(продолжение, начало в № 1/2016 и сл.)
Пандемия чумы
В 1346 г монгольские войска безуспешно осаждали крымский торговый порт Каффу (ныне Феодосия). Трудности осады осложнились начавшейся эпидемией чумы. Предводитель монголов, хан Дженебек, приказал забрасывать трупы умерших с помощью катапульт в осаждённый город. Обезумевшие от страха жители пытались спастись от смертельной опасности, уплывая по незаблокированному монголами морскому пути на генуэзских торговых кораблях в Италию. Вместе с ними уплывали и разносчики инфекции — инфицированные крысы, несущие на себе чумных блох.
Обходя зоны военных действий, прибывали в Европу и торговые караваны купцов, везущих с Востока вместе с товарами тех же инфицированных блох. Эти главные источники заразы, уже успев за предыдущие 15 лет выкосить миллионы жителей Китая, Индии и ряда других стран, лежащих на пути караванов и войск, принесли страшную болезнь в Европу. Пандемия (массовая эпидемия, распространившаяся на многие страны) прошла своей смертоносной косой по Италии, Франции, Испании, Португалии, Англии, а вскоре добралась до Германии. Не миновала сия участь и Кёльн, где в разгар пандемии ежедневно погибало от чумы не менее 100 жителей.
Богатые люди в надежде спастись (чума косила всех, не различия титулов и богатств) бежали из города. Народ победнее, живший в скученных городских кварталах с их средневековой антисанитарией, лишь молился о спасении. Трупы с городских улиц соглашались убирать лишь осуждённые, которым обещали помилование и богатство не только на этом, но и на том свете.
Уборка трупов во время «Черной смерти» (средневековая миниатюра)
Церковные и городские власти нанимали «чумных» докторов, приближение которых к домам больных людей приводило в ужас всех окружающих. Этот страх был вызван не только самим фактом, оповещавшим, что болезнь уже соседствует с их порогом, но и своеобразной одеждой докторов, напоминающих зловещих птиц.
«Чумной» доктор (средневековая миниатюра)
На самом деле, это был не маскарадный костюм, а противобактериологическое одеяние, придуманное в соответствии с утверждением средневековой медицины, что главным источником заражения являются «миазмы» — болезнетворные испарения, исходившие отумирающих. Для защиты от «миазмов» чумные доктора носили маску с огромным клювом (отсюда их прозвище во время эпидемии «клювастые» доктора). Маску, покрывавшую голову, изготавливали из плотной кожи, со стёклами для глаз. В клюв закладывали цветы и травы — розовые лепестки, розмарин, лавр, ладан и т. д., которые должны были защищать от чумных «миазмов». Для того чтобы не задохнуться, в клюве проделывали два небольших отверстия.
Плотный костюм, как правило, чёрного цвета, также изготавливали из кожи или вощёной ткани. Он состоял из длинного плаща, спускавшегося до пят, штанов, высоких сапог и пары перчаток. В руки чумной доктор брал длинную трость, чтобы не дотрагиваться до пациента руками и разгонять на улице досужих зевак, если таковые найдутся. Но даже этот предшественник современного противочумного костюма спасал не всегда, и немало врачей погибало в попытках оказать помощь пациентам.
Следует отметить, что эпидемиям способствовало общее ослабление иммунной системы многих мирян и клира, в частности, постоянное недоедание, вызванное хроническими неурожаями и стихийными бедствиями. Так, чёрная оспа, «проснувшаяся» в конце XII в. после долгого отсутствия, достигла пика распространения незадолго до пришествия чумы. В тот период оспенные эпидемии охватили Ломбардию, Голландию, Францию и Германию. К оспе прибавилась проказа, распространение которой приняло столь катастрофический размах, что церковь вынуждена была выделять для заболевших специальные убежища (так, в Кёльне был большой лепрозорий на месте нынешнего кладбища Мелатен).
Были у разразившейся эпидемии и серьёзные «чумные» предшественники, среди которых выделяют «Юстинианову чуму» VI в., выкосившую чуть не половину Византии, Египта и ряда других стран (её нередко называют первой чумной пандемией). Чумная пандемия середины XIV в. получила позже название «Чёрной смерти», или второй чумной пандемии (на стыке XIX и XX вв. была и третья). Генетическими исследованиями останков жертв «Чёрной смерти» было установлено, что инфекционным агентом эпидемии была чумная палочка Yersinia pestis (её открыли лишь в конце XIX в.), которая инфицировала блох, а те, в свою очередь, грызунов (как правило, чёрных крыс), на которых эти блохи путешествовали по миру.
Укус такой блохи или инфицированной крысы запускал смертельный яд в кровь и лимфатическую систему человека, после чего на теле появлялись чёрные нарывы-бубоны (отсюда название «бубонная чума»). Особенно поражал современников тяжёлый запах, исходивший от заболевших. Ещё опаснее бубонной была лёгочная форма чумы, при которой инфекция распространялась воздушно-капельным путем и приводила к массовому поражению контактирующих людей.
Смертность среди городского населения, жившего в условиях высокой скученности и дикой антисанитарии, была много выше, чем в сельской местности, куда и советовали медики бежать подальше от заразы. Санитарное состояние городов было ужасающим. Узкие улицы были захламлены мусором, который выбрасывали на мостовую прямо из домов. Помои выливали зачастую прямо из окон в прорытую вдоль улицы канаву, причём хозяев обязывали предупреждать об этом прохожих криком «Поберегись!». В ту же канаву стекала кровь из боен, и всё это затем оказывалось в ближайшей реке, из которой брали воду для питья и приготовления пищи.
Спасаясь от лившихся на голову помоев, немало кёльнских бюргеров обзавелось по парижской моде широкополыми шляпами и, расшаркиваясь с дамами, широким жестом отодвигали снятую шляпу подальше, чтобы исходивший от неё дурной запах не осквернял галантное приветствие. Правда, вонь исходила не только от шляп, но и от тел большинства горожан, отвергнувших банные традиции римских предков. Более того, даже среди наиболее обеспеченной знати в Средние века бытовало мнение, что частое мытье приводит к ослаблению защитных функций организма и способствует болезням.
Ещё сильнее смердели монахи, среди которых была распространена практика, носящая по латыни название alousia. Alousia представляла собой сознательный отказ от жизненных удовольствий и наказание грешного тела. Забота о теле считалась греховной, а чрезмерно частое мытьё и связанное с ним созерцание собственного нагого тела — вводящим в искушение. Чтобы как-то умерить этот смрад, миряне (да и духовенство) прятали под одеждой ладанки с пахучими травами и выливали на себя немалые количества ароматических жидкостей (позже по той же причине получила огромную популярность знаменитая «кёльнская вода» — одеколон, об истории которого ещё пойдёт речь).
Флагелланты и бьянки
Стремясь найти защиту Свыше, горожане заполняли церкви. Церквям и монастырям жертвовали последнее. Боясь заражения, дары просили складывать у ворот монастырей, а при посещении домов заболевших, священники и монахи подавали им хлеб для причастия через «чумную щель» в двери на ложке с длинной ручкой или же проводя соборование с помощью палки, с концом, смоченным в елее. И всё же заражалось и духовенство. Хотя за время эпидемий церковные приходы сильно разбогатели, высокая смертность среди клира привела к резкому снижению образовательного уровня священников, так как на место умерших приходилось продвигать случайных людей.
Видя бессилие медицины и официальных представителей церкви, миряне нередко использовали языческие «обереги», и большой популярностью среди населения стали пользоваться «флагелланты» (от лат. flagellum — «бич, кнут»). Флагелланты в качестве одного из средств умерщвления плоти использовали самобичевание.
Дюрер. Бичующийся грешник (1510 г, гравюра по дереву)
В качестве орудия для умерщвления и наказания плоти каждый флагеллант имел с собой бич или плётку с тремя хвостами, снабжённую многочисленными узлами, в каждом из которых сидели шипы в палец длиной, при ударе вонзавшиеся в плоть. Они проповедовали жесточайшую аскезу, ели самую простую пищу и спали на соломе. Подобный фанатизм вызывал большое уважение у населения. Движимые единым стремлением подвергнуть свою плоть испытаниям, флагелланты объединялись в группы до нескольких тысяч человек и странствовали из города в город. Остановить эпидемию религиозный фанатизм флагеллантов не мог, более того, известно, что именно они принесли с собой чуму в Страсбург, до того времени ещё не затронутый мором.
Шествие флагеллантов во время «Черной смерти» (средневековая миниатюра)
Менее известной разновидностью фанатиков, пытавшихся остановить чуму подвигами во имя веры, были «бьянки» («одетые в белое» — от итальянского bianchi). Их вера была основана на некой притче, что ангел велел им проповедовать о необходимости покаяния и ношения белых одежд. Шествия бьянки собирали в городах не меньшие толпы, чем шествия их более радикально настроенных собратьев-флагеллантов. Одетые в белое, со свечами и распятиями в руках, они двигались, распевая молитвы и псалмы, моля о «милосердии и мире», причём возглавляла собой процессию обязательно женщина, идущая между двумя маленькими детьми. Внешне более умеренные, чем бичующиеся плетьми, они напрямую упрекали церковь в корыстолюбии и забвении заповедей Божьих, за что Господь и наказал свой народ эпидемией. Бьянки требовали от первосвященника добровольно отказаться от престола, уступив его «нищему папе».
Отвлекая население от «сектантов», папа римский в самый разгар эпидемии, в 1350 г, объявил очередной Святой год, специальной буллой приказав ангелам немедленно доставлять в рай любого, кто умрёт по дороге в Рим или же возвращаясь домой. Действительно, на Пасху в Рим собралось около 1 млн. 200 тыс. паломников, ищущих защиты от чумы, на Троицу к ним добавился ещё миллион, при том что в этой массе чума свирепствовала с таким ожесточением, что домой вернулась едва ли десятая часть. За один только год прибыль римской курии от их пожертвований составила астрономическую сумму в 17 млн. флоринов.
За несколько месяцев население Европы уменьшилось почти на треть, сократившись с семидесяти до пятидесяти млн. человек. В 1361, 1369 гг. и ещё несколько раз эпидемии повторились, хотя и не в столь катастрофических масштабах. Естественно, что такое событие, как «Чёрная смерть», было отражено во многих произведениях поэтов и художников того времени Флорентийская чума стала фоном, на котором разворачивается действие «Декамерона» Джованни Боккаччо. О чуме писал Петрарка в стихах к Лауре, скончавшейся во время эпидемии в Авиньоне.
«Огонь св. Антония»
Пытались связать с «Черной смертью» ещё одно удивительное явление, отраженное на картине Брейгеля «Одержимые пляской».
Брейгель. Одержимые пляской (1564 г)
Этот массовый психоз одержимости танцем называют хореоманией. Жертвы хореомании без всякой видимой причины начинали прыгать, кричать и совершать нелепые движения, действительно напоминавшие собой некий неистовый танец. Одержимые сбивались в толпы и самостоятельно прекратить пляску уже не могли. Зачастую, вопя и прыгая, они покрывали расстояние до соседнего города или села, затем падали на землю в полном изнеможении и засыпали на месте. Городские власти иногда даже были вынуждены нанимать музыкантов, чтобы те подыгрывали неистовой пляске и тем самым скорее доводили больных до изнеможения и сна. Случаи такого рода были известны и до «Чёрной смерти», но по окончании эпидемии хореомания приняла пугающий размах, скачущие толпы насчитывали порой до нескольких тысяч человек. Предполагали, что таким образом выплёскивалось нервное потрясение и ужас, вызванные эпидемией.
Однако этот недуг чаще был связан не с нервной релаксацией, а с болезнью, называемой «огненной чумой» или «Антониевым огнем» (научное же её название — эрготизм от франц. ergot — рожки). Эрготизм связан с одной из самых распространённых сельскохозяйственных культур — рожью. Этот злак издавна культивировали в районах с почвами, неблагоприятными для выращивания пшеницы. Будучи менее подверженным, чем пшеница, влиянию кислотности почв, заморозков и сорняков, рожь становилась особенно привлекательной во времена, когда было не до высокой культуры земледелия. Белый, пшеничный хлеб был многим недоступен, и бедное население питалось в основном чёрным, выпекаемым в Средние века из плохо очищенной ржи.
Издавна облюбовала рожь и спорынья — гриб-паразит, прораставший на колосьях ржи в виде чёрных рожек. Он сильно ядовит и, попадая в пищу, вызывает «злые корчи» при длительном употреблении хлеба с примесью спорыньи. Именно эти корчи чаще всего и приводили к хореомании, изображённой на картине Брейгеля. Спешу успокоить читателей, что нынешний ржаной хлеб тщательно очищают от этого яда, а спорынью даже собирают и используют при изготовлении ряда лекарств наркотического действия (так как спорынья содержит лизергиновую кислоту — печально знаменитую ЛСД). Но в средние века о природе отравления спорыньей было мало что известно, а «злые корчи» объясняли кознями дьявола и называли «огнем св. Антония».
Этот огонь жёг заболевших эрготизмом изнутри и приводил к «ведьминым корчам». Явно симптоматично немецкое название эрготизма «Kriebelkrankheit» — зудящая боль. Низкие дозы этого яда приводят к резкому сокращению мышц, сильным болям, умственным расстройствам, агрессивному поведению, хореомании. Высокие дозы вызывают почернение и гангрену конечностей, а нередко и смертельный исход. Помощь заболевшим оказывали в нескольких монастырских больницах. Она заключалась главным образом в грамотной ампутации конечностей, духовному успокоению обезумевших от болей людей молитвами и хорошим питанием в госпиталях. На сей счет, монастыри имели большие запасы высококачественного зерна, и больных нередко вылечивали, приписывая чудесное исцеление помощи св. Антония.
С этой болезнью иногда связывают и основание инквизиции, так как выявлять ведьм при «ведьминых корчах» было весьма несложно. Одной из самых интересных работ по истории эрготизма является выложенная в Интернет книга Дениса Абсентиса «Христианство и спорынья» (хотя и сильно раскритикованная за свою антиклерикальную направленность и ряд биологических неточностей).
Поверженная синагога
Пандемия «Чёрной смерти», обрушившаяся на Европу в середине XIV в. и унесшая миллионы жизней, вызывала у непросвещённого христианского населения естественные вопросы: «за что?» и «кто виноват?». На первый вопрос подробные ответы давала церковь: расплата за грехи и предупреждение о грядущей ответственности перед Всевышним. На второй вопрос отвечала уже не церковь, а народная молва: иноверцы решили извести христиан. Последняя мысль была не новой и ещё не успела выветриться из голов простонародья со времени погромов во время Крестовых походов. И всё же христианские лидеры тогда смогли заметно умерить волну погромов, убеждая паству, что иудеи со временем прозреют и добровольно примут христианство. Всепобеждающую мощь христианской церкви и поверженную синагогу с завязанными глазами изображали в соборах в виде фресок, мозаик и статуй.
Торжествующая церковь (слева) и поверженная синагога (статуи на Страсбургском соборе)
Разгромленные во времена Крестовых походов еврейские общины вновь оживали, и жизнь в них постепенно налаживалась. Восстала из пепла и кёльнская община. Погибших заменили приехавшие, однако экономическое и правовое положение евреев было поколеблено. За охранные грамоты, гарантирующие свободу торговли и вероисповедания, защиту от насильственного крещения и право обращаться в бейт дин (суд, при рассмотрении дел руководствующийся еврейским религиозным правом) с общины взимали большие налоги (архиепископы, а иногда и короли). Каменная плита с текстом привилегий евреям Кёльна, дарованных в 1266 г архиепископом Энгельбертом II, поныне сохраняется на стене собора.
Привилегии евреям от архиепископа Энгельберта II (текст на каменной плите в Кёльнском соборе, 1266 г)
Евреи и деньги
Популярной среди евреев в те годы была работа менял, объединявших функции ростовщиков и будущих банкиров. Давая деньги под проценты в заём, они довольно быстро богатели и становились объектами ненависти должников-христиан.
Еврей-ростовщик (средневековая миниатюра)
Через века (от античности до наших дней) шествует один из главных афоризмов антисемитов всех времён: «Где деньги — там евреи». Просветить неразумных много позже попытался знаменитый специалист по истории Средневековья Жак Ле Гофф. Он подробно рассмотрел, как в Средние века сначала роль денег заметно снизилась, и главным источником богатств было владение землями, дворцами, виллами, а «мешки с деньгами-монетами» играли явно меньшую роль. Ле Гофф определяет этот период от Константина Великого (IV в.) до св. Франциска Ассизского (конец XII в.).
А с начала XIII в. до окончания Средневековья (примерно, конец XV в.), когда особенно укрепляется роль городов, роль монет снова начинает расти. Богатым слоям общества всё больше нужны для торговых сделок золотые и серебряные монеты, и их начинают чеканить многие европейские монетные дворы, в том числе и в Кёльне. Отмечает Ле Гофф, что потребность в мелких деньгах (из меди и других менее ценных металлов) заметно стимулировали нищенствующие ордена, монахи которых собирали подаяние. Огромные «мешки денег» собирали и за счет пожертвований на строительство соборов (возведение огромных готических соборов было одной из основных статей расхода архиепископств и городских властей; недостающее собирали в виде пожертвований).
Обсуждает Ле Гофф также упомянутую тему «евреи и деньги». Примерно до XIII в. основными кредиторами денег были монастыри. А по мере роста городов и резкого увеличения потребности в денежной массе роль заимодавцев, в основном, взяли на себя евреи, потому что согласно Новому Завету процентный заём между христианами был запрещён церковью. В соответствие же с Торой были запрещены процентные займы между евреями. А между христианами и евреями такое действо было разрешено обеими религиями. И евреи, которых не допускали к сельскому хозяйству, нашли в некоторых городских ремёслах и медицине источник доходов, которые они могли увеличивать, ссужая неимущих городских христиан.
Однако такое положение сохранялось недолго, так как с конца XIII до начала XV вв. христиане изгнали евреев во многих странах Европы. Так что образ еврея как денежного воротилы порожден не столько реальностью (хотя заимодавцы-евреи существовали) — сколько измышлениями, предвестившими антисемитизм более поздних веков.
Погромы во время «Чёрной смерти»
Строгое соблюдение предписаний Галахи и кашрута, а также правил ритуального омовения несколько снижало уровень смертности среди евреев. Тем не менее, «Чёрная смерть» обернулась двойной бедой для евреев, так как они становились жертвами не только чумы, но и повсеместных обвинений в её преднамеренном распространении. Слухи о евреях-отравителях находили отклик у охваченного отчаянием христианского населения везде, где свирепствовала «Чёрная смерть». Антисемитское исступление достигло пика (особенно в германских землях) после того, как под жесточайшими пытками у нескольких евреев удалось вырвать «признания» о составе яда, посредством которого предписывалось сеять «Чёрную смерть»: высушенная смесь христианских сердец, пауков, лягушек, ящериц, человеческого мяса и освящённого хлеба (гостии).
С этой вестью гонцов рассылали в другие города. Евреев вешали и жгли, оставляя порой в живых маленьких детей для крещения и молодых девушек, которые могли стать служанками или наложницами. В некоторых городах евреи пытались оказать вооружённое сопротивление. Но силы были явно неравными. В Кёльне немало евреев сами поджигали свои дома и, предварительно забаррикадировав двери, сгорали вместе со своими домочадцами и всем имуществом, крича из окон ошарашенной толпе, что предпочитают смерть насильственному крещению. Остальных просто сжигали на кострах. Сжигаемые иудеи насмехались над своим преследователями и распевали библейские псалмы. Обескураженные подобным мужеством перед лицом смерти их противники объявляли такое поведение вмешательством и помощью Сатаны.
В некоторых случаях вышедшую из-под контроля антиеврейскую стихию пытались остановить власть имущие, которые благодаря относительной просвещённости ясно понимали, насколько абсурдны обвинения евреев в распространении «Чёрной смерти». Так, папа римский Климент VI в двух буллах (в июле и сентябре 1348 г) решительно осудил погромщиков, заявив, что они поддались сатанинскому искушению, и объявил еретиками более всего усердствовавших в избиении евреев. Однако даже папские буллы, содержавшие разъяснения, что евреи страдают от чумы так же, как и христиане, и что «Чёрная смерть» свирепствует и там, где евреев нет и никогда не было, не остановили бесчинства фанатиков.
Столь же безрезультатным оказалось осуждение антиеврейских бесчинств Карлом IV. Это имя бывший король Богемии принял, став в 1346 г германским королём (императором Священной Римской империи он был провозглашен в 1355 г). Начав своё правление в столь трудное время, Карл IV счёл целесообразным расширить права князей, чтобы усилить их ответственность за судьбу каждого из государств, входящих в состав империи. В 1356 г была обнародована «Золотая булла». Этой новой конституцией Священной Римской империи было узаконено федеральное деление германских земель. Она помогла выжить империи в страшные для Европы годы. Она же привела к многовековой раздробленности Германии.
Всего за годы «Чёрной смерти» на территории Западной Европы было уничтожено примерно 300 еврейских общин. Еврейская община Кёльна была полностью уничтожена и лишь почти четверть века спустя, в 1372 г, евреи вновь поселились в Кёльне, где жили до изгнания в 1424 г. Когда же еврейский квартал окончательно опустел (почти на четыре века), хозяйственные немецкие бюргеры превратили средневековую синагогу в христианскую часовню.
Костры инквизиции
Изгнание евреев требовало для укрепления позиций церкви новых жертв. Их активными поисками стали заниматься суды инквизиции, созданные ещё в XIII веке, но долгое время не пользовавшиеся особой популярностью в Германии. Однако к концу XV в., когда в преддверии Реформации сопротивление папской власти стало возрастать, ордену доминиканцев (именно ему подчинялась инквизиция) было поручено усилить борьбу с ересью. С началом Реформации еретиками были объявлены единомышленники Лютера. Первыми потерпевшими за дело Реформации на Нижнем Рейне стали Адольф Кларенбах и Петр Флиштеден, которых в сентябре 1529 г сожгли в Мелатене на костре инквизиции. Статуя Кларенбаха ныне установлена на башне кёльнской ратуши.
Фигуры Адольфа Кларенбаха (слева) и Катарины Хенот на башне кёльнской ратуши
На костры отправляли нераскаявшихся грешников. У большинства еретиков пытками пытались вырвать признание вины. В Кёльне сохранилось предание, согласно которому приговоренных к бичеванию прогоняли от места заключения в одной из городских башен по улице Severinstrasse мимо расположенной на ней пекарни Шмитца. Наказание заканчивалось лишь тогда, когда преступник миновал вышеозначенную пекарню. Если к тому моменту он оставался жив, ему даровали свободу. В Кёльне по сей день бытует поговорка: «Ты ещё не миновал пекарню Шмитца» (в смысле «ты ещё в опасности»). На этом месте (Severinstrasse 5) и сегодня стоит пекарня с тем же названием.
Гораздо более изощрённую борьбу инквизиции приходилось вести с колдовством, особенно с «происками ведьм». Охота на ведьм с конца XV в. приобрела просто массовый психоз. Основным учебным пособием по ведьмологии стала книга «Молот ведьм» («Hexenhammer»). Её авторами были два известных инквизитора: декан Кёльнского университета Яков Шпренгер и приор Генрих Крамер. В первой части книги обсуждали необходимость осознания гнусности колдовства, включающего отречение от католической веры и поклонение Дьяволу, подношение ему некрещёных детей и плотские сношения с инкубом (распутным демоном, ищущим сексуальных связей с женщинами). Во второй части устанавливали три типа злодейств, совершаемых ведьмами, и противодействие каждому из них. Авторы приводили примеры преступлений: сексуальные отношения ведьм с дьяволом, порча урожая, скота и т.п. В третьей части были изложены правила возбуждения судебного иска против ведьмы и её осуждения. Заканчивалась книга обсуждением приёмов допроса свидетелей, а также ареста, заключения и пыток ведьм.
Из многих судов инквизиции, состоявшихся в Кёльне, наиболее известен тот, что был связан с почтмейстершей Катариной Хенот (в русских СМИ так записывают Henoth). Монахини монастыря св. Клары обвинили её в околдовывании. На церковном суде помощник епископа и викарный архиерей сняли обвинение, вынеся вердикт: «Невиновна!». Но кёльнский архиепископ Фердинанд, проживавший в Бонне, настоял на том, чтобы трибунал провел новый суд, и добился сожжения Хенот (в 1626 г).
Гонения на еретиков ещё более усилились, когда во время 30-летней войны протестанты начали теснить католиков и многим прелатам - ярым охотникам за ведьмами пришлось бежать в безопасный Кёльн (соблюдавший нейтралитет в 30-летней войне). Выдворенные из собственных владений эти прелаты начали организовывать охоту за ведьмами в Кёльне. К 1636 г ситуация стала настолько скандальной, что папа был вынужден послать в Кёльн двух кардиналов, чтобы прекратить суды. Они писали в отчете папе: «Ужасное зрелище предстало перед нашими глазами. За стенами многих городов и деревень мы увидели многочисленные столбы, к которым привязывали бедных женщин, осужденных к сожжению за колдовство». Разгул инквизиции прекратился лишь к середине XVII века (последняя казнь в Кёльне состоялась в 1655 г).
А в 1988 г статуя Катарины Хенот была установлена на башне ратуши. Автор скульптуры, Марианна Людике, является отдалённым потомком почтмейстерши. Именем Хенот названа одна из городских улиц и средняя школа. Но на этом её история не закончилась. По инициативе Хартмута Хегелера, евангелического священника-пенсионера, Катарина Хенот в феврале 2012 г была реабилитирована городским советом Кёльна (а вместе с ней и другие «ведьмы»). В его решении отмечается «принципиальное осуждение процессов над ведьмами» и необходимость хотя бы морально-этической реабилитации жертв.
(продолжение следует)
Оригинал: http://www.berkovich-zametki.com/2016/Zametki/Nomer8_9/Gimelfarb1.php
