Предыдущие публикации цикла о войне 1973 года:
1. “Мнения о конспирации 6 октября 1973 года”
2. ВВПР 1973-го года
3. “Допущение конспирации”
4. “Переправа, которой не было”
5. “Троянский конь”
6. О культуре, допустившей "сюрприз Йом-Кипура 1973 года"
7. Голда Меир и Война Судного Дня
О надменности и самоуверенности
В каждой дискуссии о Войне Судного дня кто-нибудь осуждает “надменность” высшего командного состава, которая стала основной причиной наших неудач в этой войне. Начну с этого, т.к. эта “надменность” поразила израильское общество и стоящих во главе его, причем все верили, что ЦАХАЛ разгромит врага в любом случае, а будущая война станет “седьмым днем шестидневной войны”.
Надо различать “надменность” и “уверенность в себе”. Граница между двумя понятиями часто стерта и просматривается только при радикализации позиций. Есть также разница между “надменностью системы” и “личной надменностью”. Когда военное руководство, как группа, убеждена в военном превосходстве ЦАХАЛа над врагами, это имеет широкое военное и социальное значение. Выражение этого можно было услышать в заявлении Голды Меир по радио в 2 часа дня 6 октября. Она сказала примерно следующее: “Арабы совершают глупость”. С ее точки зрения это было правдой – так она на самом деле думала.
Почему “глупость”? Потому, что ей объяснили всевозможные специалисты – “у них нет шансов”. Ее убедили в том, что “превосходство ЦАХАЛа настолько сильное, что просто глупо на нас нападать”. Некоторое время спустя после ее смерти, сын Голды сказал: “Смотрите, что вы от нее хотите?! За 30 дней до войны она встретилась с Бар-Левом и поделилась своими глубокими опасениями по поводу того, что она видела и слышала. Бар-Лев ответил ей, что сам он спит спокойно и ей советует делать то же самое…”
Голда Меир и Хаим Бер-Лев
Опасность такой коллективной надменности в том, что она мешает профессиональному армейскому анализу и пытается заменить его иллюзиями. Например, большинство стоящих во главе армии перед войной верили, что одна наша танковая дивизия способна отразить удар двух сирийских танковых дивизий. Ни в одном военном учебнике нет подтверждения этой вере.
Личная надменность: люди, достигшие высокого положения в армии и государстве, убеждают самих себя в своих высоких интеллектуальных и организационных способностях. От этого страдает инициатива, творчество. Высказывание своей точки зрения становится небезопасным делом. Пример тому – деятельность АМАН накануне войны. В крайних случаях “надменность” рождает у генерала веру в то, что его предположения являются уже свершившимися фактами.
Надменность усиливается по мере карьерного роста. Наблюдение за тем, как по одному твоему слову или росчерку пера большие массы людей и техники начинают бегать, двигаться туда-сюда, раздувает в тебе такое самомнение, какое мешает правильной оценке границ твоих возможностей – оперативных и интеллектуальных.
Иногда командир начинает верить, что именно его действия определяют судьбу сражения. Такая вера, например, привела к тому, что накануне Войны Судного дня на Синае были созданы 5 (пять) фронтовых командных пунктов (“ХАПАК – хадар пикуд кидми”) – 3 статичных и 2 мобильных, позволявших командующему фронтом контролировать происходящее в каждом секторе. В каждом ХАПАКе находились десятки людей, машин и радиостанций – все это во время войны могло гораздо больше пригодиться для других целей. Подобная расточительность объясняется верой высших офицеров в то, что ОНИ, а не солдаты, решают судьбу войны. Поэтому, надо в первую очередь, обеспечить для высших офицеров надлежащие условия и средства для руководства.
Кризис доверия
Перейдем к социальным результатам войны. Через сорок лет – неважно выяснять откуда стреляла та или иная пушка и как именно двигалось какое-нибудь танковое отделение. IMHO намного более важный вопрос сейчас – влияние Войны Судного дня на израильское общество. Война эта – часть нас и мы живем с ней до сих пор. Любое обсуждение влияния войны на израильское общество исходит из того, что речь идет о боли, травме и шоке. Все это испытало израильское общество сразу после того, как стихли пушки. В тылу и на линии огня люди спрашивали: “Что случилось ?”, “Где мы ошиблись ?” Боль и вопросы породили явление, более всего характеризующее израильское общество после 1973 года: “КРИЗИС ДОВЕРИЯ”.
Место полной веры в национальное руководство ДО Войны, заняло глубокое недоверие к нему ПОСЛЕ: “Надеяться на них нельзя”. Ярким политическим выражением этих чувств стали различные движения протеста. Например: демонстрации после Войны Судного дня или протест под лозунгом “мушхатим нимастэм”(“ваша продажность надоела”) 1991 года. Другие примеры – более “политические” – партия “ДАШ”, “hа-Мерказ hа-хофши”, Лапид-1 и Лапид-2. Каждое такое движение получает широкую поддержку на выборах, что объясняется только одним: это – дух протеста, вызванный “кризисом доверия”, переходящий из поколения в поколение.
Кто противостоял “кризису доверия” и “духу протеста”? Противостояла им ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА.
Позиция политического истеблишмента была: Война Судного дня закончилась победой и это необходимо народу объяснить. Генерал-лейтенант Хаим Бер-Лев постоянно говорил и писал от том, что “это наша самая большая победа”. Эти заявления сопровождались скромным упоминанием о “неудачах в начале кампании”, которые “изучены” и из которых “сделаны выводы на будущее”(самое затасканное выражение, которое родила та война!).
Война Судного дня и последовавший за ней “кризис”, привели к “Перевороту” 1977 года. Новая власть не изменила своего отношения к Войне. “Ликуд” и Бегин приняли от “Маараха” анализ войны без лишних вопросов. Свидетельство тому: когда Бегин сообщил народу о начале Ливанской войны, он указал на ДВЕ ЦЕЛИ этого предприятия. Первая – уничтожение террористической инфраструктуры в Ливане. Вторая (речь идет о 1982 годе) – “освобождение народа от травмы Войны Судного дня”. В 1982 году, через 9 лет после войны, встал вопрос о разрешении опубликовать отчет комиссии Аграната. Президент Ицхак Навон обратился к Бегину с просьбой этого не делать. И вот Бегин объявил: “Мы должны уберечь народ от этой трагедии”. Другими словами, для вождя “Ликуда”, Война Судного дня была, в конечном счете, победой ЦАХАЛа. В “Ликуде”, как и в “Маарахе”, полагали, что не стоит излишне убиваться по поводу трагических подробностей этой победы.
Правительство “Ликуда” считало, что Война Судного дня завершилась победой. Были, конечно, т.с. “недочеты”, но нет причин для того, чтобы эта война поменяла в корне что-то в израильском обществе. По сути, вся политическая система ощетинилась против послевоенного "движения протеста" – “не надо ничего менять, все хорошо, спите спокойно”.
Подводя итоги “движения протеста”, я делаю вывод – вне всякого сомнения, оно закончилось полным провалом. И не только потому, что политическое и военное руководство “ощетинилось”, но и потому, что у “движения протеста” 1973 года не было руководителей и оно было сконцентрировано на узкой проблеме – чисто военной. Не было сказано, что общество больно. Максимум, на что они решились – потребовали, чтобы политическое руководство было как-то наказано. После этого, когда возникла ДАШ, было сформулировано требование изменения системы выборов и несколько других косметических требований/предложений. С 1973 года и до сих пор, “движения протеста” не выставили ни достойного руководства, ни достойной программы действий. Поэтому, израильское общество не изменилось и не сделало настоящих и фундаментальных выводов из Войны Судного дня.
“Полная победа”
Высшее армейское руководство, сразу же после войны, заявило о полной и безоговорочной победе ЦАХАЛа – “самой большой в его истории”. Хотя комиссия Аграната и сняла несколько человек с занимаемых должностей, вывод о кардинальной реформе в армии сделан не был. Следствием этого и стали результаты Первой ливанской войны и, в еще большей степени, Второй ливанской войны, завершившейся, по мнению всех специалистов, полной неудачей, которую уже нельзя было не замечать. Однако, “архитекторы” этой войны – политические и военные – по домам отправлены не были. И вы знаете почему ? Аргумент был оригинальный, но он должен был вызвать возмущение у любого здравомыслящего человека: “Те, кого постигла неудача, – получили ценный опыт и с его помощью исправятся. Поэтому, им надо предоставить такую возможность”.[1]
Произошедшее в израильском обществе и армии после Войны Судного дня прямиком привело ко Второй ливанской войне и объясняет ее результаты. Ветераны конечно помнят, как сразу же после окончания Войны Судного дня огромное число офицеров были повышены в звании. В политической жизни появилось еще одно интересное явление – министр обороны, прямо перед отставкой, назначает начальника генштаба. Т.е.: министр ставит преемника перед свершившимся фактом и обеспечивает в какой-то мере продолжение “прежнего пути”. Такой фокус был проделан после Войны Судного дня и после Второй ливанской войны. Это часть “культуры”, в которой потерпевший неудачу заботится о том, чтобы его подопечные продолжили его дело. В политической системе, заявления типа “победили и сделали соответствующие выводы”, предотвратили фундаментальное исследование войны.
Возьмем к примеру Вторую мировую войну. Все победители в течениe 5-7 лет провели и опубликовали официальные исследования, подводящие итоги этой войны. Даже СССР, хотя тираж советского исследования и был небольшой. У нас: до сих пор не опубликовано официальное исследование ЦАХАЛа о Войне Судного дня[2].
Когда писали “Историю Войны Судного дня”, генералам, имевшим отношение к теме, послали черновой вариант. Генералы потребовали изменить “Историю”, но все требования настолько противоречили друг другу, что было решено вообще отказаться от данного проекта.
Два диаметрально противоположных ответа
Была еще одна причина, по которой армия и политическое руководство проигнорировали общественную критику. Кроме спора между элитой и “протестантами”, война привела к тому, что молодежь, вернувшаяся с фронта и задававшая вопрос “В чем ошибка?”, получила два диаметрально противоположных ответа из двух полярно противоположных идеологических групп. Один полюс находился в ешиве “Мерказ hа-Рав”, которая еще до Шестидневной войны стала центром сторонников идеологии “Единой и неделимой Эрец-Исраэль”. До того, эта доктрина была не столь популярна в национально-религиозных кругах (“hа-Поэль hа-мизрахи”, “Бней Акива” и т.д.). “Мерказ hа-Рав” стал гнездом, где родился “Гуш эмуним” и религиозная идея возврата на Землю праотцев, чтобы там жить – в Хевроне, Шхеме, Шомроне.
На другом полюсе находилась другая небольшая группа, от имени которой вступал проф. Йешаяhу Лейбович и писатель Амос Оз. Эти двое, сразу же после Шестидневной войны провозгласили: “Оккупация развращает!”
Между "Шестидневной войной" и "Войной судного дня" обе эти группы оставались на обочине израильского общества. Но милуимники, вернувшиеся с "Войны Судного дня", которая сломала веру народа в его руководителей, приняли основные идеи этих двух групп. Одна часть - идею "Единой и неделимой Эрец-Исраэль", другая – "оккупация развращает".
Кроме социального значения этого процесса, разделившего общество, он повлиял и на вопрос о реформе армии. Обе группы, несмотря на диаметрально противоположные позиции, были заинтересованы представить ЦАХАЛ как мощную силу и отлично действующий механизм. Правые должны убеждать народ, что ЦАХАЛ защитит от любой опасности, левые - в том, что ЦАХАЛ может защитить Страну в любых ее границах. ЦАХАЛ оказался в ситуации, когда никто не заинтересован в его проверке – ни изнутри, ни снаружи[3].
Вернемся на минуту к двум движениям, разросшимся в результате войны 1973 года. “Гуш эмуним” возник в 1974-75 гг после “Соглашения о разграничении”. “Шалом ахшав” образовалась в 1978 году после “Переворота”. Оба движения имели нечто общее, связанное с нашей национальной психологией: кризис, вызванный войной 1973 года рассматривался как болезнь, но болеет ею НАРОД, который надо излечить… Чтобы народ снова стал уверен в себе и горд, как раньше… Но как это сделать ? На это есть два ответа.
“Гуш эмуним” считал, что, заселяя Страну, мы возродим сионизм, мир признает нашу силу, арабы убедятся в том, что сломить нас невозможно – все это вернет нас “в те великие дни”.
С другой стороны, “Шалом ахшав” пели песню с той же мелодией, но другими словами: сделаем мир с арабами, построим “Новый Ближний Восток”, всем народам тут будет счастье, после чего мир признает нашу праведность – все это вернет нас “в те великие дни”. Оба рецепта были составлены молодыми людьми, наивными идеалистами. Они игнорируют проблемы, связанные с владением всей Эрец-Исраэль, которые, наряду с различными плюсами и преимуществами, несомненно появятся. “Миротворчество” также непростое дело и у мира есть цена, о которой не следует забывать, также как и о существовании сложной динамики исторических процессов. Поляризация была идеологической, быстро ставшей политической. Как только “Ликуд” пришел к власти с идеологией “Единой и неделимой Эрец-Исраэль”, “Маарах” тут же стал “поборником мира”.
Я хочу вам напомнить: МАПАЙ никогда не была “партией мира”. МАПАЙ с Бен-Гурионом во главе выгоняла арабов с их мест проживания во время войны 1948-9 гг. Эта партия в 1975 году национализировала (т.е. реквизировала) земли в Галилее для расширения еврейский поселений там. Большими миротворцами в МАПАЙ стали из электоральных соображений, чтобы противопоставить какую-то альтернативу “Ликуду”, который после 1977 года стал называть себя “Национальный лагерь”… Так образовалась политическая поляризация, разрывающая нашу Страну уже более 30 лет[4].
Эта поляризация, ИМХО, несколько ослабла после т.н. “Размежевания”(2005): правые поняли, что владение Эрец-Исраэль не окончательно и не необратимо, а левые поняли, что “мир” остается в данных обстоятельствах недостижимой мечтой.
Я бы хотел упомянуть еще один фактор для более полного видения картины итогов войны – социальный. Травма Войны Судного дня последовала за Травмой Вьетнамской войны. Вьетнам породил в США движение протеста, похожее на наше: солдаты возвращаются домой и начинают демонстрации около Белого Дома с пацифистскими лозунгами.
Если вы хотите живой пример – пожалуйста. Человек мог бы запросто вступить в “Шалом ахшав”: почитайте биографию Джона Керри. Он был офицером ВМФ во Вьетнаме, трижды был ранен, отмечен наградами. После последнего ранения он возвращается в США и выступает на слушаниях в Сенате от имени антивоенного движения. Через несколько дней – он участвует в демонстрации на Капитолийском холме, в ходе которой ее участники – ветераны войны – срывали с себя ордена и знаки отличия. Это в точности то, что делали “Шалом ахшав” некоторое время спустя. Движение “Шалом ахшав” питалось не только кризисом 1973 года, но проникновением в Страну культурных влияний, связанных с кризисом Вьетнамской войны.
Потеря патриотизма
Тяжелейшим ударом для израильского общества после Войны Судного дня стала потеря патриотизма. Вера в собственную правоту и готовность воевать существенно ослабли. Израильский “Лагерь мира” стал использовать американскую модель антивоенного протеста – требования “мир сейчас и любой ценой”, давление на собственное правительство с целью принудить его отступить, сдаться. Все это продолжается до сих пор. Это – самый важный итог войны 1973 года – из всех военных, культурных и социальных итогов. Натан Альтерман предвидел это:
И тогда сказал сатан:
«Как мне одолеть этот народ?
У него и отвага, и способности, и умение;
И оружие у него, и военным искусством владеет он».
Сказал сатан: «Не забрать мне у него силы,
Не надеть мне на него узду,
Не посеять мне страх в среде его,
Не ослабить мне его рук, как раньше.
Вот что я сделаю: затуманю я разум его,
И забудет он, что правда на его стороне».[5]
Война Судного дня не только сломала патриотический щит израильского общества, но и открыла дорогу американской культуре – кроме пацифизма, это глубокое влияние можно, например, наблюдать сегодня на нашем телевидении…
В этом процессе отказа от патриотизма и перехода к иной, чуждой культуре, я вижу главную опасность для Государства Израиль.
* * *
“Страна продолжила свой путь, не получив ответа”
(обсуждение выступления Яакова Хисдая)
Д-р Михаэль Бронштейн[6]: “Гигантская и разрушающая роль”
У каждой войны есть символ. У Синайской кампании 1956 года этим символом были ботинки, оставленные египтянами перед бегством от израильтян. Потом, в 1967 году, появилась песня “И нам опять оставили ботинки”. В журнале 257 танкового батальона под командованием Шимона Бен-Шушана есть стихотворение, написанное кем-то из танкистов: “Мы надеялись найти брошенные ботинки, но нас ждало горькое разочарование”. Эти стихи показывают связь 1956 года с 1973-м - как отношение к будущей войне растет из результатов войны прошедшей. Символы формируют мнения – так и должно быть, но желательно, чтобы символы были настоящими.
Несколько дней назад я нашел в сети фотографию, датированную 1956 годом: стоит колонна египетских пленных и снимает ботинки. Т.е. – египтяне снимали ботинки по приказу, не перед бегством, а уже будучи в плену. Я не знаю зачем им это приказали. Но понимаю, что именно отсюда берет начало символ, лживый в самом своем основании. Интересно наблюдать, как такие “натяжки” становятся образующим фактором национальной памяти. Так действуют “мобилизованные СМИ”.
Д-р Михаэль Бронштейн
СМИ играют важную – и вредную – роль во всем этом. Война во Вьетнаме закончилась так, как закончилась, из-за СМИ. 2-3 человека почувствовали, что у них появилась возможность управлять историей – и они не преминули это сделать, превратив "победу США" в "поражение США". Не только из-за этого американцы проиграли – там были и другие причины, но роль СМИ во всем этом была огромна. История продолжается здесь и сейчас.
Во вьетнамский Новый Год (начало 1968 года) вьетконговцы неожиданно атаковали и добились эффекта внезапности в районе Сайгона и др. частях страны. Американцы быстро пришли в себя – Вьетконг стал терпеть поражения и за 2 недели потери “красных” составили десятки тысяч человек. Но газетчики видели только “сюрприз” первых дней и превратили его в “тотальное поражение США” и т.д. Они почувствовали запах победы – победы прессы над армией, запах власти и силы СМИ. И не страшно, что все это – ценой лжи… Как сказано в наших книгах: “Сторонись неправды”(Шмот 23:7)
Теперь я перехожу к сказанному Яаковом Хисдаем. Прежде всего, позвольте мне сделать несколько критических замечаний в адрес Комиссии Аграната. В отчете комиссии есть несколько страниц, которые IMHO лучше бы не были написаны вовсе. Прежде всего, это относится к обзору и оценке событий 8 октября 1973 года. Отчет описывает день 8 октября – атаку Брена и т.д. – и это все хорошо. Можно было, конечно, написать еще жестче, но комиссия сделала и так все правильно. Проблема в выводе, который сделала комиссия.
Цитирую по памяти: “При всех недостатках, мы сумели задержать египтян и нанести им потери”.
Я не видел еще ни одной военной операции, про которую нельзя было это написать – всегда противник несет потери и всегда его задерживают на несколько часов. И что? Это говорит об успехе?!
Есть также признаки, граничащие с игнорированием фактов и селекцией удобных фактов. Например – то, что написано о пунктах “Хамуталь” и “Махшир”. Комиссия записала, что эти пункты уже утром были в руках египтян. Если принять, что стратегически важные высоты были сданы без боя, то заявления о том, что “мы задержали и нанесли потери” становятся еще более непонятными…
На берегу Канала, 1973 год
По-поводу надменности: хочу отметить, что в армии существовало учреждение, занимавшееся ее культивацией и распространением. Я говорю о ПУМ (“михлала ле-пикуд у-матэ”, Командно-штабной колледж). Курсантов учили надменности и пренебрежению к силе врага. Об этом свидетельствуют рассказы тех, кто противился промывке мозгов, сохранил способность к трезвому анализу, но т.с. “уступил системе”. Большинство же вопросов вообще не задавало.
Моти Ашкенази участвует во всех протестах – так вот он рассказал нам, что протестное движение поддерживалось на самом верху армейской иерархии. По его словам, армия хотела сообщить населению, что комиссия Аграната необоснованно вывела из-под удара политическое руководство и переложила всю ответственность на армию. Ясно, что здесь имела место групповая заинтересованность и у нее был прецедент в недалекой истории. Германия потерпела поражение в Первой мировой войне не потому, что ее армия была разбита, а потому, что были разбиты ее экономика и политические союзы с другими странами. Понятно, что армию от тыла никак не отделить, войну недаром назвали “Великая война”. Армия Германии позаботилась переложить всю ответственность на политическое руководство – так родилось понятие “нож в спину”. Армия сумела сохранить честь, но внутри военные прекрасно знали о своих проблемах, исследовали их и сделали нужные выводы. Выводы привели к радикальным реформам – кстати, при активном участии политического руководства.
У нас: армия оказалась закрытой, не допускающей критики ни извне, ни снаружи. При всем при этом – называлась “народной армией”. Наша армия имеет традицию скрывать истину. “Упертость” заменила профессионализм – но этого было достаточно только на время, пока врага можно было не принимать всерьез. Все это не сработало в 1973 году. После Войны Судного дня ЦАХАЛу все труднее сохранять свой имидж победителя. В этой войне за имидж ЦАХАЛ добился, конечно, больших успехов, но жаль, что он пошел по этому пути. Используя различные каналы влияния внутри Страны и за границей, невежество населения и политического руководства в военных вопросах, высший генералитет совершил практически невозможное. Комиссии по расследованию (в т.ч. Аграната) могли прервать этот порочный круг. Некоторые пытались, но комиссии Аграната не хватило последовательности и решительности.
Это не обвинение, но попытка понять что происходит. Комиссия была создана из-за “просчета разведки” и ожидалось, что эта тема будет основательно проработана. В решении о создании комиссии так и было записано – комиссия создается для исследования “просчета разведки”, под которым понималось “отсутствие своевременного предупреждения о начале войны”.
Предполагалось, что “просчет” повлиял на первые три дня войны – ими и занялись. Вскрылись настолько ужасные факты, что все были в шоке. Но на этом остановились.
Прояснилась ли общая картина боевых действий?
Доказано ли, что “просчет” повлиял только на три первых дня, а не на больше?
Отнюдь!
Чтобы отделить эффект “просчета” от всего остального, надо было проанализировать и последующие бои (прорыв в Сирию и “Абирей лев”). Этого сделано не было. Поэтому, в данном контексте – проверки и выводы комиссии Аграната не имеют значения. Комиссия была ограничена во времени – в этом отличие комиссий по расследованию от научных исследований, которые не ограничены во времени, но ограничены в средствах. Но таковы правила игры – Стране нужны и комиссии и ученые. Поэтому армии важна ее власть над “военными учеными”, которых она прикармливает и приручает. Армия – одна из самых важных составляющих государства – управляет академическим миром, против которого на сегодняшний день выступают только энтузиасты-одиночки. Это то, что есть – и с этим мы изменим ситуацию.
Комиссия Аграната сделала две важные вещи:
1) Включила в свой отчет частное мнение генерал-лейтенанта в отставке Хаима Ласкова (хоть общественность с ним и не ознакомилась и напрямую это мнение на общественность воздействия не оказало);
2) Отстранила Дадо.
Я предполагаю, что комиссия тем самым стала причиной немедленного и глубокого потрясения в высших политических сферах, но политическая система, к сожалению, оказалась сильнее. Мое мнение сформировалось после прочтения 4000 страниц материалов комиссии, разрешенных к публикации… Вне всякого сомнения – комиссия Аграната прикрывала политическое руководство, но и армию она прикрывала тоже. Разница заключалась в том, что армия сделала такое, после чего невозможно было ее прикрывать. И кое-что просочилось через цензуру.
Я думаю, что выводы комиссии “убили” Голду. Комиссия отстранила Дадо. И комиссию и Дадо назначила сама Голда. Причем Дадо она назначила своей личной властью, вопреки предостережениям и наличию других отличных кандидатов. Голда была достаточно умна, чтобы осознать весь вред этого назначения для Страны. В личном, эмоциональном плане, я очень понимаю ее положение, но это не должно влиять на объективность анализа.
Последнее, что я хочу сказать – тоже связано с протестным движением, но в более глубоком и более широком понимании. Яаков Хисдай прав в отношении двух крайностей – “Гуш Эмуним” и “Шалом ахшав”, “единая и неделимая Эрец-Исраэль” и “мир”.
Хаим Гури рассказывал: сразу же после освобождения Иерусалима, он пришел в Старый Город вместе с Амосом Озом. Там тогда был весь Израиль, но Амос Оз сказал что-то вроде “я здесь чужой, это оккупированная территория, не моя, я не хочу здесь находиться”. Эти чувства у Амоса Оза появились не из-за “оккупации” – они появились раньше ее. Мнение о роли “оккупации”/ “возвращения на родные ландшафты” – смотря какое у кого мировоззрение – формируется первым. Победа сделала мировоззренческие расхождения актуальными – так появилась нынешняя поляризация и нынешние блоки в израильской политике.
Все еще существует принципиальная разница между “Гуш эмуним” и МАФДАЛем прошлых лет… Наверное, многие не согласятся со мной, но МАФДАЛь был т.с. “сионизмом с кипой”. Эта партия была ведомой, а не ведущей. И к этому она привыкла. Сионизм включал в себя много чего… Чтобы построить еврейское государство в Эрец-Исраэль надо было менять многое в культуре евреев. Мафдальская кипа была везде – в армии, на производстве, в вузах – но всегда она шла за кем-то. “Гуш эмуним” говорил нечто другое: поселенческая активность есть рецепт прогресса общества. Эта идея овладела израильскими правыми, включая “ликудников”. Однако, в армии, вузах и госслужбе, “Гуш эмуним” остался “классическим МАФДАЛем”.
А что “харедим” ? Они заявляют: кипа – только в определенном секторе, в котором мы, харедим, самоизолировались. Поэтому, нет армии, академии, и нет, по сути, участия в жизни общества.
В пылу активной деятельности не заметили нечто важное: ешива “Мерказ ха-Рав” в некоторых пунктах оказалась близкой к позиции харедим. Конечно, центральным местом ее идеологии был “сионизм”, “государство”, невозможно было отмежеваться от всех проявлений национальной жизни, но получилось так: “мы будем учить Тору и заселять Страну, а остальное будут делать другие”.
По прошествии лет, от “Мерказ ха-Рав” отделились “хардалим”(хареди-леуми, - “национально-харедимное” течение). Это сионисты, опять втискивающие кипу в очень узкие рамки… Течение, обожествляющее государство и все абсолютно его и народа решения. Есть раввины, запрещающие сопротивление любому решению, принятому государством.
“Кто за Бога – ко мне ! Помогите Священному ЦАХАЛу”[7] – призывал один из раввинов во время Депортации из Гуш-Катифа. Все достижения Государства и ЦАХАЛа – чудеса из чудес. Понятно, что при таком отношении, “хардалим” начисто игнорируют любую критику государства, армии и событий военного прошлого.
“Нет четкого определения победы”
Д-р Эфрат Хабас-Рубин, историк:
Хорошо, что мы сегодня говорим о культуре и ментальности. Несколько замечаний о “технике” исторического исследования. Нет никакого противоречия между культурологическими исследованиями и военно-историческими, собирающими сведения о каждом конкретном солдате и каждой конкретной пушке. Невозможно знать что важно, а что не очень, пока исследование не закончено. Иногда важность того или иного, с виду незначительного события, проявляется через немалый отрезок времени…
История учит, что, как правило, из “движений протеста” не появляются настоящие “вожди”. Поэтому неудивительно, что “движение протеста” не имело четкого руководства. В конце-концов, “вожди протеста” приходят, но извне.
По-поводу замечания об “американизации”, я не уверена, что это так. Это явление сложнее – мне кажется, что процесс начался из-за “Шестидневной войны”. Мой отец всегда говорил, что Моше Даян позволил широко использовать дешевую рабочую силу жителей “территорий”, что явилось причиной негативных экономических процессов. Причем, параллельно Страна шла к капитализму, к свободному обороту иностранной валюты и т.д. IMHO, все это привело к девальвациям и проявлению отрицательных аспектов американской культуры здесь.
Что касается военных вопросов: д-р Мильштейн говорит, что в школах не изучают военные дисциплины. Музыку и живопись тоже не изучают… Проблема не в том, что в 8-м классе не изучают наследие Йеhуды Маккаби, а в том, что книгу Маккабим не читают в школах вообще, т.е. – проблема вообще со школьным образованием в Стране.
Закончу тем, что выражу удивление: я участвую во многих дискуссиях, но ни разу не слышала формального определения понятия “победа” вообще, и “военная победа”, в частности. Можно дать искусственное определение, “притянутое за уши”. Определений может быть несколько и т.д. Может оказаться, что, согласно какому-нибудь определению, получится, что мы не победили, но и тогда есть основание для осторожного оптимизма. Если я правильно понимаю общие военные цели противника – они тоже не победили… В любом случае – мы еще здесь.
Д-р Ури Мильштейн:
Целью армии является выполнение задач, поставленных перед ней политическим руководством страны. С военной т.з., “победа” – это выполнение поставленных задач. Цель Войны Судного дня была определена в апреле 1973 года, причем была зафиксирована документально: предусматривалось, что в случае войны враг не достигнет никаких территориальных успехов, ЦАХАЛ разгромит врага, форсирует Канал и заставит противника принять наши условия прекращения огня. Вот какая была цель. Враг достиг территориального успеха, мы смогли форсировать Канал, но заставить египтян принять наши условия прекращения огня мы не смогли. Наоборот – мы согласились с египетскими условиями.
Вопрос “легитимна цель или нет” относится не к армии, а социо-культурному состоянию общества. Д-р Хабас-Рубин сравнила неизучение военных дисциплин в школах с неизучением музыки. Да, греки были и воинами и музыкантами… Необходимое условие для изучения музыки, литературы, древней истории и т.д. – продолжение нашего существования. Т.е. – нейтрализация угроз. Если мы не сможем нейтрализовать угрозы – мы не сможем изучать ничего – ни музыку, ни военные дисциплины.
Есть некий порядок приоритетов. Д-р Хабас-Рубин сказала, что “и египтяне не достигли своей цели”. IMHO, враг достиг своей цели. Наша война с арабами длится уже сто лет. Арабы пришли к заключению, что они не в состоянии нас победить. Уже в декабре 1947 года в Каире это было ясно. Но есть и другой способ. Цель Садата в 1973 году была ослабить нас, инициировать процессы, разлагающие израильское общество. Это – параметры его, Садата, победы. У нашей победы – иные параметры. Поэтому, обе победы могут существовать одновременно. Однако, есть такая штука под названием “будущее” и есть процессы в это самое “будущее” направленные. Эти процессы все еще идут. А мы, между тем, под арабским давлением, меняем наши параметры и наши национальные цели. Можно сказать так: арабы давят на нас, отрезая от нашей территории, как от “салями”, постепенно по маленькому кусочку. Более или менее, это – определение ситуации на сегодняшний день, но не определение что есть “победа”. Возможно, что более техническое определение Клаузевица – “кто кого принудил” – более подходит к слишком изменчивой реальности.
Кризис доверия возник до войны
Подполковник (в отставке) Ави Лиор[8]:
В Войну Судного дня я был в “милуим” в 14-й бригаде и участвовал в сражении за “Китайскую ферму”. Кризис доверия был до войны – я говорю только о сухопутных частях…
Что можно требовать от солдат, которых заставляли среди ночи убирать после офицерских гулянок ? Солдаты становились свидетелями вопиющей недисциплинированности офицеров. Когда в марте 1969 года нас послали на Канал и, после того, как мы заняли свои позиции, снаряд разорвался в 10-метрах от танка командира отделения, он отвел танк вниз и не соглашался возвращаться назад. Причем, в батальон он сообщал о том, что находится на позиции, стреляет и даже уничтожает бронетехнику врага. Все это происходило на глазах солдат…
Прибыв на Канал, я своими глазами увидел, как происходит ОБМАН Народа Израиля. Я рассказал об этом Довику Тамари, комбату 401-й бригады. Описываю ситуацию.
Я, в качестве командира роты, нахожусь в укрепленном пункте (“таоз”) “Мирпесет”(впоследствии – “hАврага”)[9] и участвую в учениях со сценарием “египтяне форсируют Канал, а мы это форсирование пресекаем”. Мы посылаем 3 (три!) танка на расстояние 3 (три) км – в район напротив острова эль-Балах. Эти 3 танка должны держать там оборону.
Я спрашиваю: “От кого обороняться ? Какими силами враг форсирует Канал – отделением, батальоном ? А если бригадой?!”
Мне отвечают: “Все будет беседер, не волнуйся – они (арабы) побегут, лишь услышав звук танковых двигателей.”
Так вот – доверие ломается именно после таких ответов. У многих офицеров, воевавших в октябре 1973 года, “кризис доверия” возник до того.
Кстати, во всех исследованиях д-ра Бронштейна о событиях 8 октября, упоминается о том, что “целые батальоны воевали между дюнами”. Т.е. – не хотели выходить.
Несколько лет назад, на одном из наших семинаров выступал заместитель командира бригады, закончивший службу в ЦАХАЛе в звании бригадного генерала. В зале присутствовал и сам комбриг. Речь шла о “Взятии Суэца” – довольно трагическом эпизоде, которого их батальону удалось избежать. Замкомбата сказал так: “Брен сказал нам идти на Суэц. Немедленно. Нам было известно что такое Суэц и мы ему ответили, что сейчас заняты, что мы прямо сейчас ведем бой. На самом деле – мы просто не хотели идти туда. Брен связался с 500-й бригадой – мы все знаем, что с ней произошло в Суэце”.
Мы начали войну УЖЕ имея “кризис доверия” – и это, кстати, стало причиной некоторых положительных явлений. Расскажу сейчас о том, что случилось со мной утром 7 октября.
Днем мы, офицеры-милуимники, прибыли в 184 батальон в Тасе. Комбат, его заместитель и комбриг укрылись в бункерах, откуда не выходили 24 часа. Пока бригаду громили, они сидели в бункере.
Мы их спрашиваем: “Что нам делать?”
Они нам отвечают: “Делать особо нечего – танков нет, здесь есть только два танка”.
Мы: “Но вокруг базы мы видим полно танков!”
Вечером мы попросили их выйти из бункера: “Давайте, выходите – наверху вас ждет готовый к бою и укомплектованный танками батальон”.
Что произошло? Мы весь день собирали танки со всей округи. Там были даже несколько “Центурионов”, просившихся к нам, но мы их не взяли. Брали “Паттоны”, т.к. в одном батальоне нельзя перемешивать танки разных моделей…
Комбат, зам. комбата, комбриг – что, не могли этого сделать сами?! Надо было ждать, пока несколько милуимников придут в расположение части?..
И потом всю войну мы изучали ваши приказы и не каждый встречал наше понимание/согласие, кстати. Когда ночью 15 октября в “Китайской ферме” создалась тяжелая ситуация – действовали командиры отделений. НО НЕ комбриг и не комбат. На “Ферме” стреляли по своим. Я не буду упоминать имен – люди дослужились до генеральских погон… Но мы предсказывали это и по сей день нам затыкают рот. Что-что, а это “система” умеет…
Недоверие к приказам было не только у нас, но и у офицеров среднего звена. 15 октября мы уже были “опытными”. В тот день мы получили приказ “атаковать”. Нам ли не знать, что такое “атаковать” ? И вот мы видим танковую бригаду после получения приказа: кто-то спит, кто-то прячется, кто-то не хочет и т.д… Об этом надо знать и это надо изучать.
* * *
Вопрос подполковника в отставке Эли Декеля[10] : “Какие выводы и рекомендации может сделать следственная комиссия ? Делала ли комиссия Аграната сравнения показаний допрашиваемых с данными аэрофотосъемки?”
Вопрос Лева Ицхаки[11]: “Как сделать так, чтобы все это не повторилось ?”
* * *
О личностях и процессах
Д-р Яаков Хисдай
Изучение истории связано с вопросом соотношения влияния личности на исторические процессы с влиянием на них макро-факторов. Найти верное соотношение - необходимость для каждого историка. Это важно прояснить: некоторые говорят, что все командиры были безграмотными идиотами. Если это так, то "все пропало". Тот, кто это говорит, априори считает, что эти командиры определили судьбу войны. Я с этим не согласен, я считаю, что имеет место недооценка роли макро-процессов.
Пример: в октябре 1973 года некоторые командиры вели себя ответственно и разумно. Они управляли успешно своими бригадами. Однако, т.к. ВСЯ СИСТЕМА буксовала, местные успехи не помогли. Смотрите – наши ВМС добились в войне Судного Дня впечатляющих успехов, но на общий результат войны эти успехи почти не повлияли.
Ранее наше обсуждение затронуло проблему “армии милуимников”. Здесь следует отделить солдат и младших командиров от командиров среднего звена – в основном я имею в виду комбригов-милуимников. Кто должен быть комбригом в бригаде милуим? В ЦАХАЛе на этот вопрос не был дан однозначный ответ. Наряду с опытными и высокообразованными офицерами запаса, были офицеры регулярной армии – связавшие свою судьбу с армией, но менее опытные и менее способные. Кого назначить комбригом? Это была настоящая дилемма. Во многих случаях решение принималось в пользу офицера регулярной армии. Обвинять в ошибках легко, за ошибки расплатились во время войны. Однако, я хотел бы заметить, что существовала настоящая проблема – как поощрять и как продвигать тех, кто решил связать свою судьбу с армией. Наверное, были ошибки, но они не были вызваны чьей-то глупостью.
Вот есть офицер – ответственный, честный, но не очень талантливый. Как его наградить за работу? Когда начальник генштаба или командующий округом должны решать, они принимают во внимание разные факторы. Война вроде бы не ожидается в ближайшем будущем, а с милуимника что можно требовать? Комбриг-милуимник должен обеспечить своевременную и полную явку личного состава на службу, следить за дисциплиной и т.д. Другими словами, существует огромное количество факторов, которые влияют на то или иное решение. Эти факторы и должны учитывать критики. В конце-концов – армия похожа на любую другую организацию.
Что касается солдат-милуимников… После “переворота 1977 года” единство народа по вопросам армии и войны было окончательно подорвано. Сначала появилось “письмо офицеров о мире с Египтом” Менахему Бегину, но своего апогея этот разлад достиг во время Первой ливанской войны, которую оппозиция называла “лишняя война” (“мильхемет еш брейра”), а все предыдущие войны Израиля оппозиция стала называть “вынужденными” (“мильхемет эйн брейра”). И вот с тех пор, т.к. “правые” оставались у власти большую часть лет, они, "правые", проявляли большую нерешительность в использовании милуим в военных действиях и даже в обыкновенных учебных мобилизациях. Эта нерешительность исчезла только после резни в отеле “Парк” и последовавшей за ней операцией “Защитная стена”(“Хомат маген”), в которой милуимники приняли самое активное участие.
И здесь я тоже хочу пояснить: решение сократить учения милуимников не было глупостью, хотя и, как выяснилось позже, возможно было ошибочным, если принять во внимание результат. Когда надо сократить бюджет государства, надо выбрать между образованием, здравоохранением, собесом или армией. Тут вполне возможны ошибки из-за неправильного стратегического анализа ситуации. Но все-же это - не глупость. Даже умные люди могут оказаться в плену у обстоятельств, которые заставят принять неверное решение. Если в стране начался экономический кризис и премьер сокращает военный бюджет – начальник генштаба может быть каким угодно талантливым и умным, но он будет действовать в рамках новых обстоятельств, которые вполне могут заставить его совершить ошибку.
Эли Декель поднял вопрос о рекомендациях по итогам работы комиссий по расследованию. Это также связано с тем, что сказал д-р Бронштейн о той части отчета комиссии Аграната, где сказано о 8-м октября. Военную часть отчета комиссии о событиях 8 октября писал я – вместе с профессором Йоавом Гальбером. На сотнях страниц мы детально описали эту грустную историю. Мы допросили по одному офицеру от каждой роты, каждого комбата, по одному комбригу, как минимум, от каждой бригады. Кроме того, мы изучили все протоколы генштаба и заседаний кабинета министров. Для нас это был редчайший шанс увидеть всю картину 8 октября поминутно – и мы им воспользовались…
Наш вывод из всей этой истории был: доскональное исследование невозможно без живых свидетелей с одной стороны и подлинных документальных свидетельств, подтверждающих или опровергающих их слова, с другой. Армия прячет эти документы, до них крайне тяжело добраться. Иногда проходится задействовать т.с. “личные связи”… Именно поэтому, до сего дня нет основательного и всеобъемлющего исследования Войны Судного Дня.
Здесь надо видеть процесс: часто продвижение офицеров по карьерной лестнице неверно отражает их, в реальности намного более скромные, заслуги и, когда генералы уходят в политику и занимают высокие посты в государстве, именно они, бывшие генералы, определяют что публиковать, а что нет.
Пока общественные протесты не воспитают настоящих серьезных лидеров, пока в политической системе будет осуществляться селекция, по которой ход наверх предоставлен интриганам, - я настроен пессимистично…
Если говорить о реформе в армии, я бы привел классический пример – после поражения от Наполеона, двое офицеров прусской армии (Шернхорст и Клаузевиц) совершили в армии настоящую революцию и построили армию, просуществовавшую, фактически до 2-й мировой войны.
Некоторые частично или полностью не соглашаются с высказанным мною мнением, что Война Судного дня переместила некоторые идеологические силы с края в центр общественно-политической жизни. Они привели примеры, но, повторю, до 1973 года все эти явления (Амос Оз, Лейбович, ешива “Мерказ ха-Рав”) – на обочине. Только Война Судного дня переместила их в центр.
Нет толку в “комиссиях по расследованию”
Что касается сказанного доктором Хабас-Рубиной: действительно, были и другие процессы, о которых я не упомянул. Среди них – прекращение гегемонии Рабочей партии в обществе, государстве и общественном сознании. Это долгий процесс. Они все время защищают свои позиции, но потеряли Гистадрут[12], потеряли кибуцы, потеряли власть, потеряли свою больничную кассу. Все это Рабочая партия должна была как-то объяснять. И вот они это объясняют (по сей день!) – так: “Шестидневная война” 1967 года “развратила израильское общество”, “заразила страну насилием и национализмом”, “открыла ворота страны дешевому арабскому труду и стала причиной победы капитализма”. Короче говоря, “Шестидневная война” разрушила все, что они построили за 60-70 лет.
В этом списке нет лишь одного фактора – полная внутренняя деградация и бессилие самой Рабочей партии. Каждый, кто потрудится изучить этот вопрос, может убедиться – после Бен-Гуриона у Рабочей партии так никогда и не появилось сильное и серьезное руководство.
Комиссия Аграната столкнулась с проблемой. Ее создали, исходя из совершенно разных причин:
1) Дать “передышку” политикам. Выборы должны были состояться осенью 1973 года, но были перенесены на 2 месяца и состоялись в декабре 1973 года, но демонстрации уже начались до выборов, поэтому надо было тянуть время. Как? Создается комиссия, которая будет заседать, обсуждать – пока комиссия что-то решит, пройдут выборы, а с ними и ажиотаж…
2) Другая причина – недовольство в обществе. Народ хотел знать: что произошло в октябре 1973 года, народ хотел “революционного трибунала”, который обязательно должен послать каких-нибудь фигурантов на гильотину. В комиссию вошли 5 человек, представителей израильского истеблишмента – судья, государственный контролер, два начальника генштаба. Все – люди честные, но, как представители истеблишмента, они оказались перед серьезной проблемой: как, с одной стороны, выяснить правду и дать соответствующие рекомендации, и как, с другой стороны, не подорвать веру народа в будущее Государства. Они хотели найти правильный баланс. Это желание нашло свое выражение в отчете комиссии, благодаря которому, по сей день разговоры о войне очень часто сводятся к разговору о комиссии Аграната. Прошли годы после смерти Дадо и Даяна, но оба их директора канцелярии появляются время от времени на ТВ (в прайм-тайм!) и бурно выясняют, кто виноват – Дадо или Даян?!
Работая в комиссии Аграната, я сделал следующий вывод: в исторической перспективе такие комиссии бесполезны. Они созываются сразу же после расследуемого события, когда большая часть фактов еще не известна – поэтому, расследования довольно поверхностны. Комиссия Аграната получила мандат на расследование первых трех дней войны – вот она их и расследовала. Это позволило им сказать: “потом армия действовала лучше” и Дадо даже удостоился комплиментов от комиссии за успешное управление армией в период после 8 октября. Короче говоря, эти люди стремились оградить руководство Страны от народного гнева. Ничего хорошего не могло получиться из такой сложной и противоречивой системы интересов. Поэтому, отчет Комиссии враждебно встретили и ЦАХАЛ и политическое руководство, надлежащих выводов сделано не было, а Государство Израиль продолжило свой путь, так и не получив ответа на вопрос “Что же произошло в октябре 1973 года ?”
Примечания:
[1] - прим. редактора: Парадоксально, но есть смысл в этом аргументе. Человеку свойственно ошибаться, тем более тому, кто что-то делает. Тому, кто ошибся и понял свою ошибку – легче ее исправить. Если изгонять всех ошибающихся – у нас скоро не остануться ни одного офицера, менеджера или политика. Принцип должен заключаться вот в чем.: 1) надо учитывать масштаб ошибки; 2) учитывать отношение к ошибке и понять, что самым проблематичным отношением к ошибке может быть превращение неудачи в успех с помощью словесных манипуляций.
[2] - прим. редактора: Более того – до сих пор нет официальной истории Синайской кампании и Шестидневной войны. Только д-р Моти Голани опубликовал исследование Синайской кампании, да и то – через 20 лет после ее окончания.
[3] - прим. ред.: из двух групп, указанных автором, выделились свои экстремисты, отрицающие вообще надобность в ЦАХАЛе. Одна группа утверждает, что лучшая защита от врага - вера во Всевышнего, другая - "мирный договор"
[4] - прим. ред.: следует отметить, что поляризация в израильском обществе началась еще в 20-е гг и достигла апогея с расколом сионистского движения на социалистов и ревизионистов
[5] - отрывок из стихотворения Натана Альтермана "И тогда сказал сатан…"
[6] - доктор математики, бывший офицер-ракетчик в советской армии
[7] - "И стал Моше в воротах стана, и сказал: Кто (предан) Господу, ко мне!"(Шмот 32:36)
[8] - командир танкового батальона, начальник оперативного отдела штаба дивизии
[9] - этот пункт находился северо-восточнее цитадели "Хизайон"
[10] - в прошлом – сотрудник исследовательского отдела АМАН
[11] - сотрудник военной разведки в отставке
[12] - Общеизраильская Федерация профсоюзов
Оригинал: http://www.berkovich-zametki.com/2016/Zametki/Nomer11_12/Hisdaj1.php
