В научных работах последних 15 лет творчество В.И. Белова исследуется достаточно активно [1]. Особое место уделяется изучению категории соборности в его прозе [2], художественному постижению истории [3], в том числе в контексте русской литературы [4], художественной картины мира в его произведениях [5] и т.д.
Так, Инна Чеботарева, рассуждая о соборности беловских произведений, выявляет коренное отличие понимания чувства свободы у В. Белова и его оппонентов: «В соответствии с русско-православной традицией писатель не приемлет свободу от семьи, долга, общества и принятых коллективных норм жизни. Сторонники современных, либерально-демократических норм жизни, основанных на правах человека, а не его обязанностях, под свободой личности понимают человека, который свои индивидуальные интересы ставит выше интересов семейных, народных, национальных, государственных. Среди современных представителей такого подхода литературные критики А. Бочаров, Г. Белая, М. Эпштейн, Б. Сарнов, М. Левина, С. Чупринин, А. Агеев» [2].
Николай Крижановский солидарен с И. Чеботаревой: «В отличие от Белова и идейно близких ему писателей (В. Распутина, В. Шукшина, Ф. Абрамова, В. Солоухина и других), авторы так называемой “другой” литературы 60–90-х годов (В. Ерофеев, Л. Петрушевская, Саша Соколов, В. Сорокин, А. Синявский, Ю. Мамлеев, Ф. Горенштейн, С. Довлатов, Вал. Попов, В. Пьецух, Т. Толстая, Д. Пригов) в своем творчестве утверждают кардинально иное понимание трагедии человеческого существования. В художественном мире произведений названных и неназванных нами авторов этого направления происходит разрушение традиционного понимания человеческих ценностей. Человек в их рассказах абсолютно отграничен от всего мира, он трагически одинок. В основу взгляда на человеческую жизнь кладется не просто внерелигиозное, внехристианское начало, а откровенно антирелигиозное, антихристианское» [6].
Значительный интерес представляют работы, посвященные «деревенской прозе» в целом [7]. Лариса Соколова в своей докторской диссертации отмечает, что «сама необходимость поисков путей к духовному преображению во время тягчайшего духовного кризиса утверждается в этих произведениях и несет в себе сугубо позитивный смысл. Трагически ощущая духовный распад русской жизни, писатели напряженно ищут различные пути восстановления исторической цепи и видят их, прежде всего, в духовно-нравственном возрождении личности» [8].
Но не эти достойные научные исследования находятся в центре полемики. К сожалению, работы скандальные, провокационные [9] вызывают и соответствующие отклики. Например, печально известный «графоман всея Руси» Дмитрий Быков в своей книге 2013 года «Советская литература. Краткий курс» [10] «оценивает» деревенскую прозу откровенно по-хамски: «В русской литературе 70-х годов ХХ века сложилось направление, не имеющее аналогов в мире по антикультурной страстности, человеконенавистническому напору, сентиментальному фарисейству и верноподданническому лицемерию. Это направление, окопавшееся в журнале “Наш современник”… получило название “деревенщики”»… [10, с. 393].
На этом фоне выделяется вышедшая в 2015 году работа Анны Разуваловой «Писатели-«деревенщики»: литература и консервативная идеология 1970-х годов» [11], претендующая на научную объективность.
Книга А. Разуваловой вышла в издательстве «Новое литературное обозрение», что само по себе говорит о многом, да и обложка издания наводит на печальные мысли — на ней изображены крестьяне дегенеративного типа.
Но не в обложке дело; может быть, сама работа, действительно, отличается научной корректностью и заявленной автором объективностью?
На первый взгляд, так оно и есть: книга А. Разуваловой производит впечатление, — она основательная, логически и композиционно выверенная, автор переработал огромный пласт научной и художественной литературы, демонстрирует прекрасное знание прозаических и публицистических текстов, великолепную научную эрудицию. Многочисленные примечания настолько хороши, что составляют самостоятельную часть исследования.
Постоянные отсылки к зарубежным авторам, и не только филологам, но и социологам, философам и т.п. вызывают уважение, но мало что дают существенного с литературоведческой точки зрения.
Несмотря на заявления о «провинциализме» и «ничтожности» «деревенской прозы», само обращение к этой теме, да еще в «рупоре» либеральной филологии (НЛО), говорит о том, что на самом деле она таковой не является, и приходится, сжав зубы, заниматься исследованиями прозы «деревенщиков».
Правда, от постмодернистских привычек отказаться исследовательнице сложно, — она постоянно сбивается на так называемый «птичий язык»: «И все же упомянуть об “эмоциональных сообществах” необходимо, поскольку, во-первых, этот термин отчасти совпадает с бурдьенианским представлением о “габитусе”, во-вторых, рассмотрение специфики самоинтерпретации и самопрезентации “деревенщиков” не позволяет проигнорировать вопрос о роли “эмоционального фактора” в процессах возникновения группы, и тут размышления Розенвейн о способности эмоций трансформировать габитус и обеспечивать переход субъекта из группы в группу могут многое объяснить» [11, здесь и далее цитируется этот источник. — В.Б.]. Термины, разбросанные по всему тексту: «дискурс», «габитус», «утопический нарратив», «антимодернизационный пафос» и т.п. прекрасно известны профессиональным филологам и ничего особенного не представляют, но несведущему читателю приходится делать «перевод». В качестве примера можно привести отрывок из книги: «Необходимая для поддержания статус-кво советской системы консервативность предполагала расширение “площади опоры”, что выразилось в использовании более разнообразного набора символических ресурсов и культурных языков, к которым власть обращалась в целях самолегитимации, даже если эти языки и ресурсы ранее были табуированы или существовали на культурной периферии». Ту же мысль уже на русском языке высказывает Владимир Максимов: «…у этого явления был целый ряд других причин. Деревенская литература сумела заявить о себе благодаря еще и тому, что сейчас правящий класс в нашей стране примерно на девяносто процентов — это выходцы из крестьянства. И у них есть подсознательная ностальгия по прошлому — прошли там и голод, и коллективизацию. И они решают, что допускать, что нет» (цит. по книге А. Разуваловой. — В.Б.).
Для автора работы наша национальная классика — миф: «Утверждение некоторых “деревенщиков” в роли современных классиков и параллельное оформление соответствующих мифов простимулировало ряд “монографических” проектов, реализуемых по преимуществу филологами региональных научных школ». «Лад», например, она обвиняет в мифологизации, не имея представления о крестьянской жизни: «Мифологизацией изображаемого (в данном случае не важно, идет ли речь о введении готовых мифологических форм в повествование, как в “Комиссии” С. Залыгина, о сюжетостроении, ориентированном на модель “утраченного рая”, как в первой редакции “Последнего поклона” В. Астафьева, или об упорядочивании исторической реальности в соответствии с мифомоделью космоса, как в “Ладе” В. Белова)». Размышления о «мысли семейной» в целомудренных очерках В. Белова о народной эстетике («Лад») она подкрепляет собственным рассуждением об адюльтере как о «праве женщины на романтическое чувство, самостоятельный выбор его объекта». Либерально-филологическая терминология иногда требует комментирования, настолько она необычна для русского уха: патриотизм автор работы называет национализмом (приписывая ему значения шовинизма), сохранение духовности — антимодернизмом (к чему привела страну их «модернизация», мы сейчас ощущаем в полной мере); православие считает «мифом», «утопией» (это в лучшем случае), в худшем — «религиозным антисемитизмом». В разделе, посвященном трилогии В. Белова «Час шестый», говорится: «Евреи — в духе религиозного антисемитизма — ассоциируются автором и некоторыми героями романа с “силами зла”…».
Значительная часть книги посвящена еврейскому вопросу, что вполне предсказуемо. Тут выходят наружу и старые троцкистские обиды на Иосифа Виссарионовича: «”Неопочвенническая” фронда была порождена логикой развития сталинского ревизионизма»; и плохо скрываемая любовь к «скромному обаянию буржуазии»: «Реинтерпретированная национал-консерваторами русская классика, в которой всячески акцентировалась “антибуржуазная” (читай — антимодернистская) доминанта».
Иногда А. Разувалова проговаривается, незаметно для себя, в «противоположном направлении»: «Необходимость прилагать недюжинные усилия, чтобы утвердиться в сферах, которые они сами же считали малодоступными для людей своей среды, стимулировала у “деревенщиков” повышенный интерес к фигуре символического противника — горожанина, еврея, обладающего правом доступа к культурным благам и заграждающего “простонародью” путь к ним».
Однажды она, сама того не ведая, даже делает замечательный комплимент известному русскому литературоведу и критику Ю. Павлову, называя его «продолжателем дела Ю. Селезнева».
«Антисемитизму» В. Белова в книге посвящена целая глава: «”…Могучая, целеустремленная, злая и тайная сила”: Еврей в романах Василия Белова».
Правда, и тут автор не сумела удержаться от штампованных обвинений классика в пресловутом «противопоставлении города деревне»: «Если в “Ладе” Белов обосновывал спасительную для современного человека силу крестьянской традиции, очищал ее от привносимых историко-социальной практикой “шероховатостей”, то во “Все впереди” он переносит действие в “неуправляемые городские пространства”… Все зло порочной цивилизации, по Белову, концентрируется в городе — ее главном порождении».
А вот и верная мысль: «Особенностью антимодернизма Белова является то, что он замешан не только на “борьбе за природу” или неприятии технических и культурных новаций... У автора “Все впереди”, в отличие от Ф. Абрамова и В. Шукшина, он имеет религиозно-метафизическую природу». Впрочем, дальше констатации этого факта исследовательница не идет, повторяя на разные лады суждения о «русско-еврейском противостоянии».
Вызывает удивление обращение А. Разуваловой к «экологической» тематике, не являющейся у «деревенщиков» главной, пространные размышления о роли костюма (применительно к В. Шукшину) и личностный интерес автора к областничеству, также находящийся на периферии «деревенской прозы».
А вот заключение книги оказалось полностью провальным. Вместо ожидаемых обобщений А. Разувалова рассуждает о творчестве… А. Проханова, З. Прилепина (?) и о «случае» Михаила Тарковского.
Но это еще можно как-то объяснить идеологическими (автор работы достаточно часто применяет вульгарный социологизм как метод исследования) и ассоциативными схождениями, но главный изъян связан с «объективностью», которая с самого начала работы оказывается фиктивной, кажущейся.
«Деревенскую прозу» А. Разувалова «препарирует» как в морге, вроде бы отстраненно, «объективно», но не может скрыть своего отвращения к ней. То, что мы считаем родным и святым, для нее не свято, более того, оно чужое (противопоставление «свой — чужой» — одно из наиболее повторяемых в книге). Для работ (и авторов) подобного типа все русское — чужое, и относятся они к нему с плохо скрываемыми брезгливостью и ненавистью.
Но на ненависти построить что-либо доброе невозможно, можно только разрушить, что мы и наблюдаем в современной действительности.
Доброе дело основано на любви. И это будущее принадлежит нам.
Примечания
1.Чеботарева И.В. Идея соборности в прозе В.И. Белова: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — М., 2002; Широкова Л.В. Проза В.И. Белова в контексте русской литературы 80-х — 90-х годов ХХ века: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — Вологда, 2004; Крижановский Н.И. Художественная реализация категории соборности в «малой» прозе В.И. Белова 60-90-х годов ХХ века: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — Краснодар, 2004; Аркатова Т.Е. Национальный образ мира в прозе В.И. Белова: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — Владивосток, 2008; Дворянова Н.В. Художественное постижение истории и современного состояния семьи в творчестве В.И. Белова 1960-1970-х годов: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — М., 2008; Сальникова Я.В. Художественная картина мира в прозе В. Белова: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — Воронеж, 2011 и др.
2.Чеботарева И.В. Идея соборности в прозе В.И. Белова: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — М., 2002; Крижановский Н.И. Художественная реализация категории соборности в «малой» прозе В.И. Белова 60–90-х годов ХХ века: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — Краснодар, 2004.
3.Дворянова Н.В. Художественное постижение истории и современного состояния семьи в творчестве В.И. Белова 1960–1970-х годов: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — М., 2008.
4. Широкова Л.В. Проза В.И. Белова в контексте русской литературы 80-х — 90-х годов ХХ века: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — Вологда, 2004.
5. Сальникова Я.В. Художественная картина мира в прозе В. Белова: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — Воронеж, 2011.
6. Крижановский Н.И. Художественная реализация категории соборности в «малой» прозе В.И. Белова 60-90-х годов ХХ века: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — Краснодар, 2004.
7. Соколова Л.В. Духовно-нравственные искания писателей-традиционалистов второй половины ХХ века: диссертация… доктора филологических наук: 10.01.01. — СПб., 2005; Королева С.Ю. Художественный мифологизм в прозе о деревне 1970-90-х годов: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — Пермь, 2006; Новожеева И.В. Концепция человека в деревенской прозе 1960-1980-х годов: диссертация… кандидата филологических наук: 10.01.01. — Брянск, 2007; Мартазанов А.М. Идеология и художественный мир "деревенской прозы": В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев, Б. Можаев: диссертация ... доктора филологических наук: 10.01.01. — СПб, 2007 и др.
8. Соколова Л.В. Духовно-нравственные искания писателей-традиционалистов второй половины ХХ века: диссертация… доктора филологических наук: 10.01.01. — СПб., 2005.
9. Партэ К. Русская деревенская проза: светлое прошлое. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 2004; Быков Д. Телегия: русское почвенничество как антикультурный проект // Быков Д. Советская литература: краткий курс. М., 2013; Разувалова А. Писатели-«деревенщики»: литература и консервативная идеология 1970-х годов. — М.: Новое литературное обозрение, 2015.
10. Быков Д. Советская литература: краткий курс. М.: ПрозаиК, 2013. — 416 с.
11. Разувалова А. Писатели-«деревенщики»: литература и консервативная идеология 1970-х годов. [Электронный ресурс] — М.: Новое литературное обозрение, 2015. — http://profilib.com/chtenie/96148/anna-razuvalova-pisateli-derevenschiki-literatura-i-konservativnaya-ideologiya-1970-kh.php.
