Кронос
Л.Губанову
И жизнь моя станет ещё на год покороче.
И борода моя станет больше седой, чем рыжей.
И я ещё меньше буду понимать поколение моей дочери.
И ещё больше забывать то, из которого вышел.
Но всё также, никому не известны, гниют мои строчки.
Но всё также летит, вращаясь, вокруг солнца шарик.
И не больно совсем заменяется день ночью.
И не слышно, как время рукой в памяти шарит.
Я рентую у Бога для жизни пространство и время
Чтобы выплатить позже, созревшей душою, сполна и за раз.
Чтобы чьито губы перебирали кости моих песнопений,
Надувая звуковой волной памяти парус.
Чтобы тот потянул, и незнакомый кораблик двинулся,
Подминая под себя молчания, соленые волны.
Наплевать, что я давно родился и уже выдохся.
Я же ещё пока держу курс. И держу ровно.
* * *
Другу детства писателю и поэту
Илье Рубинштейну.
Нет, не надо мне ни воблы, ни пива.
В одиночку мне меню —
Не осилить.
Мне б к Рублю
Бы завалиться на кухню,
А на кухнето найдется, что выпить.
Отмотать бы лет намного, обратно,
Отгулять кураж в новолунье.
На одежде
Пусть останутся пятна.
Ах, Надежда —
Всё такая ж шалунья!
Не догонишь, не поймаешь девчонку.
То ли возраст, то ли знанье, что будет,
Помешает.
Мы теперь усталые люди.
Мы не бегаем.
А только шагаем.
Посидеть за небольшим разговором...
Помню пепел на коробке от спичек.
Дружно, вздором
Обозвать ту эпоху,
Где учились не всегда на «отлично».
Югозапад — нет, не место, а время.
Сократилось то пространство до точки.
Оказалась, только дружба, как кремень.
Вот бы это донести моей дочке.
У тебя опять хреново с погодой,
В Калифорнии тут солнце шарашит.
Утомил тебя моей этой одой.
Извиняй.
Хотя бы это, но наше.
Лыжный день
Е. Гришковцу.
Этот день ждешь всю зиму. Смотришь погоду. На «до» и «после» разгребаешь работу, чтобы вот так, вдруг и внезапно освободить день. Обычный будний день. Освободить с упреждением всего в 48 часов. И только для того, чтобы идеально покататься на горных лыжах. Накануне такого дня, обязательно в вечер или в ночь, наконецто кончается период затяжных дождей, а в горах перестают снегопады.
В полной темноте, поздним вечером, ты собираешь лыжи, ботинки и всё остальное, и как есть усталый, после работы, прыгаешь за руль, чтобы к утру быть на склоне. Чтобы с утра топтать свежий снег, на котором ещё нет следов от других лыжников, на котором ничего нет — кроме солнечных лучей.
Лёгкий мороз, горы и никого.
Будний день. Все на работе. Все, кроме тебя. Ни одного человека в очереди на подъёмник. Садись и — вверх. Чтобы потом вниз. Как хочешь: быстро или медленно, или как можешь но всегда с удовольствием.
Ты запаркуешь машину прямо напротив касс, чтобы было близко идти, и там обязательно будет свободное место. Только для твоей машины. Ты уговоришь, и с тобой будет кататься твоя жена или твоя девушка. И ты проведешь незабываемый день на склонах, а потом сходишь в сауну и поднимешься в ресторан. Где ты сядешь у камина и съешь очень вкусный ужин, запивая его красным вином.
А после, после, по опятьтаки пустому фривею, ты вернешься домой за очень короткое время. Ведь трафика нет. Его просто не может быть в этот специальный день, который ты ловишь всю зиму, смотря в интернете погоду, зная, что такой день обязательно есть, и он обязательно наступит.
Просто идеальный день для катания.
* * *
Р. Мухе
Как глупо в этой жизни разминуться.
Но здорово, что Ваши есть стихи,
Которым ну нельзя не улыбнуться.
Спасибо.
Для моей души духи.
Прочел, как брызнул свет на настроенье.
Осмыслил.
Продолжаю понимать.
Какое вкусное узнал стихотворенье.
И не успел устать его читать.
* * *
Вот и подошла к концу моя система отсчета.
Дальше уже не понятно, где истина, а где нет.
Не работают правила чёта… нечёта.
А эксперимент мысленный
Не помогает увидеть свет.
Да, отлистывая
назад, я пытаюсь разобрать и понять ошибку.
Но разве это возможно — снова пережить всю дорогу?
Как это — «Избежать уже набитую шишку»?
За нее же заплачено, и весьма дорого!
И я говорю длинную фразу, там где раньше хватало одного звука.
И я молчу там, где раньше хватало крика.
Моя система отсчета подошла к концу.
И как улика
я говорю лицу
в зеркале — «такая штука».
