Проблема единства географии, пожалуй, самая сложная, решаемая уже более 200 лет и заложенная ещё Страбоном [14].
К современным достижениям и разработкам в отечественной географии следует отнести [2, 3, 4, 5, 10, 12, 13 и др.]. Теоретико-методологические основания единой географии можно считать в достаточной степени сложившимися, однако сама единая география пока остаётся в состоянии идеологии и не становится научным аппаратом принятия управленческих решений. Данная статья – попытка перехода к деятельностным основаниям и, как следствие, обеспечения понимания сути принятия решений на уровне и в масштабе места, идеального единогеографического объекта.
Для решения поставленной цели представляется необходимым понятийное обеспечение, а именно, рассмотрение понятий:
- естественное и искусственное
- комплекс и система
- место
Проблема естественного и искусственного
Под естественным подразумевается нечто природное, натуральное, хотя и природном заложена серьёзная категориальная трудность: Аристотель рассматривал природу и как натуру (φυσική), запечатанную, герметичную для человеческого мышления и деятельности природу[6], при этом возникает подозрение, что по мере развития науки и техники, в ходе исторического прогресса цивилизации доля «фюзис», непознанной и непознаваемой природы не сокращается, а стремительно растёт. Пока это различение отложим, но будем иметь в виду.
Естественным является также всё внешнее, независящее от нас и не охватываемое нами в рефлексии.
Искусственное также несёт на себе два смысла: это и всё интеллектуальное, инженерное, техническое, и всё то, что мы считаем внутренним, удерживаемым в рефлексии.
Двойные смыслы естественного и искусственного позволяют произвести процедуру расщепления на объект и подход к нему:
Матрица «объект-подход»
Если естественный подход к естественному объекту (Е) и искусственный подход к искусственному объекту (И) до банального понятны и не требуют комментариев, то
ЕИ (оестествление искусственного) позволяет нам оестествлять искусственные объекты, например, рассматривать искусственно созданные объекты (здания, сооружения, а в равной степени, человека и его внутреннюю начинку) как существующие по естественным законам, соблюдение которых не отменяется нашим незнанием их.
ИЕ (обискусствление естественного) означает нашу волю придания естественному наших целей, функций, назначений, самой природой не предусмотренной. Природой, например, не предусмотрено превращение сока некоторых растений в натуральный каучук и автомобильные шины.
ЕИ мы наблюдаем в социо-дарвинизме, психоанализе, мы пытаемся установить естественные законы собственной истории и культуры и т.п.
На идее ИЕ держится вся сфера проектирования: допуская естественную жизнь материала (будь то камень, лес, река или люди), мы придаем им целевое назначение, наделяем функциями и используем их способности и возможности. ИЕ – это также вмешательство в жизнь природы и навязывание ей не имманентных ей свойств (лес как источник деловой древесина, нефть как источник обогащения и т.п.)
Понятно, что этим объектам адекватны соответствующие подходы. Базовая матрица может быть дополнена:
Помимо ИЕ и ЕИ объектов имеются и другие:
Е+И – например, плотины и ГЭС на реках; плотина как дополнительный искусственный рельеф меняет гидрографию (появление водохранилища), микроклимат, ихтиофауну, растительность и почвы, фактически формирует новый ландшафт и др.
И+Е – появление в искусственно созданной организации (функциональные места и связи между ними) естественных человеческих отношений, склок, обид, хитростей, симпатий и антипатий и др.
Не вдаваясь в суть, можно допустить наличие также таких кентавр-объектов (и подходов к ним), и техно-природных, и позиционных, как:
Е·И и И·Е
Е/И и И/Е
А также весьма причудливых и изощрённых комбинаций, таких, например, как:
ЕИ/Е+И, И·Е/И и так далее – всего нами насчитано (в 1984 году) 512 возможных сочетаний и комбинаций, создающих матрицу в 262144 решения – таковы деятельностные перспективы единой географии.
Комплекс и система
Однажды Эзопа спросили:
- отчего культурные растения и болеют, и неурожайные, хотя за ними нужен уход, полив и много другой возни, а дикие растут сами по себе, не болеют и обильно плодоносят?
Эзоп ответил:
– культурные растения – пасынки земли, не она их сеяла и рожала, а потому и не любит их, дикие же растения – любимые дети земли, она их холит, кормит и оберегает безо всякого вмешательства человека.
На этом примере, собственно, и представлено основное различие между комплексом и системой.
Комплекс – исторически, естественно сложившееся сочетание тех или разнородных элементов. Система – из проектной или конструкторской, искусственно-технической действительности.
Наиболее наглядным примером комплекса является природный ландшафт, складывающийся сам собой при взаимодействии почв, рельефа, гидросети, атмосферы и биосферы.
Любая технология – от автомобильной до университетской – стремится к системности.
Есть ещё одно существенное различие между системой и комплексом. Комплекс не обязательно часть чего-то (хотя и может быть такой частью) или таксон в иерархии. Система – всегда подсистема чего-то большего. Это хорошо иллюстрируется на примере города: город как естественный комплекс может входить в состав страны и может создавать государства (многие европейские государства порождены городами), но город как система входит в состав государства как системы.
Существенным различием между комплексом и системой является также то, что комплекс обычно – порождение синтеза (=креативных естественных сил), а система – дитя анализа. Так, например, технология возникает за счет членения производственного процесса на процедуры и операции.
Комплексы устойчивы и живучи по своей природе. Академик Моисеев после Великой экологической катастрофы на Волге с удивлением заметил: мы никогда не думали, что осетровых в Волго-Каспии осталось так много. Однако далеко не все природные комплексы отличаются особой прочностью. Есть очень хрупкие и уязвимые. Это, прежде всего те, где естественные процессы крайне медленны. Сюда можно отнести тундру, северную тайгу, кедрачи, старых людей. Например, колея от гусеничного трактора в тундре не зарастает десятилетиями.
Географы, экологи и биологи, обременённые системными представлениями и знаниями, бьют тревогу по поводу того, что экосистема Байкала может рухнуть под влиянием антропогенных факторов. Вполне разделяя их озабоченность и вместе с ними возмущаясь преступлением, длящимся уже около 60 лет, всё же должен заметить: природный комплекс Байкала обладает, благодаря своей планетарной молодости (25-30 млн. лет), необыкновенной живучестью и устойчивостью. Я не верю, что мы в состоянии спасти его, но я верю, что он спасёт себя сам, если мы перестанем в него вмешиваться.
Можно также сказать, что комплекс – из теологического мира, где уместны онтологические вопросы: что? где? когда? почему? Комплексу ничего не надо – он живёт, не имея субъекта своего порождения. Системы живут в телеологическом мире, где господствуют деятельностные вопросы: зачем? для чего? с какой целью?
По счастью, системам свойственен процесс оестествления. В гуманитарной сфере это проявляется в традициях, ритуалах, обычаях, привычках, утерявших своё назначение, но соблюдаемых нами. С большой натяжкой можно сказать, что язык – лингвистическая система (грамматическая, фонетическая и т.д.), а речь – оестествлённый язык.
Нередко мы пытаемся представить себе комплекс как систему, обискусствить его. Самый наглядный пример – агрокультура. Естественный пастбищный комплекс жвачных мы обискусствляем: пастухами, собаками, дойками, кормами, кормовыми добавками и прочими акссесуарами, стадам в национальном парке Серенггети излишними.
Начиная с Людвига фон Берталанфи и его общей теории систем, системная парадигма непрерывно усложняется. Сам Берталанфи, находясь между механицизмом и витализмом, считал и то и другое неприемлимым для себя, и это очень важно для понимания того, что он понимал под системной парадигмой, состоящей из:
- материала
- морфологии (структуры, разнообразия) материала
- организованности материала
- процессов
- связей
- функций
В принципе системный анализ можно начинать с любого «шелфа» системной парадигмы.
В естественных науках (биология, физическая география, экология) привычно, однако, идти от материала, вот почему практически все естественники – морфологи.
В менеджменте принято начинать системный анализ с процессов, так как объектом управления по существу являются процессы и изменения, прежде всего, процесс развития.
Однако наиболее сложной в менеджменте является проблема, связанная с морфологией (структурой) и организацией.
Различие между организацией и структурой обычно иллюстрируется следующей метафорой.
Если в прямоугольной планке выдолбить несколько луз, в каждую поместить по шарику, а затем вынуть любой из них, то с остальными шариками не случится ничего – они будут покойно лежать в своих гнездах. Если эти же шарики закрепить на подвижных пружинках внутри рамки к ее граням, а сами шарики также связать пружинками, то при вынимании любого шарика остальные выйдут из равновесия покоя и займут, после нескольких колебаний, другое положение. То же произойдет, если добавить шарик или изменить вес и форму любого из них.
Первую ситуацию принято называть организацией, вторую – структурой.
Организатор, пытаясь реализовать свои цели, создает соответствующую организацию: «пусть наши усилия приведут к достижению моей цели». Собственно, если хватает своих сил для достижения цели, то никакой организации и привлечения других людей не предполагается.
В организации все построено так, что все (кроме носителя цели, организатора, разумеется) заменимы, так как представляют собой функциональные места, предназначенные для выполнения задуманной и поставленной цели.
Трагедия начинается, когда организация начинает заполняться реальными живыми людьми, каждый из которых по-своему уникален, а потому незаменим хотя бы в собственном воображении.
Поверх намеченных функциональных связей начинают формироваться отношения как рефлексивные отражения этих связей, возникает структура со всеми ее колебаниями, неустойчивостями и непредсказуемостями. К ужасу и огорчению организатора выясняется, что привлеченные им в организацию люди имеют свои, независимые от целей организатора, цели и намерения.
Возникшая структура прочно стягивается с организацией, которая внешне не претерпела никаких изменений, и начинает паразитировать на ней. Так формируется симбиоз, называемый оргструктурой.
Одной из важнейших особенностей оргструктуры является то, что фронт работ, по необходимости, располагается между фронтом компетенции исполнителей (за ним) и фронтом ответственности (перед ним). Это означает, что все или большинство сотрудников работают безответственно (ответственность на себя берет начальство и руководство), но ниже своей компетенции (эти компетенции также узурпированы руководством), а потому, с одной стороны, царит беспечность, а с другой – господствует «комплекс недодоенной коровы».
В современной архитектуре, в частности, в конструктивизме немецко-еврейского Bauhaus, организация пространства вторична относительно функций. В результате в современных израильских жилых домах отсутствуют коридоры, как не несущие функциональной нагрузки, в каждой квартире имеется две кухни (обычная и субботняя), а также бомбоубежище, в мирное время используемое как чулан, кладовка, гардероб или мини-прачечная. Функционально ориентированное системное проектирование жилья имело место и в СССР, и в США, и в Англии, и во Франции, и в Италии.
Будучи людьми учёными, то есть неразборчивыми, мы часто путаем систему и комплекс. Ландшафтоведы, например, гордятся и оперируют структурно-системным анализом, а экономисты и управленцы пытаются убедить себя в естественности, законосообразности экономики и управления.
Есть подозрение, что основной методологической проблемой отечественной экономической географии вообще, а также учения о районах и ТПК, является представление о законах и закономерностях не как о том, что существует независимо от воли людей (как, например, закон всемирного тяготения) и что соблюдается независимо от знания или незнания этого закона (как, например, закон тезаврации денег), а о том, что выведено марксизмом-ленинизмом – безошибочно и абсолютно верно.
Советская школа районирования, которую я имею несчастную честь представлять, возникшая из потребности и необходимости отраслевого управления хозяйственно не связанными и территориально разбросанными промышленными предприятиями, благодаря Н.Н. Колосовскому приобрела теоретическое основание, а именно:
- каркасом экономического района является территориально-производственный комплекс, представляющий собой сочетание двух и более энергопроизводственных циклов
- каждый район и его ТПК выступает как специализированный «цех» единого народнохозяйственного комплекса СССР
- комплексы и, следовательно, районы существуют объективно и по соответствующим законам социалистического способа производства, но одновременно проектируемы
- комплексы складываются в гармоничное и взаимоувязанное сочетание различных производств
- существует иерархическая таксономия ТПК и экономических районов
Из этого вытекает представление о комплексности как некоей системной гармонии, сбалансированности, связности и пропорциональности. Мне же это всё представляется красивостями плановой и централизованной (то есть и сегодняшней отечественной) экономики.
Комплексность выступает не как некая гармония и пропорциональность, понятия, скорее всё-таки эстетические, нежели экономические, а как мера хозяйственности и воспроизводственности, не требующие дополнительных искусственно-технических усилий, возникающие и существующие достаточно естественно, как естественны дегустационные залы и бары при винодельнях и пивоваренных заводах, демонстрации мод при ателье кутюрье, книготорговля при книгоиздательстве и торговля\прокат спортивного инвентаря на горнолыжных курортах, проституция при игорном бизнесе.
Вслед за У. Изардом [9] можно сказать, что мера хозяйственности не всегда или даже почти никогда не имеет количественных оценок и смысла в них. Так в луговом ландшафте «поголовье» мятлика лугового (poaprotensis) нестрого коррелирует с «поголовьем» вьюнка или мышиного горошка, численностью дождевых червей и плотностью мотыльков – важно, чтобы они, как и все остальные компоненты комплекса, присутствовали, в отличие от системы, где численный состав строго регламентирован по объёму.
Мне дорога мысль о. Сергия Булгакова [7] о том, что хозяйство – средства достижения человеком бессмертия. Это достигается процессом просьюминга [15], «протребления». В этом смысле семейное воспитание и образование совершенно подобны хозяйству. Комплекс характеризуется живучестью.
Этому стремлению к бессмертию комплекса системность противопоставляет ценность монотонности, заточенной на достижение цели каждой данной системы. Эта монотонность выражается, в частности, в том, что в культурном поле беспощадно уничтожаются «сорняки» и так называемые «вредители сельского хозяйства», которым, строго говоря, тоже хочется есть и жить. Система монотонна ещё и потому, что стремится к эффективности (результативности) и рациональности (оптимальности).
Несколько условно можно утверждать, что страна – комплекс, а государство – система. Страна формируется исторически и далеко не всегда этнически, государство гораздо более эфемерно и трансформабельно.
И в заключение – важный принцип системной саморегуляции. Для нормальной деятельности любой системы должна быть некоторая разбалансировка входящих в неё компонентов, и наоборот – точно пригнанные друг к другу компоненты делают систему мёртвой. Саморегуляция в комплексе достаточно спонтанна и включается при избыточности того или иного компонента комплекса.
Место
В географии имеется три основных интерпретации пространства: территория (и акватория), ландшафт и среда.
Территория (и акватория) – пространство действий, деятельностей, географическая действительность, плацдарм вмещения и размещения человеческой активности. Территория является объектом проведения искусственно-технических границ смен действий и действительностей, районирования.
Среда – реальное пространство. Географическая среда принципиально неразрывна и не рассекаема. Обсуждать среду без субъекта этой среды невозможно. Мы как субъекты среды – всего лишь центрация нашего сознания: «Человек – это природа, которая познает сама себя» (Гете).
Ландшафт (естественный, естественно-искусственный, искусственно-естественный, искусственный) – идеализированное, модельное пространство, сообразное теоретическим представлениям. Границы ландшафтов носят объективированный и законосообразный характер: они не устанавливаются, а изучаются, в ландшафтоведении районирование замещается районологией. Особая, поэтическая форма ландшафта – пейзаж.
Территориальный (инженерный) подход к пространству и его членению телеологичен, как целенаправлена любая человеческая деятельность. Территориальные границы всегда подчиняются требованию «разделяй и властвуй» (разделяй разные деятельности и властвуй в пределах своей компетенции). Инженерная география (районная и городская планировка, территориальное планирование, экономическое районирование, региональная география и т.п.), в общем-то, индифферентна к разного рода закономерностям и сообразностям – и чем честней это признается и декларируется, тем эффективней географические разработки.
Ландшафтный подход аксиологичен. В той мере, в какой аксиологичны идеализации и теоретические построения. Это значит, между прочим, что в выборе между реальностью и моделью этой реальности, идеалом реальности предпочтение отдается модели и идеалу, а не грязи, шероховатостям, неровностям и несовершенствам реальности: «если факты противоречат моей теории, то тем хуже для фактов» (Галилей).
Наконец, средовой подход ситуативен, топичен, хотя топичность пространства – тавтология. Топическая неопределенность – наиболее адекватная реакция на пространство. «Здесь» и «тут» обладают той же степенью неопределенности, безразмерности и бесконечности, что и «везде», «там» и «где-то». Единственная форма определенности – «вот!» в равной степени относится и к пространству, и ко времени. В среде нечто определенное и ограничивающее можно сказать только о субъекте среды, но не о ней самой.
И здесь, на пересечении пространства и времени создается еще одно, фундаментальное и для географии, понятие – ситуация.
Если по одной оси отложить пространство от «тут» до «там», а по другой – время от «сейчас» до «никогда», то задаваемая этими двумя векторами плоскость и будет плоскостью существования ситуации, постольку поскольку в каждой точке этой плоскости существует «здесь и теперь» во всей полноте топики: от совершенно конкретного «вот!», до совершенно неопределенного, по-гуссерлиански эпохального замолкания, архэ.
Здесь даже можно сказать, что ситуация – и есть топика, заполненная логикой и онтологией нашего мышления. Ситуация – это мыслительно обустроенная топика. Кажется, именно так и понимал Dasein Мартин Хайдеггер [19].
В системе «пространство-время» помимо или наряду со временем можно вводить любой другой вектор, лишь бы у него были ноль, включая понятийный ноль, и бесконечность, включая понятийную бесконечность [1, 11, 16]. Например, человека можно принять за ноль, а Бога – за бесконечность. И тогда по вектору «Бог-человек» можно проставить и даже проградуировать такие понятия и фигуры, как герой, мученик, блаженный, праведник, святой, апостол, ангел, сила, серафим. А можно по вектору смертности разместить в нулевой точке Бога, и тогда на конце вектора, по-видимому, будет находиться задушенный в презервативе сперматозоид. Мы можем даже вводить вектора понимания, познания, постижения, осознания и другие когнитивные вектора, включающие в космос пространства нашу субъектность и наши возможности или способности.
Меняя этот четвертый вектор, можно создавать и плодить всевозможные миры, число которых неисчерпаемо, а можно попытаться построить многомерное универсумальное пространство, имеющее всевозможные направления существования.
И это последнее помогает понять место не как точку геометрического, трехмерного пространства, а как некий знак, метку присутствия. Мы часто бываем вместе, но при этом в разных местах: учитель и его лучшие ученики – в классе на уроке, а отпетый двоешник и поэт – в том же классе вместе с ними, но не на уроке, а в эмпиреях своего воображения. Другой пример: в одну и ту же точку, которая когда-то была местом нашего счастья, мы приходим после разлуки и рыдаем на покинутом некогда пепелище своего счастья, и тогда – это совсем другое место, и мы сами стали другие, уже совсем старые и непохожие на собственную молодость.
Географию можно рассматривать как частный случай хорологии, подобно тому, как Эвклидова геометрия – часть геометрии Римана-Лобачевского. Кроме того, некоторые, наиболее рьяные сторонники математизации географии хотели бы видеть в ней топологические черты и основания. Действительно, для инженерной географии это крайне важно, особенно в сфере построения транспортных сетей и коммуникаций, инфраструктурного замощения территорий, в тех областях географии, где географии менее всего: там, где мы имеем дело с множественными, массовидными явлениями и процессами, не имеющими заметных территориальных различий или эти различия нами пренебрегаемы: доллар, он и в Африке доллар, такими же полезными свойствами обладает туз и бигмак.
Географическое пространство обладает как общими свойствами пространства, так и специфическими [17,18].
Холизм – непрерывность пространства во времени. Историк может себе в удовольствие нарубать время на периоды и эпохи – географу свята непрерывность времени, динамика, ход развития, для него нет безвременья, как это часто происходит в истории: возьмите любую хронологию и вы обнаружите, что событиями покрыта лишь ничтожная часть времени, все остальное игнорируется. Географ позволяет себе нечто подобное только с пространством и относится ко времени с глубоким почтением.
Континуальность – непрерывность пространства в пространстве. Географ редко задумывается о дырах в пространстве, а рассуждения о межрегиональных пустотах для него почти невыносимы. Для географа от места к месту всегда расположено третье место или другие места. И, хотя географ мыслит мир пятнами, ареалами, у него хватает профессиональной выдержки стягивать эти пятна. Районы – это типичные сомкнутые ареалы. Дискретность мира географ, будучи морфологом по своей сути, преобразует в такие показатели как плотность – но не пространства, а его наполнения (плотность населения, дорог, травяного или лесного покрова, планктона). Чаще всего плотность, ее существенные или придуманные пороговые показатели, становится основанием членения территории на районы, зоны т.п.
Географ существует как в континуальном, так и в дискретном пространстве. Именно дискретность мира позволяет проводить границы – фундаментальное занятие любого географа независимо от его специализации. Дискретность оправдывает соседство, положение и другие объективные характеристики существования тех или иных объектов в пространстве. Дискретностью задается и самое, на наш взгляд, фундаментальное понятие в географии – место.
Географы-приверженцы дискретности мира с трудом, но признают, что дискретность мира – не более, чем особенность их восприятия, а вовсе не особенность мира. Дискретность необходима для анализа и теоретизирования. Мир континуален, а, следовательно, конфигуративен, а, следовательно, произволен, творим, сочиняем, видим каждому по-своему. Такой мир как-то милей и приятней, а, пожалуй, что и честней.
Если историк членит время на периоды, то географ пользуется в пространстве масштабом. При этом, ему невыносим масштаб 1:1 – своей необозримостью. Именно поэтому географ пользуется картами и глобусом, предпочитает видеть мир сверху, с птичьего или спутникового полета.
Логика данного размышления тем не менее подсказывает: человек и место находятся относительно друг друга в масштабе 1:1 – человек уместен, если он действует, принимает решения, управляет местом. Любой другой масштаб описан А. Зиновьевым в «Зияющих высотах» сентенцией: «Как всякий идиот, он мыслил большими масштабами». В этом смысле место есть мера собственности: собственности человека на пространство и собственности пространства на человека.
Место, подобно событию в истории, является (или может являться) идеальным объектом. Во всяком случае, такова наша попытка, необходимая, потому что никто и никогда не оспаривал научности истории и географии, но никто и никогда не обсуждал их идеальные объекты, без которых они не могут признаваться за науку.
Место (топ, локус, ситуация) должно быть редукцией некоторого пятна на местности, в пространстве, и поэтому важно понять, что и от чего редуцируется и абстрагируется (возводится в меру неопределенности):
Координатная определенность замещается пространственной неопределенностью типа «где-то», «тут», «там», «вот» или «здесь».
Из циклически-поступательного вихря времени изымается векторальный поток времени (история) и остается лишь циклическая ипостась времени (например, сезонность, круг дел и повторяющихся, ритмических событий); эта цикличность и определяет границы места.
Исчезает вся мозаичная и пестрая морфология присутствия людей и остается только само присутствие, подобное тому, которое наблюдается в любом натюрморте.
От соседей и соседних мест остается идея соседства.
От связей остается абстракция связности.
От отношений – относительность и сравнимость, сопоставимость, например, уникальность, аналогичность или гомологичность места.
От людей – населенность (людность, безлюдность).
От любой деятельности – активность (бойкость, тихость, мертвость).
От наполнения и наполненности – освоенность (или неосвоенность).
От размеров – масштабность.
От всех значений – духовность или бездуховность места.
Таким образом, представление о месте достигает некоторой идеальности.
Во всяком случае, найти нечто похожее в реальности вряд ли удастся. Место как идеальный объект онтологично, но только онтологично. Некоторую логическую завершенность «место» приобретает только в географической действительности, точнее, в рефлексии по поводу этой действительности.
Как нам представляется, ближе всех к построению идеального объекта места в географии подошел А. Вебер в своей теории размещения (теория штандортов). Если бы он смог «отвязаться» от сферы производства и рассматривал бы размещение как таковое, он, скорее всего, вышел бы к необходимости поиска и создания места как идеального объекта.
Географическая действительность относительно идеального объекта «место» разворачивается по таким интеллектуальным процессам, как:
описание
изучение и исследование
проектирование
экспериментирование
конструирование
развитие
захоронение (мемориализация)
В оболочках этих географических действий и деятельностей идеальный объект «место», теперь уже «географическое место», онтологически и логически закрепленное в практике, возвращается в реальность, в реальную жизнь и реальную географическую среду, чтобы стать поводом для нового шага географического познания. Круг, необходимый для любого идеального объекта (из реальности через действительность и опять к реальности), замыкается и ничего, вроде бы, не происходит и не искажается, кроме стоящего перед реальностью географа, проделавшего этот круг и тем готового к принятию географического решения относительно данного места.
Если «место» оказывается в сердцевине научного предмета географии, то можно наметить важнейшие направления теоретической географии или, образно говоря, спектра, веера необходимых теорий:
теория размещения (хозяйства, производства, населения и т.п.)
теория перемещения (транспортная теория и теория связи)
теория возмещения (пока еще не существующая воспроизводственная теория географии, теория рекультивации и антропоцикла природы)
теория замещения (теория реконструкции, переспециализации, перефункционализации и диверсификации деятельностей).
Размещение и расположение
География занимается либо размещением разного рода объектов в пространстве действительности либо расположением – в пространстве реальности, при этом, мы размещаем так и там, а оно располагается иначе и не там.
Мы играем в одну игру, в игру на размещение, а вещный и творимый нами мир играет совсем в другую – в расположение.
Глаголы места
Относительно места в русском языке имеется два принципиально разных глагола:
- класть (глагол, означающий процесс полагания чего-либо на место или в место, прикрепления к месту)
- лежать (глагол, описывающий нахождение на месте или в месте, это уже не процесс, а состояние, явление).
Принципиально важно то, что глагол «класть» имеет только несовершенную форму, а глагол «лежать» – только совершенную.
И что бы мы ни размещали («клали»), все будет несовершенно, положенное же, локализованное – совершенно. При этом, совершенно неважно, «лежащее», имеющее местоположение, «положено» было нами или природой – оно совершенно по положению, а не по происхождению, оно оестествляется и тем совершенствуется. То, что предкам казалось верхом безвкусицы, например, классицизм николаевской эпохи, заводы и городки Демидова или Эйфелева башня, то потомкам кажется верхом совершенства. Наскальные рисунки, набросанные на скорую руку из сугубо утилитарных соображений, сегодня потрясают наше воображение творческой смелостью и совершенством форм.
Мы размещаем по одним факторам, а оно располагается по другим. Жилой дом строился для счастья людей, и они действительно были счастливы, когда въезжали и справляли новоселье, но почему потом все в тех же стенах и обоях стали разворачиваться драмы, склоки и несчастья?
И, если это так, то важно понять, как оно располагается, что происходит с размещенным при расположении.
Это важно знать по двум причинам:
- нам исследовательски важно понять и расположение, и его отличия от размещения
- нам проектно важно знать две сущности: действительность размещения и реальность расположения, их различия и что лежит в зазоре между ними.
Принципы размещения и факторы расположения: что в зазоре?
Расположение обычно разумно, размещение – рационально.
За свою рациональность мы платим дважды: один раз вложениями, второй раз – последствиями, которые всегда и по принципу негативны, неожиданны и неизбежны.
В зазоре между экономически рациональным размещением и разумно обеспеченным расположением – целый мир минус экономическая рациональность.
И потому – понять законы расположения, значит понять законы существования. Либо – сказать себе, что таких законов не существует. и вся недолга.
Попробуем все-таки выделить некоторые законы пространственного расположения или, правильнее, законы уместности.
Закон монотонности
Всякое расположение стремится к тому, чтобы быть тем, что оно есть.
Мир сопротивляется изменениям каждым своим местом и в то же время уязвим для изменений в каждом своем месте. Ничто не мешает нам бросить в пруд камень, но очень быстро концентрические волны от брошенного камня затихают, и место приобретает прежний спокойный и невозмутимый вид.
Закон универсальности
Всякое расположение стремится повторить собой весь космос.
В каждом месте присутствует все, что может вместить это место и потому все новое, что появляется в данном месте, вытесняет что-либо из уже имеющегося либо деформирует имеющееся своим соседством. Американские города не изгоняют из себя зверье и птиц, живших здесь до возникновения города, но в городе эта живность становится помоешным сообществом, попрошайками, врагами или жертвами очеловеченной природы (домашние животные и растения) и техники (автомобили, дороги и т.п.).
Закон естественности
Всякое расположение, даже совершенно искусственное, – комплекс.
Комплекс – естественное или оестествленное сочетание, и процесс оестествления заключается в установлении новых связей и сцеплений, придающих морфологии материала законченность и совершенство места. Над дано это понять и почувствовать через красоту и гармонию каждого места, пусть даже ужасную гармонию.
Закон перфектности
Всякое расположение уже совершенό и тем совершéнно.
Любой акт размещения рано или поздно «умирает» в расположении и приобретает искомый покой места.
Соображения при принятии решений
Технология и инфраструктурные сети – вот, что снимает всю проблематику и размещения, и расположения: «Макдональдс» можно открывать где угодно, лишь бы это место было обитаемым, бензоколонку можно ставить в любом месте, лишь бы был хайвэй, демократию можно устанавливать в любом месте, где есть хотя бы один избиратель.
Технология и инфраструктурные сети делают проблемы размещения (по крайней мере) избыточными при принятии решений: а не все ли равно, где?
Что же касается расположения (по поводу которого принятие решений просто невозможно, поскольку это вопрос нерешаемый), то тут будет оставаться место только для исследовательской позиции:
- уместно ли новое размещение имеющемуся расположению?
Границы места определяются, по нашему мнению, распространением собственности, ответственности и деятельности (активности), при этом важна степень активности (стадии) взаимодействия субъекта среды и самой среды, также обладающей субъектностью:
Стадии взаимодействия
комплекс
система
агрессия
gathering economy
ТПК
симбиоз как паразитизм
development как освоение
produce economy
адаптация
мastering как освоение
хрематистика
реципрокность (мутуализм)
Экологика
экономика Аристотеля
Всякое место изначально необитаемо и всякая обитаемость начинается как агрессия: в природных комплексах как присваивающее хозяйство (gathering economy), в системах – как ТПК (например), с их хищнической целевой установкой достижения максимального народнохозяйственного эффекта при минимизации затрат на это достижение.
Следующей стадией взаимодействия является паразитизм: в комплексах выражающийся в освоении какdevelopment (освоение-присвоение ресурсов и их извлечение для использования), в системах – как производящее хозяйство (produce economy), понимая под хозяйством процесс необратимого перевода исходных материалов в продукты.
Более зрелой стадией является взаимная адаптация, формирование техно-природы, преобладаниеmastering в освоении и экономики как искусства приращения средств и богатств (хрематистика, согласно Аристотелю).
Наконец, взрослой стадией является реципрокность (взаимоподдержка) и мутуализм (симбиоз на базе взаимной выгоды), проявляющаяся в комплексах тем, что может быть названо экологикой (хозяйствование, ценностным образом ориентированное на процветание всего живого и даже бессмертие) и экономикой как искусством ведения хозяйства (по Аристотелю).
Понятно, что практика системного подхода к комплексам и комплексного подхода к системным порождает множество кентавр-совмещений и замещений, а саму границу понимания комплексности и системности весьма расплывчатой и зыбкой.
Местные субъект-субъектные отношения необходимо рассматривать в дуальности active-passive:
управляющее – управляемое
владеющее – владеемое
влияющее – влияемое
доминирующее – доминируемое
ответственное – ответствующее
и т.д.
Способность быть и управляющим, и управляемым (и др.) субъектом лежит в основании местного самоуправления, самоорганизации, самообладания, самодостаточности и т.п.
При этом, подобного рода отношения имеют свои пределы и ограничения (на примере города как места):
проектируемо и управляемо (целиком или частично)
архитектура и зодчество
городская планировка
благоустройство и озеленение
законы и нормы
инфраструктура и сервис
дорожное и уличное движение
сеть коммуникаций (почта, телефон, транспорт и т.п.)
численность и плотность населения
социокультурное обеспечение (образование, библиотеки, музеи и т.п.)
торговые точки, центры и сети
непроектируемо и неуправляемо, в т.ч. табуировано к проектированию и управлению
история и культура
человеческие отношения и эмоции
нравы и обычаи
традиции, ритуалы, обряды, уклады и устои
инициативы
дно
дух
память
патриотизм
Местная собственность и собственность места
Прежде всего, необходимо выделить основные типы и виды местной собственности:
Владение – самый примитивный и распространенный тип собственности. Владение – это прежде всего установление порядка (норм, правил, законов), в этом смысле владение и властвование. Парадокс заключается в том, что повсеместно собственность определяет порядок властвования нами. Это касается и автомобилей, и компьютеров, и любых технологий, которым мы вынуждены подчинятся как собственники. Вещи властвуют над нами.
Совладение предполагает соблюдение законов, норм и правил всех форм собственности, но с приоритетом более высокого уровня: национальные законы, нормы и правила важнее региональных, но уступают мировым.
Приватизация 1992-1994 года массовым образом превратила директоров предприятий и номенклатуру в класс собственников: первая волна собственников стала и менеджерами. Однако вторичный и последующие переделы собственности привели к тому, что новые собственники оказались вообще лишенными опыта управления и распоряжения собственностью. Это поразительно, но именно они, собственники второго поколения, стали интенсивно разворовывать свою же собственность, проигрывать ее в казино, доводить до полной бесприбыльности и т.п. Трагическими оказались также попытки внедрения западных образцов управления и распоряжения, взращенных веками употребления несуществующих в нас и у нас правовых норм и традиций.
Пользование – единственный тип собственности, допускавшийся в плановой экономике, и, как единственный, пользование в течение многих десятилетий формировало сознание ущербной, редуцированной собственности: города пользовались землей бесплатно, но также бесплатно пользовались городскими землями транспорт и промышленность, не принадлежащие городу, экстерриториальные образования (гарнизоны и воинские части, средства связи и т.п.). Право пользования имело декретивный характер.
Столь же декретивно осуществлялось и отчуждение собственности и земель: землеотвод под городскую застройку, прокладку трасс, инженерной инфраструктуры и коммуникаций. Эта декретивность привела к практически полной бесхозности воздуха над и земли под поверхностью.
На мировом уровне существует нравственная ответственность перед прошлыми и будущими поколениями, что и принимается в соображение при принятии ответственных решений. Эта форма ответственности касается только культурно-исторических ценностей и не затрагивает всех иных национальных интересов. Ответственность на национальном уровне допускает вмешательство мирового сообщества, включая применение санкций в виде требований на восстановление объектов мирового наследия и последующей их аннексии. Так, например, Украина и РФ (как правопреемник СССР) могут быть принуждены к восстановлению объектов античной культуры (храм и дворец Ахиллеса, прежде всего) до состояния, в котором находились эти объекты перед превращением о. Змеиный в полигон для морских стрельб, с последующей передачей острова под эгиду ООН, ЮНЕСКО или любого другого компетентного и авторитетного международного органа. Точно также существует ответственность по всем другим формам собственности перед формой, расположенной иерархически выше на одну ступень с возможностью передачи (аннексии) в случае серьезных нарушений или разрушений по доказанной вине собственника.
Ответственность – исторически самый важный тип собственности, поскольку несколько поколений жителей нашей страны жили в условиях отсутствия любой собственности, любой формы субъектности собственности, а, стало быть, неспособны нести ответственность за собственность.
Мы очень медленно постигаем институт собственности (приватизация и последовавшие за ней массовые беззакония, грабежи, мародерства – яркий и показательный пример безответственных присвоений), мы только-только начинаем осваивать процедуры отчуждения, современные собственники лишены опыта управления и распоряжения собственностью, ответственность же приходит, увы, последней.
Если частный собственник не в состоянии ответственно управлять и распоряжаться своей собственностью, правовой нормой и судом он может и должен быть лишен этой собственности в общественную пользу или пользу города. Если безответственен город, то муниципальная собственность превращается в национальную (федеральную) и так далее – и только так может быть возвращена ответственность за собственность.
С точки зрения городского маркетинга необходимо принимать во внимание не только формы и типы собственности, но и ее включенность в бюджеты различных уровней, в бюджетность собственности:
- частная собственность предполагает лишь два бюджетных отношения к ней: либо извлечение из собственности прибыли либо пользование ею для своих хозяйственных и жизненных нужд;
- общественная собственность допускает и пользование, и извлечение прибыли (что в принципе – крайне редко и не поощряется, нравственно осуждается, например, стяжательство церкви и владению ею казино и игорными домами в Москве), и расходование;
- муниципальная и региональная собственность предназначена для расходования ее, прежде всего на социально-культурные нужды, но может и приносить доходы как побочный продукт хозяйственной деятельности; цены за пользование региональной и муниципальной собственностью должны удерживаться на уровне доступности для населения и не выше нулевой прибыльности;
- превращение национальной собственности в источник доходов безнравственно хотя бы потому, что национальной гордостью не торгуют, а кроме того, достаточно, что государство взимает налоги со всех видов деятельности, государство собственности не имеет (национальная собственность и национальное достояние лишь отчасти контролируется и управляется государством), оно, государство, не предназначено для извлечения прибыли из собственных граждан, создавших его для своего удобства совместного проживания, а не ради тотального государственного ограбления своих же граждан: возможно, эта простая истина непостижима для т.н. слуг народа: депутатов, президентов и более мелких чиновников.
Собственность места даётся нам в её интерпретациях: гений места, дух города, аромат места, место силы, святость места и т.п. – мы не знаем, что это такое, но мы ощущаем, признаём, уважаем, а порой благоговеем и преклоняемся перед этой собственностью места [8,20].
В заключение необходимо вернуться к тезисам о двойной природе природы и разнообразию естественных и искусственных объектов и подходов к ним, чтобы подчеркнуть вдохновляющую сложность деятельностного решения проблемы единой географии.
Библиография
1.Александров П.С. Теория размерности и смежные вопросы. //М., Наука. 1978.
2.Анучин В,С. Теоретические проблемы географии. //М., МГУ, 1960, 412 с.
4.Арманд Д. Л. Наука о ландшафте: (Основы теории и логико-математические методы). //М.: Мысль, 1975,288 с.
Оригинал: http://7iskusstv.com/2016/Nomer12/Levintov1.php<span lang="RU" mso-bidi-font-weight:normal"="" style="font-style: normal; font-size: medium; font-family: Verdana; color: black;">
