От редакции:
«СНЫ…» НА АМАЗОНЕ
Бостонское издательство M-Graphics Publishing выпустило на английском языке (перевод Владимира Ковнера) и разместило в торговой сети Amazon книгу нашего постоянного московского автора Сергея Баймухаметова Magic Dreams. Confessions of Drug Addicts. Horryfiyng stories of junkies’ lives in their own words.
В России она известна под названием «Сны золотые. Исповеди наркоманов». За прошедшие годы вышло 18 изданий в 11 городах. Но эти громкие цифры обманчивы. На самом деле книга выходила микроскопическими тиражами, буквально в сотни экземпляров, усилиями общественных организаций и муниципалитетов. Хотя пресса, специалисты, общественные деятели, включая покойного Сергея Владимировича Михалкова, призывали подключить государственные структуры, издавать ее миллионными тиражам, дать каждому подростку – чтобы начисто отбить соблазн попробовать наркотики.
Но это отдельный разговор. Сейчас речь – об американском издании. Книга многоголоса, в ней представлены разные мнения, разные люди. В круге вопросов, конечно, и самый спорный - легализация легких наркотиков. Как мы знаем, в Америке она получает широкое распространение.
Сегодня мы печатаем три «Сна…» и часть дискуссии о легализации наркотиков, в которой участвуют голландская журналистка Хелла Ротенберг и американский переводчик книги Владимир Ковнер.
СОН ПЕРВЫЙ
Света Кривцова, 22 года, Санкт-Петербург.
Если наркоман живет с наркоманкой - получается прОклятая пара неразлучников. В глазах нормальных людей они - лютые враги, два человека, которые выносить друг друга не могут, все время дерутся, избивают друг друга, стремятся сделать друг другу как можно хуже, оскорбить, унизить.
Это действительно так.
Но в то же время расстаться они уже не могут. Потому что наркоман - ущербный человек, он живет в постоянном страхе и в постоянной зависти к другим, к нормальным. И ему, наркоману, надо для успокоения иметь рядом, вокруг, таких же, как он. Вроде бы тогда все хорошо, все такие же, как и мы... Наверно, отсюда и идет это - совращение подростков. Хотя тут есть и другие причины. Но это тоже важно. Брат, сестра, жена... ему все равно - приучит, посадит на иглу. Правда, часто можно слышать от наркоманов, что лучше они сразу убьют своего ребенка, чем пожелают ему такой же доли, но это - одни разговоры. Вроде бы ребенок - святое, своего ребенка жалко... На самом же деле я знаю многих женщин, которые своих дочерей сажали на иглу, торговали ими, доводили до самоубийства.
Последние два года я жила с одним уголовником, мелким рэкетиром. По моим представлениям, богатый был, на руках - золотые цепи, вся квартира набита кайфом, маковой соломкой то есть. А я боялась, что он в тюрьму попадет. Что я тогда буду делать? Или сама пойду по рукам, или они меня подомнут, будут делать со мной все, что захотят. А так - он мой защитник был, покровитель, не позволял... Я его долго уговаривала не воровать, говорила, что денег я найду, заработаю. Я к тому времени немало нафарцевала, все у меня было. В общем, уговорила. И начали мы проживать мои деньги, а потом и вещи. Поверите, последнюю золотую цепочку с себя сняла и продала. И настал день, когда нам и поесть было не на что. А кайф был, запаслись заранее.
И вот, выходим мы как-то ночью побродить по улице, проходим мимо парикмахерской, а он остановился и показывает молча на открытую форточку: кто-то оставил форточку открытой. И говорит мне: фены вынесем, найдем, кому толкнуть. А с нами были еще два его приятеля и подружка. Они тоже загалдели: вынесем, толкнем! Достали где-то бутылку пива, дали мне выпить, я под кайфом, да еще под пивом, мне море по колено... Меня поставили на стреме, а сами полезли, начали подавать мне тюки, фены, завернутые в простыни. Тюков шесть или семь я приняла. А они пошли за такси, опять же меня оставили сторожить. Я хоть и под кайфом, но все видела и все помню... Выворачивает из переулка такси, мне из него уже рукой машут: мол, все путем. И тут - с двух сторон менты. Я кидаюсь к нему, к сожителю своему, автоматически так получилось, да любой бы человек на моем месте так сделал. И вдруг вижу: такси перед моим носом разворачивается - и по газам! Улетели мои верные товарищи! Оставили меня.
Конечно, менты меня взяли с поличным. Привезли к себе, раздели, издевались, оскорбляли, как только хотели. Я набросилась на них, кому-то по морде дала, меня избили...
В общем, тогда-то я их всех окончательно возненавидела. И ментов подлых, и своих... друзей, что ли. Только у наркоманов друзей не бывает. И предательства у них нет. Это я их возненавидела за предательство, а на самом деле предательства не было. По нашим понятиям, это обычное дело. Каждый сам за себя и сам по себе. Это у вас говорят: дружба, любовь, порядочный человек, непорядочный человек, злой-добрый, благородный-низкий, трусливый-храбрый... А там никаких различий нет. Там и слов таких нет. Ни слов, ни понятий, ни поступков. Совсем - нет. Пустота. Понимаете, там, где у нормальных людей какие-то человеческие отношения, у наркоманов - пустота. Там даже слова «подлость» нет, а есть - «подляна», и оно означает что-то свое, совсем другое, чем у вас. Я где-то читала про колымскую лагерную жизнь в тридцатые годы, что там был один закон: умри ты сегодня, а я завтра. Так и у нас...
Но в общем-то получилось даже лучше, что они уехали, бросили меня. Когда меня на принудиловку положили в больницу, он приходил ко мне, мой сожитель. Много денег принес, умолял, чтобы я его не выдавала, не признавалась, что и он там был. Денег я не взяла, но и про него ничего не сказала. Не потому, что я такой хорошей хочу показаться, а просто мне адвокат посоветовал. Если бы сказала про них - получилось бы групповое ограбление по предварительному сговору в компании с рецидивистом, был бы большой срок. А так я пошла по делу одна, да не за ограбление, а за попытку...
Там ничего нет, я даже слов не могу найти, чтобы сказать... Нет ничего, что обычно бывает между людьми. Никаких понятий о дружбе, помощи, ничего человеческого. И в то же время все держатся одной кучей. Такое невозможно представить: в одной квартире чуть ли не месяц живут люди, не связанные друг с другом ничем, готовые в любую минуту продать, сдать, утопить друг друга.
Я правильно говорю: чуть ли не месяц. Это называется - зависнуть. Бывает, на пять-десять дней зависают. А у нас было - по месяцу. Запирались в одной квартире, запасали маковой соломки - и всё, никуда оттуда ни ногой. Потом выползаешь на улицу, а идти не можешь, отучилась ходить. Придешь в притон еще зимой, а уходишь — на улице солнце, люди чуть ли не в платьях, а ты в шубе и в шапке. Или было так: я из дома ушла, сорвалась во время ломок, в ночной рубашке и в халате — и пришла в таком же виде, но только уже зимой, по снегу...
А идти по городу, по улице — страшно. Наркоманы всего боятся. Если на улице какой-нибудь человек случайно подойдет к наркоману, попросит, допустим, прикурить, тот вспотеет от ужаса. А уж при виде милиционера... Да многих наркоманов можно сразу узнать: вертит головой во все стороны...
От этого, от страха, и совершаются часто немыслимые жестокости. У нас одного заподозрили, что он ментам стучит, и опустили. Ну, это самое страшное наказание в уголовном мире — сделать мужика петухом, то есть изнасиловать. А они все, почти все мои последние знакомые, были уголовниками чистыми, по разу или по два раза на зону сходили. Не знаю точно, доказали или нет, что заподозренный и вправду стучит, но заманили его на хату, оглушили и начали насиловать. При мне. Меня тошнит, кричу: «Отпустите меня, я смотреть не могу!» — а мне сказали: «Сиди!» Попробуй ослушайся. Сидела. Смотрела. А у того парня, которого опускали, была девчонка, он вместе с ней пришел. Так она убежала от ужаса на кухню и открыла газ. Я ее потом откачивала.
А еще самое страшное, что со всеми случается, — это когда глюки находят, то есть с ума сходишь. Часто специально делают, чтобы крыша поехала. Допустим, укололся он, впал в кайф, а тут телефон звонит. Он снимает трубку и слышит: «Это я, твоя смерть!» Шутка такая. А у него уже крыша поехала, всюду чудится смерть. Или одного парня у нас запугали, что вот-вот менты придут, он и простоял неподвижно восемь часов у дверного глазка, пока не свалился. Ну а третий сам с ума сошел. Всё ему мерещилось, что он заболел какой-то страшной болезнью, раздевался, подходил к зеркалу, нас подзывал и говорил: «Посмотрите, насквозь же видно, вот она, болезнь!» Мы его жалели, три дня не давали колоться, чтобы очнулся. Но он так и не очухался, увезли в психушку.
У меня, конечно, тоже крыша ехала, не раз. Один раз инопланетянин приходил. Открываю глаза, а он стоит и смотрит, белый. И осторожно так прикасается к колену, у меня колено из-под одеяла высовывалось. Я сразу и отключилась. Очнулась, всё помню, смотрю на колено, а оно красное...
Всякое было. Один раз я без денег осталась, без кайфа, попросила, а мне говорят: вот нас здесь десятеро, дашь всем десятерым — получишь дозу. Я отказалась, они озверели, свалили меня, начали резать. У меня до сих пор на животе шрам. Ну, как увидели кровь — очухались. Наркоманы при виде крови сразу опоминаются, в себя приходят. Некоторые даже специально вены режут, чтобы успокоиться.
Ну а если одна, если нет авторитетного сожителя, тогда, конечно, один путь. Допустим, чтобы одну среднюю дозу на день набрать, девушке надо лечь под пятерых. Под пятерых грязных, не мытых месяцами скотов. Но там уже девушки не разбираются, там уже всё безразлично, лишь бы получить свою дозу.
ПОЧЕМУ?
Этот вопрос возник сразу Первые же читатели книги с первых же страниц откладывали её и недоуменно спрашивали: почему они тебе все это рассказывают? Откуда такая откровенность? Не говоря уже о том, что она небезопасна.
Потом я узнал от врачей, что от наркомана добиться правдивого рассказа о себе невозможно. Он никому душу не раскрывает. Природа у него такая. Это алкоголик тут же все расскажет про свою жизнь, даже если его не просят. Потому что экстраверт. А наркоман — интроверт, то есть человек закрытый, наружу у него только три чувства: просто страх перед всеми, страх ломок и страх остаться без наркотиков; наркоман никогда и никому не изливает душу. Такого не может быть! – удивлялись врачи.
И тем не менее — исповеди.
Встречаясь с наркоманами в больницах, в притонах, в городах и поселках на марихуанном пути от Чуйской долины до Москвы, на рынках, на пятачках, где собираются свои люди, я никогда, по неведению, не задавался вопросом: почему?
А может, как раз потому, что наркоман живет в постоянном страхе, он закрыт, то есть одинок, как никакой другой человек на свете. Весь мир враждебен ему - и он враждебен всему миру.
Это отчаянное, безнадежное, космическое одиночество.
Может, они и рассказывали все потому, что в кои-то веки человек из того, враждебного мира пришел к ним не с милицейской повесткой, не с родственными слезами, проклятиями, нравоучениями, а просто поговорить, и еще важнее — послушать. В кои-то веки проявил к ним не милицейский или медицинский, а просто человеческий интерес: интерес к их судьбе, к жизни, к их мнениям и суждениям о себе, о людях, о кошмаре, в который они сами себя ввергли.
А потом, я сразу же говорил им о замысле книги, о том, что пишу ее для тех, кто еще не пробовал анаши-марихуаны и ни разу не укололся, то есть для их младших сестренок и братишек. И просил их помочь, рассказать всю правду, поскольку лишь полная правда может убедить, дойдет до умов и сердец мальчишек и девчонок. То есть я делал их как бы своими соавторами. И никто из моих собеседников-наркоманов мне не отказал. Все соглашались, все рассказывали про свою жизнь со всей возможной откровенностью.
СОН ПЯТЫЙ
Ира Шулимова, 17 лет, Москва.
Самое страшное в наркомании — психологическая сторона. Внутри у человека творится что-то ужасное. Как это передать... Это чувство, будто человек попал в могилу. Вот он очнулся, видит, что он живой, у него есть ещё силы, а нет никакой возможности выбраться. Ты живой, но ты уже труп — примерно так. Когда крыша едет, тебе кажется, что за тобой, пятнадцатилетней девчонкой, ФСБ следит, крысы выпрыгивают из-под ног, пауки висят гроздьями — всё это в тебе, внутри, но в то же время как бы и внешне. Внутри-то ты всё понимаешь... Ну как объяснить... Вот сумасшедшие не знают, что они сумасшедшие. Есть же параноики, шизофреники, но они считают себя нормальными людьми. А наркоман – всё понимает. Я, по крайней мере, всё понимала. Когда крыша едет — ты всё понимаешь, на себя как бы со стороны смотришь и видишь. Но остановиться не можешь. Представьте себе, что вы, именно вы, такой приличный, солидный человек, начинаете на площади раздеваться догола, выкрикиваете какие-то глупости, кроете всех матом, хватаете проходящих женщин и пытаетесь их насиловать... Вы понимаете, что делаете что-то страшное, несовместимое со своими понятиями, несовместимое и невозможное с вами, вы этого не хотите, но вы это делаете.
Вот что такое психоз, вот что такое состояние наркомана. Вся психика, мозг, душа, весь человек раздирается на части, идет на разрыв. Можно ли это выдержать?
Все наркоманы, кого я знаю, хотят бросить, остановиться. И — не могут. Можно помочь, снять ломки, но отвратить от кайфа — не знаю... Человек попадает в страшную, не известную никому психологическую зависимость. Тут начинается перетягивание каната: что окажется сильнее, зависимость от наркотика или желание бросить, избавиться. Если желание свободы, стремление избавиться от рабской зависимости пересилит, тогда человек может подняться. Главное — не обманывать себя, четко сказать себе, что зависимость от кайфа - это прежде всего зависимость от людей, которые могут тебе дать денег и могут не дать, могут дать тебе дозу, а могут не дать, потребуют от тебя за эту дозу выполнения любых своих прихотей, то есть могут сделать с тобой всё, что им захочется. Когда это говоришь себе без обмана, то появляется крепость, у меня лично — протест, бешенство, ну характер у меня бешеный, но он меня и спас, а то бы я здесь не сидела с вами, а валялась бы под забором со всеми, кому не лень...
Уже за анашу надо платить немалые деньги. А где их взять тринадцатилетней девчонке? Но тут уже появляется подруга, а у нее есть ещё подруга, которая постарше, а у той - друзья, крутые, блатные чуваки, и так далее. Известно... Стали мы с подружкой чем-то вроде подсадных уток. Например, подходим на рынке к торговцам, заигрываем, заговариваем: на молоденьких, развязных они сразу клюют. Везём их на квартиру, они вино-водку закупают, продукты, мы стол накрываем, выпиваем, музыку включаем, на колени садимся, в общем – готовы к употреблению… Но тут входят в квартиру наши ребята: "Так-так, значит, совращением малолетних занимаетесь?.. Что делать будем, уважаемые? Полицию вызывать?.." Обычная, простая разводка на бабки.
Или клофелина в вино подмешаешь, еще какой-нибудь дури, в общем, "обували клиентов" и немалые деньги на этом имели. Конечно, ты не одна, за тобой — целая уголовная банда. Вначале я работала в компании с дагестанцами, потом — с чеченской бандой, а в последнее время с нашими, русскими, с ними легче, потому что они как бы более свои.
В общем, попали мы с подружкой моей в чисто уголовную среду: воры, проститутки, бандерши. Когда ищешь, то находишь. Самым младшим двадцать пять-тридцать лет, старшим — сорок-пятьдесят.
Зачем я им нужна? Во-первых, подсадная утка, на мне, между прочим, немалые деньги зарабатывались. Во-вторых, хотели сделать девочку на приход. Ну, приход — это наступление кайфа, когда кайф приходит. И в этот момент для полного кайфа им нужны девочки или одна девочка на всех. Чаще всего — одна-две на всю группу из десяти-пятнадцати человек. В основном это — винтовые девочки, то есть девочки, которых колют первинтином. Это дешевый самодельный наркотик, от которого человек сразу дуреет и с ним можно делать всё, что угодно. Как правило, на винт сажают малолетних и делают их девочками на приход. Мне же просто повезло. После первого укола у меня поехала крыша, начало твориться что-то страшное. Наверно, винт наложился на мой психованный характер... Короче говоря, меня не стали трогать, побоялись. А потом появился человек, который взял меня в постоянные сожительницы, авторитетный такой, настоящий вор — и меня больше не трогали…
Девочки — всегда ходовой товар. Вот мою подругу ее сожитель использует, как ему надо: ну для себя, как дополнение к кайфу, друзьям дает напрокат на час-другой, пускает ее по кругу — за деньги, то есть зарабатывает на ней, когда денег нет, просто подкладывает под нужных ему людей, расплачивается ею при всяких разборках и так далее.
А есть еще просто извращенцы. В нашей же группе был один вор, лет тридцати примерно, как там говорят, уже две ходки сделал, то есть два раза в тюрьме был. Он посадил на иглу тринадцатилетнюю девочку, естественно, сам с ней спал, торговал, а потом стал внушать потихоньку, внушать. У него здоровый дог был... А под наркотиком, тем более под винтом, можно внушить все, что угодно. В общем, он подготовил ее, внушил и заставил сношаться со своим догом... Собрались у него на даче такие же, как он, и смотрели, балдели… Потом он, этот вор, и ко мне подкатывался, но у меня, слава богу, был уже свой сожитель.
О той жизни рассказать все невозможно. Там, в том мире, люди могут сделать то, что и в страшном сне не приснится. Все могут: предать, продать, растоптать. Один из наших родную мать зарезал только за то, что она ему денег не давала. Знаю одного наркомана-хиппи, уже с ума сошедшего человека. У него как-то странно крыша поехала: он ходит по помойкам и всё тащит в дом, все объедки, отбросы. Так у него по квартире, вы не поверите, крысы бегают... Но среди его знакомых за ту квартиру идёт бой. Квартира — большая ценность. Все включились, чтобы к тому сумасшедшему хиппи подселить, прописать своего человека — и тогда уже несчастного хиппаря можно отправлять в психушку...
Вообще, уголовный мир — это дерьмо в красивой обертке. Красивая обертка — это песни, гулянки, деньги, как бы свобода, разговоры типа: да мы за кореша да душу отдадим, да пасть порвём кому хочешь... Все это дерьмо и обман, уж поверьте мне. И предадут, и продадут, и все что угодно. Я ж говорила: мать зарезал, хотя мать у уголовников считается последней и единственной святыней. А о дружбе и говорить нечего. Вот я, например, никому там плохого не сделала, последней дозой делилась. А меня мои же друзья два раза подставили, завели на квартиру, продали меня... Потому что я понравилась одному авторитету, он высоко стоял, и против его слова никто не мог ничего сказать. А я ведь не последняя подстилка в том мире, уже было у меня положение кое-какое, наконец, был у меня свой «законный» сожитель со своими представлениями о гордости, чести и прочем. Все это туфта против силы: что захочет – то и будет.
Но когда я до этого дошла своим опытом, то додумалась до того, что и в нормальной жизни идёт то же приукрашивание уголовного, наркоманского мира. Посмотрите телевизор: если про наркомафию, то обязательно про миллионы долларов. Да у наших людей при слове «доллар» сразу слюна начинает течь...
А фильм о проститутках? Да на такую жизнь разве что последняя дебилка не клюнет! Это ж реклама, та же красивая обертка.
Возьмите сегодняшнее кино типа "Бригада"? Крутые благородные пацаны и верные до гроба подруги! Меня аж тошнило – знаю я эти бригады и подруг… Дерьмо. Блевотина. А еще дерьмее оттого, что все при этом изображают из себя – куда там! Как раз эту самую "Бригаду"… Не подумайте, я сама такая, из них, потому и говорю…
У нас даже фильмов нет вроде индийских или американских, где счастливый случай или герой спасал бы бедных, несчастных. Короче, даже сказок для утешения нет.
Возьмите ту же эстраду. Послушайте рок-группы, там ведь сплошная лажа про то, как хорошо и надо быть крутым чуваком, и каждый певец изо всех сил изображает из себя крутого
Конечно, скажут: не тебе, мол, об этом говорить, с твоей-то жизнью. Но я тоже человек, тоже думаю.
Я два раза пыталась бросить. И ничего не получалось. Рано или поздно срывалась. Есть отчаяние от того, что не можешь ничего сделать. Наверно, от него-то я и три раза пыталась покончить с собой. Не так, как многие наркоманы, которые режутся для того, чтобы кровь увидеть и успокоиться. Я - по-настоящему. И вены резала, и из петли меня вынимали, и таблетками травилась. А не получалось потому, что наркоман никогда не бывает один, все время в окружении многих, даже в туалете не закроешься, чтобы повеситься...
Выгляжу я ничего на свои семнадцать лет, правда? Может, чуть постарше. Но здоровья нет никакого. Это только так, снаружи. Во-первых, мне чуть ногу не ампутировали. Вообще-то у меня всегда была своя машина, так шприц называется. Но когда на квартире надолго зависнешь, когда все подряд колются, то уже не до этого. От грязного шприца началось нагноение, абсцесс — еле спасли, на грани была. А во-вторых, врачи говорят, что у меня сердце ни к черту, желудок. Когда дождь начинается, у меня, как у стариков, все суставы ломит, в общем, навидалась девочка веселой жизни. Но вы знаете, иногда я считаю, что это мне помогло. У меня до этого были совсем другие представления о жизни. А сейчас я знаю людей, я знаю, на что они способны. Меня не обманешь. Конечно, хорошо бы такую школу пройти заочно, на чужом опыте, но ведь дураков чужой опыт не учит, только свой.
Да, меня теперь трудно обмануть. Вот все говорят: бороться надо, бороться с наркоманией. По телевизору показывают. Для кого? Для олухов, которые ничего не знают. Старшие рассказывают, что раньше, давно еще было, вся борьба заключалась в том, что ловили несчастных наркош и сажали в тюрьму. Потом этот закон отменили, признали наркоманию болезнью, сажать стало некого. Старшие говорят, менты здорово злились, что отменили уголовный закон за употребление. Теперь-то им надо было ловить тех, кто торгует, кто распространяет наркотики.
Потом снова ввели закон, чтобы сажать, если покупаешь для себя, для употребления. Менты говорили, что ничего, дозу в карман любому можно подсунуть… Вот вам и закон. Потом ввели штрафы. Теперь снова говорят, что надо сжать или как-то еще наказывать за употребление.
А ведь всем ясно, что ловить и брать надо не больных наркош, а тех, кто торгует, барыг. Притоны накрывать. А как их найти? Не надо меня смешить. Все притоны, все квартиры, где варят, всем, абсолютно всем известны. А вот полиция ухитряется не знать об этом и не слышать.
Вот и начинаешь думать: почему не берут? Значит, что-то имеют с этого? Там ведь громадные деньги крутятся,
И с этим связано еще самое главное, самое страшное. По моим прикидкам, сейчас у нас наступила власть силы. Раньше у меня тоже иллюзий не было, но я все же считала, что в мире есть какой-то коэффициент справедливости, который свое все равно возьмет. Но сейчас я точно знаю, что любой человек — никто. Со мной, с вами, с ним могут сделать всё, что угодно, всё, что захочет какой-нибудь босс из той жизни. Если захочет — сделает. Будь ты крутой, супермен, депутат, не говоря уже о том, что ты просто человек со своими правами. А ему глубоко плевать. Он сделает то, что захочет. И никто: ни армия, ни полиция, ни вся страна, никто вас не сможет защитить.
Это ведь всё не просто так. Вы, обыкновенные люди, думаете, что вот есть мы — проститутки, наркоманы, шпана, подстилки, грязь и мразь. Ну, нами правят просто воры и воры в законе. И этим вроде бы ограничивается наш мир — так вам кажется. Но я-то знаю, что там, выше, есть еще три-четыре или пять-шесть ступеней, на которых сидят не известные никому боссы. А мы — проститутки, наркоманы, шпана и грязь — мы основа, армия. А если есть армия, то в ней есть офицеры, генералы, маршалы, главнокомандующие. Я-то точно знаю, поверьте, что это так.
Наступила власть силы. Силы этих боссов, против которых никто из вас ничего сделать не сможет.
А ЕСЛИ НАРКОТИКИ ПРОДАВАТЬ В АПТЕКАХ?
В те давние годы, когда я впервые поставил такой вопрос в журнале с большим тиражом, он вызвал шок.
Прошло много лет, и сейчас его обсуждают все. Например, о легализации марихуаны в Голландии рассуждают так, будто каждый там был и точно знает. Я же не был – и потому спросил Хеллу Ротенберг, знакомую журналистку, и она ответит нам далее.
Итак, у врачей, милиционеров, ныне они называются полицейскими, у наркоманов я спрашивал, что будет, если государство легализует производство и продажу наркотиков?
Наркоманы все, за редким исключением, посчитали, что такой шаг был бы не то что гуманен, но и полезен.
Врачи и милиционеры склонялись к тому, что этого делать нельзя, это чересчур.
В то же время всем ясно, что запретами порок не победить. Там, где порок, — там и преступность, которая паразитирует на этом пороке. Все (кому надо) знают, что деньги наркомафии вложены в концерны, в фирмы, ассоциации, то есть - в экономику страны. Относятся к сему, словно к атмосферному явлению: дождю, снегу, граду. Ничего, мол, не поделаешь...
А во-вторых, и это главное, пока существует запрет — до тех пор будут существовать, плодиться миллионы и миллионы мелких и средних преступников, несчастных пацанов и девчонок, идущих ради одной дозы на все: на воровство, обман, грабеж, проституцию. Пацанов и девчонок, составляющих армию, рядовой личный состав уголовной империи, которой правят не известные никому императоры.
Героин – один из самых дорогих наркотиков, мало кому доступен, тем более молодежи. Однако тысячи и тысячи подростков, юношей и девушек в Москве почти регулярно употребляют героин. Откуда деньги? А они денег не платят. Они работают в героиновой цепочке. То есть - распространяют. И за это получают свою дозу. А распространение наркотика - уголовная статья. То есть мы имеем десятки тысяч уголовных преступников, которые совершают уголовные преступления всего лишь - за дозу...
На пристрастии больных людей к зловещему дурману, как на фундаменте, воздвиглось многоэтажное здание организованной преступности. Легализовать производство и открытую продажу наркотиков — значит выбить фундамент из-под здания наркомафии, лишить этот чудовищный раковый нарост его питательной почвы.
И самое главное — исчезнет почва для миллионов и миллионов преступлений, десятки миллионов подростков избегнут уголовной участи, исчезнут миллионы и миллионы мелких и средних преступников.
А будут только больные люди.
Люди, которых надо лечить.
Для справки. В 2008 году парламент Дании подавляющим большинством голосов принял решение, в порядке эксперимента, о раздаче шприцов с героином особо "тяжелым" наркоманам. Раздача будет проводиться три раза в день в специальных больничных кабинетах по всей стране. Цель все та же - отделить наркоманию от уголовщины, от добычи денег "на дозу" преступными путями.
Для справки. В 2008 году Швейцария провела референдум. Теперь героин можно купить в аптеках по рецепту врача. По мнению 70 процентов швейцарцев, это снизит преступность на почве наркозависимости. Одновременно швейцарцы проголосовали против легализации марихуаны.
КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ В ГОЛЛАНДИИ
Хелла РОТЕНБЕРГ, журналист, Роттердам.
Меня в Москве часто спрашивают: а правда ли, что в Голландии продажа наркотиков чуть ли не узаконена? Отвечаю сразу: нет! Законы у нас такие же, как и во всех европейских странах. Но мы в своей жизни часто исходим не столько из буквы закона, сколько из соображений целесообразности. У нас, например, стараются без серьезных причин не сталкивать закон и человека. Да, в так называемых кафе-шоп у нас можно свободно купить марихуану, все об этом знают, но полиция закрывает глаза, а если устраивает облавы, то для виду.
Больше того — государство дает наркотики бесплатно. В каждом городе на определенных улицах стоят автобусы с медперсоналом. Наркоманы знают, что сюда можно прийти, и им сделают укол мягкого наркотика — метадона. Конечно, человека запишут, зарегистрируют. Это делается для того, чтобы несчастный не начал добывать наркотики любыми путями. (А какие у них пути — известно. Или украсть что-нибудь, или войти в банду.) И для того, конечно, чтобы наркоман, если он хочет, выходил, как они говорят. То есть менял сильный наркотик на мягкий метадон, а потом постепенно снижал дозу и — излечивался... В общем и целом — снижается напряженность. Больные люди, жалкие люди, несчастные люди не загоняются в угол. Не доводятся до предела.
Однако я не уверена, что у вас такое возможно. Во всяком случае, пока. Общество должно пройти определенный путь осознания проблемы. А путь этот не пройден до конца и на Западе в большинстве стран. Поэтому нас ругали, говорили, что от нас распространяется вся зараза. Во многих газетах писали и по телевидению говорили про «голландскую болезнь», нас называли чокнутыми...
А у вас, насколько я знаю по опыту нескольких лет жизни в России, пока что борьба с наркоманией целиком и полностью отдана на откуп репрессивным органам. У вас само собой разумеется, что наркоман — это уголовник. У нас же делается все, чтобы наркоманию отделить от уголовщины. Никому в голову не придет зачислять мальчишек, курящих марихуану, по ведомству полиции.
Понятно, мы маленькая страна. Но очень стабильная, прочная. И потому мы можем позволить себе многое: обсуждать, экспериментировать. Вам покажется смешным, но вся Голландия дискутировала: этично ли, гигиенично ли двух заключенных держать в одной камере, не нарушает ли это права личности. И в конце концов пришли к выводу, что нельзя, что каждый заключенный имеет право на отдельную благоустроенную камеру. И даже в этом смысле сажать людей невыгодно: расходы очень большие... Но если серьезно, то дело, конечно, в другом. Человек, попавший в тюрьму, там развращается, приобретает уголовный опыт. И если он попал туда по какому-нибудь пустяковому поводу, там он становится, судя по материалам вашей прессы, уже как бы профессиональным преступником. А мы стараемся, чтобы наши люди как можно меньше соприкасались с тюремными нравами и обычаями, стараемся не унижать людей.
У вас же считается, что наказание неотделимо от унижения. Человека сразу наголо остригают, напяливают на него какую-то немыслимую одежду... Я уже не говорю о нравах, которые царят за колючей проволокой. А когда в вашей прессе заводят речь о том, что так нельзя, что унижение противоречит всем общечеловеческим нормам, то очень многие принимают подобные рассуждения в штыки: «Это же преступники, поделом, мало еще!» Мне такие люди знакомы по Голландии. И у нас немало сторонников жестких мер. Но, к счастью, в большинстве своем общество сознает, что, унизив человека, оно получит врага. И потому мы сейчас, например, обсуждаем введение альтернативного наказания, без лишения свободы. Да, тюрьмы у нас как у вас гостиницы, да, на выходные дни заключенных отпускают домой, но для наших людей даже самое малое ограничение свободы — уже самое страшное наказание.
Но, говоря о либеральности наших порядков, замечу, что я не всегда и не во всем согласна с некоторыми установившимися нормами. Скажем, у нас считается, что принудительное лечение наркоманов недопустимо: мол, это нарушение прав личности. На мой же взгляд, это уже извращенное понимание прав человека. Если человек, став наркоманом, нарушил те или иные нормы и законы, принятые в обществе, то общество имеет полное право защищать себя.
НЕ ВСЕ ТАК ПРОСТО
Владимир КОВНЕР, литературный переводчик, Детройт.
Kогда за легализацию марихуаны выступают известные люди, плюс большинство крайне либеральной университетской профессуры, у многих рядовых американцев, особенно у студенческой молодежи (в общем-то просто ищущей острых ощущений) складывается определенное мнение. Прибавьте к этому влияние кино-теле-шоу-бизнеса, рок-музыки, где наркотики все время на слуху! Не случайно в городах с крупными университетами сторонники легализации марихуаны практически всегда выигрывают на референдумах.
Прибавьте к этому и впитанное с молоком матери трепетное отношение (пишу без малейшей иронии) американцев к свободам. Естественно, слова о свободе выбора - что делать со своей жизнью, своим здоровьем, особенно в пределах своего дома - падают на благодатную почву.
Как показывают социологические опросы, в США с каждым годом становится все больше сторонников легализации наркотиков. В 2011 году оно достигло 40-50 процентов. 16 штатов, включая Калифорнию и Вашингтон, округ Колумбия, уже легализовали использование марихуаны для медицинских целей, еще 6 штатов рассматривают этот вопрос.
Меня, как и многих американцев, не может не тревожить проблема в общем и наивность моих сограждан в частности.
Вместе с моими партнерами Даниилом Векслером и Лидией Разран Стоун я перевел книгу российского писателя и публициста Сергея Баймухаметова "Сны золотые. Исповеди наркоманов". Никогда еще мне не приходилось читать ничего более мерзкого и страшного. Особенно страшного, потому что реальные действующие лица - дети. Уверен, в Америке она найдет своего читателя. Родители будут давать книгу своим детям, чтобы дети знали. Как писал в отклике на нее главный нарколог России Евгений Брюн: "Это знание, которое может спасти от беды".
Наркоманы, персонажи книги "Сны золотые...", свидетельствуют: тот, кто начал с марихуаны, рано или поздно неизбежно переходит на более сильные наркотики. И так - до конца.
Наконец, сторонники теории "легкого наркотика" не упоминают, что марихуана уже перестала быть "легким наркотиком". Конопля - растение. И, как всякое растение, поддается культивированию, изменению свойств. В 1974 году в конопле в среднем было около 1 процента наркотического вещества, к 1994 году этот процент вырос до 4-х. В преступном мире уже налажено выращивание конопли с содержанием наркотических веществ до 24 и даже до 40 процентов («Голландская смола»).
Все сторонники легализации наркотиков так или иначе ссылаются на опыт Голландии. Он уже стал неким мифом. Как и многие прежние мифы, он не выдерживает испытания действительностью.
Доктор К. Ф. Гуннинг, президент Голландского национального Комитета по предотвращению наркотиков, приводит такие факты... «С момента "легализации" марихуаны количество наркоманов-героинщиков выросло в три, а по некоторым оценкам – в четыре раза. Количество преступлений с применением огнестрельного оружия в Амстердаме увеличилось на 40 процентов, угонов автомобилей – на 62, ограблений - на 69 процентов».
Я с 1985 года езжу в Голландию. И мне, человеку со стороны, виднее. На моих глазах чистый прекрасный Амстердам превращается в запущенный, грязный город. Морально и физически. И таким его делают наркоманы, заполоняющие его улицы и кафе.
В последние годы власти отдельных городов принимают все более жесткие меры, закрывают наркоманские кофе-шопы. В Роттердаме, Утрехте, Роосендаале, Берген оп Зооме... В стране в целом.
Европейская пресса пишет: Голландия, чтобы очистить свой образ, выбрасывает на свалку либеральную политику по отношению наркотикам и борделям. Голландцы пересматривают свои либеральные установки по легализации публичных домов, проституции и слабых наркотиков - в страхе перед растущей преступностью и социальным упадком. Новые ограничения на кафе, продающие марихуану, запрет на продажу "магических" грибов и планы очистить район красных фонарей в Амстердаме объявлены по всей Голландии.
"Идеалы нации были испытаны реальностью, - говорит социолог Дик Хаутман из университета Эразма в Роттердаме. - Нидерланды пошли дальше других стран, разрешив всевозможные виды свобод. Испытание оказалось суровым. У нас такое чувство, что наша терпимость и является принципиальной причиной многих проблем, которые мы сейчас испытываем. Нынешние дебаты - о том, где кончается свобода и терпимость, и где должен начаться порядок".
Один из компонентов борьбы за легализацию марихуаны - использование в медицинских целях. До 1937 года ее широко использовали как болеутоляющее средство для всех типов болей, считали средством, уменьшающим тошноту при химиотерапии. Были сделаны многочисленные исследования, но ни одно из них не показало убедительно, что это более эффективное болеутоляющее средство, чем другие.
В 1996 году конгресс Калифорнии принял резолюцию, которая разрешила врачам прописывать марихуану как средство медицинского лечения. С того времени шесть других штатов и округ Колумбия провели в жизнь подобные меры. Было бы замечательно, если бы знающие (и честные!) врачи выписывали своим пациентам марихуану как лекарство, когда это необходимо. Но в реальной жизни все происходит совсем не так.
Посмотрим, что происходит в штате Колорадо. Например, Брекенридж, популярный горнолыжный курорт, где в течение многих лет я каждый год катаюсь на лыжах. Средний возраст жителей – 29,5 года. В городе постоянно проживает 3000 человек. Сейчас этот маленький курортный город имеет семь (!) диспансеров марихуаны. Внезапно тамошние молодые люди стали страдать бессонницей, депрессией и другими болезнями (на горнолыжном курорте!!!).
Местная газета полна объявлений, рекламирующих "Клуб конопли", "Опекуны больных" и другие центры. В объявлениях вы можете прочесть мелким шрифтом: если у вас нет рецепта от врача, вас направят к такому врачу, который вам его выпишет.
Приведу оценку ситуации из той же газеты:
«Совет города Болдер, Колорадо, в настоящее время берет на себя обязанность разработать правила для диспансеров медицинской марихуаны. Разрабатывая эти правила, давайте не убьем этого гуся, который несет золотые яйца – появление новых рабочих мест и увеличение доходов для города».
Деньги! Городу нужны деньги! Вот вам и разгадка проблемы с острой необходимостью марихуаны в лечебных целях.
Итак, почему бы нам не сделать следующий естественный шаг?
После легализации марихуаны для увеселительных целей в январе 2014 года в штате Колорадо открылось 505 центров продажи «медицинской» марихуаны и 306 центров продажи «небольших» количеств марихуаны для увеселительных целей.
Естественно (даже забавно в какой-то мере), что та же самая газета полна криминальных историй, происходящих вокруг этих диспансеров, описаний несчастных случаев на дорогах города, происшедших под влиянием наркотиков… 19-летний студент из штата Вайоминг прыгнул с балкона отеля в Денвере, после того, как он съел печенье с 65 мг психоактивной составляющей марихуаны… Житель Денвера, съев сначала насыщенную марихуаной конфету, и затем выкурив сигарету с марихуаной, начал говорить о конце мира, напугав жену и трех детей. Когда жена стала звонить диспетчеру скорой помощи, муж достал из сейфа пистолет и застрелил ее.
Газета USA Today, 26 марта 2015 года: «В лыжном курорте Кистоун, Колорадо, 22- летний Люк Грегори Гудмэн из Тулы, Оклахома, застрелился, будучи на лыжных каникулах вместе с семьей. Со слов членов семьи, это произошло в результате передозировки от насыщенных марихуаной сладостей (он съел пять кусков, эквивалент 50 мг наркотической составляющей марихуаны)». И т.д. и т.п.
Более 4.4 миллионов американцев в возрасте от 12 лет и старше отвечают клиническому критерию зависимости и злоупотреблению марихуаной. 70 процентов подростков, доставленных в центры лечения наркомании, говорили, что их основным наркотиком является марихуана.
У нас некоторые сравнивают запрет на наркотики с "сухим законом", который привел к созданию мощных организованных преступных групп. Логика понятна: наркомафия возникла и существует только потому, что наркотики - вне закона. А легальное производство и продажа наркотиков подорвут на корню наркобизнес, могущество наркомафии.
Теоретически – возможно. Но для этого надо достичь практически недостижимого международного соглашения, провести общую международную торгово-промышленную революцию. То есть - ввести легальное производство и продажу наркотиков сразу во всех странах мира.
Но даже и тогда наркомафия не исчезнет. Она займется перевозкой/перепродажей наркотиков из стран с низкими ценами в страны с высокими ценами, как это происходит сейчас с табаком. Более того - в преступный бизнес вовлекутся сотни тысяч, если не миллионы людей, и не помышлявших ранее о преступлении. Ну, это же не преступление – законно сделать покупку в специальном городском центре по продаже наркотиков, а может быть, и прямо в аптеке… А вывозка за рубеж – это уже дело вторичное.
Если же легализовать наркотики в какой-то одной стране, например, в США, то, во-первых, она немедленно станет магнитом для наркоманов из соседних стран, как это и случилось с Голландией. А, во-вторых, будет создана еще более благодатная база для развития наркомафии. Дешевые наркотики будут массово скупаться в «либеральных» странах и вывозиться в соседние государства. Или, наоборот, мафия просто «займется» снабжением центров легальной продажи наркотиков в «либеральных» странах. Скажем, в нашем примере – переправлять наркотики из Мексики в США. Ведь именно это и произошло с Голландией, где наркотики каким-то "мистическим" образом поступают в легальные кофе-шопы.
Не забудем - рентабельность наркобизнеса умопомрачительна. В начале века в России промелькнула информация, что некие мафиози вывозили кокаин из Колумбии на специально изготовленной мини-подлодке.
Прибыль от наркотиков тысячекратно окупает все.
Эти простые примеры убедительно говорят, насколько все не просто как в борьбе с наркомафией, так и в борьбе с наркоманией, включая легализацию наркотиков.
Можно понять сторонников легализации наркотиков. Как говорит директор Центра по изучению преступности института Катона Тим Линч: "Есть усталость от войны с наркотиками. Мы в ней принимаем участие уже 40 лет, потратили триллион долларов, а наркотики, как и раньше, доступны. Американцы устали от безрезультатной войны, но главное, они понимают, что эта война проиграна".
Однако напомню: есть войны, которые общество и государство обязаны вести непрерывно. Например, война с преступностью. Включая наркобизнес.
А кому-то хочется панацеи, простых решений. Мол, разрешим, легализуем наркотики - и все само собой образуется. Увы, не образуется. Независимо от точки зрения – за легализацию наркотиков или против – ясно одно: простых решений здесь не бывает.
Закон всеобщий - спрос рождает предложение. Единственный действенный способ, как и в любом рыночном механизме - минимизация спроса. Сделать это можно только воспитанием, просвещением подростков. Потому я и взялся переводить книгу россиянина Сергея Баймухаметова "Сны золотые. Исповеди наркоманов".
СОН ТРИНАДЦАТЫЙ
Андрей Ярышев, 24 года. Москва.
Я никому подляны не делал, никогда. С кем сидел на двух зонах — все подтвердят. Все скажут: Андрюха жил так — он никого не трогает, но и его не трогай. Конечно, были дела, но между нами. Но чтобы я когда-нибудь к пацанам, к малолеткам подошел или кого из них на иглу посадил — никогда. Я сам на иглу сел малолеткой — и не хочу, чтобы пацанов трогали. Не говоря уже о том, чтобы насиловать, делать их педиками...
А тут так получилось, что этих как будто и я тоже... ну, не сам, а при мне же было. А совесть у меня все-таки есть. И страшно, не побоюсь сказать, что страшно. Если заметут по такой статье, за совершение развратных действий с малолетними, то мне уже не вылезти. Не будут смотреть, что я ни сном ни духом, что попал туда случайно, за кайфом пришел. Не станут разбираться: если у человека, то есть у меня, уже две судимости, то дальше идет автоматом, такой срок дадут, что до конца жизни...
Попали мы в это дело с корешем моим — он сейчас в дурдоме — как обычно все попадают. Во всех дворах есть пацаны постарше, помладше. Были и в нашем дворе двое, которые уже сделали по ходке в зону. В малолетку, само собой, но все равно — люди в авторитете. Да в любом случае для пятнадцатилетнего оглоеда восемнадцатилетний, упакованный парень будет авторитетом. А они дружили уже совсем со взрослыми, с крупняками.
Ну давали они нам раз-другой пыхнуть «дурью», то есть анаши подкурить… вкололи нам мульку, раствор на основе эфедрина. А дальше — больше. Дали попробовать более сложный наркотик, тоже из химии, первинтин называется, а по-нашему — винт. Он сильно на психику давит, от него в любой момент может крыша поехать. Я лично спать при винте не могу: только дремлю слегка, и голова постоянно в одну сторону повернута: где еще взять?
Винт бывает разный. Допустим, под базар или под метлу, то есть под разговор. На хате, когда винт все уколют, гул стоит: все друг друга перекрикивают, каждый про свое рассказывает, хвалится, хохочет. В общем, цирк.
Есть винт деловой: сразу начинаешь планы строить, как банк взять, как сорвать кассу, как следы замести, как развернуть капитал, короче, умнее тебя нет никого на свете. Все дураки, а менты — особенно.
Есть винт, который называется «камикадзе». После него чувствуешь себя так, что готов сквозь стену пройти, дом своротить. Все мышцы набухают кровью, в тебе кипит столько сил, что ты способен в одиночку расправиться с любой толпой. Скажут тебе: «Фас!» — и ты бросишься на любого и загрызешь насмерть.
(Подростков, зомби, одурманенных «винтом», используют в роли «торпед»… Представьте себе наемного убийцу в возрасте тринадцати лет и шести месяцев, который может сделать все, вплоть до сожжения жертвы заживо, - и ему «ничего не будет», поскольку даже за тяжкие преступления уголовная ответственность наступает только с четырнадцати лет. – Примечание автора.)
Нас потихоньку подводили к угону машины. Как обычно говорят: да вы чё, пацаны, да все будет путем, пригоните на такую-то улицу и бросите, а дальше не ваше дело, мы вас знать не знаем и видеть не видели. Но в свое время получите хорошие бабки! Ну мы и ввязались. Страха не было, ничего мы не боялись. И от храбрости, наверно, врезались в столб. В общем, повязали нас — в малолетку на два года загремели.
А там, в малолетке, я сразу заболел, с желудком что-то случилось. И попал в санчасть. Очень мне там понравилось: белую булку с маслом давали. Со мной рядом лежал один пацан, с виду неприметный, но, как оказалось, очень ушлый. Ему прописали какую-то медицинскую мазь, из которой он там, в санчасти, ухитрился добыть эфедрин и сделать мульку! А для того, чтобы ширнуться, у него была игла и припрятана трубка от капельницы.
Мы с ним сошлись, как там говорят — скентовались. Дальше — больше, приспособились мы там варить винт. В каждой зоне есть школа, в каждой школе — химкабинет. Все ключи — у дневального. Дневальный выносит нам реактивы, какие надо, и мы варим.
Так отсидел я два года. Только хуже стало - получилось, что на зоне я еще плотнее сел на иглу.
Через год после отсидки женился. Нашлась одна девушка, поверила, сошлись мы с ней. А раз женатый — уже по-другому смотришь на все. То надо, се, пятое и десятое. А ты — голяк голяком, ничего у тебя за душой нет, кроме матери. Короче, решил я наверстать упущенное, сразу стать богатым, чтобы выглядеть не хуже других. Пошел на кражу. И попался. Кража-то пустяковая, но дали крупно, пять лет, учитывая, что уже есть судимость.
Весь срок я не отбыл, но отсидел много. Разные наркотики перепробовал, и все равно остановился на винте. Я уже привык к нему, он дешевле был, да и важно то, что я сам умел варить. А то, что от него человек быстро идиотом становится, я знал, но не думал. Где брали? Ну, в зоне, тем более во взрослой зоне, тысячи путей и тысячи поставщиков.
Только я обвыкся в зоне, через несколько месяцев приходит письмо: дочка родилась. Мол, теперь уже вдвоем ждут меня. И я, когда вышел, зарок дал: ни в какие такие дела не встревать. Устроился работать, все путем, на зоне специальность дали: пилить-строгать, паять-клепать. А от винта отвыкнуть не могу. Тянет и тянет, не человек я без него. Хоть сам делай, хоть готовый покупай, а достань, дай! Как будто во мне кто-то сидит и командует: дай - и все!
И сам я уже понимаю, что дальше так жить нельзя. Мне с женой надо быть, с дочкой возиться, такой человек забавный получился, а у меня нет ни времени, ни сил, ни возможности заняться ими. Мозг сверлит одна мысль: найти, достать, уколоться. А ведь его надо найти, сварить, он же сам к тебе не придет.
У меня здесь, на воле, друзей нет, не успел завести. Один только кореш мой, тот самый, с которым мы на угоне попались еще малолетками. Он после того жил спокойно, помаленьку покуривал. И вот недавно, после срока второго, сижу я с ним в беседке, в парке, а он говорит: дай, я тоже попробую ширнуться. И требует такой же дозы, какую я себе приготовил. А это много, для меня годится, но у новичка может крыша поехать. Вообще, винт такая вещь: чуть передозняк — и крыша поедет. Я ему объясняю, что к чему, а он уперся, ни в какую. Дай и дай! Ну дали ему столько же, мы же не вдвоем были, несколько человек, думаем: поможем, если что. А он через пять минут залез на крышу беседки и начал речи толкать. Как будто он на митинге, ему кажется, что здесь тысячи людей собрались, все его слушают, а он их призывает куда-то. Мы думали: сейчас пройдет. А он кричит и кричит. Короче, отвезли его в дурдом. Получилось, что своего единственного кореша я своими же руками загнал в психушку. Вот какая у нас бывает судьба, какие повороты.
А я, значит, остался один. Туда-сюда, то с одной компанией, то с другой. У нас ведь постоянных нет, перемешиваемся. Так и попал в одну группу — к матерым. Меня они уважали: все-таки две ходки в зону. А я ими не интересовался, чем они занимаются. Но по всему видно, что волки, все прошедшие, все умеющие, короче — солидные. Денег там никто не считает, кайф всегда в неограниченных количествах, никто не жмется и себя не стесняет. Такая компания...
И вот однажды они привели на хату двух пацанов лет тринадцати-четырнадцати, ширнули и стали подкатываться, разговоры затевать, оглаживать. Там почти все люди с воли, никогда в зоне не бывавшие. Грамотные. Но должен сказать, что и с зоны приходят люди, на все темы подкованные, о чем хочешь могут базарить. И заводят они с пацанами разговор о гомосеках, о гомосексуализме вообще. Мол, на Западе кто как хочет, тот так и живет— и все такое... Называют имена каких-то знаменитостей западных, гомосеков, значит. А под винтом это же все внушается, хоть сразу, хоть постепенно. Да вообще, с человеком, которому вкололи винт, можно делать что угодно. Что хочешь, то и лепи. Пластилин. Я говорю: пластилин. Отвечаю.
Вспомнил я утром про пацанов и думаю: нет, туда я больше не пойду, не хочу такую подляну видеть. И что это за люди такие, не знаю.
Не подумайте, что я такой неженка. Всякого повидал, и этих тоже, «опущенных». На малолетке, когда первый срок мотал, пацаненок был, который за булку хлеба пятерым подряд давал…
А на взрослой зоне их двенадцать штук было, звали «петухами», стоять и сидеть рядом с ними считалось западло. «Опускали» там по-разному. Ну, например, загоняли в долговой тупик. Допустим, разрешают там играть в нарды. Вот играют с ним на что-нибудь. Раз за разом проигрыш растет, растет, а потом, когда дойдет до высшей точки, ему говорят: ну что, с тебя надо получать...
Но там была зона, взрослые люди. Свои законы: не будь слабым, не будь лопухом. Но чтобы на воле на это дело малолеток подводить под иглой?! Это подляна!
Но жизнь изменилась. За то время, что я на зоне пробыл, жизнь сильно изменилась. Теперь пацанов педиками делают специально, для утех всяких там "авторитетов", и с каждым годом на этот товар все больше спроса. А еще что делают на притонах – я раньше никому не говорил. Сейчас среди некоторых крупняков, и не только среди них, мода появилась – заставляют пацанов и девчонок задницу, то есть задний проход себе вылизывать, кайф такой получают… Не то чтобы уж так и заставляют силком – а вроде бы внушают. Я ж говорю – под винтом все внушается. Но там еще и другое. Пацанам и девчонкам дозу свою надо иметь? Надо! Денег у них нет, воровать не умеют и боятся. Вот их и используют за дозу… А что касается унижения, то это все ваши слова. Это у вас есть разные понятия: честь и бесчестье, храбрость и трусость, правда, ложь ну и всё такое…
Понимаете, когда человек достаточно долго сидит на игле, у него в голове и в душе, в организме происходит что-то непонятное. Там всё стирается и всё становится можно, там всё равно всё одинаково. Ни в чем нет никакой разницы. И если вы думаете, что пацаны и девчонки, вылизывая этим гадам задний проход, тем самым унижаются, - то вы просто ошибаетесь. В том-то и дело, что они идут на всё, уже не испытывая при этом никакого унижения. То есть с виду они как люди, с руками и ногами, а внутри уже - непонятно что. И я тоже иногда за собой замечаю… Я-то взрослый, знаю всё и стараюсь себя контролировать, но иногда и за собой замечаю такие мысли и чувства: а какая разница, а ведь всё равно… Вот в чем тут дело.
В общем, как узнал я, что готовится на той квартире и в той компании, сразу сказал себе: больше туда ни ногой.
И не ходил. Прошло две-три недели примерно, и вдруг на улице встречаю одного мужика из той компании. Говорит: ты чего не заходишь, мы как раз свежего заготовили! А у меня в эти дни ничего не было: ни денег, ни винта, ходил уже как чумной. Как тут не согласиться. Только вмазался, дождался наступления кайфа, прихода — по-нашему, появляются эти пацаны. Как я понял, их все это время подводили, готовили разговорами всякими на эту тему, обхаживали, оглаживали. А на сегодня как раз назначили использовать в очко, как там говорят. Все на моих глазах было. Под разговоры эти вкололи им винт, дождались прихода, раздели и стали насиловать, использовать. А я... я не знаю, что я там делал: базарил, базарил что-то, видел, что творится, а сдвинуться с места не мог, или меня держали — не помню уже.
И вот с тех пор у меня поехала крыша. Не в том смысле, что поехала, а в том, что навязчивая идея, или как там — навязчивое видение. Закрою глаза — и вижу пацанов тех несчастных. Хоть удавись, хоть бейся головой об стенку. Ну есть у меня совесть или нет?! Есть! Я все-таки человек...
Короче, с того дня я перестал колоться. С работы сразу бегу к жене и к дочке, чтобы не одному быть. А мозг-то требует: дай! Особенно ночью страшно: каждую ночь снится, что достал раствор и вводишь, медленно вводишь раствор в вену и ложишься, закрываешь глаза и ждешь: сейчас приход начнется... И тут всегда просыпаюсь, и так становится... скучно, что хоть среди ночи беги и доставай. Тяжело, что там говорить, тяжко.
Жена и теща мне снотворного много достали. Чтобы спал как убитый, без всяких снов. В отключке. Пока вроде помогает. Держусь. А у меня выхода нет. Я знаю: если снова начну колоться, то может крыша поехать, начнутся глюки с теми пацанами тринадцатилетними, которых насиловали. Они мне и так все время мерещатся, перед глазами стоят, без всякого винта. Как они дальше жить будут?
ХВАТИТ!
Все. Хватит.
И простите меня за то, что вылил на страницы столько грязи, ужасов и мерзостей. Но я не выбирал, не подгонял факты. Все здесь рассказанное — обыденность. Правда, о которой, к сожалению, знают немногие.
Вся беда в том, что не знают мальчишки и девчонки. Затягиваясь первой сигаретой с анашой, они и не представляют, какая судьба им уже уготована. И когда им предлагают первую затяжку и первый укол, - почти всегда соглашаются. Потому что практически беспомощны перед тем, что называется террор среды... И 50-60 лет назад мальчишки пробовали, что такое анаша. Но тогда малолетних анашистов их же сверстники в открытую называли придурками. Сейчас же шкала дворового престижа перевернулась с ног на голову. И тех, кто не курит марихуану, считают слабаками, трусами и вообще - изгоями. Как устоять четырнадцатилетнему человеку перед таким напором, какие силы надо иметь, чтобы наперекор общему мнению сказать - нет.
Да что там дворы - я получаю письма от студентов, в основном из гуманитарных институтов и факультетов. Ребята пишут, что прочитанная правда о той жизни помогла им удержаться. А они уже были готовы попробовать, потому что устоять очень трудно. Ведь сейчас там, в университетских коридорах, причастность к наркотической тусовке возводится уже в ранг некоего аристократизма, в образ жизни "белых людей".
И чтобы устоять, надо знать.
Для того я и написал книгу, чтобы подростки знали.
Пусть знают, что в том мире они станут просто-напросто подстилками и будут зависеть от прихоти любого грязного подонка. И как бы сейчас, будучи нормальными людьми, они не кипели и не возмущались даже при мысли о подобном унижении, а в наркоманском существовании все смиряются, а точнее - уже не замечают. Потому что это у нас, в нашей жизни, есть слова и стоящие за ними понятия, смыслы: унижение или возвышение, подлость или благородство, храбрость или трусость... А там - ни слов таких, ни понятий просто-напросто не существует. По ученому говоря, это называется моральной и психологической деградацией личности. А по-простому - дебилизацией. Или - скотинизацией. Как угодно...
В отроческие годы, в юности главные черты характера — самолюбие, гордость, обостренное ощущение ценности своей личности: "Я – это Я! Единственный и неповторимый!"
Пусть знают, что в мире наркомании об этом придется забыть сразу и навсегда.
Пусть всё знают.
И — выбирают.
ОТ РЕДАКЦИИ: книга на английском языке доступна читателям в торговой сети Amazon.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 4(73) апрель 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer4/Bajmuhametov1.php
