Введение
В этой небольшой вводной статье я хотела бы поделиться некоторыми своими размышлениями о роли социальных дисциплин: социокультурной антропологии, социологии, социолингвистики, социальной психологии и некоторых других в отечественной иудаике. Я неоднократно говорила и писала об этом[1], в частности, моя статья, опубликованная в журнале «Диаспоры» в 2006 г. и посвященная некоторым тенденциям в отечественной иудаике, послужила «отправной точкой» для дискуссии[2]. Как это ни парадоксально, наиболее живое участие в ней приняли израильские коллеги – известные социологи Алек Эпштейн и Юлия Лернер (в том же журнале, 2007 г.), хотя, казалось бы, российские исследователи и преподаватели иудаики должны быть заинтересованными в таком обсуждении куда больше. Любопытно также, что статья, написанная несколько лет назад, может быть с небольшими исправлениями перепечатана и сегодня. Это говорит о том, что больших изменений во «взаимоотношениях» иудаики и социальных дисциплин в России не произошло.
Тогда, в 2006 г., непосредственным поводом для написания статьи мне послужил доклад известного американского антрополога и слависта Кэтрин Вердери, которая незадолго до этого заняла пост Президента Американской Ассоциации содействия исследованиям в области славистики. Ее доклад – своего рода «тронная речь», называвшийся «Возвращая антропологию в славистику»[3] – был зачитан на приеме 5 ноября 2005 г. по случаю XXXVII ежегодного конгресса этой организации. Некоторые мысли, высказанные К. Вердери в этом докладе, оказались настолько созвучными моим размышлениям применительно к иудаике (и, повторяю, остаются созвучными и поныне), что я сочла возможным еще раз рассказать о них здесь, разумеется, с учетом тех немногих изменений, которые произошли с момента написания той давней статьи. Коротко напомню некоторые ключевые моменты доклада К. Вердери, а также свои попытки их осмыслить.
Вот несколько основных тезисов Вердери, которые могут быть интересны и специалистам в области иудаики. Это, прежде всего, размышления о месте социокультурной антропологии в системе современных гуманитарных и социальных наук вообще и славистики в частности. Американская исследовательница отмечает неуклонный рост интереса антропологов к изучению славистики и смежных дисциплин, подчеркивая, что такого рода «возвращение» стало бы благом не только для самой антропологии, но и для славистики. Причины же запоздалости такого интереса автор видит, в числе прочего, в трудностях, с которыми сталкивались антропологи, изучавшие страны Восточной Европы до 1989 г., а также в характере самой антропологии как преимущественно полевой науки. Оба этих тезиса вполне применимы и к отечественной иудаике (добавлю – они отчасти справедливы и по отношению к социологии и социальной психологии). До 1989 г. зарубежные антропологи, социологи и пр., а также специалисты в области иудаики практически не могли изучать культуру советских евреев «в поле», сосредоточиваясь, главным образом, на изучении, главным образом, досоветского периода. «Вмешательство» антропологов, а также социологов в отечественную иудаику до 1990-х гг. было затруднено примерно теми же причинами, о которых писала Вердери. Кроме того, в отличие от славистики, в СССР не сложилась и локальная школа (или школы) иудаики, ибо с середины 1930-х гг. исследования в этой области были почти полностью свернуты[4].
Однако К. Вердери отмечает, что это лишь верхушка айсберга. «Как нам всем известно, — говорит она, — организация знания в определенной степени отражает свое время, хотя изменения здесь часто происходят с некоторым отставанием от перемен в обществе». От себя добавлю: славистика возникла в XIX столетии как комплекс дисциплин, изучавших преимущественно историю, языки, литературу и фольклор славянских народов. И такой она оставалась довольно долго. Антропологические изыскания в течение продолжительного времени не получали в ней широкого распространения, за исключением изучения традиционной этнографии и фольклора – тоже традиционного «поля» для антропологии.
Многое из сказанного К. Вердери удивительно созвучно тому, что происходило и происходит в иудаике, особенно отечественной. Поскольку о становлении и развитии иудаики написано немало, здесь я напомню только, что «наука о еврействе» (Wissenschaft des Judentums) возникла в Германии в 1820-е гг. и первоначально <span auto-style11"="">В своем развитии иудаика испытала влияние различных философских идей и школ, а также разнообразных внешних факторов, включая трагические события еврейской истории, знакомство с культурой и языками неевропейских евреев и т.д. На рубежеXIX —XX вв. под воздействием различных феноменов, в том числе оформления политического и расового антисемитизма и возникновения сионизма, усиливается внимание представителей науки о еврействе к современным тенденциям в жизни еврейского общества. Возникли новые направления, связанные с изучением экономики, социологии, психологии, которые, тем не менее, оставались в иудаике маргинальными. Стремление к тому, что тогда называли «национальным возрождением», стимулировало усиление интереса к еврейской этнографии и фольклору, особенно в Восточной Европе. Тогда же начались научные изыскания в еврейском ишуве, После Катастрофы европейского еврейства и создания Государства Израиль в иудаике возникли новые направления: изучение Холокоста, а также израилеведение, Israeli Studies (последнее, впрочем, нередко выделяют в отдельную дисциплину).
Однако повторюсь: при всем разнообразии дисциплин, которые входят в понятие «иудаика» в наши дни, изучение истории, философии, языков и литературы занимает в ней ведущие позиции. Об этом говорят программы вузовских лекционных курсов и исследовательских направлений многих ведущих центров[5]. Благотворительные фонды, поощряющие исследования в области иудаики, также больше всего поддерживают работы в названых сферах. Что касается социокультурной антропологии, социологии и других социальных дисциплин, то они по-прежнему находятся на положении «бедных родственников». Время от времени слышатся призывы больше обращаться к анализу современности[6], но они пока не находят отклика среди руководителей соответствующих кафедр и центров.
В России развитие иудаики имело свою специфику. Об этом написано немало, поэтому я не стану повторять известные факты, но напомню, что Еврейскому историко-этнографическому обществу, основанному в 1908 г., за очень короткий срок (до 1917 г.) удалось, опираясь во многом на усилия любителей и энтузиастов, сделать поразительно много: организовать сбор документов и материалов по истории восточноевропейского еврейства; провести этнографические экспедиции в черте оседлости – ареале компактного проживания восточных ашкеназов (знаменитые экспедиции под руководством С. Ан-ского); создать еврейский музей и архив; наладить выпуск научного журнала «Еврейская старина»; опубликовать ряд работ по истории евреев России, в том числе ее «окраин», и др.
В СССР исследования в области иудаики были постепенно свернуты, а с 1930-х гг. немногие оставшиеся центры и кафедры изучения еврейского фольклора были закрыты, музеи и архивы расформированы, а их руководители в ряде случаев репрессированы. В эпоху «застоя» существовали подпольные кружки и общества по изучению иврита, еврейской истории, философии и пр., но по вполне естественным причинам они не могли заменить академические изыскания. Подобный статус имели очень немногие направления, в частности, изучение кумранских рукописей, а в значительно меньшей степени — библеистика, которая, впрочем, развивалась преимущественно в рамках научного атеизма. Изучение современных процессов, протекавших среди советских евреев, по вполне понятным причинам не велось (хотя мне неоднократно приходилось слышать об опросе середине 1970-х гг., его материалов видеть ни разу не довелось).
После перестройки ситуация изменилась. Были созданы университеты и центры, где изучали и изучают многие направления в иудаике, а также готовят соответствующих специалистов. Причем если в 1990-е гг. это были самостоятельные центры (Еврейский университет в Москве, Академия им. Маймонида, Центр изучения еврейской цивилизации – ЦИЕЦ и др.), то в дальнейшем произошло «встраивание» большинства из них в систему государственного высшего образования. При этом, как правило, они специализируются на традиционных для иудаики областях. Например, Центр изучения библеистики и иудаики в РГГУ (Москва) в основном фокусируется на изучении Ветхого Завета, истории иудаизма и раннего христианства, переводе и публикации классических текстов, а также истории и культуре евреев в архивах стран СНГ; в меньшей степени – на этнографии и идишском фольклоре. Крайне редки и нерегулярны курсы по социологии и культурной антропологии в других «еврейских» кафедрах и центрах. В ряде вузов читают отдельные спецкурсы, в основном по истории и политике Государства Израиль.
Вполне естественно, что изучению еврейских текстов, языков и литературы уделяется столь большое внимание. Эти направления традиционны для иудаики, здесь ее позиции наиболее сильны, а наработки — наиболее значительны. Кроме того, эти направления совпадают со сферой научных интересов руководителей этих центров и кафедр. А вот с изучением и преподаванием социальных дисциплин дело обстоит куда хуже.
Если мы посмотрим на программы и специализацию других – нынешних и бывших – еврейских высших учебных заведений, то увидим в целом следующее. Например, Высшая Гуманитарная Школа имени С. Дубнова (до 2003 г. — Еврейский Университет в Москве; ныне не существует) готовила специалистов в области почти исключительно еврейской истории, литературы, сравнительного языкознания и языка иврит. При обилии различных спецкурсов (например, берберология, психотерапевтические методы) по культурной антропологии и социологии читались только вводные курсы. Кафедра иудаики при МГУ (до 2003 г. бывший ЦИиЕЦ), как указано на сайте, готовит «специалистов высокого класса для российских правительственных учреждений; для фирм, торгующих с Израилем, университетов и исследовательских институтов». Упор делается в основном на изучение иврита и истории, а также экономики и политики Государства Израиль. Несколько иная специфика у центра «Петербургская иудаика» при Европейском университете, основная задача которого — сбор фольклорного материала в бывших еврейских местечках и подготовка выставок. К сожалению, изучению современной этнографии (например, антропологии города, антропологии религии и т.п.), а также современного городского фольклора уделяется неизмеримо меньше внимания.
Израильские коллеги, несколько лет назад принявшие участие в обсуждении моей статьи, обращали внимание на то, что многие злободневные проблемы современного еврейского общества не получают отражения на страницах общинной прессы[7]. Добавлю: не только общинных изданий, но и тех, которые претендуют на звание научных. Добавлю также, что главы кафедр и центров, а также отдельные исследователи нередко зависят от щедрот еврейских организаций, о чем говорили израильские участники дискуссии. Но ситуация гораздо сложнее, ибо «еврейские» кафедры практически не готовят антропологов, социологов, психологов, а государственные университеты и академические институты обычно не ведут подготовку специалистов в области иудаики.
В результате изучение и обсуждение многих тем и вопросов переместились на страницы нееврейских общественных и научных журналов. В России в настоящее время нет не только специализированных научных журналов вроде Jewish Social Studies или Modern Jewish Studies, но отсутствует регулярно выходящий научный журнал по иудаике, а в нерегулярных периодических изданиях социальные дисциплины представлены более чем нерегулярно.
Зато, например, журнал «Диаспоры» постоянно выпускает «еврейские» номера и публикует статьи на «еврейские темы». Я бы упомянула еще такие издания, как «Ab Imperio», «Восточная коллекция», в меньшей степени — «Этнографическое обозрение» (в нем в 2009 г. был сделан специальный выпуск, посвященный иудаике), «Восток»» и др., в которых время от времени появляются материалы, в том числе по современным проблемам еврейского общества.
Эта тенденция отчетливо прослеживается и в программах целого ряда научных конференций по иудаике. Скажем, на ежегодных конференциях, проводимых Центром «Сэфер» (наиболее представительных и собирающих ученых из ближнего и дальнего зарубежья), социальные дисциплины обычно объединены в одну секцию, прежде называвшуюся «Социология, этнология, демография». Теперь она обычно носит название «Евреи в современном мире» и привлекает совсем немного профессиональных участников. Это вполне естественно, учитывая, что антропологи и социологи, прошедшие подготовку еще в советское время, «привольнее чувствуют себя» на нееврейских научных мероприятиях, а новых специалистов по существу не готовят. На последней конференции «Сэфер» из шести участников такой секции (которой руководила я) никто не окончил еврейскую кафедру: двое защищались в Институте этнологии РАН, один – в Институте психологии РАН, трое были непрофессионалами (общинные деятели, кандидат технических наук).
В то же время в программе Конгресса этнографов и антропологов (2-5 июля 2013 г., Москва) только на секции, посвященной религии в современном городе, было представлено пять докладов на еврейскую тему, а также проведен Круглый стол, на котором несколько специалистов говорили о современных проблемах.
Надо сказать, что на зарубежных научных мероприятиях ситуация аналогичная. В программе VIII Конгресса Европейской Ассоциации иудаики 2006 г. на секции Social Sciences были представлены доклады почти исключительно по истории общественной мысли, а также социальной психологии. И это все. Зато каждый день, по несколько заседаний, проходили секции по изучению семитских языков, Библии, Талмуда и классических еврейских текстов, еврейской мистики. На грядущем же Х Конгрессе по иудаике, который эта организация собирается проводить летом 2014 г., вообще не предусмотрены секции по социальным дисциплинам… Примерно та же картина имела место на 15 Мировом Конгрессе по иудаике в Иерусалиме (2009 г.): широко были представлены секции по еврейской истории, изучению Библии, Талмуда и языков; секция, посвященная современным проблемам еврейских общин, собрала трех докладчиков. Для сравнения: на проходившем в том же году Конгрессе Международного общества этнографии и фольклора (Société International de l’Ethnologie et Folklore) было представлено на разных секциях семь докладов по современной еврейской проблематике, включая гендерные исследования, антропологию религии, современный городской фольклор в Израиле и др.
Та же ситуация с академическими исследованиями: наиболее известные работы в этой области выполнены специалистами из Института социологии РАН (В. Шапиро, В. Червяков, Р. Рывкина, М. Герасимова), этнологии (М. Членов, Е. Носенко-Штейн, Д. Писаревская), Института психологии (В. Собкин, А. Кантор) и некоторыми другими, но не выпускниками или преподавателями «еврейских» кафедр и центров.
Однако, не желая быть необъективной, укажу, что в отечественной иудаике сделано немало и на хорошем уровне. Например, с момента написания моей статьи в журнале «Диаспоры», в которой я отмечала, что в Москве нет профессионального еврейского музея – в Москве их появилось два, прекрасно дополняющих друг друга.
Тем не менее приведенных мною примеров, как мне думается, достаточно, чтобы стало ясно — предстоит сделать еще очень много. Возвращаясь к докладу К. Вердери, призывавшей вернуть антропологию и антропологов в славистику, я солидаризуюсь с ней, когда речь идет об иудаике. Но с одной существенной оговоркой. Если в отечественную славистику социальные исследования приходится возвращать, то в нашу иудаику антропологию и другие социальные дисциплины, похоже, надо активно внедрять: ведь достойного места они в ней никогда не занимали.
***
Сборник статей, которому я предпосылаю эту заметку, написан в значительной своей части на основании материалов международной научной конференции «Современные тенденции в развитии еврейского самосознания» (Вильнюс, 18-20 апреля 2013 г.), проведенной при поддержке Отдела Израиля и еврейских общин Института востоковедения РАН и Центра еврейских исследований Европейского государственного университета. Он призван отчасти восполнить пробел в изучении проблем современного еврейского общества, будучи в основном посвящен различным аспектам еврейской идентичности и коллективной памяти – в прошлом и настоящем, в нашей стране и за ее пределами. Первый раздел «Память и история» открывает статья И. Соркиной, где говорится о том, как воспринимались евреи (их быт, занятия, статусы и пр.) «строителями» белорусского этнического возрождения. В статье М. Агапова рассказывается о взаимоотношениях еврейского ишува и Советского Союза перед Второй мировой войной. Отдельный «блок» статей («Еврейство по Холокосту? Проблемы памяти») посвящен проблемам памяти о Холокосте и Великой Отечественной войне. Это работы А. Локшина о замалчивании Холокоста в советскую эпоху; Г. Зелениной – об образе немца в памяти советских евреев и Е. Носенко-Штейн – о Холокосте как основной «опоре» еврейской самоидентификации в наши дни у некоторых групп российских евреев. В третьем разделе – «Грани идентичности» – рассматриваются различные проблемы еврейского современного общества. Д. Марьясис анализирует правомерность понятия «еврейский бизнес»; Д. Писаревская пишет о проблемах еврейской молодежи в России, И. Баулина рассматривает некоторые ретроспективные аспекты становления израильской самоидентификации; а Л. Хлебникова обращается к роли еврейских общинных структур в американо-израильских отношениях.
Хотелось бы надеяться, что предлагаемый читателям сборник в какой-то мере восполнит те пробелы, о которых я говорила выше.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Носенко-Штейн Е.Э. Введение: антропология и иудаика: возможен ли симбиоз?// Этнографическое обозрение. 2009. № 6. С. 3-7.
[2] Носенко-Штейн Е. Найдет ли антропология свое место в российской иудаике (размышления о роли некоторых социальных и гуманитарных наук) // Диаспоры / Diasporas. 2006. № 4. С. 218-233.
[3] Verdery К. Bringing Anthropologists (Back) // NewsNet. News of the American Association for the Advancement of Slavic Studies. 2006. Vol. 46. № 1. С небольшими сокращениями доклад был опубликован в журнале «Ab Imperio» под названием «Возвращая антропологию в славистику» (2006, № 1). Доклад цитируется по тексту, размещенному на сайте журнала: www.abimperio.net
[4] Подробнее см.: Ганелин Р.Ш., Кельнер В.Е. Проблемы историографии евреев в России. Вторая половина XIX — первая четверть XX в. // Евреи в России. Исторические очерки. Москва — Иерусалим, 1994; Локшин А. «Иудаика в России. Русско-еврейская история и ее исследователи // Евреи в Российской империи XVIII-XIX веков. Сборник трудов еврейскихисториков. М., Иерусалим: Гешарим. 1995. С. 5-27; Nathans B. On Russian-Jewish Historiography // Historiography of Imperial Russia: ¨The Profession and Writing of History inMultinational State / Ed. by Sanders Th. Armonk, N.Y.: M.E. Sharpe Inc., 1999. P. 397-432..
[5] О преподавании иудаики на постсоветском пространстве см.: Лихачев В., Федорчук А. Высшее образование в области иудаики на постсоветском пространстве // Евреи Евразии. Киев, 2004. № 3.
[6] Эпштейн А. Д. Проблемы развития иудаики и израилеведения на русском языке: полемические заметки // Диаспоры / Diasporas, 2007, № 1–2.
[7] Эпштейн А.Д., Меламедов Г. О национальных проблемах без самоцензуры. Обзор статей «еврейского» номера независимого научного журнала «Диаспоры» (№3 за 2004 г.) // «Вести» – общественно-политическое приложение, (28 апреля). 2004. С. 14–15.
Оригинал: http://www.berkovich-zametki.com/2016/Zametki/Nomer8_9/Nosenko1.php
