«Ах, как годы летят», – поймала я себя на мысли, глядя на своего так «внезапно» повзрослевшего внука. Передо мной – красивый парень. Смуглое лицо его – сказываются йеменские гены отца – обрамляет юношеская бородка, прекрасно гармонирующая с тонкими усиками, открытый взгляд черных миндалевидных глаз особенно впечатляет, и сам он – стройный, мужественный, полный энергии и жизни… Неужели это тот самый малыш, с которым мы, казалось, еще совсем недавно, каждое утро вышагивали в детский сад. Порой мне кажется, что я еще и сейчас, ощущаю тепло его ладошки, которая так доверчиво покоилась в моей руке, и весь он излучал такую искреннюю благодарность за внимание и ласку, которую получал в доме у «савты». Он знал, что у «савты» для него есть не только тайный уголок со сладостями, но и особый уголок в ее сердце. Дети это безошибочно чувствуют. И, несмотря на то, что и у себя дома он не был обделен вниманием и заботой, но этот маленький человек хорошо «просчитал»: там есть еще братья и сестры, а пока он находится у бабушки он полновластный хозяин – он принц.
Став бабушкой, я как будто получила шанс вернуть внукам то, что «недодала», детям. В те минувшие годы, когда мы были молодыми, а дети – маленькими, мы боролись за «выживание», и хроническая нехватка времени и сил отражалась на всем, и в первую очередь, на детях: приходилось разрываться между работой, продленкой, кружками, домом, магазинами… Конечно, и здесь немало своих трудностей, но ты словно в воздухе ощущаешь особую любовь к детям: это так характерно для еврейского народа, именно к детям, а не к собакам. Вспоминаю, как заходя в общественный транспорт со своими тремя детьми, ловила на себе косые взгляды. Они рождали во мне чувство неловкости, я стеснялась, мне казалось, что мы похожи на цыганский табор. В Израиле наши соотечественники очень быстро поняли, что в этой стране дети – высшая ценность, по-особому ощутили, какую радость они приносят, и что один, в лучшем случае, двое детей – это мало. Сейчас израильские парки полны бабушек из России, которые помогают своим детям «наверстывать» упущенное. Я не раз слышала, с какой гордостью они делятся друг с другом «хохмами» внуков. Да и сама я не прочь «похвастаться» их высказываниями. Как-то, в один из субботних вечеров, внук особенно сосредоточенно и с интересом наблюдал за луной, а был он тогда лет четырех, и вдруг воскликнул: «Ой, смотрите, а луна едет по небу, она бедная забыла, что сегодня – суббота».
Воспитанный в семье, где соблюдались религиозные традиции, он впитал их с малолетства, и они стали неотъемлемой частью его мышления. Несомненно, это было еще не осознанное восприятие мира, но вот прошли годы, настало время самому выбирать дорогу в жизнь. И он ее выбрал.
Он учится на «мехине» – подготовительных армейских курсах «Ацмона», которые готовят будущего солдата к армии, сочетая физическую подготовку с изучением религиозных предметов: Торы, основ еврейской мысли, религиозных законов, философии.
Само название «Ацмона» имеет глубокий смысл. «Оцма» – сила, «ацмаут» – независимость. Думаю, как нельзя лучше суть этих подготовительных курсов отражает именно слово «оцма» – сила. На памяти «Ацмоны» тяжелейший акт террора. Тот обычный, спокойный вечер 2003 года был нарушен безумными выкриками террориста внезапно ворвавшегося в Бейт-Мидраш. Ребята, склонившиеся над книгами Торы, были застигнуты врасплох – они даже не успели защищаться – он просто расстреливал их в упор. Пятеро были убиты, немало – тяжело ранены, среди них и оставшиеся на всю жизнь инвалидами.
Потрясение – физическое и духовное – было огромным: безжизненные тела товарищей, развороченный от брошенной гранаты Бейт-Мидраш, не могли не травмировать психику ребят. Немало времени потребовалось, чтобы залечить раны. Сила и стойкость воспитателей и воспитанников помогла им выдержать и идти дальше. А дальше – над Ацмоной нависла другая беда – изгнание, депортация из Гуш-Катифа, неотъемлемой частью которого она была.
И вновь Ацмона выстояла. Она возродилась к новой жизни – теперь уже в поселении «Наве», что означает «оазис». Там, далеко, на крайней точке нашей южной границы, в трех километрах от Египта, цветет и здравствует на песочных дюнах этот маленький форпост еврейского присутствия. Аккуратные домики с зелеными палисадниками, юные, еще не окрепшие деревца, яркие, радующие глаз детские площадки – такой знакомый интерьер израильских поселений – рождают чувство уверенности, что поселенцы, однажды изгнанные, устраиваются здесь навсегда.
Об этом свидетельствует и внушительное, облицованное белым иерусалимским камнем здание мехины, его «визитная карточка», первым встречающее нас в поселении. За ним – небольшие домики, в которых живут воспитанники, столовая, где они готовят и обслуживают себя сами, причем, по четкому графику и без каких-то особых привилегий. Заправляет всем этим хозяйством жесткой рукой – Галина, наша бывшая соотечественница. «С ней, – рассказывает мой внук, – шутки плохи. Как-то на одном из своих дежурств, – вспоминает он, – я недостаточно хорошо убрал столовую. «Что это?» – коротко спросила она, – и не дожидаясь ответа, окатила меня мощной струей холодной воды из шланга, резюмируя свой довольно неординарный поступок: «В следующий раз будешь знать, что значит хорошо убирать». «Но мы на нее не сердимся, она старается приучить нас к порядку, – правда – смеясь добавил он, – с присущей ей ментальностью». Я приехала в поселение Неве с дочерью и зятем.
Внук встречает нас у входа и после короткой экскурсии заводит в Бейт-мидраш: первое и самое сильное впечатление – книги. Стеллажи тянутся от пола до потолка. В них – этих книгах – вся веками накопленная еврейская мудрость. Около двухсот молодых парней заполнили этот огромный учебный класс: не только коренные израильтяне, а они сразу выделяются своей особой независимостью, отсутствием проявлений «галутности», знакомой нам по нашему прошлому. Немало новых репатриантов из Франции, Америки и «хаялим бодедим» – одиноких солдат, оставивших свои семьи, чтобы добровольцами служить в израильской армии. Обучение в этом интернате, – а каждый сам выбирает время пребывания здесь, тем самым автоматически продлевая свою будущую службу в армии– не бесплатное: оно приравнивается к оплате в высших вузах страны. Ритм жизни в течение целого дня очень напряженный: до позднего времени идут занятия, царит деловая, рабочая атмосфера. Во всем чувствуется четкий, военный распорядок дня. Рамки, в которые поставлены ребята, воспитывают в них умение ценить своё время и управлять им. Эти подготовительные курсы призваны воспитать будущего еврейского воина не только физически выносливым, но что не менее важно: сформировать духовно, воспитать патриотом своей страны, укрепить в нем сознание, что живем мы здесь не по чьей-то милости, а есть у нас на это историческое право. Неслучайно, воспитанники этих военных курсов так высоко ценятся в армии, это ее гордость, ее основное богатство. Вижу по внуку, какблагодатно повлияло на него пребывание здесь: за эти полгода он очень изменился. Такой домашний паренек, обласканный родителями и сестрами, он как-то сразу возмужал, посерьезнел, ощущается влияние Талмуда, Гмары, даже говорит он теперь как бы взвешивая и обдумывая каждое слово.
Я вглядываюсь в лица этих ребят, будущих наших воинов: нам есть на кого положиться. И, невольно, приходит на память другая встреча, с той, иной–заграничной молодежью. Я столкнулась с ней во время моей экскурсии по Амстердаму. Бездумные, пустые, сходящие с ума от безделья, с крашенными, как у попугая, волосами, они группами собирались на площади в центре города и своей развязностью, и безобразными выходками, не знающими границ, стремились привлечь всеобщее внимание. Глядя на них, ты понимал, какая огромная пропасть пролегла между нашей молодежью, призванной сразу после школьной скамьи защищать свой народ, и этой, не знающей, чем себя занять, пестрой толпой бездельников без истинных ценностей, без цели в жизни. Диссонанс этот усилился, когда в аэропорту Бен Гурион израильский солдат, рано повзрослевший, с автоматом наперевес, первым встречал нас на родной земле.
Мои раздумья внезапно прервал Авиэль, так зовут внука: «Сафта, – он наклоняется ко мне для прощального поцелуя, и я с нежностью, как и прежде, когда он был еще ребенок, глажу его черную голову с белоснежной кипой на голове, – я так благодарен, что ты приехала. Ну и как тебе понравилась наша мехина? А как наша дорога? Правда, красивая?»
«Одно то, что после очередного отдыха ты с такой радостью возвращаешься в эти стены, и что эти курсы вновь притягивает ребят после трех лет их нелегкой службы в армии, говорит о многом. У меня напрашивается сравнение: Ацмона, подобно аккумулятору в машине, подзаряжает вас духовно. Теперь и я очень хорошо понимаю, почему ты решил продлить еще на полгода свою учебу здесь. Ну а дорога – нет слов».
Этот пасторальный пейзаж: бескрайний простор, прозрачный воздух, настоянный на запахе сельскохозяйственных культур, собранного сена, фруктовых деревьев – а ведь всего лишь час езды отделял нас от городского шума, от Ашкелона. На протяжении всей дороги – цветущие деревья, желтые островки полевых цветов, с вкрапленными головками красных маков. Глядя на этот райский уголок трудно представить себе, как и днем и ночью безжалостно прорезает эту тишину и душу завывание сирен и вслед за ней, глухие удары снарядов кромсают эту, годами израненную землю. Но несмотря на постоянные обстрелы жители района, называемого «Мааца эйзорит Эшколь», или еще «Хевель Шалом! – «Перешеек мира», как бы в насмешку над «миром», который так «явственно» ощущается здесь – ни кибуцы Нир Оз, Бэри, Керем-Шалом, оказавшиеся на прифронтовой линии после изгнания поселенцев из Гуш-Катиф и находящиеся под постоянным обстрелом, ни сельскохозяйственные мошавы Шломит, Цохар, Авшалом не оставляют этот, ставший дорогим их душе уголок. И в этом решении не играет роль идеология – правый ты или левый: земля эта, словно дитя твое, ты взрастил, взлелеял его, – а теперь бросить?! Вот так и живут они: годами, под постоянной угрозой, но живут полноценной жизнью, радуются каждому спокойному дню.
Глядя на этот райский уголок, приходят на память слова Бен Гуриона, сказанные в момент становления страны: «Если государство не уничтожит пустыню – пустыня уничтожит государство».
И вот теперь пустыня возвращена к жизни.
При въезде в поселение Авшалом нас встретила остроумная, полная задора вывеска на иврите: «Авшалом, сердце моё!»А моего зятя тоже зовут Авшалом, и они с дочерью с пребольшим удовольствием запечатлели себя на снимке на фоне этой надписи.
Мы заехали в Сдерот, город, более других пострадавший от обстрелов, но в дни затишья он ожил: открылись магазины, столики у придорожных кафе заполнились людьми – израильтяне любят жизнь, умеют ее ценить, несмотря на смерть и трагедии, сопровождающие их все годы существования. Они, так же как и эта, вспаханная разрывами снарядов земля, умеют залечивать свои раны. Народ наш всегда жаждал жизни, всегда жаждал мира.
Оригинал: http://www.berkovich-zametki.com/2016/Zametki/Nomer10/Lejbzon1.php
