(Продолжение. Начало в №1/2015 и сл.)
18. ЗАКОНОДАТЕЛЬ
Где, укажите мне, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, грабительством богаты?..
Александр Грибоедов
В отличие от предыдущих глав, в этой речь пойдёт об американцах, с которыми я никогда не сталкивался лицом к лицу. Но политическая и личная жизнь конгрессменов и сенаторов, даже штатного уровня, так высвечена софитами прессы, мемуарами, биографиями, интернетом, что каждый исследователь имеет право вглядеться в их судьбы и даже делать некоторые обобщения.
Например, мне довелось познакомиться с карьерой сенатора от Пенсильвании, Арлена Спектора, начиная с того момента, когда он, будучи молодым адвокатом, оказался включённым в Комиссию Уоррена. После получения фильма Запрудера даже сам Эрл Уоррен готов был сдаться и признать, что раны на теле президента Кеннеди были нанесены выстрелами спереди. Только дерзость и уверенность Арлена Спектора заставили остальных участников расследования продолжать отстаивать версию убийцы-одиночки, стрелявшего сзади.
Чтобы объяснить необъяснимое, Спектор создал так называемую «теорию единственной пули». По этой теории, именно пуля, вылетевшая из ружья Освальда – и только она! – ударила президента Кеннеди в спину, внутри тела изменила направление полёта, повернула вверх, вылетела из горла, прыгнула вправо, пробила насквозь туловище и руку губернатора Коннели и потом была найдена на носилках почти не повреждённой.
Эта теория шла вразрез не только с законами физики, не только с кадрами фильма Запрудера, но и с показаниями врачей в Далласской больнице, объявивших рану в горле президента точно входной. Поэтому, ведя допрос доктора Джонса, Спектор вдруг начал спрашивать его, правда ли, что сейчас решается вопрос о его статусе в Паркландской больнице? Правда ли, что в июле истекает срок его стажировки? Правду ли он сказал агентам Секретной службы, что никаких письменных заметок о событиях в операционной у него не сохранилось? Доктор Джонс, а вслед за ним и остальные врачи, поддались нажиму, и согласились поставить под сомнение свои первоначальные показания.1
Надругательство над здравым смыслом, содержащееся в «теории одной пули», наверное, не прошло бы в суде присяжных. Но следователям Комисси Уоррена не грозил перекрёстный допрос, не грозило противоборство с защитниками других версий. От них требовалась только «словесная виртуозность», чтобы придать вид правдоподобия самым невероятным умозаключениям, если они работали на заданный вывод: Освальд – убийца-одиночка, заговора не было.
Когда я узнал, что такой человек, как Арлен Спектор, сделал блестящую карьеру и стал членом сената, моё доверие к этой вершине американского законодательного Олимпа сильно пошатнулось. Но я утешал себя тем, что в каждом из пятидесяти штатов есть свои законодательные собрания, они обладают большой степенью независимости от Вашингтона и способны защищать бастионы здравого смысла от атак политических карьеристов. До тех пор, пока избиратель умеет отличать краснобая от честного и вдумчивого политика, система должна работать нормально.
Не следует забывать, что регулирование социальных процессов при помощи законодательного рычага представляет собой огромные трудности в такой этнически пёстрой стране, как США. Расширять свободу граждан можно только тогда, когда на их волю наложены прочные моральные и религиозные ограничения, впитанные с детства. Когда же в государство вливаются миллионы ирландцев, поляков, сицилийцев, китайцев, гаитян, мексиканцев, индусов, арабов и прочих этнических групп, воспитанных вне рамок иудео-протестантской этики, существующие в США свободы распахивают перед ними безграничный простор для покушений на свободу, собственность и безопасность их сограждан. Попытки дисциплинировать иммигрантов при помощи устрожения законов приводят к урезанию свобод коренных граждан. Споры о том, как решить эту дилемму составляют значительную часть политических баталий в стране.
Раскол политических сил США на два лагеря – демократы и республиканцы – представляет собой устойчивую и поучительную черту американской истории. Ярость дебатов в обеих палатах Конгресса достигает порой такого накала, что законодательный процесс останавливается. В феврале 2015 года споры о бюджете зашли в такой тупик, что возникла угроза временного закрытия Министерства внутренних дел (Department of Homeland Security), то есть приостановки всех пограничных служб, служб безопасности в аэропортах, на железных дорогах, охраны ключевых объектов экономических и политических структур.
В чём же суть межпартийных разногласий? Почему разница политических мнений так устойчива? Обнаруживаем ли мы её и в повседневной жизни, в наших спорах с коллегами, друзьями, даже родными?
Каждому из нас, наверное, доводилось слышать гневные тирады типа:
«Каким идиотом надо быть, чтобы отдать свои голоса за Билла Клинтона, Нэнси Пеллоси, Эдварда Кеннеди, Барака Обаму?!»
Или: «Только одураченные болваны могли голосовать за Ньюта Гингрича, Сару Палин, Джона Бейнера, Джорджа Буша!»
Либеральный журналист Стив Олмонд сознаётся: «Я дошёл до того, что стал относиться ко всем консерваторам как к шайке экстремистов, полезных идиотов, созванных охотниками за наживой, а не как к отдельному спектру граждан, многие из которых разделяют мои взгшяды, ценности, тревоги, цели. Когда я слышу, что во время президентских дебатов толпа республиканцев криками приветствует введение смертной казни, я мысленно отбрасываю их в категорию садистов, не желаю видеть в них просто сограждан».2
Но и консервативные пропагандисты, такие как Раш Либмо или Билл О’Рейлли, не считают нужным скрывать своё презрение к оппонентам. Одна из них, Энн Колтер, прямо обвиняет левое крыло политического спектра в государственной измене. «По вопросу борьбы с терроризмом либералы снова призывают к разрушению гражданского общества. Видя репрессии, нищету и насилия на всём Ближнем Востоке, они с яростью обрушиваются на Израиль – единственный бастион демократии и цивилизации в этом регионе. Кампания за изъятие капиталов, вложенных в эту страну, катится по всем главным университетам Лиги Плюща.»3
Томас Соуэлл попытался вглядеться в корни этого раскола, подняться над конкретными поводами разногласий и описать глубинную разницу идеологий обоих лагерей в своей книге «Конфликт мировоззрений».4 По его мнению, спорщики, сами того не замечая, по-разному представляют себе природу человека – и эти представления невозможно изменить ни логическими возражениями, ни историческими фактами, ни теориями психологов.
Честный участник законодательного собрания должен искать наилучших путей к тому, чтобы граждане в его стране получили возможности для осуществления своих врождённых прав «на жизнь, свободу и стремление к счастью». Но единственным компасом в этой деятельности может служить его представление о том, в чём состоит счастье человека. И оказывается, что по этому важнейшему вопросу, из века в век, все политические философы и все реальные политики распадаются на две непримиримые группы: уравнителей и состязателей.5
Что характерно для взгляда уравнителей (unconstrained) на природу человека?
Прежде всего, они верят в то, что человек по своей природе добр и разумен; что его способность к принятию правильных решений и к использованию своей свободы без ущерба для других — безгранична; что врождённое неравенство между людьми малосущественно и может быть легко компенсировано социальными программами помощи в образовании; и что все страдания и зло мира определяются обстоятельствами — неправильной социальной системой, предрассудками, отсутствием всеобщего образования, — а потому устранимы.
В отличие от них, состязатели (constrained) верят, что сложность социального устройства общества намного превышает способность индивидуального ума к принятию правильных политических решений, а поэтому следует ценить традиции, веру, мораль как силы, связующие людей в единое целое; что эгоизм остается неистребимым свойством человека, поэтому надо применяться к нему при формировании общества, а не пытаться искоренить; что неравенство человеческих способностей исключает царство абсолютного равенства и даже делает его в принципе несправедливым.
Человек, прочитавший книгу Соуэлла, легко научится обнаруживать противоборство двух моделей видения мира в современных политических спорах.
«Только разумное социалистическое планирование может спасти нас от гибельной неуправляемости рынка», — говорят одни. И мы легко узнаём в них сторонников уравнительного взгляда на человеческие возможности. «Сложность и многообразие современной экономической жизни таковы, что никакой гений, никакой компьютер не в силах овладеть информацией, необходимой для принятия оптимальных решений, — отвечают им состязатели. — Только изучение законов рыночной экономики и подчинение им сможетизбавить растущее население мира от голода и нищеты.»
«Неравенство материальное, так же как неравенство интеллектуальное, причиняет людям огромные страдания и не имеет никакого морального оправдания, ибо люди по природе равны, — считают уравнители. — Если один имеет больше или знает больше, значит нужно помочь другому обрести такие же материальные блага и такие же знания. Нужно заставить богатых и образованных делиться со всеми своими богатствами и знаниями.» «Люди неравны по своим способностям, талантам и энергии, — утверждают состязатели. — Уравнять их можно только насильственно, ценой отнятия свободы и с катастрофическими последствиями для общества, которое лишится плодов деятельности наиболее активных своих членов.»
Конечно, предложенная схема не исчерпывает бесконечного многообразия политических убеждений людей. Более того: в реальной жизни, идя к избирательным урнам или выходя с демонстрацией на площадь, мы часто поддаемся голосу своих страстей и инстинктов, а не голосу рассудка. Примеряя себя к двум описанным стереотипам, любой человек может заявить, что не принадлежит полностью ни тому, ни другому.
Мои представления о природе человека отнесли меня в лагерь состязателей. Но это отнюдь не означает, что я готов поддерживать всех законодателей-республиканцев. В обеих партиях громче всего звучат голоса экстремистов, ибо только они достигают уверенности в своей правоте и непогрешимости, того, что Соуэлл называл «статус помазанника».6
Возьмём для примера историю законодательной деятельности двух столпов американского сената, представляющих полярные политические позиции: демократа Эдварда Кеннеди и республиканца Джона Маккейна. Они расходились по всем ключевым вопросам, но были похожи в одном – в полной неспособности учиться чему-то у жизни. Оба следовали одному и тому же принципу: никогда не признавать ошибочность своих политических догматов.
За сорок семь лет своей службы в сенате Эдвард Кеннеди с завидным красноречием отстаивал и проводил в жизнь все лево-либеральные начинания: помощь бедным, бесплатное медицинское обслуживание, образование для всех, облегчение иммиграции, права инвалидов, гражданские права афроамериканцев и латинос. И никогда в жизни он не признал бы, что именно его «война с бедностью и отсталостью» привела к чудовищному подскоку преступности в стране, к развалу семьи, к миллионам внебрачных детей, рождаемых внебрачными детьми, к катастрофическому росту национального долга. Для него допустить, что преступность вырастает не из-за нехватки школ и расовой несправедливости, а именно из щедро оплаченного безделья, было бы таким же немыслимым кощунством, как для мусульманина – усомниться в истинности Корана.
Такую же неспособность увидеть и признать губительность проводимой им политики демонстрирует республиканец Маккейн. Создаётся впечатление, что его взгляды формировались ковбойскими фильмами да так и остались на том же уровне. «Помогать хорошим парням, в плохих парней стрелять» – вот и вся стратегия. Сирийский Асад, ливийский Каддафи – явно «плохие парни». Значит, нужно помогать тем, кто воюет с ними, снабжать их оружием, пожимать им руки, объявлять «борцами за свободу», бомбить их противников.
То, что в Ираке, Сирии, Ливии разгораются потом гражданские войны, то, что эти «хорошие парни» потом присоединяются к аль-кайде, ИГИЛу, талибам, сенатора Маккейна не тревожит. Он слишком занят: летит на киевский майдан свергать следующего «плохого парня» – президента Януковича, а запылавшую после этого гражданскую войну будет сваливать на «плохого парня» Владимира Путина.
Проведение нового закона через обе палаты требует огромных усилий, обсуждений, переговоров. Но ещё труднее отменить раз принятый закон. Должны пройти годы если не десятилетия, чтобы люди могли разглядеть вредные последствия его. Можно считать чудом, что от принятия сухого закона до его отмены прошло всего лишь тринадцать лет (1920-1933). Но и этого было достаточно, чтобы на торговле спиртным выросла могучая организованная преступность, которую невозможно искоренить и до сих пор. Сегодня мафия процветает на торговле наркотиками, на незаконных тотализаторах, на проституции. То есть на удовлетворении тех человеческих потребностей, которые полные благих намерений законодатели объявили запрещёнными.
Позиции двух партий могут быть обрисованы тем, как их лидеры голосовали по ключевым вопросам текущей политики.
Лидер демократического меньшинства Нэнси Пелоси представляет в Палате штат Калифорния с 1987 года. Несмотря на своё католичество, она всегда голосует за законы, облегчающие аборты. За строгую проверку прошлого покупателей огнестрельного оружия и за полный запрет продажи автоматов. В 1995 году Конгресс пытался принять поправку к Конституции, требующую, чтобы бюджет всегда был сбалансирован, – она голосовала против. Также против запрета на сжигание американского флага. Зато требует запретить вывешивать в школах и общественных зданиях Десять заповедей. И, конечно, поддерживает инициативу «ни одного отстающего ученика» – один из любимых лозунгов уравнителей. Она горячо одобряет «Обама-кару» и возражает против строительства стены на границе с Мексикой.7
Её главный идейный противник, лидер республиканской партии в Палате представителей (от штата Огайо, с 1991 года), Джон Бейнер (John Boehner), конечно, расходится с ней во всём. Он категорически возражает против использования федеральных средств для оплаты абортов. Он поддерживает все инициативы, направленные на балансирование бюджета и сокращение государственных расходов. Он считает, что пришла пор поднять пенсионный возраст до 70 лет. Он яростно критикует «Обама-кару» и обещает приложить все усилия, чтобы остановить её внедрение.8
Однако есть одна черта, лежащая казалось бы вне политики и идейной борьбы, которая сближает всех четырёх перечисленных нами законодателей: они все миллионеры. По данным Википедии, состояние Джона Бейнера оценивается в 5 миллионов, Джона Маккейна – в 21, Нэнси Пелоси – в 100, Эдварда Кеннеди накануне его смерти в 2009 году – 49 миллионов.
В 2012 году произошло событие, которое многие сочли символическим: состояние половины членов Конгресса (100 сенаторов и 434 представителя) достигло отметки в один миллион долларов. Есть среди них и очень богатые, есть победнее, но средний уровень – один миллион – и он продолжает расти. В Америке к богатству относятся с уважением, оно ничуть не роняет престиж народных представителей. Но возникает вопрос: могут ли они адекватно понимать нужды рядового гражданина, когда им доводится обсуждать такие вопросы, как стоимость жилья, минимальная зарплата, пособие по безработице, талоны на продукты, цена лекарств, выход на пенсию?
Пособия по безработице, по бедности, помощь одиноким матерям – всё это вполне разумные и гуманные меры необходимые в развитом индустриальном обществе. Но если бы богачи-законодатели не были так далеки от жизни рядовых граждан, они могли бы заметить, что половина этих денег утечёт в руки паразитирующих приживалов или сожителей одиноких матерей и будет потрачена на наркотики, выпивку, азартные игры. Тогда могла бы созреть идея выплачивать пособия не чеком, который можно превратить в наличные, а специальной электронной карточкой на определённую сумму, которую должны были бы принимать все магазины, кроме винных.
Также и в сфере уголовного законодательства могли бы произойти важные перемены. Пока борьба с преступностью ведётся лишь путём усиления строгости наказаний. Число заключённых в тюрьмах растёт, а статистика преступлений не идёт вниз. И это происходит потому, что выпущенный на свободу грабитель или насильник, как правило, возвращается на прежнюю стезю. В английском языке даже возникло понятие «профессиональный преступник» – «professional criminal». Но судебная психиатрия старательно обходит это явление и уверяет, что любого из них можно излечить «правильной» терапией – если только не жалеть на это казённых денег.
Когда мы сталкиваемся с таким преступлением как изнасилование, мы не задаёмся вопросом о мотивах его – они представляются очевидными: жажда физического наслаждения. Но когда речь идёт об убийстве, мы не успокоимся, пока не отыщем понятный мотив: ревность, мщение, желание прибрать к рукам имущество жертвы, уничтожить опасного свидетеля, избавиться от надоевшего родственника.
Безмотивные убийства ставят нас в тупик.
Что движет подростком, входящим в школу с папиным ружьём, открывающим огонь по ученикам и учителям, а потом кончающим с собой?
Снайпером, расстреливающим случайных прохожпх из багажника отпаркованного автомобиля?
Отравителем, подсыпающим мышьяк в пузырьки с лекарствами?
Пилотом, разбивающим самолёт с пассажирами об альпийские скалы?
Любым серийным убийцей, который переходит от одной жертвы к другой, не испытывая никакой ненависти к ним?
Цепь этих непрекращающихся безмотивных злодеяний даёт нам право выдвинуть страшноватую гипотезу:
В человеческой душе, среди прочих порывов, таится и жажда насилия, которая при благоприятных обстоятельствах может перерасти во всепоглащающую страсть, в сладострастие убийства.
Возможно, психиатры когда-нибудь найдут для нас убедительное истолкование этого феномена. Но пока этого не произошло не могли бы вмешаться законодатели? Когда смотришь по телевизору передачи «Из зала суда», часто поражаешься тому, как много преступлений успел совершить очередной убийца, прежде чем полиции удалось арестовать его. И это происходит потому, что каждый раз необходимо соблюдать его конституционные права: защита от необоснованного обыска, от слежки, от подслушивания, тайна переписки, тайна банковских вкладов и тому подобное. Вот если бы судьям разрешено было за малое нарушение закона приговаривать не только к короткому тюремному сроку, но вдобавок и к лишению конституционных прав на 10, 15, 20 лет, насколько это облегчило бы работу полиции, помогло бы очищать улицы от «профессионалов»!
По данным 2013 года богатство средней американской семьи оценивается в 56 тысяч долларов. Значит член американского Конгресса в среднем богаче каждого американца в 18 раз.9
Разрыв между бедными и богатыми в США быстро увеличивался в течение последних двух десятилетий. Корреспондент газеты «Уолл Стрит Джорнел», Роберт Фрэнк, вгляделся в этот феномен и описал его в книге «Страна богачей» или «Ричистан» (rich – богатый).10
По оценкам автора, население Ричистана – больше десяти миллионов семей, если начинать отсчёт с тех, чьё состояние превышает миллион долларов. Это больше, чем население Швеции или Австрии. По данным 2004 года, 1% самых богатых ричистанцев зарабатывал в год 1,35триллиона долларов. Это больше, чем годовой доход Франции, или Италии, или Канады. При этом, население Ричистана стремительно растёт. Но дело не столько в количестве, сколько в автономности. В Ричистане своя экономика, своя социальная структура (нижний Ричистан, средний и верхний), свой язык (во всяком случае, терминология), своя система образования, своя небольшая авиация и флот, своя индустрия развлечений и даже свой уровень инфляции – вдвое выше, чем в остальной Америке.
Ричистанцы живут в особняках площадью в тысячи квадратных метров, в которых работают десятки если не сотни слуг. Правда, в демократической Америке они называются не слугами, аменеджерами домашнего хозяйства. Яхты ричистанцев достигают 200 метров в длину, трёх этажей в высоту, и за таким судном идёт ещё «теневая яхта», несущая вертолёт, автомобили, батискаф.
Богатства последних двадцати лет, в отличие от так называемых «старых денег», не унаследованы, а приобретены. Источники новых богатств различны на разных уровнях Ричистана. Основой богатства нижнего Ричистана являются высокие оклады менеджеров, банкиров, юристов, врачей, дизайнеров, брокеров. Этих людей граждане Среднего и Верхнего Ричистана даже не считают богатыми, они называют их обеспеченными. Состояния в десятки и сотни миллионов долларов заработаны теми, кто основал собственные компании. Достигнув относительного успеха, владельцы продают эти молодые компании огромным корпорациям или через биржу
Вторжение ричистанцев в законодательную деятельность происходит не только на федеральном уровне, но и на штатном. Например, в штате Колорадо, республиканская партия твёрдо удерживала большинство в обеих палатах штатного конгресса, начиная с 1961 года. Понятно, что она не допускала никаких законов, благоприятствующих гомосексуалистам. И вдруг внезапно, на выборах 2004 года республиканцы потерпели поражение, и большинство мест в обеих палатах завоевали демократы.11
Что же произошло?
Оказалось, что два недавно разбогатевших гея сумели сплотить группу новых ричистанцев-демократов, которая оплатила беспрецедентную предвыборную кампанию, чернящую кандидатов-республиканцев. В радиоэфире, на экранах телевизоров, в рассылаемых памфлетах и листовках они изображались разрушителями окружающей среды, транжирящими деньги налогоплательщиков на собственные нужды, вторгающимися в семейную и личную жизнь женщины законами об абортах, урезающими средства на образование и здравоохранение.12
В США разработаны весьма подробные и строгие законы, регулирующие порядок финансирования предвыборных кампаний корпорациями и индивидуальными избирателями. Но если кандидат решает вложить свои собственные деньги, почти все ограничения исчезают.
«Йон Корзайн, бывший член совета директоров в банке Голден Сакс, потратил 61 миллион своих денег, чтобы завоевать место в Сенате, и затем несколько миллионов, чтобы стать губернатором Нью-Джерси. Майкл Блумберг, чья позиция по социальным вопросам ближе к демократам, чем к республиканцам, потратил 74 миллиона, чтобы стать мэром Нью-Йорка (2002), и ещё 77 миллионов, чтобы быть переизбранным в 2005. (Всего он был на посту вплоть до 2013.) Демократ Мария Кантвел истратила почти 10 миллионов из своего состояния, чтобы занять место сенатора в штате Вашингтон, а демократ Герб Коль истратил 5 миллионов, чтобы сохранить своё место в сенате штата Висконсин».13
Хорошей иллюстрацией стремительного политического взлёта на шаре, надутом миллионами, являет собой судьба сенатора-демократа от Северной Каролины, Джона Эдвардса. Он был адвокатом, разбогатевшим на многомиллионных исках против больниц и корпораций, действия которых якобы причинили различные увечья физического или психологического плана. Его талант разжалобить присяжных фотографиями изуродованных детей или раковых наростов принёс ему такую славу, что к нему выстраивалась очередь любителей крупной поживы. Несколько раз он судил даже отделения Красного Креста за якобы допущенные ими попадания вируса спида в кровь для переливания.
Когда он в 1998 году решил вступить на политическое поприще, у него не было никакого опыта участия в выборных законодательных органах. Однако, вложив несколько собственных миллионов в предвыборную кампанию, он сумел сразу прорваться на пост сенатора на Капитолийском холме в Вашингтоне. В 2004 году демократическая партия номинировала его на пост вице-президента (Джон Керри был номинирован на президентский пост), а в 2008 году он уже мелькал среди кандидатов в президенты. Его карьеру внезапно оборвала внебрачная любовная связь и рождение незаконного ребёнка, плюс вскрывшиеся нарушения в распоряжении предвыборными фондами. Если бы не это, он имел бы хорошие шансы бороться за место в Белом Доме в 2016 году.14
Попытки строгого регулирования пожертвований на предвыборные кампании приводят лишь к тому, что выборы превращаются не в противоборство политических идей, а в состязание миллионер против миллионера. Достигнув экономического господства в стране, ричистанцы теперь захватывают и командные политические высоты. У них мощное лобби в Конгрессе, и теперь уже очень трудно провести законы, которые их не устраивают.
Другая важная проблема: при доминировании среднего класса экономика была стабильна. «Старые деньги» не любили нарушать стабильность – они не шли на риск и редко терпели убытки. Нынешние богачи и получают, и теряют огромные деньги или тратят их за границей. Экономика, зависящая от нуворишей, сама становится нестабильной.
Видимо, подсознательно ричистанцы чувствуют эту зыбкость почвы под их ногами. Может показаться парадоксальным, что не только беднеющий и тающий средний класс беспокоится сейчас за финансовую безопасность своего будущего. Вот что рассказал Роберт Фрэнк в интервью журналистам Национального радио:
«Миллионеры очень боятся нищей старости. В Америке для них есть много групп психиатрической помощи. Я был на занятиях одной такой группы – для людей с годовым доходом не менее десяти миллионов долларов. Они встречаются раз в месяц в Нью-Йорке. И все они жаловались на страх перед бедностью. Их страх был искренним. Когда их спрашивали, “сколько вам нужно денег, чтобы ощутить финансовую безопасность?”, каждый называл сумму вдвое превосходящую то, чем он владел в тот момент.»15
Другая парадоксальная информация всплыла на одном из финансовых сайтов. «По данным Налогового управления, в 2008 году в США 2840 семей с доходом больше одного миллиона долларов в год подали заявления на пособия по безработице и получили эти пособия на общую сумму 18,6 миллионов долларов. Среди них было 806 человек с доходом в 2 миллиона и 17 – с доходом свыше десяти миллионов. Поскольку пособия по безработице берутся из налоговых денег, которые платят фирмы, то потерявший работу миллионер имеет на это пособие такое же право, как любой рабочий с конвейера».16
Не все ричистанцы соглашались давать интервью Роберту Фрэнку, не все были готовы открывать источники своих богатств. Сведения об этих источниках часто выглядят намеренно расплывчатыми. Например, про наследницу миллиардов, Пэт Стайкер, которая поддержала политический переворот, устроенный двумя геями в Колорадо в 2004 году, мы узнаём, что её семья разбогатела на производстве медицинского оборудования.17 Но за медицинское оборудование в конечном итоге заплатят государственные программы Медикер и Медикейд, то есть это снова будут деньги налогоплательщиков.
Про губернатора Корзайна (Jon Korzine) мы знаем, что он работал в совете директоров банка «Голден Сакс», то есть имел доход от 10 до 20 миллионов долларов в год. Однако, когда этот банк лопнул в 2008 году вместе с другими финансовыми гигантами, именно американское казначейство должно было потратить на их спасение 17 миллиардов долларов, из которых несколько миллионов достались и Корзайну в виде бонуса. (См. выше, Глава 7.)
О том, насколько богатство руководителей страхового, медицинского, фармакологического бизнеса связано с высасыванием денег из государственной казны было подробно рассказано в главах 14-17.
Всё это даёт нам право утверждать с большой долей уверенности: возникновение Ричистана в последние 20 лет напрямую связано с чудовищным подскоком национального долга в этот же период. 17 триллионов, «одолженных» у ещё не родившихся американцев, которым придётся возвращать их с процентами, пошли на оплату дворцов с сотнями слуг, частных лайнеров со встроенным джакузи, частных яхт в четыре этажа, частных коллекций шедевров живописи и ювелирных изделий.
Как писал в своей книге Нойл Фергюсон, «государственный долг очень мало связан с военными программами США в других странах. Он вырастает из хронического дефицита бюджета. Огромность этой проблемы такова, что большинство американцев, включая тех, кто считает себя информированным по части финансов, даже не представляют себе её серьёзности. Люди просто отказываются замечать финансовый кризис страны.»18
Было бы наивно ожидать, что законодатели-ричистанцы станут принимать какие-то законы, грозящие их доминирующему положению. Яростные споры между демократами и республиканцами ведутся вокруг проблем второго плана: аборты, контроль за огнестрельным оружием, иммиграция, однополые браки, образование. Ни та, ни другая сторона не смеет поднять вопрос о национальном долге, год за годом Конгресс утверждает бюджет с запланированным дефицитом. Ни та, ни другая сторона не смеет замахнуться на власть четырёх монопольных драконов: страховального, медицинского, фармакологического, адвокатского.
Неужели, действительно, эти опухоли достигли размеров неоперабельности?
19. ДИПЛОМАТ
Кто там, в малиновом берете,
С послом испанским говорит?
Александр Пушкин
Конечно, во времена Пушкина Татьяна Ларина-Гремина не имела шанса официально участвовать в международных переговорах. Но разве светские дамы Петербурга не выполняли важную дипломатическую работу, общаясь с иностранными представителями? Как замечательно Лев Толстой изобразил в романе «Война и мир» салон Анны Павловны Шерер, в котором пересекались многие нити европейских интриг наполеоновской поры!
А реальные участницы российской истории? Княгиня Екатерина Дашкова чаровала Дени Дидро, Екатерина Гончарова-Дантес принимала в своём доме голландского посланника Геккерена, Авдотья Панаева – Александра Дюма, другие дамы – маркиза де Кюстина. Так что у нас нет оснований считать невероятное вторжение женщин в американскую дипломатию последних шестидесяти лет таким уж беспрецедентным.
Первой в этом ряду стоит Элеанор Рузвельт, занимавшая пост американского посла в ООН и выполнявшая важные дипломатические миссии во многих странах. Джин Киркпатрик продолжила эту традицию при президенте Рейгане. Далее на сцену выходят Маделин Олбрайт (посол в ООН, 1993-1997, министр иностранных дел 1997-2001), Кондолиза Райс (2005-2009), Хилари Клинтон (2009-2013), Виктория Нуланд, получившая пост заместителя министра иностранных дел, Саманта Пауэлл – представительница в ООН, не говоря уже о десятках женщин, занимавших и занимающих должность посла в различных странах.
Да, женщина-дипломат может столкнуться с дополнительными трудностями, встречаясь с представителями мусульманских стран. Ведь для них прикасаться к посторонней женщине во время рукопожатия или даже смотреть на её открытое лицо – это «абе» (стыд) и «харам» (грех). Как-то они примиряются с таким неуважением к их традициям, но, например, Осама бин Ладен не потерпел бы такого: если жена его брата, воспитанная в Европе, входила в комнату, забыв надеть чадру, он всегда с отвращением отворачивался к стене.19
С другой стороны, женское обаяние может сыграть и положительную роль в улучшении международных отношений. Когда Элеанор Рузвельт приехала с визитом в Израиль, её познакомили с арабским шейхом-бедуином, дружески относившимся к израильтянам. Она ему так понравилась, что он предложил ей присоединиться к его гарему. Вдова американского президента вежливо осведомилась, под каким номером ей достанется эта честь и, услышав двузначную цифру, отказалась.20
Также и Кондолиза Райс, министр иностранных дел в администрации Буша-младшего, ухитрилась издали вскружить голову ливийскому диктатору Муамару Каддафи. «Почему моя африканская принцесса никогда не навестит меня?», – спрашивал он у американских гостей и дипломатов. Когда она, наконец, прибыла с официальным визитом в Триполи в 2008 году, он настаивал, чтобы встреча проходила не в резиденции, а в его шатре в пустыне, называл её «Чёрный цветок в Белом доме», подарил песню, сочинённую в её честь. Среди политических парадоксов, обронённых диктатором во время беседы, гостье запомнился такой: «Не будет никаких двух государств в Палестине! Будет одно – Израильтина!»21
В древности правила обращения с посланниками других стран были расплывчатыми и часто не выполнялись вообще. Существует легенда, будто свирепый молдавский господарь Дракула был недоволен послами турецкого султана. Они явились на приём в колпаках, потому что, по мусульманским представлениям, обнажить перед кем-то голову – это знак неуважения. «Раз вы решили вести себя не по нашему обычаю, а по своему, я хочу, чтобы вы и дальше всю жизнь придерживались своего обычая», сказал Дракула. И приказал слугам схватить послов и прибить им колпаки к головам гвоздями.
Сегодня американским дипломатам на востоке не вбивают в голову гвозди. Их берут в заложники, как в Тегеране (1979), взрывают, как в Бейруте (1983 и 1984), Кении и Танзании ( 1998), Багдаде (2004), Кабуле (2008), или сжигают, как в Исламабаде (1979) и Ливии (2012). Американская политика в этих регионах терпит провал за провалом несмотря на то, что она опирается на поддержку самых крупных авианосцев, самых новейших танков, самых хитроумных дронов. И причины этих провалов коренятся в том, что ментальность вашингтонского политического истэблишмента не может расстаться с представлением о природе человека, взлелеянным Жан Жаком Руссо, Уильямом Годвиным, Пьером Прудоном, Львом Толстым, Бертраном Расселом и прочими знаменитыми уравнителями.
Главный тезис уравнителей: в выборе между добром и злом, между миром и враждой нормальный человек всегда предпочтёт добро и мир. Тот факт, что примерно на половине земного шара в каждый текущий момент люди изобретательно и безжалостно убивают друг друга, объясняется застарелыми обидами и несправедливостями, подстрекательством тёмных сил, властолюбием деспотов, религиозным мракобесием и прочими устранимыми внешними причинами. Допустить, что агрессивность свойственна природе человека, что уже Каин убил Авеля без всякой причины, что порой деспотичная государственная система является единственной защитой от кровопролитных междуусобий, было бы кощунственным покушением на главный догмат: ЧЕЛОВЕК ДОБР И РАЗУМЕН.
Забыты разъяснения великого британского политика и мыслителя 18-го века, Эдмунда Бёрка, о том, что дарование гражданских свобод людям, не подчиняющимся моральным и религиозным запретам, чревато катастрофой. Он считал, что свобода может выжить только в народе, «у которого любовь к справедливости выше корыстных страстей; у которого ясность мышления превосходит тщеславие и предвзятость; который способен прислушиваться к советам мудрецов, а не к демагогии льстецов и жуликов. Чем больше ограничений человек ставит своей воле внутри, тем больше свобод он может иметь снаружи. Люди неспособные контролировать себя, не могут стать свободными. Их страсти куют их цепи.»22
Сталкиваясь с очередным извержением междуусобной вражды, американский дипломатический доброхот сначала пытается примирить враждующих, а потом, убедившись, что это невозможно, выбирает одного из противников на роль «несправедливо обиженного» и обрушивает на другого всю свою военную мощь.
Хорошей иллюстрацией к этой модели поведения может служить конфликт вокруг Косова (1998-1999). После Второй мировой войны в этой югославской провинции проживало около 400 тысяч сербов, а албанцы составляли 100-тысячное меньшинство. Но существование в соседней Албании под властью коммунистического диктатора Энвера Ходжи было таким невыносимым, что люди бежали через границу в Косово, находили там приют, пускали корни. Год от года албанское население возрастало, а сербское убывало, пока не превратилось в меньшинство. Тем не менее, в сербской истории местность эта окрашена священной памятью о героической борьбе с турецким нашествием в 14-15 веках. Требовать у сербов, чтобы они предоставили Косову независимость, было равносильно тому, чтобы потребовать у англичан очистить Белфаст, у индусов – Кашмир, у русских – Северный Кавказ, у израильтян – Иерусалим.
Тогдашний министр иностранных дел США, Мадлен Олбрайт, честно признаёт в своих мемуарах, что косовским повстанцам (KLA – Kosovo Liberation Army) оружие текло из соседней Албании. Что мусульманские добровольцы стекались к ним со всего света, включая и США. Что их атаки на сербское население и власти часто имели единственной целью спровоцировать Белград на ответные репрессии и тем возбудить мировое общественное мнение против сербского президента Милосовича. Что лидеры разных повстанческих группировок ненавидели и презирали друг друга и не было надежды, что, в случае получения независимости, они смогут создать стабильное правительство.23
И тем не менее именно она, Мадлен Олбрайт, настаивала на военном вмешательстве в конфликт. Почему она – чешская еврейка – выбрала вмешаться на стороне мусульман-албанцев, а не христиан-сербов, остаётся загадкой. Может быть, она предвидела, что на Тирану никакие бомбы не подействуют, а в Белграде ещё жалеют собственных граждан и могут поддаться нажиму?
Многие советники Олбрайт и члены американского Конгресса считали, что начинать бомбёжки по такому поводу в центре Европы – чистое безумие. Российский премьер-министр Примаков в марте 1999 года летел в Вашингтон для переговоров. Звонок вице-президента Ал Гора, извещавший его о том, что принято решение бомбить Сербию, застал его в пути. Примаков был так взбешён, что приказал повернуть самолёт и лететь обратно в Москву.24 Под американскими бомбами и ракетами погибло две с половиной тысячи сербов, что почти равно числу американцев, погибших два года спустя в теракте 11-го сентября. «Независимое» Косово сегодня может похвастаться только одним: по слухам, оно вышло на первое место по экспорту проститук из восточной Европы в западную.
В 2003 году терапия «ракетно-бомбовой демократизации» была применена ещё к двум странам: Афганистану и Ираку. Свергнуть власть фанатичных талибов и безжалостного деспота Саддама Хусейна – только закоснелые консерваторы могли бы протестовать против таких прогрессивных акций! Да, некоторые скептики-политологи предупреждали американских руководителей, что эти народы не готовы к демократическому способу правления, что там разгорятся гражданские войны на многих фронтах. Но кто станет слушать скептиков, если возникла манящая возможность осуществить самые благие намерения? Когда журналист Брент Скоукрофт опубликовал в газете «Уолл Стрит Джорнел» статью, предостерегающую от вторжения в Ирак,25 президент Буш-младший немедленно позвонил советнику по безопасности, Кондолизе Райс, и приказал сделать выговор и предупреждение зарвавшемуся писаке.26
Генерал Колин Пауэл, занимавший пост министра иностранных дел в 2001-2005 годы, с большой неохотой согласился поддержать военные приготовления. ЦРУ уверило его, что их данные подтверждают наличие оружия массового поражения у Саддама Хусейна. Опираясь на эту информацию, Пауэл выступил с речью в ООН. Когда вторгшиеся в Ирак американские войска не смогли обнаружить следов термоядерного или бактериологического оружия, генерал оставил свой пост.27
Его место заняла Кондолиза Райс (2005-2009). Это ей довелось расхлёбывать кровавую мешанину «демократизированного» Ирака. В своих воспоминаниях она пишет, что примирение враждующих религиозных и этнических групп оказалось делом невозможным.
«Сунитские лидеры показывали мне ужасные фотографии изуродованных трупов людей, ставших жертвами шиитских карателей. Отрезанные головы, отрубленные ноги и руки, окровавленные тела. Я выражала сочувствие и отдавала должное их мужеству, которое они демонстрировали, участвуя в работе правительства премьер-министра Аль-Малики – шиита. Ведь их единоверцы могли счесть это изменой и отомстить им и их семьям. Но при этом суниты возлагали всю вину на шиитов и не хотели замечать того, что творили вооружённые экстремисты из их собственного лагеря.»28
Райс пыталась нащупать почву для объединения враждующих групп, играя на струнах арабского национализма, подчёркивала угрозу со стороны Ирана. Тщетно. На курдов тоже опереться было невозможно. Они всегда чувствовали себя изгоями в Ираке. Журналист Гэлбрайт, не раз бывавший там, пишет, что «на многих зданиях столицы (Эрбил) развевается курдский флаг, а иракский запрещён. При въезде в Курдистан из Турции документы путешественника проверяют курдские пограничники, причём иракская виза не требуется. Я не встречал ни одного курда, который выступал бы за единый Ирак. Как они могут относиться к стране, которая взрывала их дома, убивала и отравляла газами их соотечественников?»29
Путь курдов к созданию собственного государства на территориях, нынче входящих в состав Турции, Сирии и Ирака, скорее всего, будет долгим. Райс отмечала детали, указывающие на отсутствие многих важных примет цивилизации. Её принимал в своей резиденции лидер по имени Джалал Талабани. За обедом он ел, загребая еду двумя руками и теми же руками накладывал курятину, рис, баранину на тарелку своей гостье.30
Кондализа Райс за годы своей службы в роли дипломата не раз встречалась с Владимиром Путиным. В своих воспоминаниях она приводит его размышления о темпах развития демократических принципов в разных странах. В качестве примера он брал Японию, которая с 1955 года управлялась одной и той же партией – либерально-демократической. И это в стране этнически гомогенной, не имеющей такого многообразия верований и традиций, как Россия. Райс, будучи специалисткой по СССР и много раз бывавшая там, не могла не признать наличия перемен к лучшему после падения коммунизма. Но вслух признать, что введение всех демократических свобод в незрелой стране неизбежно приведёт к бунтам и распаду, она, конечно, не могла.31
Гражданскую войну в Ираке официальный Вашингтон называл расплывчато «проблемы безопасности» (security problems). Но в 2015 году американцы получили возможность увидеть подлинную картину этой безжалостной бойни, когда замечательный актёр и режиссёр Клинт Иствуд поставил фильм «Американский снайпер». В нём не затронуты дипломатические попытки примирения, переговоры между религиозными фракциями, конференции послов, обсуждения в ООН. Только война в городских лабиринтах, днём и ночью, с внезапно появляющимся и исчезающим врагом. И только один фронт этой войны: американцы против арабов, не разбирая, шииты они или суниты.
Вот разведка доносит, что в таком-то доме притаилось гнездо террористов. Десант пехотинцев с автоматами, в очках ночного виденья тихо приближается к дверям. Потом короткая схватка на лестницах и в коридорах, крики, стоны, взрывы гранат. В другой раз снайпер, прикрывающий наступающий отряд, лежит на крыше дома и видит, что арабская женщина выходит на улицу с мальчиком лет десяти. Незаметно даёт ему гранату. Мальчик бежит в сторону американцев. Снайпер стреляет. Женщина бежит к упавшему мальчику, поднимает гранату. Снайпер стреляет. Женщина падает.
Примечательно, что либерально-сердобольная Академия киноискусств в Голливуде не удостоила этот суровый фильм ни одной премией Оскара.
В оккупированном Афганистане гражданская война развивается примерно по тому же сценарию. Главное отличие: талибы контролируют огромные территории в сельской местности и в горах, откуда они могут совершать внезапные атаки на пришельцев и на соотечественников, поступивших к ним на службу в роли солдат и чиновников. Те же самоубийцы, обвязавшиеся взрывчаткой, та же тактика «взять кровавым измором», тот же отказ от переговоров. Атмосфера этой войны хорошо воссоздана в фильме 2009 года «Братья», поставленного талантливым режиссёром Джимом Шериданом и тоже незаслуженно обойдённом вниманием критики.
Лидеры аль-кайды в своих проповедях неустанно подчёркивали важность запрета на какие бы то ни было переговоры с врагом. «Джихад – это только Коран и автомат», многократно повторяли Осама бин Ладен, шейх Омар и сотни других проповедников «священной войны». Потому что, если ты вступаешь в диалог, ты допускаешь, что на стороне твоего противника может быть хоть какая-то крупица правоты. Нет, вся правота безраздельно принадлежит пророку, Корану и шариату. Те, кто не понимает и не приемлет этого, не заслужили право на жизнь.
В 2011 году следующей жертвой насильственной демократизации стала Ливия. Этот процесс проходил уже под надзором следующего министра иностранных дел, Хилари Клинтон. Ну, у кого бы повернулся язык сказать хоть слово в защиту отъявленного злодея Муамара Каддафи? На его совести были сотни жертв внутреннего и внешнего террора, взрыв самолёта над Шотландией в 1988 году, попытки производить ядерное оружие. Снова, как раньше над Белградом, Багдадом, Кабулом, американские бомбардировщики проносятся теперь над Триполи, бомбят танки и артиллерию правительственных войск. Вездесущий сенатор Маккейн приземляется в Бенгази, пожимает руки восставшим, объявляет их «борцами за свободу».
И что же?
Год спустя Каддафи и его сыновья убиты, страна погружается в хаос религиозной и этнической междуусобицы. Американский посол Кристофер Стивенс взывает об усилении охраны дипломатической миссии, но Вашингтон игнорирует его призывы. Какая опасность может гразить дипломату в стране, где диктатор свергнут и вот-вот засияет демократия? Через несколько дней, в годовщину 11-го сентября, «борцы за свободу» атакуют здания, занятые американскими дипломатами, посол и несколько сотрудников погибают, а министр иностранных дел Хилари Клинтон объясняет случившееся стихийной вспышкой народного возмущения против какого-то анти-исламского ролика, показанного в интернете.
Ливийцы тоже оказались неспособны оценить благотворность «ракетной демократизации». Спасаясь от гражданской войны, они толпами заполняют баркасы, рыболовные шхуны, прогулочные кораблики, пытаясь пересечь Средиземное море и достичь спасительных берегов Европы. А вслед за ними, через разрушенную страну устремляются и беглецы из других африканских государств. Сотни если не тысячи погибают в волнах, и конца им не видно.
Людей, идущих на смертельный риск в надежде спастись от смертельной угрозы, мы вполне можем понять. Но людей, идущих на верную смерть ради каких-то расплывчатых идеалов, нам понять гораздо труднее. А именно они сделались самыми опасными врагами Америки в 21-ом веке. Теракт 11 сентября 2001 года осуществили девятнадцать человек. Но расследование показало, что у заговорщиков в запасе было много желающих присоединиться к «славным мученикам». Террорист, выбирающий роль шахида-самоубийцы, окружён в мусульманском мире почётом и восхищением. Люди видят в нём защитника каких-то бесконечно важных для них ценностей и святынь.
Что же защищает мусульманин, идущий на верную смерть? Какую угрозу он видит во вторжении западной цивилизации в его жизнь?
Первое: он безусловно утратит гордое сознание своего превосходства над людьми других вероисповеданий; если он захочет, чтобы западные специалисты приехали помогать его стране, ему придётся терпеть на улицах своих городов церкви, костёлы, синагоги и даже буддистские храмы.
Второе: он должен будет – стиснув зубы – смириться с тем, что он привык считать пределом падения в бездну порока: женщин с открытыми лицами, ногами, плечами, мужчин, поднимающих бокалы с вином, кинотеатры и телевизоры, музыку из репродукторов, танцы на площадках ресторанов и прочие мерзости.
Третье: страшное сомнение будет терзать его – почему Аллах не карает неверных за их порочность? Почему сделал их богаче и сильнее него – блюдущего заветы пророка, отказавшегося от наслаждений, даруемых языческими богами, Бахусом и Эросом? Что если не все заветы несут в себе абсолютную истину?
Четвёртое: он утратит абсолютную власть над женой и детьми, должен будет позволить им свободный выбор собственной судьбы и потом ему придётся глотать день за днём позор, которым его единоверцы и соплеменники окружают человека, настолько утратившего честь и достоинство отца и господина.
Но, кроме этих горестно очевидных утрат, он смутно предчувствует и другие поля своей несовместимости с миром западной цивилизации. С особенным упорством он будет сопротивляться необходимому условию успешного вступления в индустриальную эру:подчинению своего ума дисциплине мышления. Ибо эта дисциплина создаётся и поддерживается самым страшным для него элементом – участником – духовной жизни человека: СОМНЕНИЕМ.
Сомнение есть некий полицейский, добровольно впущенный нами в сознание, который призван проверять правомочность каждой мысли, каждого утверждения, каждого верования. Индустриальная эра началась не с изобретения паровой машины, а с великих носителей – и защитников – фермента сомнения: Лютера, Эразма Роттердамского, Томаса Мора, Коперника, Монтеня, Спинозы, Декарта, Гоббса, Галилея, Джордано Бруно, Локка, Монтескье, Канта. Выращенные в атмосфере почитания этого ключевого элемента, мы забываем, какой мукой сомнение может обернуться в душе человека, ищущей цельности и единства картины мира.
Слепая вера в пророка, Аллаха, коран, сунну потому так и дорога мусульманину, что она защищает его от этого опаснейшего червя, которым изгрызаны души людей индустриального мира. Ни в речах шейхов, ни в проповедях мулл, ни в заявлениях джихадистов, ни в интервью террористов не обнаружим мы этого – столь естественного для нас – микроба-искусителя. Понятно, что всякое движение науки давно остановилось в мусульманских странах: её рост и развитие возможны только при условии, что каждый новый шаг, новая формула, новая гипотеза беспощадно проверяется и испытывается этим универсальным инструментом. Но что важнее: развитие какой-то абстрактной науки или возможность прожить жизнь без мук сомнения?
Каждому акту мусульманского террора американская дипломатия пытается отыскать причину-объяснение. Вот израильтяне не идут на уступки палестинцам, продолжают строить поселения на Западном береге Иордана – и получают в ответ вспышки интифады. А ракеты, которыми хамасовцы засыпают израильские города – это ответ на блокаду их маленького государства. На самом же деле, израильтянин, как и любой другой представитель западного мира, ненавистен верующему мусульманину не тем, что он делает или не делает, а тем, что он есть, что представляет собой и символизирует: живое свидетельство того, что можно нарушать все заветы пророка и при этом процветать и побеждать «истинно верующих».
Сокровище, которое лелеет в душе мусульманин: непогрешимость системы суждений, цельность картины мира. Вот уже почти тринадцать веков сунниты и шииты убивают друг друга, но и убивая, и умирая, каждый остаётся надёжно защищённым от сомнений в своей правоте. Автор нашумевшего эссе «Схватка цивилизаций», гарвардский политолог Самуэль Хантингтон, пишет: «Попытки Запада распространять демократию и либерализм как универсальные ценности, одновремнно усиливая своё военное и экономическое доминирование, вызывает отпор других цивилизаций».33
Миротворческие усилия американской дипломатии могут быть вполне искренними и даже бескорыстными. Но ей трудно осознать и оценить силу взаимной ненависти, бушующей на Ближнем Востоке. Вот президент Картер уговорил в 1979 году израильского премьер-министра Бегина заключить мир с египетским Садатом – и через два года Садата убивают собственные офицеры. Вот президент Клинтон уговорил Ицхака Рабина подписать соглашение с палестинским лидером Ясиром Арафатом (сентябрь 1995) – и через два месяца Рабина убивает израильский экстремист. Когда несколько лет спустя тот же Клинтон требовал у того же Арафата подписать соглашение с израильтянами, предложившими невероятно выгодные условия мира, тот сказал ему без обиняков: «Вы хотите ускорить мои похороны».34
В своих попытках навязать правление большинства незрелым народам, привыкшим подчиняться не закону, а силе, американская дипломатия разрушает одну за другой государственные постройки, худо-бедно удерживавшие первобытного зверя в душах людей. Образовавшийся вакуум власти заполняют не вежливые парламентарии в чалмах и бурнусах, а аль-кайда, талибы, Боко-Харам, йеменские хуситы, ИГИЛ. Эти не станут вежливо принимать Джона Керри и Викторию Нуланд и накладывать им курятину на тарелки, а поставят их посреди пустыни и обезглавят под объективом телекамеры.
Тщетно надежды благонамеренных идеалистов на то, что всё это какие-то отдельные экстремисты, фундаменталисты, нетипичные фанатики. Под чёрные знамёна Нового Халифата слетаются тысячи энтузиастов со всего мира. Любой человек, лелеющий комок ненависти в распалённом сердце, может откликнуться на их призыв, принять мусульманство, отрастить бороду и обрести в их рядах бесценное сознание правоты и непогрешимости. Точно так же наступающие армии Аттилы, Чингисхана, Батыя, Тамерлана почти не таяли в боях, потому что, по мере продвижения, пополнялись воинами из покорённых народов, для которых утолять сладострастие убийства было главным наслаждением в жизни.
Опыт последних пятидесяти лет ясно показывает, что относительную стабильность в мусульманском мире удаётся сохранять только диктаторским или монархическим режимам: в Иордании, Марокко, Саудовской Аравии. Если идолопоклонники демократии в своей борьбе «за права человека» начнут расшатывать социальную структуру и этих стран, последствия будут такими же печальными, как в Ливане, Алжире, Ираке, Ливии, Йемене.
Даже тем народам, которые готовы учиться премудростям демократического устройства, нелегко бывает усвоить хотя бы азбучные правила этой науки. Вот если президент избран большинством голосов, что позволено меньшинству недовольному результатом? Неужели оно должно терпеливо ждать окончания срока народного избранника? А нельзя ли ему собраться на площади столицы и скинуть его силой? Нет, это не по правилам? А что же тогда делали американские дипломаты на Майдане в Киеве зимой 2014 года? Разве не подзуживали толпу сбросить власть законно избранного президента?
Также нелегко усвоить правила самоопределения народов. Отделение косоваров от Сербии и палестинцев от Израиля нужно всячески поддерживать. Возможное отделение басков и каталонцев от Испании, шотландцев от Англии, словаков от Чехии придётся, видимо, стерпеть. Но вот курдам обрести самостоятельность от Турции и Ирака помогать ни в коем случае не следует. И уж конечно, русским жителям Крыма и Донбаса отделиться от разваливающейся Украины ни в коем случае не позволено. Это мы объявим таким попранием международных норм, за которое полагаются самые страшные кары под названием «санкции».
Конечно, усилия американской дипломатии, противодействующие распространению термоядерного оружия, важны и заслуживают поддержки. Но крестовые походы за демократию и права человека только взвинчивают у развивающихся стран стремление заполучить это оружие. Они видят, что, например, Северная Корея сумела укрыться за ядерным щитом от «ракетной демократизации», а Сербия, Афганистан, Ирак, Ливия «не успели». Что же касается народов Африки, в их глазах на сегодняшний день оружием массового поражения является обычное мачете – именно им бандиты всех мастей убивают и калечат миллионы людей.
Политолог Самуэль Хантингтон считает, что главные концепции западной ментальности чужды людям Азии и Африки. «Идеи либерализма, индивидуализма, прав человека, конституции, равенства, свободы, свободного рынка, отделения церкви от государства не находят положительного отклика в таких культурах, как ислам, конфуцианство, японский синтоизм, индуизм, буддизм или православие. Попытки Запада насаждать эти идеи вызывают отталкивание и протест против “империализма под знаменем прав человека”. Молодые люди этих цивилизаций начинают тянуться к национальным корням и религиозному фундаментализму».35
Ещё одна трудность для американской дипломатии – слишком мало образованных и энергичных американцев соглашаются служить в странах Третьего мира. Это отразилось в печально ироничном объявлении, которое повесил на дверях своего кабинета чиновник, вербующий сотрудников для ЦРУ: «Требуются офицеры для опасного путешествия. Зарплата маленькая. Злющий холод. Долгие месяцы в темноте. Постоянная опасность. Благополучное возвращение не гарантируется». Оказалось, он просто скопировал листовку, которую в своё время отпечатал знаменитый британский исследователь Антарктики, Эрнст Шакельтон, набирая участников для своей экспедиции 1914 года.
При всём вышесказанном, мы не должны забывать, что дипломат лишь проводит в жизнь взгляды и намерения своего правительства. Вглядимся же в череду политиков, осуществлявших верховную исполнительную власть в США в течение последних пятидесяти пяти лет.
Примечания:
1. Moscovit, Andrei. Did Castro Kill Kennedy? (Washington: Cuban American National Foundation, 1996), р. 196.
2. Almond, Steve. “Liberals Are Ruining America. I Know Because I Am One.” The New York Times Magazine, June 10, 2012, p. 51.
3. Coulter, Ann. Treason. Liberal Treachery From the Cold War to the War on Terrorism (New York: Crown Forum, 2003), p. 286-287.
4. Sowell, Thomas. A Conflict of Visions. New York: William Morrow & Co., 1987.
5. Эти термины я использовал в своей книге «Стыдная тайна неравенства». Соуэлл использует термины constrained and unconstrained.
6. Sowell, Thomas. The Vision of the Anointed. New York: Basic Books, 1995.
7. http://en.widipedia.org/wiki/Nancy_Pelosi
8. http://en.widipedia.org/wiki/John_Boehner
9. http://www.opensecrets.org/news/2015/01/one-member-of-congress.
10. Frank, Robert. Richistan. A Journey Through the American Wealth Boom and the Lives of the New Rich. New York: Crown Publishers, 2007.
11. Ibid., pp. 182-183.
12. Ibid.
13. Ibid., pp. 185-186.
14. Wikipedia, John Edwards.
15. Robert Frank, Internet, NPR Archives.
16. Ryan J. Donmoyer, Oct. 1, 2010. Bloomberg news online.
17. Frank, op. cit., p. 184.
18. Ferguson, Niall. Colossus. The Price of America’s Empire (New York: The Penguin Press, 2004), р. 262.
19. Bin Laden, Carmen. Inside the Kingdom (New York: Warner, 2004) p. 81.
20. Gurewitsch, Edna. Kindred Souls (New York: St. Martin Press, 2002), p. 62.
21. Rice, Condoleezza. No Higher Honor. A Memoir of My Years in Washington (New York: Crown Publishers, 2011), рр. 702-703.
22. Цитируется по эпиграфу к книге Szasz, Thomas S. Ceremonial Chemistry. The Ritual Persecution of Drugs, Addicts, and Pushers. New York: Doubleday, 1974.
23. Albright, Madeleine. Madam Secretary (New York: Miramax Books, 2003), рр. 386-392.
24. Там же, стр. 407.
25. Brent Scowcroft, Wall Street Journal, August 15, 2002.
26. Rice, op. cit., pp. 178-179.
27. DeYoung, Karen. Soldier. The Life of Colin Powell (New York: Alfred A. Knopf, 2006), р. 445.
28. Rice, op. cit., pp. 512-513.
29. Galbraith, Peter W. The End of Iraq. How American Incompetence Created a War Without End (New York: Simon & Schuster, 2006), p. 99.
30. Rice, op. cit., p. 212.
31. Ibid., p. 360.
32. Huntington, Samuel. The Clash of Civilizations? (New York: Foreign Affairs, 1996), р. 7.
33. La Guardia, Anton. War without End (New York: St. Martin Press, 2002), p. 266.
34. Huntington, op. cit. p. 17.
35. Ferguson, Niall. Colossus. The Price of America’s Empire (New York: The Penguin Press, 2004), p. 212.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 4(73) апрель 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer4/Efimov1.php
