15. ВРАЧ
Он съел дер дог в Ибн Сине и Галене
и мог он воду иссушить в колене,
он знал, куда уводят звёзд дороги,
но доктор Фауст нихц не знал о Боге.
Иосиф Бродский
В русской литературной традиции к слову «доктор» так и тянется слово «добрый». Добрый доктор Чехов, добрый доктор Айболит, добрый доктор Живаго. Даже Христа добрый доктор Булгаков изобразил просто добрым доктором Га-Ноцри. Может быть, поэтому русских эмигрантов в Америке часто отталкивала суховатая деловитость американских врачей, всегда работающих в цейтноте, всегда поглядывающих нетерпеливо на часы, не готовых выслушать полную сагу о таинственных скрипах, хлипах и пуках в организме пациента.
О горестном состоянии медицинского обслуживания в США написаны сотни книг и тысячи статей. Одним из видных критиков много лет выступает доктор Эндрю Вейль – сторонник индивидуального подхода к пациенту, альтернативных методов и пристального изучения целебных свойств самого организма. «Мы изучаем болезни, – говорит он, – а нужно с не меньшим вниманием изучать излечения». В своей книге «Почему наше здоровье так важно» он пишет:
«Мы привыкли хвастать, что американская медицина – лучшая в мире, и когда-то так оно и было. Сегодня всё изменилось. Даже в наших наиболее престижных медицинских центрах качество обслуживания стоит невысоко, медсестёр не хватает, а число заболеваний, подхваченных в больнице, возрастает. Наблюдается тенденция перетекания наших пациентов в другие страны. Американские граждане отправляются в первоклассные больницы Бельгии, Таиланда, Индии для операций по замене бедра, коронарных байпасов, пластических операций. Их всё больше сердит недостаточное внимание докторов, враждебная конфронтация со страховыми компаниями, не говоря уже о растущей цене прописываемых лекарств, медицинских тестов и пребывания в больнице».1
Сравнение с другими странами, проведённое Всемирной организацией здравоохранения, дало невесёлые результаты. «По данным 2000 года США оказалось на 37-ом месте, ниже Колумбии, Чили, Коста Рики, но выше Словении, Кубы и Хорватии. По критерию “справедливость” оказались на 54-м, рядом с Фиджи. Но зато всех намного обогнали по уровню финансовых затрат на одного человека.»2
«Охрана здоровья», считает доктор Вейль, уступила место «контролированию болезни». Все силы направляются на то, чтобы подавлять отдельные симптомы, врачу не оставлено времени вглядеться в жизнь индивидуального организма как целого.
«Наше здоровье ухудшается, и мы имеем самый высокий процент незастрахованных граждан среди демократических обществ; другие народы даже близко не приближаются к нам по этому показателю. При росте безработицы многие американцы теряют свои медицинскую страховку вместе с рабочим местом, умножая ряды незащищённых.»3
Начиная эту главу, я сразу должен сознаться в собственной патологии по отношению к американскому врачу:
ДЛЯ МЕНЯ НЕВОЗМОЖНО С ДОВЕРИЕМ ОТНЕСТИСЬ К ЧЕЛОВЕКУ, КОТОРОМУ ВЫГОДНО, ЧТОБЫ Я БОЛЕЛ, И ЧЕМ ДОЛЬШЕ БОЛЕЛ – ТЕМ ЛУЧШЕ.
Я должен заранее уговаривать себя: он не виноват, нелепая бездушная система поставила его в такую извращённую ситуацию. Вполне возможно, что он добрый, знающий, сочувствующий специалист, искренне желающий помочь. Но тягостное чувство не проходит, и я до последней возможности оттягиваю визиты к врачам, надеясь, что организм сам справится с очередной хворобой. Ставить плату врачу в зависимость от числа обслуженных им больных представляется мне такой же нелепостью, как если бы стали оплачивать труд пожарника по числу потушенных им пожаров. У него поневоле возник бы импульс поджечь что-нибудь самому.
Где-то в начале 1990-х у меня начала болеть нога. Я расшиб её, ударившись голенью о камень во время рыбалки. Терпел, делал компрессы, хромал. Нет, само не проходило. И когда доктор Вайнстин совершил своё чудо, починив сломанное бедро Марины, я решил обратиться к нему. Он проделал нужные рентгены, внимательно рассмотрел снимки, объявил, что все кости целы, выписал какое-то новомодное лекарство, якобы ускоряющее заживление травм, и счёт за визит: 200 долларов. По-божески.
Но боль не проходила. То ступня, то колено распухали так, что я мог ходить, только опираясь на костыли. Работа в издательстве включала в себя погрузку-переноску ящиков с книгами, и делать это на костылях не получалось. Промучившись ещё два года, я заставил себя снова пойти к подиатру. Не имея медицинской страховки, звонил в несколько мест, пока не нашёл самого дешёвого. Им оказался совсем молодой врач, Марк Натансон. Он рассмотрел мою опухшую ногу и без всяких рентгенов уверенно объявил: «подагра». Выписал лекарство «колхичин», которое научились делать из осенних анемонов ещё в Древнем Египте до Рождества Христова. Три-четыре таблетки, принятые в течение дня, снимали воспаление, давали возможность отложить костыли.
Спрашивается: почему знаменитый, опытный, дорогостоящий хирург Вайнстин не смог обнаружить то, что мгновенно опознал молодой Натансон?
Ответ на этот вопрос таится в двух словах: узкая специализация. Оказывается, парадокс этот был замечен и описан многими критиками американской системы здравоохранения.
К доктору Вайнстину попадают только пациенты со сложными переломами, требующими высококвалифицированного хирурга. Молодой Натансон, нуждающийся в пациентах, примет всех – и застрахованных, и нет, с серьёзными проблемами и с пустяками. Его опыт и кругозор расширяются стремительно уже в первые годы практики.
Но труд врача-специалиста оплачивается гораздо выше, чем труд терапевта общего плана. «Терапевт может заработать в год от 175 до 200 тысяч. Но эти заработки бледнеют по сравнению с доходами узких специалистов: в среднем 850 тысяч для хирурга-ортопеда, 911 для рентгенолога, 1350 тысяч для хирурга по сердечно-сосудистой системе. В Америке имеется перепроизводство специалистов и нехватка врачей общего профиля. В результате всё сводится к детальной и дорогостоящей диагностике и анализу отдельных компонентов тела. Многие пациенты не имеют возможности получить общий анализ состояния их здоровья, подготовленный врачом, умеющим оценивать взаимодействие различных частей тела».4
Часто суперспециалист не может разглядеть и поставить верный диагноз каким-нибудь элементарным недугам. Среди моих знакомых я знаю полдюжины случаев, когда дорогостоящий врач проглядел обычный аппендицит и дело чуть не кончилось перитонитом.
Лекарство колхичин было хорошей защитой от приступов, но не излечивало от подагры. Мне пришлось самому полезть в медицинские справочники и интернет, выписать оттуда названия продуктов, считающихся вредными для подагриков. Ах, как жалко было расставаться с наваристыми мясными супами, со студнем из свинины, с крабами и устрицами, с вином и пивом, с жареной дичью и сардинами, помидорами, баклажанами, креветками и прочими дивными дарами природы! Зато диэта сработала, подагра исчезла, но успела так разрушить левый коленный сустав, что я обречён хромать до конца жизни.
Почему же не только доктор Вайнстин, но и доктор Натансон не сказали мне о лечебных свойствах правильной диэты? Не знали? Или в медицинских кругах не принято делать рекомендации, которые исключают вмешательство врача, лишают его возможности заработать?
Врач, находящийся под постоянным прессом финансовых требований, вынося диагноз и предлагая лечение, невольно склоняется в сторону дорогих процедур, если страховка пациента готова оплатить их. Доктор Роберт Лебоу, автор книги «Крах здравоохранения», на многих примерах показывает, как это происходит.
«Сумасшедшие расценки на процедуры взвинчивают общую стоимость лечения. Если вы просто внимательно расспрашиваете пациента, вам заплатят 35 долларов за полчаса. Но если вы уговорите его проглотить кишку для взятия желудочного сока, что занимает 10 минут, вы можете представить Медикеру счёт на 900 долларов».5
Когда благонамеренные политики создавали систему помощи Медикейд, им, видимо, казалось жестоким и несправедливым включить в неё в качестве обязательного условия хотя бы номинальную плату за визит к врачу. Нет, самый бедный человек должен иметь возможность получить помощь, не заботясь о деньгах! Они не учитывали, что для миллионов скучающих стариков поездка в клинику, где ты будешь окружён заботливым вниманием, – единственный способ развеять пустоту дня. Если бы это стоило хотя бы десять долларов, многие предпочли бы пойти в кино или кафе. Бабушка наших друзей корила нашу бабушку за «беспечность»: «Как? Вы ещё не сменили очки в этом году? Но вы знаете, что Медикейд даёт вам право менять их раз в год? Мало ли что вы довольны старыми! Нельзя упускать, когда предлагают даром!».
Бесплатность процедур подталкивает пациентов Медикейда требовать их по любому поводу. Высокотехнологичные установки для просвечивания организма сплошь и рядом используются без особой нужды. «Американцы сегодня подвергаются опасному рентгеновскому облучению в семь раз больше, чем это было в 1980 году. На это тратится 14 миллиардов долларов... Почему-то в офисах докторов, которые имеют эти аппараты, просвечивания назначаются в три раза чаще, чем в тех, которым приходится посылать пациентов для просвечивания в другие места».6
В России 19-го века бытовало выражение «доходные дома». В Америке сегодня весьма популярен бизнес «доходные больницы» – for-profit hospitals. К началу 21 века крупнейшая корпорация Columbia-HCA сумела завладеть половиной таких больниц в Америке. Применяемые ею методы включают: зачисление врачей партнёрами, чтобы они сами были заинтересованы в повышении доходности; установление для администраторов конкретных финансовых целей, за достижение которых даются бонусы; повышение расценок за пребывание в палате (в 2010 средняя цена достигла 4400 долларов); применение самых дорогостоящих процедур.7
Проверить, какое лечение применялось, а какое – нет, не так-то легко. По разным оценкам масштабы жульничества в отношении систем Медикер и Медикейд колеблются от 63 до 100 миллиардов долларов в год. Силы контролирования явно неадекватны: 750 агентов в ФБР и в Бюро главного контролёра (Inspector General Office) должны надзирать за 720 тысячами докторов, 190 тысячами дантистов, 6200 больницами и свыше тысячи НМО (Health MaintenanceOrganizations). Техника подделок отработана весьма умело.8
Какую процедуру, тест, анализ, операцию считать нужной, а какую нет? Только врач может принять это решение. И фактор гарантированной оплаты является мощнейшим стимулом к тому, чтобы признать процедуру необходимой. Особенно процветает такой подход в психиатрических больницах и убежищах для бездомных. «Пациентов держат в палате до тех пор, пока федеральная страховка Медикер платит за них. Многие были подвергнуты операциям по удалению простаты или катаракты, которые делались конвейерным способом... Контролирующие организации предъявляют судебные иски больничным сетям, несоразмерно раздувающим счета, те платят стомиллионные штрафы, но вскоре возобновляют свои махинации».9
В сегодняшней ситуации американский врач, взвешивая все «за» и «против» хирургического вмешательства, не может не помнить, какой счёт можно будет представить за ту или иную операцию. Однажды мне попалось в прессе интервью с Нобелевским лауреатом, британским кардиологом Бернардом Лауном, который сказал, что около 70% операций на сердце проводится в Америке из коммерческих соображений. Помня о висящей над ним угрозе иска за неправильное лечение, врач не применёт нагнать на меня раздутых страхов, чтобы я не мог потом сказать: «Доктор не предупредил меня о той или другой опасности».
Одна наша близкая знакомая, родив в свои 42 года сына, заболела раком щитовидной железы, и врачи давали ей от силы шесть месяцев жизни, но только при условии, что она согласится ампутировать плечо и грудь. «Нет, – сказала себе больная, – я не могу допустить, чтобы мой сын рос без матери.» Имея медицинское образование, она смогла засесть за книги и вступить в упорную войну с болезнью, пробуя то одни, то другие альтернативные способы лечения. Четыре года шли бои, победы сменялись поражениями, но, в конце концов, она одолела врага. Врач проделал все необходимые тесты и с изумлением объявил, что неизлечимый рак исчез, излечен.
– Я знаю, что вы не станете оповещать коллег об этом результате или описывать его в статье, – сказала исцелившаяся пациентка, – потому что он ставит под сомнение диагноз, поставленный вами четыре года назад. Но, скажите, если моя болезнь случится с кем-то из членов вашей семьи, вы поделитесь с ними моим опытом?
Врач промолчал.
Конвейерную хирургию мне довелось испытать на себе. Несколько лет назад у меня сильно разболелся глаз. Пришлось пересилить себя и обратиться в местную офтальмологическую клинику, благо страховка по старости мне уже полагалась. Первым делом врач замерил давление в глазном яблоке. Оно оказалось таким высоким, что пришлось принимать какие-то экстренные меры по его снижению. Диагноз: глаукома и катаракта, необходима операция.
В назначенный день я явился в хирургический центр. Мне объяснили, что хирург будет оперировать одного за другим несколько пациентов. Местная анестезия будет делаться всем заранее, и потом больных, одного за другим, будут вкатывать в операционную. Анестезиолог закапал мне в глаз нужную долю обезболивающего и сказал, что ожидание продлится примерно полчаса. Я стал ждать, подбадривая себя мечтами о какой-нибудь замечательной рыбалке, которую устрою себе после выздоровления.
И ждал. И ждал. И ждал.
Прошло больше часа, прежде чем настала моя очередь. Потом выяснилось, что у предыдущего пациента обнаружились неожиданные осложнения и хирург провозился с ним дольше, чем рассчитывал. Да и у меня тоже оказалось не всё так просто. Хирургический конвейер сбился с ритма, действие анестезии закончилось, и к концу операции я еле терпел, только глухо мычал. Каково было тому пациенту, который следовал за мной – страшно представить.
Но худшее началось ночью. После удаления катаракты пребывание в больнице не полагается, страховка его не оплатит. Гостивший друг увёз меня домой, но заснуть я не смог. Никакие обезболивающие не помогали. Как только голова опускалась на подушку, боль вспыхивала с новой силой. Крокодил, притаившийся в глазу, слегка разжимал челюсти, только если я принимал вертикальное положение. Так и простоял всю ночь, иногда маршируя по спальне и подвывая.
Далее последовали новые процедуры, визиты в клинику, консультации, проверки. Давление в глазном яблоке снова поднималось, и этот процесс удалось прекратить лишь с помощью лазерной хирургии. Хитроумнейший новейший аппарат позволил врачам обследовать состояние сетчатки. Оказалось, что половина клеток утратила способность функционировать должным образом. В том ли причина, что я долго не шёл к врачу, или в том, что мне не повезло на хирургическом конвейере, – кто может ответить с уверенностью?
В древности у многих племён и народов человеческие жертвоприношения считались угодными богам. Также одобрялись различные формы членовредительства. Оскопление практиковалось и в языческом Египте, и в мусульманской Турции, и в христианской России у секты скопцов. Сегодня в угоду идолу здоровья среди женщин возникло поветрие соглашаться на ампутацию грудей, в надежде что рак не найдёт в их теле другого места для атаки. Голливудская звезда Анджелина Джоли после такой операции гордо позировала перед фотографами под светом софитов, как бы призывая других последовать её прогрессивному примеру. В этом году она столь же торжественно объявила об удалении яичников и матки. Сколько получили хирурги, в прессе не упоминалось.
Когда-то медицина приравнивалась к искусству, и талантливый врач был окружён такой же славой, как поэт, музыкант, скульптор. Становясь религией, медицина стремится утвердить догматы, объявляющие какое-то лечение правильным (священным?), а какое-то – нет. Рационально-гегельянский ум отказывается признать, что такой подход в принципе нелеп, что каждый организм неповторим и будет по-разному реагировать на одно и то же лекарство, на одну и ту же процедуру.
Если вы стоите перед стеной «правильных» медицинских догматов, любой новый метод лечения будет восприниматься как отклонение от них, как ересь. В 2005 году Нобелевская премия по медицине была присуждена двум австралийским медикам, Барри Маршаллу и Робину Уоррену, за обнаружение бактерии, вызывающей язву желудка. Открытие было сделано в 1982 году и опубликовано в журнале «Ланцет». Однако тогда многие учёные отнеслись к нему с большим недоверием, поскольку считалось, что к развитию язвенной болезни ведут стресс, неправильное питание, курение, алкоголь. Признание инфекционной природы этого заболевания шло вразрез с устоявшимися представлениями. Двадцать пять лет ушло на преодоление сложившихся теорий. Чтобы доказать свою правоту, Маршалл сделал смелый шаг: попрощался с женой, инфицировал себя бактерией Helicobacter pylori, чуть не умер, и спасся только применив антибиотики.10
За соблюдением правильных догматов следит могущественная организация, сделавшаяся монопольным авторитетом в американском здравоохранении: АМА – Американская Медицинская Ассоциация. И горе еретику, который попробует поступить вопреки её заветам и требованиям.
Имя одного из таких еретиков гремело в стране в 1990-е: доктор Джек Кеворкиян (1929-2011). Он выступал за то, чтобы безнадёжно больным разрешено было уйти из жизни с помощью врача, когда у них кончались силы бороться со страданиями, причиняемыми болезнью. Сконструированный им аппарат подсоединялся к телу решившегося на самоубийство. Тому оставалось только нажать на кнопку, чтобы открыть доступ отравляющему веществу к игле, вставленной в его вену.
Доктор Кеворкиян открыто предлагал свою помощь через газеты. Первое самоубийство с помощью его аппарата было осуществлено в 1990 году. Государство выдвинуло против него обвинение в убийстве, но не смогло привлечь к суду, ибо в штате Мичиган тогда не было соответствующих законов. АМА лишила Кеворкияна медицинской лицензии, но он продолжал свою деятельность. Всего с его помощью ушли из жизни 130 больных. Трижды суды над ним заканчивались оправданием, и только в четвёртый раз обвинению удалось добиться от присяжных вердикта «виновен». Он провёл в тюрьме 8 лет и был освобождён условно в 2007, накануне своего 80-десятилетия.
Многие члены АМА выступали с резкой критикой доктора Кеворкияна. Его обвиняли в том, что не все его «пациенты» страдали от безнадёжной болезни. Что он не отсылал их предварительно к психиатру. Что в нескольких случаях вскрытие тел самоубийц не обнаружило той болезни, которая была указана в их диагнозе.11 Но, конечно, никто в открытую не сказал, что долгое лечение ста тридцати безнадёжных пациентов могло бы принести врачам и больницам миллионы и миллионы долларов из сейфов Медикера и Медикейда.
Полемика о самоубийствах с помощью врача продолжается на разных уровнях. Штат Орегон был первым, где был принят закон, разрешающий подобную практику. Так что все американцы, решившие воспользоваться услугами Харона по собственной воле, теперь знают, в каком штате протекает река Стикс.
Другой пример медицинского ослушника, вызвавшего гнев АМА, открылся мне в связи с расследованием убийства Джона Кеннеди. Все врачи, пытавшиеся спасти смертельно раненого президента в Далласской больнице, не сомневались, что рана в горле была входной, о чём и заявили в тот же день журналистам. Но ведь подозреваемый убийца, Освальд, в момент выстрелов находился сзади – как же так? Следователям Комиссии Уоррена пришлось оказывать на врачей упорное давление, чтобы они отказались от своих первоначальных показаний. Один за другим они поддавались нажиму и допускали, что их первое впечатление могло быть ошибочным.12
И вот 28 лет спустя один из них не выдержал – заговорил вслух.
Книга доктора Чарльза Креншоу «Джей-Эф-Кей: заговор молчания» произвела фурор и вызвала скандал в рядах Американской медицинской ассоциации. Креншоу был одним из тех хирургов, которые пытались спасти смертельно раненого президента в Далласской больнице. «В течение многих лет, – пишет он в предисловии, – тысячу раз я хотел прокричать всему миру, что раны в голове и горле президента, обследованные мною, были нанесены пулями, ударившими спереди, а не сзади, как пытались заверить публику... Усилия подавить и исказить правду об убийстве, делавшиеся правительственными чиновниками и агентами, а также представителями печати, включали угрозы, шантаж, фальсификацию и уничтожение улик... Всё это сыграло свою роль в том, что я молчал в течение 28 лет. Сегодня мне 59. Моя медицинская карьера закончена, и я больше не боюсь ни “джентльменов в штатском”, ни критики моих коллег».13
«Критика» оказалась свирепой. Главный журнал Американской медицинской ассоциацииJAMA опубликовал большую статью, атакующую доктора Креншоу. «Желание привлечь к себе внимание» – так были объяснены его мотивы.14 Но даже в этой статье авторы должны были признать, что другой врач, доктор Роберт Макклеланд, тоже участвовавший в попытках спасти президента, «остался при твёрдом убеждении, что рана в голове была нанесена спереди». Ещё четверо опрошенных врачей заявили, что Креншоу, скорее всего ошибается, но отказались открыто осудить его. И немудрено: в день убийства все эти медики единодушно сказали журналистам, что раны были нанесены спереди, и лишь потом, после выдвижения обвинений против Освальда и оказанного на них давления, стали менять свои показания.
Креншоу и его соавтор, Гэри Шоу, подали в суд на журнал за клевету. В октябре 1994 года журнал Американской медицинской ассоциации пошёл на попятную, согласился выплатить авторам 213 тысяч долларов компенсации и напечатать их ответную статью с опровержениями, что и было сделано в выпуске 24/31 мая 1995 года.15
Дебаты о медицинской реформе бушуют в течение нескольких десятилетий, и в них АМА всегда выступает яростным противником Общенациональной системы здравоохранения наподобие тех, которые успешно функционируют в Канаде, Англии, Японии и многих других индустриальных странах. «Идеальных систем не бывает, каждая имеет свои недостатки. Но расходы других стран в пересчёте на одного человеа вдвое ниже наших, а результаты намного лучше. Намеренная дезинформация о положении дел за пределами США последовательно распространяется АМА и фармацевтической индустрией».16
Огромную часть медицинских расходов составляет использование всё новых и новых аппаратов для диагнозирования. Применение полного сканирования организма при помощи установок MRI (magnetic resonance imaging), CT (computed tomography) часто имеют вредные последствия. Они способны обнаружить маленькую аномалию, что повлечёт за собой новое тестирование. «Встревоженный пациент погрузится в больничную рутину, где его убедят согласиться на процедуры, в которых нет необходимости».17
Доктор Лебоу приводит много примеров ненужных хирургических вмешательств. «Мать моей сослуживицы, вполне здоровая женщина, готовилась к операции по замене коленного сустава. Рутинное рентгеновское просвечивание грудной клетки показало какое-то пятнышко. Было проведено сканирование РЕТ стоимостью 5000 долларов, и пятнышко интерпретировали как рак. За операцией на лёгком последовал каскад других, затем произошли осложнения, приведшие к смерти».18
Стоимость медицинского обслуживания растёт неудержимо. К 2009 году она достигла таких цифр: «Рутинный визит в палату скорой помощи стоит 700 долларов. Средняя плата за нормальные роды в больнице – 8000. Простой кардиалогический тест на стресс – 1900. Если у вас случится инфаркт, вы можете ожидать траты от 45 до 50 тысяч долларов, но если вы окажетесь в ситуации, требующей интенсивного ухода, к этому добавится 850 долларов в день. На лечение рака у человека могут уйти все его жизненные сбережения или он вынужден будет продать дом. Начальные стадии лечения обычных форм рака стоят около сорока тысяч, а общая стоимость в среднем достигает 375 тысяч.»19
Доктор Лебоу в своей книге приводит сравнительные данные о расходах на здравоохранение в разных странах. «В среднем США тратит на здравоохранение в пересчёте на одного человека вдвое больше, чем другие государства. В 1998 американские затраты составляли 4200 долларов, в то время как в Швейцарии 2800, в Германии 2400, в Канаде 2300, в Англии 1400. По отношению к общенациональному производству: в США 13,6%, в Германии 10,6%, в Канаде 9,5%, в Англии 6,7%.»20
Боюсь, что в данном контексте мой диагноз, взятый в качестве подзаголовка этой книги – «Саркома благих намерений», – не будет адекватным. Гораздо ближе к истинной причине была бы формула: «Примитивная жадность». Однако даже головокружительные заработки не дают американским врачам морального удовлетворения. Необходимость постоянно оглядываться на страховые компании, на догматы «правильного» лечения, на угрозу судебных исков отравляет их жизнь. Недавние опросы показали, что 50% практикующих врачей рады были бы сменить профессию, если бы такая возможность представилась.21
Единственный сектор здравоохранения, для которого у доктора Эндрю Вейля нашлись слова одобрения, это отделения скорой помощи в больницах. «Они часто спасают жизнь тех, у кого случился инфаркт или другой приступ, которые во времена моей молодости заканчивались смертью. Нередки случаи возвращения к жизни жертв автомобильных аварий, раньше считавшиеся безнадёжными».22
Но всё это срабатывает, если очередь страждущих не превышает нескольких человек. А как раз на днях в печати мелькнул рассказ конгрессмена штата Миссисипи, Джина Олдэя, о том, как он попал в отделение скорой помощи с сердечным приступом. «Я чуть не умер там, лежал и ждал, ждал помощи, потому что все врачи были заняты обработкой огнестрельных ран нескольких афроамериканцев сразу».23
В какой-то мере симбиоз здравоохранения и страхового бизнеса достиг того же статуса, что и крупные банки или автомобильные корпорации: «слишком велики для провала». Трудно представить, чтобы сотни тысяч невероятно разбогатевших и влиятельных людей допустили принятие законов, резко уменьшающих их доходы. С другой стороны, в истории индустриальной Америки было несколько примеров успешного разрушения монополий: сталелитейной, нефтяной, железнодорожной, телефонной. Неужели нет путей покончить с монополией всемогущей АМА?
В первый год нашей жизни в Америке (1979) у нас не было никакой страховки. Тем не менее мы возили в местную клинику в мичиганском городе Энн Арбор и 90-летнюю бабушку Марины, и нашу шестилетнюю дочь, платили 20 долларов за визит – и всё. Какие тайные силы сумели разрушить за 30 лет этот простой и посильный для пациентов вид медицинского обслуживания?
Если вообразить себя, скажем, советником какого-то будущего президента, который призвал бы тебя и предложил составить план медицинской реформы в стране, что можно было бы включить в такой план?
Мне кажется, что ключевым моментом такого плана должно быть введение двух параллельно существующих форм: частной и государственной. В частном секторе способ оплаты останется без изменений – врач получает за проведённый медосмотр, консультацию, анализ, операцию. В государственном врач будет работать за твёрдый оклад, но будет защищён от исков за «непрвильное» лечение и избавлен от необходимости покупать страховку против этих исков.
Так организована медицина в большинстве индустриальных стран. И так же – в виде двух параллельных структур – организована система образования в самой Америке. Частные и штатные школы, частные и штатные колледжи работают рядом и, оказывается, могут прекрасно сосуществовать. Да, считается, что частные школы дают лучшее образование, что учиться там – престижнее. Неизбежно возникает зависть, соперничество, озлобление против богатых, которые посылают своих отпрысков во всякие Гарварды и Стэнфорды. И тем не менее, в стране практически всем открыт доступ к образованию.
Также и крупным фирмам должно быть позволено вместо покупки медицинской страховки для сотрудников открывать для них клиники и больницы. Да, это будет напоминать ведомственные больницы в Советской России. Но, насколько мне известно, заводские клиники, подчинявшиеся дирекции завода или фабрики, работали не так уж плохо. Ибо недовольный лечением больной знал, куда ему пойти с жалобой на нерадивых медиков – через заводской двор, в контору управляющего.
Сознаюсь, что эти прожекты окрашены самым корыстным чувством: мечтой иметь возможность на старости лет лечиться у врача, которому не будет никакой выгоды в моей болезни.
Примечания:
1. Weil, Andrew. Why Your Health Matters. A Vision of Medicine That Can Transform Our Future(New York: Hudson Street Press, 2009), р. 5.
2. LeBow, Robert H. Health Care Meltdown. Confronting the Myths and Fixing Our Failing System (Chambersburg, PA: Alan C. Hood & Company, Inc., 2003), р. 14.
3. Weil, op. cit., p. 5.
4. Ibid., pp. 37-38.
5. LeBow, op. cit., p. 53.
6. Weil, op. cit., p. 127.
7. Gross, Martin L. The Medical Racket. How Doctors, HMOs, and Hospitals Are Failing the American Patient (New York: Avon Books, 1998), p. 92.
8. Ibid., p. 103.
9. LeBow, op. cit., p. 59.
10. Wikipedia, Barry Marshall.
11. Wikipedia, Jack Kevorkian.
12. Moscovit, Andrei. Did Castro Kill Kennedy? (Washington: Cuban American National Foundation, 1996), рр. 195-196.
13. Crenshaw, Charles. JFK: Conspiracy of Silence. New York: Signet, 1992.
14. Journal of American Medical Association, May 27, 1992.
15. Bugliosi, Vincent. Reclaiming History (New York: W.W. Norton, 2007), p. 420.
16. LeBow, op. cit., p. 26.
17. Weil, op. cit., p. 30.
18. LeBow, op. cit., p. 68.
19. Weil, op. cit., 19.
20. LeBow, op. cit., p. 26.
21. Weil, op. cit., p. 6.
22. Ibid., p. 15.
23. Newspaper The Clarion Ledger, Febr., 19, 2015.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 2(71) февраль 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer2/Efimov1.php
