Дети – те же взрослые, только хуже. Среди людей принято считать, что детство – лучшая пора жизни. Мое детство было тяжелым. Я не могу назвать его кошмарным, но оно не было безоблачным. Будучи ребенком, я замечал, насколько ужасен мир. В тот период моей жизни я считал, что весь свет заполнен насилием и злобой. С тех пор мое мнение не изменилось. Я был добрым ребенком, то есть слабым и трусливым. Я ко всему относился с любовью, к людям тоже, правда замечал, что все они эгоистичны, алчны и жестоки. Я старался не конфликтовать со сверстниками, потому что боялся драк с ними. Они не отличались от других детей: были безмозглыми грязными зверятами.
Я любил игры. Из-за того, что мои ровесники отличались крайней жесткостью и подлостью, я общался с детьми младше меня. Они были наивными и кроткими. Мне нравилось их контролировать, я с удовольствием помыкал ими. Я почти не позволял себе издеваться над ними. Ни разу никого не ударил. Малыши обожали играть со мной. Я выдумывал фантастические миры и развлекал их. Мне было приятно видеть восторженные лица. Спустя годы, когда я был подростком и уже с презрением относился к детским играм, мне пришлось столкнуться с агрессией маленьких детей. Следовало их жестоко избить. Я выбрал другой путь: стал рассказывать зверятам невероятные истории. Они жадно слушали. Когда я им сказал, что мне пора уходить, то они заверещали: «Останься! Расскажи еще что-нибудь!» Передо мной были дети, в жизни которых не хватало взрослого внимания и нежности. Мне было жалко их. Сейчас, конечно, я бы не стал церемониться с мелким зверьем. С наслаждением надрал бы их маленькие ушки. Вряд ли после такой экзекуции дети стали бы добрее, зато я бы получил большое удовольствие. Никогда наказание не служило для того, чтобы исправить кого-то. Оно существует лишь затем, чтобы каратель был удовлетворен страданием наказуемого. Люди любят причинять друг другу боль. Это очень приятное занятие. Лучше его только насилие над теми, кто слабее и не способен в ответ дать сдачи. Поэтому люди стараются обзавестись потомством. Правильнее было бы сказать, что в первую очередь детей хотят женщины. Они слабы и навредить способны лишь самым слабым: животным и детям. Мужчины же вынуждены признать, что потомство им тоже нужно. Иначе они потеряют возможность и дальше пользоваться сексуальными услугами своих партнерш. К тому же многие из них - обыкновенные рохли, не имеющего собственного мнения. Они соглашаются с тем, что детей стоит завести, не имея силы возразить своим самкам. Редко кто из них может признаться себе в том, что не видит в детях ничего хорошего. Ребенок постоянно испражняется и орет. Он неприятен на вид и потребляет много ресурсов, не давая ничего взамен. Женщины возразят: «Дети дарят нам тепло и радость!» Так можно сказать про полезный и дешевый обогреватель, но не о детях. Не приходится удивляться, что многие из баб смотрят на потомство, как на инвестиции в свое сытое будущее. Если ребенок достигает каких-либо успехов в жизни и приносит прибыль своей матери, то она счастлива. Некоторые дети не могут отдать вложенный в них капитал, тогда их ждут мамкины проклятия и угрозы.
Человечество плодится и загаживает собой всю планету. Оно уничтожает огромное количество ресурсов. Большая часть людей совершенно не нужна ни природе, ни мне. Всех этих нищих и грязных тварей следует употребить с большой пользой. Ими можно удобрить поля, из них получится отличное душистое мыло или питательный корм для домашних животных. Это, конечно, далеко не полный перечень того, как стоит употреблять обычного человека в хозяйстве. Звучит довольно утопично. Лучшие из людей пытались осуществить нечто подобное, но им помешали. Так случается с любыми хорошими начинаниями – человечество их не понимает и старается остановить.
Люди напоминают довольных животных, когда видят, как из потных чресел выползают их склизкие уменьшенные копии. Когда я вижу человека, то хочу его ударить ногой, а встречая дитя, именно так и делаю.
В детстве я не мог позволить себе такую роскошь, как физическое насилие. Вместо этого я много читал. В основном эта была фантастическая литература. Это было не единственным моим развлечением. Зимой вместе с другими детьми лепил ледяные замки. Мы остервенело закидывали друг друга снежками (делали их как можно тверже). Некоторые боялись участвовать в зимних войнах, но им тоже доставалась своя порция снежных ударов. Обычно после таких битв домой приходил мокрым, замерзшим и счастливым.
Как только наступала весна, и появлялись первые бабочки и жуки, я начинал на них охоту. Меня завораживал их фантасмагорический вид и сверхъестественная красота. Они словно были жителями иного мира. Из всех живых существ только насекомые могут заслужить мое восхищение и уважение. Конечно, среди них есть неприятные виды, которые напоминают своими повадками нас. К примеру, большая часть людей считает не нужным иметь свое мнение, стараясь не выделяться из своего окружения. Многие насекомые поступают так же. Их понять-то не сложно: они маленькие, каждый хищник норовит обидеть букашку. Они прячутся от угрозы как могут: становятся похожими на ветки, камушки, листочки. Когда я вижу, как насекомые имитируют любую вещь, поверхность, даже животных, то допускаю, что они способны сымитировать многих из нас (если уже так не сделали), ведь, чтобы стать человеком, делать многое не надо. Главное умело слиться со средой обитания.
Пойманных насекомых я высушивал в закрытых спичечных коробках или стеклянных банках. Если пауков и жуков был довольно просто найти и поймать, то с бабочками все было иначе. Я с сачком бегал по звенящим от зноя лугам за перламутренницами, лимонницами и капустницами. Этих бабочек было довольно много. Я же хотел изловить ярко-желтого махаона. Он редко появлялся и быстро исчезал. Я так ни разу его и не поймал.
Иногда летом я забывал о развлечениях и собирал пустые бутылки, сдавал их, а полученные деньги тратил на игрушки или отдавал семье.
Дети не могут долго сидеть на месте. Они шныряют туда-сюда, словно муравьи. В отличие от этих насекомых им нет нужды искать себе пищу. Детвора любит бесцельно шататься. Я часто уходил далеко от дома за новыми впечатлениями. Мог бродить часами по чужим улицам и районам. Я почти не уставал. У детей много энергии, не зря детский труд такой прибыльный. Они идеальные рабы: безвольны, слабы и тупы. В хозяйстве они лучше любой скотины, поэтому люди и рожают их.
Ребенок агрессивно относится к любым запретам. Ему нравится преступать их. Он не знает, что такое преступление, но боится наказания. Я часто воровал с чужих огородов овощи. Меня и других ребят гоняла бабка Нина, злобная пожилая усатая женина со стеклянным глазом и волевым подбородком. Ее жесткий характер позволял ей одолевать любые жизненные трудности. Она смогла завладеть новым местом (за которое билось несколько семей) для огорода.
Когда ученые говорят, что человек произошел от обезьяны, то они, скорее всего, наблюдали за поведением своих детей. Они обожают лазать по деревьям и делают это не хуже любой макаки. Я любил взбираться по скользким стволам на ветки, богатые фруктами и ягодами, мог есть целыми днями хрустящие зеленые яблоки, сочные сахарные груши, кисло-сладкие вишню и черешню. Порой я карабкался на верхушки деревьев для того, чтобы почувствовать опасность. Время от времени устраивал там игры с малышней.
Маленьким людям всегда нужен образ врага. Он объединяет их в монолитную массу. Слабый и трусливый становится храбрее и смелее. Вместе с мальчишками моего двора я участвовал в стычках против пацанов из соседнего дома. Мы кидали в них крупные камни, стеклянные бутылки и острые палки. Они отвечали тем же. Стоило нашим запасам истощиться, как мы давали деру. Наши противники бежали за нами, но мы были шустрее и прятались в своих квартирах. Меня удивляет тот факт, что никто в этих столкновениях не пострадал.
Я любил рыться на помойках в поисках причудливых вещей. Такими для меня являлись: сломанная техника, бытовые приборы, старые игрушки и тому подобный бесполезный хлам. Возможно, что я высматривал труп среди этого мусора, поскольку я видел перед собой смерть вещей. Они когда-то защищали человека от остального мира, а теперь закончили свои дни на свалке. С людьми происходит тоже самое, но вокруг их смерти зачем-то устраивают ханжеские ритуалы.
Самым ярким эпизодом моих поисков был случай со стеклянной капсулой. Она была довольно большой, а внутри блестел серый порошок. Я расколол капсулу и вдохнул содержимое. У меня сильно заболел нос, и из него потекла красная жижа. Позже выяснилось, что это была марганцовка. Среди других моих идиотских поступков следует выделить забеги с другими детьми. Мы скакали как лошади, стремясь обогнать друг друга. Не редко разбивали ноги и руки в кровь. Чаще всего я обгонял остальных. Я был сильно рад этому.
Мальчишки любят проверять друг друга на смелость. Если ты слаб, то достоин презрения. Тебя будут постоянно унижать и бить. Поэтому мало кто отказывался от участия в опасных забавах. Если кто-то из мальчишек находил осиное гнездо, то мы шли его разорять. У нас были палки и булыжники. Самые смелые сбивали осинники и быстро удирали. Очень важно было убежать как можно скорее, иначе осы могли жестоко наказать за разрушение их жилища. Не всем этого удавалось избежать. Мой друг оказался мишенью для ос. Он весь был в белых волдырях от укусов рассерженных насекомых. Дело было летом, поэтому они забирались под майку и шорты. На зареванное и обезображенное лицо моего друга нельзя было смотреть без ужаса. Но это не отменяло и того, как все-таки было приятно наблюдать за страданиями того, кто оказался не таким удачливым и ловким, как ты сам. Чтобы повторить это прекрасное чувство, я отправлялся к осиным гнездам с малышами. Они бегали не так быстро, как мои ровесники и не ведали, как это больно, когда десятки ос жалят тебя. Если бы они знали о той боли, которая ждала их, то ни за что не пошли со мной разорять осинники. Я знал, что мелюзга будет искусана, и чувствовал, что поступаю подло, но ничего поделать с собой не мог. Нам приятны чужие страдания. Еще приятнее быть их источником. Я не мог причинить зло тем, кто был сильнее меня, также у меня не хватало духу действовать прямо, не прибегая к хитростям. Именно поэтому я приводил мелких к гнездам ос. Они не могли понять моих намерений и если бы даже поняли, то ничего сделать мне бы не смогли: я был старше и сильнее. Родители, конечно, злились, видя искусанных и плачущих детей, но ничего сделать мне не могли. Ведь я никого не тащил волоком.
Пришел день, и уже никто не хотел идти со мной уничтожать ос (многих хорошо покусали). Мне пришлось позвать мальчишку, которого все ненавидели. У него были проблемы с головой. Он не умел считать до десяти. Его любимым героем был Гитлер. Иногда с ним пытались заговорить, он рычал, брызгал слюной и выплевывал из себя: «Хайль, Гитлар!». На всех его тетрадях были нарисованы свастики. Еще у него текли густые зеленые сопли. Он их вытирал грязными руками. От него воняло несвежим мясом. Но его мать была от сына в восторге. Из-за любви к Гитлеру с ним никто не дружил. Мне же было интересно наблюдать за этим дебилом. Звал его Рустам. С ним невозможно было ни о чем говорить. Он мог лишь приветствовать фюрера. Я не знаю, откуда у него взялась такая страсть к Гитлеру. Рустам любил играть в солдатики, изображая битвы, где фашисты побеждали. Многие ему пытались объяснить, что фашизм – это плохо. Но что объяснишь маленькому азиату с рожей кретина, пускавшего пузыри слюны и соплей и яростно кричавшего: «Хайль, Гитлер!»? Он вызывал у меня смешанные чувства: презрение, жалость и ненависть. Я решил привести Рустама к картонной коробке, где среди мусора лежали арбузные корки. На них сидели мухи и осы. Я сказал Рустаму помочиться на них. Он с восторгом это сделал. С какой же радостью я наблюдал за тем, как его жалили осы. Он стоял на месте и верещал. Дебил даже не понял, что надо бежать. Его сопливые вопли веселили меня. Еще больше обрадовало, что мать Рустама жестоко избила его. Меня никто не наказал.
Рустам не был единственным идиотом в том доме, где я жил. Их было много, но самой замечательной была Ирка. Страшная немолодая женщина. Ее умственное развитие остановилось на уровне подростка. Она получала за это пенсию по инвалидности. Ирка любила целый день сидеть на лавочке, постелив для своего толстого зада газетку. Она могла общаться лишь с детьми. Они зло шутили над ней: дергали за волосы, обзывались и плевались. Она пыталась догнать обидчиков, но у нее это не получалось, поэтому она истошна визжала. Ее дикий визг вызывал гнев у всех моих соседей, а у детей довольный смех. Когда над Иркой не измывались, то она показывала нам фотографии голых женщин. Они были вырезаны из бульварной газетенки. У Ирки была большая коллекция этих фотографий, и свою страсть она объясняла тем, что собирает их для своего мужа. Он должен был убедиться в том, что она уже взрослая и все знает о сексе. Нам, детям, это было непонятно, но мы ржали над голыми гениталиями и грудями. Ирку часто бил отец. Весь дом считал, что он жестокий самодур. Я думаю иначе: как можно сдерживать себя и не избить беззащитного и слабого человека? А если он еще и умственный инвалид, раздражающий своей тупостью, то насилие неизбежно. В конце концов, это так здорово! А Ирка к тому же всегда излучала любовь к другим людям. Ее уродливое пучеглазое рыло вечно лыбилось. Без сомнения, этому способствовало домашнее насилие: зачастую жертва получает не меньшее удовольствие, чем сам насильник.
Дети злее взрослых. Они видят, что взрослые сильнее, умнее и гораздо свободнее в своих желаниях, и завидуют этому. Отсюда детская ненависть к более бесправным и слабым существам, чем они сами: инвалидам, другим детям, животным и бомжам. Мы любили издеваться над бомжами, благо их хватало. У этих попрошаек был кроткий нрав. Некоторые из нас приносили им воды и еды. Как-то раз я этим воспользовался. Грязный жизнерадостный бомж попросил у меня попить. Я решил поссать в пластиковую бутылку, а сделал это в густой траве, чтобы он не видел меня, и отдал ему пузырь со своей мочой. С каким наслаждением он пил желтую жидкость, и как над ним смеялась детвора. Мне стало совестно. Наверное, я испугался, что бомж может накинуться на меня и избить. Некоторые из бездомных нас ненавидели. Они брали бутылки и камни и гонялись за нами. Но догнать бомжи никого не могли. У них не было здоровья и сил для этого. Я уверен, что, если бы была возможность убить бича, то мы воспользовались бы этим. Забили бы палками и закидали камнями. Мы бы хорошо провели время!
В детстве я столкнулся с голодом. Это были тяжелые времена для моей семьи. Я не помню точно, сколько это длилось (возможно, что и несколько лет), но даже день голода – это вечность. Когда появлялся хлеб, то я подолгу сосал его корки, чтобы продлить удовольствие. Во время голода я старался забыться во сне. Иногда я смотрел телевизор, где все насыщали свои желудки. Голодный мечтает набить свое пустое брюхо. Больше его ничего не волнует.
Детство состоит не только из времени и людей, но и включает в себя определенное пространство. Недалеко от моего дома находился парк, поделенный на несколько зон. В одной была роща, в другой - старые аттракционы, а в третьей – загаженные деревянные домики. В роще было много деревьев, на которые я часто лазал. Так же там было множество арыков с водой, по ним пускали самодельные кораблики из пенопласта, и два небольших поля, где мы играли в футбол. Аттракционы работали редко, и я их почти не посещал, к тому же для этого нужны были деньги, которых у меня не было. Зато часто проводил время среди деревянных домиков. Они были просто невероятно изгажены. В каждом десятки куч человеческого и собачьего дерьма. От них жутко воняло. Среди киселя разноцветного поноса, то и дело попадались использованные презервативы и шприцы. В домиках мы играли редко: туда приходили для оправления большой и малой нужды.
Моя жизнь все дальше уходит во тьму между скукой и усталостью. С течением времени я все больше забываю о том времени, когда был ребенком. Воспоминания путаются и бледнеют, а люди, вещи и места исчезают. Детство становится похожим на наваждение, от которого спасет только время.
