(a fragment from a novel)
“I don’t mean to offend you, Mr Dodgson,” Dalton said, “but I will speak bluntly. I find it distressing and hard to comprehend that in future decades civilized people will actually be amused with such unbelievable nonsense as fills your Alice book! I didn’t find any of your weird word jokes the least bit amusing—rather, it’s a nightmarish, childish fantasy!”
“It is a kind of nonsense,” admitted Dodgson mildly, determined not to get offended or caught up in an argument with Dalton, “but it is nonsense derived from a lack of logic or its misuse; logical nonsense, if you will. Even children can see the problems that it creates and laugh at its jokes or implications. Honestly, I am quite surprised by the almost immediate popularity of Alice’s Adventures in Wonderland—why, there is a rumour that even Queen Victoria herself has read and enjoyed my tale! I suggest that this kind of nonsense is entertaining because it violates apparently logical rules of our reality and our language.”
“Your present society pays too much attention to all sorts of games and entertainments,” replied Dalton. “I have nothing against good relaxation; a sport of hunting or a passion for gardening—but seeing adult, educated Englishmen involved in incessant parlour games, charades and the theatre is utterly childish! And so many of those new implements that you scientists have recently invented are used primarily to kill time, not to save it!”
“Mr Wells tells me that moving pictures have been invented in his decade—by the French, no doubt! It’s not hard to imagine that soon no-one will read or write anymore, but rather just sit and watch moving Punch cartoons. Like your dear barnacles, Alice: a society of sessile filter-feeders. Consider this bizarre thing written in the Alice book, where it says, ‘it is always tea-time, and you hardly have time to wash the things between whiles’. Is this the shape of things to come? Stuff and nonsense!”
“So let us return to this book!” said Darwin. “Everyone knows it as Mr Dodgson’s clever, comic fantasy for children. The book employs traditional literary device of a dream, which even the Bard himself employed generously—with The Midsummer Night’s adventures and all that. However, now we are told that Alice’s Adventures in Wonderland was not Mr Dodgson’s literary fantasy disguised as child’s dream. Please, Mr Dodgon, tell us about it.”
Dodgson sighed and took out a large leather-bound notebook. “I thank you all, gentlemen, for inviting me and Miss Liddell here today and for your trust and confidence. I appreciate this opportinity to disclose, after four years of uneasiness, my evidence of this strangest episode of my life. On July 4th, 1862, during a boating trip on the Isis, we had a picnic on the river bank. It rained—a small, sudden shower, and we took shelter. At that time, Alice experienced a vivid vision, as she clearly recited what she saw with her mind’s eye. She was lying on the grassy bank, with her head in the lap of her sister. She was not aware of what was happening—but started talking incessantly, slowly, in a very even voice, as if reciting a stage part.
“It is quite interesting that no one—neither myself, nor Alice’s sisters, nor my friend Robinson Duckworth who accompanied us—was frightened at this point or tried to stop her. Nobody panicked; no one ran for help. It was as if Alice was reciting her memorized school lesson.
“Everyone recalls being strangely enchanted and pacified by a torrent of intense and weird imagery rapidly coming towards them—a rabbit-hole descent, a magic garden, body size changes, a sea of tears, giant mushrooms and blue caterpillars—all this bright, unmistakably childish, nursery-style nonsense. I immediately started taking down Alice’s utterances in a form of shorthand, in which I have a reasonable skill, and managed to fill this thick notebook I brought to show you today.
“My original transcript of this incredible event begins in the middle of a sentence that reads: ‘...a White Rabbit with pink eyes just ran close to me. There is nothing so very remarkable in that.
“Alice talked—dictated, in fact—without stopping for almost three hours. Finally, she uttered the words ‘You’re nothing but a pack of cards!’ Then she immediately came to. She gave a little scream, half of fright and half of anger, and then sat up and said: ‘Oh, I’ve had such a curious dream!’ She nearly lost her voice, and was given tea to sooth her dry mouth and throat.
“Everyone by that time was hot, hungry, thirsty, and tired (we couldn’t possibly have our tea while Alice was talking). Alice herself did not remember much of her vision. Even today the book seems very foreign and rather boring to her. She avoids re-reading it, and tells me that she was never at the slightest amused by its quaint nonsense as most other people are—and will be for a long time, as Mr Wells tells us.
“This is the truth, and it was a secret that we tried to keep private for obvious reasons.” Dodgson sighed and looked at the others. “I’d like to hear your opinion now.”
“A perfectly natural explanation of this phenomenon is possible,” said Darwin, who had remained rather quiet until that moment. “Alice’s transformations—changes in her size, in lengths of her neck and legs—are well-known in medical literature as metamorphopsia. This condition could be due to an infection or a headache; or even food poisoning. And certainly, similar hallucinatory effects of mushrooms are well known, when eaten or inhaled. That is what drove the fierce Vikings to madness.”
“But I was not ill!” protested Alice. “I did not have a headache; and I most definitely did not eat—or inhale—any mushrooms! We had our picnic baskets stuffed with perfectly regular items; nothing out of the ordinary. Miss Prickett would not let us consume any imperfect food!”
“The day was hot, and you felt very sleepy,” reminded Darwin. “Temperature changes alone are known to produce deep mental effects, playing tricks with blood pressure and heartbeat. I am not a medical doctor but I spent two years in Edinburgh studying medicine in my youth. I have recorded many strange cases in my travels among sailors—and among the natives. I also collected information on human emotions and have a huge card index of abnormal manifestations, like this one: A sensation of your rabbit-hole descent, which takes four pages in print. Its characteristic refrain was (he consulted the book’s Ch. I): ‘Down, down, down’. ... ‘...four thousand miles down... I shall fall right through the earth!’
“While I do not completely exclude chemical effect of certain substance in your food or drink, those are not even necessary. A human body could be easily convinced into experiencing hallucinations. Shamanistic practices in South America—which I witnessed first-hand in my youth—routinely involve what we classify as hypnotism.”
“I doubt that possibility,” said Dalton. “We see no possible source of a hypnotist, like a shaman or a Druid, present anywhere near Alice on that day.”
“Now,” said Wells, “we come to the most interesting point.” He looked up from his notes. “You would excuse me, Alice—but, before we started our meeting, Mr Dodgson told me that, on that day, as you fell into a deep, medium-like trance, he was sure that you were in contact with some kind of a fairie world. As you heard him say earlier, he believes in fairies.”
Alice smiled. “I know,” she said, “Mr Dodgson does believe in pixies. But then many adults do. They also get upset when children tell them it is all fantasy. So we try not to disillusion them. Children stop believing in St. Nick years before the adults find the nerve to tell them that he is a fictional character—so we keep pretending we believe in him while we don’t.”
Everyone turned to Dodgson, who stuttered, trying to defend his position: “M-m-many educated and respected men believe firmly that the supernatural world exists. Instances of mediumism abound and are amply documented—by M. Kardec in France, a well-known educator; and that famous American medium who came to London over a decade ago. Mesmerism is an accepted part of science. Our understanding of such worlds is nil or close to nil.
“What we think or believe about elves and fairies and leprechauns, might be, partly, true: manifestations of the supernatural as seen through the senses of humans, taking traditional folkloric forms. Alice could have experienced the same type of vision as the bards such as Thomas the Rhymer used to have—the contacts as such are undoubtedly reflected in humanity’s recorded poetry.”
“Do you, sir, dismiss human imagination entirely?” inquired Dalton indignantly. “Are we to believe in the Celtic wood sprites—or, like savages of the Oceania, that the mana of our ancestors sustains our life—or to behave like the superstitious Greeks for whom every spring contained a pretty nymph, and every meadow, a goat-legged faun? I thought that by the 1860s England would have gone a long way to shed such naive, uncivilized beliefs. Please leave that to your fanciful literature for little children!”
“I do not deny imaginative powers to human beings; quite the opposite!” replied Dodgson. “What I am saying is that stories and fairy-tales, as Plato’s ideas, could exist in a ‘parallel world’—those mysterious Avalons, which touch our reality and intersect with it as three-dimensional geometric figures. Widespread beliefs in the supernatural must be based upon something existing in some kind of reality.
“Please look at the collective spiritual labour of many generations, legends and songs sung for so long in certain sensitive places of nature—how could all that just vanish without any trace? Akin to prayers, they might belong to a more refined matter, composition of which is not yet clear to us. Even in Spiritualist seances we do not truly know what is happening, so capricious are the conditions of every case.
“I know that my Church does not approve of such views. The Roman Catholics even put a prohibition in their Catechism—something about divination and talking with ghosts. I am a man of the cloth—but exactly because of that, I should not easily dismiss the world of miracles and belief. After all, we have the Revelation; and the Hebrews had their prophets inspired divinely; and the Virgin has been seen in our time, although many doubt this. Why can’t there be a place for the worlds beyond our perception, but ruled by Providence?—”
His frantic words hung in the air as the others found immediate objections to most of what he had said. Wells calmly smoked. Dalton shrugged and turned to his copy of Dodgson’s book.
Alice found it hard to concentrate. Her head was slightly spinning from the intensity of the conversation—and the tobacco smoke. The meeting suddently turned into a very serious dispute, far more so than any light table-talk she had ever have heard from the adults who come together on summer days.
“Fresh air!” called Darwin, and playfully grabbed a small bronze bell from a shelf, which he rang as a schoolmaster would. “We need a break and some nourishment. The tea is served outside on the lawn, with scones and clotted cream—and, for the grown-ups, some drops of a more serious drink, whether they believe in pixies or not. We will return in an hour to resume; no serious talk until then.”
Victor Fet’s new fantasy, “Alice and the Time Travellers” is a tale inspired by Lewis Carroll’s Wonderland. It was published in 2016 by Evertype (Ireland), (www.evertype.com) in English and in Russian. The book publication honors the 150th birthday of H. G. Wells (21 September 2016).
In 2015, the world celebrated 150 years of the publication of Alice’s Adventures in Wonderland by Lewis Carroll (pen name of Charles Lutwidge Dodgson, 1832-1898).
Виктор Фет
АЛИСА И ПУТЕШЕСТВЕННИКИ ВО ВРЕМЕНИ
(отрывок из повести)
...“Mистер Доджсон!” проговорил Дальтон. “Я не хотел бы вас обидеть, но я выскажу прямо то, что думаю. Мне странно, что цивилизованное человечество будущего забавляется такой пустой бессмыслицей. Ведь ваша книга о приключениях Алисы в подземном царстве полна такой чепухи! Все эти странные игры со словами, что в них забавного? Это просто кошмарная фантазия из детского сна!”
“Эта книга и вправду полна бессмыслицы,” осторожно заметил Доджсон, не желая вступать с Дальтоном в спор, “но эта бессмыслица проистекает от отсутствия логики или же от неправильного её использования. Это, если угодно, логическая бессмыслица. Она видна даже детям, а им часто нравится шутливое нарушение логических правил. Логическая бессмыслица чрезвычайно отличается от ‘чистого’ нонсенса, от всех этих лимериков и вымышленных словосочетаний! Я сам был удивлён тем, насколько популярны стали ‘Приключения Алисы’ за несколько месяцев, прошедших со времени публикации! Говорят, что даже сама королева Виктория прочитала эту книжку. Должно быть, такой вид нонсенса привлекает людей именно потому, что в нём нарушаются логические правила нашей реальности и нашего языка!”
“Ваше нынешнее общество уделяет слишком много внимания играм и развлечениям,” мрачно возразил Дальтон. “Я не имею ничего против нормального отдыха, скажем, охоты или же садоводства. Однако мне странно видеть взрослых англичан, по-детски увлечённых всевозможными загадками, шарадами и театральными маскарадами! Ваши изобретатели в последние годы создали столько различных приспособлений, которые используются для того, чтобы убить время, вместо того, чтобы его сохранить! Помилуйте, мистер Уэллс рассказал мне, что в его время уже изобретены двигающиеся картины — до этого, конечно же, первыми додумались французы! Нетрудно себе представить, что скоро никто уже не будет ни читать, ни писать. Можно будет просто сидеть и смотреть на прыгающие карикатуры из ‘Панча’! Люди станут сидячими фильтрами, в точности как твои морские жёлуди, Алиса! Вспомните эту странную фразу из ‘Приключений Алисы’: ‘Здесь всегда время пить чай, и никогда нет времени мыть посуду’... Такова, значит, картина нашего будущего? Вот уж действительно stuff and nonsense, сплошная бессмыслица!”
“Вернёмся же к самой книге!” сказал Дарвин. “Как мы знаем, все считают её забавною выдумкой для детей, фантазией мистера Доджсона. В книге использован традиционный литературный приём — сон. Сам Шекспир пользовался этой формой — ‘Сон в летнюю ночь’ и так далее. Однако теперь мы знаем, что ‘Приключения Алисы в Стране чудес’ — это вовсе не литературная фантазия, изложенная в форме детского сна!” Дарвин повернулся к Доджсону. “Мистер Доджсон, будьте добры, поведайте нам подлинную историю этого текста.”
Доджсон вздохнул и вынул толстую тетрадь в кожаном переплёте.
“Я благодарю вас, джентльмены,” сказал он, “за то, что вы пригласили меня и мисс Лидделл встретиться с вами — и прежде всего за ваше доверие. В течение четырёх лет нам приходилось скрывать истинное происхождение ‘Приключений Алисы.’ И вот, наконец мне представилась возможность рассказать об этом необычайном происшествии.”
“4 июля 1862 года, во время лодочной прогулки, мы устроили пикник на берегу, на том участке Темзы возле Оксфорда, где она называется Айзис. Шёл дождь, и мы укрылись от него. В этот момент с Алисой произошло нечто необыкновенное. Она испытала своего рода видение, исключительно яркое и продолжительное, которое сопровождалось ясным и подробным изложением увиденного.
Алиса лежала на траве, голова её покоилась на коленях сестры. Глаза Алисы были широко раскрыты. Было очевидно, что она находилась в глубоком трансе, и вдруг она начала говорить. Мы услышали размеренное и ясное повествование, как если бы Алиса повторяла со сцены заученную театральную роль.
Поразительно, что никто из нас не испугался — ни я, ни сёстры Алисы, ни сопровождавший нас мой друг Робинсон Дакворт. Никто не попытался остановить её; никто не встревожился и не стал звать на помощь. В течение нескольких часов речь Алисы лилась ровно, как затверженный школьный урок!
Все слушатели, казалось, были очарованы. Мы безмятежно внимали потоку ярких и странных образов, который обрушивался на нас. Падение в кроличью норку; волшебный сад; магические уменьшения и увеличения Алисы; море слёз; гигантские грибы и говорящие синие гусеницы — все эти невероятные, сугубо детские бессмыслицы!
Я с самого же начала схватил свою тетрадь и принялся записывать речь Алисы; к счастью, я хорошо владею стенографическим методом записи.
Вот эта тетрадь! Я принёс её сюда, чтобы показать вам. Моя запись этого невероятного текста начинается со слов: ‘...Мимо меня только что пробежал Белый Кролик с розовыми глазами. В этом нет ничего удивительного...’
Алиса продолжала говорить — вернее, диктовать — без остановки в течение почти трёх часов! Наконец, она произнесла слова, которыми завершается моя запись: ‘Вы всего лишь колода карт!’
Сразу после этого Алиса очнулась. Она вскрикнула, — испуганно и в то же время сердито, — села и сказала: ‘Какой странный сон я видела!’
Она почти потеряла голос, и её долго отпаивали чаем с булочками и вареньем. К этому времени все уже устали, все хотели пить и есть — никто, конечно, не пил чая, пока Алиса говорила.
Сама Алиса не помнит почти ничего из своего видения. Даже сейчас, по её словам, текст книги кажется ей чуждым и скучным. Она редко её перечитывает и говорила мне, что все эти бессмыслицы никогда не казались ей забавными... В этом она, конечно, расходится с большинством читателей, которым книга нравится.”
“Судя по тому, что нам рассказал мистер Уэллс, книга останется крайне популярна в течение многих лет,” кивнул Дальтон.
“Вот и всё, что произошло в действительности в тот летний день,” закончил Доджсон. “Мы хранили это событие в тайне по понятным причинам. Теперь я хотел бы услышать ваше мнение, джентльмены.”
“На мой взгляд, возможно вполне естественное объяснение этого феномена,” задумчиво сказал Дарвин. “Описанные в книге превращения Алисы — например, изменения её роста, длины шеи или ног, хорошо известны в медицинской литературе под названием ‘метаморфопсия’. Это — обычный галлюцинаторный эффект. Он может быть вызван инфекцией, мигренью, пищевым отравлением. И, конечно же, поедание или вдыхание определённых видов грибов вызывает всевозможные подобные видения.”
“Но я была совершенно здорова!” возразила Алиса. “У меня не было никакой мигрени, и никаких грибов я не ела и не вдыхала! Вся еда в наших корзинках, приготовленных для пикника, была совершенно нормальной. Мисс Прикетт постоянно следит за тем, чтобы мы не ели ничего подозрительного!”
“День был жарким, и тебя потянуло ко сну,” заметил Дарвин. “Даже изменения в температуре воздуха сами по себе могут влиять на функции мозга, которые чрезвычайно зависят и от кровяного давления, и от сердцебиения. Я, конечно, не врач, но я провёл в своей юности два года в Эдинбурге за изучением медицины. И в моих путешествиях я встречал неоднократные случаи галлюцинаций среди моряков и туземцев. Кроме того, я изучаю эмоции животных и человека, и у меня собрана обширная картотека всевозможных аномальных проявлений.
Возьмём, к примеру, ощущение падения — в твоём случае, падение в кроличью норку, которое необычайно ярко и подробно излагается на четырёх страницах книги.” Дарвин раскрыл книгу на первой главе. “ ‘...Вниз, вниз, вниз... четыре тысячи миль вниз... я пролечу насквозь через Землю!’ Подобные видения не раз отмечались в медицинской практике.
Хотя я и не могу полностью исключить влияние определённых химических веществ в твоей еде или питье, оно даже не обязательно. Человеческий организм может испытывать галлюцинации в результате простого убеждения. В молодости я сам наблюдал действия шаманов в Южной Америке. Они постоянно используют то, что мы в широком смысле называем гипнозом.”
“Я сомневаюсь в этом,” сказал Дальтон. “Рядом с Алисой не было никакого гипнотизёра, подобного шаману или друиду.”
“Любопытно вот что,” сказал Уэллс, листая свои заметки. “Прошу прощения, Алиса, но в нашей краткой беседе перед обедом мистер Доджсон сообщил нам, что транс, в который ты впала в тот летний день, он всегда считал, и до сих пор твердо считает, медиумическим контактом. Он имеет в виду коммуникацию с неким сверхъестественным миром — или, как он это называет, с миром фей.”
Алиса улыбнулась.
“Я знаю,” сказала она. “Мистер Доджсон верит в фей — как и многие взрослые. Взрослых всегда огорчает, когда дети считают это пустой фантазией. Ведь дети перестают верить в Санта-Клауса задолго до того, как родители найдут в себе силы сказать им, что это выдумка. И мы притворяемся, что всё ещё в него верим, чтобы их не разочаровывать...”
Все повернулись к Доджсону. Заикаясь от волнения, он отвечал, защищая свои взгляды:
“М-м-многие образованные и уважаемые люди твёрдо верят в существование сверхъестественного мира. Существуют многочисленные примеры медиумических контактов. Возьмите известные работы месье Кардека во Франции, или опыты той знаменитой американской дамы-медиума, посетившей Лондон более десяти лет назад. Месмеризм является признанной частью естественных наук!
Конечно же, наши знания об этих мирах пока ещё совершенно ничтожны. То, что мы называем эльфами, феями или лепреконами, отчасти может быть отражением, манифестацией сверхъестественных миров. Такое отражение, очевидно, принимает фольклорную форму. Видение, испытанное Алисой, может быть сродни тем, что имели старинные певцы и барды, такие как Томас-Рифмач. Контакты с иными мирами, несоменно, и порождали народную поэзию!”
“Да неужели же вы, сэр, полностью отрицаете человеческую фантазию?” с негодованием воскликнул Дальтон. “Вы хотите, чтобы мы уверовали в кельтских древесных духов? Чтобы мы, как суеверные древние греки, воображали прекрасную нимфу или козлоногого фавна за каждым кустиком? Я-то думал, что к 1860-м годам Англия давно уже избавилась от таких наивных и дикарских верований. Оставьте их для своих детских сказок!”
“Но я вовсе не отрицаю силу воображения, напротив!” отвечал Доджсон. “Я только предполагаю, что волшебные сказки и истории, подобно платоновым идеям, существуют в параллельном мире, или мирах — в этих таинственных Авалонах, которые касаются нашей действительности и пересекаются с нею, как трёхмерные геометрические фигуры. Вера в сверхъестественные миры настолько обычна у всех народов, что наверняка за ней стоит какая-то другая реальность!
Взгляните на весь духовный труд множества поколений, на песни и легенды, которые столетиями складывались и пелись в особенных, чувствительных точках нашего мира — как может всё это исчезнуть без следа? Наши песни и сказки — сродни молитвам, они должны принадлежать к особым видам более тонкой материи, состав которой нам неизвестен. Даже в спиритических сеансах мы ещё не знаем, что именно происходит — настолько неустойчивы их условия в каждом отдельном случае.
Я знаю, что моя Церковь не одобряет подобных взглядов. У католиков в катехизисе есть даже запрещение, что-то насчет гадания и разговоров с духами. Я сам ношу сан священника; но именно поэтому я и не могу легко отрицать существование сверхъестественных миров — миров верований и чудес. В конце концов, у нас имеется Откровение Иоанна Богослова; имеются древнееврейские пророчества в Ветхом Завете. Почему бы и не существовать разнообразным мирам, которые управляются Провидением, но недоступны нашим чувствам?..”
Возбуждённая тирада Доджсона осталась без прямого ответа. В кабинете Дарвина наступила тишина. Уэллс спокойно курил трубку. Дальтон пожал плечами и раскрыл свой экземпляр “Приключений Алисы в Стране чудес.”
У Алисы между тем уже кружилась голова — и от табачного дыма, и от сложности разговора. Послеобеденная беседа внезапно выросла в серьёзный диспут — намного серьёзнее, чем любые застольные разговоры взрослых, когда-либо ею слышанные.
“На свежий воздух!” воскликнул Дарвин. Он схватил с полки бронзовый колокольчик, наподобие того, каким учителя объявляют о перемене, и зазвонил в него. “Нам необходимо прерваться и подкрепиться. Чай подан снаружи на лужайке, а с ним булочки и взбитые сливки. Найдется и капелька более крепкого напитка для взрослых гостей, независимо от того, верят ли они в существование фей. Мы продолжим наше обсуждение через час, а до тех пор — никаких серьёзных разговоров!”
Фантастическая повесть Виктора Фета “Алиса и путешественники во времени” вышла в 2016 г. в издательстве «Эвертайп» (www.evertype.com) по-английски и по-русски. Выход книги приурочен к 150-летию со дня рождения Герберта Дж. Уэллса (21 сентября 2016 г.). В 2015 году исполнилось 150 лет со дня публикации “Приключений Алисы в Стране чудес” Льюиса Кэрролла (псевдоним Чарльза Латвиджа Доджсона, 1832-1898).
Виктор Фет. Поэт, биолог. Родился в 1955 г. Окончил Новосибирский университет. Работал зоологом в Средней Азии, с 1988 – в США. Преподает биологию в Университете Маршалла (Хантингтон, Западная Виргиния). Публиковался в периодике США, Германии, России. Автор четырех книг. Корреспондент ж-ла «Литературный европеец» в США. Один из авторов антологии «Общая тетрадь. Из современной русской поэзии Северной Америки» (М., 2007).
