litbook

Проза


Предложение, от которого я не мог отказаться. 0

Предисловие переводчика.

Арнольд Денкер... Имя этого американского шахматиста навряд ли хорошо известно нынешним любителям древней игры. А ведь в 1944-45 годах он дважды становился чемпионом США, и впоследствии Международная шахматная федерация присвоила ему звание гроссмейстера. Автору этих строк довелось познакомиться с Денкером осенью 1984 года, когда в Москве проходил первый матч за шахматную корону между Антолием Карповым и Гарри Каспаровым. Я работал тогда переводчиком в пресс-центре матча, и одним из моих «подопечных» был Денкер. В один из вечеров гроссмейстер преподнес мне подарок – свои мемуары. Большей частью они касались его шахматной жизни, его друзей и соперников, Нью-Йорка, в котором он прожил всю жизнь. В одну из наших встреч он высказал свое пожелание, чтобы я перевел когда-нибудь хотя бы один из его рассказов. Это был очень давно, и, наконец я решил сделать небольшой перевод из книги Денкера. С ним и познакомятся читатели.

 

Предложение, от которого я не мог отказаться.

 Когда становишься чемпионом  США – независимо от того, в каком виде  спорта, - то всегда получаешь массу самых необычных деловых предложений. И хотя я выиграл первенство по шахматам в 1944 году – не самое популярное тогда времяпровождение,  -  тем не менее я получил немало невероятных предложений.

Одно из них было от компании по уборке мусора в Южной Неваде. Мне предлагали пост президента этой компании, при этом уже стартовая зарплата была баснословной. Но когда я узнал, что компания находится в руках мафии,  я, понятно, даже  думать перестал об этом предложении. Было предложение и от одного фермера в Нью-Джерси. Он полагал, что если я настолько умен, что стал чемпионом США по шахматам, то наверняка найду способ, как увеличить количество  и вес его цыплят...

Короче говоря, было много предложений, планов, было и много всякой «липы». Но все безрезультатно. И вот, когда казалось, предложения перестали поступать, раздался телефонный звонок от некоего господина Кобака, у которого была аптека в Хартфорде, в штате Коннектикут.

Шел 1946 год. Кобак прочитал, что я еду в Москву играть в матче на десяти досках между СССР и США. Холодная война уже началась, и Госдепартамент США надеялся улучшить отношения между двумя сверх державами, организовав международное соревнование. Кобак предложил где-нибудь отобедать, чтобы за едой обсудить одно дело, выгодное, как он выразился, для нас обоих.

Через пару дней мы встретились в небольшом немецком ресторане на 14-й улице  в Нью-Йорке. Кобак, невысокого роста и ничем не примечательный человек, пришел вместе со своей единственной дочерью, брюнеткой с зажигательным взглядом. Ей было лет 30. В руках у Кобака была толстая папка, наполненная картами, чертежами, вырезками, картинками, с помощью которых он объяснял свою историю.

Семье Кобак в свое время принадлежала единственная аптека в Туапсе, маленьком русском городе на Черном море. Именно в этот город за 30 лет до этого бежали многие русские  аристократы, спасаясь от большевиков. Кобаки разбогатели на золоте и бриллиантах, помогая переправлять беженцев в Турцию. Но самим Кобакам пришлось в конце концов спасаться, когда коммунисты узнали, чем они занимаются. Уходя из Туапсе, они зарыли все свои сокровища в потайном месте.

 Старик показал мне на картах, где нужно было искать клад. Он даже  дал мне фотографии своих родственников, изображенных прямо перед входом в аптеку. «Все эти годы, - сказал он голосом, пораженным эмфиземой, - я надеялся что власть там переменится, но теперь мне ясно, что при моей жизни это не произойдет. Мне бы хотелось, чтобы моя дочь могла насладиться этим богатством». Кобак сказал, что русские готовы поделить с ним клад «фифти-фифти», то есть на равных, так как им нужна твердая  валюта, и он попросил меня представлять его интересы. «Половина всего, что вы сумеете отвоевать, - заключил он, - будет ваша, и по самым скромным подсчетам, это будет полмиллиона долларов».

Голова у меня пошла кругом. Половина миллиона долларов, может быть - больше! Такое бывает только в кино! Я мог разбогатеть. И для этого мне не надо было работать! От такого предложения  я не мог отказаться. 

Неделю спустя, в августе 1946 года, я отправился в Гронинген играть в первом большом послевоенном турнире. В нем участвовали лучшие шахматисты, и главное, самые сильные советские гроссмейстеры. Я старался разыграться, чтобы хорошо потом играть в матче против СССР, запланированном на сентябрь. В Гронингене я сделал интересную ничью с Михаилом Ботвинником, который вышел на первое место на пол-очка впереди Макса Эйве.

 В Гронингене, однако, мне было не до шахмат. Я думал только о том, с кем из советских я могу поделиться моей тайной. Мой выбор пал на Сало Флора, знаменитого чехословацкого гроссмейстера, который поселился в Москве после того, как его страна была оккупирована нацистами в 1939 году. Во время турнира мы подружились и часто беседовали. Помню, как в Гронинген прилетела моя жена Нина и привезла из Нью-Йорка подарки для Раисы, жены Флора. Казалось естественным, что именно к Сало я должен был обратиться с рассказом о моем «деле». К моему удивлению, на него вся история впечатление не произвела, и он воспринял ее как нечто вполне обычное. Он пообещал организовать в Москве встречу с соответствующими должностными лицами.  

Специалисты по советской истории уверяют меня, что такое легкое общение между западным человеком, с одной стороны, и подданным империи Сталина, с другой, было обычным явлением. Объяснение состоит в том, что даже в сталинском «железном занавесе» были то тут, то там щели – именно используя их, диктатура могла удовлетворять свои интересы. Например, охотники за богатствами вполне могли оставаться безнаказанными – при условии, что они были аполитичны и от них шли поступления в твердой валюте  на соответствующие счета в советских банках. «Поройся в моем кошеьке, а я пороюсь в твоем» - такова была философия советской диктатуры.

В первый же день в Москве Флор позвонил мне и сказал, что все устроено и что он заедет за мной утром на следующий день. Мы встретились в гостинице «Москва», и я был представлен двум  людям, которые выглядели именно так, как, по моему представлению, должны выглядеть агенты тайной полиции. Мы немного поговорили, и они согласились организовать все так, как я даже и не мечтал. Дележ денег – никаких проблем. Поездка в Туапсе – и опять никаких проблем. Мне будет предоставлен частный самолет. Единственная проблема состояла в том, как объяснить, что я остаюсь в Москве после отъезда американской команды.

На следующий день Сало с женой приехали рано в нашу гостиницу – у них уже было решение. Нина, моя жена, притворится больной и отправится на несколько дней в больницу. Я, как верный муж, останусь в Москве. План казался разумным, но моя жена не хотела о нем и слышать. «Они отравят меня, - сказала она,- а тебя выбросят из самолета, и все будет выглядеть как естественная смерть». Такое случалось все время, пока царствовал Сталин, и Нина настаивала на том, чтобы возвратиться в США вместе со всей командой.

Что было делать? Проговорив всю ночь, мы решили довериться Сало. Мы вынули наши карты и предложили ему половину нашей доли. Если все получится, думали мы, мы все равно останемся в таком денежном выигрыше, о котором и не мечтали. В свою очередь, Сало обещал дать нам телеграмму, когда клад будет ( или не будет)  найден. «Встретил Вашего отца в Туапсе» (или наоборот) – таков был наш пароль.

Вернувшись в Нью-Йорк, в ожидании телеграммы я позвонил Кобаку и рассказал ему обо всем. Он тихо выслушал меня, и даже если он не был доволен тем, как я веду дело, он этого никак не выразил. Прошло много недель. Затем пришла телеграмма: «Не встретил Вашего отца в Туапсе». Сердце у меня защемило, и я отправился  в Хартфорд, чтобы сообщить грустную новость Кобаку. Он, казалось, был расстроен меньше, чем я - это я объяснял его болезнью. Дочери же его, как он сказал, не было дома – она гостила у друзей. Такова грустная концовка истории, которая могла принести мне горы золота! И все же вскоре я смирился с мыслью, что для того, чтобы заработать, нужно трудиться, и я забыл об этом деловом фиаско.

Много лет спустя кто-то сказал мне, что Сало развелся (по правде, его первая жена умерла) и что он живет с женщиной много моложе его – и в этом не было ничего удивительного, если учесть,что развод в СССР всегда был простой процедурой. Но мое любопытство пробудилось, когда я узнал, что Сало и его новая пассия постоянно ездят в Прагу. Заграничные поездки всегда были накладными для советских граждан. Надо платить не только за проезд. Самое главное, нужно было давать большие взятки, чтобы получить визы. Много позже до меня дошел слух, что Флор и его дама поженились и переехали жить в шикарный номер гостиницы «Украина». Возможно, неожиданное процветание Сало было связано с моими деньгами? Деньгами, вырванными из тайного заточения? Конечно же, шахматный тренер не мог позволить себе жить в гостинице «Украина» среди номенклатурущиков.

Многие годы меня мучили сомнения. Последней каплей был рассказ одного еврейского отказника, что он видел Сало и его жену, разъезжающих по Москве в машине марки «Нова-Цейс». Меня взбесило двурушничество Флора. Я потерял сон. Я знал, что не обрету в душе покоя, пока не увижу его.

Однажды (это было в начале 80-х годов) я послал телеграмму Флору, сообщив, что приезжаю в Москву, и попросил его встретить меня в аэропорту.  Вместо него пришла женщина, представившаяся как жена Флора и назвавшая себя Еленой. Привлекательная, темноволосая женщина, где-то чуть за 60, она привезла меня в их квартиру.  Она объяснила мне, что Сало нет дома и что мы увидим его завтра. Неудивительно, думал я, ведь он читает лекциии и ездит по всей стране. Ночью я выспался, и после отличного завтрака  Елена и я отправились на встречу с моим  другом.

По дороге Елена неожиданно призналась, что с Сало случился удар и что он находится в больнице загородом. Самые дикие мысли пронеслись в моем  мозгу. Почему она  не сказала мне этого раньше? Почему? Почему? Она резко свернула с главной дороги и мы подъехали к уродливому, низенькому зданию.

Когда мы  вошли, нас встретила грузная дама, одетая в неряшливый халат. Она провела нас по длинному и темному коридору. Затем она открыла дверь в одну из комнат и оставила нас. В пыльной комнатенке была постель и малюсенькое, с решетками, окно. А постель была столь маленькой, что более походила на люльку младенца, и на ней лежал кто-то с изморожденной морщинами шеей и седой головой, повернутой к стене. Неужели это был великий гроссмейстер Сало Флор, или Елена играла со мной в какую-то игру? Я был испуган, смятен и просто не знал, что и думать.

Елена нагнулась и тихо тронула лежавшего за плечо. Я видел, как он  медленно повернул голову и взглянул совершенно пустым  взглядом. Прошло несколько секунд. Елена что-то шепнула на ухо больному и жестом попросила меня подойти поближе. Когда я наклонился, я услышал такие жуткие крики,  какие никогда в моей жизни не слышал.  Он пытался что-то сказать, но из горла вырывались только звуки – не то крики, не то стоны.  Ситуация была настолько душераздирающей, что я просто потерял  способность соображать.  Да,  человек этот был похож на Сало, но это был скелет,  который весил  не больше 30 килограммов...

В комнату вошла та самая сестра, которая встретила нас. В руках у нее был шприц. Скоро наступил покой. Хотя все это продолжалось не более четверти часа,  я чувствовал, что совершенно истощен, и, возвращаясь на машине в Москву, не мог произнести ни слова.

Войдя в квартиру Сало, я без всякого стеснения  налил себе стакан водки, проглотил его залпом и буквально распластался в кресле. Пока Елена готовила что-то поесть, я начал вглядываться  в нее более пристально, ибо меня  начало точить чувство, что мы  где-то раньше встречались.

Елена, видимо, догадалась, о чем я думаю. «Вы все еще не узнаете меня? , - спросила она. Я признался, что лицо ее мне знакомо. «Должно быть, я  сильно растолстела, - сказала она – и дочку Кобака вы узнать не можете!» Боже мой! Я мог видеть какое-то небольшое сходство, но я не мог представить себе, что она делает в Москве. И тут она рассказала свою историю.

После того, как я вернулся в 1946 году в США и привез отцу Елены плохие вести, он отправил свю дочь в Москву, чтобы проверить, правдив ли мой рассказ. Она встретила Сало на одной из его шахматных лекций. Это была любовь с первого взгляда. Она сказала, что после они поженились и жили счастливо до того, как с Сало случился удар. «Все это, конечно,ужасно, - перебил я,- но как насчет моих денег?» «А никаких денег не было», - ответила она. «Откуда же у вас столько денег, что вы так хорошо живете?» Я хотел показать ей, что я не так глуп, и что ее голое утверждение еще не истина в последней инстанции.

Елена подошла к большому комоду и выдвинула один ящик. Она достала из него какой-то весьма официально выглядевший документ и дала мне его в руки. «Это – последняя воля и завещание отца Сало, - сказала она. – Он был одним из самых богатых людей в Чехословакии. Он оставил нам все деньги – поэтому-то мы постоянно ездили в Прагу. Я подозревала, что вы будете чувствовать себя обманутым, но я также знала, что бессмысленно доказывать нашу невиновность. Вам необходимо было приехать самому и узнать правду. Только представьте ваши подозрения, если бы я дала вам телеграмму с просьбой не беспокоиться, потому что Сало слишком болен, чтобы встретиться с вами".

Возвращаясь в Нью-Йорк, я не мог избавиться от самых разных чувств и мыслей. Ничего себе ситуация! Мне было даже стыдно, что я подозревал Сало и Елену. Она был права – я хорошо сделал, что приехал сам.

И вот тут-то разорвалась первая  бомба. Уже во Флориде от кого-то я узнал, что Сало неожиданно поправился, и что они с Еленой переехали в Прагу, где он умер несколько месяцев спустя (на самом деле, он умер в Москве).

Но вторая  бомба была посильнее, и она взорвалась, когда я получил номер одного русского шахматного журнала, посвященного покойному гроссмейстеру Флору. В журнале было несколько его лучших партий, список наиболее важных турнирных  побед и фотографии, на которых он был снят с другими знаменитыми шахматистами. На одном из снимков он давал сеанс одновременной игры детям, а подпись под фотографией, если мне не изменяет память, была такая: «Ежегодный сеанс Сало Флора в сиротском приюте Марибу – единственном доме, который он знал в детстве».  

 

Напечатано: в журнале "Сеемь искусств" №  3(72) март 2016

Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer3/Hariton1.php

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Лучшее в разделе:
    Регистрация для авторов
    В сообществе уже 1132 автора
    Войти
    Регистрация
    О проекте
    Правила
    Все авторские права на произведения
    сохранены за авторами и издателями.
    По вопросам: support@litbook.ru
    Разработка: goldapp.ru