Имя Фаины Марковны Квятковской, уверен, мало кому знакомо. И не только на Западе, но и в России, где она жила долгие годы. Зато широко известны её песни: фокстрот «У самовара» и танго «Аргентина». Уже более семнадцати лет как автора этих песен нет в живых, а мелодии и тексты, написанные ею в далёких уже от нас тридцатых годах прошлого века, звучат на радио и телевидении. А фраза «У самовара я и моя Маша» стала поистине фольклорной.
Я познакомился с Фаиной Марковной в последние несколько лет её жизни в Ленинградском комитете профессиональных драматургов, членами которого мы с ней состояли. Даже в те годы, когда Фаине Марковне было за 70, она выглядела статной и красивой женщиной.
К тому времени уже была опубликована в официальной газете «Советская культура» статья, озаглавленная «Полсотни лет “У самовара” — об удивительном долгожительстве этой песни и судьбе её автора. Затем была статья в «Аргументах и фактах» — «Украденная песня». О том, как в течение долгих лет авторство слов «У самовара» приписывалось мэтру советского песенного творчества В. ЛебедевуКумачу.
В те послевоенные годы Фаина Марковна боялась даже заикнуться, не то чтобы вступить в борьбу за свои авторские права с любимцем советских властей. Тогда это было равносильно самоубийству. Лишь в 1979 году (а Фаине Марковне было уже за 60) её авторские права были восстановлены и она получила возможность иметь небольшую прибавку к своей скудной пенсии. Помогал ей небольшими деньгами и Комитет драматургов, впоследствии переименованный в Союз литераторов. И я ежемесячно посещал Фаину Марковну дома, принося ей эти деньги.
Коммунальная квартира, в которой она с мужем занимала две небольшие комнаты, находилась в доме, что на углу улиц СалтыковаЩедрина и Восстания в Ленинграде. Этот старый дом давно нуждался в капитальном ремонте — тёмный подъезд, обшарпанные стены, лестница с перекошенными ступенями. Иногда мне дверь открывали соседи, и я отмечал тогда, что они были весьма приветливы.
В комнатах у Фаины Марковны всегда было светло, чисто и уютно. За чашкой кофе, который она очень любила, мы часто беседовали о жизни и творчестве.
— Вы знаете, — говорила она, — вот сейчас я — старая и больная женщина, но состояние радости и счастья не покидает меня. Я прожила хотя и непростую, но интересную жизнь. В молодости в меня влюблялись. Мои песни живут и сейчас и попрежнему радуют меня. И вообще я везучая. Уже то, что я уцелела в годы войны, живя в Варшаве, занятой немцами, о многом говорит. Меня спасла моя польская фамилия, которую дал мне мой первый муж Квятковский, кстати, польский офицер. А моя девичья фамилия — Гордон. «У самовара» я написала в 1931 году, шестнадцатилетней девушкой, когда жила с родителями в Польше, в Кракове. А сама я родом из Ялты.
Я спросил както у Фаины Марковны, в чём, на её взгляд, состоит успех «У самовара», фокстрота с незатейливой мелодией и словами.
— Мне часто задают такой вопрос, — ответила она. — Я думаю, что прежде всего — в юморе, который есть и в тексте, и мелодии. И ещё — в ней так узнаваемо время — 2030е годы. Я ведь написала жанровую песенку для одного кабаре. Правда, текст был написан на польском владельцем этого кабаре Анджеем Властой. И вот эта песенка вдруг стала очень популярной в Польше. В дальнейшем я сделала несколько вольный перевод на русский язык, и эта песня вместе с танго «Аргентина» вышла отдельной пластинкой, которая распространялась в Риге. Тамто, будучи на гастролях, её исполнял Пётр Лещенко. Вот и пошла песня «гулять» по свету.
Надо сказать, что музыку танго «Аргентина» по мелодичности Фаина Марковна ценила намного выше, чем фокстрот «У самовара».
В 1934 году «У самовара» включил в репертуар своего джаза Леонид Утёсов. Откуда ему было знать, что автор фокстрота живёт гдето в Польше и что зовут автора Фанни Гордон.
Спросил я также у Фаины Марковны, как она оказалась в Советском Союзе.
— Произошло это в 1945 году, когда я узнала, что муж мой погиб. Я могла ехать куда угодно, так как знала французский, английский, немецкий языки. Но я рвалась в Россию, к Сталину... Да, именно к Сталину. Все его тогда боготворили. Меня советские войска спасли от гибели — гестапо охотилось за мной, а тут пришла свобода. Лишь спустя годы горький вкус этой «свободы» я стала ощущать ежедневно.
Нельзя сказать, что Фаина Марковна жила отшельницей в Ленинграде. Её приняли в профессиональный комитет драматургов, навещали её и представители польской общины в городе, к ней приходили музыканты и исполнители, заказывали новые песни.
Она работала и над музыкой к опереттам «Девушка из Шанхая» и «Яхта любви».
Однажды позвонила ей Алла Баянова и пригласила на свой концерт в «Октябрьском». Я представил себе, что творилось бы в зале, если бы прославленная певица пригласила на сцену автора песни, которую она только что исполнила. (Песня «У самовара» также была в репертуаре у Баяновой.) Но Фаина Марковна на концерт пойти не смогла: ступени этого концертного зала были слишком крутыми для её больных ног. И встреча автора песни с её исполнителем так и не состоялась.
В один из дней 1991 года я позвонил по телефону в квартиру к Фаине Марковне. К телефону подошла соседка. Какимто приглушённым голосом она выясняла, кто звонит. А затем сказала, что Фаина Марковна ночью умерла, умерла тихо, заснув вечером и не проснувшись утром. Её муж умер тремя месяцами раньше.
На церемонии прощания с Фаиной Марковной в ленинградском крематории было чуть больше десятка человек: члены Союза литераторов, племянница, несколько подруг, соседи по квартире. Они же, соседи, устроили и скромные поминки в комнатах, которые занимала Фаина Марковна.
Я не знаю, кому достался архив Квятковской. У меня же сохранились её членский билет с фотографией, подаренный ею клавир с мелодией «У самовара» с текстом, переведённым ею же на английский язык, и газетная вырезка со статьёй о ней, на полях которой Фаина Марковна написала: «Не забывайте меня, Исай Моисеевич».
Что я и стараюсь делать.
