(продолжение. Начало в №2-3/2016 и сл.)
Глава II
Сопротивление политике геноцида
Немцы думали, что евреи - это мишень.
Они увидели, что мишень стреляет.
Немало мертвых немцев могли бы
Рассказать, как воюют евреи.
В сторону цифры.
Кровь нельзя взвесить!
Илья Эренбург[1]
1. Борьба в гетто Минска
Продолжительное время тема участия евреев в антифашистской борьбе в Советском Союзе в 1941-1944 гг. не изучалась в силу политических обстоятельств. Фундаментальные труды по истории партизанского движения Белоруссии, подробно освещавшие все этапы народной войны в период оккупации, избегали всего, что было связано с евреями[2]. Белорусские исследователи не могли познакомиться с трудами своих коллег за рубежом[3]. Все это способствовало тому, что не только в исторической литературе, но и обыденном сознании родился миф об отсутствии еврейского сопротивления и покорности евреев политике геноцида. Открывшиеся в начале 1990-х гг. архивы позволяют опровергнуть это заблуждение.
Самым большим на территории Советского Союза в границах 1939 г. было гетто в Минске. История борьбы его узников до сих пор сохраняет много неясного. В Национальном Архиве Республики Беларусь автор обнаружил 20 анкет евреев-коммунистов, которые в июле-августе 1941 г. оказались на оккупированной территории. Для того, чтобы уцелеть, они спрятали или уничтожили свои партийные документы, но не оставили мысли о борьбе. Несмотря на возраст, состояние здоровья, пол, семейное положение, эти люди не остались пассивными наблюдателями. Их участие в сопротивлении было неодинаковым, как и те возможности, которыми они располагали. В 1942-1943 гг. все они разными путями сумели выбраться из гетто в Минске и присоединились к партизанскому движению. После освобождения Белоруссии в июле 1944 г. они обратились с просьбой восстановить их в партии.
Подавляющее количество респондентов (18 из 20 чел.) не принадлежали к поколению "сталинских соколов", воспитанных в предвоенные годы. Они родились в своем большинстве в начале века, а Зиновий Григорьевич Смольский и Надежда Григорьевна Шуссер - в 1893 и 1898 гг. соответственно. К началу войны это были люди в возрасте тридцати-сорока лет, многое ис пытавшие. По своему социальному происхождению 12 чел. были выходцами из рабочих, а 8 - из служащих. Принадлежность к физическому труду и процессу производства была предпочтительной. Считалось, что "рабочий люд", "трудовая косточка" - это опора режима, которая обеспечит социалистические преобразования. Роза Абрамовна Левина начала трудовой путь слесарем на заводе им. Ворошилова, Эсфирь Менделеевна Кривошеина - на обувной фабрике им. Тельмана, Давид Рудимович Кисель - на фабрике "Красный химик" и т.д.[4].
Девять респондентов являлись служащими управленческого аппарата, были заняты на инженерно-технических должностях, работали учителями, занимались культурно-просветительной работой, были врачами, юристами, библиотекарями и т.д. Лея Гоз преподавала в одной из школ Минска, Гилер Штейман была заместителем директора городского Центрального парка культуры и отдыха им. Горького, Ривка Екельчик - заведующей клубом фабрики им. Крупской, Анна Сагальчик - технологом управления хлебобулочных пекарен Минска, Лиза Рысь - председателем местного комитета Наркомата пищевой торговли БССР, Соня Диснер - начальницей специальной (секретной) части фабрики им. Кагановича, Мария Карантаер - заведующей отделом Центральной государственной библиотеки БССР им. Ленина, Матвей Дордик - управляющим конторой "Белкиномонтаж", а Рахель Гроднер - уполномоченной Главлита[5] по газетам Звязда и Советская Белоруссия.
Все они получили образование в советских учебных заведениях, были выдвиженцами рабочих коллективов и перешли в состав "совслужащих" с пролетарским происхождением. Это отвечало требованиям государственной селекции. Служащие относились к социальной прослойке. Для того, чтобы на них не пало подозрение в неблагонадежности, необходимо было упорно трудиться и демонстрировать понимание генеральной линии партии. 12 из 20 респондентов вступили в КП(б)Б в эпоху гражданской войны, военного коммунизма, НЭПа, который вскоре сменила политика сплошной коллективизации, индустриализации и культурной революции. 7 чел. были приняты в партию в предвоенные годы (1937-1941), когда с большевиками "старой гвардии" было покончено, чистки и политические процессы осуществлены, и партия нуждалась в новом пополнении.
Начало войны оказалось для всех полной неожиданностью. По свидетельству Матвея Лазаревича Каплана, ему в числе группы инженерно-технических работников Минска было поручено 22 июня 1941 г. срочно построить новый командный пункт-убежище для руководителей Совета Народных Комиссаров БССР и ЦК Компартии республики. Строители трудились несколько суток, не уходя домой. В бункере предполагалось сосредоточить центр обороны города, сделать его из материалов особой прочности, оснастить новейшими средствами связи. 24 июня бункер еще готов не был, но туда уже приехали первый секретарь ЦК КП(б)Б Пантелеймон Пономаренко, командующий Особым Белорусским Военным округом генерал Дмитрий Павлов и нарком НКВД БССР Лаврентий Цанава. После долгого совещания и начала новой бомбардировки Минска немецкой авиацией, присутствовавшие вышли из убежища и отдали распоряжение о собственной негласной эвакуации, приказав помощникам вывезти их семьи с пригородных дач в сторону Могилева. На вопросы строителей, инженеров и техников, обслуживающего персонала, как им поступить и что делать, ответа дано не было[6].
Наши респонденты, как и остальные минчане, оказались предоставленными самим себе. Приказа об эвакуации не было, многие опасались покинуть рабочие места, чтобы не быть обвиненными в паникерстве, трусости и дезертирстве, что сурово каралось по законам военного времени. Некому было предупредить о смертельной опасности "окончательного решения", подготовленного нацистами. По самым разным причинам они не отправились в эвакуацию. Одни ожидали указаний партийных комитетов и районных Советов, военного коменданта города. Вторые верили, что все образуется, враг будет разбит и отброшен на "чужую территорию", третьи просто не имели возможности оставить горевший Минск из-за своей болезни или опасаясь за будущее близких.
Другая часть респондентов сделала эту попытку слишком поздно, попала в окружение и вынуждена была возвратиться. У Марии Карантаер на руках был ребенок семи лет с воспалением легких. До 25 июня 1941 г. она надеялась на улучшение его самочувствия и, не дождавшись, отправилась в путь пешком, но успела добраться только до Осиповичей[7]. Давид Кисель покинул Минск с группой рабочих радиозавода только после того, как убедился, что приказ об эвакуации давать было уже некому. Их остановил немецкий десант в районе станции Колядичи Белорусской железной дороги[8]. Эсфирь Кривошеина бежала под бомбами с тремя детьми, один из которых был грудным. Они сумели достичь м. Бобр Крупского района, где прятались два месяца у родственников мужа, а потом вернулись в Минск[9]. Анна Сагальчик бежала с родителями, будучи на девятом месяце беременности. Не доходя 4 км до Червеня (Игумен), в лесу, в ночь с 7 на 8 июля 1941 г. у нее начались роды. Проведя две недели в крестьянской избе, она с младенцем вернулась в город[10]. Любовь Безносова спасалась с двумя детьми и слепой старухой-матерью семидесяти лет. Пройдя 50 км по Могилевско- му шоссе, они 2 июля 1941 г. повернули назад[11].
Надежда Шуссер работала мастером швейной фабрики "КИМ" до исхода 24 июня 1941 г., принимала участие в тушении немецких зажигательных бомб на крыше предприятия. Только 25 июня руководство фабрики объявило, что производство закрыто и персонал свободен. После этого с группой подруг она скрывалась по
окрестным лесам в поисках выхода из окружения. Выбившись из сил и убедившись, что до линии фронта дойти нельзя, повернула в Минск[12]. Рахель Гроднер 23 июня получила телеграмму от сестры Сары, студентки географического факультета Белгосу- ниверситета о том, что она возвращается в Минск с практики на Кавказе. Без нее семья Гроднер отказывалась эвакуироваться. Однако Сара приехала только 27 июня, а 28-го в Минск вошли нацисты[13]. Ревекка Екельчик 24 июня перенесла операцию на печени и лежала в больнице до утра 28 июня. Только убедившись, что медицинский персонал покинул больницу и она осталась одна, ушла из города. Свое временное пристанище она нашла в колхозе им. Кирова Минского района, где пряталась до 15 июля. С приходом немцев, не желая подвергать опасности своих хозяев, она вернулась[14].
Таким образом, респонденты в числе других десятков тысяч минчан пытались покинуть город в последних числах июня 1941 г. С собой брали только самое необходимое: ограниченный запас продуктов, деньги (обычно очень скромные сбережения), лекарства, смену белья и одежды, документы. Самым важным считался билет члена ВКП(б). Он олицетворял доверие государства, помогал выделиться и получить продвижение. Для еврея членство в партии означало равные права с белорусами и русскими. В довоенной Белоруссии евреи составляли приблизительно 25 % городского населения[15] и были заняты во всех сферах экономики, культуры, просвещения, искусства и науки, активно участвовали в работе партийных, советских, профсоюзных и общественных организаций. Высокая доля их членства в республиканской партийной организации была закономерной (20 % к январю 1941 г.)[16].
На оккупированной территории партийный билет стал смертельно опасным. В первую очередь расправлялись с коммунистами, комиссарами, партийными работниками и советскими активистами. Иметь при себе подтверждающие документы означало подвергаться большому риску. Респонденты начали от них избавляться: прятали, закапывали, передавали на хранение, но в большинстве случаев - уничтожали. Любовь Безносова, Ривка Екельчик, Давид Кисель, Эсфирь Кривошеина и Любовь Черлова закопали партийные документы в сельской местности, где нашли временное убежище. Анна Сагальчик спрятала билет члена ВКП(б) в стропилах перекрытия на чердаке дома в Червене, где ее укрыли после родов в июле 1941 г. Впоследствии этот дом сгорел. Красноармеец Матвей Дордик был ранен в декабре 1941 г. под Вязьмой и утратил членский билет в госпитале. Григорий Добин - сжег, когда пробивался из окружения в Западной Белоруссии. Надежда Шуссер, Гилер Штейман и Лея Гоз расстались с партбилетами в гетто, а Мария Заяц - спрятала на старой квартире в Минске. Исключительными были случаи, когда коммунисты не побоялись хранить партбилеты в оккупированном Минске, в гетто, в партизанском отряде в течение всей войны и передавали их в партийные инстанции после освобождения республики. Так поступили Зиновий Смольский и Рахель Гроднер. Последняя сумела уберечь не только свой партбилет, но и партийные, комсомольские документы брата и сестры[17].
В соответствии с приказом немецкого полевого коменданта Минска от 20 июля 1941 г. нацисты объявили о создании еврейского жилого района - гетто[18]. В течение пяти дней все еврейское население города обязано было переселиться в районы улиц Революционная, Республиканская, Островского, Интернациональная, Колхозная, Заславская, Немига, Коллекторная, Перекопская, Обувная, Шорная, а также переулков Колхозного, Мебельного и 2-го Опанского. Неевреи должны были немедленно покинуть эту территорию. Для внутреннего общежития и исполнения немецких приказов создавался юденрат или "жыдоуская рада" (еврейский совет). Комендант обязал евреев сдать 30 тыс. червонцев контрибуции в городскую управу и приказал взять заложников.
Гетто опоясали пятью рядами колючей проволоки, установили сторожевые вышки и круглосуточное наблюдение. Через определенные интервалы времени вдоль ограды следовали патрули жандармов и полиции. По тем, кто рисковал подойти к проволоке для обмена личных вещей на продукты, стреляли без предупреждения. В гетто Минска согнали евреев из близлежащих местечек и сел. Юденрат распределял жилую площадь из расчета полтора квадратных метра на человека, не считая детей. Скученность достигла невероятных размеров[19].
К 75 тыс. минчан добавились 25 тыс. евреев-беженцев из районов Западной Белоруссии и Польши. С ноября 1941 г. по октябрь 1942 г. в Минск депортировали евреев из Германии, Австрии, Франции, протекторатов Богемия, Моравия и ряда других стран - 55 тыс. человек[20]. Гетто пугало своим внешним видом: дома были разрушены, деревянные заборы сломаны, пни выкорчеваны - все пошло на дрова. Люди были бледными и дрожали от холода. Грязный истоптанный снег лежал на улицах. Старые деревянные постройки выглядели разобщенными и чужими словно соседи после долгого ожесточенного спора. Окна выбиты, а проемы закрывало грязное тряпье или потрескавшиеся листы фанеры. Облик жильцов соответствовал виду жилищ. Казалось, "жизнь угасла в этих влачивших жалкое существование одетых в лохмотья и опухших от голода людях.[21]
В Минске был установлен комендантский час с 22.00 до 5.00 утра, а в других городах республики - с 21.00, в сельской местности - до 4.00. Все старше 14 лет обязаны были иметь при себе удостоверение личности (аусвайс). Владельцы домов и квартир должны были вывешивать списки с точным указанием проживающих жильцов[22]. Давать приют, пускать на ночлег неизвестных запрещалось под угрозой смерти[23]. Приказ Кубэ обязывал всякого немедленно сообщать властям о появлении подозрительных лиц. За сотрудничество предлагалось денежное вознаграждение, водка, папиросы и махорка. Крестьянам, отличившимся в борьбе с партизанами, выделялись единоличные хозяйства.
Для того, чтобы поддержать себя и родных, узники вынуждены были работать. Трудоустройство было возложено на биржу труда юденрата на Юбилейной площади. Каждый устраивался, как умел. Анна Сагальчик трудилась в пекарне гетто с 30 августа 1941 г. по 6 июня 1943 г., Лиза Рысь - в инфекционной больнице гетто (1 августа 1941 - 20 сентября 1943), Яков Марголин - сначала чернорабочим, а потом токарем на автомобильном заводе (15 июля 1941 - 10 мая 1943), Роза Липская - в армейских оружейных мастерских (16 июля 1942 - 12 июня 1943), Эсфирь Кривошеина - разнорабочей (6 сентября 1941 - 22 сентября 1943), Гилер Штейман - в охране гетто (29 июля 1941 - 21 октября 1943), Рахель Гроднер - разнорабочей на складе готовой продукции обозноремонтных мастерских (25 июля 1941 - 19 октября 1943), Ривка Екельчик, Мария Заяц, Давид Кисель, Роза Левина, Софья Диснер и Фрида Гурвич не имели постоянного места работы.
Минское гетто пережило целый ряд массовых погромов и было окончательно уничтожено 21 октября 1943 г. Относительно долгий, более чем двухлетний срок его существования объясняется несколькими причинами. Прежде всего, необходимостью в рабочей силе для обслуживания тыла группы армий "Центр". Нацисты ликвидировали гетто поэтапно. Вильгельм Кубэ от 31 июля 1942 г. в рапорте на имя рейхскомиссара "Остланд" гауляйтера Генриха Лозе докладывал: "В Минске сохранится и в будущем наибольшее средоточение евреев ввиду скопления в этом районе большого количества военных предприятий и важной роли железнодорожного транспорта... Естественно, я и СД желали бы, чтобы еврейство в генеральном округе Белоруссия было окончательно устранено после того, как его труд более не будет необходим вермахту - главному потребителю труда евреев"[24].
Узники гетто страдали не только от тяжелых условий труда, антисанитарии, отсутствия налаженного быта, медицинской помощи, побоев, недоедания и издевательств. Нацисты широко использовали антисемитизм, как средство постоянного подавления. Евреев обвиняли во всех преступлениях советской власти и Сталина. Массовыми тиражами распространялись листовки, прокламации, плакаты и буклеты откровенно антисемитского содержания. Одна из листовок 1942 г. была озаглавлена: "Кто ваши поработители?" Верхняя часть была составлена из пяти тезисов, изложенных в вопросительной форме: повинны ли "жиды и их приспешники коммунисты" в том, что земля Белоруссии была залита потоками слез и крови? Что с белорусов снята последняя рубаха? Что их лишили хлеба, на них доносили и раскулачивали? Гноили в сталинских лагерях и тюрьмах, мучили в застенках НКВД? В нижней части листовки давался безусловно утвердительный ответ, озаглавленный словами: "Не забывайте никогда!" Нацисты предлагали белорусам всегда помнить о том, что "жиды" являлись их злейшими врагами, а пропаганда идей коммунизма - только средство для достижения еврейского мирового господства[25].
После революции 1917 г. еврейство Белоруссии оказалось активным в силу своего наиболее дискриминируемого положения в прошлом. С момента создания Компартии республики евреи играли в ней очень заметную роль. На 1 января 1941 г. КП(б)Б насчитывала в своих рядах 72 177 члена, из которых белорусы составляли 39 573, русские - 12 606, а евреи - 15 572. Всего в партии насчитывалось 52 национальности[26]. Поэтому, утверждение нацистов о том, что Советский Союз, включая БССР, были "царством жидов", что сам Сталин был "жидовским холопом", что "жиды и коммунисты" широко эксплуатировали всех трудящихся СССР, а сами вели привольную жизнь, были голословными. Компартия Белоруссии, включая ее еврейских членов, стала жертвой предвоенных чисток, численность ее рядов сократилась в 1937-1941 гг. на 40 %[27].
Узники гетто в Минске, несмотря на жестокий террор, постоянную слежку, развитую систему доносительства, продолжали бороться. Активную работу в подполье вели Надя Шуссер, Роза Липская, Лена Майзельс, Нина Лис, Эмма Родова, Майер Фельдман и др. С борцами сопротивления в гетто поддерживал связь секретарь первого подпольного состава Минского городского комитета партии Исай (Исаак) Казинец. Надя Шуссер уже в сентябре 1941 г. организовала в гетто подпольную группу из 20 чел., в которую входили Сима Тейшова, Нина Умань, Роза Гоф- штейн, Хаим Лифшиц, врачи Сироткина, Соскина, Гурвич и др. В декабре 1941 г. Шуссер создала еще одну группу из 15 чел. для диверсионной работы на заводе "Большевик". Подпольщики доставали для партизан не только теплые вещи, продукты и соль, медикаменты, типографский шрифт, но и отбирали кандидатов для переброски в лес. Шуссер поддерживала связь с Михаилом Гебелевым и Гиршем Смоляром. Покинув гетто в июне 1943 г., Нина прибыла в отряд № 106 Шолома Зорина, где возглавила первичную партийную организацию[28].
Любовь Черлова бежала из гетто в мае 1942 г., работала уборщицей в немецком лазарете на станции Колодищи, где стала связной партизанского отряда "Знамя", а с июня 1943 г. - бойцом отряда в составе бригады "Разгром"[29]. Гилер Штейман был зачислен охранником в полицию гетто от юденрата. Используя свое служебное положение, он предупреждал о готовящихся облавах, помогал переправлять узников к партизанам. В октябре 1942 г., когда оставаться в гетто стало опасным, Гилер стал бойцом отряда им. Жукова бригады "Штурмовая", где воевал до прихода Красной Армии. В его партизанской характеристике сказано: "Не терял бодрости духа, не знал паникерства и ободрял товарищей в наиболее тяжелые времена борьбы с немцами"[30]. Ривка Екельчик бежала из гетто в январе 1943 г. и стала партизанским поваром отряда им. Суворова бригады Фрунзе. С мая по ноябрь 1944 г. она воевала на Украине в соединении генерала Ковпака[31]. Фриду Гурвич приняли в отряд "Мститель", где она пробыла с марта 1942 г. до января 1943 г., когда вместе с группой раненых и больных ее эвакуировали в Чкаловскую область на самолете[32].
Мария Карантаер участвовала в подполье гетто до апреля 1943 года, входила в "десятку" Матвея Пруслина и выполняла поручения Михаила Гебелева. Доставая одежду и обувь для военнопленных красноармейцев, она снабжала их фальшивыми справками на мнимо умерших людей, обеспечивала отправку в лес, переписывала листовки, хранила и распространяла партизанские газеты и советскую литературу[33]. Давид Кисель находился в гетто до ноября 1942 г., потом бежал в лес и воевал в отрядах им. Лазо и им. Дзержинского. С октября 1943 г. по июль 1944 г. он был политруком партизанского отряда им. Жданова бригады им. Дзержинского. Давид вместе с товарищами из своего отряда организовал крушение немецкого эшелона - шесть вагонов с военной техникой и живой силой противника, привел в негодность железнодорожное полотно протяженностью 38 км. Его группа устраивала засады на шоссейных дорогах, выслеживала немецких окруженцев в окрестностях Минска летом 1944 г., взяла в плен 39 немецких солдат и офицеров, убила 20 чел. За умелое руководство и храбрость Киселю было присвоено звание лейтенанта Советской Армии[34].
Драматически сложилась судьба у Эсфирь Кривошеиной. 22 сентября 1941 г. с грудным ребенком на руках она пришла в гетто. Двое старших дочерей остались с мужем (русским) в Минске. В мае 1942 г. супруг Эсфири был арестован за связь с партизанами и казнен, младшая дочь попала в детский дом, где погибла, а старшая - пришла в гетто к матери. Кривошеина участвовала в работе "десятки" Шуссер и в сентябре 1943 г. была переправлена в отряд № 106[35]. Рахель Гроднер работала на складе готовой продукции немецких обозноремонтных мастерских. В бригаду им. Кирова ею было переправлено 14 новых форменных френчей, 17 брюк, 8 свитеров, 8 пар нижнего мужского белья, 7 пар шерстяных носков, гражданский шерстяной костюм, две пары ботинок, два прорезиненных плаща, три литра спирта, 800 порошков сахарина, типографский шрифт, питание для радиоприемника и т.д. Все это переправлялось со склада разными путями, включая помощь белоруса-возчика, обеспечивавшего военную базу водой[36].
Роза Липская находилась в гетто до лета 1943 г. и содержала конспиративные квартиры, через врачей больницы гетто доставала медикаменты. Врачам из гетто разрешалось закупать медицинские средства и лекарства в аптеках "русских" районов Минска. Искусственно завышая потребности в медицинских препаратах, подпольщики часть запасов направляли в лес[37]. Группа Липской оставалась одной из последних в гетто. Узников еще начитывалось от 10 тыс. до 15 тыс. чел., все чувствовали приближение окончательной акции. На квартире Арона Фитерсона устроили "малину", где собирали оружие. Члены группы Розы - Циля Ботвинник, Катя Цирлина и другие ходили на работу в мастерскую по сборке оружия, которая была устроена немцами в бывшем гараже СНК БССР. Изготовив ведра с двойным дном, женщины прятали в них затворы и магазинные коробки к винтовкам. Отдельные детали выносили на себе, прятали в резиновых сапогах, в белье, под грудь. Накануне ухода группа Липской имела 12 готовых винтовок, 8 наганов, 55 затворов, магазинные коробки и пр. Партизаны зачислили Розу в отряд № 106 в Ивенецком районе Барановичской области. До июля 1944 г. она отвечала за сапожную мастерскую - пригодилась довоенная специальность[38].
Иногда возникали парадоксальные ситуации. Анна Мачиз до войны работала следователем Прокуратуры республики. В гетто она встретила своего бывшего подследственного Зиновия Серебрянского, проходившего по делу о растрате государственных средств. Серебрянский освободился после отбытия срока заключения 17 июня 1941 г. В гетто он командовал еврейской полицией. По малейшему поводу переходил на крик и размахивал плеткой. В тот же день Мачиз увидел кассир Монусов, тоже судимый за растрату. Его Анна опасалась меньше Зиновия, т.к. он был простым узником. Вскоре пришла бывшая студентка Минского юридического института, проходившая практику у Мачиз. Она сообщила, что Серебрянский считает себя "советским человеком" и, если возникнет нужда, готов помочь. Зиновий установил связь с подпольем, помогал партизанам, передавал одежду, медикаменты, подсказывал начало акций уничтожения. Кассир Монусов, наоборот, повсюду искал Мачиз и донес в СД. Каждую ночь Анна проводила на новом месте, пока Монусов не попал в очередную облаву и погиб.
В гетто было несколько радиоприемников. Первый украл Абрам Туник, устроившийся рабочим на склад радиоаппаратуры в помещении Театра оперы и балета. Он вынес его под видом щепок для печки и пронес в гетто. Аппарат спрятали на чердаке в доме Бориса Фунта, а потом у Хонона Гусинова. Скульптор Бразер достал батареи и наушники. Приемник заработал, сводки Совинформбюро записывал Нотке Вайнгауз. Пишущую машинку для размножения листовок украл в жандармерии Абрам Квятковский при помощи кочегара из военнопленных. Москву слушали в группе Бориса Хаймовича, еще один аппарат прятали в доме Надежды Рудицер на ул. Ратомская. Его вместе с пишущей машинкой установили на чердаке дома Якова Песина на Подзамковой улице. Дома там стояли впритык. На чердак Песина можно было попасть, только минуя три соседних чердака, отгороженных один от другого. В гетто и за его пределами сводки Совинформбюро распространяла Дина Бей- ненсон. Она пролезала под проволокой, снимала желтые латы и уходила в город. Несколько тайников было оборудовано в сарае дома Евеля Рольбина. В самый большой вел ход через кафельную печь-голландку. Там хранили приемник. Сын Рольбина Михаил (16 лет) перепечатывал сообщения на машинке, украденной Ароном Фитерсоном в юденрате Минска[39].
Группа Елены Майзельс и Наума Фельдмана занялась устройством нелегальной типографии. В ее состав входили бывшие печатники типографии им. Сталина, самого крупного до войны полиграфического предприятия Белоруссии. Это были технический директор Михаил Чипчин, начальник литографического цеха Окунь, наборщики Опенгейм, братья Капланы, Прессман и др. Нацисты использовали их по специальности в своей типографии "Прорыв". В начале сентября 1941 г. Фельдман встретился с военнопленным Андреем Ивановым и Глафирой Сусловой. Шрифт стали выносить Иванов и трое его друзей-пленных. Они спускались в подвал типографии и набивали карманы пакетиками с шрифтом. После окончания рабочего дня проносили в гетто вместе с колонной евреев. Шрифт прятали у Сусловой в сарае для торфа. Связные из гетто забирали шрифт - Миша Ароцкер, Марк Бразер, Давид Герциг. Иногда шрифт прятали на татарских огородах. Доставку облегчало расположение типографии "Прорыв". Прямо за ней протекала Свислочь, рядом был мост, начинались огороды, в конце которых было гетто. В разобранном виде вынесли части печатного станка и наборную кассу, и подпольная типография заработала. Она находилась по ул. Немига в подвале дома № 8, наладили выпуск периодического листка "Вестник Родины". Маленького формата, он вмещал в себя сообщения с фронтов, обращение партизан к населению Минска. Удалось набрать и сверстать отдельной брошюрой доклад Сталина о 24-й годовщине Октябрьской революции. Листовки расклеивались по всему городу, их читали в гетто, они свидетельствовали о продолжении борьбы.
Серьезную проблему представляла еврейская полиция, которая сотрудничала с гестапо. Наиболее активными были Мирра Маркман, Элина Гинзбург, Йоха, заведующий биржей труда юденрата уроженец Лодзи Эпштейн и др. Командовал "оперативниками" Розенблат, вор и сутенер из Варшавы. Один из руководителей еврейской полиции в гетто Берковский делал "бизнес" на смерти узников. За вознаграждение он вычеркивал из списков, подготовленных для уничтожения. Некоторые выступали в роли провокаторов. Соня К. была сначала проводником к партизанам, но попала в гестапо и была завербована, выдавала людей.
Хася Фридлянд получила задание ее обезвредить, вошла в доверие и познакомила с "женихом", пыталась отравить. Когда не вышло, ее напоили спиртным, застрелили и бросили в колодец канализации. Маркман и Йоху партизаны заманили в лес и казнили, Розенблата расстреляли в гестапо. Эпштейн исчез.
Подполье несло большие потери. При передаче листовок вне гетто был схвачен Фунт, расстреляли Гусинова. В юденрате были разоблачены и арестованы Илья Мушкин и Зиновий Серебрянский. Еврейские полицейские взяли на Замковой улице Зяму Окуня, которого передали гестапо. Был арестован Давцд Герциг, погиб Нонка Маркевич, в квартире которого по Зеленому переулку обнаружили склад патронов и радиоприемник. Гришу Кап- лана задержали при переходе через проволоку. С арестом Эммы Родовой связь между многими подпольными ячейками ("десятками") прекратилась - Эмма была связующим звеном. Арестовали руководителя "десятки" Евеля Рольбина. Работник с мыловарни носил ему мыло, которое дочь Лена продавала на рынке, на вырученные деньги покупали теплую одежду, лекарства. Все шло хорошо до тех пор, пока рабочему с мыловарни не взялся помогать Янкель, оказавшийся провокатором. Евеля и его сына Мишу начали избивать. Ударом приклада Евелю разбили голову, потом натравили овчарок. Когда Миша побежал, его застрелили. Воспользовавшись суматохой, жена и дочь Рольбина выскочили через пролом в заборе и скрылись. Рольбина повесили в августе 1942 г. на площади Комаровского рынка. На груди висела табличка: "Повешен за связь с партизанами". Янкеля подпольщики приговорили к смерти и уничтожили[40].
Михаила Гебелева задержали в июле 1942 г., когда он готовил уход к партизанам нескольких десятков военнопленных. Случилось это у проволочного заграждения. Михаил успел спрятать "еврейский" пиджак с латами и пропуском на имя Русинова. В тюрьму его отвели как русского, но тайник обнаружили. В гетто объявили вознаграждение тому, кто укажет на "Русинова". Никто не заявил. Гебелев прислал из тюрьмы записку своему товарищу Николаю Шугаеву, секретарю подпольного комитета Советского района Минска. Он просил с помощью знакомого полицейского принять меры к освобождению. Михаилу готовили побег, предложили охране большие деньги, но ничего не вышло.
На пути в партизанские отряды необходимо было преодолеть многие трудности. Специфическая внешность и речь, отсутствие документов, незнание сельской местности - выдавало беглецов. Некоторые евреи, уцелев во время акции, выбирались из братской могилы и приходили в гетто, понимая всю абсурдность такого шага. Наиболее успешными были организованные побеги, связанные с прибытием проводника. Однако и это не было гарантией. Часть партизан отказывались принимать евреев или выражали к ним недоверие. Абрам Розин в 1943 г. попал в партизанский отряд, действовавший в районе Ружанской пущи. Командир Матевосян встретил его недружелюбно. На общем построении он заявил, что скоро война закончится, а из Минска прибежал еврей, чтобы "успеть занять место в пивном ларьке"[41]. Давида Карпилова, который до войны был редактором газеты Звязда, по свидетельству Исаака Фельдмана, партизаны расстреляли как лазутчика из Минска[42]. Отказали в приеме Марии Наумовне Заяц и неизвестно, как сложилась бы ее судьба, если бы бойцы из еврейского отряда Шолома Зорина не подобрали женщину в лесу[43]. Ревекка Екельчик воевала в отряде им. Суворова под именем Анны Быковой[44], Роза Левина - как Ольга Ковнацкая, а Гилер Менделевич Штейман стал Ильей Максимовичем[45].
Итак, респонденты, находясь в гетто, не чувствовали себя обреченными. Они не были участниками "громких" диверсий с десятками и сотнями жертв среди оккупантов. Их вклад в общую победу складывался из мелочей: сбор одежды, медикаментов, продуктов питания, распространение пропагандистской литературы, помощь военнопленным и вывод в лес тех, кто мог продолжать борьбу, сбор разведывательной информации и т.д. Однако, за каждую такую "мелочь" они заплатили бы жизнью, как те их товарищи, которые были выслежены полицией, попали в засаду при выходе из гетто, пойманы с поличным на явочных квартирах, погибли в облавах и во время массовых акций.
Все, о ком шла речь, не были функционерами, оставленными для создания групп сопротивления, проведения саботажа и диверсий. Их к этому не обязывали, они не проходили курс обучения в специальных школах и искусству подполья учились на собственных ошибках. Их не страховали товарищи, их не ждали награды за выполненное задание. Большинство действовало, не надеясь уцелеть. Что руководило ими, не позволило смириться, рисковать жизнью? Скорее всего, потребность сопротивления явилась внутренним мотивом, который позволял выстоять в тех обстоятельствах, не сойти с ума, не утратить интереса к жизни, от чего погибли очень многие.
После освобождения Белоруссии в июле 1944 г. респонденты обратились в комитеты КП(б)Б Сталинского, Ворошиловского, Кагановичского районов Минска с просьбой восстановить их в партии и выдать новые документы. Они были уверены, что, несмотря на утрату своих партийных билетов, заслужили это право своей борьбой с нацистами. По каждому было назначено специальное расследование, которое длилось от нескольких месяцев до одного года. Изучались все детали их биографии за годы войны, обстоятельства нахождения в гетто и партизанских отрядах, проверяли соответствуют ли действительности собранные ими документы. Итоги работы комиссий заслушивались на заседаниях бюро районных и Минского городского комитета КП(б)Б в присутствии заявителей. Из 20 респондентов 16 чел. восстановили в партии, а четверым было отказано за "пассивность в борьбе с врагом" - Безносовой, Марголину, Гоз и Заяц. Однако после поданных апелляций Минский областной комитет КП(б)Б отменил решения в отношении М. Заяц и Л. Гоз, обязав Сталинский и Кагановичский райкомы партии оформить им выдачу членских билетов[46].
Годы оккупации прежде всего отразились на евреях. К январю 1945 г. количество евреев в Компартии Белоруссии уменьшилось до 2 702 чел. (15 572 чел. в январе 1941 г.) в 5,7 раза, что составляло только 9,1 % всей республиканской партийной организации вместо 21,5 % в 1941 г.[47]. Идеологические кампании 1946-1949 гг. и 1952-1953 гг. не только помешали по достоинству оценить вклад евреев в достижение победы над нацизмом, но и способствовали формированию негативного облика евреев в годы второй мировой войны. Евреям-ветеранам партизанского движения отвечали, что они являлись только интегральной частью белорусского сопротивления, и поэтому нет смысла отдельно говорить об их роли в борьбе с фашизмом[48]. Тем, кто настаивал, давали понять, что "выпячивание" еврейской темы есть проявление национальной ограниченности и смыкается с сионизмом. Раскрытие темы участия евреев в антифашистском движении Белоруссии откроет новую страницу в истории Сопротивления восточноевропейского еврейства.
Приложение
Руководители подпольных групп, действовавших в Минском гетто в 1941-1943 гг.
Наименование группы
Руководитель
1-я десятка
2-я десятка
3-я десятка
4-я десятка
5-я десятка
6-я десятка
7-я десятка
8-я десятка
9-я десятка
10-я десятка
11-я десятка
12-я десятка
13. Группа по выводу узников к партизанам
14. Группа по выводу узников к партизанам
15. Группа в юденрате
16. Группа по связи с "русским" районом
17. Группа медиков
18. Группа по сбору одежды
19. Группа в мастерских гаража СНК БССР
20. Группа по организации мастерских в гетто
21. Группа по сбору одежды и медикаментов
22. Группа по связи с партизанами
Григорий Давидович Смоляр, Михаил Лейбович Гебелев, Матвей Менделевич Пруслин, Роза Эфроимовна Липская, Наум Львович Фельдман, Этта Пейсаховна Майзельс, Залман Мирович Окунь, Михаил Миркин, Лев Гуревич (Гурвич), Михаил Каган, Ханан Гусинов, Наум Бурстин, Абрам Шляхтович, Авель Моисеевич Рольбин,
Борис Файфелевич Хаймович,
Вульф Соломонович Лосик, Илья Мушкин,
Хася Менделевная Пруслина, Лев Яковлевич Кулик, Сарра Хацкелевна Левина,
Циля Яковлевна Ботвинник,
Иосиф Миндель,
Эмма Родова,
Давид Герциг ("Женька").
Из книги "Минское подполье" (Минск, 1995), с. 213-214.
Количество жертв среди мирного населения и военнопленных в г. Минске и его окрестностях в 1941-1944 гг. по данным Чрезвычайной государственной комиссии СССР.
наименование
место
количество
количество
объекта
расположения
могил
жертв
лагерь в/пленных
д. Масюковщина
197
80 ООО
общий лагерь
д. Петрашевичи
8
25 ООО
район д. Уручье
11 км от Минска, шоссе Минск-Москва
10
30 ООО
еврейское кладбище
Минск
4
5 670
Урочище Црозды"
4 км от Минска
1
10 000
Большой
11-й км Могилев ского
34
150 000
Тростенец
шоссе
Мал. Тростенец
Там же
сожжены
6 500
Мал. Тростенец
Там же
сожжены
50 000
"Кальвария" (кладбище)
Минск
—
5 000
Парк Челюскинцев
Минск
—
10 000
2. Семейные лагеря и отряды
Участие евреев в антифашистском движении остается одной из наименее известных сторон истории второй мировой войны. Ее изучение помогает развенчать миф о покорности евреев перед лицом своей гибели. Положение евреев в партизанском движении было особым. Большинство из них пережили гетто, бежали из немецких лагерей уничтожения, во время принудительных работ. Многие принимали активное участие в работе подполья[49].
Главной задачей семейных отрядов в лесах было не только сопротивление, но и спасение евреев. Они создавались чаще всего рядом с партизанскими центрами, поддерживали и собирали тех, кто бежал от нацистов и не был способен к вооруженной борьбе: женщины, старики и дети. Партизаны и жители семейных лагерей постоянно находились в условиях осады и частых облав со стороны немцев, привлекавших для этой цели большие силы армии и полиции. Трудней было устоять против внутреннего нажима со стороны части белорусских партизан, утверждавших, что нужно ликвидировать семейный лагерь, т.к. люди, не принимавшие непосредственного участия в борьбе, затрудняли ее. Многие семейные лагеря несли в течение долгих месяцев войны большие потери и были в конце концов уничтожены карателями. Другая их часть смогла продержаться и выжить. Большинство семейных лагерей поддерживало тесный контакт с советскими партизанами, пользовалось их помощью. Евреи участвовали в материальном и техническом обеспечении партизан, несли боевое охранение, выходили на оперативные задания, помогали поддерживать связь с подпольем, участвовали в боях с нацистами и полицией.
Идея создания семейных лагерей для евреев принадлежала Анатолию (Тувья) Вельскому, который совместно со своими братьями Александром и Сигизмундом организовали побеги узников из целого ряда гетто Западной Белоруссии в Налибокскую пущу, простиравшуюся на три тысячи квадратных километров на правом берегу реки Неман. Жители окрестных еврейских местечек прекрасно ориентировались на местности, поддерживали связи с местным белорусским населением и часто пользовались его сочувствием и поддержкой. Через некоторое время отряд разросся до 250 чел., затем до 700, а к лету 1944 г. - 1 230 чел. Свыше 70 % в нем составляли женщины, старики и дети, обреченные на оккупированной территории[50]. Боеспособные мужчины в лагере были вооружены и несли его охрану, участвовали в боевых операциях. Остальные - оказывали посильную хозяйственную помощь соседним партизанским группам. В лагере Вельского были устроены мастерские, в которых трудились не менее 200 сапожников, портных, столяров, кожевенников, оружейников и др. Был открыт госпиталь, зубоврачебный кабинет, на лажена санитарная служба, а для детей работала начальная школа. Специальные бригады обеспечивали партизан продуктами питания - картофелем, зерном, мясом, овощами, грибами и ягодами. В пуще была построена мельница, пекарня, мыловарня, прачечная, засеяны 8 гектаров пшеницы и ячменя. На базе семейного отряда Вельского были сформированы боевые отряды им. Калинина и им. Орджоникидзе в составе бригады им. Кирова. Евреи-партизаны успешно участвовали в боевых операциях. В 1942-1944 гг. пустили под откос б эшелонов противника, взорвали 19 мостов, сожгли лесопильный завод и 8 немецких государственных имений, взорвали 800 м железнодорожного полотна, убили 261 полицейского, власовца и нациста; предотвратили отправку на принудительные работы в Германию свыше тысячи мирных жителей[51].
Другой крупный семейный лагерь возник в 30 км от Минска. Его организовал Шолом Зорин. К апрелю 1943 г. Зорин воевал командиром конного взвода отряда им. Буденного партизанского соединения им. Сталина. Он убедил командование организовать еврейский семейный лагерь. Зорину были приданы 18 партизан, которые начали разыскивать бежавших из гетто, укрывавшихся в сельской местности или скитавшихся по лесам. К концу мая 1943 г. под его опекой находились 110 евреев, 25 из которых были вооружены. Вскоре семейный лагерь был переведен из лесов Дзержинского района Минской области в Налибокскую пущу (Ивенецкий и Новогрудский районы Барановичской области). Отряд получил порядковый номер 106 Ивенецкого партизанского соединения. Командовали им командир Шолом Зорин, комиссар Хаим Фейгельсон и начальник штаба Анатолий Верт- гейм. К июлю 1943 г. зоринцы насчитывали 45 чел. боевой роты и 270 женщин, стариков и детей, а через год, в июле 1944 г. - 137 и 421 чел., соответственно. Они участвовали в боях с противником, выходили на "хозяйственные операции" по обеспечению партизан продовольствием. 6 июля 1944 г. отряд принял бой с немцами, пытавшимися выйти из окружения после освобождения Минска. В этом бою погибло шесть партизан и три было ранено, в том числе тяжело - Шолом Зорин, которому врачи были вынуждены ампутировать ногу[52].
Летом и осенью 1942 г. нацисты приступили к ликвидации гетто Западной Белоруссии. Были истреблены евреи Мира, Клецка, Ляховичей, Несвижа, Коссово и многих других мест. Некоторое время продолжало еще существовать гетто в Столбцах, где немногих оставшихся евреев немцы заверяли, что не тронут их, т.к. нуждаются в их услугах как рабочей силы. В Новом Свержене, в трех километрах от Столбцов находился трудовой лагерь: "Арбайтслягер дер Люфтганзкомандо Бреслау, Краков, Москау", где делали шпалы для железной дороги. В нем работало 308 евреев, собранных из окрестных местечек. Лагерь был огражден забором и обтянут колючей проволокой, охрана состояла из 20 жандармов и полицейских. Многие понимали, что конец предрешен и нужно уходить. В Краснослободском районе Полесья действовал партизанский отряд им. Жукова под командованием Льва Гильчика бригады им. Молотова, в котором воевало много евреев. Несколько евреев, бежавших из Нового Сверженя, обратились к командованию бригады с просьбой принять в отряд заключенных из трудового лагеря, но им разрешили привести только боеспособных молодых мужчин. Однако Лев Гильчик обещал поддержку в случае, если вместе с мужчинами приведут женщин и детей. Гершл Посесорский вместе с партизанами из отряда Жукова (3 еврея и 1 белорус) отправились в Новый Свержень. По дороге они разоружили двух полицейских, забрав их винтовки и патроны. На место они прибыли 29 января 1943 г., передали инструкции подпольщикам, которые служили в полиции и с их помощью прошли на лесопильный завод, где работали заключенные-евреи и вместе с ними вернулись в расположение трудового лагеря. Ночью несколько сотен заключенных бежали в разных направлених. Охрана открыла огонь, но более 140 евреев сумели уйти. За трое суток они прошли марш в 100 км и прибыли в отряд им. Жукова. Еврейский семейный лагерь был образован в составе бригады Молотова, а боеспособные его члены составили отдельную Третью роту отряда. К этому времени каратели начали блокаду партизанского края. Воспользовавшись тем, что болота и реки замерзли, они окружили расположение бригады Молотова. Партизаны с боями вырывались из кольца, окрестные деревни были сожжены, начался голод и тиф. Стали искать виновных обрушившихся неудач. На евреев из Нового Сверженя посыпались обвинения в том, что они привели с собой невооруженных людей и женщин, что семейный лагерь ставит под угрозу жизнь бригады. Евреев называли дармоедами, трусами и паразитами. Для того, чтобы избежать изгнания из отряда, что означало неминуемую гибель, десять человек из Третьей роты двинулись в Копыльский район в поисках оружия. В это время из семейного лагеря стали исчезать группы евреев по 6-8 чел., которых отправляли на "задание", откуда они не возвращались. Трагический случай произошел с Гершлом Посесорским. Командир отряда Ананченко вызвал его в свою землянку и предложил сдать немецкий парабеллум, а за отказ подчиниться - застрелил Гершла. Это произошло 27 марта 1943 г. Потрясенные этим убийством и молчанием командования, члены Третьей роты покинули расположение бригады и перешли в другой район[53].
В Белоруссии существовал целый ряд небольших по своим размерам еврейских семейных лагерей, состоявших в основном из людей престарелых, женщин и детей. В 1942 г. в Барановичском районе недалеко от хутора Клецитный семейный лагерь находился на лесистом острове на краю обширного луга, затопленного водой. В километре стоял партизанский отряд под командованием Андрея Пугачева[54]. Весной 1942 г. управляющий имением Каролины Цыбульский убедил немецкого коменданта передать ему под личную ответственность пять семей из гетто Долгиново, как специалистов для немецкого государственного хозяйства (портные, сапожники, агрономы, кузнецы). Всего набралось более 30 чел. Немцы обязали Цыбульского следить за тем, чтобы евреи не могли бежать. Имение Каролины было расположено у старой границы СССР и Польши, у реки Вилия. За рекой начинались огромные леса, куда немцы боялись заходить. Цыбульский не ограничивал свободу передвижения узников и не запирал их на ночь. Вскоре евреи ушли в лес и встретили партизан бригады "Народные мстители", комиссар которой, Иван Тимчук, помог организовать семейный лагерь, в котором собралось более 100 небоеспособных человек[55].
В Вилейском районе Минской области в мае 1942 г. 15 еврейских семей (около 70 чел.) приняли решение тайно покинуть гетто в местечке Хотенчицы и укрыться в лесу. Гетто было образовано еще в июле 1941 г. и специально не охранялось. Центр местечка располагался на возвышенности, с которой вниз спускались три улицы. Гетто находилось в конце одной из них и хорошо просматривалось. Уйти в лес отказались 12 евреев (парикмахер, слесарь и члены их семей), которые сослались на трудности походной жизни и то, что мастера нужны любой власти. Евреи, бежавшие из гетто, прятались до июля 1944 г. и уцелели, а их соседи, не решившиеся на этот шаг, были расстреляны. История спасения евреев из Хотенчиц уникальна еще в одном отношении. Инициатива в оказании помощи узникам принадлежала Степану Лешкевичу, работавшему при церкви дьяконом. С начала войны нацисты назначили его бургомистром в Хотенчицах как бывшего офицера старой русской армии, владевшего немецким языком. В апреле 1942 г. ночью в местечко прибыли каратели. Лешкевич сумел уговорить их временно отложить акцию под тем предлогом, что евреи были заняты на работах в немецком государственном хозяйстве, где они являлись основной рабочей силой. По словам бургомистра, досрочная ликвидация гетто помешала бы посевной кампании. Наутро он рассказал евреям об опасности и посоветовал скрыться, что те и сделали.
С приходом Красной Армии летом 1944 г. Степана арестовали и судили за пособничество оккупантам в местечке Илья. Несмотря на то, что евреи из Хотенчиц энергично выступили в его защиту, бывшего бургомистра осудили к высшей мере наказания. Такое решение суда произвело тяжелое впечатление на евреев, которые вскоре стали свидетелями еще одного процесса. На этот раз - над Михаилом Филистовичем из соседнего местечка Вязынь, который по собственной инициативе выдал нацистам Лазаря и Геню Сосенских, чудом уцелевших во время первой акции. В 1944 г. Филистовича судили в том же м. Илья и приговорили к 10 годам лагерей. Таким образом власти не расценили проступок Филистовича, как измену, за которую полагалась смертная казнь. Михаил Филистович отбыл в заключении 7 лет и был освобожден по амнистии. После этого он переехал в Литву, где проживал до начала 1990-х гг.[56].
Отдельные еврейские семьи, оказавшиеся в лесу, проявили большую волю в борьбе за выживание. Будучи оторванными от обжитых мест, они сумели без посторонней помощи заново организовать быт, самостоятельно обеспечить себя продуктами питания, проявив при этом смекалку и предприимчивость. Исроэль Прошицкий держал смолокурню недалеко от д. Цыгань на Полесье. В его семье было шестеро детей, младшему из которых было только три года. Перед войной они жили в деревне, а на зиму перебирались за 20 км в Ляховичи, где дети учились в еврейской школе. В октябре 1941 г. нацисты убили большую часть евреев местечка и окрестных сел. Евреи Цыгани своевременно ушли в лес, но с наступлением больших морозов перебрались в гетто Ляховичи. С разрешения немцев Исроэль остался на месте со старшим 15-летним сыном Ароном, поскольку им нужна была продукция смолокурни.
В начале весны 1942 г. Исроэль решил уйти всей семьей в леса, массивы которых в перемежку с болотами протянулись на сотни километров до самого Пинска. Край этот считался малозаселенным, с бедными песчаными почвами. Там было много гиблых мест, где под тонким слоем дерна трясина могла засосать всадника вместе с лошадью. Летом досаждали комары и мошкара, встречались ядовитые змеи и волки. Жена Прошицкого Нехама, зная, какие мучения ожидали ее с детьми в лесу, обратилась за советом к раввину. Тот сказал: "Что будет с народом Израиля, то будет и с тобой". Но муж настаивал на своем и, дав взятку полицаю, охранявшему гетто, забрал семью. В густом ельнике построили шалаш, соорудили в нем подобие русской печи. Накрыли древесной корой. Перенесли запас сухарей и муки, одежду, инструмент и даже жернова. Предшествующей осенью Исроэль посеял около смолокурни рожь, а весной - пшеницу и картофель. У знакомых крестьян купили две винтовки, патроны к ним и две гранаты. Тем временем, расстрелы в Ляховичах возобновились. Из гетто в Цыгань прибежали 6 евреев и просили их связать с Прошицким, но беглецов выдали полиции.
Первую мировую войну Исроэль провел на фронте в русской армии. Он научил сыновей Арона, Янкеля, Хаима и Боруха обращаться с оружием, умению маскироваться, следить за противником. Нехама пыталась вывести оставшихся в Ляховичах евреев, но гетто доживало последние дни, немцы усилили охрану, и ей с двумя парнями с трудом удалось выбраться. Запасы в шалаше кончались, но вскоре созрели хлеба. Ночью мужчины шли к смолокурне, сжатые колосья обмолачивали в мешках. Высушенное зерно мололи на жерновах и выпекали неплохой хлеб. По ночам выкапывали картошку, собирали и сушили грибы и ягоды. К зиме утеплили шалаш, обложили стены и крышу дерном, заготовили сухие дрова. Но возникла новая опасность: по деревне пустили слух, что Прошицкие прячут золото. Нашлись желающие поживиться. Прошицкий соорудил новую базу в отдаленных Бабиничских лесах. Это был заросший сосновым лесом болотный остров, на который перебирались по кладкам, убирая их за собой. Осенью и весной округа оказывалась под водой, и евреи отсиживались на своем островке. Но и в этом случае Прошицкие выставляли караулы, потому что в половодье можно было добраться на лодках. До конца войны убежище так и не было раскрыто. Снова удалось обзавестись конем, пахали и сеяли на заброшенных участках пашни в лесу, собирали урожай. Поздней осенью 1943 г. стала слышна далекая канонада - Советская армия наступала с юга на Пинск, но освобождения пришлось ждать целую зиму и половину лета. К этому времени Арон и парни из гетто ушли к партизанам. После окончания войны началась новая одиссея Прошицких, длившаяся еще пять лет. Они переехали в Польшу и оттуда под видом возвращавшихся из концлагеря греческих евреев перебрались в Чехословакию, затем через Австрию в Германию (американскую зону оккупации). Старшие дети решили добраться до Палестины, но корабль захватили англичане и интернировали евреев на Кипре. Лишь после провозглашения независимости Израиля в 1948 г. вся семья собралась на земле, о которой они мечтали в болотах Полесья[57].
Примерная картина существовования еврейских семейных лагерей в Белоруссии в годы войны видна из таблицы 1.
Еврейские семейные отряды и лагеря существовали не только в Белоруссии, но и в южном Полесье: Серник, Дубровица, Высоцк - 350 евреев; на Волыни: Маневичи, Поворотск, Троянов (150-250), Ровно, Рокитно, Березно (150-200 чел.), Корец (50 чел.); России: Брянск (300 чел.); Польше: Белосток (400 чел.)[58]. Особого упоминания заслуживают усилия белорусских партизан по выводу евреев с оккупированной территории через линию фронта в области советского тыла[59].
В целом в период оккупации в Белоруссии, боевые действия вели 1 255 отрядов, в состав которых входили 370 тыс. партизан и 70 тыс. членов городского подполья. Партизанское движение было многонациональным по своему составу: 71,2 % белорусов, 19,2 % русских, 3,9 % украинцев и 5,7 % других национальностей (в основном, евреи). В рядах партизан сражались около 4 тыс. зарубежных антифашистов. Начиная с 1943 г., партизаны контролировали 18 тыс. кв. км в Минской, Полесской и Пинской областях, 3 200 кв. км в Полоцко-Лепельской зоне, а всего - до 60 % сельской территории республики[60]. Партизаны противостояли 600 тыс. немецким военнослужащим и около 100 тыс. чел. полицейских формирований, которые проводили многочисленные карательные операции. Стараясь обеспечить свой тыл, мобилизовать экономические и материальные ресурсы Белоруссии для нужд Германии, запугать мирное население, нацисты проводили тактику "выжженной земли". При помощи крупных воинских соединений, частей СС и СД, усиленных авиацией, танками и артиллерией они блокировали партизанские районы и проводили карательные операции. В 1941 г. наиболее крупными из них были: "Болота Припяти" и "Бамберг"; в 1942 г. -"Стрелы", "Пантера", "Болотная лихорадка", "Рысь", "Гриф", "Серебристая лиса", "Клетка обезьяны", "Белый медведь"; в 1943 г. - "Зимний лес", "Праздник урожая", "Зимнее волшебство", "Русалка", "Майский жук", "Молния", "Барбара", "Охота на уток"; в 1944 г. - "Вихор", "Марабу", "Баклан", "Ливень", "Праздник весны" и др.[61].
Таблица 1
Еврейские семейные лагеря и отряды в Белоруссии в 1941-1944 гг.
название местности (область, район, город)
количество евреев
Витебск, Глубокое, Шарковщина
400-600
Мядель, Вилейка, Кобыльники, Куренец
500-700
Лида, Радунь, Заболотье
200-300
Новогрудок, Ивье, Мир, Дворец
1000-1200
Минск, Минский район
700-800
Несвиж, Копыль, Столбцы, Свержень
150-200
Слоним, Белица, Деречин
300-600
Коссово, Ивацевичи
200-400
Барановичи, Бытень, Молчадь
350-400
Всего:
3700-5200
В ходе карательных рейдов и блокад сильно пострадали, были рассеяны или уничтожены многие еврейские семейные лагеря и стоянки в Минской, Витебской, Барановичской, Вилейской областях. По немецким данным, в октябре 1941 г. было ликвидировано 1 тыс. евреев в Койданово и 1 300 чел. в Смиловичах; в сентябре 1942 г. в районе Барановичей среди 233 убитых нацистами бандитов оказалось 80 вооруженных евреев. В декабре 1942 г. в ходе операции "Гамбург" в районе Слонима подразделения СС и полиции убили 1 676 партизан, 1 510 подозрительных лиц, 658 евреев и 30 цыган[62]. Те, кто смог уцелеть, с большими потерями перешли (самостоятельно или при участии партизан) в другие районы. 627 деревень в Белоруссии были сожжены карателями вместе с их жителями. Однако, в целом в ходе операций "возмездия" нацисты не достигли цели. К концу 1943 г. партизаны контролировали 108 тыс. кв. км сельских районов (60 %) республики. На этой территории были расположены 20 крупных партизанских зон: зона Лепель-Ушачи (3 200 кв. км), Борисов-Бегомль (6 тыс. кв. км), Кличев (свыше 3 тыс. кв. км), Ивенец-Налибоки (более 2 500 кв. км), юг Минской области (4 300 кв. км), север Полесской области (1 900 кв. км). Зоны сопротивления были созданы совместными усилиями партизан Белоруссии, России, Украины, Латвии и Литвы (четырехугольник Олевск-Овруч-Мозырь-Туров), а также стык РСФСР, БССР и Латвии. Большой партизанский край находился в междуречье рек Днепр, Припять и Двина[63].
Многие семейные лагеря находились под опекой партизан. Евреев устраивали в белорусских деревнях, расположенных в партизанских зонах. 40 евреев сумели добраться до отряда им. Кутузова. Их приняли к себе жители деревень Поречье и Святое Рогачевского района. Мишу Пекаря - Матрена Михальчик, Сеню Глайхенгауза взяли Анна и Михаил Хурс, Симу Ставицкую - Алексей и Агрипина Шашок[64]. Беньямина Малаховского - Сусана Милько; семья Акименковых в м. Свислочь под Бобруйском спасла Исаака Авсиевича. Михаил и Леонтина Кижло из д. Шемельки Браславского района - семью Баркан: Давида, Любовь, их детей Якова, Рафаила, Хану и бабушку Шейну[65], в Могилевской области Домна Глутакова (д. Моховое) - семью Клебановых, супруги Николай и Анастасия Мельниковы (Краснопольский район) - Евгению Гринберг; в Гомельской области Анна Деревяшкина (Алексеева) и Лидия Михалкина (Пицунник) - Хану Хорошину, Александра Ревякова (Жлобин) - Бориса Глаковского, Тина Маковская - Ольгу Сорокину[66].
Все попытки ликвидировать антифашистское сопротивление в Белоруссии оказались безуспешными. В июле 1944 г. в ходе широкомасштабной войсковой операции Светской Армии "Багратион" освобождение территории республики полностью завершилось, а еще через год закончилась вторая мировая война. Из эвакуации, областей советского тыла и действующей армии возвращались ее граждане. Началась огромная работа по восстановлению разрушенного, но только через 50 лет Белоруссия смогла вернуться к довоенной численности своего населения[67]. Однако правда о еврейских семейных лагерях и отрядах, сыгравших большую роль в сохранении жизни немногих уцелевших узников гетто, как и самоотверженная борьба евреев с нацистами в годы оккупации, осталась скрытой почти на полвека.
(продолжение следует)
Примечания
[1] Еврейский народ в борьбе против фашизма. Материалы 3-го антифашистского митинга представителей еврейского народа и третьего пленума Еврейского Антифашистского Комитета в СССР, Дер Эмес, (Москва, 1945), с. 38-39.
[2] В тылу врага. Очерки, дневники, записки об участии комсомола и молодежи в партизанской борьбе (Москва, 1943); П.К. Панамаренка Партызансi рух у Вялiкай Айчыннай вайне (Масква, 1943); Партызанская барацьба беларускага народу у Вялiкай Айчыннай вайне. Зборнiк успамшаý i артыкулаý (Мшск, 1959); Советские партизаны. Ред. и сост. В.Е. Быстров (Москва, 1960); Из истории партизанского движения в Белоруссии. Сб. воспоминаний (Минск, 1961); Непокоренная Белоруссия (Минск, 1963); Преступления немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии, 1941-1944 гг. (Минск, 1965); А. Залесский. Дорогами партизанской Белоруссии (Минск, 1974); Освобождение Белоруссии, 1944 г. Под ред. А.М. Самсонова (Москва, 1970); Нацистская политика геноцида и "выжженной земли" в Белоруссии, 1941-1944 гг. (Минск, 1984); Всенародная борьба в Белоруссии против немецко-фашистских захватчиков. В трех томах (Минск, 1983-1985); П.К. Пономаренко. Всенародная борьба в тылу немецких захватчиков (Москва, 1986); Беларусь в Великой Отечественной войне, 1941-1945" (Минск, 1990).
История Минского гетто получила эпизодическое освещение в ряде работ, вышедших в 1947-1991 гг. В силу существовавших официальных стереотипов, они знакомили читателя только с фактологической стороной проблемы, были лишены анализа и обобщений: Гирш Смоляр, Мстители гетто, Дер Эмес (Москва, 1947); Партизанская дружба. Воспоминания о боевых делах партизан-евреев, участников Великой Отечественной войны, Дер Эмес (Москва, 1948); Софья Садовская. "Искры в ночи" в сб.: Сквозь огонь и смерть. Сост. В. Карпов (Минск, 1970), с. 73-85; Давид Гай. Десятый круг. Жизнь борьба и гибель Минского гетто (Москва, 1991).
[3] Тувья и Зусе Вельские. Еврейский лес (Тель-Авив, 1946), на идиш; Моше Каганович. Участие евреев в партизанском движении в Советской России (Рим, 1948), на идиш;Sefer ha-Partizanim ha-Yehudim (The Book of Jewish Partisans) Moravia, Yad Vashem, (Jerusalem 1958); Jon a.Armstrong (ed.) Soviet Partisans in Word War Two. University of Wisconsin Press (1964); Jak Nusan Porter (ed.) Jewish Partisans: a Documentary Story of Jewish resistanse in the Soviet Union During WW-2 (Jerusalem, 1968); Ayeh Tartakower 8ed.). Jewish Resistance During the Holocaust (Jerusalem, 1971); Jacob Robinson. The Holocaust und After: Sources and Literature in English. Bibliography of 6.637 items deals political economoc, historical and cultural life in the preened post-Holocaust period, (New York – Jerusalem, 1973); Д. Коэн. "Катастрофа, подполье и партизанская борьба в Минске". В кн.: Минск - город и мать (Тель-Авив, 1985), том 2, на иврите; А. Абрамович, В решающей войне. Участие и роль евреев СССР в войне против нацизма в 2-томах (Тель-Авив, 1982), на русском языке.
[4] Все названные предприятия были расположены в Минске - Л.С.
[5] Главлит - Главное управление по охране литературных тайн в печати при СНК БССР (цензура).
[6] Архив автора. Письмо Матвея Лазаревича Каплана из Минска от 18 сентября 1993 г.
[7] Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ), фонд 1, оп. 4, дело 1070, лист 4.
[8] Там же, лл. 1-7.
[9] Там же, д. 1287, л. 3
[10] Там же, д. 2203, л. 2.
[11] Там же, д. 203, л. 1.
[12] Там же, д. 2869, л. 2.
[13] Там же, д. 647, л. 2.
[14] Там же, д. 824, л. 9.
[15] M.Altshuler (еd.). Distribution of the Jewish Population of the USSR, 1939 (Jerusalem, 1993), р. 38-42.
[16] Подсчитано автором по таблице 5 Национальный состав КПБ в кн.: Страницы истории Компартии Белоруссии. Под ред. Р.П. Платонова (Минск, 1990), с. 285.
[17] НАРБ, ф. 1, оп. 4, д. 647, лл. 1-2.
[18] Преступления немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии в 1941-1944 гг. Документы и материалы (Минск, 1965), с. 24-26.
[19] "Минский ад". Воспоминания Софьи Озерской, перевод с идиш. В кн.: Неизвестная черная книга. Свидетельства очевидцев о Катастрофе советских евреев, 1941-1944 гг. (Иерусалим, 1993), с. 246.
[20] Д. Мельцер. "Минское гетто: узники и герои", Еврейский мир (США), 30 июля 1993 г., № 18.
[21] Яков Гринштейн. Уцелевший с Юбилейной площади (Тель-Авив, 1968), с. 34-35, 38-41, на иврите.
[22] Архив Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны, ф. 20, оп. 10а, л. 4, инв. 7935.
[23] Там же.
[24] Цитата по кн.: Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации, 1941-1944 гг. Сборник документов и материалов. Под ред. И. Арада (Иерусалим, 1991), с. 235.
[25] НАРБ, ф. 750, оп. 1, д. 318, л. 24.
[26] Страницы истории Компартии Белоруссии, Ук. соч., с. 285.
[27] Там же, с. 175.
[28] НАРБ, ф. 1, оп. 4, д. 2708, л. 2.
[29] Там же.
[30] Там же.
[31] Там же, д. 824, л. 18.
[32] Там же, д. 671, л. 21.
[33] Там же, д. 1032, л. 5.
[34] Там же, д. 1070, л. 1-7.
[35] Там же, д. 1287, л. 5.
[36] Там же, д. 647, л. 3.
[37] Там же, д. 1471, лл. 15-16.
[38] Yad Vashem Archive (YVA), Jerusalem 0-33/2690.
[39] Давид Гай. Десятый круг (Москва, 1991), с. 178-183.
[40] Там же, с. 184-185, 229, 236, 239-240.
[41] Архив автора. Письмо Абрама Розина от 6 марта 1994 г. из Кирьят- Яма (Израиль); Хачик Агаджанович Матевосян - командир отряда, а затем бригады им. Чапаева, член Свислочского подпольного райкома КЩб)Б Белостокской области с 23 октября 1943 г. по 13 июля 1944 г. См. в кн.: "Подпольные партийные органы Коммунистической партии Белоруссии в годы Великой Отечественной войны". Краткие сведения об организации, структуре и составе (Минск, 1975), с. 80.
[42] YVA, М-41/168.
[43] Там же, М-41/174.
[44] Там же, М-41/173.
[45] НАРБ, ф. 1, оп. 4, д. 1435, л. 3.
[46] Там же, д. 1070, л. 5.
[47] Страницы истории Компартии Белоруссии. Ук. соч., с. 285 (проценты подсчитаны автором - Л. С.).
[48] Большое количество еврейских фамилий и имен (без указания национальностей) содержится в специальных изданиях, посвященных составу и структуре партийно-комсомольского подполья на оккупированной территории республики, изданных после войны Институтом истории партии при ЦК КПБ: Подпольные партийные органы Коммунистической партии Белоруссии. Краткие сведения об организации, структуре и составе (Минск, 1975); Подпольные комсомольские органы Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. Краткие сведения об организации, структуре и составе (Минск, 1976); Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. Краткие сведения об организационной структуре и личном составе (Минск, 1983); Партийное подполье в Белоруссии. Страницы воспоминаний. Витебская, Могилевская, Гомельская, Полесская области (Минск, 1985); Партийное подполье в Белоруссии. Вилейская, Барановичская, Брестская, Бе- лостокская и Пинская области (Минск, 1986).
[49] L. Smilovitsky. "Anti-Semitizm in Partizan Movement of Belorussia", Yalkut Moreshet (Tel Aviv), № 59, 1995, рр. 53-62 (Hebrew).
[50] Nechama Тес, Defiance.The Bielski Partisans.The Story of the Largest Armed Rescue of Jews by Jews During WW-2 (New York, 1993).
[51] Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ), ф. 3500, оп. 4, д. 272, лл. 38, 41, 44, 49.
[52] Yad Vashem Arзchives (YVA), Jerusalem, М-41/87, рр. 24-27.
[53] Еврейский камертон, 19 мая 1999 г.
[54] Из воспоминаний Давида Колпенецкого. Цит. по кн. Б.П. Шермана. Барановичское гетто. Колдычевский лагерь смерти (Барановичи, 1997), с. 38.
[55] В. Левин, Д. Мельцер. Черная книга с красными страницами. Трагедия и героизм евреев Белоруссии (Балтимор, 1996), с. 278.
[56] Архив автора. Запись беседы с Михаилом Иосифовичем Сосенским в Иерусалиме от 24 июля 1996 г.
[57] Еврейский камертон (Тель-Авив), 29 августа 1997 г.
[58] Y. Arad. "Jewish famili camps in the forests". In: Rescue Attemps diring the Holocaust. Proceedings of the Second Yad Washem International Historical Conference. Сопfегепсе. April, 8-11, 1974 (Jerusalem, 1977), рр. 336-337.
[59] YVA, 1628/63, Testimony of Yaakov Segalczyk; 3185/265-К, Testimony Avraham Klorin.
[60] Страницы истории Компартии Белоруссии ^Минск, 1990), с. 242- 245.
[61] Всего за годы второй мировой войны в Белоруссии нацисты разрушили 209 городов и 9 тыс. 200 деревень. См.: Нямецка-фашысцкi генацыд на Беларусi, 1941-1944 гг. Пад рэд. У. Мiхнюка (Мiнск, 1995), с. 359-372.
[62] Немецкая пропаганда в Белоруссии в 1941-1944 гг. Каталог выставки документов и материалов в Берлине и Минске, 1996 г., с. 34, 36, 41, 45.
[63] История Белорусской ССР (Минск, 1977), с. 409.
[64] Трагедия евреев Белоруссии в годы немецкой оккупации, 1941- 1944 гг. Материалы и документы. Изд. 2, (Минск, 1997), с. 156.
[65] Книга спасения. Сост. Леонид Коваль. 4.2, Гольфстрим (Юрмала, 1993), с. 346-347.
[66] Вечерний Минск, 24 октября 1996 г.
[67] По состоянию на 1 января 1941 г. в БССР проживало 10 млн. 454 тыс. 900 чел., а в июле 1995 г. - 10 млн. 437 тыс. 400 чел. См.: Статистический справочник состояния народного хозяйства и культуры БССР к началу Великой Отечественной войны. Издание Совета Народных Комиссаров БССР, (Москва, 1943), с. 25; "Belarus", The World Factbook(Washington 1995).
Оригинал: http://www.berkovich-zametki.com/2016/Zametki/Nomer7/Smilovicky1.php
