Перевод Бориса Дынина.
От переводчика: Лекция была организована журналом First Things,издающимся The Institute on Religion and Public Life, an inter-religious, nonpartisan research and educational organization (Институтом религии иобщественной жизни, межрелигиозной, внепартийной исследовательской и образовательной организацией). Во вступительном слове R.R. Reno, редактор First Things, отметил, что христиане становятся меньшинством в секуляризующемся обществе Запада и их положение начинает напоминать положение евреев в христианской цивилизации, где они казались архаичным пережитком. Наступил момент, когда христиане могут научиться у евреев чему-то важному, что оставалось вне их внимания тысячелетия, о чем и говорится в лекции рабби, лорда Дж. Сакса.
Двадцать шесть веков назад человек, вряд ли известный как представитель позитивной психологии, послал письмо своим единоверцам в чужой стране. Этим человеком был Иеремия. Люди, которым он отправил письмо, были евреи, уведенные в плен после поражения в войне с Вавилоном и разрушения храма Соломона, центрального символа еврейского народа и свидетельства присутствия Бога среди них.
Мы знаем, какие чувства овладели изгнанниками. Псалом выразил их в потрясающе трагических словах: «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе... Как нам петь песнь Господню на земле чужой?» (Пс. 137: 1, 4).
Иеремия предсказывал случившееся – поражение и плен. Но в его письме нет и тени надменности: «Я предупреждал вас!». То, что он написал, полностью противоречило здравому смыслу. Тем не менее, не будет преувеличением сказать, что его письмо изменило ход еврейской истории и, возможно, косвенным образом всей западной цивилизации в целом. Вот что он писал:
«Стройте домы и живите в них, и разводите сады и ешьте плоды их; берите жен и рождайте сыновей и дочерей; и сыновьям своим берите жен и дочерей своих отдавайте в замужество, чтобы они рождали сыновей и дочерей, и размножайтесь там, а не умаляйтесь; и заботьтесь о благосостоянии города, в который Я переселил вас, и молитесь за него Господу; ибо при благосостоянии его и вам будет мир». (Иер 29: 5-7).
Слова Иеремии означали, что можно выжить в изгнании, сохранив свою идентичность (identity – национальное самосознание, своеобразие, уникальность), ценить свою жизнь и вместе с тем вносить вклад в жизнь общества в целом и молиться за общее благополучие. Так Иеремия открыл для истории идею с далеко идущими последствиями - идею творческого меньшинства.
Сегодня по прошествии тысячелетий трудно оценить революционность этой идеи. До Иеремии религии были неразрывно связаны с географически, политически, культурно и лингвистически определенными регионами. Это звучало и в плаче изгнанников: «Как нам петь песнь Господню на земле чужой?». Разгром вашей страны означал поражение вашего бога и вашу обреченность принять поражение со смирением или с плачем. Если вы оказываетесь в изгнании, как Северное Царство полтора столетия раньше, вы ассимилируетесь в культуру большинства и становитесь потерянным в истории племенем подобно десяти коленам Северного Царства.
Видение Иеремии оказалось возможным только в результате уникального сочетания идей. Первой из них был монотеизм. Если единый Бог есть везде, Ему можно служить в любом месте, даже при реках Вавилона.
Второй идеей была вера в суверенитет Бога над всеми другими силами истории. До Иеремии признавалось, что поражение народа означает поражение и его бога. Впервые в словах Иеремии пленение евреев Вавилоном, поражение нации было понято как воля Бога самой нации. Бог остается властелином. Вавилон есть орудие Его гнева. Народ может потерпеть поражение и хранить свою веру в целостности.
Третьей идеей была вера в то, что Бог хранит свое слово. Он не нарушит свой завет с Израилем, сколько бы сам Израиль не нарушал его. Можно быть уверенным, что Он не нарушит свои обещания, как не нарушил их во времена рабства евреев в Египте. В будущем, как и в прошлом, Он выведет свой народ обратно на землю ему обетованную.
Так что Иеремия, как и все пророки, в конечном счете, был пророком надежды. Пророческое слово всегда означает: «Если народ возвращается к Богу, Бог возвращается к народу, и народ вернется на свою землю». Только надежда может поддержать меньшинство в изгнании, и только трансцендентный Бог, Кто выше всякой власти, может гарантировать, что надежда будет исполнена, даже если на это уйдут столетия или тысячелетия.
Письмо Иеремии было основой еврейской надежды выжить в диаспоре на протяжении двадцати шести веков до сегодняшнего дня – выживания, несомненно, шаткого, полного напряжений и рисков и вместе с тем удивительного,
Евреи были творческим народом в трех различных аспектах. Первый аспект был внутренним. Так, например, в Вавилоне Тора была возобновлена как живой пульс еврейской жизни. Это ясно проявилось и в уникальной работе народного образования, установленного Эзрой и Неемией по возвращению евреев в Израиль. И снова, тысячу лет спустя, в Вавилоне был составлен шедевр раввинского иудаизма Вавилонский Талмуд. Встреча с христианством в средние века привела к расцвету комментариев к еврейской Библии, а встреча со средневековым исламом к расцвету еврейской философии. Каждое изгнание вело к возникновению новых форм религиозного творчества.
Во-вторых, евреи были культурными посредниками между цивилизациями. Через торговлю в средние века они принесли на Запад многие изобретения из Китая. Маймонид сыграл важную роль в ознакомлении христианского мира с Платоном и Аристотелем, заново открытых в мусульманском мире. Он был нитью от Аверроэса к Аквинату.
В-третьих, когда в современную эпоху евреи были впервые допущены в основные сферы западной культуры, из них вышло заметное число имен, повлиявших на формирование современного мышления. Среди них, не обязательно по религиозной принадлежности, были Спиноза, Маркс, Фрейд, Эйнштейн, Витгенштейн, Дюркгейм, Леви-Стросс и многие другие.
Таким образом, вы можете быть меньшинством, живущим в стране, чья религия, культура и правовая система не ваши, и все же сохранить свою идентичность, жить своей верой и внести вклад в общее благо, как убеждал Иеремия. Это не просто. Это требует комплексного и искусного сочетания идентичностей. Это требует готовности жить в состоянии когнитивного диссонанса. Это не для малодушных. Но это рождает творчество.
Перескочим через двадцать шесть веков от Иеремии к 13 мая 2004 года, к лекции о христианских корнях Европы кардинала Йозефа Ратцингера, позднее ставшего Папой Бенедиктом XVI. В той лекции он проанализировал картину глубоко секуляризированной Европы, возможно, более секулярной, чем в любую эпоху со времени обращения императора Константина в третьем веке.
Потеря веры, утверждал Ратцингер, сопровождалась тремя другими потерями: потерей европейской идентичности, утратой нравственных основ и веры в будущее, в следующие за нами поколения. Это проявилось с очевидностью в падении рождаемости – в «странном отсутствии желания иметь будущее», по словам Ратцингера. Наиболее близким аналогом современной Европе, сказал он, была Римская империя на грани разложения и падения. Это замечание подразумевает, что, когда цивилизация теряет веру в Бога, она, в конечном счете, теряет веру в себя.
Является ли упадок неизбежным? Или он обратим? Может ли цивилизация, начавшая приходить в упадок, восстановить, оживить себя? Кардинал указал, что это вопрос был главным для двух историков: Освальда Шпенглера и Арнольда Тойнби. Для Шпенглера цивилизации представляют собой организмы. Они рождаются, растут, достигают зрелости, затем стареют, приходят в упадок и умирают. Без исключений.
Тойнби различал материальные и духовные аспекты цивилизации. Благодаря духовному измерению они открыты человеческой способности к восстановлению. Этот дар, сказал Тойнби, принадлежит тем, кого он назвал творческим меньшинством. Именно оно решает великие задачи истории. Поэтому, заключил Ратцингер, «христиане должны смотреть на себя как на творческое меньшинство и помочь Европе вернуть то, что является лучшим в ее наследии, и тем поставить себя на службу всему человечеству".
Это было неожиданным ответом. Для католической церкви, насчитывающей 1,2 миллиарда приверженцев, определить себя как меньшинство, особенно в Европе, было удивительной рекомендацией. Однако это не единственный способ, каким группа может реагировать на открытие того, что она превращается в меньшинство. Есть три способа. Во-первых, она может уступить секуляризации: путь религиозного либерализма. Во-вторых, она может сопротивляться секуляризации вплоть до актов насилия: путь религиозных экстремистских групп во многих частях мира сегодня. В-третьих, она может уйти в защищенные анклавы, что можно наблюдать и в рамках ортодоксального иудаизма. Эта стратегия определенно укрепила ортодоксию, но ценой сегрегации от внешнего мира и, в результате, потери влияния на внешний мир.
Четвертая возможность есть возможность быть творческим меньшинством, и это связано с особыми трудностями. Ее реализация требует поддерживать прочные связи с внешним миром и, вместе с тем, оставаться верным своей религии. Стремясь беречь священное пламя своего служения Богу, оно также должно способствовать улучшению общества в целом, частью которого является. Этот выбор, как евреи могут засвидетельствовать, не легок и полон риска.
Тем не менее, будущий Папа Римский ответил на вызов своего дня. Было время, всего пятнадцать лет до его лекции, когда казалось, что торжество Запада гарантировано. Советский Союз рухнул, Берлинская стена пала, холодная война оканчивалась и, мерещилось, либеральная демократия и рыночная экономика – два из величайших достижений Запада - должны были восторжествовать во всем мире.
С тех пор, однако, мы увидели как две великие цивилизации, Индия и Китай, пробудились и бросили вызов экономическому господству Запада. Третья цивилизация, ислам, испытывает сотрясения. В то же время финансовый крах 2008 года показал, что целый ряд стран, в том числе Соединенные Штаты и большая часть Европы, живет за пределами своих средств, одалживая все больше, производя все меньше и все глубже погружаясь в личные и коллективные долги. Изнутри Запад может выглядеть по-прежнему сильным, прежде всего в техническом и научном планах, но со стороны многим уже кажется, что Запад прошел пик своего развития. Таким образом, сравнение современной Европы с Римской империей на грани упадка заслуживает серьезного внимания.
Цивилизации не длятся вечно. Шпенглер и Тойнби не были первыми, кто утверждал это. Так говорили в четырнадцатом веке великий исламский мудрец Ибн Халдун и в восемнадцатом веке Вико. Так, практически, думает каждый, кто изучал всемирную историю. Возможно, наблюдение, наиболее адекватное сегодняшнему дню, уже было высказано Виллом Дюрантом в первом томе его эпической истории цивилизации: «Определенная напряженность между религией и обществом характеризует высшую ступень каждой цивилизации». Религия начинает «самоубийственную борьбу во имя потерянного прошлого» и «священнический контроль над искусством и литературой начинает ощущаться как саднящий наручник или ненавистный барьер», и интеллектуальная история принимает характер «конфликта между наукой и религией».
Интеллектуальные группы отказываются от старого богословия и - после некоторых колебаний – от морального кодекса, связанного с ним. Литература и философия становятся антиклерикальными. Освобождение от религии поднимается до восторженного поклонения разуму и падает до парализующего разочарования в каждой догме и в каждой идее. Поведение, лишенное религиозной опоры, впадает в эпикурейский хаос; и сама жизнь, лишенная утешительной веры, становится обузой, как для нарочитой бедности, так и для утомленного богатства. В конце концов, общество и его религия имеют тенденцию падать вместе, как тело и душа, в гармоничной смерти. Одновременно с этим среди маргинальных групп возникает новый миф, придающий новую форму человеческой надежде, новое мужество действовать и после столетий хаоса построить новую цивилизацию.
Можно ли сопротивляться падению цивилизации? Этот вопрос и был поднят в разных планах Иеремией в его дни и кардиналом Ратцингером в наши. Чтобы понять его глубину, стоит обратиться к трудам Тойнби, который и ввел в разговор фразу «творческое меньшинство».
Я прочитал «Постижение истории» А. Дж. Тойнби сравнительно недавно. Я знал, что его труд вызвал негативную реакцию у многих евреев из-за утверждения, что евреи и иудаизм являются «продолжающей жить исторической окаменелостью». Еще больше они были возмущены словами историка в восьмом томе его труда, опубликованном в 1954 г. Там он писал, что действия евреев по отношению к арабам в 1948 г., когда Израиль боролся за свое существование против армий пяти соседних арабских государств, были морально эквивалентны действиям нацистов по отношению к евреям. Тойнби никогда не отказывался от этого заявления и повторил его в 1961 г. в дискуссии с тогдашним послом Израиля в Канаде Яаковом Герцогом.
Только прочитав всю «Историю» Тойнби, я оценил в полной мере смысл его мнения относительно иудаизма как исторической окаменелости. Оно было не проходящим моментом в десятитомном труде, но близким к ядру всей его аргументации. «Постижение истории» является, как многие заметили, не столько изучением истории, сколько прикладной теологией замещения особого рода. Для Тойнби западное христианство не является развитием иудаизма, но скорее продуктом разложения сначала Греции, затем Рима. Иудаизм для Тойнби не был угасшей или потерпевшей поражение цивилизацией – он никогда не был цивилизацией вообще. Само его существование является аномалией и анахронизмом.
Читая эти тома, первый из которых был опубликован в 1934 г., я содрогнулся, видя как выдающийся историк повторяет мысли, которые были ответственны за столько гонений на протяжении веков и шли к своей трагической развязке в Холокосте. Увидев, что и после Холокоста он был готов сбросить даже государство Израиль на свалку истории, я понял, насколько глубоко вросло негативное отношение к иудаизму в западное сознание, и я хочу бросить ему вызов не из-за прошлого, но ради будущего и не только ради отношений между христианами и евреями, но ради отношений между Западом и остальным миром.
С самого начала постижение истории у Тойнби страдало недостатком воображения, что проявилось не только в его отношении к евреям и к Израилю, но ко многому другому в истории.
Вкратце, его аргумент заключается в следующем. Цивилизации возникают в результате вызова. Они никогда не возникают автоматически в результате биологических или географических обстоятельств. У группы людей или у нации возникает проблема – экономическая, военная или климатическая, – которая ставит под угрозу ее дальнейшее существование. Затем индивид или небольшая группа предлагает нетрадиционное решение возникшей проблемы, а также вдохновение и новый путь к процветанию или победе. Так рождается творческое меньшинство.
Большинство, увидев новую дорогу к успеху, открытую меньшинством, начинает подражать ему. Тогда нация, оказавшаяся в выгодном положении по отношению к другим нациям, начинает процветать и с течением времени становится империей или, по терминологии Тойнби, «универсальным государством». Но ни одно из них не вечно.
В конце концов, меньшинство, насладившись успехом и властью, перестает быть творческим. Оно становится доминирующим меньшинством, сохраняющим власть не в силу того, что делает сейчас, но в силу того, что делало в прошлом. Тогда возникает социальный кризис. Поскольку меньшинство уже не может оправдать свою позицию, оно отчуждает большинство – «пролетариат», по терминологии Тойнби. Возникает раскол. Внутренний пролетариат может найти утешение в религии путем создания универсальной церкви. Внешний пролетариат, аутсайдеры, кто одно время испытывал благоговение перед установленной властью, теперь теряет страх перед ней и начинает акты насилия и террора, организуясь, по выражению Тойнби, в «стаи воинственных варваров». Время, говорит Тойнби, «работает на стороне варваров». Когда это происходит, кризис переходит в распад.
Так идет история. По мнению Тойнби: «Из двадцати одной цивилизаций, полных жизненной силы при рождении и сумевших расцвести, тринадцать уже мертвы и похоронены,... семь из оставшихся восьми, по-видимому, находятся в состоянии упадка, а... восьмая, наша собственная, возможно, тоже прошла свой зенит».
Существует, однако, иная возможность, не рассмотренная Тойнби. Что если, по крайней мере, одно творческое меньшинство уже давно увидело то, что только недавно поняли Тойнби и другие историки? Что если оно было свидетелем разложения и упадка первых великих цивилизаций: Месопотамии, Египта, Ассирии? Что если оно уже видело, как доминирующее меньшинство подчиняет себе массы, обрекая их на принудительный труд и мобилизацию во имя того, чтобы правители могли стать героями в экспансионистских войнах и увековечены в монументальных сооружениях? Что если оно уже давно осознало все это как глубокое оскорбление человеческого достоинства и предательство смысла человеческой жизни?
Что если оно наблюдало, как религия вновь и вновь использовалась как претензия на небесное санкционирование чисто человеческих иерархий? Что если оно знало, что истина и власть не имеют ничего общего друг с другом и что вам не нужно править миром, чтобы принести истину в мир? Что если оно уже давно поняло, что когда вы стремитесь создать универсальное государство, вы вступаете на дорогу, кончающуюся дезинтеграцией и упадком, тупиком, из которого нет выхода? Что если оно было убеждено, что, в конечном итоге, настоящая битва является духовной, а не политической или военной, и что в этой битве влияние имеет большее значение, чем власть?
Что если оно верило в то, что услышало зов Бога быть творческим меньшинством, которое никогда не будет стремиться стать доминирующим меньшинством и никогда не будет стремиться установить универсального государства или универсальной церкви? Что если оно верило, что Бог универсален, но любовь – любая любовь, и Божья тоже – всегда партикулярна (particular – выделяющая индивида или группу из окружения с особо интенсивными чувствами)? Что если оно было убеждено в том, что Бог, который создал разнообразие в природе, ценит также человеческое разнообразие? Что если оно видело, как великие империи подчиняли себе малые народы, навязывали им свою культуру, и было глубоко обеспокоено этим подобно тому, как сегодня мы встревожены исчезновением биологических видов в результате их эксплуатации человеком или его беспечности?
Что если именно эти прозрения побудили Иеремию переосмыслить весь феномен поражения и изгнания? Израильтяне изменили своей миссии, став одержимыми политикой ценой моральной и духовной целостности. Так учили все пророки от Моисея до Малахии. Каждый раз, когда вы пытаетесь уподобиться вашим соседям, говорили они, вы будете побеждены ими. Каждый раз, когда вы поклоняетесь силе, вы будете побеждены ею. Каждый раз, когда вы стремитесь доминировать, вы будете подчинены. Ибо, говорит Бог, вы – мои свидетели перед миром, что нет ничего благородного в силе, как нет ничего святого в империях и империализме.
Любая нация всегда нуждается в силе, чтобы выжить, но только как в средстве, а не цели. На своей земле Израиль был, есть и будет малочисленным народом в окружении великих империй, стремящихся к его уничтожению. Сама его долговечность свидетельствует о чем-то значительном – о способности малочисленного народа пережить великие державы силой своей приверженности к справедливости, состраданию и человеческому достоинству. Нация ли на Ближнем Востоке, народ ли в рассеянии – Израиль всегда будет творческим меньшинством, отвергающим соблазн стать доминирующим меньшинством. Он воплощает собой очень трудную, противоречащую здравому смыслу истину: можно поклоняться универсальному Богу без попытки основать универсальное государство или универсальную церковь.
Такова была миссия евреев на протяжении веков, и не случайно Тойнби не смог понять ее иначе как аномалию и анахронизм, потому что евреи стоят вне его схемы и не подпадают под его категории. На самом деле, евреи бросают вызов им. И в этом все различие между пониманием творческого меньшинства у Иеремии и у Тойнби. Иеремия призывает молиться о городе и работать для его процветания. Он не призывает евреев преобразовать город, побуждая его жителей стать евреями, как не требовал Бог от Ионы обратить народ Ниневии в евреев. Он хочет покаяния, а не обращения.
Внутри любой великой религиозной традиции звучит больше чем один голос. В иудаизме есть различные голоса священника, пророка и мудреца, и они создали разные виды литературы. В христианстве аналогичным образом в силу обстоятельств его ранней истории звучит эллинистический голос и древнееврейский голос. Эллинистический голос говорит об универсальных истинах. Еврейский голос говорит о партикулярности любви и прощения, о различиях между нами, придающих уникальность каждому из нас и святость самой человеческой жизни.
Эллинистическое видение истории, крайним выражением которого является труд Тойнби, ведет к универсальной церкви и универсальному государству. Эллинизм еще до рождения христианства дал жизнь двум величайшим в истории империям. Евреи свидетельствуют о том, что маленький народ может играть роль творческого меньшинства в истории, стремящегося влиять, а не властвовать, вдохновлять, а не побеждать или обращать.
Несмотря на претензию на толерантность, эллинизм в основном отвергал не- эллинский мир как варварский и не понимал, почему кто-либо, как евреи, могут хотеть оставаться верными своей, казалось бы, провинциальный идентичности. Единственное объяснение этому эллинистические писатели могли дать, только приписав евреям мизантропию и ненависть к человечеству. Усилия селевкидов и римлян полностью искоренить иудаизм кончились трагическими последствиями. Любая попытка основать универсальное государство или универсальную церковь всегда будет сталкиваться с принципиальной партикулярностью иудаизма, и это, более чем любой другой фактор, объясняет живучесть антисемитизма на протяжении веков. Евреи жили, а иногда и умирали за право быть особыми, за веру, что единство на небесах творит разнообразие на земле.
Есть моменты в истории, и мы переживаем один из них сейчас, когда возникает нечто новое, но мы не знаем точно, что именно. Мы живем, как сказал бы Мэтью Арнольд: «Скитаясь между двух миров: одним, умершим, и вторым, бессильным народиться». Мы слышали много предупреждающих голосов, от Аласдера Макинтайра до Ниалла Фергюсона, утверждавших, что Запад, который доминировал в мире от шестнадцатого века до двадцатого, сегодня приходит в упадок. Определенно, он больше не вызывает то уважение, какое внушал раньше. Более того, он больше и не уважает себя, как раньше. В своей лекции кардинал Ратцингер мог упрекнуть Европу в «патологической ненависти к себе».
То, что получило название «иудео-христианская этика», находится под постоянной атакой с двух совершенно разных сторон: от тех, кто отвергает религию вообще, и от тех, кто стремится создать универсальное теократическое государство, не христианское и не иудейское.
Три явления должны привлечь к себе наше внимание. Во-первых, религиозный эквивалент этнических чисток в отношении христиан на больших территориях Ближнего Востока и в некоторых частях Африки. Я говорю о христианах, которые были вынуждены бежать из Сирии, а также о восьми миллионах коптов в Египте, живущих в страхе. Я говорю о разрушении последней церкви в Афганистане и о миллионах христиан, покинувших Ирак с 1990 года. До недавнего времени христиане представляли 20 процентов населения Ближнего Востока. Сегодня – только 4 процента. Это одно из самых больших преступлений нашего времени, но оно прошло почти незамеченным и не вызвавшим протеста.
Во-вторых. Мы видим возвращение антисемитизма во многих частях мира. Он принимает сегодня разные формы. Здесь и отрицание Холокоста, и демонизация евреев, и возвращение в новых обликах кровавого навета, и «Протоколы сионских мудрецов», и попытки в Европе запретить обрезание и шхита (ритуальный забой млекопитающих и птиц для еды в соответствии с требованиями кашрута), что, по сути, делает практику иудаизма невозможной. Здесь же антисионизм, который побуждает и порядочных людей ставить под вопрос право Израиля на существование, как делал Тойнби в его дни. То, что все это происходит при еще живой памяти о Холокосте, почти невероятно.
Третья проблема относится к самому Западу. Он ушел далеко по дороге отказа от иудео-христианских принципов святости жизни и священного завета брака. Вместо этого он принял веру в ряд институтов, ни один из которых не может дать морального руководства: наука, техника, государство, рынок и эволюционная биология. Наука говорит нам, что есть, а не то, что должно быть. Технология дает нам силу, но не может сказать нам, как использовать эту силу. Либеральное демократическое государство в принципе не выносит моральных суждений. Рынок дает нам выбор, но не говорит нам, какой выбор сделать. Эволюционная биология говорит нам, почему у нас есть определенные желания, но не говорит, какие желания должно удовлетворять, а какие нет. Она не объясняет уникальную способность человека рефлектировать над своими оценками.
Результаты налицо вокруг нас: распад брака, разрушение семьи, ослабление социальных связей, сектантство политики в то время, когда национальный интерес требует диалога, потеря доверия к государственным институтам, рост долга, бремя которого ляжет на будущие поколения, слабость общей морали, способной поднять нас из хаоса индивидуализма, гедонизма, потребительства и релятивизма. Мы видим все эти проблемы, но, как кажется, не в силах преодолеть их. Мы достигли стадии, описанной Ливием в его истории древнего Рима, когда мы больше не можем вынести ни наших пороков, ни их лечения.
Судьбоносный вопрос возвращается. Можно ли остановить упадок цивилизации? У нас есть великий пророческий ответ: «Да». Пророки учили нас, что после каждого изгнания есть возвращение, после каждого разрушения руины могут быть восстановлены, после каждого кризиса может быть возрождение, если – если у нас есть вера в Божью веру в нас!
Но иудео-христианская этика не вернется до тех пор, пока не заживет разрыв в ее сердце – разрыв, каким является долгое отчуждение между христианами и евреями, вызвавшее столько гонений и потерю столько жизней. Я уже намекнул на то, как это исцеление может случиться, а именно, если мы вместе восстановим древнееврейский, а не эллинистический голос – видение творческого меньшинства Иеремии, а не Тойнби. Это означает готовность быть верными нашей традиции, не стремясь навязать ее другим или судить других жестко потому, что их путь не наш путь. Это означает лояльность в сочетании со смирением, которая позволит нам оставаться верными нашей вере, будучи благословением для других людей, независимо от их веры. Это означало искать мир в городе, и это означает теперь искать мир во всем мире.
В европейской истории было три высоких эллинистических момента: во-первых, Афины, затем в Рим, затем итальянское Возрождение. Мы переживаем четвертый. Это были моменты высшего творчества, но каждый закончился упадком. Однако через все катаклизмы, несмотря на многочисленные трагедии, иудаизм и евреи выжили. Так или иначе (я все еще вижу здесь тайну), евреи в истории сумели победить закон энтропии, ведущей цивилизации к слому и в конце концов к распаду.
Я верю, евреи и христиане могут и должны работать вместе, чтобы укрепить ценности, которые мы разделяем и которые мы считаем, действительно, универсальными: святость жизни как дар Божий, достоинство человеческой личности как образа Божьего, добродетели Завета: цедек, мишпат, хесед, рахамим – справедливость, правосудие, милосердие, сострадание. Мы должны стоять вместе на защите экологии человеческой свободы: любви, стабильной семьи, объединяющей родителей с детьми лояльностью и заботой. Мы должны укреплять поддерживающие нас общины, построенные по принципу хесед илиcaritas (любви и благотворительности).
Пришло время для новой встречи христиан и евреев, основанной просто на том факте, что церковь, увидевшая себя творческим меньшинством по слову Иеремии, начинает видеть евреев и иудаизм по новому в свете изменившегося положения вещей.
Одной из причин, я чувствую, позволяющей мне высказать эту мысль, является мужество католической церкви искать после Холокоста новые пути в еврейско-христианских отношениях. Поиск начался при Папе Иоанне XXIII, продолжался во II Ватиканском соборе, особенно в Nostra Aetate, был поддержан дружественным визитом папы Иоанна Павла II в Иерусалим и получил новый импульс в понимании Бенедиктом XVI христиан как творческого меньшинства.
Вторая причина заключается в позиции Франциска I, которого я еще не встречал, но за чьими словами я внимательно слежу. Я был в Буэнос-Айресе в тот день, когда он был избран Папой, и был впечатлен большим уважением к нему в еврейской общине Аргентины, еще не освободившейся от чувства уязвимости после террористических актов 90-х годов. В равной степени я был поражен теплотой его диалога с местным раввином, опубликованного в книге On Heaven and Earth («О Небе и Земле»).
Меня особенно впечатлили слова Франциска I в его открытом письме от 11 сентября 2013 г. к Eugenio Scalfari, редактору итальянской газеты La Repubblica. Там он сказал: «Бог никогда не оставлял своего завета с Израилем, и, несмотря на ужасные страдания на протяжении веков, еврейский народ сохранил свою веру. Мы никогда не сможем достаточно отблагодарить их за это ни как Церковь, ни просто как человеческие существа». Редко можно было услышать подобные слова из Рима раньше, но они выражают истину, которую мы все слишком часто забываем: «Если вы глубоко преданны вашей вере, вы можете уважать преданность других людей их вере».
Внимательное прочтение Книги Бытия открывает нам глубинную угрозу человечеству, заключающуюся в соперничестве между братьями и в «мимикрии» (термин Рене Жирара) – в желании иметь то, что имеет твой брат, более сильном, чем удовлетворение тем, что ты имеешь. В Книге Бытия есть четыре сцены, раскрывающие эту угрозу: Каин и Авель, Исаак и Измаил, Иаков и Исав, Иосиф и его братья. При поверхностном их прочтении можно признать, что соперничество между братьями неизбежно, присуще самой человеческой природе. Биологи говорят нам, что оно существует и у других видов. Но при более глубоком прочтении мы должны обратить наше внимание на последнюю сцену каждой истории. Мы видим братьев вместе. В случае Каина и Авеля, Авель лежит мертвый. В случае Исаака и Измаила братья стоят вместе у могилы своего отца. В случае Иакова и Исава братья встречаются, обнимаются и расходятся. В случае Иосифа мы видим прощение и примирение – первая известная в литературе сцена прощения.
Папа Иоанн XXIII знаменательно воспользовался этой сценой в самом начале новой главы иудео-католических отношений. На встрече с делегацией евреев в 1960 г. он сказал словами самой Библии: «Я Иосиф, брат ваш». Это была необыкновенная сцена примирения словами самой Библии и их живым воспроизведением. Но в Библии есть и вторая сцена. Несколько лет позже Иосиф идет дальше и говорит своим братьям: «Вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро, чтобы сделать то, что теперь есть: сохранить жизнь великому числу людей; итак не бойтесь: я буду питать вас и детей ваших. И успокоил их и говорил по сердцу их» (Быт. 50:20-21). Слова Иосифа означают, что нашими действиями сегодня мы можем искупить прошлое. Мы можем спасти фрагменты света из глубокой темноты, когда мы обращаем свою боль в ощущение боли других – когда мы «сохраняем жизнь великому числу людей».
Второе примирение Иосифа с его братьями было важной прелюдией к драме искупления в Книге Исхода и повлияло на всю историю мира. Не призваны ли евреи и католики сегодня к их собственному второму примирению, когда они, стоя бок о бок, два творческих меньшинства, стремятся спасти жизни, в том числе тех, кто, подобно египтянам в дни Иосифа и вавилонянам в дни Иеремии, не принимают нашу веру, но, тем не менее, созданы по образу нашего Бога? Такое примирение может дать новую форму человеческой надежде, новое мужество человеческим усилиям, приблизить нас немного ближе к видению Исаией мира, в котором «не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море».
Истинные творческие меньшинства ведут битвы завтрашнего дня, а не вчерашнего. Иудео-христианская этика, на мой взгляд, возродится. Я ощущаю, что случилось нечто новое и важное, что излечит самые старые поврежденные отношения в истории Запада. Когда этот день наступит, евреи и христиане будут стоять вместе в их борьбе против преследования христиан на Ближнем Востоке и в защите права государства Израиль на существование как места, где еврейская нация родилась в древности и возродилась в наши дни. Евреи и христиане будут стоять вместе в качестве свидетелей силы этики любви, прощения и святости человеческой жизни и дадут более убедительное основание человеческой надежде, чем новое варварство, светское или религиозное. Будущее Запада под вопросом, ничуть не меньше!
Источник:
* The 2013 Erasmus Lecture by Jonathan Sacks:http://www.firstthings.com/article/2014/01/on-creative-minorities
Напечаиано: в журнале "Заметки по еврейской итории" № 5-6(192) май-июнь 2016
Адрес оригинальной публикации: http://www.berkovich-zametki.com/2016/Zametki/Nomer5_6/Dynin1.php
