Россия на рубеже XVIII-XIX столетий.
К концу ХVIII столетия Россия стала одним из самых крупных государств Европы. Своим трудом и героической борьбой её народы создали могущественное государство, освоили многие, ранее не заселённые земли.
В 1801 году в результате дворцового переворота к власти пришёл Александр Первый. Он видел недостатки предшествующих правлений и понимал, что их нужно устранять.
В начале ХIХ века были сделаны попытки ослабить остроту крестьянского вопроса, без решения которого невозможно было движение вперёд. Правительство Александра Первого обсуждало ряд проектов об изменении положения крестьян. В результате царь заявил, что навсегда прекращает раздачу помещикам государственных земель, населённых крестьянами.
В 1803 году был издан указ о «вольных хлебопашцах», по которому помещики получали право отпускать крестьян на волю (поодиночке или целыми деревнями) с землёй, за большой выкуп. Практические последствия этого указа невелики: за всё царствование Александра I им воспользовались лишь несколько помещиков и в разряд «вольных хлебопашцев» было переведено менее 0,5 % крепостных крестьян. Но этот указ сыграл свою роль: правительство официально признало возможным освобождение крестьян от крепостной неволи и законодательство определило условия этого освобождения и права «вольных хлебопашцев». Было разрешено купцам, мещанам (горожанам), свободным крестьянам покупать ненаселённую землю, т.е. впервые было признано, что владельцами могут быть и не дворяне.
На территории империи климатические условия разнообразные. В частности, в средней полосе климат умеренный, в южных районах тёплый. Значительная часть благоприятна для занятий земледелием. Россия богата лесами, реками, озёрами. На юге раскинулись бескрайние, малонаселённые и ещё не освоенные в то время степи, удобные для занятий скотоводством.
Сельское хозяйство, в котором господствовали помещичье землевладение и крепостническая эксплуатация, развивалось крайне медленно. Однако и здесь происходили перемены. Значительно увеличилась посевная площадь, как в Европейской части России, так и в Сибири, распахивались нетронутая целина, луга, под пашни выкорчёвывались лесные участки и кустарники. Особенно успешно расширение посевных площадей шло на колонизируемом юге страны, на Дону, в южных украинских губерниях. Однако в целом сельское хозяйство России в первой половине ХIХ века находилось ещё на крайне низком средневековом уровне.
Положение евреев в российской империи
в XVIII столетии.
В ХVII столетии мощное польско-литовское государство Речь Посполитая, захватившее почти всю Восточную Европу, крепко держало в своих руках власть над народами, проживавшими на его территории. И только с 1654 года, когда украинский гетман Богдан Хмельницкий на Переяславской Раде объединился с Россией, начался упадок Речи Посполитой. Оттеснив поляков на запад от Днепра, а турков – на юг, Россия расширила свои владения, и присоединённые территории получили название Новороссии. В результате население Российской империи пополнилось значительной массой, проживавших на присоединённых землях, евреев. Царское правительство, отчасти по религиозным, отчасти по политическим соображениям, установило для новых подданных пресловутую «черту оседлости». Евреям разрешалось проживать лишь в строго определённых губерниях, число которых в разные годы колебалось от 15 до 25. Ограничения постепенно усиливались. К концу ХVIII столетия евреев стали выселять из сельских местностей, а в начале ХIХ и из всех более или менее крупных городов. Евреи не могли заниматься ни земледелием, ни работать на возникающих в городах промышленных предприятиях. Служить в государственных учреждениях им тоже запрещалось.
Гонимые отовсюду, они со временем сосредоточились в маленьких провинциальных городках и местечках, выведенных Менделе Мойхер-Сфоримом под разными вымышленными названиями, в дальнейшем обобщенными Шолом-Алейхемом в его знаменитой «Касриловке». Не имея возможности заниматься каким бы то ни было производительным трудом и тем самым зарабатывать себе на пропитание, жители этих местечек вскорости дошли до ужасающей нищеты. В этих условиях коза считалась уже достатком, лоток с грошовым товаром, общей стоимостью едва ли в один рубль, средством к существованию, а собственный убогий домишко и корова целым состоянием.
Из города в город, от села к селу потянулись бесконечные вереницы отчаявшихся, изголодавшихся людей, просящих подаяние. Созданные царизмом уродливые условия жизни еврейского народа породили столь же уродливые формы внутреннего строя местечковых общин. Господствующее положение здесь занял мелкий паразитирующий капитал (торговцы, ростовщики, раввины…), кровно заинтересованный в обособленности еврейских трудящихся, представляющий ему полную свободу действий для откровенного грабежа народных масс. Местечковая верхушка всячески препятствовала стремлению простого народа к образованию, общению с другими нациями. Еврейские дети должны были годами изучать только религиозные книги. После окончания хедера некоторые из них отправлялись в ешибот, типичную еврейскую бурсу, со всеми её своеобразными и весьма суровыми правилами и обычаями. Программа обучения не давала каких-либо прикладных знаний. Занятие ремеслом расценивалось как унижающее человека. Сапожники, портные, кузнецы… стояли на низшей ступени еврейского общества (чуть-чуть повыше нищих). В таких условиях человеку было невероятно трудно преодолеть действие сложившихся привычек и понятий, особенно по отношению к труду.
Земледелие среди евреев России.
С приходом к власти Александра Первого начала несколько меняться политика по отношению к бесправному еврейскому населению. Параллельно с решением вопросов о прекращении раздачи помещикам государственных земель, населённых крестьянами, о праве отпускать на волю крестьян, встал вопрос о привлечении евреев к общественно-полезному труду.
Кроме упомянутого сыграла роль необходимость продолжения колонизации Новороссии. За счёт украинского и русского крестьянства колонизация идти не могла, т.к. ещё не было отменено крепостное право. Мысль о привлечении евреев к земледельческому труду возникла впервые на рубеже XVIII-XIX столетий, как у видных государственных деятелей, так и у просвещённых представителей еврейства. Эта мысль была использована правительством для того, чтобы сделать евреев «полезными для государства гражданами» и воспользоваться ими, наряду с немцами и болгарами, для колонизации Новороссии.
Начиная с «Положения об устройстве евреев» 1804 года, появляется ряд противоречивых мероприятий для привлечения евреев к земледелию в колониях, сначала исключительно в Новороссии (до 30-40 годов). Вводится, с одной стороны, система опеки и принуждения, даже частичного раскрепощения еврейских колонистов, с другой – система льгот и поощрений. Положение 1804 года установило отвод казённых земель в ряде губерний России с предоставлением ссуд на обзаведение и освобождение от податей.
На деле колонисты были направлены в два уезда бывшей Херсонской губернии (до 1923 года часть города Кривой Рог относилась к Херсонской губернии, остальная – к Екатеринославской). Изгнание евреев из сёл и деревень в 1807 году дало первые группы колонистов из Могилёвской, Черниговской и других губерний. Первую группу согласных отправиться на поселение возглавили некие Нохум Финкельштейн и Израиль Лентпорт. Оба из Могилёвской губернии. Финкельштейн сумел даже добраться до Петербурга и попасть на приём к министру внутренних дел графу Кочубею, но, вместо ожидаемых разъяснений об условиях переселения ему предложили самому отправиться в Херсонскую губернию. Что он и сделал. В конце концов, губернатор Новороссийского края, герцог де Ришелье, решил вопрос об отводе земли. Переселенцы выбрали для будущей колонии участок в 6600 десятин на левом берегу реки Ингулец.
Итак, первые еврейские земледельческие колонии появились в Херсонской губернии в 1807 году. К 1810 здесь насчитывалось девять колоний: Бобровый Кут, Израйлевка, Добрая, Ингулец, Сейдеменуха, Каменка, Большой и Малый Нагартав, Ефингар. Проживали в них в то время 600 семей, в количестве 3640 человек. На это правительством было израсходовано 145680 рублей, из расчёта по 40 рублей на человека. В 1810 году переселение было приостановлено.
Сколько пришлось вытерпеть несчастным переселенцам, сколько из них не добралось до мест поселения, погибло в пути, умерло от голода, холода и болезней уже на «обетованных» землях Херсонщины, становится понятным из свидетельств самих первопроходцев: «… После поездки, продолжавшейся четыре месяца, мы наконец добрались до Кременчуга. Оттуда на подводах, нанятых властями, со скудными средствами на питание, мы добрались до места поселения. Перед нами лежала нетронутая степь… Усталые, измученные дальней дорогой, холодом, плохим питанием и всякими бедами, мы должны были взяться за строительство жилых домов. На нас напали болезни. Положение наше было отчаянным. Непривычные к крестьянскому труду и удалённые от обжитых мест на большие расстояния, мы не могли даже поучиться у других, как взяться за дело. Нам пришлось нанимать рабочих и платить им по 15 рублей за обработку каждой десятины земли. Вместо обещанных десяти копеек в день на питание до первого урожая, мы получали только по пять на душу. При обмене денег нас опять обсчитали. Очень трудно было достать в тех местах зерно и муку. Не раз бывало так, что мы доставали зерно, но его негде было смолоть. Приходилось толочь его, или варить и есть так…»
Дорогую цену заплатили предки будущих земледельцев, живших впоследствии в благополучных хозяйствах, освоивших эти земли и сельский труд. Крестьяне одной из колоний писали: «…В результате смены климата, воды, недостатка продуктов и болезней, у нас за три года умерло около 200 человек, не только стариков и младенцев, но целых семей. В настоящее время у нас 166 семей; в нашей среде много сирот, не имеющих ни пищи, ни одежды, и вдов, не получающих никакой поддержки. Все мы бедны и несчастны…»
Однако постепенно, если не сами переселенцы, то их дети, привыкли к сельскому образу жизни. Их быт наладился, материальное положение укрепилось, смертность и болезни пошли на убыль. В 1816 и 1817 годах были собраны хорошие урожаи. Несмотря на трудности и лишения, в каждой из еврейских колоний появились успешные хозяйства. Способствовало этому и освобождение от налогов, продлённое Николаем Первым, который, несмотря на ограничительный «Закон о евреях» 1835 года, аннулировал долги евреев-земледельцев казне. То же сделал и его преемник Александр Второй.
В начале 20-х годов в Новороссию снова устремилась волна переселенцев – 7000 душ, из которых правительством были устроены 2152 человека. В 1823 году переселение вторично было приостановлено. Негодность земли, отведённой колонистам, система опеки, жестокое обращение, недостаток сумм на обзаведение, расхищаемых администрацией и другие причины привели к значительному уменьшению населения колоний. До 1815 года, по официальным данным, умерло от эпидемий, голода и прочих причин 5000 еврейских колонистов.
При Николае I, пришедшем к власти в декабре 1825 года, политика привлечения евреев к земледелию, проводилась с большой настойчивостью. Были расширены льготы и усилен принудительный характер земледелия. В 1826 году возникло даже предложение сдавать нерадивых колонистов в военно-рабочие батальоны. В 1829 нерадивых и отлучившихся из колоний было решено сдавать в солдаты и ссылать в Сибирь. В 1830 колонистам запретили переходить в другие состояния. Это привело к усилению бегства из колоний Херсонской губернии.
Еврейская общественность России поддерживала политику привлечения евреев к земледелию. Просвещённые деятели еврейства (Нота Хаимович Ноткин, Ицхак-Бер Левинзон и др.) видели в аграрном труде, наряду с просвещением, панацею от всех еврейских бед. Активную позицию занимали и еврейские религиозные деятели. Например, Рабби Довбер, второй лидер Любавического движения, сам вёл переговоры с правительством Александра Первого о выделении участков земли в Херсонской губернии и способствовал основанию там земледельческих колоний. Состоятельные евреи оказывали финансовую помощь «окрестьяненным» единоверцам. Так банкир и известный общественный деятель барон Евзель Гинцбург в 1856 году передал правительству 10 тысяч рублей для награждения лучших евреев-земледельцев, каковые периодически определялись Министерством государственных имуществ. В 1880 году, по инициативе крупнейших финансистов и промышленников России, Самуила Полякова, Горация Гинцбурга, Абрама Зака, Леона Розенталя и Меера Фриндланда были созданы фонд и Общество ремесленного и земледельческого труда среди евреев (ОРТ). Из этого фонда до 1906 года еврейским земледельцам были выданы ссуды на сумму свыше 150000 рублей.
В середине ХIХ столетия, в связи с тем, что резервы пригодных для возделывания земель иссякли, еврейские колонии правительство решило создавать и в соседней Екатеринославской губернии. Причём, если в начале поселения были «моноэтническими», то теперь стали появляться колонии смешанного типа и «мирно соседствующие» еврейские, немецкие, болгарские…
Чиновник по особым поручениям, придворный советник Карцев в 1845 году провёл ревизию еврейских поселений и составил подробный отчёт об их жизни и быте Он писал: «Евреи не могут испортить или обманывать украинских крестьян, которые столь же хитры, как и они, и не дадут себя одурачить».
В отчёте Карцева говорилось, что в еврейских колониях живёт 1661 семья, или 12779 человек. Что в 15 колониях было 19 каменных синагог, работали хедеры. У 76 меламедов обучались 533 ученика. 12 живших там раввинов пользовались большим уважением. Карцев хвалил прочность устоев еврейской семьи, уважение к родителям, отмечал, что среди евреев почти нет пьянства и преступности.
В 1861 году в 37 колониях Херсонской и Екатеринославской губерний проживало уже 2642 семьи, всего 26784 человека. К середине 1860-х годов в Новороссии было 39 колоний. Обитавшие в них 2873 семьи обрабатывали 129521 десятину земли. А согласно переписи 1898-1899 годов, евреи, занятые в сельском хозяйстве составляли более 3 процентов от общего числа российских евреев. Накануне первой мировой войны в колониях, превратившихся из некогда нищих поселений в прочные крестьянские хозяйства, проживало 42 000 человек.
Впоследствии возникла идея колонизации Сибири (Тобольская и Омская губернии), куда вскоре, по собственному почину, стали направляться массы еврейских колонистов. Откликнулось до 2000 семей. В скорости, неожиданно, переселение в Сибирь приказано было прекратить и снова направлять евреев в Новороссию. За три года (1816-1818) колонистам было отпущено 972000 рублей. Тогда же, между еврейскими колонистами в Новороссии, для образца и наблюдения, были поселены немецкие колонисты, из среды которых определённое время назначались старосты-шульцы сельских Приказов.
Управление делами Новороссийских колоний в ту эпоху часто менялось. В 1807 году они были подчинены Новороссийскому и Бессарабскому губернатору. В 1846 – Министерству государственных имуществ. А в 1847 – Попечительскому комитету об иностранных поселенцах южного края.
Впоследствии стал затрудняться доступ к земледелию, потому что Новороссия перестала нуждаться в искусственной колонизации. В 1858 году было прекращено поселение евреев на казённых землях края, а с 1864- го ограничено и на частных.
В советский период количество евреев, приобщённых к земле, было ещё больше. К 1931 году в Украине и Крыму было образовано 170 новых посёлков, где проживало свыше 20000 семейств (100000 человек). Создавались еврейские национальные сельские советы и районы. В том же году в Украине было создано 134 еврейских сельсовета. Языком общения был идиш. Появился даже первый в истории Колхозный еврейский театр. Задача, поставленная советами – за 10 лет переселить на «землю» полмиллиона евреев, увенчалась успехом. На территории еврейских национально-административных образований в Советской Украине проживало 250000 евреев, то есть, 14 процентов еврейского населения. Такого количества земледельцев история русского еврейства, и вообще, еврейства в странах рассеяния, не знала никогда…
История колонии Ингулец.
Как уже упоминалось, с 1807 по 1810 год в двух уездах бывшей Херсонской губернии, за счёт переселенцев из Могилёвской и других, было образовано девять еврейских земледельческих колоний, в том числе Ингулец. Устные предания утверждают, что Ингулец образована из бывших кантонистов, получивших за верную службу царю и Отечеству наделы земли на территориях в прошлом контролируемых Речью Посполитой.
Первым еврейским поселенцем в колонии был выходец из лесов Белоруссии, некий Донской. Рассказывают, что этот человек, в прошлом кантонист, во время службы, участвуя в военных действиях с донскими казаками, был награждён тремя георгиевскими крестами и получил кличку «Донской казак». Постепенно кличка укоротилась до «Донской» и превратилась в фамилию. Уволившись из армии, в возрасте 35-36 лет, хотел жениться на вдове с восьмью детьми, но его отговорили и предложили красивую, не бывшую замужем женщину, имевшую незаконнорожденного ребёнка. Донской женился на ней и уехал на новые земли.
В результате ряда противоречивых мероприятий, связанных с привлечением евреев к земледелию в колониях, во время периода притеснений решили Донского из колонии выселить. Однако его обращение к губернатору края, ссылка на заслуги, наличие трёх «георгиев» сделали своё дело – губернатор выдал Донскому документ, гарантирующий ему и семье полную неприкосновенность, право иметь землю и селиться, где ему заблагорассудиться, в границах края. С этого момента и начинается история колонии Ингулец.
Колония росла и развивалась, Тёплый климат, привольные нетронутые земли, полноводные реки, поросшие лесами и кустарниками балки, роскошные луга… Всё способствовало хлеборобству, скотоводству, охоте, рыболовству… Немалую роль играло и размещение села на старом чумацко-казацком Кизикерманском шляху, соединявшем Кременчуг с Перекопом. От села Широкого шлях шёл по левому берегу реки Ингулец, мимо колонии на Кривой Рог и далее.
После ликвидации Запорожской Сечи население этого района начало интенсивно пополняться за счёт колонистов и переселенцев: немцев, евреев, балканских славян и крепостных, переселённых помещиками из других губерний России.
Каждый колонист, вернее, каждая семья получила по 30 десятин земли (27 гектар), причём, девять из них неплодородной. В состав оставшихся 21 входили плодородные земли, пастбища, овраги, балки и т.д. Лучшая земля над рекой Ингулец, заливные участки выделялись под огороды по полдесятины на каждого мужского члена семьи. Женщинам земля не полагалась. В течение своей истории колония претерпела все те социальные изменения, которые претерпела и страна.
По наименованию некоторых колоний, как и по произношению их жителей, можно судить о месте их прежнего проживания.: Ново-Ковно, Ново-Витебск… Местечко Березнеговатое раньше называлось Нагартов, что по-древнееврейски «хорошая» или «красивая» река. Татарка и Невел (обиходные названия) при образовании называли Сейдеменуха (Большая и Малая), это искажённое древнееврейское «сдеймнухо» – поле отдыха, степь утешения, и т. д.
Вернёмся к колонии Ингулец. Образованная в 1809 году, колония к 1812-му насчитывала 90 семейств. Перепись 1897 года зарегистрировала 2781 жителя, из которых евреев 2696 человек. По данным ЕКО (Еврейского колониального общества) в 1889 году в колонии было 367 семейств, наличных душ 2262. Земли находящейся во владении 3426 десятины.
Имелась общественная школа, четыре синагоги. Главная улица называлась Шпигельгас. Колония состояла из трёх районов: Карапиловки, Центральной части и Забалки (за балкой). Заселение в 1809 году началось с Карапиловки. По словам старожила Давида Режеца так называлось место (база), где проходила многолетняя военная служба первопоселенцев. Предположительно это Карпиловка Черниговской губернии, в 10-15 км от городка Остёр на Десне, где воинские гарнизоны располагались, чуть ли не со времен Петра Первого.
Управление колонией осуществлялось шульцем (старостой) и его помощниками сотскими. Шульц выбирался из числа жителей колонии сроком на четыре года. Голосование проходило при помощи шаров чёрного и жёлтого цветов. Количество четырёхлетних периодов не ограничивалось и шульцы, хорошо себя зарекомендовавшие, могли исполнять обязанности неоднократно. Избирались они не обязательно из именитых граждан колонии, а прежде всего и только тогда, когда пользовались уважением односельчан и могли, исполняя обязанности, защитить интересы колонистов перед властями. Последним перед революцией был Давид Шифрин, перед ним Гершл Финварб, ещё раньше Аврум Фрадкин (информация Давида Режеца).
Первый опыт общественного труда – разведение винограда. На эти места распространило своё влияние ЕКО (Еврейское колониальное общество), выдавшее в 1909 году ссуду до 1916 года. Лозу выписывали из Франции, оттуда же приглашали для консультаций специалистов-виноградарей. Впоследствии произраставший в колонии виноград был довольно знаменит. После 1916 года общество распалось и виноградники, разделённые на участки, стали собственностью бывших его членов.
Передовая для того времени молодёжь колонии, находясь в связи с революционно настроенными шахтёрами близлежащих рудников, принимала участие в революционных событиях 1905 года, участвовала в революции и гражданской войне. За революционную деятельность в 1905 году были сосланы в Сибирь:Хася Гольдина, Шмерл Шмеркин, Марк Финварб, Э.Карпай, Мильман. К первым большевикам, боровшимся за установление советской власти в колонии, кроме упомянутых, следует отнести: Л.Минухина М.Пинуса, Н.Левитина, Д.Клемперта, Ф.Гитина, Э.Гитина, А.Фейтлихера, Л.Клисторнера, Л.Шабаша, Б.Гинзбурга, Б.Ремественскую. Первые комсомольцы: Песин, Ф.Чертин, Э.Режец, Д.Режец, Л.Клисторнер, Л.Шабаш, Х.Клисторнер, Э.Плавник, Ш.Плавник… В Октябрьской революции учавствовали: Липа Минухин, Шмерл Шмеркин, Наум Ройяк, Пиня Болотнер, Давид Клемперт, Семён Минухин, Наум Левитин, Бася Ремественская. В 1919 году, по Ленинскому призыву, добровольно ушли в Красную гвардию 30 человек, в том числе Монин, Ремественский, Гитин, Алтшулер, Минухин.
Упомянутая выше участница событий 1905 года Хася Гольдина, бежавшая из сибирской ссылки, была лично знакома с В.Лениным. В 1968 году она рассказывала своим землякам, жившим в Москве, о том, что ей приходилось выполнять личные его поручения. Рассказывала об изумительной его памяти. О том, что он помнил двести – триста псевдонимов, в том числе её – «Сосуна». Кто, где, в какой тюрьме, срок отбытия заключения и время освобождения, чтобы при выходе опять использовать в деле верных, испытанных революционеров. Рассказывала, что Ленин был осведомлён о существовании еврейских земледельческих колоний. Впоследствии Хася Гольдина работала в РКИ при ЦК компартии. Она была персональной пенсионеркой всесоюзного значения. Муж её Дунаевский, уроженец села Широкого, расположенного неподалеку от колонии Ингулец, также занимался революционной деятельностью. В 1968 году Хасе Гольдиной, жившей в Москве, было 83 года.
Многие колонисты погибли во время революций и гражданской войны.
Во время гражданской войны в колонии был создан конный отряд самообороны, одним из организаторов и командиром которого был Лев Фрадкин. Отряд набирался, в основном, из бывших солдат империалистической войны. Они уничтожили ряд руководителей и членов бандформирований, орудовавших на Криворожье. В 1920 году ревком Кривого Рога, во время бандитского мятежа, возглавляемого Шаповалом, обратился к руководству отряда колонии Ингулец за помощью, и он сыграл не последнюю роль в его подавлении. За эту операцию колонию называли «Красным Ингульцом». Отрядом были уничтожены руководители банд: Дубицкий, Скляр, Давидка Сибиряк, которого казнили в колонии Ингулец. Когда пришли белые в колонии был погром. Четыре дня продолжались грабежи и убийства. Против регулярных войск отряд оказался бессилен.
В начале ХХ века колония Ингулец в Криворожском районе была самая большая. По уровню культурной жизни она больше походила на маленький город, чем на село. По- городскому одевались. В здании театра проводились лекции. Был большой любительский драмколлектив, ставивший спектакли на языке идиш. Иногда со спектаклями выезжали в Кривой Рог. В театр с гастролями приезжали драмколлективы городов Украины, проводились концерты приезжих артистов.
В колонии была обширная библиотека с книгами на идиш, древнееврейском (иврит), украинском и русском языках. Были две школы: земская и министерская, несколько хедеров (начальная религиозная школа), четыре синагоги. В самую большую из них (в два света) приезжали знаменитые канторы (исполнители религиозных песнопений), которые наряду с молитвами исполняли еврейские народные песни. Культурная жизнь колонии стояла на высоком уровне.
Молодёжь колонии очень тянулась к знаниям. Многие получили высшее и среднее образование, став врачами, учителями, юристами, инженерами, музыкантами… Из их среды вышли профессора: Каплун Эммануил Мойсеевич, гинеколог, Гинзбург Борис Соломонович, терапевт, Пинус Наум Зиновьевич, физик. В наше время многие, в том числе моя двоюродная сестра Ходош (Гехман) Эвелина Яковлевна – профессор Ростовской на Дону консерватории и многие другие.
До революции в колонии были организации бойскаутов сионистского направления.
Наряду с земледелием в колонии Ингулец была широко развита торговля. На главной улице Шпигельгас располагались: три мануфактурных магазина, один обувной, один кожевенный, несколько галантерейных и бакалейных, рыбный, аптека, бойня, 10-12 мясных лавок – мясо поставлялось и на рудники Кривого Рога. Два раза в неделю в колонии проходили большие базары. Мельница колонии перерабатывала до 1000 пудов зерна в сутки. Работала маслобойка и несколько сыроваренных предприятий.
Мастерские ремесленников: портняжные, сапожные, скорняжные, столярно-плотницкие, жестяные, кузнечные, колёсные, конской упряжи… обслуживали жителей колонии и близлежащих сёл.
После установления советской власти, компартия колонии во главе с Л.Минухиным, уничтожила все магазины на центральной улице. Осталось только здание обувного магазина Белицкого.
Земля полосой в 24 километра уходила в одну сторону от колонии. Это было большим неудобством для крестьян. Поэтому на дальних участках, со временем, были организованы два поселения: Латовка и Красный Под. Там селились, в основном, молодые семьи и приезжие, желающие заниматься земледелием.
Конец колонии Ингулец.
В 1941 году в мирную жизнь колонии ворвалась война. О необходимости эвакуации мнения разделились. Пожилые колонисты, помнившие немцев на Украине в 1918 году и имевшие с ними деловые контакты, также с немцами близлежащей немецкой колонии, считали страхи преувеличенными и отъезд не обязательным. К рассказам беженцев из приграничных районов отнеслись без должного внимания.
Накануне оккупации часть колонистов, всё же, решила эвакуироваться. Погрузив самое необходимое на подводы, двинулись по направлению к Красному Поду. Вошедшие 8 августа немцы их догнали и вернули в колонию. Пронемецки настроенные жители колонии – украинцы с приходом немцев начали бросать камни в окна еврейских домов, затем начались грабежи. Некоторые из грабителей стали полицаями.
Если кто-нибудь из нас выживет?.. Это выражение знакомо всем, кто пережил войну. И так же, как люди, мужала на войне и надежда.
На фронте, в партизанских отрядах, в нацистских лагерях… надежда остаться в живых связывалась со стремлением бороться против гитлеровской нечисти, отомстить за кровавые злодеяния, поведать людям о фашизме.
Те, кто остались в живых, верны этим стремлениям, и собственным, и погибших друзей…
В полной мере относится это ко всем, видевшим воочию смертоносность нацизма. До этого была жизнь, называвшаяся «ещё до войны».
У всех было детство, были отцы, матери – добрые, ласковые, о которых поётся в старинных еврейских песнях, были братья и сёстры… И была война. Пока она шла, и во время передышек между боями, и в минуты отчаяния в лагерях военнопленных, и в ночных раздумьях у партизанских костров, в мыслях и надеждах домашние выглядели живыми. Увы?! Только в воспоминаниях и снах. Но их нет. Миллионов тех, кто до войны были нашими родителями, братьями, сёстрами, детьми, друзьями… Теми, кто так и не стали мужьями, жёнами, отцами. Они лежат в могилах от Волги до Праги, Варшавы, Берлина…
И в криворожских степях уничтожали фашисты евреев, и дома их стирали с лица земли.
Среди многочисленных обвинительных документов, фигурировавших на процессе Эйхмана, был и такой, адресованный этому фашисту рапорт:
«…надо упомянуть, как необычное явление, еврейские коллективные хозяйства. Между Кривым Рогом и Днепропетровском имеются еврейские хозяйства, где не только директора евреи, но абсолютно вся рабочая сила еврейская. Мы установили, что это люди низкого интеллекта и, поэтому, политическое руководство их перевело на сельскохозяйственные работы. Спецчасть №6 в данном случае решила пока этих евреев не расстреливать, дабы дать им возможность снять богатый урожай, а затем уничтожить. Еврейское руководство уже ликвидировано и заменено…»
На плодородных землях Криворожья раскинулось несколько еврейских национальных районов. Около ста колхозов, еврейских и украинских, жили дружно, по – братски. Три машинотракторные станции имели свыше двухсот тракторов, десятки комбайнов и прочих сельхозмашин. Все посёлки были электрифицированы. Энергию поставлял Днепрогэс. Районы славились по всей Украине прекрасными урожаями пшеницы и винограда.
«…Выращивать виноград, что само солнце выращивать. Это солнечные лучи, собранные в капли» – говорили виноградари.
Началась война. Красную Армию надо было обеспечивать хлебом, и люди не трогались с мест, хотя немцы были уже близко. Лишь 14 августа 1941 года, после окончания косьбы и обмолота, запрягли лошадей. К Днепру добрались восемнадцатого, но было уже поздно – немцы контролировали переправу. Часть колхозников они уничтожили тут же, у остальных не было иного выхода, кроме как вернуться.
Не успела прокатиться первая волна грабительской армии, в посёлки и сёла хлынули эсесовцы команды № 6.
В колхоз имени Урицкого они ворвались среди бела дня и вырезали всех до единого жителя.
В Калиновке, большом посёлке, рядом с железной дорогой, они устроили массовую резню 24 сентября. Одну семью, мужа, жену, двух детей привязали за ноги к лошадям и поволокли по степи к месту бойни. В балке расстреляли всех жителей посёлка. Через пять лет очевидцы находили там сгнившие детские ботинки.
В Войковдорфе фашисты сначала ограбили население, а в начале сентября староста селения немец Риц собрал всех мужчин посёлка и объявил, что повезут их на работу в Никополь. Вечером прибыло несколько грузовиков. Людей увезли и возле рва, недалеко от села, расстреляли. Через два дня к колхозной конюшне согнали женщин и детей. Им тоже сказали, что повезут в Никополь. Выстроили по пять в ряд, били прикладами. И их отвезли недалеко. Возле заранее выкопанной ямы приказали раздеться догола, потом партиями по десять человек стали расстреливать. Детей хватали за горло и бросали в яму, которую потом чуть-чуть сверху засыпали землёй. Подъехали четыре подводы и увезли одежду расстрелянных.
«…Выращивать виноград, что само солнце выращивать. Это солнечные лучи, собранные в капли…».
В «солнечных лучах, собранных в капли» и фашисты знали толк, поэтому виноградарей пока не трогали. Им нужно было, чтобы те «выращивали солнце». После того, как были срезаны гроздья, бандиты придумали для виноградарей неслыханную смерть. Отвезли на машинах к заброшенной шахте, недалеко от станции Чертомлык и живыми сбросили под землю.
20 мая 1942 года 300 человек молодёжи фашисты поместили в концлагерь, расположенный в селе Новоселовка, и использовали их на строительстве шоссе Кривой Рог – Днепропетровск. В июне сорок второго начались расстрелы. По колонии разъезжали три мотоциклиста и кричали: «У нас евреям смерть!»
Первый массовый расстрел произошёл в селе Латовка, где единовременно, в присутствии родных и соседей, убили 50 евреев-коммунистов. Могилу они копали себе сами. Второй – в Ингульце – восемь человек. Одного из них, старика Режеца, раздели догола, заставили ползти по дороге и петь песни о Сталине. Затем всех повесили в посадке. Из пулемёта застрелили медсестру Фиру Финварб за отказ отравить колодцы. Труп её, по наущению немцев, долго таскала по колонии собака. Тридцать человек расстреляли из пулемёта на глазах, работавших на огородах крестьян.
В течение трёх недель перед массовым расстрелом евреев колонии, 50 арестованных украинских коммунистов немцы возили из Широкого (райцентр) для копания могилы, в которую 11 июня 1942 года легли они и жители колонии Ингулец. Все! Женщины, дети, старики! Все!
Долго стонала степь.
11 июня 1942 года произошло зверское убийство мирных жителей-евреев бывшей земледельческой колонии Ингулец. Около 2000 тысяч человек нашли здесь свой конец.
Во время фашистского нашествия в колонии были уничтожены синагоги, школы, мельница, трикотажная фабрика… Апогея геноцид достиг в 1942 году. Житель села Иван Мойсеевич Герман, бывший тогда подростком, вспоминал:
«…в колонии немцев было мало. Орудовали в основном полицаи. Каждую ночь они грабили еврейские дома, насиловали женщин… На дне яра, – показывал Иван Мойсеевич, – была выкопана глубокая круглая яма. Копали её месяц схваченные гестаповцами коммунисты. Человек двадцать. Потом их расстреляли…»
Евреев загнали на южную оконечность села. Часть заперли в клубе.
…Через выкопанную яму перебросили широкую доску и раздетых догола евреев заставили идти по ней. На краю оврага стоял пулемёт, за которым немец в чёрных рукавицах и очках расстреливал идущих. Убитые падали в яму. Одна еврейка крикнула: «Пусть нашей кровью зальются ваши сумасшедшие глаза!»
Один из расстреливаемых бросился бежать. По нему стреляли, но не попали. Беглец прыгнул в реку, спрятался в камышах и остался жить. Бежала ещё женщина. До темноты она лежала среди трупов, затем, выбравшись из ямы, ушла…
Большой стодвадцатикилограмовый парикмахер Питман, не желая унижений, перерезал себе горло бритвой, но не умер. Немцы прислонили его к стене и девять раз выстрелили из парабеллума. Только после этого он упал окровавленный.
Стрельба не прекращалась в течение дня. Среди погибших – беженцы из Западной Украины, Бессарабии… Около 400 человек. Трудно назвать количество расстрелянных, т.к. немцы завозили евреев для уничтожения и из других населённых пунктов.
Несколько дней насыщенная кровью земля шевелилась, как живая. Прошёл сильный дождь, и потоки воды размыли могилу. Много трупов оказалось в реке. Вода шла красная от крови. Боясь эпидемий, немцы засыпали трупы известью, которую возили сюда грабарками.
Накануне массового расстрела в колонии Ингулец немцы согнали жителей в театр, заставили раздеться догола и в пять утра повели на прибрежные скалы реки.
О том, что происходило в театре, рассказала Раиса Минухина, мать которой потеряла рассудок и её под сидениями, представлявшими узкие длинные ящики, спрятал отец. После того, как увели на расстрел её родителей и их несчастных сограждан, Рая выбралась из убежища и ночью добралась до Николокозельска, где нашла знакомых. Они её покормили, но оставить у себя не могли. Чудом уцелела жительница колонии Ватник. Ночью она выбралась из могилы и ушла. Её спрятали украинцы.
Узнав о произошедшем в колонии, молодёжь, находившаяся в концлагере села Новосёловка, две недели не прикасались к пище, которую им бросали, как собакам, и беспрерывно кричали. Работы по строительству дороги в декабре должны были завершиться. В одну из ночей двенадцать молодых людей совершили побег из свинарника, в котором ночевали. Терять было нечего – всё равно смерть. Одна из них Фира (Ирина) Александровна Пильняк ( или Пильник), которой в момент побега было 14 лет рассказывала: её приютила семья евангельских христиан-баптистов в селе Глееватка. Они достали ей документы на имя украинки, и какое-то время прятали у себя. Находясь у них, Фира, выздоровев после тифа, была переправлена спасителями в село Верблюжка, Кировоградской области к их единоверцам и занималась там крестьянским трудом. Работавшая рядом девка сказала, что выдаст её немцам, так как знает, что она еврейка. И Фире опять пришлось бежать. Затем работа в Долинской на строительстве узкоколейки под началом поляков, один из которых признал в ней еврейку, но не выдал.
Из неволи её освободили передовые части Советской Армии, оказавшиеся штрафными батальонами. Посёлок Сотницкий, в двух – трёх километрах от Долинской, где это происходило, переходил из рук в руки несколько раз. Наконец немцев отогнали.
Потом Фиру Александровну арестовал Особый отдел. Держали в курятнике. Следователь вызывал на допросы ночами и требовал, чтобы она подписала признание о том, что является немецкой шпионкой. Угрожал повесить, если не подпишет. Во время одного из допросов вошёл военный более высокого ранга, судя по внешности, еврей. Девушка со слезами обратилась к нему по-еврейски и рассказала о себе. Выслушав, он приказал следователю её отпустить и выдать соответствующие документы.
Добравшись в первой половине января сорок четвёртого до Верблюжки, Фира Александровна устроилась работать секретарём прокуратуры. Когда прокурор Молчанов принёс известие об освобождении Кривого Рога, она пешком отправилась домой, в колонию. На дороге, по которой шла, лежали гниющие трупы и отдельные части человеческих тел. В Ингулец пришла в первых числах марта сорок четвёртого. Она была первой из оставшихся в живых жителей колонии, ступившей на родную землю после её освобождения. В колонии была расквартирована воинская часть, солдаты которой, узнав её историю, отнеслись к ней с сочувствием.
Через некоторое время прислали лошадей и повезли в село Зелёное на опознание арестованных полицаев. Не подозревавшие о том, что осталась в живых свидетельница, они очень испугались. Их было восемь: староста Цыганок, Поздняков, Иванов и другие. Девушка рассказала следствию об их делах. Об одном из арестованных – Дементьеве Фира сказала, что полицаем он не был, и того отпустили. Старосту Цыганка, по решению суда, прилюдно повесили в Широком. Она присутствовала. Иванов, отсидевший 25 лет, вернулся в колонию и доживал свой век, считая себя очищенным.
Фира Александровна стала работать секретарём сельсовета. Отвечала на тысячи писем и запросов о судьбе несчастных земляков. Братья из армии писали, что её письма зачитывались перед строем и, слушая их, солдаты, прошедшие войну, плакали. Затем она окончила индустриальный техникум, и многие годы работала в системе Криворожского треста «Ленинруда». Имела двух детей и внуков. Вскоре после моей с ней встречи и записи её рассказа она умерла.
Геня Шевелева родилась в колонии Ингулец в 1920-м. Не знаю жива ли она, но в этом году ей должно исполниться восемьдесят девять лет. Последние годы она жила в Днепропетровском доме для людей преклонного возраста «Бейт Барух». Геня вспоминала большую семью, из которой в живых, увы, не осталось никого: «…папа, Вейзер Шевелев, работал резником, а мама, Софья Яковлевна, была домохозяйкой. Она училась в Одессе, знала много языков. Нас, детей, было 12 человек…»
Слово «Ингулец» в её устах звучит как музыка, она произносит его с особым выражением: «Ингулец, знаете? Знаменитая колония!.. Там мы прожили до тридцать девятого года, а потом папа забрал нас в Московскую область, в город Можайск».
Геня переехала в Россию и, благодаря этому, не погибла, как большинство жителей колонии Ингулец и всего Сталиндорфского района. За долгую жизнь она работала и в еврейском колхозе, и на трикотажной фабрике в Черновцах, пережила голод в тридцать третьем и сорок седьмом, хлебнула лиха в войну…
«Все работали. Папа принимал скот. Табак растили, рожь, пшеницу. Мы помогали молотить. До пяти работали на одной работе, после – на другой. Делали ватные мешки. В Днепропетровске я работала на заводе, рыла траншеи, укладывала асфальт, бетон под самолётную полосу», – старая женщина вспоминает картины своей нелёгкой жизни с детства, с колонии Ингулец…
Семья соблюдала традиции – и папа и мама. Я Тору и сейчас читаю. Мне еврейский язык (идиш) с детства нравился. А с кем мне было потом говорить? Они не знают, что такое «сейдер», «талес». Они же ничего этого не видели, Если дома этого не было – откуда знать?! В Ингульце было три молитвенных дома, большая каменная синагога – центр религиозной жизни. Здесь и молились и собирали сельский сход. Сюда приходили в субботу и на праздники, здесь мальчики учили Тору и Талмуд… Колония была очень богатая – мельницы, больница, своя парикмахерская. Были маленькие синагоги. Старики и старухи на каждый праздник собирались, молились. А недалеко от нашего дома была центральная синагога, какие люстры, какая красота! Она работала до 1939 года, потом там инкубатор сделали, цыплят выращивали для колхоза. А потом всё разломали…
В колонии действовало самоуправление: собирался сельский сход, выбирались шульцы-старосты и два бейзицера-заместители. На сходе принимали новых колонистов, решали все важные вопросы. В обязанности шульца входили надзор за порядком, выполнением решений общего схода и распоряжений властей…
В Ингульце, как и в других колониях, существовала «Талмуд Тора» (обучение грамоте), «Гмилус Хесед» (касса взаимопомощи), «Бикур Холим» (медицинская помощь), «Хевра Кадиша» (погребальное братство). Ни в одной из еврейских колоний не было неграмотных еврейских мальчиков.
Все были набожными. Был раввин, у него – помощники. Все в колхозе работали, но, чтобы не пойти на субботу, или на сейдер… – никогда. Власть на религию не наседала – нас не трогали.
Потом возникли русско – украинские школы. Наши девушки выходили замуж за русских и украинских ребят, а наши ребята женились на русских и украинских девушках. Нам завидовали. Многие хотели к нам переехать. У нас ведь какие урожаи хлеба были? А теперь там одни бандеровцы живут. Когда после войны вернулись в Ингулец, народ там уже был не тот. Одна женщина попросила у меня денег, а когда я не дала, ночью бросала камни мне в окна, стёкла разбила. Оскорбляли меня, жидовкой называли, грозили убить, писали записки, чтобы убиралась…
Братья мои погибли на фронте, Их хаты начали разбирать. Я говорила председателю – не разбирайте, люди приедут, жить будут. А он говорил, что это не моё дело. Поломали синагогу, клуб… , а могли не трогать Люди потом еле-еле строили. Я же им говорила: «Земля не будет пустовать!»
После начала войны лишь небольшая часть колонистов сумела эвакуироваться. Оставшиеся были уверены, что немцы их не тронут, помня о всегдашних отношениях с соседями – немецкими колонистами.
Фашисты, когда пришли в эти места, поняли, что без евреев урожая им не собрать. Они окружили колонию колючей проволокой и приказали евреям спокойно работать. А потом… Когда урожай собрали, всех расстреляли. Немцы собрали всех, стариков и детей под пулемёт. Они сказали, чтобы надевали самое лучшее и ссобой чтобы брали самое лучшее. Потом их повели берегом реки, как будто к станции. Но они уже всё поняли и так кричали. Очевидцы говорят – неделю земля ходуном ходила… Там мёртвые и живые были. Я когда приехала, мне не по себе было. Мне всё казалось, что они за мной ходят…
На окраине села – остатки разорённого еврейского кладбища и памятник. Вот только на нём, ни слова «евреи», ни меноры, ни звезды Давида. Как и везде в СССР –«мирные граждане». Я видела, как ребята тащили памятник из нержавейки в металлолом. Думала у меня разрыв сердца будет. Разве можно так делать? Но никого это не интересует…»
После войны в колонии Ингулец евреи больше не жили. Так трагически, просуществовав сто тридцать три года, закончила своё существование одна из первых девяти еврейских земледельческих колоний.
Сейчас Ингулец называется «посёлком городского типа». Мало кто помнит его былое процветание, быт и уклад колонии, которая могла бы отмечать 200-летний юбилей. В пламени Холокоста погибли все, некогда процветавшие еврейские колонии юга Украины. От колонии Ингулец осталось только название и скорбная память старой еврейской женщины Гени Шевелевой…
Послесловие.
После завершения войны с фронта вернулись лишь несколько жителей села. На месте массовых убийств установили железный столб, рядом – камень и скамейку. На столбе надпись: «Здесь покоится прах родных, близких, земляков колонии Ингулец, расстрелянных во время немецкой оккупации 11 июня 1942 года» Слово «евреев» власти писать запретили.
В 1956 году группа энтузиастов, бывших жителей колонии, получила разрешение на перенос останков с места расстрела в общую братскую могилу, где на месте будущего памятника, в 1961 году была установлена мемориальная плита. Средства на сооружение памятника собирали среди бывших колонистов и их потомков. В результате поиска, во дворе похоронной конторы был обнаружен и куплен памятник из чёрного полированного мрамора, оказавшийся чудом сохранившимся памятником Александру II «Освободителю», без венчающего его бюста. До революции он стоял на углу улиц Николаевская (Ленина) и Почтовой (Карла Маркса) в Кривом Роге, там, где сейчас сквер бывшего кинотеатра имени Ленина.
Памятник был установлен на братской могиле и торжественно открыт в присутствии бывших колонистов, их потомков и нынешних жителей уже украинского села Ингулец, в июне 1962 года, ровно через 20 лет после расстрела. В него была вмонтирована плита белого мрамора, с текстом идентичным нынешнему, но на ней было написано, что лежат здесь евреи. Через какое-то время, по требованию властей, слово «евреи» заменили на «жители села».
Ежегодно, в день расстрела, в течение ряда лет, съезжались люди к могиле, но затем власти потребовали перенести традицию на 9 мая, день Победы.
Количество посещающих братскую могилу с каждым годом уменьшается. Уходят к праотцам старики, а для молодёжи это такая далёкая история, как времена Ивана Грозного. Многие уехали в Израиль, Америку… Правда сейчас, уже несколько лет, этот вопрос взят под контроль работниками возрождающейся еврейской общины Кривого Рога.
Ещё в советские времена, решением Днепропетровского облисполкома от 06.07.72. под номером 453, братская могила в селе Ингулец, в которой покоятся останки 1940 человек, взята была на учёт под государственную охрану. Памятнику был присвоен номер 1376.
Также установлен памятник и в селе Латовка.
На этом историю памятника на братской могиле убитых фашистами евреев можно было бы закончить, тем более, что Криворожский краеведческий музей, архитектурное управление горисполкома, частные лица… о памятнике царю Александру Второму в Кривом Роге, либо «что-то, когда-то…», либо даже не подозревают о том, « что таковой имел место быть». Но!.. Накануне 65-й годовщины со дня гибели колонистов совершенно неожиданно и случайно ко мне в руки попали два старинных фото, почти столетней давности, сделанные известным в Кривом Роге до революции и сразу после неё, фотографом Шмулем Подгаецким. На одном из них памятник Александру Второму, с группой лиц на его фоне.
Один из изображённых на фото, пятый слева в шляпе, писарь села Шестерня, Широковского района (по-нынешнему), Филипп Афанасьевич Цехмейстер (1882-1932). Группа, якобы земская управа, вероятно, волостного образования. Фото получены мной от потомков Цехмейстера.
Надпись на памятнике гласит: ЦАРЮ – ОСВОБОДИТЕЛЮ АЛЕКСАНДРУ ВТОРОМУ БЛАГОДАРНЫЕ КРЕСТЬЯНЕ КРИВО-РОГСКОЙ ВОЛОСТИ. Ниже двуглавый орёл и даты: 1818 – год рождения царя, 1855 – год восшествия на престол, 1861 – год отмены крепостного права, 1881 – год гибели царя.
Напрашивается вывод, что установлен он был в честь какой-то годовщины отмены крепостного права. Какой?
Если рассуждать от возраста Цехмейстера, которому по словам внучки, во время фотографирования было около 30 лет, то можно фото датировать 1911 годом, то есть, пятидесятой годовщиной отмены крепостного права. Далее. Присутствие земского собрания на фоне монумента, не что иное, как празднование по поводу этого события.
В книге И.А.Рукавицина «Кривой Рог в открытках, документах, фотографиях» (издательство «Книга-плюс), изданной в 2010 году сообщается, что… «…В Кривом Роге памятник Царю Освободителю Императору Александру II (1818-1881) от «благодарных крестьян Криво-Рогской волости был торжественно освящён 9 сентября 1912 года на пересечении улиц Почтовой (Карла Маркса) и Николаевской (Ленина) в специально разбитом для этого сквере. Анализ изображения Криворожского памятника и сравнения его с другими монументами, позволяет сделать вывод о том, что это был не типовой проект, а специально разработанная и созданная на заказ модель. Существует подтверждение тому, что памятник был изготовлен в мастерской известного российского скульптора А.Н.Опекушина, наиболее известная работа которого – памятник А.С.Пушкину в Москве на Страстном бульваре.
Лабрадоритовый обелиск в виде усечённой пирамиды, высотой 6 метров имел в верхней части площадку, на которой был установлен 1.5 метровый, предположительно бронзовый, бюст Императора Александра II, изображённого в военном мундире с орденами. Обелиск состоял из 2-х частей, на верхних гранях он был увенчан гирляндами из дубовых листьев, высеченных из этого же монолита. В верхней части обелиска была прикреплена табличка с надписью «ЦАРЮ-ОСВОБОДИТЕЛЮ ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ II БЛАГОДАРНЫЕ КРЕСТЬЯНЕ КРИВО-РОГСКОЙ ВОЛОСТИ». В нижней части двуглавый орёл держал в лапах круглый венок с вписанными в него датами: 1818-1881 (годы рождения и смерти) и 1855-1861 (год вступления на престол – год крестьянской реформы)… Изображение памятника императору в Кривом Роге сохранилось только (не считая фото приведенного выше, М.Г.) на фотографической почтовой карточке, выпущенной криворожским фотографом Ш.Я.Подгаецким в 1912 году. На открытке запечатлён момент торжественного открытия памятника 9 сентября 1912 года. У подножия памятника возложено несколько венков, на которых можно прочитать надписи «ЦАРЮ-ОСВОБОДИТЕЛЮ ОТ КРИВОРОГСКОГО…», «ОТЪ СЛУЖАЩИХЪ…», а также стоит выносной алтарь Свято-Николаевского храма, настоятель которого Автоном Григорьевич Лебедев справил торжественный молебен в честь освящения памятника. На заднем плане фотографии виден развевающийся флаг Российской империи. Информация о сметной стоимости памятника, суммах, пожертвованных различными сословиями и непосредственно земством, а также о каких-либо подробностях оформления заказа и его исполнения, к сожалению, отсутствует. Некоторую неопределённость в вопрос с памятником вносит информация, размещённая на 118 странице Справочной Книги «Деловой и коммерческий Кривой Рог и его рудничный район» за 1914 год, где указано, что «сооружён в 1912 году мраморный памятникъ Царю Освободителю», хотя по фотографии чётко видно, что памятник выглядит, как бронзовый, либо мраморный, но покрытый позолотой, что иногда практиковалось. Интересна не только судьба самого бюста Императора, который, как и большинство царских памятников, снесло водоворотом Октябрьской революции в 1917 году, а и его пьедестала, сохранившегося до наших дней. Пережив ряд перипетий во время перехода власти в городе с 1918 по 1919 годы, пьедестал, с которого исчезли двуглавый орёл и надпись, успел послужить основанием для бюстов К.Маркса и Т.Г.Шевченко. В 1925 году постамент передали для использования в похоронбюро на улице Ленина. И царский пьедестал перенесли на могилу расстрелянных коммунистов и активистов, находившуюся на территории нынешних продуктовых рядов Центрального рынка. Уже после войны обелиск использовали в качестве основания памятника на братской могиле, рядом со старым кладбищем в бывшей еврейской колонии Ингулец (село Ингулец, Широковского района). Как указано на табличке, его установили в память жителей села, расстрелянных немецко-фашистскими оккупантами в июле 1942 года»
К личности Александра Второго у евреев особое отношение – при нём открылась светлая пора надежд. Царь-освободитель, положивший конец крепостному праву и стремившийся к реформам во всех отраслях государственного управления, облегчил и тяжёлую жизнь нашего народа. Правительство нашло необходимым постепенно отменять наиболее тяжёлые правовые ограничения, установленные для евреев в предыдущем царствовании. Были прекращены: вербовка еврейских военных кантонистов, евреям – купцам первой гильдии, лицам с высшим образованием и ремесленникам предоставлено было право повсеместного жительства в России и многое другое…
С гибелью Александра Второго Россия потеряла многое. С ним на долгие годы исчезла возможность реформ. И всё же в памяти народной, в том числе и еврейской, он навсегда остался царём – освободителем и его правление – эпохой освобождения.
Оканчивая статью, обращаю внимание читателей на некую мистическую закономерность: памятник трагически погибшему от рук недоброжелателей царю Александру II, принесшему много добра еврейскому народу, уничтоженный и униженный, восстал из небытия на могиле также трагически погибших, уничтоженных и униженных евреев, возрождая память, как последних, так и убитого народовольцами царя.
P.S. Автор статьи – праправнук кантониста, одного из первостроителей и первопоселенцев колонии Ингулец.
Напечатано: в Альманахе "Еврейская Старина" № 1(88) 2016
Адрес оригнальной публикации: http://berkovich-zametki.com/2016/Starina/Nomer1/Gorlovsky1.php
