Гурген Ашотович Аскарьян (1928-1997). Краткий очерк жизни и деятельности0

Всю свою жизнь Гурген Ашотович Аскарьян провел в Москве. Он говорил о себе: «Я – армянин московского разлива». Он очень редко выезжал из Москвы, и если выезжал, то всегда на короткий срок – несколько дней, не больше недели. Он так и не побывал в Армении, несмотря на многочисленные приглашения своих друзей и коллег – физиков из Еревана, которые, как и все физики, высоко ценили выдающиеся научные достижения Г.А. Аскарьяна и контакты с ним – научные и чисто человеческие.

Он родился 14 декабря 1928 года в семье московских врачей. Отец – Ашот Богданович Аскарьян был известным московским врачом-терапевтом. Мать – Астрика Михайловна – была зубным врачом. Это была интеллигентная семья. Родители Г.А. Аскарьяна были широко образованными людьми, знатоками и ценителями живописи, музыки и художественной литературы, и Гурген унаследовал эти качества.

Гурген Аскарьян

В семье было двое детей – Гурген и его сестра, которая была на два года старше. Сестру по метрике назвали Викторией, но в семье ее звали армянским именем Гоар. Так нередко бывает в армянских семьях – одно имя употребляется в официальных документах, а другое – в родственном и дружеском общении. Со временем вместо армянского имени Гоар девочку стали называть русским именем Галя. Астрику Михайловну тоже называли близким по звучанию русским именем – Ася Михайловна.

С малых лет дети обучались музыке: Гоар – фортепиано, а Гурген – скрипичной игре. Дети занимались с охотой. Нередко, обучая детей музыке, родители не собираются сделать их музыкантами, а рассматривают музыкальное образование как часть общей культуры. Так первоначально обстояло дело и в семье Аскарьянов. Но дети всерьез увлеклись занятиями. Гоар решила стать пианисткой, а маленький Гурген увлекся скрипичной игрой. Дети готовились стать музыкантами, и родителям казалось, что будущее их сына и дочери определено. Если говорить о Гоар, то надежды родителей оправдались. Она закончила музыкальную школу, а затем и Музыкальный Педагогический Институт имени Гнесиных. Что же касается Гургена, то из него музыканта не получилось, хотя он проучился музыке в общей сложности 15 лет – сначала в музыкальной школе, а потом в техникуме.

Дети рано остались без отца – Ашот Богданович умер в 1940 году, когда Гургену было 12 лет. Перед смертью отец просил Гургена, как старшего после себя мужчину в семье, помогать матери и сестре, заботиться о них. Гурген обещал и обещание свое самоотверженно выполнил. Всю жизнь он был заботливым сыном и заботливым братом. Но все же, пока он не вырос, все заботы о семье легли на плечи матери. Ей пришлось нелегко. Надо было и работать и поднимать детей. Астрика Михайловна справлялась со всеми трудностями, хотя это было на пределе ее сил. Она одна вырастила детей.

На следующий год после смерти отца началась война. В первые месяцы войны немецкая авиация бомбила Москву. Началась массовая эвакуация детей из столицы. Семья Аскарьянов осталась в городе. Гурген был свидетелем массового бегства из Москвы в октябре 1941 года, когда передовые немецкие части уже доходили до пригородов Москвы. Он пережил трудную зиму 1941-1942 года, не прекращая учебы в школе.

Учеба давалась Гургену с легкостью, в свободное от занятий время он много читал, зачитывался научной фантастикой. Особенно он любил фантастический роман Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина». Когда Гурген читал эту книгу, он понимал, что там все выдумка, что устройство, созданное инженером Гариным в том виде, как его описал Алексей Толстой, на самом деле не может дать тонкий световой луч, прожигающий все на своем пути. И прочитав эту книгу, он мечтал изобрести настоящие, «взаправдошные» лучи смерти и с помощью этих лучей уничтожать силы зла, защищать мирных людей, искоренить войны на Земле.

Кроме научной фантастики Г.А. Аскарьян увлекался научно-популярной литературой, в частности прочитал все замечательные книги Я.И. Перельмана. Он читал также и книги по естественным наукам – физике и математике, – содержание которых выходило за пределы школьного обучения.

Одновременно он продолжал учиться игре на скрипке, имея намерение стать профессиональным музыкантом. Однако, когда Г.А. Аскарьян был близок к окончанию средней школы, произошло событие, которое изменило его планы. В Советский Союз на гастроли приехал великий скрипач Иегуди Менухин. Гурген, как будущий скрипач, получил возможность присутствовать на репетиции Иегуди Менухина. Игра Иегуди Менухина потрясла Гургена. Это была только репетиция, но Гурген уже достаточно разбирался в скрипичной игре, чтобы понять, что перед ним гениальный мастер. Одновременно он понял также, что никогда не сможет приблизиться по уровню к игре Иегуди Менухина. На этой репетиции он решил отказаться от карьеры скрипача.

Школу Гурген окончил в 1946 году с золотой медалью. Это был первый послевоенный год. В то время медалисты имели право поступления в любое высшее учебное заведение без вступительных экзаменов. Аскарьян подал документы на физический факультет Московского Государственного Университета. Этот выбор не был неожиданным, – в школьные годы Г. Аскарьян особо интересовался физикой и математикой, прекрасно успевал по этим предметам и знания его далеко выходили за пределы школьной программы. Но он столь же успешно занимался и музыкой. Выбор дался ему нелегко. Заявление он подал втайне от матери, которая до последнего момента была уверена, что ее сын будет продолжать музыкальное образование.

Он был зачислен студентом первого курса Физического факультета. В послевоенные годы набор на Физический факультет был значительно расширен. Страна нуждалась в специалистах по новой технике – атомной энергетике, радиолокации, ракетной технике. На первом курсе училось около трехсот студентов. Аскарьян в этом большом коллективе занял свое особое место. Он был приметной фигурой по нескольким причинам. Во-первых, он много знал и много занимался, не удовлетворяясь только знаниями, полученными на лекциях. Он с легкостью отвечал на вопросы, которые возникали у его товарищей. Во-вторых, он вел себя очень независимо и его высказывания по поводу событий, происходивших на курсе и на факультете (и не только на факультете) нередко расходились с мнением влиятельных на курсе людей или даже с мнением факультетского руководства. При этом его высказывания по форме нередко были довольно язвительны (хотя по существу и правильны). По этим причинам некоторые студенты и преподаватели относились к нему недоброжелательно, хотя (или потому, что) признавали справедливость его высказываний.

Когда пришло время специализации, Аскарьян выбрал отделение строения вещества. Это отделение готовило специалистов по физике атомного ядра. Заведовал отделением академик Дмитрий Владимирович Скобельцын.

Попасть на отделение строения вещества для Гургена оказалось непростым делом. Он не состоял в комсомоле, и это послужило препятствием, поскольку на отделение строения вещества зачислялись наиболее сознательные студенты, а раз ты не комсомолец, то какой же ты сознательный студент? Гургена первоначально зачислили на отделение радиофизики. Отделением заведовал профессор Самсон Давыдович Гвоздовер. Он Аскарьяна знал и был рад, что того зачислили именно к нему. Но сам Гурген при всем уважении к Самсону Давыдовичу хотел все-таки учиться на отделении строения вещества. Гвоздовер уговаривал Аскарьяна остаться. Однажды он сказал Аскарьяну: «Я вам буду как родной отец!». Гурген ответил: «Мама будет не согласна». С.Г. Гвоздовер не обиделся – он ценил остроумие. Старания Гургена увенчались успехом и он был в конце концов зачислен на отделение строения вещества.

Лекции и лабораторные занятия для студентов отделения проводились в отдельном здании, специально выделенном для этого. Здание располагалось в одном из пустынных и незастроенных тогда проездов недалеко от станции метро «Сокол». Это было типовое школьное здание, переоборудованное под научно-исследовательский институт. Здание охранялось, вход туда был по пропускам, все, что было связано с этим зданием – и научная работа, которая там проводилась, и содержание лекций для студентов, и даже адрес – все было засекречено. Гурген вспоминал, что когда студенты в первый раз отправились туда, им не сообщили адрес, а дали провожатого – одного из преподавателей – и студенты должны были следовать за ним, не отставая, но держась несколько поодаль, чтобы не навести вражеских резидентов на этот секретный центр. Им только сказали, что этот секретный объект находится поблизости от общественной столовой.

Гурген опоздал. Когда он приехал на «Сокол» и вышел из метро, студенты уже ушли. Тогда он стал спрашивать у прохожих, не знают ли они, где здесь столовая. Одна старушка радостно сказала ему: «А, столовая! Это рядом с секретным институтом», и объяснила, как туда пройти. Он пришел раньше всех, потому что преподаватель, который вел студентов, по дороге петлял, чтобы сбить с толку возможных вражеских лазутчиков.

Научно-исследовательский институт назывался НИФИ-2. В лабораториях этого института студенты проходили физический практикум – знакомились с приборами и методами исследования в ядерной физике – а также слушали лекции по различным разделам физики атомного ядра. Состав преподавателей и лекторов был первоклассный. Лекции читали И.М. Франк, В.И. Векслер, Л.В. Грошев, Ф.Л. Шапиро, М.А. Марков, И.Я. Померанчук, Д.И. Блохинцев и другие выдающиеся физики.

Обстановка в этом закрытом институте была либеральной и гораздо более мягкой, чем вовне. В то время (конец сороковых годов) в Советском Союзе в самом разгаре было гонение на космополитов, борьба с низкопоклонством перед Западом и перед западной наукой. Я помню, в те годы вышел учебник Л.Д. Ландау и Е.М. Лифшица «Статистическая физика». Так вот, авторов упрекали в том, что в этом учебнике нет ссылок на М.В. Ломоносова. Дальше – больше. Невежественные и горластые авторы шумно громили в печати научные теории, составляющие основу современной физики – теорию относительности, квантовую механику. Немало можно привести примеров, самых анекдотичных. Вся эта деятельность носила уродливые формы и могла дать только один результат – еще большую изоляцию Советского Союза, в том числе и изоляцию советской науки от мировой. В это самое время в стенгазете НИФИ-2 появилась заметка, написанная профессором Ильей Михайловичем Франком (будущим академиком и будущим лауреатом Нобелевской премии по физике). Франк писал, что советская наука есть неотъемлемая часть мировой науки, нельзя их разделять, что всякая попытка изолировать советскую науку может привести только к гибельным последствиям. Нужно было немалое мужество, чтобы высказать свое мнение, столь явно противоречившее официальной точке зрения.

Своей заметкой И.М. Франк мог нажить себе большие неприятности. Но в тот раз все обошлось. По крайней мере, никаких явных неприятностей, связанных с заметкой, у И.М. Франка не было. Гурген полагал, что взаимопонимание, терпимость и порядочность, которые были характерны для отношений между сотрудниками НИФИ-2, были заложены Д.В. Скобельцыным, директором этого института. Конечно, так оно и было, но и остальные сотрудники оказались на высоте.

Г. Аскарьян учился с увлечением и проявил несомненные способности к научной работе, к научному творчеству. Будучи студентом третьего курса, он высказал очень важную идею, обещавшую новые возможности регистрации заряженных частиц. Идея заключалась в следующем. Когда быстрая заряженная частица движется через вещество, она теряет энергию на взаимодействие с атомами вещества. Эта энергия выделяется в областях, лежащих вдоль пути заряженной частицы. Представим себе теперь, что заряженная частица движется в перегретой жидкости. Жидкость нагрета до такой степени, что она вот-вот должна закипеть. Для того чтобы жидкость закипела, требуется затратить совсем немного энергии. Пусть через перегретую жидкость движется заряженная частица. Она теряет энергию на ионизацию и возбуждение атомов жидкости. Энергия эта невелика, но она достаточна для того, чтобы перегретая жидкость на пути частицы закипела. И тогда вдоль пути частицы появится цепочка из пузырьков пара. След частицы в жидкости можно будет увидеть.

Г. Аскарьян провел несложные предварительные расчеты и пришел к выводу, что такое устройство вполне можно осуществить. Но он не нашел поддержки, и его замысел так и не был осуществлен. У Г. Аскарьяна не было никакого опыта научной работы. Он не опубликовал свое предложение и ограничился тем, что обсудил его с несколькими физиками. Но прошло несколько лет, и устройство, которое он предлагал осуществить, было создано. Американский физик Дональд Артур Глезер независимо пришел к такой же идее и осуществил ее в 1952 году. Созданное им устройство использовало перегретую жидкость и позволяло наблюдать следы заряженных частиц. Это устройство было названо пузырьковой камерой.

Пузырьковая камера существенно расширила возможности наблюдения в физике элементарных частиц. За ее создание Д.А. Глезер получил Нобелевскую премию по физике за 1960 год.

Этот случай с одной стороны вызвал у Гургена чувство досады, связанное с тем, что он, хотя и высказал правильную идею, но не смог ее воплотить и даже не опубликовал. С другой стороны, он после этого случая уверовал в свои силы.

Дипломную работу Г. Аскарьян выполнял на кафедре И.М. Франка под научным руководством И.С. Шапиро. В дипломной работе был предложен новый способ регистрации заряженных частиц, который давал возможность не только зарегистрировать прохождение заряженной частицы, но и получить изображение ее трека в измерительном устройстве. В устройство, рассмотренное Г. Аскарьяном, входила прозрачная люминесцирующая среда, в которой проходящая частица оставляет за собой светящийся след. Изображение этого следа с помощью оптической системы подавалось на фотокатод многосеточной электронно-оптической трубки. Свет от следа выбивал электроны с фотокатода, и этот поток, проходя через трубку, возрастал лавинообразно. Поток электронов нес с собой изображение следа заряженной частицы. В конце усиления поток электронов еще дополнительно ускорялся и выпускался на флюоресцирующий экран, на котором воспроизводилось изображение трека.

Предложение было оценено положительно, но оно так и осталось предложением. Попыток к реализации своего проекта Г. Аскарьян не делал и не пытался что-либо сделать, потому что время, отпущенное на выполнение дипломной работы, ушло на разработку проекта, а после успешной защиты и окончания университета ему предстояло распределение на работу, и было неясно, куда, в конце концов, его направят и что ему придется делать на новом месте. Тем не менее, идея, изложенная в проекте, вызвала одобрение и была высоко оценена специалистами. Идея дипломной работы вместе с несостоявшимся проектом пузырьковой камеры в какой-то мере определила уже тогда репутацию Г. Аскарьяна как незаурядного физика.

Чрез несколько лет после окончания университета Г. Аскарьян опубликовал в Журнале Экспериментальной и Теоретической Физики (ЖЭТФ) краткое изложение своей дипломной работы.

В декабре 1951 года Г. Аскарьян окончил университет и был направлен по распределению в распоряжение Отдела кадров Академии Наук СССР. Оттуда его должны были направить в один из институтов Академии наук для работы или для продолжения учебы. Но распределение задержалось на год. Аскарьян взял длительный отпуск по состоянию здоровья.

В эти годы он выглядел так: среднего роста, смуглый, правильные черты лица, большие внимательные глаза, взгляд прямой. Одет в черный потрепанный костюм. Под пиджаком – темная ковбойка. На шее в несколько оборотов – серый пуховый шерстяной шарф, концы которого доходят до пояса. Шарф свой он никогда не снимал, и эта деталь его одежды служила предметом неисчерпаемых шуток со стороны его друзей. Он не оставался в долгу и охотно вступал в шутливую перепалку, из которой почти всегда выходил победителем.

В октябре 1952 года Г.А. Аскарьян был зачислен в аспирантуру Института Химической Физики Академии Наук. Его научным руководителем стал один из выдающихся физиков современности академик Яков Борисович Зельдович. Зельдович охотно взял Аскарьяна в аспирантуру и позволил ему самому выбирать направление исследований. В предварительных разговорах Г. Аскарьян рассказал ему о своем проекте пузырьковой камеры. Я.Б. Зельдович довольно скептически отнесся к идее и сказал, что на этом пути вряд ли можно ожидать успеха.

Через несколько дней после того, как Г. Аскарьян договорился с Я.Б. Зельдовичем о поступлении в аспирантуру, его (Аскарьяна) разыскал академик Евгений Константинович Завойский, прекрасный экспериментатор, ученый, обладавший тончайшей физической интуицией и автор поразительных открытий. Е.К. Завойский узнал об Аскарьяне от И.М. Франка. Дело было так. Завойский создал детектор заряженных частиц на многокаскадных фотоэлектронных преобразователях. О своей установке он сделал доклад на одном из семинаров. После Завойского выступил с докладом И.М. Франк, который, в частности, рассказал и о схеме регистрации заряженных частиц, предложенной в дипломной работе Г. Аскарьяна. Завойского очень заинтересовал проект Аскарьяна, имевший много общего с идеей его установки, и он решил подробнее расспросить автора. После непродолжительной беседы Завойский предложил Аскарьяну место в своей лаборатории. Это было очень лестное предложение, но Гурген вынужден был отказаться, так как уже договорился с Я.Б. Зельдовичем. Узнав причину отказа, Е.К. Завойский одобрил намерение Г. Аскарьяна.

Но аспирантом у Зельдовича Аскарьян пробыл недолго. Вскоре Зельдович вынужден был уйти из Института Химической Физики. Аскарьян оказался аспирантом без руководителя. Хуже того, с уходом Я.Б. Зельдовича упразднялось и место для его аспиранта.

В 1953 году Г.А. Аскарьян был переведен в аспирантуру Физического Института имени П.Н. Лебедева Академии Наук СССР (сокращенно – ФИАН). Его руководителем был утвержден Матвей Самсонович Рабинович, кандидат физико-математических наук. Вскоре Рабинович защитил докторскую диссертацию, которая была готова задолго до защиты. В то время работы М.С. Рабиновича были засекречены, а когда секретность была снята и работы стало можно публиковать, тогда все узнали то, что до этого было известно лишь немногим – что М.С. Рабинович – один из крупнейших ученых мира в области физики ускорителей. Позднее его работы по физике плазмы также принесли ему международную известность.

Гурген, придя в ФИАН, попал в лабораторию, которую возглавлял член-корреспондент Академии Наук Владимир Иосифович Векслер. В лаборатории проектировались и строились ускорители заряженных частиц. Это было новое и быстро развивавшееся направление в физике. В 1945 году В.И. Векслер выдвинул новый принцип ускорения заряженных частиц – принцип автофазировки. Использование этого принципа позволяло разгонять заряженные частицы до очень высоких энергий. В космических лучах, приходящих на Землю из глубин Галактики тоже попадаются частицы высоких энергий, но их число очень невелико. Между тем, физика элементарных частиц достигла такой стадии развития, когда стало необходимо изучать взаимодействия между частицами при высоких энергиях. Ускорители позволяли получать такие частицы с энергиями, которые до этого встречались только в космических лучах, но с интенсивностью намного большей, что значительно облегчало измерения. После открытия принципа автофазировки началось строительство ускорителей, рассчитанных на все большие и большие энергии ускоренных частиц. В лаборатории, которую возглавлял В.И. Векслер, как раз и велось проектирование и строительство ускорителей. Но создание ускорителей не было самоцелью – на полученных пучках частиц высокой энергии в лаборатории велись исследования, имевшие большое значение для физики элементарных частиц. В те годы вся деятельность лаборатории была засекречена. Даже название ее – Эталонная лаборатория – было таким, чтобы никто не догадался, чем в этой лаборатории занимаются.

Эталонная лаборатория быстро росла и скоро стала одной из самых больших в ФИАНе. В ней было несколько действующих ускорителей, и разрабатывался проект самого большого в мире протонного ускорителя - синхрофазотрона. Впоследствии этот ускоритель был построен в Дубне.

М.С. Рабинович, научный руководитель Г.А. Аскарьяна, в то время был заместителем заведующего Эталонной лаборатории. Он предоставил Г.А. Аскарьяну свободу в выборе темы для исследования и правильно сделал. Рабинович сразу понял, что Аскарьян – яркая научная индивидуальность с большой тягой к самостоятельности, его невозможно было заставить заниматься тем, что было для него неинтересно. С другой стороны, предоставив ему самому выбирать темы для исследования, можно было с полным основанием ждать хороших результатов.

И все же, хотя Гурген получил полную свободу в своей научной работе, и несмотря на то, что тематика лаборатории – физика ускорителей – была довольно далека от тех научных интересов, с которыми он пришел в Эталонную лабораторию – несмотря на все это, он через небольшое время после своего появления активно включился в научные исследования, которые в то время велись в лаборатории. И нет никакого сомнения в том, что это произошло под влиянием тогдашнего «завлаба» – Владимира Иосифовича Векслера. Векслер обладал удивительным качеством – если его начинала интересовать какая-либо физическая проблема, то эта проблема становилась важной и интересной для всех его сотрудников. Трудно сказать, в чем была причина такого воздействия. Никакого принуждения тут не было. Может быть, причина заключалась в том, что физические проблемы, которые интересовали В.И. Векслера, были сами по себе интересны и становились еще ярче и интереснее, когда он о них рассказывал. И он не жалел времени на обсуждение новых идей, и эти обсуждения много давали его собеседникам. Энтузиазм Векслера действовал заражающе.

В то время, когда Г. Аскарьян пришел в Эталонную лабораторию, там уже работало несколько электронных ускорителей, и разрабатывался проект протонного ускорителя на 10 миллиардов электрон-вольт. Позднее этот ускоритель был построен в Дубне, и на момент запуска это был ускоритель, который разгонял протоны до рекордной энергии (хотя довольно скоро рекорд этот был перекрыт – вошли в строй зарубежные ускорители на еще более высокие энергии). Все эти ускорители были основаны на применении высказанного В.И. Векслером в 1945 году принципа автофазировки (через год этот принцип был независимо высказан американским физиком Э. МакМилланом). Принцип заключался в том, что при определенных условиях ускоряемая частица «сама» подстраивается к переменному ускоряющему напряжению и удерживается в режиме ускорения.

Одновременно В.И. Векслер искал новые, более эффективные способы ускорения заряженных частиц. Он выискивал и рассматривал такие физические явления, в которых возникают сильные электрические поля, с тем, чтобы эти поля использовать для ускорения. В.И. Векслер указал на целый ряд таких процессов – столкновение быстрых заряженных частиц, столкновение заряженной частицы со сгустком, содержащим много заряженных частиц, столкновение сгустка со сгустком, взаимодействие сгустка заряженных частиц с электронной плазмой или с сильной электромагнитной волной. Качественно было ясно, что во всех этих процессах возможно создать такие условия, что одна какая-нибудь частица или группа частиц будет набирать энергию. Но каждое такое предложение надо было исследовать детально. Качественных соображений в таких вопросах было недостаточно.

Г.А. Аскарьян заинтересовался тем комплексом проблем, который был связан с поисками В.И. Векслера. Его увлекли перспективность проблемы, ее важность для физики высоких энергий, яркая физическая фантазия и в то же время профессиональный инженерный подход В.И. Векслера. Начались оживленные обсуждения, количественные оценки, выбор наиболее обещающих вариантов. Г.А. Аскарьян с большой охотой и интересом обсуждал с В.И. Векслером различные возможности. В.И. Векслер сразу же признал в нем равного, и это тоже способствовало их совместной работе – другого отношения к себе Аскарьян не признавал, и если, скажем, Векслер был бы менее открытым и более высокомерным человеком, то никакого сотрудничества между ним и Г. Аскарьяном не получилось бы. С другой стороны, Г. Аскарьян относился к В.И. Векслеру с большим уважением и даже восхищением, отдавая дань его большим познаниям, научной смелости и демократизму. Немалую роль играло и то обстоятельство, что В.И. Векслер был, как и сам Гурген, человеком острым на язык и неутомимым отчаянным спорщиком. Дискуссия с таким человеком, даже независимо от научной ценности, была интересна и сама по себе. Кроме того, довольно быстро выяснилось, что оба они – и Векслер и Аскарьян – были любителями и знатоками изобразительного искусства.

Несколько раз в неделю В.И. Векслер приходил к Г.А. Аскарьяну и они с увлечением обсуждали различные новые возможности в проблеме ускорения заряженных частиц. Один из вариантов состоял в ускорении электронных и плазменных сгустков в поле сильной электромагнитной волны. Успех в этом деле обеспечил бы, в частности, получение достаточно быстрых и достаточно мощных плазменных потоков. Однако, в этом варианте возникло множество проблем, даже на стадии обсуждения. Дело в том, что сильная электромагнитная волна не только ускоряла сгусток, но и меняла его форму и размеры и даже могла вызвать смещение сгустка как целого в нежелательном направлении. В результате сгусток мог еще до окончания процесса ускорения «сесть на стенку» ускорительной камеры и погибнуть. Все эти вопросы следовало выяснить не только на качественном уровне, но и количественно.

На этом этапе к рассмотрению подключился профессор Михаил Львович Левин, работавший в Радиотехническом институте Академии Наук. Это был человек редкого обаяния и огромных знаний, причем не только в области физических наук, а и в истории, литературе, искусстве, короче говоря, М.Л. Левин был выдающимся представителем человеческой культуры. Наука, можно сказать, является одной из сторон человеческой культуры. Культура же М.Л. Левина была всесторонней. К тому же, он был веселым человеком, много шутил, и общение с ним было тем самым человеческим общением, о котором Антуан де Сент Экзюпери сказал, что оно – самая большая роскошь на свете. Кстати говоря, всякое общение с Гургеном тоже воспринималось как самая большая роскошь. Несмотря на разницу в возрасте (М.Л. Левин был старше на семь лет) и на различие темпераментов (М.Л. Левин был мягче характером, не было у него в поведении такой резкости, какая бывала иногда у Гургена), между Г.А. Аскарьяном и М.Л. Левиным быстро возникли дружеские отношения, которые сохранились на всем протяжении их дальнейшей жизни.

Как известно, с помощью статических электрических полей нельзя зафиксировать заряженную частицу в определенном положении, таком, что если какой-то внешней силой вывести частицу из этого положения, то она снова туда вернется. Это утверждение составляет содержание так называемой теоремы Ирншоу, и из него (из утверждения) следует, что невозможно с помощью статических полей создать такие условия, при которых покоящийся сгусток заряженных частиц не будет расплываться. В проблемах, связанных с радиационным ускорением, сгустки были не покоящиеся, а движущиеся, и поля были не статические, а переменные. Первые прикидки приводили к тому же пессимистическому результату, что и статическом случае. Получалось, что в полях простой конфигурации (основные и близкие к основным моды волновода) сгусток расплывается и уходит на стенку. Надо было искать такую конфигурацию сгустка и такую комбинацию мод в ускоряющей волне, чтобы сгусток не расплывался и прижимался к оси. Этим и занялся Г.А. Аскарьян.

Попутно Гурген подал в Комитет по делам изобретений и открытий заявку, которая стала поводом для многих шуток. В заявке он предложил способ, позволяющий сохранить тело умершего человека от разложения. Способ этот заключался в том, что тело подвергалось воздействию определенной дозы радиоактивного излучения. После этого бактерии, вызывающие разложение, уже не могли существовать.

Трудно сказать, что натолкнуло Г. Аскарьяна на такое предложение. Возможно, что толчком послужило событие, которое произошло в Эталонной лаборатории незадолго до этого. В этой лаборатории работал электронный ускоритель на энергию 250 миллионов электрон-вольт. Во время работы магнит ускорителя охлаждался потоком воздуха. Воздух сразу же становился радиоактивным и потом выбрасывался в атмосферу через высокую трубу, похожую на заводские трубы. Зимой на край трубы садились птицы и грелись в потоке теплого воздуха. Бывало, что некоторые птицы умирали – это могло быть в силу естественных причин, но и радиоактивный воздух, идущий из трубы, тоже не прибавлял им здоровья. Мертвые птицы падали на дно трубы. Когда стали чистить магистраль, по которой выбрасывался теплый радиоактивный воздух, обнаружили тельца этих погибших птичек, которые прекрасно сохранились, они даже не были затронуты разложением.

Возможно, что была какая-то другая причина, которая побудила Г.А. Аскарьяна выдвинуть свое предложение. Сам он на вопрос, как он пришел к своей заявке, ответил, что его тетя была патологоанатомом, и его идея возникла в результате разговоров с ней. Действительно, для патологической анатомии, для криминалистики и не только для этих двух областей возможность предотвратить разложение тела после смерти, хотя бы на сравнительно небольшое время, может оказаться очень полезной. Так или иначе, он подал свою заявку, и началось длительное хождение его самого и прохождение его заявки по всем необходимым инстанциям. В конце концов, он получил свидетельство об изобретении, но на это ушло года два.

Вот эта заявка, в течение тех двух лет, что Гурген ее оформлял, и послужила поводом для многих шуток.

Я предложил назвать процесс, предлагаемый в заявке, гургенизацией. Лев Коврижных усовершенствовал это название, предложив называть процесс холодной гургенизацией. Потом я составил список сотрудников Эталонной лаборатории, желающих подвергнуться холодной гургенизации после смерти. Мы тогда все были молодые и не упускали случая повалять дурака. Список оказался довольно большой, человек десять лабораторной молодежи. Мы все отправились к Гургену, и я вручил ему список, выразив при этом надежду, что поддержка общественного мнения в нашем лице, несомненно, поможет ему пробить заявку. Я выразил уверенность в том, что со временем холодная гургенизация станет поголовной. Г.А. Аскарьян внимательно выслушал мою речь, поблагодарил за сочувствие, взял из моих рук список, тут же проглядел его и попросил меня взять список обратно. Он сказал, что предлагаемый им метод направлен на сохранение тел выдающихся людей, а среди подписавшихся он таких не видит. Скорее наоборот, он считает всех нас... и он сказал, кем (или чем) он нас считает, употребив для этой цели несколько кратких, но энергичных слов, которые я теперь, много лет спустя, в точности не помню, и это к лучшему. Мы должны были признать, что Гурген подготовился к поединку лучше нас. Получилось так, что мы пошли по шерсть, а вернулись стриженые.

Исследование устойчивости плазменных сгустков в поле ускоряющей волны тем временем продолжалось, и оно вышло за рамки ускорительной физики. Г.А. Аскарьян предложил и рассмотрел возможные применения быстрых электронных и плазменных сгустков. Одно из применений представляло интерес для широко проводимых в то время исследований по физике управляемых термоядерных реакций. Дело в том, что предложенные Г.А. Аскарьяном методы локализации позволяли проводить интенсивный нагрев сгустков с сохранением их удержания. Использование эффективных методов локализации облегчало предварительный нагрев электронной плазмы. Второе предложенное Г.А. Аскарьяном применение быстрых локализованных плазменных сгустков заключалось в использовании этих сгустков для генерации мощного коротковолнового электромагнитного излучения. Г.А. Аскарьян рассмотрел несколько вариантов такой генерации. Один из вариантов состоял в том, что на пути ускоренного сгустка помещалась мишень. Попадая на мишень, сгусток давал импульс переходного излучения. Это было, по-видимому, первое предложение об использовании переходного излучения для генерации миллиметровых электромагнитных волн.

Среди задач, рассмотренных в то время Г. Аскарьяном, одна мне очень понравилась и запомнилась. Он рассчитал излучение, возникающее при подлете заряженной частицы к идеально проводящему шару. Сама частица движется равномерно и поэтому не излучает – как известно, равномерно движущийся в вакууме заряд не дает излучения. Но на поверхности шара наводятся переменные токи и заряды, и они являются источниками излучения. Определение этих токов и зарядов – дело сложное. Г. Аскарьян не стал вычислять наведенные токи и заряды. Он выбрал простой и красивый путь, пригодный, правда, только при малых скоростях заряда, точнее говоря, при скоростях малых в сравнении со скоростью света. За основу он взял решение классической задачи о поле покоящегося заряда, расположенного вблизи от проводящего шара. Как известно, в этом случае поле вне шара можно представить как поле двух зарядов – исходного заряда и некоторого фиктивного заряда, который называется изображением, причем существуют простые правила, позволяющие определить и величину и местоположение заряда-изображения. При этом получается статическое решение, пригодное для покоящегося заряда. Аскарьян предположил (с полным основанием), что если заряд достаточно медленно перемещается, то его изображение также будет медленно перемещаться, и сумма полей заряда и изображения будет достаточно точно описывать возникающее при этом поле. Если заряд, налетающий на шар, движется равномерно, то его изображение движется ускоренно, следовательно, оно должно стать источником излучения. Работу свою, опубликованную в Журнале Экспериментальной и теоретической Физики, Г.А. Аскарьян так и назвал: «Об излучении ускоренно движущегося электрического изображения равномерно движущегося заряда». В ней было подсчитано излучение заряда-изображения при подлете заряженной частицы к проводящему шару. Этот красивый подход был позднее использован другими авторами для решения близких задач, скажем, задачи об излучении заряженной частицы, пролетающей над гофрированной металлической поверхностью.

В эти годы Г. Аскарьян также выполнил несколько работ, посвященных взаимодействию быстрых заряженных частиц с веществом. Если можно так сказать, его интересовали видимые эффекты, сопровождающие такое взаимодействие. Например, если частица движется в пересыщенном паре, то ее след содержит много ионизированных атомов, и эти атомы служат центрами конденсации пара. След частицы становится видимым – ниточка тумана в прозрачной среде. Явление конденсации пара на ионах лежит в основе действия камеры Вильсона. Если частица движется в перегретой жидкости, то энергия, теряемая ею на ионизацию при определенных условиях может вызвать вскипание жидкости, и тогда след частицы становится видим – вдоль следа образуются пузырьки пара. Это явление используется в работе пузырьковой камеры. Выше уже было сказано, что Г. Аскарьян пришел к идее пузырьковой камеры еще на студенческой скамье, но не смог ее осуществить и даже не подумал о том, что следовало бы опубликовать самую идею. Однако, его продолжали интересовать детали работы пузырьковой камеры, такие как механизм вскипания под действием ионизирующего излучения, плотность пузырьков вдоль трека ионизирующей частицы и т. д. Интересовал его и процесс зарождения пузырьков пара.

В 1957 году Г. Аскарьян опубликовал работу, посвященную взаимодействию быстрых частиц с веществом. Работа содержала рассмотрение нового эффекта и основанного на этом эффекте нового способа регистрации быстрых заряженных частиц. Гурген показал, что прохождение быстрой заряженной частицы через вещество – стабильное вещество, а не перегретое, конденсированная среда, а не пересыщенный пар – прохождение частицы через стабильное конденсированное вещество сопровождается генерацией звука, звуковых волн. Частица на своем пути тормозится, теряет энергию, эта энергия, в конечном счете, переходит в тепло и идет на нагрев той части среды, которая прилегает к треку частицы. Нагрев, в свою очередь, вызывает тепловое расширение, и от трека частицы идет звуковая волна. Звук может быть также связан с образованием пузырьков (достаточно вспомнить, как шумит на огне закипающий чайник). В работе было отмечено, что при определенных условиях (если, скажем, переход энергии, затраченной на ионизацию, в тепло происходит достаточно быстро) энергия звуковых волн может составить значительную долю полных потерь на ионизацию. Даже и в этом оптимальном случае отдельная заряженная частица создает достаточно слабую звуковую волну, и такую волну трудно зарегистрировать, но это уже вопрос технический. Главное состояло в том, что путь частицы в веществе стало возможно сделать не только видимым, но и слышимым. В дальнейшем эта работа о генерации звука при прохождении быстрой заряженной частицы через вещество получила важное развитие в физике высоких энергий. Об этом будет сказано ниже.

Работы Г. Аскарьяна о возбуждении звуковых волн в конденсированной среде (в стабильной конденсированной среде – не перегретой, не переохлажденной, далекой от всех возможных фазовых переходов) получили важные применения в физике высоких энергий. Об этих применениях мы еще скажем. Пока же отметим, что эти работы способствовали созданию нового и важного направления в физике - радиационной акустики. Недавно (в 1996 году) в издательстве Физматлит вышла книга Л.М.Лямшева «Радиационная акустика», из которой читатель может узнать подробнее об истории вопроса и о роли Г.Аскарьяна в развитии этой области и ее применений.

 Интересно отметить, что короткая статья Г. Аскарьяна, в которой рассматривалась генерация звука при прохождении ионизирующей частицы через вещество, была отвергнута редакциями нескольких журналов. В конце концов статья попала в журнал “Атомная энергия” и была направлена на рецензию Евгению Константиновичу Завойскому, который дал на статью вполне положительный отзыв, отметив, что идея, высказанная в статье, открывает много новых возможностей. Статья была опубликована.

Спустя 20 лет, в 1957 году, Г. Аскарьян и Б.А. Долгошеин в совместной статье предложили регистрировать нейтрино высоких энергий в толще океанской воды с помощью приемников звука – гидрофонов.

При взаимодействии нейтрино с атомными ядрами рождаются мюоны (m-мезоны). Если энергия нейтрино достаточно велика, то и мюон может иметь большую энергию. В этом случае мюон порождает электронно-фотонную лавину в глубине океана. Энергия мюона переходит в энергию большого числа ионизирующих частиц и в конечном счете происходит быстрое выделение тепловой энергии вдоль ствола лавины. Происходит резкое тепловое расширение и порождается звук. При достаточно большой энергии первичного нейтрино этот звук вполне поддается регистрации. Нейтрино взаимодействует с ядрами намного слабее, чем остальные элементарные частицы. Поэтому регистрация звукового импульса на большой глубине говорит о том, что этот импульс порожден именно нейтрино – другие частицы, например протоны, входящие в состав космических лучей, если и порождают лавину, то вблизи от поверхности воды.

Акустическая регистрация удобна тем, что акустический датчик регистрирует звук, порожденный в довольно большом объеме окружающего пространства. Принятый в настоящее время способ регистрации по свечению Вавилова-Черенкова, требует установки многих черенковских счетчиков там, где хватило бы нескольких гирлянд гидрофонов. В этом отношении акустическая регистрация значительно проще. Но есть свои проблемы и методе акустической регистрации. Одна из них – шумы постороннего происхождения, которые всегда присутствуют в морской воде. Тем не менее, сейчас в программе глубоководной регистрации мюонов и нейтрино (программа DUMAND) предполагается использовать и методы акустической регистрации.

***

В первой половине 50-х годов Владимир Иосифович Векслер стал уделять все больше внимания десятимиллиардному синхрофазотрону в Дубне – сначала строительству, потом запуску, а потом физическим измерениям на пучке ускоренных протонов. В конце концов он сложил с себя обязанности заведующего Эталонной лабораторией в ФИАНе. Вскоре после этого Эталонная лаборатория прекратила свое существование. Она была разделена на пять лабораторий, меньших по размеру. Заведующим одной из них – лабораторией плазменных явлений – стал Матвей Самсонович Рабинович, научный руководитель Аскарьяна по пребыванию в аспирантуре. Гурген стал сотрудником той же лаборатории. Рабинович неоднократно требовал от Г. Аскарьяна, чтобы тот подготовил, наконец, кандидатскую диссертацию - результатов для этого было более чем достаточно. Но Гурген все тянул и тянул. Кончилось тем, что М.С.Рабинович, как говорится, сел верхом на Аскарьяна и не слезал с него до тех пор, пока тот не написал кандидатскую диссертацию.

В основу своей кандидатской диссертации, которую он успешно защитил в первой половине 1961 года, Г. Аскарьян положил исследования по ускорению плазменных сгустков и по использованию ускоренных сгустков. Работы по динамике образования пузырьков и по генерации звука также составляли достаточный материал для диссертации. Он мог бы стать кандидатом физико-математических наук значительно раньше. С момента его зачисления в аспирантуру ФИАН и до защиты диссертации прошло 8 лет. Обычно аспиранту средних способностей для этого достаточно трех лет или около того. Гурген по своему научному уровню был много выше среднего. Почему же он не уложился в три года? Потому что он не придавал никакого значения ни степеням, ни званиям В науке для него, конечно, были критерии, по которым он оценивал свои достижения и достижения других исследователей, но эти критерии совершенно не учитывали достигнутых степеней и званий. Главное было - красота замысла, важность результата. И столь же высоки были его нравственные критерии оценки. Он не молчал, сталкиваясь со случаями непорядочного поведения, любого отклонения от порядочности – доноса, предательства, незаслуженного восхваления или незаслуженного поругания, карьеризма. И он боролся против тех действий, которые он считал непорядочными, не обращая внимания на то, каково положение людей, совершающих эти действия, кто эти люди – кандидаты наук, доктора наук или члены Академии. Он не придавал никакого значения своему продвижению по лестнице степеней и званий.

Я тогда был сотрудником Теоретического отдела ФИАН. М.С. Рабинович попросил меня ознакомиться с диссертацией Г.А. Аскарьяна и высказать свое мнение о ней на Ученом совете лаборатории, где диссертацию предполагалось обсудить и представить к защите. Для меня эта просьба явилась своего рода потрясением – я считал, что Гурген – давно уже кандидат физико-математических наук.

Нередко так бывает, что после защиты диссертации человек в течение некоторого времени не способен ни продолжать свое исследование, ни приступить к работам по новой теме. Это, как правило, случается тогда, когда защита диссертации становится для человека важной целью, и эта цель заслоняет чисто научное содержание работы, становится , по крайней мере, на некоторое время, важнее научной работы. Для Г. Аскарьяна, наоборот, защита была досадным отвлечением, помехой в работе.

***

В год защиты кандидатской диссертации Г. Аскарьян выполнил одно исследование, которое в диссертацию не вошло. Оно было опубликовано в ЖЭТФ и привело к возникновению нового направления в физике космических лучей. Работа называлась «Избыточный отрицательный заряд электронно-фотонного ливня и когерентное радиоизлучение от него».

В электронно-фотонной лавине заряженные частицы рождаются парами, вместе с электроном рождается позитрон, поэтому лавина в целом считалась электрически нейтральной. Г. Аскарьян показал, что развитие лавины происходит таким образом, что возникает избыток отрицательного заряда. Этот избыток может достигать десяти процентов от полного числа частиц в ливне (т. е. число электронов в ливне может на десять процентов превосходить число позитронов). Таким образом, лавина с точки зрения электромагнитной теории представляет собой кратковременный ток, направленный снизу вверх (поскольку электроны имеют отрицательный заряд и движутся сверху вниз). Такой переменный ток является источником излучения радиоволн, причем волны, длина которых сравнима с размерами ливня или превосходит эти размеры, излучаются когерентно. Ливень становится как бы гигантской передающей антенной. Следовательно, регистрировать ливень можно с помощью должным образом настроенной приемной радиостанции, находящейся на значительном расстоянии от ствола ливня. Ливень как бы сообщает по радио о своем появлении.

Идея регистрации ливня по его радиоизлучению обсуждалась и раньше. Однако, представление о нейтральности ливня в целом приводило к очень малой интенсивности излучения и не позволяло надеяться на сколько-нибудь успешную регистрацию. Расчеты Г. Аскарьяна показали, что сигнал от ливня имеет такую напряженность поля, которая во много раз превосходит уровень собственных шумов обычного приемника.

Эта работа дала начало целому ряду экспериментальных исследований по регистрации электронно-фотонных ливней и определению некоторых их параметров по радиоизлучению.

***

Одним из важнейших достижений физики в середине пятидесятых годов было создание квантовых генераторов. Эти замечательные устройства были созданы примерно в одно и то же время в Советском Союзе и в Соединенных Штатах Америки. В Советском Союзе первый квантовый генератор был запущен в ФИАНе, в лаборатории колебаний, Николаем Геннадиевичем Басовым и Александром Михайловичем Прохоровым. В США первый квантовый генератор был в том же году (1954) создан профессором Колумбийского Университета Чарльзом Хардом Таунсом. Вскоре появились оптические квантовые генераторы. С их помощью стало возможно получать когерентные световые пучки невиданной доселе мощности.

Здесь уместно сказать, что у Басова, Прохорова и Таунса был предшественник -профессор Валентин Александрович Фабрикант. В 1939 году он показал возможность усиления света за счет вынужденного испускания в среде с инверсной заселенностью уровней. Развитие этой работы могло бы также привести к созданию квантовых генераторов. Но работа В.А. Фабриканта в то время не привлекла внимания.

В 1964 году Н.Г. Басову, А.М. Прохорову и Ч.Х. Таунсу была присуждена Нобелевская премия за создание квантовых генераторов. Но значительно раньше, во второй половине 50-х годов, надежды, связанные с развитием лазерной техники, для многих физиков выглядели очень привлекательно. В частности, возникли надежды на то, что сильные лазерные поля смогут быть использованы для ускорения заряженных частиц. С согласия и благословения В.И. Векслера и М.С. Рабиновича, Г. Аскарьян занялся этой проблемой – ускорением частиц в лазерных полях. Довольно скоро он вышел за первоначально поставленные сравнительно узкие рамки и занялся более общей и не менее важной проблемой – он стал изучать взаимодействие лазерного излучения с веществом. Разобраться в этом было совершенно необходимо. Лазерная техника непрерывно развивалась, создавались лазеры, рассчитанные на все большую и большую мощность излучения, а на вопросы о том, что будет, если это мощное излучение будет воздействовать на среду – на газ, твердое тело или жидкость – ответы еще предстояло найти.

Г. Аскарьян заинтересовался лазерной физикой и ее проблемами примерно в то же время, как появилась сама эта лазерная физика. Довольно быстро он стал одним из мировых авторитетов в области взаимодействия лазерного излучения с веществом. В декабре 1961 года, через несколько месяцев после защиты кандидатской диссертации, он послал в печать работу по этой проблеме, посвященную воздействию лазерного излучения на среду. В этой работе содержалось предсказание замечательного явления, которое ярко показывало то новое, что появлялось при воздействии сильных полей на вещество.

Рассмотрим заряженную частицу в переменном электрическом поле. Пусть, например, это поле создается конденсатором с двумя плоскими параллельными пластинами, к которым приложено быстропеременное напряжение. Для простоты предположим, что напряжение зависит от времени по закону синуса. Тогда электрическое поле, создаваемое конденсатором, тоже меняется во времени по закону синуса с той же частотой и с некоторым сдвигом фаз относительно напряжения. При этом амплитуда поля в пространстве между пластинами конденсатора относительно велика, а по мере удаления от конденсатора становится все слабее и слабее. Если в таком поле находится заряженная частица, на нее действует переменная сила. Казалось бы, что под действием такой силы частица будет совершать колебания вблизи от некоторой точки. Но такое заключение было бы неправильно. Оказывается, что на заряженную частицу, помещенную в быстропеременное поле, действует систематическая сила, которая стремится «вытолкнуть» частицу из области более сильного поля в область, где поле слабее. По величине эта сила пропорциональна градиенту от средней по времени плотности энергии электрического поля (т. е. градиенту от среднего квадрата электрического поля). Таким образом, средняя по времени плотность энергии электрического поля играет роль потенциальной энергии для заряженной частицы.

Силу, действующую на заряженную частицу в неоднородном высокочастотном электрическом поле Г. Аскарьян называл силой Гапонова и Миллера, по имени двух выдающихся физиков, рассмотревших действие этой силы на примерах, имеющих важное прикладное значение. Иногда он также называл эту силу градиентной, так как она выражается через градиент от средней плотности энергии.

В нескольких ранее опубликованных работах, в том числе и работе самого Г. Аскарьяна, рассматривалось обусловленное этими силами накопление частиц в узлах высокочастотного поля, а также ускорение частиц. Уже из этих результатов можно было сделать вывод, что в неоднородном высокочастотном электрическом поле электронная плазма также становится неоднородной – концентрация электронов возрастает там, где поле слабее. Но в работе 1961 года Г. Аскарьян рассмотрел очень важный и красивый эффект. Эффект этот сам по себе был очень важен – и для понимания того нового, что появилось в физике вместе с сильными лазерными полями, и для приложений.

В работе было рассмотрено воздействие на среду интенсивного электромагнитного луча.

Предположим, что в плазме распространяется электромагнитный луч достаточно большой интенсивности. Предположим также, что в поперечном сечении луча амплитуда поля меняется слабо вплоть до периферии, а затем быстро спадает по мере удаления от оси пучка. Тогда и средняя по времени электромагнитная энергия мало меняется по сечению пучка и быстро спадает на периферии. Это означает, что на боковой поверхности пучка действует сила (градиентная сила), выталкивающая электроны из области пространства, занятой пучком. Вслед за электронами под действием образовавшегося пространственного заряда пойдут и ионы. Плотность плазмы в объеме пучка понизится и станет меньше, чем плотность плазмы вне пучка.

Как известно, показатель преломления плазмы для волн достаточно высокой частоты всегда меньше единицы. При этом, для волны фиксированной частоты показатель преломления электронной плазмы тем ближе к единице, чем меньше плотность плазмы. В пределе, при плотности плазмы, стремящейся к нулю, показатель преломления стремится к единице, как это и должно быть: при нулевой плотности получается вакуум, показатель преломления которого равен единице.

Поскольку плотность плазмы в пучке меньше, чем вне пучка, показатель преломления среды внутри пучка оказывается больше, чем снаружи. Это обстоятельство коренным образом меняет законы распространения света в среде, которые были справедливы для распространения света малой (до-лазерной) интенсивности.

Световые пучки в однородной среде и в вакууме обладают одной важной и неустранимой особенностью: всякий световой пучок расходится, т. е. размеры его поперечного сечения растут по мере распространения. Эту особенность можно сформулировать и в виде запрета: в однородной среде не существует таких пучков света, которые бы не расходились. При этом минимальное значение угла расходимости по порядку величины равно отношению длины световой волны к характерному размеру, определяющему поперечное сечение пучка. Скажем, если поперечное сечение светового пучка представляет собой круг диаметром в 1 см и длина волны излучения приходится на видимый диапазон, то угол расходимости такого пучка не может быть меньше, чем одна стотысячная доля радиана. Эта величина достаточно мала, но даже в этом идеальном случае диаметр пучка через один километр удвоится, а площадь поперечного сечения возрастет в четыре раза.

Эффект, рассмотренный Г. Аскарьяном – выталкивание плазмы из области, занятой пучком – уменьшает расходимость пучка и может ее вовсе устранить. Сильный световой пучок, проходя через первоначально однородную плазму, делает ее неоднородной – показатель преломления среды в объеме пучка становится больше, чем показатель преломления вне пучка. При этом разность показателей преломления внутри и вне пучка определяется плотностью энергии в пучке. В такой среде луч, выходящий из пучка, при определенной плотности энергии может быть отклонен и возвращен обратно в пучок. Если граница пучка достаточно резкая, то и граница между двумя средами - внутри и вне пучка - также достаточно резкая, и можно говорить о полном внутреннем отражении, при этом световая волна не может выйти из объема пучка. Свет, проходя через среду, сам себя фокусирует.

В конце своей статьи Г. Аскарьян, подводя итоги обсуждения, писал: «Интересно отметить, что ионизующее, тепловое и разделяющее воздействие луча интенсивной радиации на среду может быть настолько сильным, что создастся перепад свойств среды в луче и вне луча, что вызовет волноводное распространение луча и устранит геометрическую и дифракционную расходимости - это интересное явление можно назвать самофокусировкой электромагнитного луча».

Так это слово «самофокусировка» и закрепилось за тем явлением, которое открыл Г. Аскарьян.

Открытие Г. Аскарьяном эффекта самофокусировки положило начало большому числу исследований в этой новой области нелинейной оптики. Изучалось как само явление самофокусировки так и его применения. Г. Аскарьян в дальнейшем показал, что явление самофокусировки не ограничивается только областью электродинамики, а представляет собой общее свойство волновых процессов и, в частности, имеет место в акустике: мощная звуковая волна меняет свойства среды, в которой распространяется, и это изменение может привести к самофокусировке. В последующие годы он опубликовал несколько десятков работ, посвященных разным сторонам явления самофокусировки.

В настоящее время это открытие Г. Аскарьяна включено в учебники по оптике, нелинейной электродинамике, акустике и вообще по нелинейной волновой физике. При этом каждый раз упоминается и фамилия первооткрывателя, Г. Аскарьяна. Но так было далеко не всегда.

В течение двух лет после появления статья Г. Аскарьяна с предсказанием эффекта самофокусировки не привлекала большого внимания. Затем, однако, положение резко изменилось. В 1964 году в журнале Physical Review Letters была опубликована работа Ч. Таунса с сотрудниками, в которой также был рассмотрен эффект самофокусировки. В этой работе не рассматривался конкретный механизм, ответственный за образование волноводного канала в среде. Авторы предположили, что под действием сильного поля в выражении для диэлектрической постоянной появляется слагаемое, пропорциональное квадрату электрического поля. Такое слагаемое характерно для так называемой Керровской нелинейности, которая была хорошо известна ранее. В этом случае также показатель преломления среды в области сильного светового пучка и вне ее имел различные значения. При определенной мощности пучка расхождение его прекращалось и переходило в волноводное распространение.

Имя Нобелевского лауреата Ч. Таунса было хорошо известно, к его работам относились с повышенным вниманием, поэтому и работа по самофокусировке не прошла мимо внимания читателей и вызвала всеобщий интерес. Г. Аскарьян вспоминал, что В.И. Векслер прибежал в лабораторию со свежим номером Phys.Rev.Letters в руках и с порога заявил: «Вот вы трупы консервируете, а тут Таунс открыл поразительный эффект самофокусировки...». Гурген тут же показал В.И. Векслеру свою статью.

По мнению Гургена, после этого случая отношение к нему В.И. Векслера резко переменилось в лучшую сторону. Мне же кажется, что В.И. Векслер и раньше высоко ценил Г. Аскарьяна, а после открытия самофокусировки убедился в том, что его первоначальная оценка оказалась правильной.

Таунс не знал работы Г. Аскарьяна, когда посылал свою статью в печать. В дальнейшем, узнав о работе Аскарьяна, он всегда на нее ссылался.

Но не все авторы признали приоритет Г. Аскарьяна в открытии самофокусировки. Ему пришлось выдержать тяжелую борьбу с превосходящими силами противника (как писалось в сводках с театра военных действий), прежде чем его приоритет в открытии самофокусировки был, если можно так сказать, официально признан. Здесь следует отметить, что Гурген сам всегда ссылался на предшественников и непримиримо относился ко всем случаям, когда, по его мнению, замалчивался или отрицался его приоритет, когда либо не ссылались на его работы, либо подвергали их несправедливой критике. В каждом таком случае он объявлял войну противнику и на ведение этой войны (а точнее говоря – войн) потратил много душевных сил. В этом отношении борьба за признание своего приоритета в открытии самофокусировки – лишь один из немалого числа случаев. Трудно сказать, в чем заключался источник такой непримиримости. Возможно, причина заключалась в том, что упустив приоритет в деле создания пузырьковой камеры, Г. Аскарьян решил в дальнейшем вести себя в приоритетных делах более активно. Возможно также, что эти приоритетные бои никак не были связаны с пузырьковой камерой, а были просто следствием его темперамента - он органически не переносил отступлений от научной этики. Так или иначе, Г. Аскарьян подал заявку на открытие эффекта самофокусировки.

Последняя фраза нуждается в пояснениях. Несколько десятков лет назад Комитет по делам изобретений и открытий ввел практику официального признания открытий. Было даже принято определение – что считать открытием. Определение я точно не помню, оно звучало приблизительно так: открытием считается обнаружение неизвестной ранее объективной закономерности, коренным образом меняющее наши представления. За точность определения не ручаюсь, да это в данном случае и несущественно. Не следует думать, что если человек подал заявку на открытие, а Комитет по делам изобретений и открытий эту заявку удовлетворил и выдал заявителю диплом на открытие – не следует думать, что заявитель действительно обнаружил нечто, что коренным образом меняет наши представления. Заявитель всего лишь получил диплом на открытие, и не более того. Решение о выдаче диплома принимает не научное сообщество (для которого сама эта идея – диплом на открытие – является чуждой и никак не заменяет научного признания), а Комитет по делам изобретений и открытий – административный орган, поставленный над изобретениями и открытиями. По поводу одной заявки на открытие мне довелось услышать от уважаемого физика такие слова: «Не следует серьезно разбирать эту заявку. Ее надо поддержать. Теперь модно иметь диплом на открытие».

И все же, при всех сделанных оговорках, намерение Г. Аскарьяна получить диплом на открытие явления самофокусировки было вполне оправданно. Открытие самофокусировки действительно было выдающимся достижением, и официальная регистрация только зафиксировала бы этот факт.

Ученый Совет ФИАН рассмотрел заявку Г. Аскарьяна на открытие и поддержал ее. Казалось бы, этого было достаточно для успешного прохождения заявки. В составе Ученого Совета ФИАН было немало физиков с мировым именем, и обычно мнение Ученого Совета никем не оспаривалось. Однако, на этот раз получилось иначе, и Г. Аскарьяну пришлось бороться за свой приоритет. Об этом пойдет речь ниже.

За несколько лет, прошедших после предсказания самофокусировки, Г. Аскарьян также получил ряд новых результатов, относящихся к взаимодействию сильного светового излучения с веществом.

Как уже было сказано выше, показатель преломления плазмы в объеме мощного светового пучка возрастает, и это обстоятельство приводит к режиму самофокусировки. Однако, для ряда веществ прохождение мощного светового пучка сопровождается не увеличением, а уменьшением показателя преломления в области сильного поля.. В таких средах имеет место не самофокусировка пучка, а его ускоренное расплывание, самодефокусировка. Г. Аскарьян придумал остроумный способ, позволяющий и в такой среде фокусировать излучение. Рассмотрим мощный пучок излучения, обладающий следующим распределением мощности по сечению: в центральной области сечения интенсивность мала или равна нулю, по мере удаления от центральной области интенсивность нарастает до высоких значений, а затем спадает до нуля. Такой пучок излучения можно назвать полым. Если теперь вдоль полого пучка распространяется другой пучок, он будет фокусироваться на том профиле показателя преломления, который создан полым пучком. Точнее говоря, та часть второго пучка, которая попадает внутрь полого пучка, будет фокусироваться, а внешняя часть второго пучка рассеется, будет содрана. Г. Аскарьян назвал этот способ «банановой фокусировкой», имея в виду, что полый пучок обдирает внешнюю часть второго пучка как кожуру с банана. Этот метод фокусировки имеет свои особенности, которые были исследованы Г. Аскарьяном – он возглавлял небольшую группу физиков, как теоретиков, так и экспериментаторов, и эта группа активно занималась не только теоретическими, но также экспериментальными исследованиями.

Исследуя градиентные силы, Г. Аскарьян указал на красивый физический эффект – излучение Вавилова-Черенкова от световых импульсов, распространяющихся в среде. Предположим, что через среду проходит короткий световой импульс сильного поля – «световой сгусток». У этого «сгустка» имеется «поверхность» – внутри этой «поверхности» плотность электромагнитной энергии велика, вблизи от поверхности спадает, и снаружи быстро обращается в нуль. Вблизи от поверхности градиент интенсивности имеет большие значения. Под действием градиентных сил электроны выталкиваются на внешнюю сторону поверхности, а на внутренней стороне поверхности возникает избыток положительного электрического заряда. Таким образом, вместе со световым импульсом через среду движется сопровождающая система зарядов, нечто вроде двойного слоя. Если в среде могут распространяться электромагнитные волны, фазовая скорость которых меньше, чем скорость светового импульса, то система зарядов, сопровождающая этот импульс, будет излучать такие волны, причем направление их распространения будет составлять со скоростью сгустка характерный черенковский угол. При этом световой импульс может состоять из волн с одной несущей частотой, а его излучение Вавилова-Черенкова может происходить в довольно широкой частотной области непрерывного спектра. Впоследствии это предсказанное Аскарьяном нелинейное явления было обнаружено на опыте.

Гурген Ашотович Аскарьян (слева) и Анри Амросьевич Рухадзе

Вернемся теперь к истории получения Г. Аскарьяном диплома на открытие самофокусировки.

К тому времени, когда Г. Аскарьян подал заявку на открытие, явлением самофокусировки заинтересовались многие физики. Число публикаций, посвященных тем или иным деталям самофокусировки, непрерывно росло. В числе ученых, занявшихся этой проблемой, кроме уже упомянутого Ч. Таунса, был и еще один из создателей квантовой электроники, академик Александр Михайлович Прохоров. Вместе со своими сотрудниками (А.Л. Дышко и В.Н. Луговым) он опубликовал несколько работ, в которых были исследованы важные процессы, характерные для самофокусировки. Кроме предсказанного Г. Аскарьяном волноводного режима (когда световой пучок сам себе изготовляет в среде волновод и распространяется без уширения), в работах И.Н. Лугового и А.М. Прохорова был обнаружен и исследован еще один режим – образование фокуса. Под воздействием сильного поля среда, первоначально однородная, изменяет свой показатель преломления таким образом, что превращается в некоторое подобие линзы. При этом различным областям в поперечном сечении пучка могут соответствовать различные значения фокусного расстояния, так что получается многофокусный режим. Были выяснены также и некоторые другие стороны явления. Не перечисляя здесь всего сделанного, отметим только, что интерес к эффекту самофокусировки был вполне оправдан, это явление заняло важное место в нелинейной оптике, важное как для понимания происходящих нелинейных процессов, так и для приложений.

Группа А.М. Прохорова в своих публикациях поставила под сомнение приоритет Г. Аскарьяна в открытии самофокусировки. В частности, в одной из публикаций Дышко, Лугового и Прохорова было указано, что эффект самофокусировки за несколько лет до Г. Аскарьяна был предсказан Т.Ф. Волковым в работе, посвященной взаимодействию плоской электромагнитной волны с электронной плазмой. У группы А.М. Прохорова были также возражения против рассмотренной Г. Аскарьяном волноводной картины самофокусировки. Именно, они полагали, что рассмотренная в их работах многофокусная картина не оставляет места для волноводной модели самофокусировки, которая была рассмотрена в статье Г. Аскарьяна.

Свои возражения А.М. Прохоров изложил в письме, направленном в Комитет по делам изобретений и открытий. Аскарьян попал в тяжелое положение, и дело было даже не только в судьбе заявки. А.М. Прохоров является академиком, известнейшим ученым, одним из создателей квантовой электроники, Нобелевским лауреатом – это все свидетельствует о его высоком научном авторитете. Кроме того, он занимал в то время высокое административное положение – был заместителем директора ФИАН. И такой человек высказал сомнение в справедливости претензий Г. Аскарьяна (а тем самым – сомнение и в справедливости его научных результатов и в его добром имени). А кто такой был Гурген Ашотович Аскарьян? Рядовой кандидат наук в том же ФИАНе, защитивший кандидатскую диссертацию в 1961 году, назначенный на должность старшего научного сотрудника в 1964 году (в том самом году, когда А.М. Прохоров получил Нобелевскую премию), он, почти наверняка, был обречен на поражение. Это была, по мнению многих, игра в одни ворота.

Но Гурген, убежденный в своей правоте, вступил в неравную борьбу. Письмо А.М. Прохорова, направленное в Комитет по делам изобретений и открытий, было напечатано на бланке ФИАН. Поскольку А.М. Прохоров был заместителем директора ФИАН, письмо могло создать впечатление, что институт, первоначально поддержавший заявку Г. Аскарьяна, теперь изменил свое мнение. Г. Аскарьян обратился в дирекцию ФИАН с просьбой рассмотреть возникшее положение на Ученом Совете ФИАН.

Председателем Ученого Совета ФИАН по положению был директор института академик Дмитрий Владимирович Скобельцын. Он затребовал все относящиеся к делу публикации Г. Аскарьяна и его оппонентов и посвятил две недели их изучению. Сначала он знакомился с работами самостоятельно, затем начал вызывать ведущих оптиков ФИАН для обсуждения разных сторон проблемы. Ознакомившись с их мнением и с существом дела, Д.В. Скобельцын пришел к выводу, что решение Ученого Совета ФИАН, принятое ранее в поддержку Г. Аскарьяна и его заявки, было справедливым. На ближайшем заседании Ученого Совета ФИАН создавшееся положение было обсуждено с участием «спорящих сторон» – А.М. Прохорова (он входил в состав Ученого Совета) и Г.А. Аскарьяна (который был специально приглашен на заседание). Заседание вел Д.В. Скобельцын. Г. Аскарьяну было дано 10 минут для изложения своей точки зрения и ответа на возражения. «После этого, – вспоминал Гурген, – Дмитрий Владимирович подошел ко мне и мягко сказал, что я должен удалиться на время из зала из «педагогических соображений», дабы не присутствовать при экзекуции виновных. Я вышел из зала и сразу побежал в будку киномеханика, откуда было все видно и слышно.

Дмитрий Владимирович изложил суть дела и отмел противопоставления как не относящиеся к моим работам, т. к. мне приписывают то, чего я не утверждал и спор ведется не по существу. На заявления противников волноводного режима, что они забирают назад свои заявления, Д.В. авторитетно заявил – не вы забираете, а Ученый совет и я властью директора аннулируем их и подтверждаем свое решение о поддержке открытия Аскарьяна».

Это все происходило в 1971 году. В том же году Г. Аскарьян получил диплом на открытие эффекта самофокусировки. И в том же году А.М. Прохоров и В.Н. Луговой получили диплом на открытие многофокусной структуры.

В установлении и защите авторских прав Г. Аскарьяна решающую роль, наряду с Д.В. Скобельцыным, сыграл также замечательный физик и замечательный человек академик Михаил Александрович Леонтович. Выше было сказано, что А.М. Прохоров с сотрудниками отрицали приоритет Аскарьяна в открытии самофокусировки. По их мнению, этот эффект был предсказан Е.Ф. Волковым за несколько лет до Г. Аскарьяна. Статья Т.Ф. Волкова была помещена в одном из выпусков знаменитого сборника «Физика плазмы». М.А. Леонтович был научным редактором этого сборника. Он написал письмо в Комитет по делам изобретений и открытий. В письме он писал, в частности:

«Работа Т.Ф. Волкова “О стационарном распределении плазмы в магнитном поле”, опубликованная в книге “Физика плазмы”, т. 3, 1958 г. мне известна и была выполнена по моему предложению и под моим руководством. В ней решается одномерная задача о удержании плазмы плоской электромагнитной волной. Таким образом, как бы ни понимать понятие “самофокусировка”, эта работа к фокусировке луча средой никакого отношения не имеет, поскольку при постановке... вопрос о изменении расходимости лучей не ставился и рассмотрен не был (лазеров тогда не существовало)».

М.А. Леонтович добавил, что считает порочной практику выдачи патентов на открытия: «...я считаю вообще, что таковые свидетельства не должны выдаваться ни за какие работы, поскольку каждая доброкачественная научная работа должна содержать новые факты или указание на их возможность, и, таким образом, невозможно найти грань, где начинается “открытие”. Это относится к заявкам независимо от того, сделаны они Нобелевскими лауреатами, академиками или рядовыми научными работниками». В то же время он отметил, что, насколько ему известно, Аскарьян первый высказал идею самофокусировки.

Несколько лет заняла борьба за получение диплома на открытие, и эта борьба, хотя она и окончилась победой, совершенно измотала Г. Аскарьяна. Многие из тех, на чьих глазах эта борьба происходила, не сомневались в правоте Г. Аскарьяна, но также не сомневались в победе А.М. Прохорова, в том, что Г. Аскарьян диплом на открытие самофокусировки не получит, а получат его А.М. Прохоров с сотрудниками.

На этом дело не закончилось. В конце 1982 года в издательстве «Советская Энциклопедия» вышел из печати том-справочник «СССР (1982)». В этом сборнике в статье «Физические науки» на стр. 310 упоминалось явление самофокусировки и утверждалось, что это явление открыто советскими учеными С.А. Ахмановым, Р.В. Хохловым и В.И. Талановым. Своей фамилии в этом разделе Г. Аскарьян не нашел. Работы С.А. Ахманова, Р.В. Хохлова, В.И. Таланова, Н.Ф. Пилипецкого, В.Е. Захарова внесли важный вклад в исследование самофокусировки, но все эти авторы в своих работах ссылались на Г. Аскарьяна как на первооткрывателя. Автором статьи в сборнике «СССР (1982)» был Виктор Яковлевич Френкель, физик из Ленинграда, известный также своими работами по истории физики. Г. Аскарьян связался с ним, желая узнать, почему В.Я. Френкель не упомянул о нем в своей статье. Для В.Я. Френкеля вопрос Г. Аскарьяна явился полнейшей неожиданностью и поводом для огорчения. Выяснилось, что в текст статьи без ведома автора были внесены изменения. Кто дал указание на это, Г. Аскарьян понял сразу же. Дело в том, что главным редактором издательства «Советская энциклопедия» с 1969 года был академик А.М. Прохоров.

Г. Аскарьян написал протестующие письма в издательство «Советская энциклопедия», в Президиум Академии Наук, в Комитет по делам изобретений и открытий. Он также написал письмо в отдел науки «Литературной газеты». Из энциклопедии и из госкомитета пришли ответы, более или менее формальные. В них, конечно, ничего не было сказано о том, кто несет ответственность за изменения, внесенные в статью В.Я. Френкеля без ведома автора. Однако, в письме из энциклопедии было обещано впредь упоминать в соответствующих местах о том, что идея самофокусировки принадлежит Г. Аскарьяну.

Отдел науки в «Литературной газете» тогда возглавлял Олег Павлович Мороз, с которым я поддерживал добрые отношения. Получив письмо Г. Аскарьяна, он прежде всего обратился к Д.В. Скобельцыну с просьбой высказать его мнение по поводу происходящего. После этого он поговорил о том же с А.М. Прохоровым. Оба высказались, причем оказалось, что точка зрения одного из них находится в противоречии с точкой зрения другого. Читателю эти точки зрения известны из предыдущего, поэтому не буду их здесь приводить еще раз. О.П. Мороз оказался в затруднении. Он стал опрашивать других физиков, в их число попал и я. Олег Павлович позвонил мне и спросил, какого я мнения о Гургене Ашотовиче Аскарьяне. Я Гургена любил как человека и восхищался им как физиком, но в разговоре с Олегом Павловичем сказал только, что считаю Г. Аскарьяна выдающимся физиком.

– А вот, академик Прохоров говорит, что Аскарьян ничего собой не представляет, – сказал Мороз.

Я на это только повторил, что считаю Г. Аскарьяна выдающимся физиком и добавил, что Прохоров его недооценивает. Поговорили мы еще на разные темы, как обычно говорим при редких контактах, и попрощались. А через некоторое время в «Литературной газете» было опубликовано письмо Г. Аскарьяна, в котором он выражал свое возмущение по поводу искажений, допущенных в томе «СССР (1982)». Фамилия А.М. Прохорова в этом письме не упоминалась. Вслед за письмом была напечатана выдержка из высказываний Д.В. Скобельцына по тому же поводу:

«Лет пятнадцать тому назад по просьбе председателя Государственного комитета по делам изобретений и открытий Ученый совет Физического института имени П.Н. Лебедева АН СССР рассмотрел вопрос о приоритете Г.А. Аскарьяна в открытии эффекта самофокусировки лазерных лучей. Обсуждение потребовалось вследствие возникшей конфликтной ситуации. Мне, как председателю Совета, пришлось знакомиться с обстоятельствами этого дела. Обсуждение показало, что вопрос о приоритете Г. Аскарьяна достаточно ясен, что и было затем удостоверено в установленном порядке. Допущенное редакцией Большой Советской Энциклопедии искажение высказывания по данному вопросу автора статьи в энциклопедическом справочнике представляется мне недопустимым, особенно в связи с той конфликтной ситуацией, о которой говорилось выше».

И в этом высказывании, хотя речь шла о конфликте между Прохоровым и Аскарьяном, фамилия Прохорова тоже не упоминалась.

Заключало эту подборку короткое редакционное замечание, в котором говорилось: «...несоблюдение авторского права, умышленное или неумышленное, в конечном счете, неблагоприятно отражается на научно-техническом потенциале страны».

И здесь Прохоров не был упомянут.

Академик Прохоров с сотрудниками. Слева Аскарьян

Кстати говоря, в 1983 году вышел вторым изданием биографический справочник «Физики», составленный Ю.А. Храмовым. Справочник в целом полезен и содержит много информации. Аскарьяна в этом справочнике нет, а открытие самофокусировки приписано Ч. Таунсу.

Но все же для справедливости следует отметить, что в ряде справочных и учебных изданий того времени вклад Гургена в нелинейную оптику был должным образом отмечен. В 1979 году в Варшаве вышел из печати учебник «Введение в физику лазеров», написанный проф. Ф. Качмареком. Через два года перевод этого учебника на русский язык был издан в СССР. Учебник этот отличается тем, что изложение каждого раздела лазерной физики сопровождается кратким историческим введением. Глава 24 – «Явление автоколлимации и самофокусировка света» – открывается портретом Г. Аскарьяна. Портрет снабжен подписью: «Д-р Г.А. Аскарьян из Физического института им. П.Н. Лебедева АН СССР. Первым обратил внимание на возможность самофокусировки электромагнитного излучения в плазме. Автор многих интересных работ в области квантовой электроники и нелинейной оптики». В тексте же отмечается, что плазменный механизм самофокусировки, рассмотренный Г. Аскарьяном, по-видимому, играет универсальную роль и имеет место также и в твердом теле, поскольку мощный лазерный пучок создает в твердом теле состояние ионизации.

Учебник Ф. Качмарека был одним из первых, в котором упоминались результаты, полученные Г. Аскарьяном. С тех пор прошло много времени, и теперь невозможно представить себе руководство по нелинейной электродинамике или по оптике мощных световых пучков, в котором не было бы ссылок на работы Г. Аскарьяна. Эти работы во многом определяют современное состояние науки о взаимодействии мощного излучения с веществом.

***

С появлением лазеров стало возможно получать световые пучки такой интенсивности, о которой до этого нельзя было и мечтать. Излучение даже не очень мощных лазеров, падая на металлическую пластинку, могло прожечь в ней дырку. Для физиков-лазерщиков одно время прожигание дырок в бритвенных лезвиях стало чем-то вроде забавы. Мало кто удержался от этого искушения. Г. Аскарьян тоже отдал дань этому увлечению. Рассматривая прожженные в металле отверстия, Гурген обратил внимание на то, что эти отверстия для разных условий опыта выглядят по-разному. У одних отверстий края были ровные, оплавленные, их внешний вид говорил, что отверстие проплавлено в металле. У других отверстий края были неровные, рваные, как будто отверстие было не проплавлено, а пробито. При этом отверстия с ровными оплавленными краями получались в опытах с лазерами относительно небольшой мощности, а отверстия с рваными краями получались в опытах с более мощными лазерами.

Можно было попытаться объяснить различия тем, что относительно слабый световой пучок оказывал только тепловое действие, а более мощный пучок оказывал столь сильное световое давление, что оно пробивало металлическую пластинку. Однако, простые оценки опровергали такое объяснение. Световое давление в луче даже сравнительно мощного лазера из тех, что имелись в группе Гургена, было недостаточно для того, чтобы пробить тонкую металлическую пластинку.

Объяснение было найдено в работе Г.А. Аскарьяна и Е.М. Мороза, опубликованной в 1962 году в «Журнале экспериментальной и теоретической физики» (ЖЭТФ). Как было отмечено в этой работе, большие потоки энергии, сконцентрированные на малых площадях, способны вызвать столь интенсивное испарение, что оказывается необходимым при оценке давления на поверхность учитывать большое давление отдачи при испарении вещества. Приведенные в работе оценки показывали, что давление отдачи при испарении вещества в луче лазера может на несколько порядков (в десятки и сотни тысяч раз) превосходить световое давление. Были проведены также оценки для случая, когда на поверхность вещества падает не лазерный луч, а пучок быстрых электронов. В этом случае давление отдачи, возникающее из-за нагрева и последующего испарения вещества с поверхности, также оказывалось на несколько порядков выше, чем давление пучка.

В статье отмечалось, что давление отдачи при испарении может быть использовано для ускорения частичек вещества в концентрированном луче лазера до скоростей порядка сотен километров в секунду. В дальнейшем Гурген с сотрудниками провел эксперименты, которые подтвердили первоначальные расчеты.

Давление отдачи, возникающее при интенсивном испарении с поверхности под действием лазерного луча, Г.А. Аскарьян и Е.М. Мороз предложили также использовать для генерации звука в твердом теле. Действительно, если на поверхность твердого тела воздействует достаточно интенсивный сфокусированный лазерный луч, модулированный по времени, то в области воздействия луча на границе тела образуется область значительного переменного давления с частотой, равной частоте модуляции луча. При соответствующем выборе частоты в объеме тела возникают интенсивные ультра- и гиперзвуковые колебания, и это обстоятельство может оказаться полезным при обработке тел с помощью лазерного излучения, так как способствует дробящему и режущему действию луча.

Явление, рассмотренное Г.А. Аскарьяном и Е.М. Морозом – давление отдачи при интенсивном испарении в луче лазера – получило в дальнейшем название светоабляционного давления.

Мощное лазерное излучение может быть использовано для одновременного сжатия, разогрева и ионизации вещества. Эксперименты, проводимые в настоящее время в лабораториях ряда стран, направлены на получение с помощью лазеров плотной горячей плазмы с такими значениями плотности, температуры и давления, при которых становятся возможными процессы управляемого термоядерного синтеза с выделением энергии. В подготовке такого состояния, в котором начинается реакция синтеза, световая абляция играет существенную роль.

***

Г. Аскарьян рассмотрел также прохождение мощных звуковых пучков через среду и показал, что сильный звук меняет свойства среды, через которую он проходит, и меняет таким образом, что и для пучка звуковых волн может возникнуть явление самофокусировки. Свойства среды в объеме сильного звукового пучка волн меняются - пучок нагревает среду, а это меняет скорость распространения звуковых волн. Кроме того, в поле сильной звуковой волны возможны и другие процессы, меняющие свойства среды - например, образование малых пузырьков при перепаде звукового давления. Это приводит к тому, что из однородной вначале среды получаются две среды с разными значениями скорости звука: одна среда в объеме пучка звуковых волн, другая - вне пучка. Достаточно мощный звуковой пучок может сам себе создать в среде такие условия, при которых его расходимость уменьшится или прекратится. Нелинейная акустика обогатилась новым красивым эффектом, одинаково важным и для понимания тех особенностей, которые характерны для нелинейных процессов, и для приложений.

Исследования Г. Аскарьяна далеко продвинули вперед еще одну главу нелинейной физики – светоакустику. Так называется сравнительно новый раздел физики, в котором рассматривается взаимное воздействие звуковых и электромагнитных волн в среде. По существу, работы Г. Аскарьяна и соавторов, наряду с работами других авторов, заложили основы светоакустики.

По-видимому, человеческий ум так устроен, что при изучении какого-то нового явления старается представить и описать это явление в предельно простой постановке, отбрасывая все то, что поначалу кажется несущественным, и оставляя только то, что при первом рассмотрении представляется главным. Так, при рассмотрении электромагнитных волн в среде молчаливо предполагалось, что среда обладает только электромагнитными свойствами – диэлектрической проницаемостью e и магнитной проницаемостью m. Упругие свойства среды не принимались в расчет. Точно так же, при рассмотрении звуковых волн в среде принимались во внимание только упругие свойства среды и отбрасывались ее электромагнитные характеристики. При таком рассмотрении звуковые волны в среде никак не взаимодействуют с электромагнитными волнами, состояние звукового поля никак не связано с состоянием электромагнитного, а, в свою очередь, электромагнитное поле никак не связано со звуковым. Возникает представление, характерное для физики линейных явлений, что эти два поля совершенно независимы, и это представление настолько укореняется, что утверждение о возможной связи между звуковым и электромагнитным полем поначалу воспринимается как нечто беспочвенное. Сила Г. Аскарьяна заключалась в том, что он такую связь видел, и это понимание приводило к остроумным идеям, красивым экспериментам и к важным приложениям.

Академик Петр Петрович Лазарев, ученик Петра Николаевича Лебедева и в свою очередь учитель многих выдающихся физиков, в том числе и академика Сергея Ивановича Вавилова, отличался широтой своих научных интересов. Он, в частности, занимался физиологией органов чувств. Его коллеги с большим подозрением относились к этим исследованиям. Терпение скептиков подошло к концу, когда П.П. Лазарев сделал доклад под названием “Влияние пения на зрение”. В Академии была создана комиссия для проверки того, чем занимался П.П. Лазарев. Председателем комиссии был назначен академик А.Н. Бах, в состав комиссии были включены академики С.И. Вавилов, А.Н. Крылов, Л.А. Орбели, А.А. Рихтер. Сохранился очень интересный отзыв А.Н. Крылова на спорные работы П.П. Лазарева. У А.Н. Крылова тема исследований, избранная П.П. Лазаревым, не вызывает никаких возражений, но он считает, что П.П. Лазареву следовало иначе озаглавить свой доклад, тогда бы научное сообщество не имело никаких возражений. Он пишет: «...доклад “Влияние пения на зрение” следовало озаглавить “Влияние раздражения мозгового центра слуха на мозговой центр зрения”, – причем для точности следовало указать и латинские анатомические названия того и другого центра, тогда заглавие доклада не могло бы вызвать никаких недоразумений».

Работы Г.А.Аскарьяна и соавторов по светоакустике можно было бы озаглавить “Влияние света на звук”.

Выше уже говорилось о том, что мощный световой пучок, падая на среду, порождает звуковые волны. Но взаимодействие света со звуком этим примером не исчерпывается. Г.Аскарьян рассмотрел и другие важные примеры такого взаимодействия. Одним из них является светофокусировка звука.

Уже говорилось о том, что мощный звуковой пучок в среде меняет ее свойства – нагревает среду или создает в ней пузырьки, а это меняет сжимаемость среды и в конечном счете скорость звука в области сильного звукового поля. На этом основана самофокусировка звука.

Но для того, чтобы звуковая волна изменила свойства среды, требуется время, воздействие сильного звука на среду должно быть достаточно длительным. В 1987 году была опубликована работа Г.А.Аскарьяна и А.В.Юркина, в которой канал для волноводного прохождения звука создавался световым лучом. Лазерный луч нагревал жидкость или вызывал образование в ней пузырьков. Создавался волноводный канал для звука. Нагрев также приводил к тому, что вязкость жидкости в объеме лазерного пучка падала, а это уменьшало затухание звука, который распространялся по волноводному каналу, созданному световым лучом. Световой луч устранял расхождение звукового луча и уменьшал затухание звука.

Взаимодействие звука со светом многообразно. Например, звуковая волна будет отражаться, преломляться или рассеиваться, падая на мощный световой пучок в среде. Действительно, свойства среды в объеме светового пучка и вне его различны, и это приводит к трансформации звуковой волны на границе области, занятой световым пучком.

В работах Г.Аскарьяна с соавторами были заложены основы светоакустики, во многом определяющие ее нынешнее состояние и дальнейшее развитие.

 

 * * *

Несколько лет заняла борьба за получение диплома на открытие самофокусировки, и эта борьба, хотя она и окончилась победой, совершенно измотала Г.Аскарьяна.

Уже значительно позже, в 1994 году вышел из печати сборник воспоминаний об академике Евгении Константиновиче Завойском. В этом сборнике есть и воспоминания Г.Аскарьяна. По мнению Г.Аскарьяна, Е.Л.Завойский подал в отставку в расцвете своих сил и преждевременно умер, затравленный нетерпимыми и недоброжелательными людьми, видевшими в нем своего конкурента. Гурген заключил свои воспоминания словами:

“Да, наука так же безжалостна, как война, в ней есть и пропавшие без вести, и разведчики, и мародеры, и слава победы, и горечь поражения. Но на войне у обеих сторон есть оружие в руках. В науке часто оружие имеет только находящийся на большом посту, у него бронежилет номенклатурной непогрешимости и собственное войско соратников-прихлебателей. И противостоит им, как правило, одиночка, человек редкого творческого ума, души, и очень ранимый – так уж устроена душа творца, открывающего новое. Эта борьба – всегда дуэль не по правилам”.

В этих словах звучит горькое сожаление по поводу трагедии Е.Л. Завойского, но, несомненно, в них чувствуется и личный опыт Г. Аскарьяна, вынесенный из неравной борьбы за право на открытие. Трудно ему было. Тем больше был он благодарен тем, кто поддержал его в этой борьбе – академикам Д.В. Скобельцыну и А.М. Леонтовичу.

В 1988 году за открытие и исследование самофокусировки Г.Аскарьяну была присуждена Ленинская премия – высшая в то время научная премия в Советском Союзе. Явление самофокусировки вошло в учебники по физике и оптике, в энциклопедические справочники.

Здесь следует сказать, что битва за самофокусировку – это, может быть, самый яркий, но не единственный пример такого рода событий в жизни Г.Аскарьяна. Гурген неоднократно вступал в борьбу за свой приоритет. Мы не будем здесь перечислять все эти случаи, ограничимся только тем что отметим две характерные особенности, которые присутствовали почти во всех случаях, когда Гурген вел приоритетную борьбу. Во-первых, он практически всегда был прав. Во-вторых, эти бои за правильное цитирование, против замалчивания его результатов – эти бои отнимали у него много сил и времени. Несколько раз я пытался его отговорить от этой борьбы. Я говорил ему: “Гурген, зачем ты тратишь силы и время на доказательство своего приоритета? Любой человек может взять твои работы, сравнить их с работами тех, против кого ты выступаешь, и рано или поздно все станет ясно”.

Несколько раз он слушал меня и ничего не отвечал. Но однажды его прорвало. Он сказал:

– Вот я умру, а какой-нибудь засранец вроде тебя напишет обо мне книгу, как ты написал о Хевисайде, и восстановит справедливость. Мне это будет уже безразлично, как и тем жуликам, которые приписали себе мои результаты и процветали при жизни.

Оливер Хевисайд – знаменитый английский математик и физик. Он сделал очень много за свою жизнь, но многие его замечательные открытия не были признаны, были быстро забыты и затем переоткрывались другими исследователями. Я написал книгу о нем и о его работах. Гургену книга очень понравилась, Хевисайд оказался близок ему по особенностям характера и творчества, а также по трудной жизни.

После столь резкой отповеди я больше не заводил разговоров на тему о приоритете.

***

В лаборатории плазмы Гурген занимал особое место. Его положение определялось не занимаемой должностью (он был старший научный сотрудник и руководил небольшой экспериментальной группой), а выдающимися научными и человеческими качествами. О его научной деятельности много было сказано выше и еще будет сказано. Если же говорить о его человеческих качествах, то он привлекал к себе независимостью суждений (правда, это его качество некоторых не привлекало, а отвращало – в частности, люди авторитарные, самовлюбленные, а также карьеристы недолюбливали Аскарьяна). Еще одним его качеством было совершенно удивительное остроумие. Он любил шутки, байки, анекдоты, был прекрасным рассказчиком. По части анекдотов у меня с ним было негласное соперничество. Гурген обычно при встрече рассказывал анекдот, почти всегда это был анекдот новый или, во всяком случае, неизвестный мне ранее. Плохих анекдотов он не рассказывал, в этом деле у нас ним были общие вкусы – что нравилось ему, то нравилось и мне. Но когда я ему рассказывал анекдот, он, большей частью, выслушав, делал недовольное скучающее лицо и говорил:

– Старо! Нет ли чего-нибудь поновее?

Иногда он не выдерживал – смеялся. Но потом снова с недовольным лицом говорил:

– Старо!

Это он говорил, чтобы я не очень зазнавался.

В институте мы с ним были известны как любители и рассказчики анекдотов. В этом виде деятельности мы с ним были конкуренты. Гурген решил подорвать мою известность как рассказчика анекдотов. С этой целью он стал рассказывать всем знакомым плохие анекдоты – либо очень глупые, либо крайне неприличные (и тоже глупые). Слушатели и слушательницы, выслушав его, громко возмущались. Тогда Гурген говорил:

– Этот анекдот я только что слышал от Болотовского.

Довольно скоро я узнал об этой хитрой атаке. Никакой обиды я не почувствовал, скорее пришел в восхищение от такой изобретательности. Стал я готовить ответный ход, но ничего достойного не придумал и махнул рукой. Не видя реакции с моей стороны, Гурген прекратил свою очернительскую деятельность – ему стало неинтересно.

Он был великий мастер на разного рода проделки. Равного ему я в жизни не встречал. Расскажу здесь только некоторые из них.

***

Заведующий лабораторией плазмы Матвей Самсонович Рабинович приходил на работу с большим, пузатым и тяжелым портфелем. Г. Аскарьян высказал предположение, что Рабинович только таскает свой портфель из дома на работу и обратно, и никогда не раскрывает его. Гурген побился об заклад, что он положит Рабиновичу в портфель кирпич, и что Рабинович будет таскать этот кирпич в течение месяца. Когда Матвей Самсонович однажды обходил лабораторию, Гурген проник в его кабинет и вложил в портфель Рабиновича кирпич, завернутый в газету. Матвей Самсонович носил этот кирпич ровно месяц, а потом Гурген при свидетелях этот кирпич извлек.

Сам по себе факт, что человек носит тяжелый портфель из дома на работу, с работы домой, и в течение долгого времени даже не открывает этот портфель – сам по себе этот факт ничего странного собой не представляет. По своему опыту знаю: выходя из дома на работу, кладешь в портфель книгу, или журнал, или рукопись, которую нужно прочитать и выправить. Думаешь при этом, что выдастся свободная минута, и можно будет поработать над захваченным материалом. Но вот кончается рабочий день, и выясняется, что свободной минутки так и не оказалось. И за весь день так и не пришлось открыть портфель, и весь материал, сложенный в портфеле, совершает обратный путь – с работы домой. И это может тянуться неделями.

***

В лаборатории работал Петр Федорович Леман, заместитель М.С. Рабиновича по хозяйственной части. Когда ему исполнилось пятьдесят лет, в лаборатории решили отпраздновать это событие. После работы накрыли столы, поздравили Петра Федоровича с днем рождения, вручили ему подарок – фотоаппарат – и сели выпивать и закусывать. Пока шло застолье, Гурген открепил от стула инвентарный номерок – овальный жестяной медальончик с учетным номером, затем прикрепил этот инвентарный номерок к подаренному фотоаппарату и позвонил на проходную. Он сказал:

– Когда будет выходить Леман, проверьте его. Он будет выносить казенный фотоаппарат. Запишите инвентарный номер.

И он продиктовал номер. Леману пришлось перенести несколько неприятных минут.

Удивительно, что никто из тех, над кем Гурген подшучивал, обиды на него не держали. Но справедливость требует отметить, что я знаю нескольких достойных и уважаемых мною людей, которые были обижены неоправданно резкими, по их мнению, высказываниями Г. Аскарьяна, и не только по их адресу. Причем, эти люди полностью отдавали Г. Аскарьяну должное как выдающемуся физику.

***

Одно время Аскарьян сидел в одной комнате с Игорем Данилкиным. Однажды, когда Игорь ушел на обед, Гурген проделал следующее. Он отвернул от письменного стола, за которым сидел Данилкин, все три ручки – ручку от центрального ящика и две ручки от боковых дверец. Затем он повернул стол передней частью к стене, а на заднюю стенку стола привинтил ручки. После этой переделки стол полностью сохранил свой внешний вид. Когда Данилкин вернулся с обеда, он обнаружил, что центральный ящик письменного стола не выдвигается, а дверцы не открываются. Он некоторое время пытался открыть стол с той стороны, с которой открыть его было невозможно, прежде чем догадался обо всем.

***

Когда я заболел и попал в больницу, Гурген регулярно навещал меня, причем довольно часто он приходил в неположенное время – в тихий час или во время обхода. В вестибюле больницы сидел дежурный, который в неположенное время никого не пропускал. Но Гурген проходил. Идя ко мне, он покупал яблочный сок в трехлитровом стеклянном баллоне и с этим баллоном в сетке-авоське входил в вестибюль больницы и шел мимо дежурного. Тот, пытаясь остановить Гургена, говорил:

– Гражданин, вы куда?

Гурген в ответ высоко поднимал баллон с яблочным соком. Баллон светился янтарным светом, а Гурген спрашивал официальным голосом:

– Анализы здесь сдают?

Дежурный терял дар речи, и Гурген проходил. Так он прошел несколько раз, а потом его перестали останавливать.

***

Однажды после работы мы с Гургеном шли домой по Ленинскому проспекту. Дело было летом, ближе к вечеру. Солнце светило нам в спину. Было жарко. Шли мы не спеша. Около транспортного агентства на тротуаре стоял большой ларь, сваренный из толстых железных прутьев. Ларь был набит арбузами. Рядом стоял столик с весами, а около столика маялся продавец. Покупателей не было.

– Не умеешь торговать, – сказал Гурген, – давай, я тебе помогу.

Он встал за столик и стал громким голосом возглашать:

– Лечебные арбузы! Лечебные арбузы! Покупайте лечебные арбузы!

Почти сразу появился покупатель, потом другой, потом возникла небольшая очередь.

– Действуй! – сказал Гурген продавцу и повернулся, чтобы уйти. Продавец сказал спасибо, а один из стоявших в очереди спросил:

– Это что значит – лечебные арбузы? От какой болезни?

– От диабета, – сказал Гурген, и мы пошли дальше. Когда мы немного отошли, я спросил его:

– Гурген, чем они помогают от диабета, эти арбузы?

– В них сахара нет, – ответил он.

***

В семидесятых годах столовая в нашем институте была не очень хорошая. Про нее было придумано много шуток. Одной из самых удачных была шутка Семена Конштейна. Он спрашивал, чем кормят в нашей столовой, и отвечал: инвариантами желудочно-кишечных преобразований.

Гурген эту мысль выразил иначе. Он соотнес нашу столовую с окружающей жизнью.

Однажды он встретил меня на выходе из ФИАНа. Он шел в институт, я – из института.

– Куда ты? – спросил Гурген.

Я шел в столовую ВЦСПС. Она была лучше нашей институтской и расположена неподалеку. Иногда я ходил туда обедать.

Узнав, куда я иду, Гурген укоризненно покачал головой и сказал:

– Нехорошо! Обедать надо в ФИАНской столовой. Нарушаешь принцип гармонического существования.

– А что это за принцип? – спросил я.

– Жить надо гармонически. Все стороны жизни должны соответствовать друг другу. В дерьме живешь – дерьмом питайся.

Вряд ли, говоря эти слова, он имел в виду обстановку в ФИАНе. По крайней мере, я тешу себя этой мыслью.

Сам он сравнительно редко обедал на работе. Во второй половине шестидесятых годов серьезно заболела его мать, Астрика Михайловна. Сестра же его Гоарик еще раньше стала нетрудоспособной. Заботы о доме легли на плечи Гургена. Обычно в середине рабочего дня он уезжал домой, чтобы накормить обедом мать и сестру, потом возвращался на работу и уходил из ФИАНа затемно. Поэтому в столовой ФИАН он появлялся редко. Несколько раз мы с ним вместе ходили обедать, но, как правило, если уж он обедал в институте, то появлялся в столовой вместе со своим другом Германом Батановым. В другие столовые кроме фианской он не ходил. По-видимому, этого требовал принцип гармонического существования.

Была и еще одна причина, по которой он должен был в середине каждого рабочего дня ездить домой. Он держал собаку – большого бульдога. Надо было с бульдогом гулять, и кроме Гургена в семье никто не мог это делать. Накормив обедом сестру и мать, Гурген еще успевал вывести бульдога минут на двадцать погулять. Он гулял с собакой (точнее говоря, выгуливал ее) еще и рано утром до работы, и поздно вечером, закончив дневные дела. Во время рабочей недели прогулки эти были довольно кратковременные. В свободные дни он выводил своего бульдога на более длительное время. Собака занимала заметное место в его жизни, он много рассказывал о том, как встречные люди, а также встречные собаки и кошки относились к нему самому и к его бульдогу, а также и об отношении бульдога к встречным людям, кошкам и собакам.

Когда бульдог умер, Гурген не стал заводить новую собаку – уже не хватало сил на уход за ней. В доме появились кошки.

***

А вот еще одно воспоминание о проделках Гургена. Это было где-то в конце 60-х годов. Я тогда был секретарем семинара по теоретической физике, который вел академик В.Л. Гинзбург. Среди моих обязанностей была и такая: надо было перед каждым семинаром выписывать пропуска тем участникам, которые не посещали семинар постоянно, а ходили от случая к случаю. И вот, за день до семинара сижу я в своей комнате и выписываю пропуска по заранее составленному списку гостей, в который на этот раз входит человек десять. Только я начал, приходит Гурген и зовет меня обедать. Я говорю:

– Подожди немного. Сейчас выпишу пропуска и пойдем.

– Не теряй время, – говорит Гурген. – Я тебе сейчас все оформлю.

Он берет у меня список гостей, задирает голову кверху поворачивается лицом к вентиляционной решетке и говорит четко, громко и неторопливо:

– Николай Николаевич! Прошу Вас оформить пропуска на завтра следующим лицам для участия в семинаре академика Гинзбурга:

И он так же четко, громко и неторопливо зачитал список, а потом сказал:

– Ну, пошли обедать.

Николай Николаевич Иванов был в нашем институте заместителем директора по режиму.

– Гурген, пошутил и хватит, – сказал я. – Не будет Николай Николаевич за меня делать мою работу. Дай, допишу и пойдем.

Выписал я все пропуска и пошли мы с Гургеном в столовую. Идем по двору ФИАН, попадается нам навстречу Николай Николаевич Иванов. Увидел он Гургена, и лицо его приняло сердитое выражение, даже покраснело. Он с нами поздоровался, а потом повернулся к Гургену и гневно сказал:

– Гурген! Ты эти штуки брось!

Я похолодел. Я решил, что Николай Николаевич слышал, как Гурген над ним подшучивал. Я вполне допускал, что наши разговоры подслушиваются. За несколько лет до этого случая Теоретический отдел получил новые помещение и переселился из центральной части здания в крыло. Все наши телефонные номера за нами были сохранены. Я сам слушал, как Николай Николаевич Иванов говорил начальнику телефонной станции:

– Василий Васильевич! Значит, договорились, теоретиков включаем по старой схеме.

Эти слова, конечно, не означали обязательно, что наши телефоны прослушиваются, но могли быть истолкованы и таким образом. И вот теперь я убеждаюсь, что наши разговоры действительно прослушиваются!

Но оказалось, что дело было не в этом. Николай Николаевич был в обиде на Гургена за другое. Группа режима, которой руководил Николай Николаевич, располагалась на первом этаже, на низком первом этаже. Если смотреть со двора, то подоконники были немного выше пояса. Было видно через оконное стекло, что на подоконниках стояли блюдечки, в блюдечки была налита вода и положен слой ваты, а на вате лежали семена - это девочки из группы режима проращивали семена цветов, чтобы высадить их весной в клумбы. И вот Гурген водил экскурсии к этим подоконникам и стоя перед окнами группы режима, объяснял:

– Здесь хранятся анализы лиц, выезжающих за границу.

***

К тому же времени относится и еще один случай. Идем мы с Гургеном по двору ФИАНа и встречаемся с Анатолием Неофитовичем Георгобиани – физиком из лаборатории полупроводников. Я поздоровался с Толей, мы пожали друг другу руки, и Толя повернулся с протянутой рукой к Гургену, Но Гурген своей руки не протянул и, обращаясь к Толе, произнес загадочные для меня слова:

– У Христа было двенадцать апостолов. Двенадцатый был Иуда. Он Христа и предал.

Сказав эти слова, Гурген отвернулся от Толи Георгобиани и пошел. Я его догнал и спросил, что произошло, чем его обидел Толя. Гурген мне рассказал, что он несколько дней назад звонил мне по внутреннему телефону, но по ошибке набрал номер Георгобиани, с которым у него были вполне хорошие отношения. Георгобиани снял трубку. Гурген попросил к телефону Болотовского. Толя не узнал Гургена по голосу и сказал, что у Болотовского другой номер. Тогда Гурген пошел на розыгрыш. Он спросил:

– А с кем я говорю?

– Это Георгобиани, – сказал Толя.

– Товарищ Георгобиани, вы-то мне и нужны, сказал. Гурген. – С вами говорит Иванов, заместитель директора по режиму.

Толя сказал:

– Здравствуйте, Николай Николаевич!

– Товариш Георгобиани, у меня есть информация о том, что вы рассказываете антисоветские анекдоты.

Толя – остроумный человек, он любил слушать анекдоты и любил их рассказывать. Почти на всех банкетах, на которых он присутствовал, его выбирали тамадой. И он был прекрасный тамада. Однако, я не помню, чтобы он рассказывал анекдоты, направленные против властей предержащих или произносил тосты, которые могли бы быть истолкованы в таком же смысле. Тем не менее, услышав столь серьезные обвинения в свой адрес, и от кого – от человека, которого Министерство государственной безопасности уполномочило следить за режимом в институте, Толя почувствовал себя крайне неуютно. Он сказал:

– Николай Николаевич, вы можете спросить кого хотите, вам любой скажет, что я никогда не рассказывал антисоветских анекдотов.

«Николай Николаевич» сказал:

– Да? Ну, я проверю. Кроме того, говорят, что вы на банкетах произносите безыдейные невыдержанные тосты.

Толя и это опроверг. Тогда «Николай Николаевич» выдвинул последнее обвинение:

– И друзья у вас какие-то сомнительные.

– Кого вы имеете в виду? – спросил Георгобиани.

– Ну, например, Аскарьяна.

– Какой он мне друг, здравствуй и прощай, – сказал Толя.

Тут Гурген не выдержал, обругал Толю и повесил трубку. С тех пор Гурген с ним не здоровался.

Через несколько дней после того, как Гурген рассказал мне эту историю, я встретил Толю Георгобиани и расспросил его. Он все подтвердил и добавил:

– Ты понимаешь, когда говорит со мной заместитель директора по режиму и выдвигает такие обвинения, я теряю чувство юмора, у меня даже и мысли не было, что это розыгрыш.

Хотя я и не одобрял столь легкого отречения от друга, в одном отношении я Толе посочувствовал. Гурген затеял довольно безжалостный по тем временам розыгрыш. Я так и не знаю, наладились ли у них в конце концов отношения.

***

Идет семинар В.Л. Гинзбурга. Докладчик рассказывает об излучении атомов. И в своем докладе употребляет поэтический образ – струение энергии. Атом излучает, значит, говоря общепринятым каноническим языком, возникает поток энергии. Поток энергии – это общепринятый термин, а докладчик говорит: «струение». Струится энергия, отсюда – струение. Гурген слушает, и ему не нравится слово струение. Он говорит:

– Что это за слово – струение! Есть более подходящий термин. Его и надо использовать.

– Какой термин? – спрашиваю я.

– Струйня! – говорит Гурген.

***

Два-три раза в год в институте проводился субботник, коммунистический субботник. Это была традиция, возникшая еще в первые годы Советской власти. В одном из первых коммунистических субботниках участвовал Владимир Ильич Ленин. Сохранилась фотография, на которой шесть участников субботника, включая Ленина, переносят тяжелое толстое бревно.

В назначенную субботу сотрудники приходили в институт и в свой свободный день бесплатно выполняли нужные работы. Проводилась уборка двора, наводился порядок в лабораторных помещениях, а некоторые сотрудники просто продолжали в этот день свою научную работу.

На одном из субботников Гурген отыскал во дворе подходящее бревно. Он позвал на помощь теоретика Юрия Мироновича Алиева, известного своими работами по теории электронной плазмы, и они подняли бревно на плечи и понесли в здание института. Войдя в здание ФИАН, они, с бревном на плечах, отправились в комнату, где помещался партком Института. Там в это время находилось несколько человек – штаб субботника. Гурген и Юра Алиев внесли бревно в комнату, обнесли его вокруг длинного стола для заседаний, вынесли во двор и положили на старое место.

***

Однажды Гурген позвонил мне на исходе рабочего дня. Не помню в точности, о чем мы говорили, но помню, что разговор в конце концов перешел на такие темы, о которых в то время говорить по телефону было опасно. По-видимому, все-таки, телефоны Теоретического отдела прослушивались. Незадолго до этого разговора мне сказали, что в ФИАНе создан Отдел борьбы с утечкой информации. В задачи этого отдела входило прослушивание и запись телефонных разговоров с тем, чтобы пресекать обсуждение по телефону проблем, составляющих государственную тайну. Если такой отдел действительно существовал, то он, конечно, следил не только за соблюдением секретности, но и за политической благонадежностью сотрудников.

В тот раз Гурген стал весьма критически высказываться в адрес самого высокого нашего начальства. А было это не то в последние годы правления Л.И. Брежнева, не то уже при Ю.В. Андропове. Желая остановить Гургена, я рассказал ему про Отдел борьбы с утечкой информации и про то, что наш разговор, скорее всего, записывается.

– Я знаю, – ответил Гурген. – Но ты пока не беспокойся. Они набрали полный штат для записи телефонных разговоров, а на расшифровку у них никого нет – им еще не дали штатных единиц.

***

Когда мне исполнилось 40 лет, Гурген подарил мне модель памятника. На постаменте из флюорита был укреплен пластмассовый конь, вставший на дыбы – вроде того коня, на котором сидит Петр Первый перед Исаакиевским собором. На большой пластине из нержавеющей стали, прикрепленной к постаменту, были лазером проплавлены слова: «В честь 40-летия воссоединения Б.М. Болотовского с армянским народом». В то время я сотрудничал со многими физиками из Ереванского физического института. Они приезжали ко мне в Москву, я часто ездил к ним в Ереван. В Армении среди физиков Г. Аскарьян был человеком из легенды. Его шутки переходили из уст в уста, тематика его исследований была для многих интересна. Каждый армянский физик, встречаясь с Гургеном, считал своим долгом пригласить его в Ереван. Он так и не смог выбраться на свою историческую родину. Когда я приезжал в Ереван, меня многие спрашивали, над чем работает сейчас Аскарьян, как его здоровье, какие шутки он отмочил, когда, наконец, приедет. У него было много друзей в Ереване, и каждый просил передать ему привет. В Армянской Энциклопедии была специальная статья, посвященная Г. Аскарьяну. Когда вышел из печати том с этой статьей, Гурген был еще кандидатом физико-математических наук. И он был единственным кандидатом наук, удостоенным персональной статьи в Армянской энциклопедии.

***

В молодые годы мы нередко собирались в дружеской компании у кого-нибудь дома – у Стасика Столярова (теперь он не Стасик, а Станислав Николаевич – доктор физико-математических наук, профессор Физико-технического института), или у Жоры (Георгия Викторовича) Воскресенского (тоже доктора и профессора впоследствии), или у Энрика Мергеляна в аспирантском общежитии (для нас он и теперь Энрик, а для студентов Оганес Сергеевич, и тоже доктор и профессор), или у меня дома. Главным в таких встречах была не выпивка и не закуска, а замечательная дружеская обстановка и застольные разговоры обо всем – о науке, о жизни, о том, что интересовало каждого из нас в отдельности и всех вместе. Присутствие Гургена придавало таким вечерам дополнительную прелесть. Если же его не было, то неизменно кто-нибудь из собравшихся в самом начале выражал всеобщее желание:

– Гургена надо позвать.

И мы тут же звонили Гургену. Он был легок на подъем и вскоре появлялся, ко всеобщей радости. Улыбаясь, он садился за стол и первое время молчал, прислушиваясь к общему разговору. Он как бы готовился к прыжку. В подходящий момент он вступал в разговор, и тогда все остальные замолкали и заслушивались, как, наверное, заслушивался привязанный к мачте Одиссей, когда проплывал мимо острова, с которого доносилось пение сирен. Гурген рассказывал интереснейшие истории. Говорил он о реальных событиях, но столь красочно, что даже появлялось сомнение в их реальности. И у слушателей возникало ни с чем не сравнимое состояние релаксации – полного и блаженного расслабления.

У меня это состояние релаксации возникало всякий раз при встрече с Гургеном. Радостно было его видеть, и ни разу не случилось, что какое-нибудь его слово или дело нарушили эту радость.

***

Вот одна из баек, рассказанных Г. Аскарьяном. Но сначала необходимо сказать несколько слов о том фоне, на котором происходила рассказанная им история.

В семидесятые годы, если в Москву приезжали с визитом руководители иностранных государств, то московское население должно было оказывать им восторженный прием. Для этого сотрудникам тех предприятий, которые были расположены на пути от Внуковского аэродрома до Кремля, предписывалось выходить на улицу для встречи высоких гостей. ФИАН как раз находится на Ленинском проспекте, на магистрали, по которой гости едут из Внукова в Кремль. Поэтому всех сотрудников выгоняли за ворота, и был приказ никого не пускать обратно, пока гости не проедут. Каждый визит высоких гостей в СССР означал для ФИАНа потерю двух рабочих дней – один день уходил на встречу прибывающих гостей, а другой день на проводы.

После этих необходимых пояснений приведу один из рассказов Г. Аскарьяна (может быть, точнее было бы сказать – одну из многих его баек).

– Вот стоим мы за воротами, ждем, когда проедет высокий гость. А он все не едет и не едет. Отдельные представители встречающих начинают громко выражать свое недовольство. Кто-то даже допускает непозволительные высказывания в адрес родителей высокого гостя, преимущественно по материнской линии. В подавляющем своем большинстве встречающие не одобряют эти высказывания, но видно, что всем уже надоело это стояние вместо работы.

В это время входит с Ленинского проспекта в проходную академик Александр Михайлович Прохоров, лауреат Нобелевской премии, академик-секретарь отделения общей физики и астрономии. Он хочет пройти в институт, но дежурный его не пропускает, ссылаясь на приказ директора:

– Пока гости не проедут, никого пускать не велено.

Прохоров говорит:

– Я – академик!

– Никого не велено пускать, – говорит охранник.

Стоит А.М. Прохоров и думает, как ему быть. В это время входит в проходную Сима, Серафима Яковлевна Рылова – референт директора ФИАН академика Н.Г. Басова. Она здоровается с Александром Михайловичем и спокойно проходит мимо охранника, тот ее пропускает, даже не потребовав пропуска.

Прохоров спрашивает:

– Если никого пускать не велено, почему вы ее пропустили?

– Так она же секретарша директора, – объясняет охранник, – мы ее обязаны пропустить.

– А я тоже секретарь, – говорит А.М. Прохоров.

– Неправда, вы академик, вы сами сказали.

– Я – и академик, и секретарь!

– Так не бывает, – говорит охранник.

Тогда Прохоров показывает ему свое удостоверение академика-секретаря. Вахтер долго изучает это удостоверение. Там, действительно, говорится, что А.М. Прохоров – и академик и секретарь. Вахтер возвращает удостоверение и говорит:

– Проходите! Так бы сразу и сказали.

Вот видите, в сочетании «академик-секретарь» второе слово оказалось важнее первого!

***

А вот еще одна его байка. Но, как и в предыдущем случае, требуются некоторые пояснения для того, чтобы читатель оценил слова Гургена.

Начиная с середины 60-х годов и до конца 80-х в СССР, издавался «Эйнштейновский сборник». Это было периодическое издание, выходившее раз в год, иногда реже, чем раз в год. В «Эйнштейновском сборнике» публиковались статьи советских и зарубежных авторов – как исторические, посвященные различным сторонам жизни и научного творчества Альберта Эйнштейна, так и обзорные статьи, посвященные развитию и современному состоянию эйнштейновского научного наследия. К сожалению, в настоящее время «Эйнштейновский сборник» не издается.

В семидесятые годы мы с моим другом и сотрудником Станиславом Николаевичем Столяровым занимались электродинамикой движущихся сред. Эта проблема тесно связана со специальной теорией относительности, и даже знаменитая работа Эйнштейна, в которой сформулированы основы этой теории, носит заглавие «К электродинамике движущихся тел». В нескольких выпусках «Эйнштейновского сборника» мы со Столяровым опубликовали обзорные статьи, посвященные современному состоянию электродинамики движущихся сред. В свете этого объяснения станет понятен для читателя рассказ Гургена Аскарьяна, который приводится ниже.

– Видел я такой сон. Иду я по улице, а навстречу мне идет Альберт Эйнштейн. Я обрадовался, говорю: «Здравствуй, Альберт!». А он мне очень печально отвечает: «Добрый день!». Я его спрашиваю: «Ты почему такой печальный?». Он отвечает: «Нигде меня не печатают». Я удивился, говорю: «Не может этого быть». А он так мрачно говорит: «В какой журнал ни пошлю статью, отовсюду возвращают. Рецензенты дают отрицательные отзывы». Я ему посочувствовал, а потом мне пришла в голову идея, я ему говорю: «Альберт, а ты пошли свою статью в Эйнштейновский сборник, где-где, а уж там-то тебя обязательно опубликуют. Этого не может быть, чтобы Эйнштейна не опубликовали в Эйнштейновском сборнике». А он с грустью говорит: «Посылал и в Эйнштейновский сборник, оттуда тоже вернули. Они там печатают только Болотовского и Столярова».

***

Доклады Гургена на физических семинарах и конференциях были очень интересны, всегда содержали много нового материала и надолго запоминались. Критические его замечания бывали по форме довольно резкими, хотя по существу они были справедливы. Бывал и он неправ, и свою неправоту в таких случаях признавал.

На юбилейных собраниях и семинарах все с нетерпением ждали выступления Гургена. Он выходил к доске, и тожественная часть на этом кончалась. Начиналась часть художественная, даже высокохудожественная, со множеством глубоких мыслей, облеченных нередко в парадоксальную форму, веселых шуток, вызывавших дружный смех, а также довольно ядовитых, хотя и замаскированных замечаний по адресу «отдельных товарищей» и отдельных событий. Многие его высказывания запоминались надолго и разносились слушателями по всему физическому сообществу.

***

В самом начале 1989 года началась кампания по выборам на съезд народных депутатов. Согласно положению о выборах, Академии Наук СССР было предоставлено право выбрать на съезд 25 своих представителей.

В институтах Академии прошли собрания, на которых коллективы выдвигали своих кандидатов. Первое место по числу выдвижений занял Андрей Дмитриевич Сахаров, за которого дружно проголосовали около сотни институтов Академии Наук. Потом на заседании Президиума Академии Наук состоялось голосование по всем выдвинутым кандидатурам. В результате этого голосования А.Д. Сахаров был забаллотирован, не прошел в народные депутаты. Я был так потрясен этой явной несправедливостью, что написал протестующее письмо в журнал «Огонек» – этот еженедельный журнал тогда был неслыханно популярен, все его читали. Письмо мое напечатали, и многие мои друзья, прочитав письмо, звонили мне и соглашались с тем, что было сказано в письме. Но однажды, когда зазвонил телефон и я снял трубку, хриплый голос сказал мне: «Сволочь! С тобой говорит общество “Память”. Дай срок, мы тебя поставим к стенке. Дни твои сочтены». И что-то еще в этом роде.

Поначалу я был ошарашен, но довольно быстро узнал Гургена – то ли по голосу, то ли по интонации. Когда он замолчал, я сказал: «Привет, Гурген, давно ли ты вступил в “Память”»? Он был, как ни странно, доволен тем, что его розыгрыш не получился. Мы с ним еще несколько минут поговорили, и он сказал, что согласен с моим письмом в «Огоньке». Я был очень рад его одобрению.

***

В 1979 году умерла мать Гургена, Ася Михайловна. До этого она около десяти лет болела, а последние несколько лет была прикована к постели. Гурген сообщил на работе о том, что у него умерла мать, и сказал также, на какой день и час назначены похороны. Он никого специально не позвал на похороны матери.

За день до похорон мне домой позвонил Олег Федянин, работавший с Гургеном в одной лаборатории. Он хотел прийти на похороны, но поскольку Гурген никого не звал, Олег не знал, следует ли ему приходить. Мы поговорили и решили, что надо прийти – во-первых, он наш друг, и надо быть с ним в это тяжелое для него время, а во-вторых, если мы не придем, то кто ему поможет вынести гроб?

Утром в день похорон в квартире Гургена собрались четыре человека: Герман Батанов, Стас Гребенщиков, Олег Федянин и я. Больше никто не пришел.

В маленькой дальней комнате квартиры стоял гроб с телом Аси Михайловны. В комнате стоял едва уловимый сладковатый запах тления. По квартире бродила неряшливо одетая Гоар, сестра Гургена, и время от времени говорила что-то бессвязное. Гурген был непривычно тих.

Квартира была в запущенном состоянии – обшарпанные стены, запачканные полы, старая ободранная мебель. Квартира нуждалась в ремонте, но Гургена на все не хватало, его силы поглощал уход за матерью и сестрой.

Когда пришел похоронный автобус, мы подняли гроб с телом покойницы и перенесли его в автобус. Гурген вышел с нами. Сестра его осталась дома, он не взял ее с собой.

После похорон мы проводили его до дома, и перед подъездом он с нами распрощался. Он хотел побыть с сестрой в этот день.

***

Во второй половине 80-х годов Г.А. Аскарьян заинтересовался вопросами экологии или, если использовать терминологию А.Д. Сахарова из его знаменитой работы «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», вопросами геогигиены. К великому сожалению, человечество за время своего развития на планете Земля наряду с великими достижениями породило не менее великие и трудно разрешимые проблемы. Одной из этих проблем является загрязнение среды обитания, которое достигло таких устрашающих размеров, что уже и название «среда обитания» можно употреблять с натяжкой, а точнее было бы сказать «среда вымирания». Гургена эта проблема интересовала давно. Какую-то роль в том, что он не терял интерес к вопросам экологии, сыграл семинар П.Л. Капицы, который регулярно проходил дважды в месяц по средам в Институте Физических Проблем. Время от времени на заседаниях семинара обсуждались вопросы экологии. Определенное воздействие на Г. Аскарьяна оказала и позиция А.Д. Сахарова, который неоднократно подчеркивал большое значение борьбы за сохранение среды обитания.

В 1973 году Г.А. Аскарьян с сотрудниками (Е.К. Карлова, Р.П. Петров, В.Б. Студенов) исследовали действие мощного лазерного луча на поверхность воды, покрытую тонкой пленкой загрязнений (керосин, нефть, масло). В этой работе исследовалась возможность уничтожать (выжигать, испарять или разбрызгивать) загрязнения с помощью мощного инфракрасного излучения. В качестве источника излучения предлагалось использовать инфракрасный лазер на СО2 с длиной волны 10 мкм. Такие лазеры давали достаточно мощное излучение в такой области спектра, где оно сильно поглощалось. Таким образом, излучение сильно нагревало поверхностный слой воды с плавающей на нем пленкой загрязнений. Проведенные авторами эксперименты показали, что можно добиться селективного испарения и возгорания слоя загрязняющей жидкости на поверхности воды. Был исследован также и другой способ удаления загрязняющей жидкости с поверхности воды. Мощное излучение нагревало воду под слоем жидкости, резкое испарение воды подбрасывало загрязняющий слой вверх на довольно большую высоту, и это упрощало сбор загрязнений.

Свои результаты авторы изложили в краткой статье, направленной в журнал «Письма в ЖЭТФ». В статье было с благодарностью отмечено, что тема исследования возникла под влиянием П.Л. Капицы, который своим докладом на семинаре привлек внимание физиков к проблемам борьбы с глобальными загрязнениями среды.

Любопытно отметить, что редакция «Писем в ЖЭТФ», куда авторы направили свою статью, не хотела эту статью принять, и причиной такого отказа оказались не претензии к качеству статьи, а претензии к одному из авторов – Гургену Аскарьяну. Сотрудники редакции объяснили Гургену, что он часто публикует свои работы в «Письмах в ЖЭТФ», и это вызывает нарекания со стороны тех авторов, статьи которых отвергаются. В конце концов, статья была опубликована по прямому указанию П.Л. Капицы, главного редактора ЖЭТФ.

В дальнейшем Г.А. Аскарьян и Е.Н. Карлова исследовали также возможности применения лазеров для очистки твердых покрытий (автодорожных и аэродромных) от пятен масла, топлива и воды. Лазерное выжигание пятен масла и топлива может применяться на сравнительно небольших площадях дорожного покрытия (скажем, на крутых поворотах), и это приводит к повышению безопасности движения.

Эти работы по выжиганию загрязнений с помощью лазера, если и не были полным воплощением детской мечты Г. Аскарьяна – приносить людям добро с помощью всемогущих световых лучей – все же оказались полезными, дав новый способ борьбы с одним из главных врагов жизни на Земле – загрязнением окружающей среды.

В 1988 году Г. Аскарьян заинтересовался тем, как влияет на состояние атмосферы разряд, возбуждаемый мощными пучками сверхвысокочастотных радиоволн. Его интересовало, как влияют эти высокочастотные разряды на состояние озонного слоя. Он провел теоретическое рассмотрение проблемы, а затем и экспериментальные исследования в содружестве с Г.М. Батановым, И.А. Коссым, А.Ю. Костинским и др.

Идея возбуждения СВЧ-разряда в стратосфере была высказана А.В. Гуревичем. Он же рассмотрел детальную теорию этого явления. Искусственный сверхвысокочастотный разряд (СВЧ-разряд) в стратосфере можно получить, нацелив в выбранную область как в фокус несколько мощных направленных потоков радиоизлучения от нескольких радиостанций, расположенных в разных точках земной поверхности. Мощное СВЧ-излучение разогреет атмосферу в области скрещения лучей и приведет к ионизации газа в этой области. Таким образом, с Земли будет создана на большой высоте область, заполненная проводящей средой – плазмой. В зависимости от размеров и формы, эта область будет отражать или рассеивать падающие на нее радиоволны. Тем самым появляется возможность связи на большие расстояния в диапазоне метровых радиоволн. Как известно, прием телевизионного вещания возможен только в зоне прямой видимости телебашни. Но если высоко над телебашней зажечь СВЧ-разряд, то радиоволны, излучаемые телебашней, будут рассеиваться на области, в которой происходит разряд, или отражаться от нее и возвращаться к Земле. Прием телевизионных передач станет возможным в зоне прямой видимости СВЧ-разряда, т.е. зона приема увеличится во много раз. Область СВЧ-разряда является ретранслятором телевизионных передач. Это обстоятельство вызвало большой интерес к возможности создать область искусственной ионизации на больших высотах в атмосфере. Исследования, проведенные в Советском Союзе и за рубежом, подтвердили что СВЧ-разряд действительно обеспечивает дальнюю связь на волнах метрового диапазона. Например, в эксперименте, проведенном в США, СВЧ-разряд был создан на высоте в несколько сот километров примерно на равном расстоянии от тихоокеанского и атлантического побережья. И сразу же стало возможно принимать в Нью-Йорке переговоры, которые вели между собой по радиотелефону таксисты в Сан Франциско. Ободряющие результаты привели к тому, что стали разрабатываться планы создания достаточно длительного СВЧ-разряда в скрещенных полях на высоте 30-60 км с целью обеспечить сильное отражение волн метрового диапазона.

Аскарьян обратил внимание на то, что как раз на тех высотах, на которых предполагалось создать СВЧ-разряд, расположена существенная часть озонного слоя. Озон – это газ, состоящий из молекул О3. Озоновый слой поглощает идущее от Солнца ультрафиолетовое излучение, которое губительно действует на живые организмы. Оно, в частности, вызывает рак кожи, вызывает мутации и приводит к другим вредным последствиям.

У озонного слоя много врагов. Это выбросы промышленных предприятий, содержащие такие вещества (оксиды азота, хлор, фтор), которые разрушают молекулы озона. Это также фреоны – соединения, содержащие хлор и применяемые, в частности, в бытовых холодильниках. Врагами озонного слоя являются также выбросы реактивных двигателей от ракет и самолетов.

Исследования Г.А. Аскарьяна и соавторов показали, что при длительном поддержании СВЧ-разряда на высоте в несколько десятков километров, объем, где происходит разряд, является источником оксидов азота (NO, NO2 , NO3), губительно действующих на озонный слой вблизи от СВЧ-разряда.

Авторы пришли к выводу, что длительные СВЧ-разряды в стратосфере недопустимы, как и фреонная бытовая химия и полеты реактивных лайнеров в стратосфере.

Эти опыты у некоторых физиков вызвали возражения. Дело в том, что опыты проводились в лабораторных условиях, не в стратосфере. Использовалась некоторая модель стратосферы, в чем-то отличная от природных условий. В частности, объем “искусственной стратосферы” был достаточно мал (или недостаточно велик), условия теплопередачи также отличались от тех, которые имеют место в природе. Поэтому еще можно надеяться на то, что существуют варианты СВЧ-разряда в атмосфере на больших высотах, такие, что они не несут угрозы озонному слою. Но, во всяком случае, Г.Аскарьян и его соавторы впервые указали на возможные губительные экологические последствия СВЧ-разряда в стратосфере.

Через несколько лет Г.Аскарьян с соавторами до некоторой степени реабилитировали СВЧ-разряд. Они показали, что если этот разряд зажечь на высоте 5-10 км (а не ~100 км), то в зоне разряда происходит уничтожение попадающих туда молекул фреона. Таким образом, молекулы фреона разрушаются раньше, чем они попадают в озонный слой. Что же касается окислов азота, которые образуются в таком разряде, то следует иметь в виду, что область разряда находится много ниже озонного слоя, поэтому окислы азота, как и продукты распада фреонов, на пути к озонному слою вымываются осадками и попадают на землю.

***

В 1982 году несколько лабораторий выделились из ФИАНа и образовали новый институт – Институт Общей Физики Академии Наук (ИОФАН). Директором ИОФАНа стал академик А.М. Прохоров. В числе лабораторий, составивших ИОФАН, была и лаборатория физики плазмы, в которой работал Г.А Аскарьян.

Надо отдать должное А.М. Прохорову – он не злопамятный человек. Конфликт по поводу открытия самофокусировки мало повлиял или совсем не повлиял на отношения между А.М. Прохоровым как директором и Г.А. Аскарьяном как сотрудником. Во всяком случае, Прохоров Аскарьяна не притеснял.

***

Интерес к живописи был унаследован Г. Аскарьяном от родителей. Он старался не пропустить ни одной выставки, будь то в Музее изобразительных искусств, Третьяковской галерее или на пустыре возле станции метро Беляево. Он лично был знаком со многими российскими художниками. Отделение теоретической физики ФИАН обязано Г. Аскарьяну тем, что он привел в Отделение художника Михаила Шапиро, и тот написал прекрасный портрет академика Игоря Евгеньевича Тамма, нашего первого заведующего, замечательного физика, лауреата Нобелевской премии по физике, и не менее замечательного человека, учителя А.Д. Сахарова. Этот портрет теперь украшает конференц-зал нашего отделения.

***

Он успевал читать газеты и журналы. Я от него всегда узнавал об интересных публикациях в таких газетах и журналах, которые я обычно не читал. А он очень много периодики читал (или, по крайней мере, просматривал) регулярно.

Не знаю, как ему на все хватало времени, но он был еще совершенно выдающимся книголюбом. Он регулярнейшим образом совершал обходы по многим книжным и букинистическим магазинам. Казалось, что все свои деньги он тратит на приобретение интересовавших его книг. А интересовало его все – физика, история культуры, воспоминания выдающихся людей о своем времени, воспоминания о выдающихся людях и многое, многое другое. Недалеко от нашего института, на углу улицы Вавилова и улицы Дмитрия Ульянова находится книжный магазин Академической книги. По крайней мере, так этот магазин назывался до недавнего времени. Гурген был там завсегдатаем, знал всех продавцов и администраторов, и они его знали. Он приходил в книжный магазин не просто для того, чтобы купить книгу, он любил поговорить с продавцами, рассказать им что-то для них интересное и узнать то, что его интересовало. Продавцы его любили. Мне рассказал Александр Михайлович Леонтович, что как-то он видел Гургена в большом книжном магазине, расположенном напротив Моссовета. Гурген, с благосклонной улыбкой, стоя перед прилавком в одном из отделов магазина, что-то рассказывал молоденьким продавщицам. По другую сторону прилавка стояло шесть или семь девушек – продавщицы из соседних отделов. Они слушали Гургена как завороженные. Покупатели терпеливо ждали окончания этой беседы.

Новые книги развозят по книжным магазинам в пачках. В зависимости от размера книги, в пачке может быть разное их число. Каждая пачка обернута в плотную бумагу и перевязана бечевкой. Обычный вес пачки – несколько килограмм. Так вот, Гурген почти всегда покупал новые книги не поодиночке, а пачками. Обычная картина: идет Гурген по двору ФИАНа и несет пачку книг, которую он только что купил. И было непонятно, зачем он покупает книгу не в одном экземпляре, а в пачке, которая содержит пять, или десять, или двенадцать книг. Он не объяснял своих действий, и такой удивительный способ приобретения книг до сих пор остается для меня загадкой. Возможно, он покупал книги с запасом, имея в виду, что потом можно будет нужные ему книги добывать путем обмена. Но возможно и другое объяснение. После смерти Гургена было обнаружено написанное его рукой завещание. У него было несколько картин кисти известных российских мастеров. Он завещал передать их в Музей изобразительных искусств имени Пушкина. А книги завещал передать в детские дома. Возможно, поэтому он и покупал по нескольку одинаковых книг.

***

Г. Аскарьян как-то рассказал Александру Григорьевичу Молчанову, что возникающие у него (у Аскарьяна) вопросы он заносит в тетрадку, которую завел еще в студенческие годы. Эта тетрадка дает ему материал для размышлений (и определяет направление исследований). Интересно, где эта тетрадь сейчас находится? Там, наверное, содержится много интересного.

 * * *

В 1992 году Г.А.Аскарьян защитил докторскую диссертацию. В истории с защитой докторской диссертации его отношение к степеням и званиям проявилось даже более явно, чем при защите кандидатской диссертации. Он был физик с мировым именем, число его опубликованных работ приближалось к двум сотням, и эти работы содержали много общепризнанных достижений. В 1988 году за свои работы по самофокусировке он получил Ленинскую премию – высшую научную награду Советского Союза. Четырьмя годами ранее ему была присуждена Государственная премия Украинской ССР. В 1989 году была учреждена Российская Академия Естественных Наук (РАЕН). Г.Аскарьян был одним из ее учредителей.

Ему было бы очень легко стать доктором наук, пожелай он этого. Но он не хотел тратить времени на подготовку и защиту диссертации. Он считал, что лучше сделать одно новое исследование, чем тратить время на подготовку диссертации по материалам многих уже выполненных работ. Его часто уговаривали написать докторскую диссертацию. В числе уговаривающих был и я. В ответ на уговоры стать доктором он либо отмалчивался, либо отвечал: “Вон их сколько развелось. И так инфляция”.

Но все же, когда в уговоры включилась Наташа Ирисова, Гурген не устоял. Наталья Александровна Ирисова, известный радиофизик, была Ученым секретарем Совета по защитам в Институте Общей Физики (ИОФАН). Председателем Совета был Анри Амвросиевич Рухадзе, теоретик по физике плазмы, физике пучков, автор многих хороших статей и книг. Он со своей стороны всячески поддерживал усилия Ирисовой. Он говорил Гургену: “Напиши что угодно, напечатай на машинке, на первой странице пусть будет написано, что это диссертация на соискание ученой степени доктора физико-математических наук, переплети и подай на защиту, мы тебе присудим докторскую степень”. Но Г.Аскарьян не хотел тратить время на писание диссертации. Тогда А.А.Рухадзе и Н.А.Ирисова от имени Ученого Совета ИОФАН обратились в Высшую Аттестационную Комиссию с просьбой разрешить Г.А.Аскарьяну подать на защиту не диссертацию а доклад о проведенной научной работе. Такое разрешение было получено. Но Гурген был не очень расположен писать даже научный доклад, хотя по размеру доклад составлял примерно одну десятую часть от объема диссертации. А.А.Рухадзе вспоминал о том, как он и Н.А.Ирисова уговаривали Г.Аскарьяна: “Мы его непрерывно понукали, чуть ли не пришлось за него писать доклад”.

В конце концов доклад был написан. Он был основан на семидесяти двух опубликованных работах Г.Аскарьяна из общего числа около двухсот его опубликованных работ. Аскарьян писал, что выбрал эти семьдесят две работы “не потому, что остальные хуже, а потому, что на сегодняшний день они автору больше нравятся: он с ними пережил больше радостей и горестей”. Все эти работы включены в сборник "Памяти Г.А.Аскарьяна", выпущенный его друзьями..

В докладе Г.А.Аскарьяна чувствуется темперамент бойца. Касаясь предсказанных им новых физических эффектов, он пишет во введении: “Важность и масштабность эффектов подтверждается дальнейшим развитием их исследований и применений, направлениями, ими открываемыми, и обилием заимствований, посягательств и самоприписываний другими авторства открытий этих эффектов. Автор ставил основнуюзадачу принести максимальный приоритет России в открытии этих эффектов и не рассчитывал на такую активность эпигонов”. Казалось бы, читая докторский доклад, можно думать, что мы имеем дело с прежним Аскарьяном, неутомимым исследователем и неустрашимым борцом против нарушителей научной этики. Но вот мы дочитываем доклад до последней страницы и видим, что заключительным разделом доклада является совершенно необычное для научной работы по физике четверостишие, написанное Г.А. Аскарьяном, которое он озаглавил словом «эпитафия». Эпитафия – это надгробная надпись. В конце своего докторского доклада Гурген поместил надгробную надпись – не своему докладу, а самому себе:

«Мир оставляю вам, а мне покой над миром,

Вдали от суеты, позора и страстей.

Мир – ярмарка, а бог – владелец тира,

В котором гении – мишени для людей...»

Он всю жизнь был лишен нормального отдыха, разрываясь между напряженной научной работой и изнурительными домашними заботами, не видел, как при жизни выбраться из этого круга, и начинал помышлять о кончине. Четверостишие взято из его статьи «Гении, власть и цивилизация», написанной примерно в то же время, что и докторский доклад, и опубликованной в виде препринта в ФИАНе в 1993 году. В статье говорится о трагической судьбе многих выдающихся людей России:

«Радищев, Пушкин, Лермонтов, Столыпин, Гумилев, Есенин, Цветаева, Клюев, Мандельштам, Маяковский, Михоэлс, Мейерхольд, Вавилов и плеяда биологов-генетиков, Кедрин, Богатырев, Рубцов, Высоцкий, Галич, Сахаров, Тальков... Как смяло их время, как истерзали их временщики и сколько они недодали народу, Родине, цивилизации! О чем они думали в последний год, час, минуту, секунду, ощущая приближение убийцы, петлю на шее, ствол у затылка, пулю в теле, решетку или колючую проволоку на небе?

И в уме складываются слова в эпитафию, которую могли признать, написать, выкрикнуть, прошептать любой из них...»

И дальше следует уже приведенное выше четверостишие, причем по поводу последней строчки «...гении – мишени для людей» Г. Аскарьян замечает, что «...рифма упорно просит слово “властей”, потому что гении в большинстве противоречат власти, особенно временщиковой, бескультурной, грубой и негуманной».

В этой своей статье Г. Аскарьян обращает внимание на то, что гениальные люди – достояние всего человечества, и они нуждаются в международной защите; он предлагает взять таких людей под особую защиту Организации Объединенных Наций. Что касается последней строчки четверостишия, то, я думаю, когда Гурген писал статью о судьбе гениев в России, он писал не о себе, не причислял себя к гениям и эту строчку к себе не относил. По крайней мере, никаких даже намеков никогда я не слышал от него на его выделенность по сравнению с другими. Но ему не давала покоя судьба многих гениев в родной стране. Однако, поместив это четверостишие в своей диссертации, Г. Аскарьян дал повод думать, что слова «...гении – мишени для людей» имеют отношение и к нему самому, что он тоже является до какой-то степени и гением и мишенью.

Почему же Г. Аскарьян позаимствовал и поместил в конце своего докторского доклада эпитафию из своей же статьи о судьбе гениев? По-видимому, объяснение заключается в том, что жизнь взвалила на его плечи нагрузку, которая была на пределе его сил – напряженная научная работа, забота о больной матери и больной сестре. Он мечтал о покое и понимал, что покой в этой жизни вряд ли будет для него достижим.

***

В августе 1992 года умер Михаил Львович Левин, выдающийся физик, с которым Гурген дружил и сотрудничал в течение многих лет. На похоронах Гурген выступил, в немногих словах отдал дань памяти Левина и закончил свою речь словами: «До скорого свидания!». Это было через пару месяцев после того, как он защитил докторскую диссертацию.

***

Однако, Г. Аскарьян в это время был по-прежнему продуктивен и вел напряженную научную работу. В 1994 году в журнале «Письма в ЖЭТФ» была опубликована работа Г.А. Аскарьяна, С.В. Буланова, Ф. Пегораро и А.М. Пухова, в которой было предсказано и рассмотрено удивительное явление – взаимное притяжение двух сильных параллельных сфокусированных световых лучей в среде. В линейной электродинамике два пересекающихся световых пучка проходят друг сквозь друга, и каждый пучок распространяется так, как если бы другой пучок вообще не существовал. Но с ростом амплитуды электрического поля возникают нелинейные явления, и то явление, о котором идет речь – взаимодействие параллельных световых пучков – возникает при очень больших значениях электрического поля, когда электрон в волне за время, сравнимое с периодом волны, может получить энергию, превышающую его энергию покоя mc2. Такие световые пучки, как было показано Г.Аскарьяном и его соавторами, притягиваются друг к другу и могут слиться в один сверхмощный пучок, если направление распространения света в обоих пучках параллельно. Если же направление распространения света в одном из пучков противоположно направлению распространения в другом, то такие пучки отталкиваются. Более того, оказалось, что на такие сильные световые пучки можно воздействовать с помощью наложенного внешнего магнитного поля – оно отклоняет световой пучок.

В связи с этим исследованием напомним, что еще Фарадей проводил опыты по воздействию внешнего магнитного поля на световой пучок. Фарадей надеялся вызвать таким путем отклонение света, но его опыты не оправдали этих надежд, и теперь ясно, почему: интенсивность света была недостаточна. Правда, не следует забывать, что эти опыты Фарадея увенчались открытием магнитного вращения плоскости поляризации (эффект Фарадея).

Физической причиной взаимодействия световых пучков в среде, как и их взаимодействия с наложенным магнитных полем, является возникновение токов в канале самофокусировки.

 * * *

Возможно, Гургену было бы намного легче жить на свете, если бы он женился. Женская забота – это то, чего ему недоставало. Но он прожил свою жизнь неженатым.

Он был неравнодушен к женской красоте. Часто, увидев красивую женщину, он вслух восхищался, говоря: «Какая красивая женщина!», или «Какое лицо!», или «Какая фигура!». Он приветливо раскланивался со многими приметными женщинами ФИАНа, и они в свою очередь приветливо улыбались ему. Нередко, проходя по коридорам института или по двору, я видел Гургена, увлеченного разговором с одной из сотрудниц, причем по их виду было ясно, что тема разговора далека от научных проблем. Я такие картины наблюдал не без зависти.

Однажды у Энрика Мергеляна, нашего общего с Гургеном друга, спросили про нашего другого общего знакомого, пользуется ли тот успехом у женщин. Мергелян ответил: «Имеет успех, но не пользуется». Гурген, по-видимому, имел успех и пользовался, и были серьезные увлечения, но до женитьбы, к сожалению, дело не доходило. Причины, как мне кажется, лежат и в женской психологии, и в отношении самого Гургена к женитьбе. Всякой женщине, согласившейся выйти замуж за Гургена, предстояло примириться с тем, что он никогда не оставит больную мать и больную сестру и будет тратить на уход за ними столько времени, сколько будет необходимо. Остальное время будет поделено между женой и наукой, и сколько достанется на долю жены, трудно сказать, но ясно, что не очень много. Не нашлось такой самоотверженной женщины среди увлечений Гургена, которая бы на это пошла.

Была и у Гургена причина, которая удерживала его от того, чтобы завести семью. Дело в том, у его мамы Аси Михайловны в последние годы жизни случались периоды неадекватного поведения, а сестра Галя заболела душевным расстройством еще в молодом возрасте. Гурген опасался, что если он женится, и в семье появятся дети, на них может сказаться дурная наследственность. Мне об этом сказал Анри Рухадзе, с которым Гурген поделился своими страхами.

 * * *

Электромагнитное излучение в некоторых областях спектра оказывает на живые клетки и ткани организма лечебное воздействие. Например, облучение инфракрасным светом усиливает восстановительные и иммунные процессы в клетках и тканях и таким образом способствует заживлению пролежней и вообще трофических язв, ускоряет заживление ран, дает благотворные результаты при лечении стоматитов, полиневритов и других патологических процессов. Общим свойством всех этих патологических процессов является то, что они все происходят в наружных тканях организма, “на поверхности”. Инфракрасное излучение сильно поглощается в живой ткани и не проникает на сколько-нибудь существенную глубину.

Ультрафиолетовые лучи также применяются в медицине – они обладают сильным бактерицидным действием. Но они, как и инфракрасные лучи, воздействуют только на покровы организма и не проникают в глубину.

Г. Аскарьян стал искать способы, позволяющие увеличить глубину проникновения инфракрасного (и ультрафиолетового) излучения в живую ткань. Уже первые эксперименты, проведенные в конце 1981 – начале 1982 года, дали обещающие результаты и вызвали интерес во всем мире. Первую статью о своих результатах Г. Аскарьян опубликовал в советском журнале «Квантовая электроника», в седьмом выпуске за 1982 год. Результаты эти оказались настолько интересны, что сообщения о них появились через некоторое время во многих газетах. Ниже приводятся отрывки из большой статьи, озаглавленной «Автографы невидимок» и опубликованной в газете «Социалистическая индустрия» 20 января 1983 года. Статью написал журналист А. Валентинов. В скобках по ходу текста приводятся наши добавления, выделенные курсивом.

«Когда мы вошли в лабораторию, лазер уже работал, пронизывая полумрак красным лучом изумительной чистоты (Это был гелий-неоновый лазер, излучение которого имеет длину волны 0,63 микрон. Мощность лазера, применявшегося в опытах Г. Аскарьяна, составляла несколько сотых долей ватта). Я подставил ладонь, и багряный кружок мягко лег на нее, лаская кожу (В опытах Г. Аскарьяна лазерный луч весь поглощался в толще ладони. До тыльной сторон ладони луч не доходил).

– А теперь смотрите, – сказал Гурген Аскарьян и слегка нажал стеклянной палочкой на тыльную сторону ладони.

И хотя я заранее знал, что должно произойти, все же невольно вздрогнул – часть ладони «провалилась» образовалась дыра. Рука будто стала стеклянной, и лазерный луч беспрепятственно пронизывал ее (никакой дыры в ладони, конечно, не образовалось. Нажатие на тыльную сторону ладони привело к тому, что ладонь стала пропускать свет).

– Передвиньте ладонь чуть влево, – попросил Гурген Ашотович.

Я передвинул, и в центре красного пятна отчетливо проступили разветвления вен. Еще движение – и на крохотном «экране» появилась проекция кости.

– Чем не рентгеновский аппарат? – улыбнулся Аскарьян. – С той лишь разницей, что лазерный луч не только совершенно безвреден, но и оказывает целительное действие...

Науке отнюдь не чужды случайности. И открытия порой совершаются не в виде финального этапа целенаправленного поиска, а в результате ряда, казалось бы, не относящихся к делу обстоятельств.

Так произошло и в лаборатории физики плазмы Физического института имени П.Н. Лебедева Академии наук СССР. Мало ли сотрудников подставляло руки под красный луч гелий-неонового лазера. Просто так, чтобы испытать приятное ощущение. Но только один из них – руководитель группы, кандидат физико-математических наук, лауреат Государственной премии Украинской ССР Г.А. Аскарьян почему-то нажал при этом на тыльную сторону ладони стеклянной палочкой. Почему? Он и сам не может объяснить» (по-видимому, побудительной причиной, толкнувшей Г. Аскарьяна на эти исследования, стала тяжелая болезнь академика М.А. Леонтовича. Гурген хотел ему помочь и с этой целью занялся усовершенствованием инфракрасной терапии).

Г. Аскарьян показал, что при надавливании на живую ткань глубина проникновения инфракрасного излучения возрастает с нескольких миллиметров до нескольких сантиметров. Это означало, что во много раз расширялась зона лечебного воздействия. Надавливание осуществлялось различными способами. Один из них описан в приведенном отрывке – это нажатие стеклянной палочкой. Другой способ заключался в том, что цилиндр, сделанный из стекла, прижимался торцом к поверхности тела в выбранном месте, а по оси цилиндра пропускался лазерный луч.

Г. Аскарьян также предложил способ, позволяющий подвести инфракрасное излучение к той точке в организме, где требуется облучение, не облучая окружающих тканей. Это может быть достигнуто с помощью иглы с каналом внутри, вроде иглы от медицинского шприца. По каналу пропускается свет лазера (можно в канал вставить световодную нить). Таким же способом можно провести в выбранную точку и ультрафиолетовое излучение.

Эти работы Г.Аскарьяна вызвали большой интерес у медиков. В частности, он получил несколько писем из-за рубежа с предложениями о сотрудничестве от медицинских научно-исследовательских институтов. Одно из писем пришло из США, кажется от Института здоровья. Гургену предлагалось сотрудничество в исследованиях по применению его методов к диагностике и лечению рака молочной железы. Гургена приглашали в США для выработки планов совместных исследований. Но он не мог уехать из Москвы для участия в работе конференций даже в пределах СССР, не то что в США. Он не мог оставить больную сестру. Было возможно поместить сестру на время отъезда в лечебное учреждение, но он и слушать не хотел об этом.

– Ладно, – сказал он мне, – я им пошлю письмо такого содержания: согласен сотрудничать, приехать не могу, высылайте сиськи.

Так или иначе, работы Г. Аскарьяна по распространению излучения в биологических средах вызвали целый поток исследований.

Здесь уместно сделать небольшое отступление.

В 1724 году по указанию Петра Первого был составлен проект положения об учреждении Академии наук и художеств. Петр обсудил этот проект в Сенате и подписал его. На рукописи проекта имеются пометки, сделанные рукою Петра. В этом проекте есть один раздел, который, мне кажется, прямо касается таких людей, как Г.Аскарьян:

“Ученые люди, которые о произведении наук стараются, обычайно мало думают на собственное свое содержание, того ради потребно есть, чтоб Академии кураторы непременные определены были, которые бы на оную смотрели, о благосостоянии их и надобном приуготовлении старались, нужду их императору при всех оказиях предлагали и доходы в своем ведении имели”.

Петр Первый понимал, что науку делают люди, и забота о них есть непременная и важная часть заботы о науке.

1982 год был для Аскарьяна сравнительно благополучным. Это был конец Брежневского застоя. Приближалось время развала СССР, время болезненной ломки и кризиса во всех областях, в том числе и в науке. Когда это время настало, научные работники оказались на грани нищеты, многие из них уехали за границу, многие из тех, кто остались, ушли из науки в торговлю, в сферу обслуживания – туда, где можно было заработать достаточно, чтобы прокормить себя и семью. Гургену предстояли, как и всем нам, тяжелые годы. Но жизнь его была трудной и в 1982 году. Был бы в Академии «непременный куратор», о котором говорится в Петровском проекте, Гургену было бы полегче жить на свете. И наука от этого много бы выиграла.

Но куратор куратором, а меня не покидает чувство вины. Я мог ему помочь и не сделал этого.

***

Если говорить о качествах Г. Аскарьяна как ученого, то, по-видимому, главное его качество заключалось в том, что он, как говорят, видел физические эффекты там, где их никто кроме него не видел. Для него физика была единым организмом, он не признавал перегородок между механикой, акустикой, оптикой, физикой элементарных частиц, электродинамикой и другими разделами физической науки. Среднего уровня учебник по физике делится на главы, никак не связанные одна с другой. Но сама физика не делится на главы, это люди ее разделили из-за ограниченности своих познавательных способностей – отдельные части изучать легче, чем целое. Однако, при таком способе изучения, при изучении по частям, утрачивается представление о физике в целом. Гурген не утратил такого представления. Это одна из причин, объясняющих, почему он так много сделал.

***

С середины 90-х годов здоровье Г. Аскарьяна стало заметно сдавать. У него болело сердце, отекали ноги. Одновременно ухудшилось состояние сестры Гали. У нее чаще стали возникать обострения ее психического заболевания, в такие периоды она становилась агрессивной и крайне враждебной по отношению к брату – единственному человеку, который о ней самоотверженно заботился. Здоровье ее также ухудшилось. Гурген вызывал врачей на дом, возил сестру к консультантам. Ему было очень трудно – он любил сестру и хотел ей помочь, но он и сам был в плохом состоянии. Друзья уговаривали его поместить сестру в больницу, хотя бы на время, с тем, чтобы он сам мог отдохнуть и подлечиться. Гурген и слышать не хотел о том, чтобы отправить сестру в больницу. Он говорил: «Это невозможно - ее там погубят».

У Анри Амвросиевича Рухадзе в то время состоялся разговор с директором Института общей физики А.М. Прохоровым. Разговор был посвящен тяжелому положению, в котором находился Г.А. Аскарьян. Прохоров выразил готовность помочь. Поскольку Гурген не хотел отправлять сестру в больницу, Прохоров предложил такой вариант: положить Гургена в хорошую клинику для необходимого лечения, причем стоимость лечения будет оплачена Институтом, сестру же его оставить дома, и для ухода за ней нанять квалифицированную няню на то время, пока Гурген будет в больнице. Оплачивать няню Прохоров также обещал за счет Института. Рухадзе отправился к Гургену, рассказал о договоренности с Прохоровым и уговаривал Гургена воспользоваться этой возможностью. Однако, Г. Аскарьян твердо отказался. Анри сказал ему: «Пойми, если не будешь лечиться, ты умрешь. Что тогда будет с твоей сестрой?» Гурген ответил: «Может быть, тогда она поймет, кого потеряла».

Отказ Гургена от помощи вовсе не означал плохого отношения к А.М. Прохорову. К тому времени былые распри уже улеглись. Когда Прохоров отмечал свое 80-летие, сотрудники плазменной лаборатории, где работал Г.А. Аскарьян, решили подарить юбиляру какую-нибудь редкостную книгу. Когда Гурген узнал об этом, он взялся сам подобрать книгу, потому что, как он сказал, никто не мог сделать это лучше, чем он. От помощи в лечении Г. Аскарьян отказался не потому, что не хотел принимать помощь именно от А.М. Прохорова. Он не принял бы ее ни от кого другого. Такая помощь была несовместима с его представлением о независимости.

Весной 1996 года мне позвонил старейший и уважаемый сотрудник ФИАН Евгений Львович Фейнберг. Гурген нередко обсуждал с ним свои работы. Евгений Львович был встревожен тем, что Гурген плохо выглядел и плохо себя чувствовал. «Уговорите Гургена поменять свою квартиру на другую, ближе к ФИАНу, – говорил Евгений Львович. – Ему тогда станет легче. Ведь ему приходится дважды в день ездить на работу и с работы. Это ему не по силам». Я попробовал уговорить Гургена, но мне это не удалось, как и Евгению Львовичу.

Он по-прежнему много времени проводил в лаборатории, продолжал обходить книжные магазины, но это давалось ему со все большим и большим трудом. Он все реже и реже посещал семинар В.Л. Гинзбурга, практически перестал ходить на заседания семинара. На вопрос: «Как живешь?» он теперь отвечал: «Плохо».

***

В начале февраля 1997 года Г. Аскарьян несколько дней не появлялся на работе. По ФИАНу и по ИОФАНу разнесся слух о его смерти. В связи с этим слухом Герману Батанову одна за другой позвонили Лидия Митрофановна (референт А.М. Прохорова, директора ИОФАН) и Людмила Ивановна (референт О.Н. Крохина, директора ФИАН). На их вопросы Герман ответил, что Г. Аскарьян жив и исправно ходит на работу.

Действительно, дня через два Г. Аскарьян пришел в институт. Он плохо выглядел и плохо себя чувствовал, не мог даже прямо держать голову. Он садился на стул, откидывался на спинку и только в таком положении мог поднять голову и смотреть в лицо собеседнику.

На следующей неделе Г. Аскарьян опять не вышел на работу. Его не было в понедельник и во вторник. Это вызывало тревогу сотрудников, которые знали, что Г. Аскарьян серьезно болен. В среду 12 февраля к нему поехал Игорь Соколов, сотрудник той же лаборатории. Приехав, И. Соколов в течение примерно часа звонил, стучался, но никто ему не открыл. Соколов даже вышел из подъезда на улицу и бросил несколько снежков в окно квартиры Г. Аскарьяна. Все было напрасно. Тогда Игорь Соколов позвонил Г. Батанову и спросил, что делать. Решили, что через небольшое время Игорь повторит свои попытки достучаться до Г. Аскарьяна.

У Гургена был в квартире телефон, но последние несколько лет телефон не работал. Когда я несколько раз не смог к нему дозвониться и сказал ему об этом, он объяснил, что сестра часто разбивает телефонный аппарат, и поэтому телефон выключен (он говорил: «телефон заблокирован»).

Игорь погулял около часа, вернулся и снова долго и безуспешно стучал. Он опять позвонил Г. Батанову. Договорились, что Игорь приедет в ИОФАН, и там все вместе обсудят, что предпринять. Было около пяти часов вечера.

Когда Игорь вернулся в институт, он застал там Г. Аскарьяна, очень рассерженного. Гурген возмущенно говорил: «Зачем вы беспокоите меня и сестру?». Он требовал, чтобы такие непрошеные визиты больше не повторялись. Друзья просили его включить телефон, но он поднял их на смех.

В пятницу 14 февраля Г. Аскарьян пришел в лабораторию. Чувствовал он себя плохо и плохо выглядел. Он попросил Александра Владимировича Юркина купить лекарства – мазь и что-то еще – и записал на клочке бумаги названия. Юркин сразу же отправился в аптеку. Он также требовал оставить его в покое хотя бы на неделю, говорил, что всю неделю будет лечиться, не выходя из дома.

По-видимому, в один из этих дней, 12 или 14 февраля, он мне позвонил домой из кабинета Г. Батанова. Я в то время болел. Он расспросил меня о самочувствии, пожелал скорее поправиться и спросил: «Деньги нужны?». Такого вопроса за всю мою жизнь никто мне не задавал, возможно, потому, что ответ был ясен заранее – нужны. Но Гургену я ответил: «Спасибо, обходимся», а про себя подумал, что ему деньги нужнее, чем мне. Спросил его, как он поживает, и он ответил: «плохо».

В понедельник 17 февраля начиналась ежегодная звенигородская конференция по физике плазмы. Г. Батанов, И. Соколов и другие уехали в Звенигородский пансионат Академии Наук, где проводилась конференция. В конце недели все вернулись в Москву. Г. Аскарьяна никто не тревожил, помня его категорические требования.

В понедельник 24 февраля Г. Аскарьян в институт не пришел, во вторник и в среду его также не было. К Г. Аскарьяну домой поехал А.В.Юркин. Он не достучался. Дело было вечером, в комнате сестры горел свет.

В течение следующих дней многие сотрудники – Г.М. Батанов, Г.А. Рябенко, И. Соколов, А.В. Юркин – по много раз безуспешно старались достучаться до Г. Аскарьяна. Г. Батанов оставлял записки в почтовом ящике на двери в квартиру и в другом почтовом ящике, в общем блоке на стене в подъезде. Записки эти никто не забирал.

7 марта с утра несколько сотрудников во главе с Г.М. Батановым, в сопровождении участкового милиционера проникли в квартиру Г.А. Аскарьяна. Хозяина квартиры они нашли на кухне, мертвого. Он сидел на стопке из книг, а письменным столом ему служила другая стопка. Он работал до последнего часа. Одна горелка на плите была зажжена.

В своей комнате на кровати лежала мертвая Гоарик. По заключению экспертизы, брат и сестра умерли в один день, 2 марта, и от одной причины: от ишемической болезни сердца. Квартиру наполнял удушливый запах разложения.

На кухне была обнаружена батарея коньячных бутылок с положенной на них запиской: «это мне на поминки».

Гурген знал, что умирает и ждал наступления смерти. Он устал от непосильной нагрузки и не хотел жить. Примерно за месяц до кончины он сказал Гале Рябенко, работавшей в той же лаборатории, что и он: «Я посвятил свою жизнь физике, но все кончается. Я устал жить».

На траурную церемонию собралось много физиков из ФИАНа и ИОФАНа. Соратников Гургена по ФИАНу было гораздо больше, чем сотрудников ИОФАНа, института, где Гурген работал последние 15 лет своей жизни. Родственников Гургена на траурной церемонии вообще не было. В Москве у Гургена не было родных, престарелые дядья и тетки жили в Харькове. Их известили о дне похорон, но они не смогли приехать – не было денег на дорогу.

Урны с прахом Г. Аскарьяна и его сестры захоронены на Новодевичьем кладбище в могиле, где покоятся их родители. Бедная эта могила расположена рядом с могилой Шаляпина. На могильном камне имена родителей: «Врач Ашот Богданович Аскарьян (1881-1940)» и «Врач Ася Михайловна Аскарьян (1893-1979)». Имена Гургена и Гали еще не выбиты. Об этом придется позаботиться нам, оставшимся в живых.

***

Гурген столько нового сделал в физике, что невозможно в статье такого размера, как эта, дать сколько-нибудь полное представление о его работах. Частично этот недостаток восполняется его статьями, собранными в сборнике «Памяти Г.А. Аскарьяна» (Москва, издательство «Знак», 1998). Однако, следует иметь в виду, что и статьи, помещенные в этом сборнике, составляют лишь часть, примерно треть, от полного числа опубликованных Г. Аскарьяном работ.

Автор благодарен многим людям за помощь, которую он получил, работая над этой статьей, помощь советами, материалами, воспоминаниями. Особо хочу поблагодарить Г. Батанова, Ю. Вавилова, С.С. Герштейна, И. Данилкина, И. Железных, Н. Ирисову, М. Казаряна, А. Леонтовича, Г. Мерзона, В. Погосяна, А. Рухадзе, Г. Рябенко, И. Соколова Е. Фейнберга. Они не несут ответственности за возможные допущенные мной неточности.

 

Оригинал: http://7iskusstv.com/2016/Nomer8/Bolotovsky1.php