Полина0

Мусиных никто евреями не считал, хотя они своей национальности не скрывали. Потому что жизнь Полины и её семьи ничем не отличалась от жизни окружающих её русских людей. Хотя нет, был один нюанс. Когда в лифте писали «Бей жидов!», Полина долго отмывала стены и чертыхалась. А с другой стороны, как можно было записать их в евреи, если они справляли Рождество и Пасху. А мама Полины — Раиса Марковна — часто бегала в церковь и крестила свою дочь. И дети у Полины были крещённые. Полина готовила «гефильтэ фиш», или рыбу по­еврейски, только на православную Пасху. А про еврейскую ничего не знала. Впрочем, фаршированную рыбу Полина делала на все семейные торжества и государственные праздники.

Однако когда наступили суровые времена, Полина попросила мать и её тёток встать на учет в синагоге. И муж Полины раз в месяц развозил в сумке на колесиках продукты от американской благотворительной организации для пожилых евреев, то есть тёток Раисы Марковны и для неё самой.

Соседи к такому повороту событий отнеслись не то что с пониманием, а с завистью. Потому что на их лестничной клетке жили одни русские, которым неоткуда было ждать помощи. И если в семье Раисы Марковны образовывался излишек гороха или риса, они с благодарностью принимали дары, предназначенные советским евреям.

Полина закончила педагогический, Володя Орликов — её муж — политехнический. Физики и лирики, так сказать. Познакомились они не случайно, не в стройотряде, не в походе у костра. А через знакомую мамы Володи, который к тому времени уже три раза был женат и разведён. Но его мама не теряла надежду устроить судьбу сына. И постоянно просила его друзей и своих подруг подыскать хорошую девушку для своего балбеса.

Володе было тридцать. Полиночка, которая не понравилась будущей свекрови, выглядела моложе её сына. Хотя ей в том году стукнуло тридцать два. Просто она умела хорошо краситься и одеваться. И не ударила лицом в грязь при первой встрече с будущей свекровью. Жили Орликовы в Подмосковье, а Полиночка — в Москве. Девушка в гостях засиделась. И мама Володи предложила ей переночевать у них. Но не в Володиной комнате, а в их с мужем спальне.

Мужа она послала ночевать к Володе, а девушку положила к себе в постель. Чтобы молодежь ночью не забаловала. И зорко следила за ней. Подмечала каждую мелочь. Как она разделась, аккуратно повесив свою юбку и блузку на спинку стула. Как сняла капроновые чулочки. И осталась в одних трусиках и лифчике. Будущая свекровь достала из шифоньера ночнушку необъятных размеров. Полина не посмела отказаться, молча влезла в неё, после чего стянула трусики и лифчик. И легла. Даже не спросила, где у них ванная. Не взяла предложенного полотенца. Не постирала чулки и трусики. И утром не подмылась и не умылась, а быстренько натянула на немытое тело свои вещички, выпила стакан чая и убежала вместе с Володей.

За утренним чаем мама с папой подводили итоги визита очередной кандидатки.

Что тебе сказать, Сева? — вздохнула Инна Яковлевна. — Могу дать голову на отсечение, что наш сын всегда будет сыт и обут. Она не потерпит, чтобы рядом с ней мужчина выглядел как бомж. И видно, что умеет готовить. Смотри, какой холодец принесла к столу. Даже у меня такой не получается!

— Так чем же ты недовольна? — муж не мог взять в толк. — Как будто все хорошо. И недурна собой, и Володе нравится. К тому же хозяйка отличная.

— Наш сын будет жить в хлеву! Помяни мое слово! — мать горестно вздохнула и налила себе еще чаю.

После свадьбы Володя переехал в Москву к Полине в её трехкомнатную квартиру, в которой она жила вместе с мамой. На деньги, подаренные родственниками, Полина купила спальню, которая еле поместилась в узкой проходной комнате с балконом.

Детей они зачали на новых кроватях. Полина родила двух мальчишек, одного за другим. А потом к мужу охладела. Да она и не была влюблена в него. Даже до свадьбы. Просто пришел срок. Все подружки были замужем. И ей хотелось. А поскольку сексу она большого значения не придавала, ей казалось, что мужа со временем удастся полюбить. И что она будет находить радость в его грубых и неумелых ласках.

Но чуда не произошло! Никаких чувств к мужчине, лежавшему на соседней кровати, она не испытывала. Более того, с годами он стал раздражать её. Однако о разводе не могло быть и речи. Это что же? Опять одной в гости ходить? Нет, никогда! Сколько она настрадалась, пока нашла этого крепкого и молчаливого истукана!

Перед походом к её подругам она с самого утра пилила его, требовала, чтобы он принял душ и надел всё чистое. Муж угрюмо молчал. Заставлял себя уговаривать часами. Потом сдавался. Шёл в ванную. И сидел там долго­долго. Выходил чистый, благоухающий дорогим парфюмом. И прямиком отправлялся в спальню, где на его кровати уже лежали приготовленные женой трусы, носки, майка, сорочка и новый костюм.

Володя был так устроен, что после бани его всегда тянуло на секс, которым они с женой теперь занимались очень редко. И жена знала: раз он пошел ей на уступку, помылся и побрился, придется выполнять супружеский долг. Она молча заходила в спальню, скидывала халат и поворачивалась к нему лицом.

— Ляг, что ли! — с досадой говорил он, окидывая взором располневшие прелести жены.

— Некогда, дети скоро придут! Я послала их в магазин! Давай по­быстрому!

После таких слов желание притуплялось. То есть притуплялись его чувства, а желания оставались. И жена тому свидетель. Потому что он накидывался на неё, как голодный волк. И она, раскачиваясь с ним в унисон, удивлялась каждый раз, сколько в нём ещё силы. И как долго он до сих пор её мучает. Но вот, наконец, наступала кульминация. Она тут же накидывала на себя халат и выходила из спальни. И даже не шла в ванную. А прямо на кухню. Чтобы побыстрее закурить. И забыть о том, что только что произошло с ними в их супружеской спальне.

И тем не менее, даже это молчаливое соитие, которое не приносило обоим никакой радости, постоянно всплывало в памяти супругов, пока они сидели в гостях. Муж прижимался к бедру своей благоверной, надеясь на продолжение вечером. А она старалась всё время отодвинуться от него, чтобы его близость не напоминала ей о том, что было утром. Но места за столом было мало. И ей это не удавалось. И приходилось терпеть его жаркое бедро, которое не давало ей повернуться и пококетничать с соседом.

Полина любила кокетничать. И имела успех у мужчин, которым нравились её веселость и легковесность. Она не переносила серьёзных разговоров о поэзии и литературе, хотя до замужества регулярно читала все толстые журналы и не вылезала из театров. Пользуясь своими связями в профкоме, приобретала билеты на все самые громкие театральные премьеры. Однако ей казалось, что чтение и походы в театр — удел незамужних девиц, которым надо всё это делать, чтобы понравиться мужчине.

Замужество освободило её от тяжких обязанностей. Она забросила чтение, перестала ходить в театры. И всё свободное время проводила в приятных разговорах с подругами и в поисках дефицитных товаров. Единственное, что она не забросила — это шитьё. И продолжала шить себе. Чтобы выглядеть модно и привлекательно. Потому что считала себя хорошенькой. И с годами своего мнения не изменила. Конечно, после родов она раздалась в бедрах. Но ноги остались такими же ровными и худыми. А грудь стала ещё пышнее. После рождения второго ребёнка она отрезала косу и стала стричься «под мальчика». А когда появилась седина, из шатенки превратилась в рыжую. И красилась постоянно.

Лицо у Полины было очень необычное. Большие карие глаза и большой нос казались ещё больше из­за непропорционально маленького подбородка и рта с узкими губами. Но Полина не унывала. И сумела внушить мужу и подругам, что у неё армянский тип красоты, хотя армян в её роду не было никогда. Она и свою игривость приписывала мифическим армянским генам. Но флиртовала только в присутствии мужа. Чтобы он понял, какое сокровище ему досталось. Муж на её поведение внимания старался не обращать. Так как давно догадался, что дальше хиханек­хаханек у его супруги дело не пойдет. Что она весело строит глазки молодым людям, чтобы позлить его. Чтобы он приревновал. И, тем не менее, он каждый раз попадался на её удочку, хотя точно знал, что ей не нужен ни один мужик. Но видеть, как «своё» тает в объятиях чужого мужика во время танцев, было выше его сил. Однажды он даже дал ей пощёчину. Полина поняла всё правильно. И совсем не обиделась. А дома, когда они уже лежали в постели, даже попросила у мужа прощение.

Их быт ничем не отличался от жизни любой русской, а точнее, советской семьи. В советские времена Володя приносил всю зарплату жене, которая каждый день выдавала ему заветный рубль. Однако он не привык экономить на себе. И каким­то чудесным способом постоянно имел загашник, который жена бессовестно опустошала, если случайно находила. Она закатывала ему скандалы не потому, что подозревала его в измене. На этот счёт она была спокойна. Володя на сторону не пойдет. Ему вполне хватает их банного секса. Ей было обидно, что он утаивает от неё доходы, а она из последних сил старается одеть его и детей, чтобы все вокруг говорили, какие у неё ухоженные мужчины.

Полина работала в Министерстве просвещения, куда по большому блату её устроила материнская тётка после окончания школы. Институт она закончила без отрыва от работы. И сразу пошла на повышение. Но не по профессиональной, а по комсомольской линии. Потому что была заводилой в коллективе. Из комитета комсомола плавно перешла на освобожденную работу в профкоме. Там её и застала перестройка.

Володя работал в одном из НИИ. Чем занимался её супруг, Полина не знала и не стремилась узнать. Больше всего её интересовала мужнина зарплата. Она никогда не расспрашивала его о работе, сослуживцах, о том, как он провел день.

Перестройку Полина встретила во всеоружии. Планы их дальнейшей жизни были выработаны на семейном совете Раисой Марковной, её тётками и Полиной. Володю на совет, состоявшийся на квартире самой старшей, обеспеченной и бездетной материнской тётки, даже не пригласили. И он долго не мог простить жене, что семья, хотя бы ради приличия, не поинтересовалась его мнением. Однако против принятых там решений, то есть по существу, никаких возражений не имел. Семья начала готовиться к трудным временам. И надеяться можно было только на женщин.

Полина закончила курсы собачьих парикмахеров, продала мужнин «Запорожец», на вырученные деньги от которого купила элитного щенка. Уволилась с работы и засела дома. Тогда ей казалось, что заказам на стрижку не будет конца. А элитная кокерша будет постоянно рожать щенков, которых удастся продать по бешеным ценам. Увы, собак хозяева стригли весной, перед дачей, и после окончания дачного сезона. То есть она была занята в апреле­мае и сентябре­октябре. А всё остальное время стрижки случались очень нерегулярно. Кокерша беременела, но сбыть щенков оказалось делом непростым. И они иногда болтались под ногами месяцев до пяти. И продавались совсем не по бешеным ценам.

Володин НИИ закрылся одним из первых. Но он себя в новой действительности не нашёл. В основном сидел дома и ругал новую власть. А во время выборов отдавал предпочтение партиям националистического толка и жалел, что Сталин давно умер. Тем не менее, его политические взгляды не мешали ему ежемесячно привозить продуктовые наборы из синагоги. И с аппетитом лопать рыбу по­еврейски, которую жена продолжала готовить на все праздники.

Идея об отъезде не раз приходила ей в голову, но Володя покидать родину не хотел. Да и взрослые мальчики были на стороне отца. Оба встречались с русскими девушками. И Полина не протестовала, потому что не представляла себе жизни где­нибудь кроме Москвы и её родного Выхина. Но когда с Израилем ввели безвизовый режим, Полина всё же решила съездить в гости к своей подруге, с которой училась в одной из лучших школ в центре Москвы. Уж очень было интересно, как живется людям на Святой земле. А поскольку она ехала в гости к подруге, у которой был муж, пришлось взять Володю, для симметрии. А то чего доброго родственники и знакомые Инги не поверят, что Полина — солидная замужняя женщина.

По такому поводу Володе были куплены в «сэконд хэнде» новые вещи: костюм, джинсы и несколько сорочек. Впрочем, она тоже обновила свой гардероб, который состоял из брюк, свитеров и блузок.

Володя в новом костюме смотрелся очень хорошо. И Полина даже попросила сына щёлкнуть их перед отъездом. Солидная пара: он с поредевшими, но всё ещё довольно густыми седыми волосами, широкоскулый и голубоглазый. Высокий и не прибавивший ни одного килограмма за столько лет совместной жизни. А рядом с ним она — в прекрасных новых брюках и новой куртке­дутике. С большими глазами и таким же большим носом. Но он хмурый и смотрит куда­то в пол. А она весёлая и смеющаяся, словно ей не шестьдесят, а сорок. И всё ещё впереди.

Инга с мужем встречали их в аэропорту. Полина поразилась, как они выглядят. Два оборванца. Иначе не скажешь. Инга была в каких­то застиранных джинсах и футболке, поверх которой набросила легкое пончо. Он — в сандалиях на босую ногу и старой клетчатой сорочке навыпуск. Полина даже подумала про себя, что надо было купить им подарков побольше. И кое­что из одежды в том же «сэконд хэнде». Однако на улице она была приятно удивлена, когда Рома подвел их к новенькому «мерседесу». Уже в машине Полина с удовольствием закурила сигарету, но Рома довольно резко сказал, что у них не курят. Ни дома, ни в машине. Полина не обиделась, потому что два года назад была у родственников в Германии. И все три недели ей приходилось курить на лестничной клетке или на улице.

Школьные подруги не виделись лет пять — с последнего приезда Инги, которая остановилась в квартире Полины. К приезду одноклассницы Полина пригласила женщину, чтобы та сделала генеральную уборку, поскольку сама убирать не любила. А уж если брала в руки тряпку, то только перед приходом важных гостей.

Полина своей квартирой гордилась. И все соседи бегали смотреть, какой она отгрохала ремонт. Изменения действительно были большие. Она расширила прихожую за счет стенных шкафов, соединила ванную с туалетом, чтобы втиснуть туда стиральную машину, пол в прихожей и кухне выложила дорогущей итальянской плиткой. Не говоря уже об испанском кафеле в ванной на полу и на стенах, который стоил целое состояние.

Готовилась Полина к ремонту года три: постепенно, на свою пенсию, прикупала сантехнику, плитку, обои. И складывала все материалы в спальне на шифоньере или в углу. А когда всё, вплоть до нового душа и полотенцесушителя, было закуплено, нашла дешёвого, но хорошего мастера. Правда, Володя очень помог. Чтобы платить меньше, он с сыновьями разрушил стенку между ванной и туалетом, снял в ванной коробку. Да и потом, когда мастер приступил к работе, ежедневно трудился с ним на равных. С каждой минутой удешевляя стоимость производимых мастером работ.

Полина готовила еду и кормила работника с мужем. Старалась побаловать обоих, чтобы им работалось веселей. А летом она наняла молдаван, которые ей отремонтировали комнаты и кухню, положили плитку в прихожей и кухне и постелили линолеум в комнатах. И с молдаванами она сумела найти общий язык, только вот втиснуть Володю в их бригаду не удалось. Цены они не спустили и от Володиной помощи отказались. Когда ремонт подходил к концу, она заказала мебель для кухни и диваны в гостиную. И только после того, как ещё в течение года вставила во все окна стеклопакеты, пригласила подругу из Израиля к себе домой.

Инга ремонт её похвалила, но в восторг не пришла. Не то, что её соседки по дому. Полина отвела ей комнату младшего сына, которого не было в городе. А Володя работал у Инги шофером. И с утра до вечера возил её по столице на новеньких «Жигулях». Подруги часто ездили в гости к своим одноклассницам, которым Инга рассказывала, какая у Полины уютная квартирка. С каким вкусом подобраны обои и мебель. И какая замечательная у неё ванная, в которой уместилась новая стиральная машина «Аристон».

Из рассказов Инги получалось, что самое большое впечатление на неё произвела именно стиральная машина, потому что она была с сушкой. Все вокруг недоумевали, так как в магазинах были машины покруче «Аристона». И её подругам казалось, что наверняка в Израиле можно купить товары гораздо лучшего качества.

Инга поразилась, увидев в каждой комнате телевизор. Собственно, телевизора не было только в ванной.

— Зачем тебе столько? — поинтересовалась она.

— А разве у вас не так? — парировала Полина. — В Москве в любой квартире у каждого члена семьи по телевизору. Потому что мы все смотрим разные передачи. Я люблю политические и спортивные, Володя — боевики и триллеры, а сын крутит фильмы по видаку.

Старший, который к этому времени жил уже отдельно, подтвердил, что и у него дома в каждой комнате по телику. А в кухне телик включается по утрам и вечерам во время еды, чтобы посмотреть новости.

— А у меня не так. У нас всего один большой телевизор в салоне и маленький в кухне. Рома принципиальный противник телевизора в спальне. Потому что мы читаем перед сном. А телик смотрим где­то с восьми до одиннадцати вечера. Новости и какой­нибудь фильм. Да к тому же нас днём дома нет, мы все работаем.

— И ты тоже? — Полининому удивлению не было предела.

— Да, и я. А что мне делать дома? — Ингу вопрос одноклассницы удивил. — Да и лишняя копейка не помешает.

— А когда в Израиле женщины выходят на пенсию? — поинтересовалась Полина.

— Мне ещё трубить четыре года, но Рома говорит, что надо работать, пока можем.

— Не поняла, — Полина аж присела от удивления на стул.

— А что непонятного? Девочки выросли. Уже давно живут своей жизнью. Мы остались одни.

— Так можно помогать старшей с внуками... — робко предложила Полина.

— Можно, конечно, мы и помогаем. Берем внучку на выходные к себе. Не на каждые, конечно, а раз в две­три недели. Потому что устаем очень. Хочется дома отдохнуть в тишине, пообщаться с друзьями, поехать куда­нибудь.

— Вы, наверное, часто отдыхаете? — поинтересовалась Полина. И, не дождавшись ответа, добавила. — А мы десять лет назад купили хату на Смоленщине. В родном селе Володиных родителей. И теперь каждое лето ездим туда отдыхать. На своей машине. Раньше на поезде, а теперь на «Жигулях». Даже прицеп приобрели. Я привожу оттуда разные варенья, соления, овощи, фрукты, лук, которого хватает до февраля. Отовариваюсь под завязку.

— Рома любит отдыхать за границей. Когда девочки были маленькие, мы ездили с палатками на море. Снимали циммеры на Севере.

— Не понял, на каком Севере и что вы снимали? — переспросил Володя.

— На нашем. На севере Израиля. Там сдаются домики со всеми удобствами. В очень живописных местах. Часто в кибуцах. Но это всё в прошлом. Теперь Рома заказывает нам гостиницы через Интернет. В прошлом году мы были в Испании, два года назад — плавали по Луаре.

— Я тоже ездила в Турцию, — похвасталась Полина, но умолчала о том, что, кроме магазинов с дубленками и обувью, в Стамбуле не видела ничего.

— А куда? — поинтересовалась Инга. — Мы с Ромой раза три отдыхали в Анталии.

— Нет, я была только в Стамбуле.

Жили Куперманы в Петах­Тикве в районе вилл, недалеко от больницы «Бейлинсон». В последний свой приезд Инга показывала фотографии, на которых была снята вся её семья за завтраком на балконе собственной виллы. Но Полина не ожидала, что дом будет таким красивым и удобным. Что там два этажа. И у них будет своя спальня и ванная. А также кухня. Хотя никто отдельно готовить не собирался.

Подруга с мужем составили программу на каждый день пребывания гостей в Израиле. Полина была счастлива. Не придется сидеть дома. Инга взяла отпуск, чтобы возить их по стране.

Рома рано утром уехал на работу, а они встали попозже. Спокойно позавтракали в Ингиной кухне, а потом на её машине поехали смотреть город. Полина машину не водила, хотя у них с мужем была последняя модель «Жигулей», на которой они в основном ездили на дачу или к друзьям. Она до сих пор продолжала стричь собак, но пользовалась общественным транспортом из­за московских пробок.

Маленькую серебристую машину Инги парковать было легко. Они посетили супермаркет. Полина пришла в восторг от ассортимента овощного отдела. Она с удивлением сравнивала цены на болгарский перец тут и в Москве, брала в руки лук­порей, различные сорта салата, но только овощи показались ей дешевле, чем в России. Колбасные и молочные изделия, по её мнению, в России стоили меньше. И на вкус были не хуже.

— Володя, смотри! — она постоянно теребила мужа, равнодушно взирающего на горы фруктов и овощей.

— Да отстань ты! — грубо обрывал ее супруг, которому было стыдно за жену, восторгавшуюся на весь магазин.

Инга уехала с Ромой в конце 79­го. Но мама её осталась в Москве. Поэтому Инга моталась в столицу часто. А Рома за всё время был раза два или три. В Израиле его все называли Рами. С дочерьми супруги общались исключительно на иврите. Внуки тоже русского языка не знали. Поэтому разговаривать с ними Полина не могла. Новости они тоже смотрели местные. И даже ради гостей Рома не делал исключения. Потому что российские события его уже давно перестали интересовать, в связи с чем Полина по утрам включала маленький телевизор на кухне, чтобы узнать, чем живет столица, пока она в отъезде.

Рома был невысокого роста. Приземистый и мускулистый, с бритой головой по израильской моде. Ходил он дома и на работу как бомж. Полина не верила своим глазам. И на второй день не удержалась и стала расспрашивать подругу. А вдруг жильё не их, вдруг они его просто снимают? Или у семьи временные трудности?

— Инга, это ваша вилла?

— Да, я же тебе рассказывала о ней ещё в последний приезд в Москву. А долгов у вас нет случайно? — Полина терялась в догадках.

— Бог миловал, — рассмеялась её школьная подруга, но потом заметила серьезно. — Знаешь, у нас таких вопросов не задают.

— А почему? Это тайна? — удивилась Полина.

— Да, мы не привыкли обсуждать наше материальное положение с чужими людьми.

— Так разве я тебе чужая?

— Ты, Полиночка, конечно, не чужая, но всё же — не член моей семьи. А это дела семейные.

— Извини, если что не так.

— Извиняю, дорогая, не обижайся! Если бы ты спросила Рому, он бы тебе нагрубил. Ты же видишь, какой у него тяжёлый характер. И он не терпит, когда кто­то сует нос в его дела.

— Спасибо, что предупредила, подруга! — Полина искренне обрадовалась, что не стала говорить с Ромой об этих вещах. Но вопрос одежды, которому она придавала такое значение, по­прежнему волновал ее. — Ты только объясни, почему он ходит на работу в спортивных брюках и каких­то бобочках?

— Потому что в Израиле в хай­теке нет дресс­кода. Люди носят, что хотят.

— А­а­а... — Полина не знала, что такое «хай­тек» и «дресс­код», но спросить не решилась.

С Ромой вообще было тяжело. После работы он обязательно отдыхал часа полтора в супружеской спальне. И тогда жизнь в доме замирала. По выходным — дрых после обеда. А все экскурсии Инга выбирала с таким расчетом, чтобы и самой поспать часок после еды в пятницу и субботу. Полина, которая не ложилась днём никогда, понять их расписания не могла. Вечером Рома мог на самом интересном месте выключить телевизор, потому что завтра надо было рано вставать. И в одиннадцать отправлялся в спальню. И страшно злился, если Инга не шла вместе с ним, а оставалась поболтать с гостями.

— Вы что, каждый день занимаетесь этим делом? — Полина не могла себе представить, что этим можно заниматься с такой частотой.

— Нет, конечно, — смеялась Инга. — Просто ему надо, чтобы я была рядом. Он ревнует меня к тебе.

— Тебя ко мне? — Полина не верила своим ушам. — Так я не по этому делу... — хихикнула она.

— Он ревнует потому, что я уделяю внимание тебе. А не ему. Не шути! Это после стольких лет брака? Да, к старости совсем сошел с ума. Никуда не пускает меня. Только с ним.

— Я бы не выдержала, — честно призналась Полина. Но тут же вспомнила своего зануду Володю, который целыми днями лежал на диване или перебирал свои инструменты, и добавила. — Да и мой не лучше. Просто мой — тряпка, а твой — деспот. Вот и вся разница. У нас в семье генератор идей — я, у вас — он. А ты, похоже, такая же лентяйка, как я, — засмеялась Полина, вспомнив, какой беспорядок она застала в Ингиной спальне: грязная одежда супругов валялась на полу, громоздилась на стульях.

— Придёт домработница, и все уберёт, — махнула рукой Инга. — Я уже забыла, когда в последний раз подметала пол или мыла туалет.

— Счастливица! — с завистью произнесла Полина.

— Вот приехала бы вместе с Володей лет двадцать пять назад, и у тебя было бы все!

— Да кто бы подсказал. И мама была против.... — вздохнула Полина. — Впрочем, жить, как вы, я бы не смогла.

— Это почему же? — удивилась Инга.

— Вы всё время одни. К вам никто не приходит неделями. Тихо, как в морге. Я сошла бы с ума! Помнишь, как у меня было, когда ты приезжала? То Галка с пятого этажа забежит, то соседка по лестничной клетке. То Светлана, из дома напротив, заглянет на кофеёк...

— А как же! Мы же ни минуты не могли остаться вдвоем! А уж если ты делала беляши или варила борщ, у тебя столовался весь квартал! Как Володя выдерживает постоянное присутствие чужих людей в доме? И к чему всех кормить обедом? Разве они голодные? Ну, угостила их чаем с вареньем или фруктами. И вполне достаточно.

— Сразу видно, Ингуля, что ты уехала давно. И многое подзабыла или не понимаешь. У нас угостить обедом дешевле, чем фруктами. Но это так, к слову. Мы любим гостей. Привыкли жить шумно. И на даче в нашем доме постоянно толкутся люди. Мы угощаем их московскими деликатесами, а они несут нам помидоры, кабачки, арбузы, дыни. У меня погреб всегда полный.

— Знаешь, Полиночка, я тоже не люблю сидеть дома, но Рому вытащить куда­нибудь очень сложно. Да и моих подруг он не переносит, за редким исключением. Поэтому я встречаюсь с ними в кафе по будням, после работы. Хожу на лекции в музей по выходным... А он целыми днями торчит в своём кабинете...

 

Приближался Пейсах. Полина помогала Инге делать покупки. Выбирать подарки для дочерей и внуков. Она с удовольствием бродила с ней по вечерам по большим универмагам, которые в Израиле назывались «Каньонами». И всё прикидывала. И сравнивала цены в Москве и тут. И получалось, что в Израиле покупать вещи нет никакого смысла, потому что в Москве всё дешевле. И выбор богаче. Но приехать без подарков она не могла. Хотя основные уже купила в Иерусалиме. Несколько крестиков, освященных в Храме Гроба Господня. Для сыновей, их жен и всех соседок по подъезду, с которыми дружила многие годы. И себя не забыла. Освятила свой крестик, купленный в Турции. Но носить его не носила. А прятала в сумочке. Боялась Ромы. Володя сфотографировал у святых мест. И у Стены Плача, где она оставила записочки.

Поездка в Иерусалим взволновала Полину. И она даже попросила Ингу отвезти её ещё раз. Чтобы уже без экскурсовода пройтись по местам, связанным с предательством и распятием Христа.

— А ты не хочешь посмотреть еврейские святыни, ведь ты же еврейка? Или я ошибаюсь? — язвительно поинтересовался Рома, которого раздражала жизнерадостная и недалёкая подруга жены, довольная собой и жизнью. И он постоянно отпускал язвительные замечания по поводу любого её рассказа об их жизни в России, которую упорно именовал своей «биологической родиной». Конечно, хочу, — искренне ответила Полина, пропустив мимо ушей вторую часть его вопроса. — У нас даже есть такая экскурсия.

Обидеть или разозлить Полину было невозможно. Она была такая благодушная, что Роме не удавалось зацепить её. Он злился молча, и его раздражение росло с каждым днем.

Полина хотела блеснуть своим умением. Предложила приготовить «гефильтэ фиш». Рома гордо отверг её помощь. Потому что уже давно решил, что делать рыбу будет сам. Полина не стала спорить. А Рома рыбу испортил. Положил котлетки в холодную воду. Фарш к тому же был очень сладкий. Но признаться в том, что рыба не удалась, он не мог. Инга поддержала его, съела две котлетки. Полина не смогла осилить и одну.

Баранина получилась недожаренная. Полина есть такую опасалась. Салаты сестра Инги сделала невкусные. Особенно «оливье». У Полины он получался гораздо вкуснее. Тем не менее, пришлось положить себе ложечку. Печенье старшей дочки раскусить было невозможно. Однако все гости хвалили хозяйку. Восхищались бараньей ногой, приготовленной Ромой. Курить было нельзя. Полина выбегала каждые полчаса во двор. И еле дождалась конца посиделок. К тому же перед едой пришлось целый час слушать историю исхода евреев из Египта.

Полина не могла даже предположить, что Рома так серьёзно относится к соблюдению традиций. Когда он надел кипу и достал Тору, она обомлела. А когда стал с выражением читать непонятные слова, чуть не упала в обморок. Длилось чтение долго. Около часу. Читали мужчины по очереди. А некоторые куски гости пели все вместе. Ключевые моменты Рома повторял на русском, чтобы гости поняли, о чём идет речь. Но супруги настолько обалдели от полученной за время пребывания в Израиле информации, что все еврейские праздники у них смешались. И Полина вдруг спросила Ингу — слава Богу, шёпотом — куда во время исхода делась Эстер. Почему о ней не написано ни слова.

— Какая Эстер, ты что! Хорошо, что Рома тебя не слышит!

Супруги Орликовы сидели с широко открытыми глазами. И не знали, как вести себя. Только по знаку Ромы поднимали бокалы и пили красное вино. Наконец церемония чтения Торы закончилась. Рома снял кипу, и все принялись за еду.

Ночью Полина долго не могла заснуть. Баранина и вправду была не прожаренная. К тому же они в Москве забыли, когда ели её в последний раз. Да и годы давали о себе знать. Инга принесла ей «гастро». Но сон не шел. Она вспоминала суматошный день. Проникновенный голос Ромы при чтении Торы. Серьёзные лица его дочерей и внуков, слушавших в который раз древнюю историю о том, как их предки вышли из Египта. И вдруг ей впервые пришла в голову мысль, что она никакая не еврейка. А просто москвичка. Или, точнее, россиянка. Но такой национальности не существовало.

2010 г.