Галактион Табидзе
Мери
Той ночью в соборе венчалась ты, Мери!
На миг промелькнула очей твоих просинь
Сквозь дымку истомы… и знаком потери
Навек осенили нас небо и осень.
Собор весь светился, как сказочный терем,
Свечей вереница томилась от зноя…
Той ночью белело лицо твое, Мери,
Какой-то иной – неземной – белизною…
А свет разгорался все ярче, все резче,
Цветы задышали елеем и миром…
Той ночью я понял: у раненных женщин
Другая молитва… неслышная миру.
Как горько звучало: «И ныне, и присно»…
Был полон отчаянья голос твой, Мери…
И что это было… Венчание? Тризна?
И вправду венчанье?! Не знаю… не верю.
Ведь кто-то, надрывно рыдал на погосте,
Жемчужные перстни бросая на ветер…
И, в гроб забивая точеные гвозди,
Смеялся могильщик… и в сердце мне метил…
Казалось, конца этой муке не будет,
В смятенье я кинулся прочь из собора –
Там ливень пылающий лоб мой остудит!
Там ветер мне будет надежной опорой!
Я шел наугад. Я отдался на волю
Щемящих мне душу, безрадостных мыслей.
Твой дом!.. И, пронзенный неистовой болью,
К прохладной стене я без сил прислонился.
Мне дом не ответил. Казалось, он умер.
Как долго стоял я?.. Не помню, родная.
Платаны ветвями шумели угрюмо,
Паря надо мной, как орлиная стая.
И глухо о чем-то шептали мне ветви,
О чем?.. Разве мог я услышать их, Мери!
Ведь мимо поземкой клубился по ветру,
Тот жребий, в который так слепо я верил.
«Зачем же, – сказал я, – мне счастье пророча,
Луч вспыхнул на миг и во мраке растаял,
И, бросив меня одного среди ночи,
Мечты унеслись, как орлиная стая?
Напрасно с улыбкой взирал я на небо.
Я богом был, Мери! А ныне я нищий,
И только лишь праздной толпе на потребу
Достались мои «Я да ночь» и «Могильщик»!
А дождь не кончался – печальный и мутный…
И сердце в ответ так отчаянно сжалось…
И я вдруг заплакал – как Лир бесприютный,
Отдавшийся буре на милость…
на жалость…
1915
Снег
Когда он тихо падает с моста
И до реки не долетая, тает,
Когда любовь, таиться перестав,
Знакомой болью в сердце нарастает,
Любимая, хоть издали навей
Тот день, тот сон, – душа под снегом стынет.
Я прóжил жизнь, блуждая в синеве
Нежней и глуше бархата пустыни.
Всё кончено… не разомкнется круг, –
Мы побратимы с январем и стужей…
Но этот взмах твоих усталых рук –
Он в памяти так легок, так воздушен…
Я вижу их, я снова вижу их –
Они, как снег, и так же тают, тают,
А вдалеке мне чудится, что вихрь
Твой белый шарф то прячет, то взметает…
Вот почему мне дорог этот миг:
Снег, обреченно падающий в реку,
Безмолвный, в горле затаённый, крик,
И ирисы, склонившиеся к снегу.
Снег с тихим звоном в воздухе кружит
Как благовест в тумане предрассветном.
Найти бы силы зиму пережить,
Найти бы силы выстоять под ветром!
Был день, был час, – по этой же тропе
Мы шли вдвоем, и мир нам был, как пристань,
Как светлый дом. Снег память о тебе,
О тайной грусти в смехе серебристом.
Прошли года, но он со мной, он жив –
Хрустальный день с его теплом и светом,
Он весь во мне, вплоть до колосьев ржи
В твоей косе, на миг взметенной ветром.
О, как я жажду снова быть с тобой, –
Так жаждет путник теплого ночлега.
Но я один, а позади гурьбой
Бредут деревья, белые от снега…
Снег с тихим звоном в воздухе кружит,
Кружит, как сон синей небесной сини,
Найти бы силы зиму пережить,
Под ветром устоять – найти бы силы!
1916
Роза на песке
О, Матерь Божья, светлая Мария,
Как роза на песке, омытая дождём,
Всю жизнь мою в лазурные миры я
Летел душой, – я был для них рожден…
Затянет ночь расщелины туманом,
Но если вновь забрезжится заря,
Бессонницей и хмелем одурманен,
Я припаду к подножью алтаря.
Как женщина, измученная горем,
Перед тобой поникну головой.
Помедлив на мгновение в притворе,
Луч хлынет в храм лавиной огневой,
И я скажу: смотри, я здесь, с тобою, –
Когда-то лебедь, раненный мечтой,
Теперь, как чёлн с десятками пробоин,
Я обречён, я гибну… я ничто!
Что ж, радуйся! От прежнего веселья
В глазах ни искры, – только горечь слёз,
Усталость от бессонницы и хмеля,
Бессилие несбывшихся угроз…
О, неужели, так со всеми будет,
Кого к тебе поток мечты увлёк?
Душа моя, молящая о чуде,
В огне лампад горит, как мотылёк.
И где тот край, что в детстве был загадан,
Где та душа, что мне затмит потери.
Откроется ли за кругами ада
Когда-нибудь мне рай, как Алигьери?
Стою без слез, стою, как изваянье,
Чего мне ждать под этой ясной сенью?!
Ведь даже на последнем покаянье
Ты знака не подашь мне во спасенье.
Сложу персты, и огневой метелью
Меня умчат стремительные кони,
Усталый от бессонницы и хмеля,
В земле навек я буду похоронен.
О, Матерь Божья, светлая Мария,
Как роза на песке, омытая дождём,
Взор устремляя в дали голубые,
Я к ним летел, – я был для них рожден…
1917
Теренти Гранели
Поэт в темнице
Черные мысли – напарники верные, –
Нет и не будет от вас мне спасения –
Лоб, как Христу, окровавило терние,
Так же, как он, я дождусь вознесения…
Помнишь, к тебе я протягивал руку,
Ангел, замкнувший в минувшее двери…
Что тебе стоило дать моей муке
Облик и образ, и срок ей отмерить?
Помнишь, мой ангел, когда-то на воле я
С ветром был дружен, а в стуже острожной
Сторож бессменный – моя меланхолия –
Вместе с мечтой об ином… невозможном…
Было безмолвие… как многоточие…
Поздней догадкой делиться мне не с кем.
Срок истекает… На небе воочию
Вижу: Христос на звезде Вифлеемской…
Скоро июнь… он почти за порогом…
Май на исходе. Промчался, как вихорь.
Двадцать седьмое… Просил я о многом…
А ныне молю лишь о заводи тихой…
Но здесь только ропот и злые приказы,
И сил у дождя лишь на шепот, на трепет…
Тюрьма, как виденье больного проказой,
Встает, шелушась человечьим отребьем…
И все горячей обливается кровью
Сердце при виде порока и злобы…
У ночи, укрывшей нас общим покровом,
Срок вышел, но колокол так и не пробил…
Мечты зарыдали, как дети-сироты, –
Нет ночи конца! Нет предела мученью!
Замки тяжелы, неприступны ворота…
И я примирюсь с моим заточением.
Ночь – без управы – все длится и длится…
За окнами темень, чернее черного…
Свежестью веет… кому-то не спится –
Он вспомнил поэта и заключенного…
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 4(73) апрель 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer4/Urushadze1.php
