От автора:
Эти дневниковые записи делались человеком «снизу», далеким от творцов и «прорабов» так называемой перестройки. Поэтому некоторым они могут показаться малоинтересными. А вот знаменитый писатель Л. Фейхтвангер писал, что отдал бы все тома Фукидида (V в. до н. э.) о Пелопоннесской войне (431—404 в. до н. э.) за одну только страничку записей раба, прикованного к веслу боевой галеры.
1990 год
15 января.
А вот и я стал «выездным». Да не один, а с женой! С 5-го по 10-е пребывали и мы в Англии, в Оксфорде (первый раз оказался в мире капитализма!). Пригласила «Группа по изучению Русской революции» (оказывается, есть на Западе и такая). Участвовали советологи из многих стран, был один даже из Японии. Группа заседала два дня, а потом перевезли нас в Лондон, и мы роскошествовали аж в Mountbatten Hotel. Но все время хотелось мне домой, до заграничных поездок никогда не был охоч.
18 января.
В Москве общественность живет тем, что происходит теперь в Армении и Азербайджане. На Маяковской площади — толпа. Мне сунули листовку «Нашим русским братьям и сестрам!!!» В ней говорится о «разжигании вражды между русским и азербайджанским народами», которая служит «целям оправдания массовых репрессий против мирных жителей азербайджанской столицы и удушения демократии»:
«Русские братья и сестры!!! Мы всегда делили хлеб, кров, горе и радость. …Мы призываем к вашему чувству и разуму не поддаваться на провокации. Не позволяйте втянуть себя в межнациональную вражду уже и в Москве!»
21 января.
Ходят слухи, что в ЦДЛ (Центральном доме литераторов) произошло чуть ли не побоище между людьми из «руссистской» «Памяти» и писателями-демократами из «Апреля»[1], и будто бы побили Кургиняна, Мальцева и даже Булата Окуджаву. Впрочем, сейчас Москва слухами полнится.
23 января.
В Научном Совете был у нас гость — писатель-фронтовик Вячеслав Кондратьев, автор истинно фронтовой повести «Сашка». Длинный, костлявый, беззубый. На вид медлительный, спокойный, но беспрестанно курил «Казбек». Скептически и даже слегка насмешливо говорил о некоторых писателях. Об Октябре и Ленине сказал, махнув рукой: «Зря это все было»
(Приписка: позднее, в сентябре 1993 г., Кондратьев покончил самоубийством. И не один он. Назову еще красавицу поэтессу Юлию Друнину — ноябрь 1991 г.)
31 января.
Шел из архива (ЦПА — Центральный партархив) пешком. На Пушкинской — большая толпа. Вертится какой-то рыжий хромой малый, костерит евреев:
«Они, — кричит, — против Пушкина, они засели в ЦДЛ и не пускают туда русских».
Народ слушал все это, но явно иронически.
Вечером — собрание в Исторической библиотеке (К. Шацилло, А. Разгон, В. Миллер). Тема — «Исторические альтернативы в начале ХХ в.». Немного поспорили, в частности, о роли Николая II. Шацилло считает его «дурачком»: довел, де, страну до революции.
Мне же думается: слаб он был, колебался, лавировал, уступал, брал уступки назад. И довел самодержавие до ублюдочной «думской монархии». Колебания и лавирование — как раз то, что совершенно не приемлет Россия. «Середина» — это ее конец.
4 февраля.
Площадь Маяковского — место политического завихрения. Листовки и другие агитки (письменные и устные) тут на любой вкус. На ходу вручили мне листовку «К московским избирателям». Написано:
«Наш город, вся страна подошли к историческому рубежу — выборам в республиканские и местные Советы народных депутатов». В листовке призывают «стоящих на платформе Политических тезисов МГК КПСС» поддержать ее. «Судьба Перестройки в опасности. Выход из кризиса — в нашем единстве!»
Предлагается сплотиться «против антиперестроечных и коррумпированных сил, которым выгодны разгул преступности, недисциплинированность, расхлябанность и некомпетентность для сохранения своего незаслуженного общественного положения, источников наживы и обогащения. 1990 год — год выборов и выбора».
4 марта.
Группа «архитектора перестройки» А. Н. Яковлева», с 88-го г. пишущая новые, правдивые (!) «Очерки об истории большевизма» (я в этой группе тоже), все еще работает (вхолостую?). Вчера на даче ЦК опять в Серебряном бору, а сегодня на Старой площади обсуждали главы Ю. А. Полякова, Володьки Логинова и мои. Логинова сильно критиковал В. И. Старцев (из Ленинграда). Меня — наш институтский В. П. Данилов.
Вел заседания В. П. Наумов. Он сейчас правая рука А. Н. Яковлева. Сам Яковлев и в Серебряный бор, и в ЦК приезжает очень редко. Грузноватый человек, ходит, опираясь на палку. Лицо одутловатое, мягкое, какое-то даже детское. Улыбчивое. На подбородке ямочка. Честно сказать, из его «установок» я лично мало что понимаю. Уверен, что другие тоже. Но некоторые в группе просто кайфуют на даче в Серебряном бору, там все бесплатно: завтраки, обеды, ужины, жилье. Лафа! Сидят в своих комнатах и пишут (что, зачем, для кого?). Странная эта затея – с группой Яковлева. Ведь ясно, что ничего нового не будет написано.
На дверях нашего дома объявление:
«Товарищи жильцы! Талоны на водку будут выдаваться с 5 марта по адресу: ул. Остоженка, д. 2 (РЭУ-6). Выдача талонов будет производиться только по предъявлению паспорта каждого члена семьи, достигшего 21 г.
Время выдачи: вторник, среда, пятница — с 10 до 19 ч.
Понедельник, четверг — с 10 до 17 ч.
Администрация РЭУ-6».
Перестройка перестройкой, а выпить надо.
7 марта.
На Пушкинской большая толпа. Одна часть горячо обсуждает обвинения очень высоких лиц следователями Гдляном и Ивановым (во взяточничестве). У другой части — жидомасонская тема. Какой-то парень кричал, что это «они» нашего царя убили. Женщина крыла его матом и вопила: «Я тебе сейчас всю морду разобью! Что эти евреи тебе сделали?!» Публика была на ее стороне! Парень куда-то незаметно исчез. Солидный мужчина «степенно» разъяснил: «Не туда глядите, граждане, не о том говорите. Выше глядеть надо! Глубже копать!»
А говорят, будто «Память» пользуется большим успехом. Не похоже. Говорят, она создана самим КГБ, и тот держит ее на своем поводке
15 марта.
Из Свердловска явился ко мне некий Вадим Винер. Вручил визитку: «Сотрудник музея комсомольских организаций Среднего Урала. Научный консультант движения «Коммунары». Но сейчас этот «сотрудник и консультант» занимается Романовыми, вернее — проблемой идентификации останков, найденных моим знакомцем Гелием Рябовым и объявленных царскими. (До перестройки Рябов работал в милиции, чуть ли не консультантом самого министра Щелокова, писал о героизме советских милиционеров. Теперь объявился монархистом).
Этот Винер открытия Рябова решительно отвергает. Ругал его, утверждал, что все это — фикция. Организует какую-то «антирябовскую» группу, приглашал в нее меня, для чего дал кучу анкет. Парень малоприятный. Насморочный, слюнявый, кашляющий.
А вокруг Романовых идет настоящая политическая, а больше коммерческая, свистопляска. В архиве (Октябрьской революции) мне говорили, что за романовскими материалами идет настоящая охота. «Охотники» — и наши, и зарубежные. Зарубежных — целый рой.
А вот и к вопросу о « середине» в политике. «Комсомолка» напечатала статью «Короли не снимают шляп» — о свергнутых когда-то монархах. Вот и наш «старейшина дома Романовых и наследник русской короны», 73-летний великий князь Владимир Кириллович, говорит:
«Предпринятая Горбачевым попытка либерализации продиктована исключительно экономическим и политическим крахом системы».
Великий князь не исключает возможности того, «что имя Романовых объединит когда-нибудь всех русских под знаменем парламентской монархии». А там, глядишь, и под знаменем самодержавия.
16 марта.
12-го открылся Съезд народных депутатов. Демократические лидеры и своим внешним видом, и ораторством дают много очков вперед тяжеловатым во всем (и в словах, и во внешности, и в костюмах) партноменклатурщикам. Особливо блистает ленинградец Собчак. В модном пиджаке в клетку, с галстуком, навязанным «по-европейски», он становится прямо-таки общим любимцем. Говорит свободно, легко. Движется к микрофону сверхуверенной походкой. Носятся слухи, что девчата засыпают его письмами, объясняются в любви. Звезда демократии! (Правда, в народе демократию называют «дерьмократией.)
Еще один красавец-демократ Ю. Афанасьев. Резко выступил против президентства. О Ленине говорил как о личности, «заложившей» в нашу историю «насилие и беззаконие». В «Правде» против Афанасьева выступила некая Наталия Морозова (14 марта).
25 марта.
«Правда». Маленькая заметка: «Забыть его невозможно»:
«Тысячи людей пришли 24 марта на московский стадион «Динамо», чтобы проститься с выдающимся советским спортсменом Львом Ивановичем Яшиным. Похороны Героя Социалистического Труда Л. И. Яшина состоялись на Ваганьковском кладбище».
Футбол нашей юности кончается.
26 марта.
Вчера еще один «исторический раут», устроенный редакцией журнала «Родина». Были В. Солоухин, Г. Рябов, некий Совцов, Фельштинский (эмигрант, теперь в США) и я.
Говорили о разном, в частности, о фильме «Чапаев». Раньше симпатии были на стороне Анки и Петьки, которые «косили» из пулемета каппелевцев. Теперь большинство на стороне каппелевцев, красиво, под барабанную дробь идущих «психической атакой». Солоухин вспомнил, как он об этом же эпизоде разговаривал с Бубенновым. Бубеннов ругал его, Солоухина, за «любовь к белым». Дело тогда чуть не дошло до драки. В истории вовсю меняют плюсы на минусы. А считают ее наукой!
Г. Рябов говорил о своем монархизме и своей вере в Бога. Его спросили: «А как же Вы писали панегирики о КГБ и милиции, даже стали лауреатом Госпремии?» Он ответил «по Пушкину»: «Послушный Божьему закону, переменился я». Каков, а?
7 мая.
Для нашей «яковлевской группы», все еще пишущей «правдивые» «Очерки по истории большевизма», меняют базу. Дачу в Серебряном бору велено освободить. Перебазируемся в Горки-10, настоящий дворец, где в 36-м г. умер писатель. В. П. Наумов поехал «инспектировать». Пригласил меня с собой. Я — с удовольствием.
Нас встретили, кажется, директор и женщина, вроде бы «ключница». Оба были рады, что кто-то въедет в пустующий дворец: и в нем опять начнется жизнь!
Всюду шик: наборный паркет, ковры, хрустальные люстры и т. д. Богато жил пролетарский классик! А теперь это все для «очеркистов»!? Что-то малопонятное.
9 мая.
День Победы. Никаких украшений на улицах фактически нет. Правда, у нас на Садовой, на здании Военно-политической академии, лозунг: «Дело Ленина переживет века!». Но это как вызов, пожалуй, и крик отчаяния.
Ходят ветераны-старики с орденами и медалями на старомодных пиджаках. В троллейбусе Б. один замешкался при выходе на остановке. Парень, стоявший сзади, прикрикнул на него: «Ну чего людей задерживаешь?! Развесил свои цацки!»
«Известия» (от 8 мая):
«В Прокуратуре СССР» (выписки)
О Гдляне и Иванове. Они ведут «клеветническую кампанию в отношении ряда политических и государственных деятелей, и, в частности, против Президента СССР» (Горбачева).
Гдлян и Иванов обвиняют его в причастности «к корыстным злоупотреблениям и покровительству мафии». С ними взаимодействует народный депутат РСФСР Т. Корягина. После всесторонней проверки Прокуратура СССР заявляет со всей ответственностью, «что нет никаких сведений и данных, которые бы бросали тень на Президента СССР». Цель Гдляна, Иванова и Корягиной — «дестабилизация обстановки в стране».
Далеко заходит дело. Болтовня для России особенно опасна. «Ядреный лапоть пойдет шариться по берегам…», не остановишь. Но кто за спиной этой тройки: противники Горбачева справа, т. е. в самих партверхах, или слева — уже недовольные «осторожностью» его реформ? Горбачу как бы не стать Керенским.
Оба в молодости, говорят, играли Хлестакова, оба говоруны-балаболки, оба «западники». Керенский, надо отдать ему должное, потом в эмиграции писал, что того Запада, который дореволюционные наши либералы представляли себе, не было и нет.
12 мая.
Рассказывал мне Миша Шатров, как был у А. Н. Яковлева. Он подарил Шатрову книгу с надписью: «Вы одним из первых начали перестройку и лучше многих чувствуете ее изъяны. Но все-таки надо до конца испытать свою судьбу. Говорят, что жизнь прекрасна, но все же очень часто она бывает и равнодушна». Веет от этого каким-то сизым туманом.
«КоммерсантЪ», № 24 (18—25 июня):
«Новое следствие по делу Ульянова (Ленина)»
«21 июня редактор газеты «Хроника», народный депутат РСФСР Виктор Миронов, собрал нужное число подписей (50 — Г. И.), желающих участвовать в разработке документа под названием «Об исторической и правовой оценке насильственного свержения законного правительства демократической Российской Республики в октябре 1917 г. и о роли в событиях 1917—1918 гг. партии большевиков во главе с Лениным В. И.».
По словам Миронова, предполагается расследовать приезд Ленина в «запломбированном вагоне», подрыв большевиками экономической и военной мощи России, Октябрьский переворот, разгон Учредительного собрания и т. д. К этому делу хотят привлечь В. Афанасьева, Волкогонова и еще кого-то из историков. А Собчак требует ликвидации Мавзолея.
Это уже не похоже на перестройку. Это уже, скорее, —«переломка».
Вообще кажется, что реформа (если она, конечно, радикальная, касается всего общества) для любой госсистемы опаснее революции (бунта). Революцию можно и подавить, а реформа, которую «запускает» сама власть, при плохой реализации может привести к хаосу. Тут на первом месте — роль реформатора. Тут «нужно, чтоб душа была тверда, здесь страх не может подавать совета».
Конечно, революция может породить реформу, но и реформа способна вызвать революцию, революционный хаос.
Весь июнь, июль, август были мы в Гривно (г. Климовск, две остановки за Подольском). Это тот самый Климовск, где мужики из чеховского рассказа отвинчивали на железнодорожных шпалах гайки «на грузила», чтобы рыбу ловить (может, мы теперь как раз этим и занимаемся?).
А с 20 по 27 июля я от института (и еще четверо сотрудников) ездили в Англию, в Харрогейт на «4-й Международный конгресс Советских и Восточноевропейских исследований» (Лондон, Шеффилд, Лидс). Было скучно. Мы с С. Кулешовым (он из ВПШ) часто уходили в парк и там толковали.
Из Климовска в Москву вернулись 27 августа.
9 сентября.
В первые сентябрьские дни был «табачный кризис». У табачных ларьков — очереди в несколько витков. В основном стояли мужики. Стояли тихо, спокойно, переговаривались негромко.
А вот теперь «хлебный кризис». В нашем районе некоторые булочные вообще закрыты. На Б. Грузинской «завезли». Ринулись. Хватали буханки и булки, прямо рвали из рук продавцов. Тут уже не то, что за табаком, сигаретами. Вот-вот и побоище будет.
Сразу вспомнились годы войны. В Удмуртии (в эвакуации) мы с матерью с утра стояли за черным хлебом. Его выдавали в палатке на рынке. Фамилия продавца была Чувашов, это был бог в грязном фартуке. Но тогда очередь стояла тихо, организованно.
Интеллигенция спорит: «рыночники» против «командно-административников».
16 сентября.
Пошел в институтский партком платить взносы. Секретарь сказал: «Обожди. Я не знаю, кому их сдавать в райкоме. Похоже, что скоро вообще платить не надо будет». Нагнулся ко мне поближе: «Люди пачками выходят из партии».
Вышел из партии и мой еще школьный друг Виталий Свинцов. Он — доктор филологических и кандидат философских наук. Работает в Полиграфическом институте.
Спрашиваю его:
— Зачем вышел? Петр I говорил: «Под каким знаменем присягу принимал, под таким и помереть должен».
Отвечает:
— Надоело!
— Что надоело?
— Все! И взносы платить тоже. Матери моей было 80 лет, а ты знаешь, чего она больше всего боялась? Вовремя не уплатить взносы! Уже никому она там, в своей организации домоуправления, не была нужна, ей говорили, что и на собрания необязательно ходить. Так нет же! Она ходила и день в день платила свои рубли. А почему? Напугала ее партия еще в 30-х. Меня в райкоме просто гнетет некая Шинелева. Повесила на меня какой-то философский семинар, никто туда ходить не хочет, зачем технарям история философии, но нет: проводи строго по графику. Сорвешь — поставим вопрос о тебе на бюро.
— А ты думаешь, кто-то заметит твой выход из партии?
— Думаю, нет. А если ты не выйдешь, кто-нибудь твой «героизм» заметит?
— Тоже нет.
— Ну, значит, мы с тобой в одинаковом положении.
Мне вспомнилось мое вступление в партию. Было это в 63-м г. Работал я тогда в «Ленинке» с одним весельчаком —Колькой Глаголецким. Спрашиваю его:
— Дашь мне рекомендацию в партию?
— Поставишь пол-литра — дам.
А потом, уже в перестройку, встретил его на каком-то митинге. Вчерашние «большевики» с трибуны кляли Октябрь, Советскую власть. Я напомнил Кольке о пол-литровке, которую он шутя с меня требовал за рекомендацию в партию. Он, постаревший Колька, мрачно посмотрел на бойких ораторов и серьезно сказал:
— Знать бы тогда все это и этих — хватило бы и четвертинки.
1991 год
18 января.
Миша Шатров написал письмо М. Горбачеву (дал мне почитать, но не знаю, отправит ли). Протестует «против кровавого воскресенья в Литве», против повсеместной «эскалации бездарности», выбора «наихудших решений». Предупреждает, чтобы он, Горбачев, — «инициатор перестройки, не стал бы ее могильщиком».
А вообще что такое «перестройка»? Разве это политический термин? Что перестраивается? Во что перестраивается? Кто перестраивает? Цель?
Но, пожалуй, главный вопрос: причины перестройки. Ученый люд уже раскопал много объективных факторов, А народ углядел и субъективный. Шерше ля фам. …Вот дамочка «в порядке». Раиса Максимовна, супруга Горбачева, лицо с азиатскими черточками, отличная фигурка. Чувствуется воля. Ее «каблучное» влияние на М. С. несомненно. Она, конечно, не желала сидеть в зачуханном Ставрополе и наверняка много сделала, чтобы привести своего Горбачева в Кремль. А дальше Джекки, Нэнси, Барбара… Чем она не «первая леди»? Но народ, особенно женщины, ее не любит: вся упакована в импорт, не отходит от Горбачева, все время рядом. У нас такое не принято.
В Новый год был у Шатора в Доме на Набережной. Гости пришли «знаменитые»: несколько человек из брежневско-андроповской группы: Шишлин, Бовин и др. Перепились в доску. Рассказывали, как после публикации манифеста Нины Андреевой в марте 1988 г. («Российская газета») Горбачев крыл отборным матом главреда В. Чикина. Горбач вообще матерый матерщинник.
20 января.
Пишу «по горячему следу». Мощная, огромная демонстрация, будто вся Москва вышла. Мы с Игорем Трякиным «влились» в шествие от Малой Бронной. Шли по Садовому кольцу, потом свернули на Калининский проспект и двинулись на Манежную. Улица Герцена вся разрыта (проезжая часть), там прокладывают какие-то подземные каналы. Погода — дрянь. Сырость, грязный снег, мрачновато.
Здание посольства США окружено бетонными «чушками», но на решетку все же ухитрились влезть два парня. Держат плакат:
«Буш — цепной пес жидов».
Около — небольшая толпа.
Никакого автодвижения нет. Идем во всю ширь, сплошным потоком. Почти сплошь интеллигенция, «белые воротнички». Плакаты сплошь антигорбачевские. На одном — Горбачев в фуражке со свастикой! На другом — у него с пальцев капает кровь! Настрой — сплошь проельцинский.
Перед гостиницей «Москва» то ли какие-то помосты, то ли открытые кузова грузовиков (издалека не видно). Тут митинг. Ведет Ю. Афанасьев. Минута молчания в память жертв Вильнюса, Баку, Тбилиси. Площадь затихла. Потом выступали Станкевич, Г. Якунин, Т. Гдлян, Черниченко, еще кто-то (из Прибалтики и Баку). Клеймили Горбачева, славили Ельцина.
Горбачев сформировал против себя «интеллигентский лагерь». Чревато.
24 января.
Легкая паника: обмен 50 и 100-рублевых купюр. Что сверх зарплаты — об этом надо писать объяснительную записку. У нас в институте образовалась очередь. Я выстоял 2 1/2 часа для обмена «лишних» 600 руб. Зачем это унижение?
В книжных магазинах полно когда-то «потаенных», спецхрановских книг. Издали уже и Н. Соколова об убийстве царской семьи. Купил. Цена — 25 руб.
11 февраля.
Шел вечером от Кузнецкого по Неглинной, через Трубную и Цветной бульвар к Самотеке. Знаю этот путь уж полвека, знаю вдоль и поперек. Теперь — темные улицы, заваленные снегом; скользко. Пусто в магазинах, продавцы в каких-то нечистых халатах. В магазине на углу Трубной и Петровского бульвара на полках — рыба 68 р., колбаса 13 р., крупа 7 р. Больше вроде бы и ничего нет. Кто купит рыбу за 68 р.?
На Неглинной — множество иностранных вывесок. Подъезжают в основном «иномарки», что-то вытаскивают, втаскивают, снуют какие-то типы. У цирка продают пирожки — 40 коп. (раньше — пятак). Очередь. В 10-м троллейбусе много «выпивших», попахивает водкой.
5 марта.
Ежедневно хожу в Партархив на Советской площади. Ходит почти вся яковлевская группа. Нас принимают сверхлюбезно. Открыли нам даже кабинет Б. Пономарева. Виталий Старцев, усмехаясь, говорит: «Ребята, не упускайте случая, делайте побольше выписок». Намекает, что могут все это богатство в один момент и прикрыть. Смотрю фонды Троцкого, Луначарского, Дзержинского, Мартова и др. Дали мне и воспоминания и расстрельщиков царской семьи. Сижу в архиве до изнеможения.
20 марта.
Удостоился чести. Посетил меня корреспондент «Вашингтон Пост» в Москве Д. Ремник со своей секретаршей (или переводчицей?). Молодой парень. Беседовали 2 1/2 часа. Расспрашивал обо мне (биография), об Афанасьеве и декане истфака МГУ Кукушкине. Кукушкина я совсем не знаю. Говорят, что он — твердый догматик, не знаю. Потом попросил высказать мнение о Горбачеве: куда идет процесс?[2]Горбачев говорит: «Процесс пошел», а куда не объясняет.
Кто же это «вывел» Ремника на меня?
Конец марта.
Съезд депутатов РСФСР. Ельцин против Горбачева. Демократы против коммунистов. Смотрим (и, наверное, вся Москва) до 2—3 ч. ночи. Действительно интересно. Между прочим, много чисто гоголевских лиц.
2 апреля.
Повышение цен. Метро и троллейбус — 15 коп. (было 5). Магазины пустые. Очереди. С хлебом стало, пожалуй, еще тяжелее.
25—27 марта в гостинице «Октябрьская» был «круглый стол» — «Ленин и ХХ век». Выступал Р. Пайпс (США). Он, пожалуй, царил, задавал тон. Наш А. Н. Яковлев вообще почему-то не явился. Похоже — это конец нашей группы.
9 апреля.
5-го числа умер И. И. Минц. Ему шел 96-й год! Я его знал с 65-го г. сначала по издательству (я был редактором его «монумента» — «История Великого Октября», т. 1—3), потом по Научному Совету. Он был верный «служака» партии на всех ее поворотах. Принял и горбачевскую перестройку, хотя, кажется, на сей раз мало понял в том, что происходит.
За месяц до конца я его навещал. Был он совсем плох. Кричу ему:
— Исаак Израилевич! Ваше мнение: гражданская война может быть?
— Нет, — отвечает, — нет антагонистических классов.
Выходит, большевикам надо спасибо сказать.
Ю. А. Поляков при мне звонил в ЦК. Выяснял о похоронах академика, старого большевика, Героя всех высших «лауреатств» на Новодевичьем и некрологе в «Правде». Ему ответили: «Нецелесообразно». Решено — хоронить в Вострякове. Минц принимал от партии все, принял и перестройку, но ее «прорабы» его не приняли. Это наводит на размышления. Итак, прошлое, из коего они сами вышли, ими отвергается. Кто же они? Чего хотят не на словах, а на самом деле?
Хоронили сегодня. Было человек 30. Небольшой оркестрик. Поминки на Ленинском проспекте, д. 13, где он жил.
15 апреля.
Ездил на «Мосфильм» к С. Говорухину. Он снимает фильм «Россия»[3] (названия еще нет) Идея вроде бы такая: большевики прервали естественный рост, натуральное развитие страны. Комната Говорухина украшена фото царя, его семьи, Столыпина, белых генералов.
17 апреля.
Звонил мне старик Е. А. Луцкий из Историко-архивного, расспрашивал, почему в печати нет ничего о Минце. Рассказал, как в 36-м или 37-м г. он читал Крупской и Фофановой[4], в которой Минц «отдавал» Октябрь рукам Сталина. Крупская и Фофанова будто бы плакали. Луцкий предупредил, что это он рассказывает только для меня. Осмелел, но все еще на всякий случай побаивается.
24 мая.
Опять ездил на «Мосфильм» для беседы с Говорухиным. Главный герой у него в фильме «Россия» (?) — Столыпин. Вот если бы его не убили.
Вечером был у М. Шатрова. Он собирается в США, в Гарвард или институт Кеннана. Там будет искать материал для фильма об Октябре и его перерождении в тоталитаризм при Сталине. Говорит, работа примерно на год.
В июне уехали в Гривно. Ничего не записывал, т. к. в Москву ездил совсем редко. Дописывал плановую монографию «Белое дело. Генерал Корнилов».
20 августа.
Вчера уже поздно вечером срочно уехали из Гривно. Было так. Прибежала соседка с почты. Запыхавшись, стала почти кричать, что президента Горбачева у нас уже нет. Он заболел, и власть взял вице-президент Янаев с каким-то комитетом — не то ГЧПК, не то ГКЧП. В общем, переворот!
Мы решили срочно ехать в Москву: неизвестно, будут ли ходить электрички. По-быстрому собрались, пошли на станцию. Пасмурнело, начался противный осенний дождь. На платформе народу немного. Электричка подошла вовремя. В вагоне разговоры о том, что происходит в Москве. Женщина последними словами крыла Горбачева, молодой парень усмехался: «ГУЛАГ вам, видно, по душе».
К Курскому вокзалу подъехали уже затемно. Дождь усилился. Слава Богу, троллейбусы ходили.
22 августа.
Много пишу для «Московских новостей». Там замечательный парень В. Шевелев ведет рубрику «Былое». Закрываем «белые пятна», сейчас это ходовое выражение. Главред Е. В. Яковлев (Егор) — бывший лениновед, ныне прораб и авангардист перестройки.
25 августа.
У Белого дома было «стояние на Угре». ГКЧП ввел в Москву боевую технику, но ее не применяли. Когда бронетранспортеры шли через тоннель у Смоленской, ночью погибли 3 парня: Д. Комарь, В. Усов и И. Кричевский. Не знаю, при каких обстоятельствах, но по ТВ было видно, что из толпы некоторые сами чуть ли не лезли под боевые машины, пытаясь остановить их, и вытащить за шиворот из люков солдат.
Добавление к этой записи 30 августа—13 сентября.
Ехал на троллейбусе 10 по Садовому кольцу. Когда стали подъезжать к тоннелю, увидел под мостом надпись крупными неровными буквами: «Ребята! Мы не забудем вас никогда!» Это было, кажется, 26-го или 27-го, а сегодня этой «клятвы» о вечной памяти уже нет. На ее месте аккуратно укреплена реклама какой-то торговой фирмы.
Погибшим присвоили звания «Героев Советского Союза». Первыми героями (начало 30-х гг.) были летчики, спасавшие в Ледовитом океане «челюскинцев». А последними — три дурака, попавшие в заваруху, которую учинили еще большие дураки. Похоронам придали широкий политический характер. По Манежной несли огромные полотнища-флаги России и Израиля (Кричевский — еврей). Молитвы возносили священник и раввин. Были Горбачев, Ельцин, американский посол. Все говорили речи, Горбачев плакал. О чем плакал? О чем?
Потом прошла какая-то странная «полоса» самоубийств: гэкачепист Пуго и его жена (застрелились), маршал Ахромеев (повесился на отопительной батарее!), управделами ЦК Кручина (выбросился из окна?), еще кто-то из ЦК. Что за напасть?
28 августа.
«Форосская эпопея» М. С. Горбачева — по ТВ. Вот бравый генерал Руцкой ведет группу офицеров к самолету. Все в полевой форме и при пистолетах у ремней. Спецкоманда!
Потом прилет в Москву. Вот по трапу спускается Горбачев в какой-то кацавейке. Улыбается. Вид немного растерянный и немного заискивающий. Раиса Максимовна явно не отошла от испуга.
Кажется, когда Горбачев уже выступал в Верховном Совете, журналисты добивались от него ответа об его отношениях с ГКЧП. Я думаю, он произнес фразу, о которой может пожалеть:
— Все равно всего я вам не расскажу.
Но истории нужно именно его рассказ. Получается нечто вроде корниловщины. Там тоже вокруг тандема Корнилов-Керенский — туман, не развеянный полностью до сей поры.
18 сентября.
У нас гости: Он и его жена Он инженер, средний начальник, она — врач, зав. отделом рентгенологии большой клиники. У них все есть: квартира (небольшая), дача, машина. Они — ярые рыночники. «Партию ведет» она:
— Рынок – это сама справедливость.
— Почему?
— Вот он инженер, я — врач. Рынок всегда востребует нас, и платить придется соответственно. Знаете, сколько в Америке врач получает? Ого-го!
— А историки рынку нужны?
— Рынок вот и ответит.
— А писатели? Толстой нужен или чтиво для электричек?
— Рынок все скажет. Если чтиво, что делать, значит да, чтиво.
Неужели они правы? Если да, то какой-то дрянной, горькой правдой. Так и будем теперь ею жить?
24 сентября.
Институт наш переименован. Теперь он — Институт истории России. А внутри начинает чувствоваться мерзость запустения. Развал. Как он быстро происходит! В ступор попадают и издательства. Знаменитого «Политиздата» больше нет. Теперь он — «Эпоха». Повсюду появились какие-то ящики, хлам, связки старых книг, свернутые ковровые дорожки. Даже половицы прогнулись в коридорах. Ну и ну!
У нас на Патриарших прудах в «номенклатурных» домах на балконах вдруг появились велосипеды, старая рухлядь, даже корыта. И еще примета: почти на всех окнах ставят решетки, на дверях — железо: или грабеж квартир.
12 октября.
Магазины по-прежнему пусты. Если что-то появляется, то не покупают, а хватают, расхватывают.
Многие историки стремительно «перестраиваются». Вот, к примеру, К. Ловкачом был всегда. Писал сугубо «партийные» книги и статьи. Попал в ВПШ, получил шикарную квартиру, переженился на дочке «большого папы». Теперь хочет писать против Горбачева.
20 октября.
Листовка «Резолюция открытого собрания комитета за рабочую демократию и международный социализм. г. Москва. 20.10.91»:
«Мы, участники собрания 21.10.91, считаем, что политика правящих кругов ведет к усилению экономического кризиса и, как следствие, к массовому обнищанию населения, росту безработицы, зажиму демократии. Это происходит в той ситуации, когда рабочий класс не имеет своей партии. Мы считаем необходимым создание массовой рабочей партии, вооруженной боевой социалистической программой на следующих принципах: за демократически организованное плановое хозяйство, против любых рыночных реформ, против диктатуры новой буржуазии…»
Листовка призывает к демонстрации 7 ноября. «Наши лозунги: «Слава Октябрю 17 года!», «Да здравствует новый Октябрь!», «Вся власть рабочим комитетам!», «Даешь зарплату, достаточную для жизни!», «Нет повышению цен в любой форме!»
И подпись: «Телефон 134 8333. Сергей или Алексей».
И это все? С Сергеем или Алексеем на «новый Октябрь»? Нет, рабочий класс в «перестройке» не участник. Действуют другие силы.
21—27 октября.
Был в группе, ездившей в Грецию, в Афины. Там В. Редгрейв (троцкистка и кинозвезда) проводила очередной семинар. Были: А. Ненароков, В. П. Наумов, М. Шатров, О. Лацис, И. Дедков, В. Лановой, Л. Разгон.
На семинаре, между прочим, присутствовал внук Л. Троцкого — Эстебан Волков.
Лучше всех, считаю, выступал Игорь Дедков. Правдивый и честнейший человек — это видно.
1 ноября.
Были в «Правде». Тема — Октябрь. Пришли П. В. Волобуев, В. Миллер, В. Булдаков, Аксютин. Должны были прийти Е. Амбарцумов, А. Ципко, писатель Б. Можаев. Но они не явились, считают, видимо, в этом уж нет смысла. П. В. Волобуев защищал Октябрь. Заседали до 3-х часов. Пошли обедать. Э-э-э, ничего уже не напоминает правдинскую столовую. Меню — обычная теперь бурда. Что ж, голодуха надвигается?
7 ноября.
Две демонстрации: за и против Октября. «За» — на Октябрьской площади, «против» — на Лубянке.
«Правда» напечатала наш «круглый стол». Все, что говорил Волобуев, оставили. А, например, мою критику нашей исторической науки «поджали» сильно. Всю ее «пещерность» отнесли к публицистам.
13 ноября.
Бродил по Арбату. Весь он заполнен крепкими парнями, продающими всякую всячину, а также «горбоматрешки» и «ельциноматрешки». Продают советскую военную форму (видел даже генеральскую), медали, ордена. А недалеко от ресторана «Прага» — новинка. Посреди улицы стоит человек в котелке a laЧаплин, во фраке, с тросточкой. Стоит недвижно, изображает манекена. Вокруг — зеваки: такого никогда тут не бывало. Бросают деньги. Он стоит, не шелохнувшись. Что это — символ прошлого или символ будущего? Но какой-то символ, ей-богу.
Вроде бы никто ничего не покупает, но здоровенные амбалы сонно стоят со своим товаром, лениво пьют пиво из банок. Тут у них под боком какие-то расхристанные девицы.
Магазины закрыты. У Смоленской на раскладном стуле —пожилая женщина. Играет на аккордеоне, поет песни военных лет:
Эх, дороги, пыль да туман.
Холода, тревоги и степной бурьян.
Выстрел грянет, ворон кружит,
Мой дружок в бурьяне неживой лежит…
Люди стоят насупясь, слушают, кидают рубли, мелочь. Защемило тоской.
19 ноября.
Вечером купил колбасу пополам с солью — повезло. В очереди говорили о «ельцинском обмане». Он-де ругал министра Павлова за повышение цен, уверял, что сам мог бы обойтись без этого, а что теперь при нем происходит? Так, слушая пересуды, дошел до прилавка. Продавцы хмурые, злые. Боятся «пияшевской» приватизации что ли? Сейчас у нас новая «мессия» — Лариса Пияшева, крутая рыночница, девочка с кукольным личиком.
20 ноября.
Булгаков не узнал бы Патриарших. На углу Вспольного — перевернутые контейнеры с мусором. Так и лежат уже давным-давно. Никто не убирает. На аллее порванная книга. Перевернул ногой: «Материалы 27-го съезда КПСС». Бродячие собаки, сломанные скамейки. На Малой Бронной возле магазинов темные очереди. Ждут, что «выбросят». В овощном прямо рвут друг у друга капусту. Видел в очереди кинорежиссера, старика Пчелкина. Надо было подойти, но в такой ситуации как-то неловко что ли.
В метро широко продается литература от «Памяти». Видел книжку с названием «Жиды». Надо купить. Так сказать, будет взгляд на себя со стороны.
21 ноября.
В Научном Совете секретарша Надя Членова (ее брат —какой-то деятель еврейских организаций, связанных с Израилем) дала мне журнал (израильский) «22». Там некий М. Хейфец (репатриант из Ленинграда) написал статью об убийстве царской семьи. Упомянул меня как историка, которому по разрешению ЦК (еще до перестройки) позволили пользоваться секретными материалами о В. В. Яковлеве[5]. Чепуха и вздор все это от начала до конца. Никто мне ничего не разрешал, и ведать-то обо мне, думаю, не ведали. Вот упрощенный советологический взгляд: советским историкам сверху дают конкретную команду, а они ее выполняют. Но ведь Хейфец-то — «советский человек», он-то должен знать, что не так просто в жизни все было.
А в магазинах нет почти ничего, все хуже. Едим ячневую кашу (как в войну). Огромные очереди за маслом (как в войну). Но появился хлеб. А «Независимая газета» пророчит переворот в декабре.
Что же, очередной переходный период, на сей раз, кажется, от социализма к капитализму, к рынку (о капитализме не говорят). Социализм был у нас «с зоной», «социализм — зонизм» (30-50-е гг.). От него перейдем к рынку, но тоже с «зоной», с уголовщиной.
8—11 декабря.
Вот и взорвалась «ядерная бомба», заложенная в августе 91-го г.: конец СССР. Два хлопца — Кравчук (Украина), Шушкевич (Белоруссия) и один парень — Ельцин (не «под мухой» ли?) пустили его под откос. Газеты заверещали о «свершении истории», о феномене и т. п. Но никто этого, кажется, не ощущает. Все как обычно: буднично, тускло. Это потом все «отливается в бронзу»: в смысле историки осмысливают значение события (положительное или отрицательное — все равно). Но сколько в таком осмыслении будет легенды!
Добавление 21 декабря.
В Алма-Ате подписан какой-то «Союз независимых государств» (а бывают «Союзы зависимых государств»?).
Циники говорят, что Беловежская пуща, где тройка прикончила СССР, была задумана для того, чтобы выбить президентское кресло из-под горбачевского зада, только и всего. А может, они не циники?
Пройдет время, и историки будут выяснять: распад СССР, напишут, это закономерность, и Ельцин, Кравчук, Шушкевич только оформили ее итог в Пуще, Они, историки, разделятся по линии политической ангажированности. Но ведь стоит только задать вопрос: кому этот распад выгоден, как многое становится ясным. Кажется, все первые секретари республиканских ЦК стали президентами. А это совсем не то, что провинциальные, пусть даже первые секретари. Другой почет, другая слава да и роскошь другая. Вообще — переход в ряд сильных мира сего.
22 декабря.
Стихия рынка, цен, экономики. Все другое отброшено. Только это, этим все живут, об этом говорят. Все вдруг заторговали. На улице Горького от Пушкинской до Охотного — сплошь торговые ряды. Стали появляться некоторые товары за очень высокие цены. Очень. Это производит угнетающее впечатление.
Сорвал со здания, где «Пекин», листовку «Марш голодных очередей. 22 декабря». Листовка так называемого «Движения трудовой Москвы»:
«Люди труда! Президенты-антисоветчики довели страну до неслыханного позора. Бешеные цены, голодуха, унижение в поисках пищи. Братоубийственная война — вот что принесла народу лжедемократия. Народ грабят. А ТВ твердит: альтернативы нет. Хватит терпеть ложь и издевательство! 22 декабря все, как один, пройдем к Центральному телевидению». Глас вопиющих в пустыне.
23 декабря.
Видел по ТВ. Репортер с микрофоном идет вдоль очереди, опрашивает людей. Пожилая женщина говорит:
«Карточки нам надо, сынок! Карточки!»
Пожалуй, действительно нужны карточки. А то ведь в борьбе за кусок хлеба побеждает сильнейший[6].
Продают бундесверовские консервы. Мой знакомец с Патриарших, генерал Комаров купил в запас 8 больших банок.
25 декабря.
В Исторической библиотеке еще «круглый стол». История теперь крутится на этих столах, семинарах, симпозиумах и т. п. История нынче в моде и в спросе. Идет переосмысление и «ликвидация белых пятен». Нередко стирают «белые» и ставят на их место «черные», хотя в целом история освобождается.
В «Историчке» (Г. Лельчук, С. Кулешов, В. Сироткин и др.) обсуждали факторы стремительного обвала большевизма и СССР. Ну а еще более стремительный обвал монархии в 17-м? Розанов, кажется, сказал: вроде как мужик в баню сходил. Это-то почему? У Пушкина спросите — он знал (см. «Борис Годунов»).
30 декабря.
Из магазинов выметено все. Снова очереди за хлебом. Все ждут 2-е января будущего года, когда вновь «отпустят цены».
В школе, где учится Филипп (ему 8 лет), раздают гуманитарную помощь от Америки и ФРГ. Говорят, они вскрыли военные склады НАТО с неприкосновенным запасом.
Филипп нарисовал «картину». На одной половине листа заглавие «Это было» — и под ним продукты, которыми раньше торговали в магазинах. На другой половине под заголовком «Этого нет» — продукты, исчезнувшие с прилавков.
Горбачев «отрекся» Это уже третье отречение в ХХ в. Зачитывал свое «Обращение» перед ТВ и фотокамерами. По-моему, написано невыразительно, cуконно. «По-партийному».
Слышал разговор в троллейбусе. Молодой парень (развязный) говорил ветерану (с орденами):
— Х… с ней, с вашей большевизией. Чего она хорошего дала, например, тебе, да и всем?
Тот смущенно улыбался:
— Ну, ну. Может, вы лучше сделаете. А мы все хотели побыстрей, чтоб вам хорошо стало. Видать, не вышло. Дай Бог, чтобы у вас вышло.
Итак, все. Точка. Советский период истории России кончился. Фактически он кончился в 91-м г. (пик — 19-21 августа). Два последующих года — 92-й и 93-й (пик — 3-4 октября) станут доламыванием и растаскиванием его обломков. Значит, жития Советского Союза будет 76 лет (октябрь 1917 — октябрь 1993). Как и почему он возник, как стал великой мировой державой и почему пал — вот вопросы, ответы на которые мы завещаем будущему.
Читаю «Житие Протопопа Аввакума». Вот это не о перестройке ли? — «Не нами положено — лежи оно так во веки веков».
1992 год
25-го декабря 1991 г. М. С. Горбачев отрекся от президентства в виду ликвидации СССР (Беловежье). Это уж какое по счету отречение наших правителей? Петр III, вроде, был первым (1762) (самодержавно править — «тягость и бремя, силам моим неподвластные»). Отречение не спасло — убили.
Потом отрекся Николай II — «почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение». Убили.
Керенский в Гатчине своим корявым почерком нацарапал отказ от власти в пользу Временного правительства (я видел в архиве эту бумажку). Сбежал, одевшись матросом. Теперь вот отрекся президент Горбачев: нет СССР — нет президента. «Рычаги» управления переданы Ельцину. Махнули рукой.
Слов, достойных момента, Горбачев не нашел. Партийно-бюрократический язык. А ведь событие, может, трагичнее лета 41-го. Кто предскажет близкие и отдаленные последствия?
2 января.
На «Новый год» никуда не пошли. Дома. Смотрели ТВ. И телевидение и газеты пугают разными сообщениями, нагнетают обстановку. Зачем? И так все мрачно. В голову лезут мысли: а может, и не нужна была никакая «перестройка» и т. п.? К чему все это? Ради чего? Все хотели кого-то «догнать и перегнать»? С Западом уравняться. Несколько веков этим занимаемся. А что, собственно, нам Запад? Может, Россииотведено быть такой, как она есть? Пусть и бедной. В бедности стыда и позора нет. Это богатство отвратительно…
Утром сегодня пошел густой снег. На улице пустынно. Побрел по округе в районе Патриарших. В магазинах пусто. Но хлеб купил: батон стоил 44 коп., сегодня уже 1 р. 85 коп. На ул. Остужева наткнулся на Игоря Трякина и генерала Володю Комарова (он в отставке). Они покупали консервы в банках, которые «со своего плеча» отвалил нам германский бундесвер. Банка стоит около 9 р. Комаров купил аж десять штук, а по пути все нахваливал эту бундесверовскую еду: для солдат! Запасливый мужик! И что же будет дальше, если уже съедим харчи от бундесвера? Колхозы распускают. «Гайдар шагает впереди».
7 января.
Нет, кое-какие продукты все же появляются. Что, сбываются посулы демократов-рыночников? Но цены! Они вызывают головокружение.
Ничего эти «реформы» не дадут «простому мужику», может, только через несколько десятков лет. Да и то, если «не уйдет все в песок», не разворуют, не доканают тупостью, нахальством, «липой», обманом.
Как пробить все это?
10 января.
Позавчера — у М. Шатрова. У него гость, некий В. Бровкин, историк из Гарвардского университета, ученик аж самого Р. Пайпса, вчера еще «главного фальсификатора», а сегодня — чуть ли нашего исторического гуру. Все его «фальсификаторские» книги переводятся «с колес».
Бровкин — эмигрант (не знаю, когда уехал в США), такой же ненавистник всего советского, как и его маститый учитель. В нем, Бровкине, редкое сочетание нахальства и льстивости. Говорит, что в ноябре у них будет конференция о революции.
А Шатров собирается в дорогу. Он получил грант, кажется, в Бостон. Будет там собирать материал для новой пьесы. Многие уже уезжают.
«Демократы» пируют в кабинетах (и квартирах!) бывшей номенклатуры. Боярство было «изжито» дворянством, дворянство — разночинством, разночинство — нашей номенклатурой. Дошла очередь и до нее самой.
Мы с Игорем Трякиным — большие любители творожных сырков. Раньше покупали их в маленькой молочной на М. Бронной. Сырок стоил 15 коп., а «ноне» 6 руб. 50 коп.! А вы говорите: «права человека»! Не кончились бы все эти сырки увесистой палкой?
12 января.
Сырки сырками, и цены на них — это очень интересно, но живем-то мы, господи помилуй, в самое что ни на есть историческое время. Чтобы не упустить его, собираю и срываю со стен разного рода листовки, обращения, прокламации. Игорь Трякин помогает. Приносит после работы с «Динамо» целый ворох. В ту, большевистскую, революцию это тоже было. Прочитал сегодня в «Гадюке» А. Толстого: «Неистовой яростьюдышали слова декретов — белых афишек, пестревших всюду, куда не покосись прохожий».
Те «афишки» дышали «неистовой яростью», а эти наши чем дышат? Никто, никто не находит теперь «яростных» слов. Канцелярщина, рутина, бормотуха. Разные цели, разные помыслы — разные слова. О деньгах и барахле красиво, взволновано не скажешь. Есть, кажется, еврейское древнее изречение: «Можно спеть песню об ушедшей любви, но невозможно спеть о пропавших деньгах». Красивых песен об этих днях не будет. И нет. Сейчас модная песня про путану и о каких-то «трех кусочеках (так!) колбаски».
13 января.
Днем поехал в Педагогический университет (я там член Совета). Новое здание у метро «Юго-Западная». Идти надо через заснеженное поле. Морозный ветер, скользко.
Внутри убого. Похоже на казарму или милицейский участок. Голые стены, ни одного кресла, ни стула. Никаких занавесей на окнах, ни картин, ни одного цветка.
Бродят расхристанные девицы с сигаретами в накрашенных ртах.
Из университета поехал в редакцию «Родина». Зашел к главному — В. Долматову, знаю его еще по чикинской «Советской России». Жалуется: на журнал нет денег. Сидел у него какой-то человек с бородой, похожий на старообрядца. За спиной Долматова включен телевизор, показывали, что-то «западное», «стриптизное». Старообрядец и стриптиз —«Россия на переломе»?
20 января.
А цены «сорвались с цепи». Хлеб 4 руб., пачка пельменей 15 р., сметана 84. И все равно — очереди, и все равно в магазинах какая-то пустота.
Заболел Филипп. В поликлинике некая тетя в белом халате сказала, что анализа сделать не могут. Анализ надо везти в лабораторию на ул. Миклухо-Маклая на машине, а «шофер Володька» сказал, что не знает, выйдет ли он на работу или нет. Управляют, выходит, «Володьки». Остановил частника, поехали без Володьки.
Оттуда поехал на Пироговку, в педуниверситет за зарплатой. Касса закрыта. Опять какой-то «Володька» не вышел на работу. Или «Танька».
Поехал в Политиздат. Зашел к главреду общественных редакции В. Подугольникову. Говорит, что моих «Романовых» передает теперь в главную редакцию. «А что уж там решает — не знаю»
9 февраля.
Две демонстрации. На Манежной — коммунистическая. Оркестр играет «Интернационал» и «Священную войну». Красные флаги, портреты Ленина.
Другая демонстрация — у Белого дома, там ельцинские демократы. Выступал священник Глеб Якунин, в красной ярмолке. Его приветствовали криками.
Цены идут вверх. Счет уже пошел на сотни и даже тысячи. Запестрили слова: «брокеры», «холдинги», «маркетинги», «менеджеры» и т. п. Читаю дневник академика Готье. Многое похоже на наши дни.
10 февраля.
В нашем институте ввели пропуска! Дневник Готье читаю урывками («Вопросы истории» № 6-7). Злой! Но поражает сходство в размахе бесчестности и воровства.
17 марта.
Не писал из-за болезней, напавших на наше семейство. Очень много тяжелых переживаний.
Трудно пробивается весна. Вся Москва в дикой торговле. Ул. Горького (Тверская!), Охотный ряд, переходы в метро — сотни, тысячи людей. Все торгуют, чем попало. Торговля правит бал! Говорят, что цены возрастут еще больше, а пока: мясо 72 руб. кг, хлеб 3-5 руб. Одежда идет на тысячи. Ждут «коммунистического реванша». Ностальгия по прошлому.
24 марта.
Вчера на Зубовской (пресс-центр) презентация журнала «Родина». Журналистов полно. Много и чиновников из разных ведомств. Особое внимание — тов. Пихоя. Он теперь начальствует над всеми архивами. Говорят, из Свердловска, земляк Ельцина.
Архивы нынче лакомый кусок, на их содержание можно «поймать» много долларов: интересующихся иностранцев полно.
Презентация была скучноватой. Вопросов почти не задавали. На задававшиеся вопросы Пихоя отвечал бойко. А затем… Затем было главное, как и во всех презентациях. Поднялись на 3 этаж, вошли в зал, где все ломилось от явств. Халява! Это теперь называется «халява», и она пользуется огромной популярностью. Но какая была роскошная «халява»! И это на голодухе-то общей! Кто же эту роскошь-то всю устроил? Не дождавшись конца, ушли с Кольцовым (он из ИМЛ).
***
25 марта.
Предстоит реорганизация Института. Директор, спущенный из отдела науки ЦК, невежественный Семен Спиридонович Хромов (по прозвищу «хромосема») ушел. А «реорганизация» — это 1-е — перемена названия. СССР больше нет. Какой же может быть Институт истории СССР? Говорят, хотят переименовать в «Институт отечественной истории», но это неточное название. Другой вариант — «Институт российской истории». Он лучше, точнее — 2-е. Переименуются и названия секторов. До сих пор они назывались в соответствие с марксистско-ленинской периодизацией: сектор феодализма, сектор капитализма, сектор империализма и т. д. Все это перечеркивается.
Еще вопрос — под видом «реорганизации» пройдет «коммерциализация». Сейчас Президиум АН разрешил институтам сдавать свои помещения (или часть их). Вот и у нас на Ученом Совете некоторые выступавшие предлагали сдавать в аренду комнаты, писать какие-то методички (за деньги), выезжать с лекциями (тоже за деньги).
27 марта.
Интересная заметочка из «Комсомолки»:
«В Тюмени, на родине Григория Распутина, создается дом-музей «святого старца». Основу экспозиции составят экспонаты из частных коллекций, личные вещи Распутина, редкие фотографии и архивные документы».
***
Весна вроде бы ушла. Холодно. Идет Съезд российских народных депутатов. Но и прежнего интереса к нему уже нет. Мы теперь, похоже, лучше знаем, что там — за политическими баталиями.
Умер Александр Михайлович Самсонов, академик, писал об Отечественной войне. Когда я работал в «Науке», он был директором издательства. Очень хороший, гуманный человек. Красивый мужчина, похож на артиста МХАТа Масальского. Вывесили в институте сообщение с фотографией. Люди проходят мимо, торопятся, качают головами. И пошли дальше.
А для меня… 64-й год, Подсосенский переулок, особняк Морозова, где тогда было издательство. Меня взяли туда на работу, я был счастлив. Все еще молодые. И Самсонов еще молодой и зав. редакциями: Виктор Зуев, Николай Бобрик, Сашка Юхт. Какое это было время! 60-е годы.
16 апреля.
Приказ по институту по совершенствованию структуры Института. Председатель В. Дмитренко, я — член комиссии вместе с С. Тютюкиным, Ю. Поляковым, С. Каштановым, В. Соловьем и др.
21 апреля.
В издательстве «Новости» (Зубовский бульвар) — презентация книг из трилогии самого «главного» и «людного» ныне историка Д. Волкогонова: «Сталин», «Троцкий».
Волкогонов — бывший начальник Института военной истории. Генерал. Ортодокс, сталинист, а с перестройкой резко и круто изменился. Стал ельцинистом. Многие его ненавидят.
Он, надо отдать ему должное, часто бывает в архивах, его раньше всех допустили в самые закрытые. Очень много работает, пишет быстро: о Ленине, Сталине, Троцком. Разоблачает свирепо.
Презентация мне показалась малоинтересной. Речь все больше шла о жестокости Ленина, но ведь как «дедушку–любителя малых деток» его представляли раньше только самые «глупые дураки».
Из наших были Волобуев, Кораблев, Серебрякова. Потом все пошли на обязательную «халяву». Все это уже становится противным. Ушел. При выходе встретил друга М. Шатрова американского советолога-горбачевца Стивена Коэна с супругой Катей (миллионершей!). Поговорили о Шатрове, о его предстоящей поездке в институт Кеннана с совсем молодой (новой) женой Юлей и разошлись.
13 мая.
Звонил И. Гетцлер из Израиля. Он там профессорствует в Тель-Авиве. Написал хорошую книгу о Мартове, теперь хочет — о Суханове.
Об Израиле отзывается, в общем, плохо. Говорит, что строили его люди, действительно пострадавшие, готовые к любому труду: лишь бы создать свой очаг. И был он тогда фактически социалистическим, а теперь… Теперь приехали уже другие люди, приехали не отдавать, а брать.
3 июня.
История в моде. Повсюду «круглые столы», встречи историков, вечера вопросов и ответов и т. д. Толку, прямо скажем, не так уж много. Но советскую историографию в общем довольно дружно выбрасывают. Что вместо нее — вот в чем вопрос?
Сегодня в издательстве «Новости» презентация книги А. Н. Яковлева «Предисловие. Обвал. Послесловие». Не читал. Яковлев, как бы раньше сказали, отрекся от «церкви». Клянется чуть ли не последними словами. Ленин, Октябрь, Сов. власть — все в «мусорный ящик истории». Его считают «архитектором перестройки», вторым человеком после Горбачева. Чем объяснить столь крутой поворот — неведомо, трудно понять. Некоторые уверяют, что он, де, был «скрытым агентом влияния». Это, думаю, ерунда.
Презентация состоялась в «Доме кино» на Васильевской. Были из наших Наумов, В. Данилов, из пединститута и военного института Леонов и Косаковский.
От всей этой презентации, как бы сказал Есенин, «чадило мертвячиной». Проклятье Октябрю — лишь повторение эмигрантов и некоторых советологов. Ничего нового. Выступал Ю. Карякин. Этот малый, которого я знаю с 57-го года, раньше блистал умом. Теперь, о боже мой, куда все это подевалось? Нес какую-то заумь.
17 июня.
Любопытное заседание Ученого Совета. Некая девица из ВПШ поступает к нам в аспирантуру. В качестве реферата предлагает книжку К. Родзаевского — русского фашиста 30-х гг. из Маньчжурии. Она подготовила к книге комментарии, примечания, предисловие и т. д., и вот с этим «добром» входит в институтскую аспирантуру. А все ли члены Совета хорошо знают, кто такой этот Родзаевский, повешенный по приговору трибунала в 46-м г.? Родзаевский, Вонсяцкий, Бискупский, Винберг и др. — все несостоявшиеся близкие друзья Гитлера: он отшвырнул их сапогом. Некоторые члены Совета выступали «за»! За издание.
«За» потому что это, дескать, будет свидетельствовать о нашей открытости, о начале изучения зарубежной, эмигрантской истории. Т-а-а-к! Но почему эту открытость надо начинать с фашизма, с фашистов? В эмиграции ведь были не только они одни? Как понять? Я пытался об этом сказать. Встретил какое-то молчание. Чего-то боятся. А девица, рвущаяся в аспирантуру, возможно, дочь «большого человека». Это все возможно. И нет тут никакой идеологии, политики и т. д. А есть (может быть?) обычный банальный блат. Просто у девицы ничего другого на руках не оказалось. Книжку Родзаевского, возможно, передал ей какой-нибудь «перестроечный» знакомец из соответствующего архива.
28 июня.
А вот и нам впервые не выдали зарплату: денег в кассе нет. А как же те юноши и девушки, никому неизвестные, обившие некоторые двери чем-то металлическим? Там, за дверьми, они установили какую-то свою аппаратуру. Они же должны платить дирекции аренду. Выходит тоже не платят? А бродят по институту, как хозяева.
Журнал «История СССР» будет теперь «Отечественной историей».
12—25 июля.
Литва, Друскиненкай.
Приехали сюда в отпуск. Еще можно. Тихая платформа. Два солдата уже в литовской военной форме. Плакат: «Русские! Go home!» Дико… Наши хозяева, Виолетта и ее муж Пятерас, настроены советски. Вокруг тишина. Озерный край. Озеро Валка.
Кладбище русских солдат на берегу озера. Одинаковые надгробия, два цветка: красный и белый… Читаю Бунина «Окаянные дни».
25-го уезжаем. Нас сменили родители Филиппа. Вот поезд тронулся. Бежит по платформе Филиппка, за поездом. Печально. Как кадр кино.
5 августа.
Запишу «нашу компанию» Патриарших прудов времен перестройки и реформ:
Военный философ Грудинин, «ресторанщик» Володя, «бегун» Сева, изобретатель ракет, лауреат А. А. Рихтер, трепач Мишка, композитор Щедрин, архитектор Петр Иванович Скокан, «дед Мороз» — долгожитель Патриарших, зам. зав. международным отделом ЦК К. Брутенц, «монархист»-шофер Н. Чхеизде в 17 г., старик Бэн (прозвище), генерал-лейтенант Е. Комаров, генерал-майор Володя Коршунов (толстый) — зять авиаконструктора Поликарпова, генерал-полковник (отставник) Иван…, маршал авиации Пстыго, киноактер Олег Анофриев, актриса Тальзина, администратор театра Моссовета Витя Сегалов, архитектор Женя Асс, «динамовец» Игорь Трякин, адъютант Тимошенко, безногий инвалид Ермак, кинорежиссер Л. Пчелкин, звезда довоенного кино Е. Самойлов, зам. дир. Ин-та США и Канады Г. Е. Скоров, полковник Костя (мой земляк, с Мещинки), бегун и лабух Юра, певица В. Толкунова, виолончелист из оркестра Спивакова Гришаня, В. Семичастный. Гуляли: Шелепин (волочил ногу), Капитонов, Гришин (говорят, умер в очереди в собесе), «хозяин Москвы». Мелькала «дива» Образцова. Никого не забыл? А, да. О. Адамович.
Теперь наши Патриаршие, кажется, умирают, вянут. Сперва впихнули в них тяжеловесность памятника Крылову, потом учинили «праздник Булгакова», все истоптали, захламили. Теперь это место для выгула псов.
Пруд не чистят. Он зарастает. Пыль, грязь. Сломанные скамейки.
А вот цены в магазинах вокруг: кг. сосисок 138 р., стакан воды 3 р., черный хлеб 11-12 р., белый — тоже. Капуста 20 р. кг., мороженое 10-15 р., сыр 150 р., колбаса 150-200 р. Это далеко не предел.
Стоит жара — больше 30°.
7 августа.
Звонил С. Кулешов. Теперь он — чиновник Министерства национальностей (10 тыс. зарплата!). Раньше писал о нац. политике КПСС.
В Донском крематории хоронили мать Вали С. Ей, матери, 91 год. Была учительницей истории. Во дворе встретил Льва Разгона. Он теперь в Конституционном суде по делу КПСС. Тоже был на похоронах. Покойная и ее супруг — бывшие чонковцы (ЧОН).
8 августа.
Был в «фонде Горбачева» на «Аэропорте» у В. Логинова. Пока они живут широко.
(Окончание следует.)
Примечания
[1] «Апрель» — организация писателей-демократов.
[2] Д. Ремник включил эту беседу в свою книгу «Lenin’s Tomb», вышедшую в США в 1994 г.
[3] Вышел на экраны под названием «Россия, которую мы потеряли».
[4] Секретарь В. И. Ленина.
[5] Комиссар, который в конце апреля 1918 г. по заданию Я. Свердлова перевез царя, царицу и их дочь Марию из Тобольска в Екатеринбург.
[6] В своих бумагах я нашел «Визитную карточку покупателя». Именную. С фотографией, с печатью. Ее надо было предъявлять продавцу. Эту идею, кажется, придумал мэр Г. Попов: чтобы давали только москвичам. Чепуха какая-то. Но когда эти карточки выдали — в 91-м или 92-м — не знаю. Даты на карточке нет.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 4(73) апрель 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer4/GIoffe1.php
