Но, так или иначе, банк нужно было спасать. Причем срочно. Одно время Фолд носился с идеей обратить Lehman в хедж-фонд в придачу к небольшому частному банку, но не смог найти инвесторов даже для этого проекта. Тогда ему пришла в голову другая идея — создать банковскую холдинговую компанию[23] наподобие JPMorgan или Citigroup. Необходимое условие для этого уже было: Lehman владел крошечным банком в штате Юта. Правда, контроль за такой компанией перейдет к Федеральному резервному банку Нью-Йорка, но зато она получит доступ к заниженным государственным кредитам. Это был последний из всех возможных шанс спасти Lehman Brothers, не продавая его другому банку. Дело оставалось за немногим — согласием Тимоти Гайтнера, директора ФРБ Нью-Йорка. Но именно этого и не произошло. Слегка помявшись, Гайтнер отказал, сославшись на то, что фондовый рынок может отреагировать падением, приняв это известие за акт отчаяния со стороны Lehman.
Отказ в таком простом и, казалось бы, верном решении всех проблем вызвал у Фолда не обычную для него вспышку ярости, а уныние.
— Может, все дело во мне, а, Барт? Может, Гайтнер просто меня ненавидит? Иначе почему он не дает мне то, что сам навязывал другим банкам?
Макдейд прекрасно знал о том, что на Уолл-стрит многие не любили Фолда, но сейчас речь шла не о нем, а о спасении четвертого по величине банка страны, к тому же подавленный вид босса вызвал у него сочувствие:
— Да кто знает этих чиновников, Дик. Плевать на Гайтнера. У нас еще есть несколько вариантов в запасе. Давай попробуем Bank of America, только осторожно. Может, позвонишь Полсону? Он вроде относился к нам с пониманием.
Осторожность и такт всегда были несвойственны Фолду. Удвоенная энергия, с которой он обрушился на Полсона с просьбой посодействовать переговорам с Bank of America, вызвала у того приступ откровенного раздражения.
— Когда я возглавлял Goldman Sachs, мне и в голову не приходило звонить секретарю казначейства с подобными просьбами. Ты что, не понимаешь, что я не могу приказать Кену Льюису[24] купить Lehman Brothers?
Конечно, Фолд прекрасно понимал, что секретарь казначейства не вправе вмешиваться в дела частных банков, но все-таки рассчитывал на помощь Хэнка. Ведь помог же он несколько месяцев назад JPMorgan, предоставив государственный кредит в тридцать миллиардов долларов для приобретения Bear Stearns.
И Полсон оправдал надежды Фолда, воспользовавшись удобным случаем. Прилетев в Нью-Йорк на званый обед, устроенный Тимоти Гайтнером в его честь, он договорился с присутствовавшим там Кеном Льюисом о встрече с Диком Фолдом.
На провинциала Льюиса, приехавшего из Северной Каролины «с мешком денег» и честолюбивыми мечтами прикупить какой-нибудь знаменитый банк с Уолл-стрит, Фолд произвел неприятное впечатление. Он показался ему заносчивым и грубым. Фолд же заметно нервничал на этой встрече, пытаясь продать Lehman по цене двадцать пять долларов за акцию при том, что на рынке она упала в тот день до восемнадцати долларов. Желание купить известный всему миру банк никак не означало готовности переплачивать. Кен Льюис решил, что сможет найти другого, более сговорчивого продавца с не менее известным именем. Merrill Lynch, например. Вежливо распрощавшись, он позвонил Фолду через пару дней с туманным обещанием будущей совместной работы.
Очередной провал босса заставил Макдейда взять инициативу в свои руки. Он решил продавать Lehman частями, выделив активы, приносящие прибыль, в отдельный «хороший банк» и удалив токсичные активы из пакета предложений. Такой подход настолько понравился Корейскому банку, поверившему в возможность выгодной сделки, что в июле 2008 года его представители прилетели в Нью-Йорк для возобновления переговоров. Оставалось уговорить Фолда не попадаться на глаза корейцам, чтобы не сорвать и этот, возможно, последний шанс. Заручившись поддержкой топ-менеджеров, Макдейд предложил Дику на время переговоров посидеть на скамье запасных, чтобы появиться только в последний, решающий момент подписания бумаг. Скрепя сердце тот согласился, но доверить ход переговоров Макдейду так и не смог. Находясь у себя кабинете и не имея возможности контролировать ситуацию, Фолд каждые полчаса звонил на мобильник Барта с требованием отчета. На корейцев постоянные отлучки Макдейда с телефоном в руке произвели неприятное впечатление. Вид же внезапно ввалившегося в офис Фолда вызвал у них шок. Ничуть не заботясь о правилах восточного этикета, Дик накинулся на них с предложением своей цены, намного превышающей ту, о которой сговаривался Макдейд. Дело кончилось тем, что главный представитель корейского банка заявил о прекращении всех переговоров.
— Так что, это все? Вот так просто возьмете и улетите в Корею? — с недоуменным отчаянием спросил Фолд, пытаясь понять выражение невозмутимых лиц корейцев.
Вежливо откланявшись, те в тот же день покинули Нью-Йорк, а Барт Макдейд напился так, как напивался только в студенческие годы. Конечно же, он видел, что Фолд не в состоянии спасти Lehman, и должен был бы поставить перед советом директоров вопрос об его отстранении, но у него не хватало на этот шаг твердости духа, да и в совете продолжали слепо надеяться на способность Фолда найти выход из сложившейся ситуации. Главное же — Макдейд не мог понять, как такой жесткий прагматик, каким, безусловно, был Фолд, мог попасть во власть иллюзорной идеи спасения Lehman силами государства, хотя его с самого начала пытались убедить в обратном. И все же Ричард Фолд не был ни идеалистом, ни идиотом, продолжая верить и надеяться на помощь Полсона, ибо не видел ни одной силы в мире, заинтересованной в падении Lehman Brothers, за которым неизбежно последовали бы Merrill Lynch и JPMorgan, а затем наступил бы коллапс и всей финансовой системы.
Именно поэтому, узнав о провале переговоров с Корейским банком, Хэнк Полсон попросил секретаря срочно соединить его с Кеном Льюисом. Они не были знакомы, но сейчас было не до формальностей. Коротко представившись, Полсон перешел к делу:
— Послушайте, Кен, я прошу вас пересмотреть предложения Lehman Brothers.
Не ожидавший звонка от секретаря казнайчества Льюис замялся на какое-то мгновение, но затем ответил довольно решительно:
— Откровенно говоря, они не кажутся мне реалистичными, господин секретарь. Их акции упали сегодня до семи долларов за штуку, при том что Фолд запрашивал двадцать пять. Мне вообще показалось, что он немного не в себе.
— Да, их положение серьезное, но у Lehman остается имя и прекрасная репутация, наработанная десятилетиями. В конце концов, они занимались не только недвижимостью. Не сбрасывайте это со счетов. Что касается Фолда, я бы предпочел, чтобы вы имели дело не с ним, а со мной.
Для Льюиса эти слова означали только одно: Bank of America может торговаться не столько с Lehman Brothers, сколько с казначейством США, если, конечно, Полсон хочет провернуть эту сделку. Над таким предложением стоило подумать, и очень даже серьезно подумать.
На следующий день команда Bank of America из ста человек отправилась в Нью-Йорк для изучения финансовых отчетов Lehman Brothers. А еще через пару дней Кэну Льюису стало ясно, что ему предлагают приобрести не что иное, как свалку ничего не стоящих токсичных активов.
— За кого он меня принимает? — раздумывал Льюис, поглядывая на телефон в ожидании звонка от Полсона с предложением правительственного кредита не менее чем на сорок миллиардов долларов за оказанную услугу. Но тот так и не позвонил.
Банк, цена акции которого падает до семи долларов, становится легкой добычей для конкурентов. Первым накинулся JPMorgan, где поняли, что надо спешить, пока Lehman еще в состоянии выплачивать долги. Собственно, в этом не было ничего удивительного. Кто будет думать о спасении другого, когда речь идет о самом себе?
Телефонный звонок от президента JPMorgan раздался в один из самых тяжелых дней в жизни Фолда. Вежливо, но твердо от него потребовали срочной выплаты по сделке РЕПО[25]. Названная сумма в шесть миллиардов долларов превышала сумму долга.
— Но вы же разоряете наших инвесторов, — с тихим отчаянием в голосе выдавил из себя Фолд.
— Да наплевать нам на ваших инвесторов, Дик. Достаточно того, что мы думаем о своих.
На Гориллу Уолл-стрит было больно смотреть: красные от хронического недосыпания глаза, дрожащие от непреходящего волнения руки. Вдобавок ко всему его навязчивая идея о заговоре Goldman Sachs против Lehman Brothers получила вдруг неожиданное подтверждение: Полсон обратился к нему с просьбой допустить представителей Goldman Sachs к финансовой документации Lehman.
— Это еще зачем? — дернулся Макдейд. — Сначала они узнают нашу подноготную, а потом — сожрут с дерьмом.
— Хэнк говорит, казначейству нужно достоверное представление о нашем положении. Я не могу ему в этом отказать, — устало ответил Фолд. — Интересно, что это «достоверное представление» он хочет получить не от кого-нибудь, а от Goldman. Ну, кто здесь еще сомневается в том, что они нас мочат?
Сомневающихся не нашлось. Зато неожиданно нашелся еще один желающий приобрести Lehman Brothers: Barclays[26]. Оказалось, что в Англии тоже внимательно следят за стремительным падением одного из главных конкурентов. Но и там спасать истекающий кровью банк никто не собирался. Речь шла о его приобретении, причем по цене не дороже хот-дога. А на такую цену можно было рассчитывать только в случае вмешательства американского правительства. Поэтому-то исполнительный директор Barclays начал переговоры не со звонка Дику Фолду, что было бы вполне естественным, а со звонка Тимоти Гайтнеру для того, чтобы разузнать позицию Федерального резервного банка. Но Тимоти ничего не мог обещать. В конце концов, не он распоряжался государственной казной. Вся тяжесть решения проблемы Lehman Brothers легла на плечи Хэнка Полсона, который, как никто другой, понимал непредсказуемость последствий падения четвертого банка Уолл-стрит. Но сейчас он был не просто финансистом, но еще и политиком, а политическая ситуация в стране складывалась далеко не в пользу бейлаута[27].
Через три месяца предстояли выборы нового президента, и Буш не хотел давать демократам ни одного козыря в борьбе за Белый дом. Обама и так открыто заявлял о спасении Уолл-стрит за счет Мэйн-стрит[28], что для простого американца означало только одно: он должен расплачиваться за банки, которые привели страну, да что там страну, весь мир к экономическому кризису. Категорически против бейлаута была и Нэнси Пелоси[29], а именно ее пришлось бы просить открыть государственную казну для спасения частного банка.
К тому же и у Буша, и у Полсона была еще одна причина отказать Lehman Brothers: там работали их близкие родственники. Однажды этим даже решил воспользоваться Фолд, упросив кузена президента, служившего под его руководством, позвонить в Белый дом.
Звонок остался без ответа. Накануне выборов там были особенно осторожны. Полсон же был человеком очень щепетильным во всем, что касалось его работы и родственных связей. И все же ни президент, ни секретарь казначейства не могли допустить накануне выборов падения еще одного крупного банка. Нужно было срочно найти выход из, казалось бы, патовой ситуации. И Полсон его нашел…
Получить в пять вечера в пятницу приглашение явиться через час на ковер к начальству — не самая приятная неожиданность в жизни любого чиновника. Не каждый может справиться с разочарованием и быстро отменить планы на долгожданные выходные, так и не зная наперед, что же кроется за этим вызовом. В любом случае, он не предвещает ничего хорошего. Но даже если ты и не чиновник, а директор одного из самых крупных частных банков в стране, подобный звонок вызовет тревогу и ощущение того, что происходит что-то из ряда вон выходящее.
В пятницу, 12 сентября 2008 года, в шесть часов вечера через парадную дверь здания ФРБ Нью-Йорка торопливо проследовали директора всех ведущих банков Уолл-стрит. Цель их срочного вызова никому не была известна. Одно было ясно всем: дела на фондовом рынке так плохи, что речь, безусловно, пойдет об этом. Хуже всех — у Lehman Brothers. Его акции упали ниже четырех долларов (каждую минуту банк терял по восемь миллионов). У Merrill Lynch — не намного лучше.
В небольшом конференц-зале, куда привели собравшихся директоров, никого, кроме них, не оказалось. Заметно было и отсутствие Дика Фолда. В такой ситуации оставалось только терпеливо ждать развития событий. Как раз этого и хотел Хэнк Полсон, находившийся в соседней комнате. «Ничего, пусть немного посидят и подождут», — думал он, представляя себе лицо каждого известного ему банкира. Поддержат ли они его идею? Именно на них, директоров частных банков Америки, Полсон хотел переложить груз спасения Lehman Brothers.
«Джейми Даймон — умница, но после приобретения Bear Stearns у JPMorgan может не оказаться достаточных средств, — размышлял Полсон. — Кто там следующий? Ллойд Бланкфейн. Ну, этот поумней их всех будет. Мастер Вселенной. Я знал, на кого оставлять Goldman. Может меня и не послушать, у них дела идут неплохо, в отличие от всех. Джон Мак — боец. Вытаскивает Morgan Stanley из последних сил, но непонятно, сколько они продержатся, если рухнет Lehman. Джон Тэйн. Этого я знаю как облупленного. Был моим замом, начинал в Goldman Sachs. Эгоистичен. Честолюбив. Только успел выбиться в СЕО в Merrill Lynch, и тут на тебе! Они определенно завалятся следующими. Ради своего спасения пойдет на все. Вряд ли я смогу на него рассчитывать. Да и пошел бы я сам на подобную сделку с правительством несколько лет назад? Трудно сказать».
Около семи часов вечера Тимоти Гайтнер начал в нетерпении поглядывать на Полсона.
— Пора, Хэнк. Мы не можем дольше держать их в неведении. Рано или поздно ты должен туда пойти.
Тяжело вздохнув, Полсон поднялся с кресла.
— Ну, да поможет нам бог!
Он вдруг показался себе усталым стариком рядом с моложавым и энергичным Гайтнером.
Нелегкая это задача: убедить главных банкиров страны в том, что в их интересах спасение конкурента. И все же компромисс должен быть найден.
— А что, если они не пойдут на предложенную нами сделку? — уже на ходу спросил он Гайтнера.
— Тогда запрем их и не выпустим до тех пор, пока они не согласятся скинуться, — осклабился тот.
«Надеюсь, этого не произойдет. Там, в конце концов, собрались не самые последние люди страны, и они, как никто другой, должны понимать опасность ситуации», — думал Полсон, входя в конференц-зал, где, истомленные часовым ожиданием, сидели главные банкиры Уолл-стрит.
— Спасибо всем за то, что так быстро отозвались на наше приглашение, — оставив все сомнения, уверенно начал он. — Но ситуация требует срочного вмешательства. У нас всего два дня в запасе. В понедельник утром Lehman Brothers не сможет выполнять свои финансовые обязательства. Вы знаете, что это означает. На эту минуту два банка заинтересованы в приобретении Lehman, но ни одному из них не по силам покрыть его убытки от токсичных активов. Скажу сразу и без обиняков: правительство не даст ни доллара для поддержки этой сделки. Так что собрать нужную сумму придется вам.
Полсон намеренно не назвал имена двух банков, которые были и так известны собравшимся.
Ответное молчание тяжело повисло в воздухе. Помочь Дику Фолду еще куда ни шло, хотя и мало кто из присутствующих испытывал к нему симпатию: у него было достаточно времени, чтобы решить проблемы Lehman самому. Но снабжать деньгами выскочку Кена Льюиса, становившегося серьезным конкурентом Уолл-стрит, или привести британцев на свою голову в Нью-Йорк никому не хотелось.
Как и опасался Полсон, первым заявившим о несогласии был Ллойд Бланкфейн.
— В Goldman Sachs давно предвидели банкротство Lehman и задолго прекратили с ними все операции, — начал он. — Так что лично я не вижу никакой необходимости в том, чтобы своими деньгами поддерживать конкурентов.
Это было именно то, что ни Полсон, ни Гайтнер услышать не хотели.
— Бросьте! — ринулся в бой президент ФРБ Нью-Йорка. — Не надо думать, что кто-то из вас благополучно переживет банкротство Lehman Brothers. Все вы, так или иначе, связаны друг с другом.
Гайтнер выразительно посмотрел в сторону безмолвно сидящего Джона Тэйна, на лице которого отразились следы многих бессонных ночей. Все знали, что Merrill Lynch катится вниз вслед за Lehman.
— А главное, — Полсон воспользовался легкой паузой, чтобы усилить нажим на банкиров, — уже в понедельник утром произойдет непоправимое: инвесторы, в том числе и ваши, начнут в панике забирать вложения. Мне ли вам объяснять, на чем держится банковское дело? Подрыв доверия приведет к краху всей американской финансовой системы. Вы что, хотите, чтобы нашим детям пришлось говорить по-китайски? И потом, позвольте внести ясность: мы запомним тех, кто отказался нам помочь. Мы ваши союзники, но это не означает, что мы готовы платить за ваши ошибки. Я вам не банкомат, и у меня нет в кармане чековой книжки для заваливающихся банков. Так что всем придется понемногу скинуться. Ничего не поделаешь.
Последний довод Полсона показался самым убедительным. Никому не хотелось портить отношения с правительством, а спрашивать, почему в одних случаях чековая книжка достается из кармана, а в других — нет, было явно не к месту. К тому же Гайтнер уже раздавал финансовые отчеты Lehman Brothers, куда волей-неволей всем пришлось заглянуть. Нужно же было, в конце концов, выяснить, что означало это «скинуться понемногу». На какое-то время стало тихо. Картина неизбежного коллапса подействовала угнетающе даже на много повидавших на своем веку банкиров.
— Ну и что прикажете с этим делать? — наконец нарушил тишину чей-то голос. — Тут ведь сразу и не скажешь, сколько нужно вложить денег, чтобы закрыть эту дыру.
— Мы даем вам время до завтра. Ждем всех в девять утра. Думаю, у вас будет достаточно времени обдумать схему вложения капитала в Lehman и выяснить ущерб в случае его падения, — подытожил Гайтнер.
Ну что ж, если глава ФРБ Нью-Йорка считает, что одной ночи для решения такой проблемы достаточно, значит, она будет решена за одну ночь. Теперь всем предстояло срочно поднимать своих сотрудников для определения степени риска, связанного с банкротством Lehman, если оно произойдет. Многие почему-то так и не могли до конца в это поверить.
Джону Тэйну, пожалуй, было хуже всех. Он прекрасно понимал, что падение Lehman Brothers неизбежно приведет к падению Merrill, но в то же время не мог тратить последний свободный капитал на спасение конкурента. Впереди маячил только один выход: звонок Кену Льюису с предложением об объединении банков. Многие годы они были лучшими партнерами, и их слияние было бы взаимовыгодным. Но что скажет Полсон, узнав, что Тэйн сорвал сделку Bank of America с Lehman Brothers? Словом, на такой звонок нужно было решиться. И Тэйн решился. Выйдя из конференц-зала, он набрал номер Кена Льюиса. Тот обещал срочно прилететь в Нью-Йорк.
В то же самое время еще один человек пытался дозвониться до Кена Льюиса. Сидя в своем офисе на тридцать первом этаже, всеми забытый и покинутый Дик Фолд в отчаянии набрал домашний номер семейства Льюисов в Шарлотте. Хозяина дома не оказалось. Его мобильник не отвечал целый день. Только безумец мог не понять, что это означает конец игры. Дик Фолд безумцем не был. Правило «Убей первым, или убьют тебя!» он выучил и запомнил с первых лет карьеры в Lehman Brothers. Похоже, на этот раз убили его. Или почти убили. Теперь осталось узнать, кто это был.
На следующее утро, в субботу, 13 сентября, все вновь собрались в том же месте. Подъехал в здание ФРБ и Макдейд с пачкой дополнительных отчетов на случай, если у кого-то возникнут новые вопросы по Lehman Brothers. О Фолде, сидящем на Таймс-сквер, никто не вспоминал. Гайтнер и Полсон не отвечали на его звонки, даже Макдейд отключил мобильник, не желая слушать истерические указания человека, находящегося в почти полной изоляции.
К полудню новость о предстоящей сделке Merrill Lynch с Bank of America просочилась за закрытые двери конференц-зала. Нельзя сказать, чтобы она стала громом среди ясного неба. Скорее наоборот, коллеги по Уолл-стрит отдали должное оперативности Тэйна. Не оправдались и его опасения насчет Полсона. Бывший директор Goldman Sachs не был удивлен ходом человека, работавшего когда-то под его руководством. К тому же у Lehman Brothers оставался еще один потенциальный покупатель, а вот у Merrill Lynch, похоже, другого варианта спасения не было. Или почти не было. Зато в Barclays встретили эту новость с большим воодушевлением.
Луч надежды осветил угрюмый офис на тридцать первом этаже, когда до Фолда окольным путем дошло известие об успешном начале переговоров джентльменов из Лондона с Тимоти Гайтнером в здании ФРБ Нью-Йорка.
— Кажется, мы спасены, — услышала по телефону счастливый голос мужа Кэти Фолд. — Barclays нас хочет. Теперь главное — расслабиться и постараться получить удовольствие.
И, закончив разговор с женой, гаркнул так, что подскочила на стуле неотлучно дежурившая при нем секретарша:
— Обзвони всех из совета директоров. Нас покупает Barclays!
Но, немного помолчав, почему-то добавил:
— Миллеру позвони тоже. Пусть соберет свою команду.
Харви Миллер был одним из самых опытных в Нью-Йорке адвокатов по делам банковских банкротств.
А между тем переговоры Гайтнера с джентльменами из Лондона продвигались успешно.
Вся суббота ушла на изучение финансовых отчетов Lehman Brothers. Уже где-то поздним вечером англичане заявили о том, что готовы к сделке. Воодушевленный успехом, Полсон снова собрал банкиров Уолл-стрит.
— Англичане согласны купить то, что мы с вами называем «хороший» Lehman, — объявил он, — но они не хотят платить даже незначительную сумму за его токсичные активы, связанные с недвижимостью. Так что вам, друзья мои, предстоит решить, сколько каждый из вас даст на покрытие этих убытков, чтобы сделка состоялась.
— И это наши главные союзники? — мрачно съязвил кто-то.
На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Полсон отчетливо представил, как каждый из банкиров прикидывает в уме, сколько он может положить на кон, чтобы продолжить игру.
Наконец Джейми Даймон, которому порядком надоело происходящее, с вызовом заявил:
— Миллион долларов от JPMorgan, — и посмотрел в упор на Ллойда Бланкфейна.
Было понятно, что именно от того зависел выбор остальных. Прибыль, полученная Goldman Sachs, позволяла пережить падение Lehman Brothers безболезненно или почти безболезненно. По идее, он должен был противиться подобному решению проблемы больше всех.
Криво усмехнувшись и отведя глаза в сторону, Бланкфейн произнес тихо, но отчетливо:
— Даю миллион…
Через час банкиров отпустили домой. Нужные тридцать миллиардов долларов были собраны. Все вздохнули с облегчением. Казалось, было сделано все возможное, чтобы Barclays подписал сделку на следующее утро.
Кэти Фолд со всеми предосторожностями забрала мужа из офиса на Таймс-сквер, где он безотлучно просидел двое суток, и отвезла его домой, в фешенебельный пригород Нью-Йорка. Несколько дней назад кто-то из отчаявшихся сотрудников банка подстерег ничего не подозревающего Фолда и смачно плюнул ему в лицо. Тот опешил от неожиданности, но, утершись, решил не догонять обидчика. В конце концов, он оставался миллионером в любом случае, чего нельзя было сказать о тысячах его сотрудников. Правда, многие из них так и не верили в то, что такому гиганту дадут упасть. Ибо, как сказал Харви Миллер, спасение банка такой величины будет стоить дешевле, чем его банкротство, а он понимал в этом толк, как никто другой.
И все же одно важное обстоятельство было упущено даже таким опытным адвокатом: Barclays не был американским банком, а в Англии сделки подобные той, над которой работали в здании ФРБ Нью-Йорка последние сорок восемь часов, не завершались без одобрения FSA[30]. И вот тут-то все и началось, а вернее, закончилось.
В воскресное утро 14 сентября 2008 года всем собравшимся в том же месте было объявлено, что сделка состояться не может до тех пор, пока за нее не проголосуют акционеры Barclays.
— Так пусть они проголосуют, черт бы их побрал, — раздались возмущенные голоса.
Подавленный вид Тимоти Гайтнера говорил больше слов. И все же он сказал то, что было на уме у всех:
— В любом случае им не успеть до понедельника. Через двенадцать часов откроются торги в Азии и начнется паника из-за неспособности Lehman Brothers совершать банковские операции.
— Я больше этого не выдержу, — со вздохом выдавил кто-то из молодых банкиров.
— Бросьте, вы приехали в Манхэттен на «мерседесе», а не высадились в Нормандии с десантного катера. Придется выдержать, — пристыдил его Ллойд Бланкфейн. — Лучше послушаем, что нам скажет главный умник.
Главным умником был, конечно же, Хэнк Полсон, разговаривавший в это время по телефону с канцлером казначейства Великобритании, который имел право одобрить сделку в обход голосования акционеров. Разговор был коротким и без свидетелей. «Они не станут импортировать нашу раковую опухоль», — только и сказал Полсон поджидавшему в нетерпении Гайтнеру.
У директоров банков отказ англичан вызвал бурю эмоций. Дело было даже не в загубленных бессонных выходных. Ситуация действительно была напряженной, и для ее разрешения от них требовались значительные усилия и даже жертвы, но как можно было начинать переговоры и довести сделку почти до конца, не заручившись одобрением своего правительства, — этого они понять не могли. Что делать теперь? Все шансы спасти Lehman Brothers были исчерпаны. Или нет. Последний шанс все-таки оставался… Выдержав устремленные на него взгляды, Полсон сказал:
— Мне что, на лбу написать: «Я не даю денег!» Они должны подать на банкротство…
Молчание повисло тяжелым облаком над головами всех присутствующих. В чем же винить английское правительство, если собственное правительство не может или не хочет спасать такой банк, как Lehman. И тут все вспомнили Дика Фолда. Должен же и он, в конце концов, узнать, чем закончились переговоры.
Барт Макдейд принес плохую весть в небоскреб на Таймс-сквер. Луч надежды, освещавший углы офиса на тридцать первом этаже еще день назад, погас с закатом воскресного солнца.
— Я не могу в это поверить, — только и сказал ошеломленный Фолд.
А кто бы в такое поверил? Срочно собранный на экстренное совещание совет директоров банка тоже не мог в это поверить. Еще утром они получали обнадеживающие новости о сделке с англичанами — и вдруг такой провал к концу дня. Но, так или иначе, пришло время уже руководству Lehman Brothers решать судьбу своего банка. Вернее, так думали десять человек, собравшиеся поздно вечером в офисе Дика Фолда на Таймс-сквер. Вряд ли они имели представление о том, что происходило в то же самое время в здании ФРБ Нью-Йорка на Либерти-стрит.
А именно там шел последний бой за достойный уход Lehman, и вел его Харви Миллер — ветеран всех финансовых войн на Уолл-стрит, через руки которого прошли десятки дел о банкротстве всевозможных компаний, но ни одна из них не могла сравниться с Lehman Brothers.
Главные игроки не присутствовали на этой встрече, видимо, решив, что она не заслуживает их внимания, к тому же Полсон смертельно устал. Сказалось безумное напряжение последних двух суток. До полуночи оставалось четыре часа, и за это время Миллер и его помощники должны были успеть оформить банкротство банка. И тут неожиданно для всех старик Миллер уперся.
— А почему, собственно, я должен это делать именно сейчас? Еще в среду мы были уверены в том, что Lehman выживет, а сегодня вы даете мне пару часов на то, чтобы похоронить такого гиганта. Вы вообще понимаете, что начнется в понедельник на фондовом рынке, когда будет объявлено о его банкротстве? — строго вопрошал он статистов, передавших ему волю «главных». — Lehman входит в группу основных брокеров мира. Что будет с другими, если мы дадим ему утонуть? Даже если у сотни хедж-фондов есть брокерские счета в Lehman и на каждом, скажем, по пятьсот миллионов долларов, а это кажется мне суммой минимальной, предстоит распродажа акций на пятьдесят миллиардов. Вы представляете такую распродажу? Хотите получить Армагеддон? Милости прошу, но только не моими руками.
Такой поворот дела никак не устраивал тех, кому было велено передать пожелание Полсона немедленно начать оформление банкротства по статье «Ликвидация», и сделать это мог только Харви Миллер — официальный адвокат Lehman Brothers. Пока он протирал очки, пил крепкий кофе (предстояла бессонная ночь) и разговаривал по мобильному телефону с женой, в кабинете Гайтнера шло срочное совещание. Конечно, там не хуже Миллера понимали, насколько велик риск тотального обвала. Скорее всего, в последнюю минуту именно его голос был той каплей, которая перевесила чашу решений в сторону вмешательства правительства. Полсон вынужден был гарантировать покрытие брокерских операций Lehman Brothers, а это означало банкротство по совсем другой статье: не ликвидацию, на чем он настаивал еще пару часов назад, а реструктуризацию, что спасало брокерско-дилерское подразделение Lehman в Англии.
Но и после такой важной победы Харви не торопился:
— А где у вас постановление совета директоров?
О Господи! Опять забыли про Фолда. Успел ли он собрать директоров? И вообще, что у них там, на Таймс-сквер, делается? Казалось бы, чего проще: еще один звонок в Lehman (правда, на этот раз с убийственной новостью) прояснил бы ситуацию, но ни Полсон, ни Гайтнер не могли потребовать от частного банка то, что сейчас им было так необходимо: решение совета директоров о банкротстве банка. Не мог дать такое распоряжение и Крис Кокс[31], которого буквально втолкнули в кабинет Гайтнера, где уже была установлена конференц-связь с Диком Фолдом. Состоявшийся между ними разговор стоит воспроизведения.
Фолд: Заседание открыто, Крис, здесь присутствуют все директора и члены правления. Мы как раз обсуждаем известие о провале сделки с Barclays. Может, вы подскажете нам выход из создавшейся ситуации.
Кокс: Как вы знаете… на бирже творится хаос… Банкротство Lehman… э-э-э… поможет разрядить и… э-э-э… стабилизировать обстановку.
Фолд: Простите, если я правильно вас понял, вы приказываете нам подавать на банкротство? Подтвердите. Вы приказываете нам подавать на банкротство?
Связь прерывается.
— Что это сейчас было? Вы все слышали? — спрашивает присутствующих ошеломленный Фолд. — Обалдеть. Они приказывают нам подавать на банкротство.
Кокс включается снова:
— Решение о банкротстве принимается правлением банка. Это все, что я могу вам сказать.
Негодованию директоров не было предела. Вернее, предел настал через десять минут. Нужно было срочно голосовать, чтобы успеть с решением до открытия торгов в Азии. И директора проголосовали единогласно. А что еще им оставалось делать?
— Ну что ж, думаю, это прощание навсегда, — подытожил Фолд с глазами, полными слез.
Но прощание будет долгим. Последует длительный процесс банкротства с многочисленными судами и разбирательствами в конгрессе. Barclays купит-таки часть Lehman Brothers, но только по бросовой цене, и вселится в небоскреб на Таймс-сквер. Двадцать шесть тысяч сотрудников обанкротившегося банка потеряют работу. Фолд заявит о своей полной ответственности за все случившееся с его любимым детищем, только никому от этого не станет легче.
(продолжение следует)
Примечания:
[1] Два офиса Lehman Brothers пострадали после обвала башен-близнецов. В октябре 2001 года банк переехал в новое здание на Таймс-сквер.
[2] CEO (произносится как Си-И-О) — от англ. Chief Executive Officer, главный исполнительный директор.
[3] Генри Полсон — министр финансов, глава казначейства США в 2006—2009 годах.
[4] Пятый по размерам инвестбанк Уолл-стрит.
[5] Многие годы Полсон возглавлял Goldman Sacks, первый по величине банк Уолл-стрит.
[6] Способность банка обеспечить своевременное и полное исполнение своих обязательств.
[7] CEO банка Bear Stearns.
[8] Владение токсичными активами убыточно, так как они не могут быть проданы в будущем. Приобретение таких активов означает не что иное, как потерю денег. Самый яркий пример — обесцененные ипотечные бумаги.
[9] От англ. bear — медведь.
[10] «Короткий продавец» (от англ. short seller) — прозвище игроков, ставящих на понижение.
[11] Джей Пи Морган — банковская холдинговая компания. В отличие от инвестиционного банка имеет доступ к дешевым кредитам ФРБ.
[12] Джейми Даймон — СЕО банка JPMorgan.
[13] Телевизионный канал новостей бизнеса.
[14] Федеральная резервная система.
[15] Владелец сертификата, дающего право на часть капитала и прибыли компании, а также участие в выборах руководства.
[16] Один из районов Нью-Йорка, заселенный людьми со средним достатком.
[17] Один из престижных торговых центров Нью-Йорка.
[18] Денежное выражение всего реально имеющегося имущества, принадлежащего банку, включая вложения инвесторов.
[19] Часть прибыли банка, распределяемая среди акционеров в соответствии с количеством акций, находящихся в их владении.
[20] Сделка РЕПО предоставляет возможность одному банку продать пакет ценных бумаг другому банку с обязательством выкупа и уплаты процентов в определенное время. Занесение денег, полученных таким образом, в графу доходов, было жульничеством со стороны Lehman Brothers, так как скрывало истинное положение дел банка.
[21] Korea Development Bank — государственный банк Южной Кореи.
[22] Второй по величине банк Уолл-стрит после Goldman Sachs.
[23] Компания, владеющая контрольным пакетом акций одного или нескольких банков.
[24] СЕО Bank of America.
[25] Незадолго до конца первого квартала Lehman заключил с JPMorgan сделку о переводе части своих токсичных активов на их счет, получив деньги под залог с обязательством выкупа в ближайшее время по чуть более высокой цене. Сама по себе сделка РЕПО законна и является одним из важных инструментов в банковском деле, но деньги, полученные под залог, Lehman указывал в отчетах как полученные от продажи, что уже было финансовым преступлением.
[26] «Барклайз» — один из крупнейших финансовых конгломератов в Великобритании.
[27] Бэйлаут — финансовая политика, направленная на выкуп государством у банков так называемых токсичных активов.
[28] Мэйн-стрит — символ интересов простых американцев, среднего класса и малого бизнеса, в противовес Уолл-стрит — символу корпоративного капитализма.
[29] Была спикером палаты представителей конгресса США и отвечала за распределение государственных средств.
[30] Financial Services Authority — орган финансового регулирования и надзора Великобритании.
[31] Председатель комиссии по ценным бумагам и биржам США.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 2(71) февраль 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer2/Dubrovskaja1.php
