(Главы из новой книги «Колония Агриппины»,
начало в № 1/2016)
Шлюпка с крейсера «Кёльн».
Министр иностранных дел Германии Бернгард фон Бюлов ещё в 1897 г заявил на заседании рейхстага: «Время, когда немцы покидали Германию, уезжая в соседние страны, и оставляли в своей собственности лишь небо над головой, закончилось…. Мы не собираемся никого держать в тени, но и сами требуем места под солнцем». За «место под солнцем» Германия готова была сражаться. Став в 1900 г канцлером, Бюлов сумел добиться увеличения военных ассигнований, особенно на военно-морской флот. В том же году адмирал Альфред фон Тирпиц представил свой план кардинального преобразования германского флота, который к 1914 г должен был почти догнать по мощности господствующий в Северном море британский флот. Однако и англичане, обеспокоенные немецкой активностью, провели дорогостоящую программу перевооружения своего флота. Поняв, что надвигается война и британцев не догнать, Тирпиц стал доказывать кайзеру необходимость разработки стратегии подводной войны. Даже с началом войны Вильгельм II всё же не спешил отменить ограничения на тотальное применение подводного флота, опасаясь вступления в войну США.
Готовясь к будущим сражениям в Северном море, обе страны пытались найти оптимальное соотношение между быстроходностью кораблей и возможностью установки на них мощных артиллерийских орудий. При этом наряду с огромными линкорами и большими крейсерами немалое внимание стали уделять созданию так называемых лёгких крейсеров, способных вести в бой и охранять небольшие эскадренные миноносцы, проводить разведку для линкоров и нападать на торговые суда во времена морской блокады побережья противника. Один из лёгких крейсеров был назван «Кёльн» (SMS «Cöln»: SMS — корабль Его Величества, «Cöln» — Кёльн в соответствии с орфографией тех лет) в честь города, промышленность которого принимала активное участие в строительстве военно-морского флота Германии (главные силы которого, действовавшие в Северном море, называли «Флотом Открытого моря»).
С самого начала Первой мировой войны развернулись ожесточенные битвы на суше, в воздухе и на море. 28 августа 1914 г германским кораблям пришлось вступить в Гельголандской бухте в сражение с превосходящими силами британского флота. Главный удар англичан пришелся на лёгкие крейсера, так как из-за отлива более мощным германским кораблям не удалось выйти в море. В ходе боя были потоплены лёгкие крейсера «Кёльн», «Майнц», «Ариадне» и миноносец «V 187». Общие потери Германии составили более тысячи человек убитыми, ранеными и пленными.
С крейсера «Кёльн» удалось спастись лишь старшему кочегару Адольфу Нойману (Neumann) из Кёльна, продержавшемуся в море более трёх суток. Обломки шлюпки, на которой спасся Нойман, в сентябре 1914 г выбросило у острова Нордерней. Комендант острова выкупил их и подарил городу Кёльну. Останки шлюпки, подвешенные в одной из ниш Айгельштайнских ворот, можно видеть и ныне.
Цеппелины на войне.
Война, хотя громыхала довольно далеко от Кёльна, явно ощущалась и в городе. По плану, составленному германским генеральным штабом, с немецкой пунктуальностью через мост Гогенцоллернов каждые 10 минут проходили через Рейн на запад воинские эшелоны. На окраине города были сооружены ангары для военных цеппелинов, откуда эти огромные монстры вылетали бомбить вражеские объекты. Одной из главных целей в начале войны был бельгийский Льеж, стойко оборонявшийся от мощного натиска германской армии. Но и кёльнские ангары были предметом охоты британских военных самолетов. Даже если ангар пустовал, его уничтожение было выгодным, так как цеппелину просто необходимо было укрытие от ветров и других капризов непогоды.
В конце сентября 1914 г несколько британских самолетов вылетели с базы, чтобы уничтожить цели в Кёльне и Дюссельдорфе. Из-за сильного тумана первая попытка оказалась неудачной. Пару недель спустя британскому асу всё же удалось уничтожить цеппелин в ангаре в Дюссельдорфе. Долететь до Лондона и бомбить британскую столицу германские цеппелины смогли лишь в 1915 г. При этом существовал строжайший запрет кайзера бомбить жилые кварталы, где проживали его королевские родственники. Обнаруженные противником цеппелины вступали в перестрелку с вражескими самолетами, и далеко не всем удавалось скрыться в облаках или тумане. Смерть, играющую цеппелинами, изобразил на своей медали Арнольд Цадиков (убитый в 1943 г нацистами в концлагере Терезиенштадт).
Гибель «Лузитании».
В воздухе и на земле немецкие войска сражались на равных с войсками Антанты. Гораздо худшая ситуация была на море. Крупные военные корабли были блокированы англичанами в гаванях, где простояли всю войну почти без пользы. Оставался лишь путь начать глобальную войну с помощью подводных лодок, затрудняя транспортам противника доставлять по морю как военную технику, так и продукты первой необходимости для населения. Приказ топить повсеместно британские суда был отдан лишь через несколько месяцев после начала войны, и подводные лодки Германии рыскали по всей Атлантике, добираясь даже до американских берегов.
Опасаясь, что Америка нарушит формальный нейтралитет (по сути, американские грузы интенсивно перемещали в Англию), на пассажирские суда было разрешено нападать лишь при полной уверенности, что у них на борту есть грузы военного назначения. Здесь важно вспомнить о катастрофе, соизмеримой по масштабам с гибелью «Титаника».
Ещё до войны, соревнуясь с Германией в трансатлантических перевозках, резко возросших по масштабам в связи с массовой эмиграцией европейцев в США, британское правительство выдало огромные кредиты судостроителям. При этом были поставлены условия, чтобы британские суда по всем параметрам превосходили германские, и чтобы в случае войны их можно было использовать для транспортировки военных грузов.
Построенная в 1907 г «Лузитания» стала самым крупным пассажирским лайнером — и самым быстрым: в том же году она пересекла океан менее чем за 5 суток. К началу Первой мировой войны она оставалась одним из лучших судов в мире. После катастрофы «Титаника» на лайнере установили дополнительные спасательные шлюпки. Увы, они не помогли. 2 мая 1915 г недалеко от берегов Ирландии лайнер, шедший рейсом из Нью-Йорка в Ливерпуль, затонул настолько быстро, что большинство спасательных средств не успели даже толком выбросить за борт. От попадания в борт «Лузитании» торпеды немецкой подлодки U-20 до того момента, когда нос судна коснулся океанского дна, прошло менее 20 минут. Погибли 1195 человек (из них более ста граждан США), примерно восьмистам удалось спастись.
Несмотря на раздающиеся уже целый век обвинения по поводу зверств германского подводного флота, топящего мирные суда, формально немцы имели право атаковать «Лузитанию», в трюмах которой тайно везли большую партию оружия для британских войск. Последнее никто не отрицает. Более того, по одной из версий, британцы чуть ли не специально подставили «Лузитанию» с её американскими пассажирами, чтобы подтолкнуть США объявить войну Германии (но США вступили в войну лишь в 1917 г.).
На эту катастрофу тут же откликнулись художники из обоих противоборствующих лагерей. Одним из талантливых представителей немецкого прикладного искусства был Карл Гётц. Он посвятил гибели «Лузитании» одну из своих памятных медалей.
Опасности, поджидающие «Лузитанию» в рейсе, обсуждали задолго до рокового торпедного выстрела. Когда в апреле 1915 г. лайнер пришёл в Нью-Йорк из Ливерпуля и собирался отправиться обратно, в Штатах ходили нехорошие слухи о том, что его могут потопить немцы. Для Германии также было выгодно запугать нейтральных американцев, чтобы те заморозили свои контакты с Великобританией.
Влиятельные немецкие эмигранты в Америке не хотели, конечно, вступления США в войну на стороне Антанты. Они даже обратились в германское посольство, заставив его напечатать в американских газетах предупреждение тем, кто собирался плыть на «Лузитании» в Европу. Предупреждение (напоминающее, что все суда и корабли под флагом Великобритании и её союзников могут быть уничтожены в зоне военных действий с вытекающим отсюда риском для путешествующих) было опубликовано 22 апреля, а 1 мая лайнер отправился в последний рейс.
Изобретатель Аденауэр.
Возвращавшиеся с фронта поезда везли в город раненых, что требовало организации большого числа больничных коек. В августе 1916 г в городе прошла большая выставка для сбора средств в помощь жертвам войны. Промышленность работала для нужд фронта. С сырьём становилось всё труднее. И даже колокола собора пришлось переплавить, использовав металл для снарядов. Да и самим жителям Кёльна становилось всё труднее выживать в условиях военного времени.
В эти годы особенно проявился организационный талант Аденауэра, заместителя обер-бургомистра Кёльна. Ему удалось заключить соглашения с рядом крупных крестьянских хозяйств, расположенных в близлежащих районах. Город предоставлял им семена и удобрения, а они сдавали ему значительную часть урожая. Скупали, где только можно, скот и отдавали на откорм крестьянам. В обусловленное время город получал от них мясные продукты. Распахали близлежащие земли, принадлежавшие городу и не использовавшиеся до сих пор. Засадили их картофелем, другими культурами и осенью сделали необходимые запасы.
Он жестко контролировал работу пекарен и полевых кухонь для обеспечения горожан и расквартированных в городе солдат. Аденауэр ввел в Кёльне карточную систему. Вначале в Берлине отрицательно отнеслись к кёльнской инициативе. Вскоре, однако, карточки ввели по всей стране.
Сам Аденауэр стал придумывать различные «эрзац»-продукты, пригодные для защиты от голода. Он начал с рецепта хлебных булок, где вместо пшеничной муки использовали ячмень, рисовую и кукурузную муку. Суррогат хлеба был не слишком аппетитен, но в голодное время оказался спасением для многих. Однако в ходе войны власти Румынии, поставлявшей кукурузную муку, сориентировались и присоединились к Антанте. Выпечку суррогатного хлеба пришлось прекратить.
От «эрзац»-хлеба Аденауэр перешёл к разработке «эрзац»-сосисок, предложив использовать вместо мяса сою. Его произведение стали называть «кёльнской сосиской». Аденауэр решил запатентовать свой рецепт, однако Имперское управление по патентам отказало ему, так как по существовавшим правилам сосисками мог называться только продукт, содержащий мясо. Позже изобретателю Аденауэру всё же повезло: британский король Георг V даровал ему патент на соевую сосиску в июне 1918 г. Запатентованная «кёльнская сосиска» с соевым содержимым вошла в историю, так как с некоторыми модификациями по сей день используется в пищу вегетарианцами всего мира.
Война не пощадила и семью Аденауэра. У его жены Эммы обострилась болезнь почек, и в октябре 1916 г она умерла. Заместитель обер-бургомистра держался мужественно, по-прежнему тратя огромные усилия на организацию жизни города, к которым прибавились заботы о трех осиротевших детях (старшему из них к моменту смерти матери исполнилось лишь 10).
Городской совет безоговорочно поддерживал его инициативы. Чиновники магистрата беспрекословно подчинялись ему. Военное положение не отменило, а только усилило необходимость решения непрерывно возникавших проблем. Реальная роль первого заместителя бургомистра становилась всё более заметной. Всё больше поговаривали о возможном уходе бургомистра на более высокую должность в центральные органы власти. Реальными становились новые выборы городского главы. Примерно в это же время Аденауэру предложили занять должность бургомистра Ахена. Этот город поменьше Кёльна, жизнь в нем спокойней, должностной оклад выше. И всё же Аденауэр отказался от заманчивого предложения.
Летом 1917 г обер-бургомистр Вальраф, наконец, получил желанную должность статс-секретаря министерства внутренних дел в Берлине и освободил свой пост в Кёльне. Обер-бургомистром единогласно избрали Аденауэра. Градоначальник обладал широкими правами и управлял городскими делами практически единолично. Согласие городского собрания требовалось лишь при принятии принципиальных долгосрочных решений и перераспределении крупных бюджетных средств.
Избрание обер-бургомистром добавило забот Аденауэру, так как отныне нужно было не только заниматься городскими делами, но и участвовать в общеимперских мероприятиях в Берлине. Германия проигрывала войну. От шовинизма первых военных лет не осталось и следа. Аденауэр старался не вмешиваться в государственные дела — это было прерогативой Берлина. У него хватало муниципальных забот. И, тем не менее, в феврале 1918 г указом Вильгельма II Аденауэр был введен в состав Палаты господ ландтага Пруссии (совещательного органа при кайзере, действовавшего с 1850 г). Однако действовать ей оставалось недолго — надвигалось крушение монархии.
Кёльнская республика Советов.
В начале ноября 1918 г в Кёльне появился поезд с восставшими матросами из Киля. В Кёльне объявили республику Советов. Воцарилась анархия. По улицам на грузовиках с песнями разъезжали вооруженные матросы. Разгуливали толпы людей с красными знаменами. Матросы требовали от магистрата продовольствия и горючего.
Сценарии развития событий при таком неустойчивом соотношении сил в крупных промышленных центрах страны оказались разными. Если в Мюнхене развернулись полномасштабные революционные события и Бавария порвала с имперским центром, то в Кёльне они приняли относительно спокойный характер, кровопролития и насилия удалось избежать. Не последнюю роль в этом сыграли своевременно установленные контакты бургомистра с одним из лидеров рабочего движения Зольманом (его скульптура имеется на башне исторической кёльнской ратуши.
Вильгельм Зольман (Sollmann, 1881-1951 гг.) приехал в Кёльн в 16-тилетнем возрасте получать коммерческое образование. Здесь он увлекся социалистическими идеями и в 1907 г создал городскую организацию молодых рабочих «Свободная молодёжь». Вскоре стал редактором «Рейнской газеты», поддерживавшей в годы войны патриотические настроения в массах. В 1917 г он одним из первых социал-демократов был избран в кёльнский городской совет, где и пересеклись его пути с Аденауэром.
И хотя Зольман ратовал за создание после войны общегерманской социалистической республики, он был твердо настроен добиться этой цели путем демократических выборов и без какого-либо кровопролития. Именно такой резолюции (ратующей за всеобщие выборы, но отвергающей вооруженные беспорядки) Зольман добился на
общегородском митинге рабочих и революционных матросов. Аденауэр не слишком доверял митингующим и сомневался в возможности мирной договоренности с разбушевавшимися массами. Когда поступила информацию о том, что центральные улицы города заполнили солдаты, матросы и рабочие, выкрикивающие революционные лозунги и срывающие с офицеров погоны, первым его побуждением было применить силу.
Аденауэр обратился к начальнику местного гарнизона генерал-лейтенанту фон Круку с требованием, чтобы гаубичная батарея, стоявшая во дворе его родной гимназии Святых Апостолов, открыла огонь по демонстрантам. К счастью, генерал отверг эту «бредовую идею». Да и сам обер-бургомистр по размышлении решил вступить в переговоры с восставшими для выработки приемлемой для всех программы действий. Вместе с Зольманом он несколько часов убеждал в ратуше представителей Совета революционных рабочих и солдат не учинять беспорядков, не вывешивать красных знамен на ратуше и выделил им несколько комнат в помещении магистрата с телефонами, пишущими машинками и другим канцелярским оборудованием. Революционные власти возложили управление городом на капитана Швинка, который довольно быстро оценил обстановку и решил работать вместе с Аденауэром.
Однако ситуация в городе была напряженной. Ратушу осаждали толпы людей, требуя хлеба. На окраинах голодающие начали громить продуктовые лавки. Подбирались к винным погребам. По приказу обер-бургомистра алкогольные напитки из винных хранилищ ночью под покровом темноты слили в Рейн. На улицах увеличили число походных кухонь и кормили кашей голодающих. Из жителей создали отряды гражданской охраны, сумевшей за несколько дней навести в городе относительный порядок.
В память о недолгом времени существования Кёльнской республики Советов Карл Гётц изготовил памятную медаль.
Несколько слов о дальнейшей судьбе Зольмана, помогавшего Аденауэру справиться с беспорядками во время Кёльнской республики Советов. Он и дальше помогал навести порядок в городе. А в 1919 г стал депутатом Национального собрания, в 1920 г — главным редактором «Рейнской газеты». Недолгое время в 1923 г был министром внутренних дел в кабинете Густава Штреземана. С приходом к власти нацистов после ареста и избиений службой CA в марте 1933 г эмигрировал в США. Получив американское гражданство, он после 1945 г неоднократно посещал Германию. Его высоко ценил Отто Штрассер, о чем написано в книге Дугласа Рида «Хотел ли Гитлер войны. Беседы с Отто Штрассером»: «Среди тех, кого Отто Штрассер хотел бы видеть среди членов Немецкого национального совета можно назвать и Вильгельма Зольмана, одного из немногих вменяемых людей, светлых голов из числа немецких социалистов времён прежнего рейха…».
Но вернемся к событиям 1918 г. В середине ноября после подписания перемирия в Кёльн вошли четыре армейских корпуса, возвращавшихся с фронта. Аденауэр с согласия Швинка решил осуществить демобилизацию военнослужащих. Солдаты и офицеры сдавали оружие и получали свидетельство о демобилизации, проездной билет до места жительства, денежное содержание и продовольствие. Магистрат устроил распродажу военного имущества, армейских автомобилей и повозок. Покупали спекулянты, подпольные дельцы. Но они давали деньги, на которые и проводили демобилизацию. Оставалось и на продовольствие для жителей города.
Добывать продукты питания было особенно трудно. Закупали в основном перловую крупу. Ею и заправляли походные кухни, день и ночь дымившие на улицах города. Кёльнцы прозвали обер-бургомистра «Граупенауэром» (Graupe — по-немецки, перловая крупа). Шутили беззлобно, понимая, каких усилий стоит добывание этой крупы. Власть Советов в Кёльне оказалась недолгой.
Медали Карла Гётца.
В огромном наследии Гётца (более шестисот медалей), по сути, летопись германской истории от начала Первой до конца Второй мировой войны. Любопытно, что этот медальер-экспрессионист не был позже отнесен нацистами к представителям «дегенеративного искусства». Дело в том, что в жизни он был рядовым немецким бюргером, которому были не чужды и ура-патриотизм немцев в Первую мировую войну, и возмущение кабальными условиями Версальского договора в 1919 г, и безобразное поведение французских оккупантов, и надежды на Гитлера-«спасителя», и позднее прозрение по поводу той пучины, куда ввергли страну нацисты.
В искусстве Карла Гётца многие его критики не без оснований видят «арийские» мотивы и влияние геббельсовской пропаганды. Но большинство его произведений — реальное отражение германской жизни, нравится это или не нравится. Как подметил про него один из увлеченных его творчеством коллекционеров: «Сегодня в газете — завтра в монете» (правда, Гётц, в основном, делал медали). Забегая чуть вперёд, приведу пример его, пожалуй, самой скандальной сатирической медали, посвященной садизму победителей-французов, поставивших на Рейне охранные отряды сенегальцев, рекрутированных в африканских колониях Франции. За эту медаль «Черное бесчестие» его жестко критикуют уже многие десятилетия.
Изображенное на ней требует некоторого пояснения. Надпись на лицевой стороне медали (аверсе) «DIE WACHT AM RHEIN» (по-немецки «Стража на Рейне»), на оборотной стороне (реверсе) — «DIE SCHWARZE SCHANDE» (в переводе с немецкого — «Чёрное бесчестье»). Оккупационные французские войска на Рейне примерно на треть состояли из африканских подразделений, отличившихся тысячами случаев изнасилования немок. Всеобщее возмущение этим «беспределом» и нашло отражение в весьма откровенном шарже-медали Гётца.
За основу медальер взял золотую монету Веспасиана, на которой были изображены профиль императора и пленённая женщина-Иудея. Руки женщины, связанные за спиной, почти касаются пальмы. Гётц превратил Иудею в Германию, а еврейку в одежде в обнажённую немку — в той же позе, со связанными руками и понуро опущенной головой. Вместо Веспасиана художник поместил карикатурную голову французского солдата-африканца в каске с символами RF — Republique Francaise, а главную героиню медали привязал не к пальме, а к огромному фаллосу.
Над диким африканским профилем идут слова «Die Wacht am Rhein» («Стража на Рейне»), а вокруг девушки — надпись «Die Schwarze Schande» («Чёрное бесчестье» — изнасилование белой женщины африканцем считалось особым позором). Сверху взирает на немецкий позор масонский глаз в треугольнике — символ «ноябрьских предателей» 1918 г и международных поработителей Германии. Рядом с девушкой — арфа с порванными струнами, ещё один иудейский образ унижения и потери родины. Символы, близкие к порнографическим, впервые были использованы в жанре медальерного искусства. Грубая эротика и физиономия торжествующего африканца оскорбляли немецкое достоинство.
Почему же «Die Wacht am Rhein»? Любой немец знал эти слова — три поколения выросли на патриотической песне «Стража на Рейне». Это стихотворение было написано ещё в 1840 г. Во время франко-прусской войны 1870 г стихи были положены на маршевую мелодию. Кайзеровская армия переходила Рейн и осаждала Париж, сделав эту песню символом немецкого триумфа. Фактически, «Die Wacht am Rhein» стала неофициальным гимном Германии. Пользовалась песня популярностью и в Третьем рейхе. В знаменитом голливудском фильме «Касабланка» (1942 г) оркестр, играя «Марсельезу», заглушает именно «Стражу на Рейне», которую поют немецкие офицеры. Последнему наступлению вермахта на Западном фронте (Арденны, декабрь 1944 г) Гитлер дал кодовое название «Die Wacht am Rhein». Но всё это было позже, а в 1920 г «рейнский дозор» превратился в рейнский позор.
Чернокожие солдаты переместились из тропиков в университетские города Рейнланда. По сути, это было первое проникновение тысяч чернокожих мужчин в сердце Европы. Тогда, в 1920 г, газеты впервые сообщали о диких выходках чернокожих воинов. Драки, пьянки, изнасилования наводили ужас на бюргеров. Для обслуживания сенегальских полков создавали особые бордели с немецкими женщинами. Казалось, что унижению Германии не будет конца. Карл Гетц своей медалью давил на болевую точку национального самолюбия, горько иронизируя по поводу африканской «Стражи на Рейне». Мол, как звучат строки поэта Макса Шнекенбургера: «И юный немец рвется в бой,/ Границу заслонить собой,/ И клятва юноши тверда:/ «Немецким будет Рейн всегда!». «Звучит присяга,/ плещет вал, / Знамена ветер растрепал, /Спокоен будь, край отчий наш, /Тверд и надежен страж, /На Рейне страж». Гётц вопрошает своей медалью: как можно петь сейчас эти старые слова, если стражем Рейна стал вчерашний обитатель джунглей? К сожалению, злободневность его сатиры не исчезла и век спустя.
(продолжение следует)
Напечатано: в журнале "Заметки по еврейской истории" № 2-3(190) февраль-март 2016
Адрес оригинальной публикации: http://www.berkovich-zametki.com/2016/Zametki/Nomer2_3/Gimelfarb1.php
