В 2010 году знаменитое петербургское издательство «Вита Нова», специализирующееся на высокохудожественных изданиях и отмеченное многочисленными дипломами и наградами, включая самую престижную награду «Золотая книга России», представило читателям новое двухтомное издание «Калевалы». Книга вышла в серии «Библиотека всемирного клуба петербуржцев» и 4 июня была показана в Государственном Эрмитаже на ассамблее клуба. В новом издании этого шедевра мировой литературы, которому исполнилось уже 162 года, представлены мои иллюстрации. Они были экспонированы во время ассамблеи клуба в фойе Эрмитажного театра. Я шёл к этой книге путём многих проб и исканий. Но подробнее об этом — немного позже. Сначала я хочу рассказать о самой «Калевале», времени её создания и, главное, о том, как это величайшее произведение связано с СанктПетербургом.
«Калевала» долгое время считалась карелофинским народным эпосом, лишь собранным по крупицам Элиасом Леннротом. Но авторы нового перевода произведения на русский язык, представленного издательством «Вита Нова», петрозаводские исследователи Эйно Семенович Киуру и Армас Иосифович Мишин, проведя многолетние исследования, убедительно доказали, что «Калевала» — эпическая поэма на основе древних карельских и финских народных песен и автор ее — гениальный ученый и поэт Элиас Леннрот. Новая «Калевала», отвечая требованиям академического издания, снабжена обширным справочным материалом и подробными литературоведческими статьями.
За свою многолетнюю историю поэма переводилась более чем на 50 языков и получила истинно мировую славу. В России и, особенно, в СанктПетербурге «Калевала» любима ничуть не меньше, чем на своей родине, в Финляндии. Объяснение этому очевидно — мы на протяжении веков самые близкие соседи, нас гораздо больше связывает, нежели разъединяет. И даже основателя первой русской царской династии — легендарного Рюрика — мы выбирали, согласно летописям, вместе.
Итак, обратимся к «Повести временных лет», написанной Нестором, монахом КиевоПечерского монастыря, около 1113 года (перевод с древнерусского Дмитрия Сергеевича Лихачева):
«В год 859. Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со славян, и с мери, и со всех кривичей.
* * *
В год 862. Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а ещё иные готландцы, — вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев вместе со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли; и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, — на Белоозере, а третий, Трувор, — в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля.
* * *
Через два года умерли Синеус и брат его Трувор. И овладел всею властью один Рюрик и стал раздавать мужам своим города — тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах — находники, а коренное население в Новгороде — славяне, в Полоцке — кривичи, в Ростове — меря, в Белоозере — весь, в Муроме — мурома, и над всеми властвовал Рюрик».
Учёные сегодня спорят о национальном происхождении Рюрика, о существовании двух его братьев, Синеуса и Трувора, но одно можно утверждать наверняка: славяне жили рядом, в тесном, почти родственном соседстве с племенами иной языковой группы — с финноугорскими племенами — весь, меря, мурома, чудь… Вместе строили, торговали, воевали… И, безусловно, оказывали друг на друга большое влияние.
Как же жили наши ближайшие соседи в стародавние времена, каков был их бытовой уклад, традиции, обряды, сложная система языческих верований? На все эти вопросы ответит нам «Калевала» — истинная энциклопедия жизни северных финских племен.
Но прежде несколько слов о том, как возникла «Калевала».
Элиас Леннрот (1802 — 1884) родился в местечке Саммати на юге Финляндии. Он рано научился читать, но в школу пошёл лишь в двенадцать лет и учился с перерывами, так как должен был помогать отцу, странствующему деревенскому портному. Это сблизило его с крестьянской средой, научило легко сходиться с людьми. С отроческих лет Леннрот любил и умел петь. Всё это ему весьма пригодилось, когда он стал зарабатывать ещё в качестве бродячего певца и псалмопевца. Впрочем, это не мешало Элиасу заниматься самообразованием. Юноша изучил латынь и смог стать учеником аптекаря в Хямеенлинна. В 1822 году Леннрот поступает на филологический факультет университета города Турку и живо интересуется народной поэзией и народным бытом. Уже в 1827 году молодой ученый защищает магистерскую диссертацию «Вяйнямейнен, божество древних финнов», чем делает первый шаг к своему будущему шедевру — «Калевале». Но пожар в Турку осенью этого же года уничтожает университет, в огне сгорела вторая часть диссертации Леннрота, так и не опубликованная. В 1828 году Элиас продолжает учебу в Хельсинкском университете. Однако на этот раз занимается на медицинском факультете. Но не только не оставляет фольклор, а, напротив, продолжает усердное собирание народных песен. И в 1832 году защищает диссертацию на звание доктора медицины — «О магической медицине финнов», показав, как влияет на состояние человека внушение с помощью заклинаний и заговоров. Медицина и филология — служению этим двум наукам Элиас Леннрот отдаст всю свою жизнь: двадцать лет врачебной практики в провинциальном городке Каяни и годы преподавания финского языка и литературы в университете города Хельсинки.
С 1828 по 1844 год исследователь совершил 11 многоверстных и многомесячных путешествий по Финляндии, Карелии, Ингерманландии (нынешней Ленинградской области).
Что же дали Леннроту его странствия? Он записывал эпические руны, лирические и обрядовые песни, заговоры, заклинания, пословицы и поговорки, знакомился с их исполнителями. Разные варианты песен, услышанные собирателем, превращались в живой поэтический поток, лившийся из уст десятков сказителей. Элиас очутился в мире живой архаической поэзии. Его интересовало не только содержание рун, но и весь многообразный и, в то же время, подчиняющийся строгим законам поэтический язык, питающий народную поэзию. Лишь в совершенстве овладев этим языком, Леннрот мог взяться за создание «Калевалы». И в 1835 году, проведя сложнейшую работу, он публикует малый вариант «Калевалы», ещё не вполне его удовлетворявший. Ученый продолжает свой литературный труд, свои исследования, свои путешествия за сокровищами древней народной культуры и, наконец, в 1849 году в печати появляется полный вариант поэмы — 22 795 поэтических строк.
«Калевала» родилась в те времена, когда в Европе царила атмосфера своего рода национального романтизма, поддерживаемая борьбой народов за право на самоопределение. С 1809 года Финляндия входит в состав Российской империи на правах Великого княжества. Её официальным языком был шведский, оставшийся в наследство от более чем шестивекового пребывания под властью Швеции. Ни в одной школе обучение на финском языке не велось, хотя на этом языке говорило более 80% населения Финляндии.
Кстати, сам Элиас Леннрот с детства лучше говорил пошведски, но продолжал своё совершенствование финского языка всю жизнь, общаясь в своих путешествиях с его живыми носителями. Стоит отметить тот факт, что вплоть до 1863 года финский язык не имел статуса государственного — на нём разрешалось печатать только книги религиозного, экономического и фольклорного содержания. По мнению Эйно Киуру — это послужило одной из причин, почему Элиас Леннрот скрыл свое авторство и представил читателям «Калевалу», как народный эпос.
Безусловно, на плечи исследователя была возложена великая миссия — вернуть в мировую культуру финский язык, во многом создавая его новую литературную форму. Гениального финского поэта и учёного можно по праву сравнить с Александром Сергеевичем Пушкиным — творцом современного русского языка.
К сожалению, вначале «Калевалу» читали мало. Первое издание (1835 года), тираж которого составлял 500 экземпляров, полностью разошлось лишь через 12 лет — образованные читатели просто не знали финского языка. Но сам факт появления поэмы вызвал бурю восторгов у общественности Финляндии. У финноязычных народов есть свой эпос, значит, у них было великое прошлое и они достойны великого будущего.
В России и, прежде всего в СанктПетербурге, встретили появление «Калевалы» с не меньшим интересом. В 1840 году Петр Александрович Плетнев (друг Пушкина и издатель «Современника» после смерти поэта) печатает в своём журнале большую статью одного из крупнейших русских филологов XIX века, Якова Карловича Грота «О финнах и их народной поэзии». В своей обширной статье Грот сделал первую попытку перевода «Калевалы» на русский язык, довольно подробно пересказав её по изданию 1835 года. Но, конечно, прозаический пересказ, созданный им, при всей его корректности, тонкости и даже изяществе, не мог заменить полный стихотворный перевод.
Яков Грот сыграл значительную роль в укреплении русскофинских культурных связей. С 1841 по 1852 год он заведует новой кафедрой русского языка и литературы Хельсинкского университета. Грот, петербургский швед, хорошо владел шведским языком, на котором велось в те годы преподавание в университете, только позже перешедшем на финский язык. За 12 лет проведенных в Финляндии, Яков Карлович живо заинтересовался её языком, литературой, фольклором и подружился с Элиасом Леннротом. Знаменитый филолог, ставший впоследствии вицепрезидентом Петербургской академии наук внёс большой вклад в изучение и популяризацию «Калевалы».
В 1841 году малая «Калевала» была переведена на шведский язык выдающимся лингвистом и стипендиатом Петербургской академии наук Матиасом Александром Кастреном. Таким образом, первый перевод поэмы на европейский язык был в известной мере связан с Петербургом.
В 1852 году появился перевод поэмы на немецкий язык. Осуществил его петербургский востоковед, академик Антон Антонович Шифнер. Это дало возможность литераторам и учёным, не знавшим финский язык, познакомиться с ней в полном поэтическом переводе. «Калевала» стала известна во многих европейских странах. Читающих на немецком языке было неизмеримо больше, чем на финском или даже на шведском. Известно, что перевод Шифнера стимулировал переводы на французский, английский и испанский языки. Таким образом, старт европейского марафона «Калевалы» был дан в Петербурге.
Россия отметила выдающиеся заслуги Леннрота. За великий вклад в науку, в 1876 году его избирают почётным членом Петербургской академии наук.
А в 1882 году, в статье «Леннрот», посвященной 80летию ученого («Вестник Европы», книга 8), историк и публицист Константин Иванович Якубов называет Элиаса Леннрота финским Гомером. А ведь главной мечтой творца «Калевалы» было создание великого произведения, подобного «Илиаде» и «Одиссее».
Впервые на русском языке полный текст поэмы вышел в 1888 году в петербургском журнале «Пантеон литературы» в переводе Леонида Петровича Бельского. Вначале не зная финского языка, поэт прилежно им занялся, так как переводить, пользуясь подстрочником, считалось неприличным. Изучая язык с помощью финсколатинского словаря Ренваля и студентов финнов, получавших высшее образование в Московском университете, Бельский овладел не только литературным языком, но и лексикой «Калевалы», обогащённой карельскими, ижорскими и финскими диалектизмами. Переводчик много лет усердно трудился и создал действительно настоящий шедевр. В 1889 году титанический труд Леонида Бельского был достойно отмечен: по рекомендации академиков Федора Ивановича Буслаева и Якова Карловича Грота он был награжден Пушкинской премией, присуждаемой Петербургской академией наук. Издав перевод, Леонид Петрович до последнего года своей жизни продолжал работать над ним, внимательно следя за переводами на другие языки и за финской фольклористической литературой.
Бельский же был одним из авторов, предпринявших попытку приспособить «Калевалу» для детского чтения. Однако наиболее удачным из всех подобных опытов оказался пересказ «Калевалы» для детей петербургской писательницы Александры Иосифовны Любарской, сотрудницы, известной в истории нашей детской литературы редакции «ДЕТГИЗа» (под руководством Самуила Яковлевича Маршака), много сделавшей для издания фольклора для детей.
Но обратимся, наконец, к самой «Калевале». Главные герои поэмы — это старый певец и сказитель Вяйнямейнен, чья сила в мудрости и магическом слове, способном укрощать стихию, побеждать врагов, услаждать народ на пирах; искусный кузнец Илмаринен, выковавший Сампо; и покоритель женских сердец весельчак и храбрец Лемминкяйнен. Сампо — это сказочная мельница, создающая богатство и обеспечивающая материальное благополучие. За обладание этой чудомельницей сражаются герои доброго народа Калевалы и жестокие угрюмые жители Похьелы во главе с коварной колдуньей — старухой Ловхи. Персонажи «Калевалы» — это живые люди, обладающие разными характерами, занимающиеся вполне земными делами: они ловят рыбу, пашут землю, сеют зерно, варят пиво, промышляют охотой, работают в кузнице… И при этом каждый из них обладает волшебными способностями. Так в архаическом сознании древнего человека перемешивается реальное и мистическое. Правильнее будет сказать, что древний человек в каждом предмете, его окружавшем, во всех явлениях природы, в каждом звере, птице, рыбе, дереве, цветке, ягоде видел сверхъестественное. И этимто и ценна «Калевала», что при всем богатстве образов, сплетении сложных сюжетных линий, обилии мифических персонажей, поэма очень много рассказывает о бытовой жизни первочеловека. Герои сватаются, женятся, занимаются простыми хозяйственными делами, готовят праздничные застолья, пекут хлеб, собирают приданое невесты… Именно этим соединением мистического и реального и покоряет читателя поэма. Она лишена страшных кровопролитных битв, грозных воинов. Сражения героев редко происходят на мечах, скорее в борьбе с противниками они используют заговоры и заклинанья. Здесь не текут кровавые реки. «Калевала» — мирный эпос, герои, которого любят жизнь и любой доброй драке предпочитают весёлое застолье и хмельной пир. Этим поэма выгодно отличается от скандинавских и германских воинственных эпосов. Но жизнь калевальских героев не лишена трагедий. Это и печальная судьба юной девы Айно, решившей утопиться, но не выходить замуж за нелюбимого. И горькая доля сироты Куллерво, потерявшего в детстве изза родовой вражды всех своих близких. И тяжкий путь матери Лемминкяйнина, пришедшей в царство мертвых за своим убитым сыном, — лишь силой своей любви и магических заклинаний сумевшей оживить его…
Итак «Калевала» — это уникальное литературное произведение, сочетающее в себе великолепную поэзию, занимательные сюжетные ходы, богатство характеров и интереснейший этнографический и исторический материал, рассказывающий о жизни и верованиях древних северных финских племен.
Интересно, а во что же верил сам автор «Калевалы»? Он был христианином, чуждым язычеству. Будучи глубоко верующим лютеранином, Элиас Леннрот рассматривал своё литературное поприще как некую духовную божественную миссию.
Поэма начинается рассказом о том, как в архаическом представлении был создан мир. А заканчивается символическим повествованием о принятии христианства.
В заключительной 50ой песне непорочная, чистая девушка Марьятта (а Леннрот специально подчеркивает её особое целомудрие), съедает ягодку брусничку и беременеет. Здесь прослеживается явная отсылка к непорочному зачатию Христа Девой Марией. Перекличка имён тоже, конечно, не случайна. Но никто не верит в чистоту девушки. Когда приходит время рожать, её гонят родители, не пускает богатый сосед Руотус. И несчастная Марьятта вынуждена рожать в холодной старой конюшне. И согревает её во время родов лишь дыхание лошади. Как это напоминает рождение Иисуса в простых яслях. Перед тяжелыми родами Марьятта обращается к Богу:
«Приходи, Господь, на помощь,
на подмогу, Милосердный...»
Можно не сомневаться, что это уже обращение не к языческому божеству, а к христианскому Богу. Не зря сын Марьятты, став взрослым, станет королем народа Калевалы. Поняв это, мудрый Вяйнямейнен, рунопевец и колдун покидает свой народ, уступая место новому властителю и новой вере.
По поводу действительного времени крещения финнов, к сожалению, точных сведений нет. Есть теория, что в 1157 году шведский король Эрик отправился в «крестовый поход» на Финляндию. Когда финны были завоеваны, епископ Генри Упсальский, англичанин по происхождению, крестил финнов. Таким образом, господство шведов и римская католическая церковь пришли в Финляндию одновременно. Но последние археологические раскопки говорят о том, что финны были христианизированы задолго до этого.
В 1527 году происходит разрыв с католической церковью: по всей Швеции и Финляндии она теряет свои владения, власть, право на службы и обряды. Швеция стала одной из первых стран, вступивших на путь реформации. В 1548 году епископ Турку, Микаэль Агрикола, рассылает по приходам перевод Нового Завета на финский язык (до периода реформации католическая служба велась на латыни), сделанный им самим для того, чтобы «ни один пастырь не мог прикрыть свою лень, сославшись на незнание латыни и шведского языка».
Но, несмотря на несколько веков влияния христианской церкви, простые финны, в большинстве случаев не знавшие грамоты, продолжали поклоняться наряду с Христом и старым языческим богам. Это было своеобразное двоеверие, которое, по словам академика Лихачева, довольно долго бытовало и в русской крестьянской среде. Заботясь о глубоком проникновении евангельской истины в души своих соотечественников, Микаэль Агрикола сетовал, что финны и карелы продолжают поклоняться ложным богам, а также камням, пням, звёздам, луне и приносить жертвы покойникам. В 1551 году Агрикола собрал все сохранившиеся сведения о языческих божествах карелофиннов. Его труд является сегодня ценным материалом для изучения их древних верований.
Но обратимся теперь к истории финской общины Петербурга и Ингерманландии. Она восходит к началу XVII века, когда обширная территория, получившая историческое название «Ингерманландия», была по Столбовскому миру передана Швеции. В 1611 году в Лемболово (сегодня это поселок под СанктПетербургом), на русских тогда ещё землях был основан первый финский лютеранский приход. На протяжении XVII столетия здесь возникло много новых лютеранских приходов, а территорию заселили финнылютеране. К моменту основания Петербурга на Неве уже существовал смешанный финскошведский приход. По заключению Ништадтского мира 1721 года, когда ингерманландские земли вошли в состав России, лютеранам было дано право свободно и публично проводить богослужения.
Сегодня в Петербурге и Ленинградской области работает 21 приход ЕвангелическоЛютеранской церкви Ингрии. Её кафедральным собором является Церковь святой Марии на Большой Конюшенной, 8, построенная в 18031805 годах по проекту архитектора Готлиба Христиана Паульсена. В 2011 году Церковь Ингрии отмечает свой 400летний юбилей. Рассказывая об этом, я хотел подчеркнуть традиционную веротерпимость Петербурга, основанную на добром и уважительном отношении к представителям различных религий, и, в первую очередь, к нашим ближайшим соседям — финнам.
Но вернемся к «Калевале». И поговорим о художниках, навсегда связавших свою судьбу с гениальной финской поэмой.
Первым должен быть по праву назван финский гений Аксели ГалленКаллела (1865—1931). Мастер работал над поэмой всю жизнь. Он создавал живописные полотна, фрески, акварели… Менялся его художественный стиль. Начиная в манере поэтического реализма, будучи превосходным рисовальщиком, ГалленКаллела пробовал себя в импрессионизме, модерне, символизме, осваивая всё новые и новые художественные приемы… «Песни «Калевалы» вызывают во мне такое глубокое чувство, как будто я сам все это пережил», — признавался художник. Его питала родная земля, трепетную любовь к которой Аксели пронёс через всю жизнь. Живописца можно по праву назвать певцом Финляндии, её неброского северного пейзажа, столь прекрасного на полотнах мастера. Великий талант и глубокое проникновение в философию «Калевалы» позволили ГалленКаллеле создать исполненные могучей силой исполинские образы героев поэмы. Картины художника поражают монументальной красотой. В «Матери Лемминкяйнена», 1905 года Аксели поднимается до высокой трагедии — оплакивание сына вырастает до масштаба пиеты, оплакивания снятого с креста Иисуса Христа…
И конечно, совершенна книга «Калевала», оформленная мастером, впервые опубликованная в Финляндии в 1922 году. ГалленКаллела сознательно уходит от прямого иллюстрирования — ничто не должно отвлекать читателя от глубин поэзии. Но все заставки, концовки, буквицы, цветная полоса, в которую вписан текст, настолько выверены и точны, как древние рунические знаки, настолько красивы, что создается удивительное ощущение полного слияния художника и создателя «Калевалы». Они представляют единое целое, и поэтому, выдержав множество переизданий, книга Элиаса Леннрота и ГалленКаллелы остаётся непревзойденным эталоном.
Творчество ГалленКаллелы было хорошо известно и любимо в России и, в частности, в Петербурге в начале ХХ века. Оно оказало известное влияние на последующих иллюстраторов «Калевалы». Правда, в большей степени сказанное относится к карельской школе и прекрасному московскому художнику Мюду Мариевичу Мечеву. К сожалению, небольшой объем статьи не позволяет подробно рассказать обо всех иллюстраторах, в разные годы прикоснувшихся к поэме. Остановимся сегодня на петербургской школе.
Кстати, первое иллюстрированное издание «Калевалы» в СССР вышло в 1933 году именно в Ленинграде, в превосходном издательстве «Academia». Над книгой работали 14 художников — представителей школы «аналитического искусства». Руководил этой работой Павел Николаевич Филонов (1882 — 1941).
Искусство вообще, и книжное искусство в частности, невозможно рассматривать в отрыве от времени его создания. Тридцатые годы в Советской России были годами становления и развития новой жизни, ломавшей все прежние представления о мироздании, Боге и человеке. В борьбе и мученьях рождался новый тип человека. Для Павла Николаевича, глубоко принявшего и разделявшего коммунистические идеалы, отказавшегося от традиционного для России православия, поиск новой первоосновы, иного мира, не связанного с тысячелетней христианской историей, был глубоко закономерен. Языческие первообразы «Калевалы» оказались созвучны духовным поискам мастера. К сожалению, Филонов полностью проигнорировал христианский финал поэмы. Ожидание построения нового справедливого общества без Христа и казавшихся отжившими догматов о сострадании и милосердии, привели революционеров к закономерному краху. Вера в рождение нового человека оказалась призрачной.
Мне кажется, что при всей своей высокой художественности иллюстрации, созданные учениками Павла Николаевича, лишены сердечности и тёплого трепетного чувства к изображаемому.
Филонов отказался от идеи самостоятельно проиллюстрировать «Калевалу» в первую очередь потому, что для него чрезвычайно важен был первый опыт коллективного труда советских художников в книге. По сути — новаторский. Это был вдохновенный труд талантливого коллектива единомышленников, вооруженных единым методом («метод Филонова») и общностью взглядов на искусство.
Итак, мастер сам не стал делать иллюстрации. Он выбирал сюжеты, определял стилистику рисунков. Большую часть работ выполнили художники Михаил Петрович Цыбасов (1904 — 1967), Алиса Ивановна Порет (1902 — 1984) и Татьяна Николаевна Глебова (1900 — 1985).
Тираж книги был 10300 экземпляров. Она давно уже стала библиографической редкостью и предметом страстного коллекционирования. Ещё более редким считается издание «филоновской» «Калевалы» в цветной суперобложке. Нужно отметить, что все иллюстрации в книге были чёрнобелыми, лишь суперобложка и единственная вклеенная между авантитулом и фронтисписом страничная иллюстрация — цветными. Кстати, на недавней выставке «Калевала» в Российской национальной библиотеке, представившей около сотни различных изданий поэмы из своего собрания, начиная с первого — 1835 года до последнего — 2010 года с моими иллюстрации, суперобложка отсутствовала. Как страстный любитель гениального творения Элиаса Леннрота и собиратель всех встречающихся мне изданий, я счастлив, что имею её в своей коллекции.
Вот как написал о суперобложке книги исследователь творчества Павла Филонова, старший научный сотрудник Государственного Русского музея Евгений Федорович Ковтун: «В беспредметных структурах здесь вкраплены изображения зверей, птиц, лодок и людей. В этом сложном сплаве возникает образ Финляндии, изрезанной синевой озер, окружённых замшелыми гранитными грядами, хвойными лесами. Суоми предстает перед зрителем как бы с высоты птичьего полета, не только в зримом, но и в умопостигаемом образе…»
Но сам я начал знакомство с «Калевалой», конечно, не по «филоновской» книге. Моим любимым чтением, лет с 8, было переложение для детей Александры Любарской, впервые вышедшее в Петрозаводске в «Государственном издательстве КарелоФинской ССР» тиражом 75000 экземпляров. Впоследствии было множество переизданий, так что суммарный тираж перевалил за один миллион экземпляров. Кстати, богато иллюстрированная книга стоила сущие копейки, не удивительно, что долгие годы мы были самой читающей страной в мире.
Теперь несколько слов об иллюстраторе этого столь любимого юными читателями издания. Им был замечательный ленинградский график Николай Михайлович Кочергин (1897 — 1974). Обращение художника к «Калевале» не было случайным. Его всегда привлекали эпические образы, сильные характеры и героические деяния. Кочергин ставил перед собой задачу передать подлинно народный дух поэмы. Монументальные образы Вяйнямейнена, Илмаринена, Лемминкяйнена по своей физической и духовной силе и красоте — сродни русским богатырям Алеше Поповичу, Добрыне Никитичу и Илье Муромцу, которых художник рисовал, иллюстрируя русские былины.
Для Кочергина добро и зло — абсолютно полярны, и не имеют полутонов. Мир разделён на героев — красивых, мужественных и благородных, и злодеев — непривлекательных и уродливых. Возможно, это несколько обедняет сложные, многоплановые образы литературного шедевра. Но именно эта ясность взгляда, цельность в изображении персонажей, громадная любовь и страстность, чувствующаяся в каждом листе художника, и нашли дорогу к чуткой и открытой детской душе. Далекие герои чужой страны становились родными и близкими. Николай Кочергин сумел донести до юных читателей проникновенную человечность и высокий гуманизм «Калевалы», внеся неоценимый вклад в пропаганду книги среди детей, а, следовательно, и в их духовное и нравственное воспитание.
Иллюстрации Николая Кочергина к первым изданиям 1953 и 1957 годов были чёрнобелыми. Исключение составлял лишь цветной фронтиспис. В более поздних изданиях появляются уже цветные акварели. Причем художник всё время чтото изменяет: размер иллюстраций, их количество, формат изданий… Не всегда, кстати, улучшая… Расскажу такой забавный случай.
Моя жена, Мария Анатольевна Люкшина, обожала в детстве «Калевалу» и зачитала её до дыр. Родители решили порадовать дочь и подарили ей новую, недавно переизданную книгу. Каково же было их удивление, когда вместо слов благодарности они услышали горькие рыданья. Любимый герой красавец Лемминкяйнен превратился волею Кочергина из блондина в брюнета. Этого детское сердце не могло пережить. Вместо родного и близкого юноши предстал ктото далёкий и бесконечно чужой. Покрасив в чёрный цвет волосы Лемминкяйнена, Николай Кочергин, наверное, хотел придать ему больше мужественности и подчеркнуть его необузданный темперамент. А всё произошло по пословице — «лучшее — враг хорошего». Ну, впрочем, оставим шутки…
Нужно обязательно рассказать о ленинградском художнике Валентине Ивановиче Курдове (1905 — 1989), отдавшем «Калевале» 30 лет подвижнического труда. Он был современником Николая Кочергина. Но если Николая Михайловича любили советские дети, то Валентина Ивановича любила советская власть и знатоки искусства. Если спросить профессионалов о Кочергине — ответят «крепкий ремесленник», а о Курдове с уважением скажут — «классик советской графики». Валентин Курдов был народным художником РСФСР, при жизни удостоился персональной выставки в Государственном Русском музее. А в советские годы это дорогого стоило…
Искусствоведы ценили оригинальный стиль, художественные находки, своеобразность взгляда Курдова. Валентин Иванович прошел непростую жизнь, пережил ленинградскую блокаду. Очень любил и хорошо знал деревню, лес, был охотником, рыбаком… Думаю, что он своеобразно понимал философские глубины «Калевалы», подходя к ним как абсолютный материалист. Нисколько не героизируя персонажей поэмы, которую он, кстати, считал народным эпосом, Курдов видел их простыми деревенскими людьми, слегка приземлёнными, коренастыми, достаточно суровыми и неласковыми. Их мир был лишен красивости, лакировки. Но, возможно, этим художник хотел приблизить героев финской поэмы к простым русским людям, таким же труженикам с широкими морщинистыми лицами и измождёнными работой руками. Курдов намерено снижал мифологический пафос произведения, выделяя в нём бытописательство. Несомненно, что в своей работе Валентин Курдов не опирался ни на какие художественные авторитеты, сложившиеся уже к тому времени: ни на классика ГалленКаллелу, ни на мастеров «аналитического искусства», ни на художников карельской школы, хотя творчество их прекрасно знал. И эта самобытность — безусловный плюс мастера.
Художник начинает работать над «Калевалой» уже в середине 40х годов. В 1946 — 1948 годах Валентин Иванович исполнил большое количество рисунков для книги «Kalevalan runoutta», но при издании в Петрозаводске, в 1949 году, избранных рун на финском языке в книгу вошли лишь три рисунка к шмуцтитулам. Несколько позже, в 1956 году, чёрнобелые иллюстрации Курдова были полностью воспроизведены на страницах книги «Калевала», «Государственного издательства художественной литературы», в Москве. Книга вышла большим тиражом в 75000 экземпляров и является, на мой взгляд, наиболее удачной работой мастера.
Но гениальная финская поэма не оставляет художника. Курдов работает над совершенно новыми иллюстрациями, теперь уже в цвете, в технике: свинцовый карандаш, тушь, перо, акварель. И в 1979 году в Ленинграде в издательстве «Художественная литература» выходит подарочное издание большого формата, в цветной суперобложке, тиражом 10000 экземпляров. Для Валентина Ивановича это была программная книга, в некотором смысле —труд всей жизни. Увенчался ли он успехом, в конечном счете, оценивать читателям.
Ну и, наконец, рассказывая о петербургских художниках, иллюстраторах «Калевалы», я должен сказать несколько слов и о себе. «Калевала» — немалая часть моей жизни, 25 лет труда, философских размышлений, творческих озарений и открытий…
Работу над эпической поэмой я начал с создания серии экслибрисов для моего друга Пекки Хейккила, известного финского коллекционера и страстного пропагандиста «Калевалы», выполненных в технике офорта с акватинтой, иллюминированных акварелью. И большой серии станковых цветных литографий. Затем, на протяжении многих лет, я вновь возвращался к этому гениальному произведению, пытаясь в пластике разгадать его тайны. Создавал и новые книжные знаки, и пастели, и гуаши, и коллажи… Мечтая только об одном — создать свою книгу «Калевала».
Благодаря замечательному петербургскому издательству «Вита Нова» моя мечта в 2010 году обрела реальность. Все иллюстрации, представленные в «Калевале», являются оригинальными, выполнены в технике «акварель» на цветном печатном фоне в 2007 — 2009 годах специально для данного издания — роскошного двухтомника в твёрдом кожаном переплете, на мелованной бумаге. Книга издана тиражом 1200 экземпляров, причем сто из них выполнены с трехсторонним золотым обрезом и пронумерованы. А в пятидесяти экземплярах (№ 150) помещен мой оригинальный офорт с акватинтой, раскрашенный акварелью. Один из нумерованных экземпляров был подарен в коллекцию Государственного Эрмитажа.
Выставки, представляющие новое издание гениальной финской поэмы и мои иллюстрации к ней, прошли в Российской академии художеств в Москве (открывали экспозицию посол Финляндии господин Матти Анттонен и президент Академии художеств — Зураб Константинович Церетели), в Русском доме в Хельсинки, в Российской национальной библиотеке в СанктПетербурге, в Выставочном центре «Юминкеко» в Кухмо, в Музее изобразительных искусств Республики Карелия в Петрозаводске…
О моих работах на тему «Калевала» написано немало статей. Часто меня называли продолжателем «филоновской школы». Думаю, что справедливо это лишь отчасти. Да, мне свойственен некоторый «примитивизм». Мой стиль вобрал в себя традиции иконописи, народной картинки и лубка. Но духовно мы разные художники. Прежде всего, потому, что я убежденный православный и искренне люблю своих героев, стараюсь увидеть их добрыми глазами. Ещё одним важным отличием я считаю приоритет цвета в моих иллюстрациях — как одного из главных символов, объясняющих моё видение изображаемого. А, как я уже писал, книга, исполненная мастерами школы «аналитического искусства», была чёрнобелой.
Сразу скажу, я — не бытописатель, и в «Калевале» меня интересует прежде всего философия. Я пытался проникнуть в тайны древних языческих верований, постичь, как первочеловек пришел к христианству. Не могу считать, что я полностью доволен результатом моей многолетней работы. Многие иллюстрации я сегодня с удовольствием бы переделал. Но, может быть, в этом и состоит главная загадка «Калевалы», что однажды окунувшись в чистую прозрачную воду её напева, человек прорастает корнями, и уже невозможно оторвать его от этой каменистой северной земли, от этой бесконечной дали, от небесной голубизны…
А ещё я влюблен в женские образы «Калевалы». Их красота проста и естественна, ничто пошлое и вульгарное не может омрачить её. В образе моей любимой героини — девы Марьятты — мне хотелось показать истинную северную Богоматерь, лиричную и нежную…
Закончить свой короткий рассказ я хотел бы небольшой цитатой из статьи заведующей отделом гравюры Государственного Русского музея, Екатерины Дмитриевны Климовой, посвящённой моим иллюстрациям: «Художник сделал шаг не вперед, а вглубь, в плоть текста. <…> Рубленые, огрублённые формы, напоминающие пластику языческих идолов; плоскостность, отсутствие перспективы в композиции, совмещение временных и пространственных пластов в одном сюжете — это цитаты, отсылающие к первобытным наскальным рисункам. И язык этот как нельзя более органичен духу «Калевалы», ибо позволяет зрителю складывать картину мира из образных представлений человека — современника эпоса. У Люкшина герои, сохранив свои реальные контуры и признаки, существуют в многомерном мифологическом пространстве, где каждый предмет и явление бесконечно многогранны».
Заканчивая рассказ о «Калевале», я хотел бы еще раз подчеркнуть тот значительный вклад, который внесли петербургские ученые в изучение и популяризацию гениальной финской поэмы. Читайте и любите «Калевалу». «Читайте и перечитывайте, — советовал академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, — только тогда будут открытия». Независимо от оценки творений художников, которые могут вам ложиться на сердце не всегда, гениальная поэма Элиаса Леннрота волшебна и чарующа. Прикоснитесь к ней поближе, подышите её воздухом, и вы откроете целый мир, красота и гармония которого заворожат вас.
