Маменькин сынок
Я вырос маминым сыном. Ничего оригинального в этом нет. Одно из первых воспоминаний, едва ли осознанных: мама купает меня, трёхлетнего, и окунает с головой. Я плачу, кричу: «Моя мама хотела меня утопить!» В ответ – смех, поцелуи. Через тридцать лет тот же трюк проделан мной, но годовалая дочка ограничилась обиженной гримаской. А после «просчитывала» меня – и в нужный момент задерживала дыхание.
Девятый класс, русская литература, суперважное сочинение. Вечером столько раз перечитываю свой опус, что забываю его дома. Пропажа обнаруживается перед самым началом урока. Готов кусать локти: двойка неминуема, да и оценка за четверть будет снижена. Вдруг дверь открывается, в класс влетает мама.Молча кладёт злополучную тетрадку на парту, и, улыбнувшись, исчезает. Не успеваю сказать ни слова, только мой рот изумлённо раскрыт: она же из-за меня опоздала на работу! В ту же секунду, будто по команде, дребезжит звонок.
Мне тридцать, я только женился, отношения с женой не складываются. Мама уезжает, чтобы мы, оставшись вдвоём, попытались друг друга понять. Но молодая жена ни в какую не хочет приходить в квартиру, где, кроме нас, никого нет. После моих увещеваний выдавливает из себя, что ей неприятно там бывать даже в мамино отсутствие. Теперь развод неминуем, при всей моей тогдашней влюблённости. Как и вторая, настоящая женитьба.
Мне пятьдесят, маму везут на операцию, третью за полтора года. Лепечу какие-то успокаивающие слова, в которые сам не верю. И тут, буквально на пороге операционной, хирург с улыбкой произносит: «Спроси у мамы, какие у неё планы на следующие десять лет жизни?» Переводя, не могу сдержать удивления. Мама не верит своим ушам, но её настроение меняется. Фантастика: врач был прав!
Позапрошлый год, мне почти шестьдесят, одна из привычных израильских заварушек. Из Газы каждый день летят ракеты, некоторые долетают к нам. А у нас ежевечерняя прогулка. Когда раздаётся вой сирены, переходим через дорогу и останавливаемся между двумя магазинчиками: какая-никакая, а защита. Мама дышит ровно, спокойно. Тревога заканчивается, я спрашиваю: «Продолжим?» – и получаю утвердительный ответ.
В подъезде, поднимаясь по лестнице, слышим вторую сирену. «Совсем не страшно?» - не удерживаюсь я. Мама смеётся. Госпиталь, где она служила, был в 25 километрах от передовой. Что для неё арабские болванки после фашистских бомб?
Апрель нынешнего года, мама почти три месяца в больнице, об улучшении нечего и мечтать. Напоминаю, что сегодня день рождения жены. Мама берёт пелефон и поздравляет невестку так уверенно, радостно, что во мне невольно вспыхивает гордость. Надежда на чудо, наше еврейское чудо вновь оживает. Прощальная, умирающая последней.
Июль-август 2016
Парк
Парк, обыкновенный, ничем не примечательный, один из десятков в приморском городе, был в двухстах метрах от твоей больницы. Я поздно узнал о нём – и в тот июньский вечер мы были здесь лишь третий раз.
Парк был полон детей, они игрались, гомонили, веселились. А несколько грудничков внимательно, солидно наблюдали за происходящим из своих колясок. Мне казалось, что ты дышишь чуть свободней, чем обычно, и мы сможем погулять несколько лишних минут. А ты… Неужели ты знала, что это последняя прогулка? Ты была довольна, улыбалась моей любимой улыбкой, заставляющей забыть и о старости, и о болезни, и о страшной близости расставания. Мы были вместе – и я наивно, близоруко, слепо верил, что мы неразделимы. Как раньше. Как всегда. С момента моего рождения.
Мы доехали до конца парка, повернули назад. Перед выездом пробормотал: «Было хорошо, правда?» – и ты кивнула в ответ.«Придём ещё?» – «Конечно».
Я шёл домой в прекрасном настроении, будто жизнь улыбнулась мне. Болван: ухмылялась совсем другая женщина.
Август 2016
Правнук
Я хотел этого больше всего на свете: чтоб ты увидела его. День, когда я впервые узнал о нём, обжёг, пронзил ярким светом. Почти вприпрыжку бежал в больницу, чтобы скорее поделиться радостью. Счастье-то какое, оно пересилит, победит любое горе. Как ненормальный, стучал по каждому дереву, вновь и вновь проговаривая про себя новость, услышанную от дочери.
Ты не сразу поняла, о чём речь. «У тебя будет правнук, первый правнук!» – несколько минут назад верилось , что эти слова перевернут мир. Какое там… Мой мир перевернулся, а в твоём мало что изменилось. «Как же так?» - недоумевал я. Через несколько месяцев он появится здесь, рядом с нами. Сын любимой внучки, которую ты когда-то каждый день водила на море – и мы встречали вас в конце пути, большую и маленькую. Да, прошла четверть века, но этот малыш вдохнёт в тебя жизнь, новую жизнь… Разве может быть иначе? Слова рвались наружу, но, глядя на тебя, я не давал им хода. «Мамочка, разве ты не рада?» «Почему? Рада»
Радоваться не было сил. Ты не хотела меня разочаровывать, но не могла и обманывать. И, чтобы не отвечать, закрыла глаза.
Я подумал, что ты устала – и больше не возвращался к разговору. Даже успокоился: до августа, когда малыш родится, куча времени. Нужно надеяться на лучшее.
Так-то так, но августу всегда предшествует июнь. Где я это вычитал? Точно: «Проклятые короли», развлекательный роман, четырнадцатый век. Жизнь и смерть, идущие рука об руку, а иногда – как бы случайно – меняющиеся местами. Знать бы: хоть что-то с тех пор изменилось? Вряд ли.
Август 2016
Праздник
«Мать – короткий праздник на земле», – сказал Фазиль Искандер. Благодари небеса, что твой праздник длился до седых волос – и лишь сейчас, на седьмом десятке, ты постигаешь науку сиротства.
Праздник кончился. Начались будни.
Август 2016
Данте Алигьери
Ад, обыкновенный земной ад, накрыл ранним летним утром, когда сидел у дверей больничной палаты. Весёлые, довольные собой чертенята поджаривали меня на сковородке бессилия, никчемности, трусости. Как последний тупица, я не отдавал себе отчёт, что происходит, и вместо того, чтобы стонать, выть от боли, тихонько сидел на стуле, пока рядом, за дверью кто-то деловито завершал свою работу. Меня – болвана в старинном польском преферансе – позвали потом, когда всё закончилось, а маму забрали туда, куда никому из нас, обитателей земной ночлежки, нет доступа.
Нет – или всё же есть? Как Вергилий, ты вела меня за собой, я видел рядом родное лицо – и ни за что не желал, не мог поверить, что это бред. Крепко обнял тебя – и ощутил холод, который пронял до косточек,вобрал в себя, потянул за собой. Нас несло в огромную, чёрную, булькающую воронку, и когда у самого края, зацепившись за случайный проблеск сознания, я разжал руки, меня, как пробку, вышибло наружу.
Что это? Я опять сидел в больничном коридоре, а за дверью слышался детский всхлип, крик, вопль, заполняющий всё вокруг. Кричал младенец, только что пришедший в наш мир. Кричал я, его дед. Кричала мама, так и не ставшая прабабушкой. Кричала жизнь. Кричала её близняшка – смерть.
Август 2016
Оригинал: http://7iskusstv.com/2016/Nomer10/Suslovich1.php
