Фридрих II, нареченный Великим, обладал глубоким и ясным умом, музыкальной одаренностью, литературным дарованием, характером алмазной твердости и непоколебимой волей. Но имел он и менее привлекательные качества, причем так и осталось невыясненным наследственные или приобретенные еще в юности из-за обстоятельств жизни.
Детские годы Фридриха были такими, что перед ними бледнеют даже страдания Оливера Твиста в сиротском приюте. Он был старшим ребенком в многодетной семье Бранденбургского королевского дома. Его отец, король Пруссии Фридрих-Вильгельм I, обладал невыносимым характером: был груб, упрям, вспыльчив, гневлив и скор на расправу. Никто – ни министры, ни судьи, ни придворная знать, ни простые горожане – не были защищены от его трости.
Этот король не терпел бездельников. После утреннего смотра своих войск, Фридрих-Вильгельм любил пройтись по берлинским улицам и если встречал праздного гуляку, то немедленно отправлял его заниматься делом, не позабыв при этом поучить уму-разуму ударами трости. Однажды государь задержал несколько прогуливавшихся на бульваре дам, вручил им метлы и заставил подметать улицу.
Стоит ли удивляться, что когда Его Величество изволили прогуливаться, то все живое спасалось бегством как от взбесившейся собаки. Раз на берлинской площади какой-то прохожий, заметив короля, бросился наутек что было сил. Фридрих- Вильгельм приказал поймать этого человека и привести.
- Зачем ты бежал от меня, бездельник? – грозно спросил он беглеца, дрожавшего от ужаса. Тот честно ответил:
- Я испугался, ваше величество.
Король принялся обхаживать его тростью, приговаривая:
- Ты должен любить меня. Любить, а не бояться.
Однако, несмотря на все это, Фридрих-Вильгельм оставался честным и трудолюбивым монархом, содержавшим свое государство в образцовом порядке. Некоторым оправданием ему может служить то, что большую часть жизни он страдал от наследственной болезни порфирии не только физически, но и психически разрушавшей его здоровье. Незадолго до смерти он не без горечи признал: «Я злой человек. Я очень вспыльчивый. Огонь в один миг разрастается во мне. Раньше, чем я это почувствую. Но мне сразу становится жаль. Я старый мучитель людей».
Фридрих-Вильгельм был патологически скуп. Ненавидел роскошь и расточительство. Свои мундиры донашивал до дыр. Питал сильнейшее пристрастие к пиву и охоте. Лучшее развлечение по его представлению заключалось в том, чтобы утопать в клубах табачного дыма, потягивая шведское пиво, или же травить кабанов и стрелять куропаток. Ну и заниматься муштрой, разумеется.
Подлинной страстью его жизни была армия. Фридрих-Вильгельм хотел посредством сильной военной организации обеспечить Пруссии место среди великих держав, не соответствующее ни ее территории, ни количеству населения, и в этом явно преуспел. Своему наследнику он оставил шестьдесят тысяч солдат, вымуштрованных до такого совершенства, что рядом с ними английские и французские гвардейцы выглядели неуклюжими увальнями.
Самое интересное то, что хотя правление Фридриха-Вильгельма считается целой эпохой в военном деле, сам он оказался одним из наиболее миролюбивых государей. Дело в том, что Фридрих-Вильгельм настолько дорожил своими солдатами, что не желал терять их на войне. Так скупой рыцарь не мог заставить себя тратить свое золото. Зато когда созданный Фридрихом-Вильгельмом идеальный военный инструмент попал в руки его несравненно более одаренного наследника, тот знал, что с ним делать.
Сильнее всего свирепость натуры Фридриха-Вильгельма проявлялась в собственной семье, которую он превратил в сущий ад. Особенно страдали от его выходок сын Фридрих и дочь Вильгельмина. Фридрих-Вильгельм презирал их за пристрастие к занятиям музыкой и литературой. Сам он ненавидел и то, и другое, а из музыкальных инструментов признавал только барабан.
Короля раздражало, что кронпринц не проявлял никакого интереса к его занятиям, не терпел табачного дыма, не увлекался охотой и был равнодушен к муштре и парадам. Зато он имел абсолютный слух и великолепно играл на флейте.
Фридрих-Вильгельм был верующим человеком, а наследник престола ничего не желал принимать на веру и задавал каверзные вопросы, ставившие под сомнение догматы лютеранства. Король даже стал подозревать, что его сын склоняется к ереси, но к какой именно его величество понять не мог. Ситуация усугублялась, тем, что проявление строгости к наследнику он считал своим не только отцовским, но и монаршим долгом.
И совсем уж Фридрих-Вильгельм озверел, когда ему донесли о выявившихся у принца порочных наклонностях. Кто-то увидел, как принц поцеловал своего школьного приятеля и донес об этом королю. У Фридриха-Вильгельма это известие вызвало припадок бешеной ярости. Это сегодня мужеложство считается чуть ли не достоинством, о чем свидетельствуют проводимые повсюду парады гордости. А в те времена оно воспринималось как один из самых постыдных пороков.
«Только этого нам не хватало», - сказал король и принял меры. Флейта была разломана, французские книги выброшены на помойку, а самого принца государь пинал ногами, плевал ему в лицо, таскал за волосы и бил палкой. Однажды он даже возжелал удавить сына шнурком от шторы. Королеве, бросившейся спасать своего ребенка, досталась так, что она целые сутки не могла встать с постели.
Подозрения Фридриха-Вильгельма относительно противоестественных наклонностей наследника престола впоследствии подтвердились. Женщин Фридрих не жаловал и не вступал с ними в интимные отношения. Исключением и, по всей вероятности, единственным, была блистательная танцовщица Барбарина Кампанини. Об этом рассказал в своих мемуарах Казанова, который, впрочем, отметил, что связь с этой дивой балета длилась недолго и лишь травмировала короля. Чтобы привлечь эту суперзвезду в Берлин, Фридрих заключил с ней особый контракт. Барбарина должна была получать семь тысяч талеров в год – сумма баснословная по тем временам. А когда танцовщица контракт разорвала, король приказал «принять надлежащие меры, чтобы доставить эту тварь на место». «Эту тварь» (Барбарину) выкрали из Вены и доставили «на место», то есть в Берлин. Вольтер, бывший длительное время близким другом короля, отметил в своих мемуарах: «Фридрих был немного влюблен в Барбарину, потому что у нее ноги были мужские».
Приведем еще один отрывок из мемуаров Вольтера: «Встав ото сна и одевшись, Фридрих вызывал к себе двух-трех любимцев – то ли лейтенантов своего полка, то ли пажей, то ли гайдуков. Пили кофе. Тот, кому кидали носовой платок, оставался еще на несколько минут с королем. До последних крайностей не доходило, ибо Фридрих еще при жизни отца тяжело пострадал от своих мимолетных связей и дурное лечение не поправило дела. Играть первую роль он не мог: приходилось довольствоваться вторыми ролями. Женщины доступа во дворец вообще не имели».
У нас нет оснований не доверять свидетельству Вольтера.
Правда, покорившись отцовской воле, Фридрих женился на миловидной блондинке из старинного дворянского рода Элизабет-Кристине, и мирно сосуществовал с ней несколько лет, изображая примерного семьянина. Но продолжалось это лишь до смерти родителя, после чего Фридрих запретил супруге появляться в королевской резиденции, а случайно увидев ее после шестилетней разлуки, заметил со свойственной ему прямотой: «Как же безобразно вы, мадам, растолстели». Король не любил полных женщин. Впрочем, худых он тоже не очень жаловал...
***
В 1730 году, доведенный до отчаяния деспотизмом отца, юный принц решил бежать из Пруссии, толком сам не зная куда. О его замысле были осведомлены лишь двое ближайших друзей: лейтенант Ганс Герман фон Катте и шестнадцатилетняя фрейлина Дорис Рите, с которой принц в то время часто общался. Со стороны могло показаться, что Фридрих за этой девицей ухаживает, хотя на самом деле он всего лишь ценил ее острый ум. Лакей, подслушавший разговор Фридриха с фон Катте, донес королю о планах наследника. Фридриха арестовали в сарае, где он уже успел переодеться в приготовленную для побега одежду.
Король был вне себя. Принц ведь служил офицером в армии, и поэтому его бегство можно было расценивать как дезертирство. А по нравственным понятиям Фридриха-Вильгельма дезертирство являлось чудовищным преступлением, за которое полагалось лишь одно наказание: смертная казнь.
Августейший родитель сам допрашивал взбунтовавшегося сына. Фридрих стоял перед отцом с сокрушенным видом, бледный, но спокойный. Хорошо зная отцовский нрав, он был готов ко всему. Король поразил его тем, что не впал в раж, не взялся за трость и не повысил голоса. Фридриху даже показалось, что отцовский взгляд исполнен печали, но надежда, пробудившаяся в его сердце, быстро угасла.
- Ты запятнал честь нашего королевского дома своим дезертирством, - произнес Фридрих-Вильгельм спокойным голосом – один Господь ведает, чего это ему стоило. - А дезертирство есть исчадие ада, порожденное детьми дьявола. Никто из сыновей божьих не может быть повинен в таком преступлении. Поэтому с тобой поступят в соответствии с законом.
«Дело плохо, - подумал Фридрих, - он бы не разговаривал со мной так, если бы не решил меня казнить».
- Я заслуживаю наказания, государь, и подчинюсь вашей воле, какой бы она ни была, - произнес Фридрих. - Могу сказать лишь то, что я глубоко раскаиваюсь в своем опрометчивом поступке.
- Раньше надо был раскаиваться. Сейчас уже поздно. Но если ты добровольно откажешься от своих наследственных прав, то тебе сохранят жизнь.
- Я не нарушил долга чести и не стану сам себя наказывать, - с достоинством ответил Фридрих. – Жизнью я не дорожу, хоть и надеюсь, что ваше величество не дойдет до крайних пределов строгости. Я действительно глубоко обо всем сожалею и надеюсь лишь на ваше отцовское милосердие.
- Твое дело будет рассматривать военный суд – сказал король.
Военный суд, рассмотрев дело, постановил вручить судьбу кронпринца высочайшему и отеческому милосердию короля. Сообщники кронпринца Ганс Герман фон Кате и Дорис Риттер приговаривались к пожизненному заключению. Королю такой либерализм не понравился, и он изменил в приговоре то, что счел нужным. Фон Кате он приказал казнить, а над Дорис Риттер поиздевались всласть. По королевскому приказу ее подвергли унизительному осмотру на предмет девственности. Надо же было выяснить, не шлюха ли подруга его сына. Затем в позорном одеянии ее провели через весь город, где перед ратушей и перед родительским домом высекли. После этого она была навечно отправлена в работный дом, а заведение, это считалось хуже тюрьмы. Благодаря хлопотам родителей и влиятельных друзей король ее вскоре помиловал, но она уже заболела психическим расстройством, от которого так и не оправилась. Ну а фон Катте король приказал казнить под окнами камеры кронпринца в тюрьме крепости Кюстрин.
Была поздняя осень. Всю ночь шел дождь. Утро в день казни тоже было дождливое и пасмурное. Казалось, сама природа оплакивает участь несчастного юноши. Фон Катте подвели к плахе. Он снял камзол и остался в белой рубахе с расстегнутым воротом. Огляделся. Рядом никого кроме нескольких солдат и палача. В одиночестве нелегко умирать. Может быть, фон Катте было бы легче, если бы он знал, что принц видит его в эти последние минуты жизни. Зазвучала барабанная дробь, и он положил голову на плаху.
Кронпринц стоял у окна своей камеры. Присланный королем офицер сказал:
- Ваше высочество, мне приказано проследить, чтобы вы все видели, но ведь я стою сзади вас, и если вы закроете глаза, то этого не замечу.
- Благодарю вас Генрих,- ответил кронпринц. – Но я хочу, чтобы вы стояли рядом со мной и проследили, чтобы воля короля была выполнена.
Фридрих смотрел на казнь своего друга, и его окаменевшее лицо не выражало никаких чувств. Когда все кончилось, Фридрих сказал офицеру:
- Передайте, пожалуйста, его величеству, что я усвоил преподанный мне урок.
***
Фридрих-Вильгельм скончался в начале 1740 года после мучительной болезни. Королем Пруссии стал Фридрих, которому как раз исполнилось двадцать восемь лет. Все знали, что молодой король обладает незаурядными способностями, но никто не понимал его истинной сущности. В бытность кронпринцем Фридрих жил весело, считался гурманом, отличался изысканным вкусом, увлекался изящной словесностью, серьезно занимался музыкой. Он ценил остроумные беседы, переписывался с Вольтером, которого в то время обожал. В застольных разговорах принц часто говорил об умеренности, миролюбии, добродетели и о том, каким благом для души являются добрые дела. Даже самые близкие друзья Фридриха не подозревали, что на престол взошел человек железной воли, обладающий выдающимися военными и политическими талантами, сочетающимися с редкостной целеустремленностью, бесстрашием, вероломством и беспощадностью. Что же касается молодых повес, разделявших с Фридрихом юношеские забавы, то их постигло не меньшее разочарование, чем Фальстафа после того, как его добрый приятель, повеса и собутыльник, стал английским королем Генрихом V. «Хватит этих глупостей», - решительно заявил новый король Пруссии, похоронив их надежды на веселую жизнь.
Фридрих получил не просто корону Пруссии, но также сильную, хорошо обученную армию и не растраченную на пустые забавы казну. Хотя скупой Фридрих-Вильгельм распорядился похоронить себя без всякой помпы, сын не выполнил этого отцовского пожелания. Погребение Фридриха-Вильгельма было пышным и достойным короля.
Фридриха-Вильгельма называли королем-солдатом. Его сын в первый же год своего правления удостоился прозвища короля-философа. Для этого имелись основания. С первых же дней своего царствования Фридрих стал реформировать Пруссию на основах Просвещения, пригласив в Берлин в качестве советника самого Вольтера, с которым вступил в переписку еще будучи кронпринцем. У Фридриха и Вольтера имелось немало общего. Оба были не только великими честолюбцами, но и людьми большого ума, господствовавшего над всеми другими душевными свойствами. Оба живо интересовались важнейшими проблемами мироздания, оставаясь при этом скептиками и мизантропами, лучше всего подмечавшими отрицательные стороны жизни. Оба не желали коренной ломки существующего порядка во имя каких–либо утопических идеалов. Эта общность и была основой их дружбы, продолжавшейся довольно долго, но завершившейся полным разрывом.
Одним из первых нововведений молодого короля стала отмена цензуры - вещь неслыханная по тем временам.
- Пусть газеты пишут свободно обо всем, - сказал король своим министрам. – Не будем им мешать выполнять свою работу.
- Но, ваше величество, - заметил один из них, - что будет, если они начнут печатать материалы, подрывающие государственные устои?
- В таком случае мы найдем способ их приструнить и без цензуры, - усмехнулся Фридрих.
Следующим шагом короля-философа стала судебная реформа. Орданансом от 3 июля 1740 года были отменены пытки. Затем Фридрих гарантировал имущественные права своих подданных, централизовал судопроизводство и отделил его от исполнительной власти в духе идей Монтескье. Судебная система Пруссии стала самой гибкой и прогрессивной в Европе
Реформировал Фридрих и прусскую экономику, но не отменил при этом крепостного права. Разумеется, король мог бы заставить земельных собственников освободить крестьян, но он не хотел таким самодержавным актом оттолкнуть дворянство, в котором нуждался для своей армии. Впрочем, новая судебная система предоставляла крестьянам определенную степень защиты от произвола помещиков.
Пруссия была лютеранским государством, но уже отец Фридриха придерживался по религиозным вопросам либеральных взглядов и охотно принимал в своей стране и гугенотов, и евреев. Однако веротерпимость его сына перешла все мыслимые границы. Взойдя на престол, Фридрих заявил:
«Все религии равны и хороши, когда их приверженцы являются честными людьми. И если бы турки и язычники прибыли и захотели бы жить в нашей стране, то мы бы им построили и мечети, и молельни».
Да, этот король умел удивлять мир. Вот несколько историй, свидетельствующих о его характере.
Однажды в Потсдаме на дворцовой площади собралась толпа как раз под окнами королевского кабинета. Шум мешал королю работать, и он послал адъютанта выяснить, в чем дело.
- Ваше величество, - доложил вернувшийся адъютант, - какой-то негодяй сочинил про Вас пасквиль и повесил его так высоко, что до него невозможно дотянуться. Вот люди и шумят, стараясь его прочесть. Но я уже распорядился, чтобы эту гадость убрали, а толпу разогнали.
- Ничего этого не нужно, - сказал Фридрих. – Велите перевесить этот опус пониже, чтобы каждый желающий мог его без труда прочитать.
Берлинский суд приговорил какого-то бюргера к смертной казни за сожительство с собственной дочерью. «Нужно сначала доказать, что это его дочь»,- сказал Фридрих, и не утвердил приговора. Поскольку доказать это было невозможно, бюргер отделался лишь испугом и штрафом.
По распоряжению Фридриха офицерам королевской гвардии было запрещено появляться в публичных местах в штатской одежде. Как-то раз гвардейский офицер, всеобщий любимец, кутила и дуэлянт, прогуливался в дворцовом саду в штатском костюме и вдруг увидел шедшего навстречу короля. Фридрих, обладавший великолепной памятью на лица, узнал своего офицера, но не подал вида.
- Ты кто такой?- спросил король. Терять было нечего. Офицер сделал вид, что тоже не узнал короля
- Офицер королевской гвардии, - произнес он с доверительной интонацией, - но понимаете, сударь, я здесь инкогнито.
Королю это понравилось, он рассмеялся и сказал:
- Ладно, хорошей прогулки, но смотри, не попадайся на глаза королю.
Часы в те времена были вещью дорогой, беднякам они были не по карману. И вот один из капралов королевской гвардии, лихой и храбрый вояка, королевский любимец и к тому же большой щеголь, решил носить серебряную цепочку, чтобы все думали, что у него завелись часы. Чтобы цепочка не выпадала из кармана, капрал на конце ее повесил тяжелую мушкетную пулю. Увидев на своем капрале эту цепочку, Фридрих заметил:
- Ого, капрал, да ты, видно, скопил деньжонок, коль часами обзавелся. Ну-ка, взгляни, который час на твоих. На моих ровно шесть.
Капрал, ничуть не смутившись, вынул свою пулю и произнес:
- Ваше величество, мои часы времени не показывают, а лишь напоминают мне о том, что я каждую минуту должен быть готов отдать за Вас свою жизнь.
- Хорошо сказано, мой друг,- сказал растроганный король, - ну так возьми же себе эти часы, чтобы ты мог знать и тот час, когда придется лечь костьми за меня.
И Фридрих отдал ему свои усыпанные бриллиантами часы.
***
Вступив на престол, Фридрих сразу же развил кипучую деятельность, причем не только реформаторскую. Он стал энергично готовить Пруссию к войне. За долгие годы своего царствования этот король вел две войны: сначала за австрийское наследство, а затем знаменитую семилетнюю. Они прославили его как самого выдающегося полководца своей эпохи, завершились присоединением Силезии и возвели Пруссию в ранг первоклассной державы, опасной соперницы Габсбургской монархии. Хотя в этих войнах участвовали в разных комбинациях почти все главные государства Европы, инициатором их был Фридрих, и наибольшее значение они имели для Пруссии.
А началось с того, что спустя несколько месяцев после восшествия Фридриха на престол, скончался император Карл VI, последний из династии габсбургского дома. За несколько лет до смерти Карл, понявший тщетность своих надежд на появление наследника, сосредоточился на том, чтобы обеспечить старшей дочери эрцгерцогине Марии- Терезии все короны, которыми издавна владели Габсбурги. C этой целью он издал новый закон о престолонаследии, - так называемый Прагматический эдикт, - согласно которому его дочь становилась наследницей всех владений своих предков.
Новый закон получил единодушное одобрение всего тогдашнего цивилизованного мира. Англия, Франция, Испания, Россия, Польша, Пруссия и немецкие княжества заключили особый договор, обязавший их соблюдать все положения Прагматического эдикта. Таким образом, европейские монархи взяли на себя обязательства не только уважать, но и защищать права Марии-Терезии.
Личные качества эрцгерцогини были достойны не только уважения, но и рыцарского преклонения. Последующие испытания прольют более яркий свет на ее формирующийся характер. Но величественная осанка, горделивая поступь, прекрасное лицо, выразительные глаза и мелодичный голос наследницы Карла VI вызывали всеобщее восхищение. К тому же Мария Терезия отличалась простотой и сердечностью в обращении, без тени надменности. Мало кто догадывался, что за всем этим скрывалось горделивое сознание собственного избранничества. Эта женщина умела забывать личные обиды, но никогда не прощала посягательств на свои королевские права. Замуж она вышла по любви за герцога Лотарингии Франца, и когда умер отец, находилась на восьмом месяце беременности. Кончина отца и неведомое ей прежде бремя власти подорвали силы молодой женщины. Мария- Терезия с трудом преодолевала депрессию, тяжело переносила беременность, с ее лица пропал румянец.
Впрочем, поводов для беспокойства вроде бы не было. Англия и Россия, Польша и Голландия торжественно подтвердили намерение соблюдать взятые на себя обязательства. Однако никто так не распинался в дружеских чувствах по отношению к молодой королеве, как Фридрих.
А между тем новоявленный Макиавелли уже решился пойти на великое клятвопреступление и ограбить молодую женщину, свою союзницу, которую обязался защищать. Король Пруссии не остановился перед тем, чтобы ввергнуть почти всю Европу в длительную кровавую и опустошительную войну. Дело в том, что он любой ценой хотел заполучить Силезию, самую богатую область Австрии. Сослался Фридрих на то, что еще в прошлом столетии Силезия принадлежала Пруссии, которая была вынуждена отречься от своих прав на эту землю под жестким давлением венского двора. Разумеется, никто в Европе не счел претензии Фридриха законными, но, надо отдать ему должное, он и не претендовал на высокую моральную репутацию.
Решившись на войну, король действовал стремительно. Прусская армия пришла в движение. Без объявления войны и каких-либо дипломатических шагов Фридрих обрушил всю мощь своей армии на дружеское соседнее государство. Хорошо вымуштрованные прусские батальоны заняли Силезию прежде чем Мария Терезия узнала о претензиях Пруссии на свои владения. Наконец Фридрих соизволил отправить королеве послание, которое можно было расценить как оскорбление. Король писал, что если Мария-Терезия согласится уступить ему Силезию, которая итак уже в его руках, то он будет защищать Австрию от любой державы, которая покусится на другие ее земли.
Стояла суровая зима. Замерзали и падали замертво даже птицы. Солдатам Фридриха не хватало теплого обмундирования, но они продолжали наступать. Несколько разрозненных австрийских гарнизонов еще держались, но было ясно, что дни их сочтены. В начале 1741 года вся Силезия была уже в прусских руках.
Сначала агрессия прусского короля вызвала всеобщее негодование. Все державы поспешили выразить свое сочувствие молодой королеве, ставшей жертвой неслыханного вероломства. Но когда Силезия упала в алчные руки Фридриха, как спелое яблоко, всеми овладела зависть, заглушившая чувство стыда. А мы что хуже? - решили соседи и схватились за оружие. Расчленение австрийской монархии казалось делом легким и выгодным. Правда, Англия осталась верна своему слову и поддержала Австрию. Но это мало что изменило. Французы, баварцы и саксонцы вторглись в Богемию. Пала Прага. На императорский трон избрали электора Баварского, хотя многовековая традиция узаконила наследование имперской короны особами Габсбургского дома.
А что же Фридрих? Он в первых своих сражениях еще не проявил того полководческого искусства, которое позднее восхищало всю Европу. Ему еще не доводилось водить войска. У него не было необходимого опыта в военном деле. Неудивительно поэтому, что первые военные кампании Фридриха не снискали ему славы. Ему часто везло, и к тому же генералы противника оказались на удивление бездарными. И все же успехи в первых баталиях были достигнуты прежде всего благодаря отличной выучке прусской пехоты, не имевшей себе равных.
Первое серьезное сражение Фридриха произошло у деревни Мольвица. Прусскими войсками командовал фельдмаршал Шверин, блистательный авантюрист из Померании, продававший свою шпагу тем, кто хорошо платит. Он сражался под знаменами герцога Мальборо при Бленхейме, служил шведскому королю Карлу ХII и вместе с ним выдерживал осаду в Бендерах. Уже в преклонном возрасте этот конкистадор поступил на службу к прусскому королю.
Никогда еще карьера великого полководца не начиналась столь плачевным образом. Правда, армия Фридриха победила, но сам он не только не проявил минимальных военных способностей, но и дал повод солдатам усомниться в своей личной храбрости. Кавалерия, которой командовал Фридрих, была разбита и обращена в бегство. Казалось, все потеряно. – Спасайтесь, государь, - умоляли офицеры. И Фридрих дал себя уговорить. Английский лихой скакун унес короля с поля битвы. А тем временем дважды раненый старый фельдмаршал с удвоенной энергией продолжал сражение. Его искусное маневрирование и стойкость прусского солдата принесли победу. Австрийцы отступили, потеряв восемь тысяч солдат.
Фридрих, грязный и усталый, нашел приют в каком-то постоялом дворе. «Все кончено,- сказал он адъютанту, - как теперь жить дальше»? Король рухнул на кровать и забылся тяжелым сном без сновидений. Ночью его разбудил присланный Швериным гонец.
- Мы разбиты? - спросил Фридрих.
- Кто может разбить такого великого короля? – ответил гонец. - Фельдмаршал поздравляет ваше величество с блистательной победой.
У Фридриха болезненно дрогнуло сердце. Да, победа, но победили те, кто сражались, пока он малодушно спасал свою жизнь. И он дал себе клятву, что подобное никогда не повторится.
***
Несчастья не оставляли Марию-Терезию. Селезия и Моравия были потеряны. Враги терзали ее наследственные земли как стаи волков. Но сломить дух высокородной дщери германских цезарей никому не удалось. Под неоспоримой властью Марии-Терезии оставалась еще Венгрия. И хотя эта страна не раз доставляла неприятности ее предкам своей строптивостью, королева решила довериться народу, пусть мятежному и своевольному, но храброму, благородному и простодушному. Как только Мария-Терезия родила сына, будущего императора Иосифа II, она поспешила в Пресбург, где при громадном стечении народа венчалась на царство короною св. Стефана. Еще не оправившаяся после родов юная мать по обычаю предков въехала на белоснежной лошади на Замковую Гору, обнажила державный меч и, потрясая им, прекрасная и гордая как Валькирия, бросила вызов всем, кто осмелится оспаривать ее права на наследие предков.
На первом заседании сейма Мария-Терезия, одетая в черное платье в знак траура по отцу, призвала свой народ подняться на борьбу за правое дело. Магнаты повскакали с мест, обнажили сабли и поклялись отдать за нее все, что имеют, включая и свои жизни. В эту минуту самообладание впервые оставило королеву, и ее глаза наполнились слезами. Через несколько дней она появилась перед народом с малюткой эрцгерцогом на руках, и всеобщий восторг излился в кличе, прозвучавшем на всю Европу: «Умрем за нашу королеву».
Тем временем Фридрих уже замышлял новый политический кульбит. Он отнюдь не желал способствовать усилению Франции за счет дома Габсбургов. Да, он ограбил Марию-Терезию, но в его планы не входило подпускать к добыче других хищников. А посему он и решил, сохранив все награбленное, предать своих сообщников. Мария-Терезия и слышать не желала о постыдном соглашении с вероломным королем Пруссии, но английское правительство настоятельно рекомендовало ей купить Фридриха. И все-таки гордая королева не пошла бы на такое унижение, если бы Фридрих не одержал победу над австрийцами при Хотуанце. И на сей раз победа была достигнута лишь благодаря стойкости прусских солдат. Фридрих еще только учился военному искусству. Зато своей личной храбростью и энергией он смыл с себя пятно Мальвицкой битвы.
Австрия и Пруссия заключили мир. Марии-Терезии пришлось уступить Силезию, а Фридрих оставил на произвол судьбы своих партнеров. Лишь теперь королева смогла обратить все силы против Франции и Баварии. И наконец-то фортуна повернулась к ней лицом. Ее войска повсюду одерживали победы. Французы были разбиты и едва унесли ноги из Богемии. Дело было лютой зимой, и весь путь их панического отступления был усеян трупами солдат, умерших от истощения и холода. Честолюбивый Карл Баварский, разбитый Австрией и преданный Фридрихом, был изгнан из своих наследственных владений и вскоре умер от горя и стыда.
Но король Пруссии не желал и чрезмерного усиления Австрии. В этих обстоятельствах он совершил очередное предательство. Фридрих объединился с Францией и вновь всеми силами обрушился на королеву. В центре Европы с удвоенной силой вспыхнуло пламя войны. Фридрих одержал несколько побед, но силы Пруссии были уже истощены, и осенью 1745 года он заключил мир с Англией, а затем и с Австрией. Король Пруссии не выпустил Саксонию из своих цепких рук, а императорская корона досталась при общем согласии всей Германии супругу Марии-Терезии Францу Лотарингскому.
Пруссия вышла из войны значительно усилившейся и превратилась в первоклассную европейскую державу. Стало ясно, что в дальнейшем Европе придется иметь дело с политиком, лишенным моральных принципов, беспредельно циничным, ненасытно жадным и бесстыдно фальшивым. Одновременно пришлось признать, что король Пруссии обладает незаурядным умом и выдающимися дипломатическими, военными и организаторскими способностями. Но те качества, которые сделали его великим, были пока неведомы даже ему самому, ибо проявиться они могли лишь на фоне мрака и отчаяния.
Добившись мира на своих условиях, Фридрих всецело посвятил себя государственным делам и занимался ими так, как ни один из монархов. У него не было канцлера, не было даже министров. Были лишь писцы и исполнители. Болезненная жажда деятельности, феноменальное трудолюбие, неутолимое желание во все вмешиваться, презрительное отношение к людям, не позволяли ему пользоваться чьими-либо советами. Он все решал сам, занимаясь даже такими мелочами, которые в других странах входили в обязанности заурядных чиновников. Недостатки его управления объяснялись мелочной настырностью, военными привычками и неустанной работой ума, никогда не знавшего состояния покоя. Главная забота Фридриха свелась к тому, чтобы иметь большую первоклассную армию. Ни по размерам территории, ни по количеству населения Пруссия не входила в число перворазрядных европейских государств. Но благодаря военным успехам Фридриха сумела подняться на один уровень с Францией, Австрией и Англией. Расходы на такую армию были тяжким бременем для страны. Чтобы не обанкротиться, приходилось сводить к минимуму все остальные траты.
Из-за дороговизны Фридрих так и не обзавелся флотом, хотя Пруссия имела выход к морю. Он не стремился владеть колониями, ибо это было бы слишком накладно. Его судьи и чиновники получали такую плату, что еле-еле сводили концы с концами. Хозяйство самого короля велось с неслыханной для королевских дворцов экономией.
Гардероб Фридриха состоял из одного парадного костюма, прослужившего ему всю жизнь, трех старых плащей, нескольких потертых кафтанов, золотистого камзола с табачными пятнами и пары стоптанных ботфортов. Его можно было бы принять за скрягу, если не знать, что средства, которые он получал от своего народа, безмерно отягощенного налогами, всецело тратились на армию. На содержание приличного двора средств уже не было.
Но кроме Фридриха-правителя существовал еще и другой Фридрих: скрипач и флейтист, метафизик и поэт, сохранявший страсть к музыке, книгам и научным занятиям даже в вихре тягчайших испытаний. И, может быть, именно это проливает более яркий свет на его характер, чем все выигранные им сражения.
***
Время шло, но Мария-Терезия ни на минуту не забывала о нанесенной ей обиде. Кровоточила гордость, неутоленная жажда мести не давала покоя. Могла ли она забыть, как ее, рано осиротевшую, на пороге материнства вынудили бежать из древней столицы, исконной вотчины предков, а на богатые владения наследницы Габсбургов набросились как шакалы те, кто поклялись ее защищать. И первым среди этих разбойников был Фридрих. Он овладел Силезией, как насильник овладевает беспомощной женщиной, отторгнув эту богатую землю не только от Австрийского дома, но и от католической церкви. Безбожный король позволял всем своим подданным молиться любым богам как им заблагорассудится. Марии-Терезии, фанатичной католичке, была непереносима сама мысль о равенстве религий. К тому же богохульные речи и сочинения короля Пруссии, как и ужасные слухи о его безнравственной жизни, глубоко возмущали женщину, которая в расцвете молодости и красоты сумела преодолеть все искушения и сохранила незапятнанным свое имя.
Вернуть Силезию и уничтожить не только Фридриха, но и всю династию Гогенцоллернов стало целью ее жизни. Эта Австрийская Юнона потратила годы, чтобы сколотить против заклятого врага еще не виданную в Европе коалицию. Благодаря искусной дипломатии Мария-Терезия добилась союза с Россией, Польшей и Швецией. Труднее всего было склонить на свою сторону Францию. Эти две великие континентальные державы разделяла трехвековая вражда, время от времени переходившая в ожесточенные войны. Тем не менее, Мария-Терезия своего добилась. Она ловко воспользовалась тем, что Фридрих, обладавший несносным характером, сумел оскорбить всех своих соседей. Его едкий саркастический язык жалил всех без разбора. Его остроты в адрес сильных мира сего наносили болезненные раны. Его сатирические стихи и эпиграммы задевали честь и достоинство чуть ли не всех европейских монархов. О женщинах же Фридрих отзывался настолько гнусно, что этого не могла ему простить даже самая снисходительная из них. К его несчастью, весь почти европейский континент управлялся в то время дамами с железным характером. Темой его ядовитых сарказмов не раз были альковные дела российской императрицы Елизаветы. Но больше всего доставалось мадам де Помпадур, фаворитке безвольного и тупого Людовика XV, фактически управлявшей Францией. Каждый раз, когда Помпадур сообщали очередную непристойную эпиграмму Фридриха в ее адрес, она испытывала пароксизм ярости. Этим и воспользовалась Мария-Терезия. Высокородная королева, гордая дщерь Габсбургского дома, добродетельнейшая из матрон, написала собственноручное письмо «своей дорогой кузине», низкорожденной и вульгарной наложнице, известной своей продажностью, поставлявшей в молодости детей в гарем старого развратного откупщика. Мария-Терезия изъявила «дорогой кузине», свое уважение, предложила дружбу и попросила помочь в одном деликатном деле. Покоренная и очарованная фаворитка без труда добилась от Людовика XV того, что было нужно. Мощная антипрусская коалиция стала свершившимся фактом.
От своих агентов в Вене и Париже Фридрих получал обстоятельные донесения и был прекрасно осведомлен о том, какая опасность грозит ему и его королевству. Созданная против него коалиция в десятки раз превышала ресурсы и возможности Пруссии. Население выступивших против Фридриха стран превышало сто миллионов человек, в то время как население Пруссии едва насчитывало пять миллионов. Разница в богатстве была столь же велика. Такого неравенства в силах еще не бывало в истории войн.
Все это Фридрих прекрасно понимал. Но все же имелся мизерный шанс на спасение. Прусская армия, хоть и казалась карликовой по сравнению с силами противников, была прекрасно обучена, имела превосходных офицеров, привыкла побеждать, и слепо верила в звезду своего вождя. Быстрота маневрирования и мобильность отчасти компенсировали ее малочисленность. Гений вождя, стойкость солдат и удачное стечение обстоятельств могли дать Пруссии необходимый выигрыш во времени – а там видно будет. Принимая все это во внимание, Фридрих решился нанести упреждающий удар.
Семилетняя война началась в августе 1756 года с того, что шестьдесят тысяч прусских солдат мгновенно наводнили всю Саксонию. Саксонский курфюрст Август был осажден со своим войском в Пирне. Шедший ему на выручку австрийский корпус маршала Брауна Фридрих разбил, после чего гарнизон Пирны сдался на милость победителя. Август бежал в Польшу. Наступившая зима прервала военные действия. Первая кампания этой изнурительной войны была Фридрихом выиграна вчистую всего за несколько недель.
Вторая кампания началась с вторжения прусских войск в Богемию. Основной удар был нацелен на Прагу, после взятия которой неизбежно настала бы очередь Вены. 6 мая 1757 года под стенами богемской столицы произошла битва – самая кровавая из всех, в которых Фридрих до сих пор участвовал. Он искусно командовал флангом, но победой был обязан старому фельдмаршалу Шеврину. Когда дрогнула прусская пехота, отважный старик схватил знамя и с криком: «Кто любит меня – за мной», повел солдат в решающую атаку.
Фридрих опять победил, но победа стоила дорого. Полегли восемнадцать тысяч солдат. Лучшие из лучших. Цвет его войска. Маршал Браун с остатками разбитой армии заперся в Праге. Ему на помощь поспешил самый способный из австрийских военачальников фельдмаршал Даун. Фридрих мгновенно оценил опасность. Нельзя было допустить, чтобы эти два его противника объединились. Оставив крупные силы осаждать Прагу, он двинулся навстречу Дауну. Осторожный фельдмаршал имел почти двойной перевес в силах, но, не желая рисковать, занял почти неприступные позиции у деревни Колин, и спокойно ждал наступления прусаков.
Битва началась рано утром и длилась до захода солнца. Прусские атаки отбивались раз за разом с ужасными потерями. Король вновь и вновь бросал солдат на верную смерть. Пятнадцать тысяч из них так и остались на поле боя. Впав в раж, Фридрих был готов сражаться до последнего своего солдата, и опомнился лишь когда один из офицеров спросил его: «Неужели Ваше величество в одиночку хочет штурмовать эти батареи»?
Осаду Праги пришлось снять, и Фридрих вывел свою армию из Богемии с отчаянием в сердце. Удача отвернулась от него. Крупные французские силы вторглись в Германию и угрожали самому Берлину. В довершении всего умерла его мать, по-видимому, единственный в мире человек, к которому он был по-настоящему привязан. Пробил час, и этой неукротимой натуре довелось испить чашу горести. Обмороженное его лицо покрылось красными пятнами, нос заострился, на теле появились язвы, шелушилась кожа. Он настолько отощал, что подданные с трудом узнавали своего короля. С начала этой войны Фридрих всегда имел при себе склянку с ядом, ибо твердо решил, что скорее умрет, чем заключит с врагами постыдный мир.
Казалось, петля вокруг него окончательно затянулась. В Германию вторглась русская армия Елизаветы Петровны. Австрийцы отняли у него ту самую Силезию, из-за которой весь сыр-бор разгорелся. С запада в Пруссию двинулась сильная французская армия маршала Субиза. В довершении всего, Берлин был захвачен и разграблен. Но лишь тридцать дней понадобилось Фридриху, чтобы покрыв себя неувядаемой славой выпутаться из безнадежного положения.
Прежде всего, он двинулся навстречу Субизу и разбил его у Росбаха. Затем повернул в Силезию, где его уже ждала армия Карла Лотарингского. Решающее сражение произошло у Лейтена вблизи Бреслау. Принц Карл располагал шестидесятитысячной армией, Фридрих же не имел и сорока тысяч солдат. Перед боем он обратился к своим солдатам с лапидарно-выразительной речью: «Мы победим, или я умру вместе с вами», - пообещал король. Глаза солдат зажглись восторгом. Небывалое воодушевление овладело ими. Никогда еще они не сражались с таким мужеством, и никогда прежде гений их вождя не являл себя с такой яркостью. Пехота Фридриха, состоящая из одних ветеранов, пошла в атаку под звуки барабанов и флейт, распевая старинный саксонский гимн. Фридрих на гнедом жеребце под ураганным огнем, сам повел на штурм ударную колонну. Когда до неприятельского редута осталось совсем немного, Фридрих осадил коня, пропуская солдат вперед. Потеряв из виду короля, они на секунду дрогнули. Чуткий его слух тотчас уловил разнобой в мерной поступи солдат. Пришпорив коня, он вновь вырвался вперед со словами: «Я здесь мои дорогие, я здесь мои хорошие, но не могу же я своим конем загораживать вам дорогу».
Победа Фридриха была полной.
«Эта битва, - говорил Наполеон, - стала истинным шедевром. Она одна дала Фридриху право на место в первом ряду полководцев». Слава прусского короля распространилась по всей Европе. За один год он разгромил три державы, дал четыре сражения гораздо более сильному противнику и три из них выиграл.
***
Зиму Фридрих провел в Бреслау, занимаясь изящной словесностью и готовясь к следующей кампании. Весной 1758 года его армия выступила в очередной поход. На сей раз острие удара прусский король направил против русских, которые уже хозяйничали в самом сердце его королевства. Первое сражение с российской армией произошло под Цорндорфом у Франкфурта. Битва была долгой и ожесточенной, чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону. Наконец Фридрих своевременно провел кавалерийскую атаку, что позволило ему одержать еще одну победу.
Это был пик успехов прусского короля, но закалка столь незаурядного характера еще должна была пройти проверку гибельными катастрофами. Разгромив русских, Фридрих поспешил в Саксонию, где встретился с армией, руководимой двумя самыми способными австрийскими генералами Леопольдом Дауном и Эрнстом Лаудоном. Пока король обдумывал план предстоящего сражения, они подготовили ему сюрприз. Глубокой ночью австрийцы внезапно напали на прусский военный лагерь у Хохенкирхена, и лишь хладнокровие и мужество Фридриха спасло его войско от полного разгрома.
Даун и Лаудон не смогли, однако, надлежащим образом воспользоваться плодами своей победы. Фридрих быстро восстановил силы и с удвоенной энергией продолжил борьбу. Военные действия прервала зима, которую король опять провел в Бреслау в размышлениях и поэтических занятиях.
Время шло. Наступила самая ужасная для него кампания четвертого года войны. Австрийцы захватили всю Силезию и угрожали Берлину. Русская армия под командованием генерал-аншефа Петра Салтыкова соединилась с силами фельдмаршала Лаудона и заняла сильные позиции у Кунерсдорфа.
Салтыков был старым служакой. Звезд с неба не хватал. Усердно тянул военную лямку и медленно поднимался вверх по служебной лестнице. После поражения под Цундорфом, Елизавета Петровна сместила командующего русскими войсками генерала Фермора и неожиданно для всех назначила на его место шестидесятилетнего Салтыкова. Закаленные в боях солдаты и офицеры, ничего не знавшие о новом командующем, с изумлением смотрели на седенького, маленького старичка, отличавшегося простотой общения, никогда не повышавшего голоса. В нем не было ничего героического, в этом старичке. Никто не верил, что он сможет противостоять такому противнику, как прусский король, поражавший всю Европу своим мужеством, энергией и полководческим талантом.
Салтыков был скромным и простым человеком. Несмотря на заурядную внешность, был энергичен и неглуп, любил находиться в гуще событий и во все вникать. Здравый смысл и осторожность заменяли ему отсутствие военного таланта, а незнание рутинных правил тогдашнего военного искусства помогали принимать непонятные и неожиданные для неприятеля решения
Знаменитое сражение при Кунерсдорфе стало апофеозом напряжения и драматизма, примером истинной трагедии. Битва началась неудержимым натиском прусской пехоты. Боевые порядки русских и на левом, и на правом фланге были смяты. Фридрих даже послал в Берлин курьера с оповещением о полной победе, но явно поторопился. Центр русской армии находился на возвышенности, где было расположено старинное еврейское кладбище. Там русские гренадеры во главе с Салтыковым удержали свои позиции. Измотанная шестичасовым боем при почти тропической жаре, прусская пехота продолжала отчаянно атаковать, но раз за разом откатывалась назад, оставляя позади убитых и раненых. Фридрих трижды водил своих солдат на штурм, под ним убило трех лошадей, его камзол был прострелен в нескольких местах. Пулей с него сбило шляпу, которую и сегодня можно увидеть в петербургском музее. Ничего не помогало. А когда ряды наступавших дрогнули, на них обрушилась свежая конница Дауна. Все было кончено.
Вечером рокового дня, потрясенный до глубины души, грязный и усталый король укрылся в сожженной казаками деревне. Из уцелевшего сарая послал он вторую за этот день депешу в Берлин, но совсем иного содержания: «Пусть королевская семья уезжает из Берлина. Все архивы отправить в Потсдам. Город может сдаться на капитуляцию».
Своему другу графу Фанкенштейну король написал: «У меня совершенно ничего не осталось. Все потеряно, и я не переживу поражения своей страны. Прощайте».
Но Фридрих недолго предавался отчаянию. Уже на следующий день после битвы ему удалось собрать восемнадцать тысяч солдат. Прошла всего неделя, и их число возросло до тридцати тысяч. Это уже была армия, и Фридрих знал, как ею распорядиться. С удвоенной энергией он продолжал войну.
Пятый год отчаянной борьбы. Шестой год. Фридрих жил и действовал, как в лихорадке. Свое королевство он превратил в осажденный военный лагерь, не обращая внимания на всеобщее разорение и всякое прекращение нормальной жизни. Его единственная цель заключалась в противостоянии ненавистному врагу. Он готов был сражаться до последнего пруссака, способного носить оружие, и до последней лошади, которая могла еще тащить пушку. В Пруссии уже никому не платили жалованья, но еще были овес и картофель, свинец и порох. Фридрих продолжал сражаться. Сердце его вконец ожесточилось. Ненависть к врагам жгла душу. «Человеку трудно переносить то, - писал он в одном из писем, - что приходится переносить мне. Я начинаю понимать итальянцев, которые называют месть наслаждением богов. Вся моя философия уже износилась от страданий. Ведь я не святой и, должен признаться, смогу умереть спокойно лишь после того как заставлю врага испытать хотя бы часть перенесенных мной страданий». А неудачам все не надоедало преследовать его. Его армия напоминала загнанного тигра, которого уже не могли спасти отчаянные прыжки. Фридриха могло спасти только чудо, и оно произошло.
25 декабря 1761 года скончалась императрица Елизавета Петровна. На российский престол взошел Петр III, давний поклонник прусского короля. Он сразу вывел Россию из семилетней войны и вернул Пруссии все захваченные российскими войсками территории. Более того, он заключил с Фридрихом союзный договор, испросил себе чин в прусской армии и послал на помощь своему кумиру пятнадцать тысяч отборных солдат.
Ситуация резко изменилась в пользу Пруссии, что позволило Фридриху заключить с врагами почетный мир. Он так и не выпустил Силезию из своей мертвой хватки.
***
Осталось досказать немногое. Фридрих царствовал долго, до конца жизни пожиная плоды своих военных и политических успехов. С тем же упорством, с каким водил войска в сражения, взялся он за восстановление государства. Вскоре Пруссия опять расцвела, но сам Фридрих так полностью и не оправился от перенесенных страданий. В зрелые свои годы он выглядел почти стариком, страдал от подагры, болей в спине и других недугов, вызванных тяжкими условиями походной жизни. Король ведь всегда считал своим долгом разделять с солдатами все тяготы и опасности военной жизни.
В Европе Фридрих до конца своей жизни пользовался уважением и почетом. При нем Пруссия больше не воевала. Его внешняя политика достигла наивысшего успеха за год до его смерти, когда под эгидой Пруссии был создан Союз Князей для защиты германских государств.
Умер Фридрих 17 августа 1786 года, простудившись на военном смотре, проходившем в Берлине под проливным дождем.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 4(73) апрель 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer4/Fromer1.php
