Разговор о качестве литературных текстов невозможен без разговора об укреплении института редактуры. А применительно к нынешнему периоду впору говорить не об укреплении, а о реанимации института редактуры. В условиях отсутствия единого информационного литпространства, фактически поделенного на региональные литературные «лоскуты», конечно, говорить придётся именно о состоянии и статусе редактора и редактуры в каждом конкретном регионе. Но, быть может, такой разговор в формате «сверки часов» имеет и свои преимущества. Сегодня практически в каждом регионе институт редактуры начинает прорастать, образно говоря, от корней, поскольку от прежней советской «кроны» мало что осталось. Это, конечно, не есть хорошо. Но если взглянуть на ситуацию по принципу стакана, который всё-таки не наполовину пуст, а наполовину полон, разговор может получиться многовекторным, ибо опыт каждого региона по-своему уникален и учиться при желании можно и нужно взаимно. Я благодарна всем тем писателям и редакторам (а в подавляющем большинстве они пребывают именно в двух ипостасях — и как писатели, и как редакторы), что согласились принять участие в этом круглом столе, чтобы поделиться своим опытом, как позитивным, так и печальным, чтобы озвучить актуальные вопросы, касающиеся состояния нынешней литературы. Остаётся добавить, что предлагаемый вашему вниманию дистанционный круглый стол есть лишь начало большого — непростого, но очень насущного! — профессионального разговора, без которого серьёзно говорить о литературе как продолжательнице великих классических традиций, а не чисто досуговом занятии не представляется возможным. Это стартовый разговор с продолжением. И я буду рада, если коллеги захотят присоединиться к нему и высказать своё мнение.
Диана КАН
Николай АЛЕШКОВ,
поэт, член Союза писателей СССР, СРП, лауреат всероссийских премий, главный редактор журнала «Аргамак-Татарстан», Татарстан, Набережные Челны
Разговор о редактуре назрел и даже перезрел. И хотя графомания на меня, как поэта, действует хуже зубной боли, мне как редактору от неё зачастую никуда не деться, так как поток материалов в журнал велик. Порой очень трудно оставаться вежливым, общаясь с графоманами. Мой казанский друг Разиль Валеев недавно рассказал случай. Пришёл у нему как-то один такой «гений» — из умеющих глаза в глаза заискивать, а за глаза — клеветать и строчить жалобы по инстанциям. Пришёл и чуть ли не со слезой, этак по-свойски говорит: «Дорогой, я ведь к тебе по большой нужде...» Мой друг среагировал молниеносно. Взял просителя за руку и отвёл его... в туалет. Но если шутки в сторону, то главная беда в том, что профессиональные понятия о редактуре и корректуре на всём постсоветском пространстве практически сведены на нет. Издательское дело из государственного превратилось в частное. А частник экономит именно на редакторской работе! Отсюда — безграмотные книги и дурновкусие. Отсюда — перекос от художественных ценностей к тому, что ниже пояса и склонно к «такой твоей матери...» Выход мне представляется только один. Необходимо вернуть к жизни государственные (бюджетные) издательства, которые могли бы отвечать за то, что мы называем литературой. А частники пусть продолжают думать о прибыли, до литературы им, за редчайшим исключением, нет никакого дела. Быть может, при достойной конкуренции и они вынуждены будут задуматься о качестве текста? Кто знает…
Беда ещё и в том, что наши власти говорят одно, думают другое, а делают третье. Мне, например, надоели телемонологи из самых высокопоставленных уст о патриотизме. Я им не верю, потому что современная художественная литература, продолжающая вопреки обстоятельствам традиции русской (шире — отечественной) классики — увы, в загоне! У нас на виду и на слуху вечно проигрывающие миллиардеры-футболисты, а не нищенствующие поэты, творящие литературу, даже будучи самыми социально незащищёнными гражданами страны. И это очевидно как дважды два!
Евгений СЕМИЧЕВ,
поэт, лауреат всероссийских и международных литературных премий, секретарь Союза писателей России, Самара
Перед тем как сказать «слово о редактуре», озвучу цитату из недавнего выступления китайского писателя господина Вана: «Мы — счастливые писатели. О нас хорошо заботится государство. Члены ассоциации китайских литераторов делятся на три разряда. Писатели первого, самого высшего разряда, имеющие несколько книг и всекитайскую популярность, получают ежемесячно зарплату профессора университета (это примерно 8–9 тысяч юаней, или 80–90 тысяч российских рублей — Д.К.). Писатели второго разряда, имеющие популярность в провинциях, ежемесячно получают зарплату доцента (6–7 тысяч юаней). И писатели третьего разряда — начинающие молодые авторы — получают зарплату преподавателя вуза (5 тысяч юаней, что в переводе на реалии современной России — примерно 50 тысяч рублей). Кроме того, помогают правительства провинций. Это квартиры, машины и так далее. Помогают и администрации городов. Это дачи, творческие командировки. Мы живём творчеством, не думая о куске хлеба. Мы действительно счастливые писатели Китая». Цитата закончена. Мне могут возразить, мол, это Китай — великая империя и огромная страна. Но вот если взять маленькую Финляндию, то мы увидим, что даже имеющему единственную изданную книгу писателю государство пожизненно выплачивает стипендию. Понятно, конечно, что книга должна быть книгой не только в полиграфическом, но и в художественном смысле. Ну а теперь от счастливых своих и социально защищённых государством китайских и финских коллег вернусь к российским — книгоиздательским и редакторским (а они в идеале должны быть неразделимы) — реалиям. Редакторская система в советское время была фактически глубоко эшелонированной обороной против графомании в издательском деле. Автор книги и его книга вовсе не оставались один на один с редактором, чтобы, видимо, исключить творческий произвол со стороны последнего. До моменты выхода в свет каждая книга проходила многоступенчатую редактуру — существовала редактура литературная, был редактор художественный, редактор технический… Если главный редактор государственного издательства был поэт по жанровой принадлежности, то замом обычно назначался прозаик. То есть существовал чёткий жанровый баланс в руководстве издательством. Хотя все мои книги вышли уже после развала советского книгоиздательства, я, как автор, в Самаре ещё немного застал советскую издательскую систему, в лихие девяностые работающую на мощной силе советской инерции. Ну а потом в Самаре благополучно почило в бозе Куйбышевское книжное издательство, и ныне авторы отданы на откуп издателям-частникам. То есть, чтобы издать книгу, ты должен найти спонсора. Про авторский гонорар даже речи не идёт. Советская система книгоиздания и в частности институт редакторства не были каким-то ноу-хау, а лишь позитивным опытом монархической России в этом плане. И я думаю, что это наиболее оптимальная система, когда издательства служили фильтрами литературных текстов. И оптимальнее всего возрождать именно такую систему. Сейчас, когда главным «редактором» стали деньги, то естественно катастрофически упал и уровень издаваемой литературы — и не только в профессиональном смысле, но и в интеллектуальном, художественном, не говоря уж про нравственность. Издаваемость автора зависит от кошелька автора, так не должно быть. Раньше, прежде чем быть изданной и стать книгой, рукопись проходила множество фильтров — обсуждение на литературных секциях и семинарах, работа автора уже непосредственно с литературным редактором, а сейчас большинство книг — скороспелки. Вспоминается анекдот. Два писателя встретились, интересуются друг у друга, как дела. Один говорит: «Да вот роман написал за три месяца, уже три года не могу пристроить в издательство». Второй отвечает: «А я писал роман три года, через три месяца у меня книга выходит». Но этот анекдот, который, конечно, говорит об ответственности авторской творческой работы, был актуален во времена государственного книгоиздания. А сейчас если автор имеет деньги на издание книги, она будет издана, даже если уровень её ниже низкого, и не за три месяца, а буквально за три недели.
Анатолий АВРУТИН,
поэт, главный редактор журнала «Новая Немига литературная», лауреат международных литературных премий, Беларусь, Минск
Несмотря на всё добрососедство, сегодня Беларусь и Россия — разные государства. И очень многие социальные процессы, при их несомненном сходстве, все же развиваются по-разному. В Беларуси нет олигархов, в частной собственности которых оказались бы практически все богатства страны. У нас социально ориентированное государство, где, несмотря на все трудности, не стали отмахиваться от многих достижений советской поры. Скажем, представители белорусского книгоиздания традиционно занимали и продолжают до сих пор занимать самые престижные места на международных книжных выставках-ярмарках. Понимаю: моментально найдутся скептики, которые начнут говорить, что представленные на выставках роскошные фолианты выпущены за счет государства, а точнее — налогоплательщика и сам факт их выхода в свет порой имеет некоторый показушный оттенок… А вот, мол, рядовому писателю издаться в государственном издательстве почти невозможно…
Но давайте разберемся… Действительно, в советские времена только одно минское издательство «Мастацкая літаратура» («Художественная литература») выпускало добрых две с половиной сотни оригинальных книг в год, выплачивая при этом автору такой гонорар, что он мог спокойно на него кормить семью не меньше года… Сегодня ситуация, разумеется, иная. Но в отличие от России, ни одно из крупнейших госиздательств в Беларуси приватизировано не было и уровнем выпускаемой продукции продолжает демонстрировать частнику, какой должна быть настоящая книга. Чтобы не быть голословным, сошлюсь на весьма свежий собственный пример. Незадолго до Нового года мне сообщили, что рукопись моей книги избранного утверждена Министерством информации для выпуска в 2016 году в серии книг, издающихся для библиотек страны. Это означает, что все расходы по выпуску сборника берет на себя государство, а тираж будет достаточно массовым. В моем случае — 2 100 экземпляров. Издавать «Просветление» — именно так я решил назвать книгу — было поручено издательству «Народная асвета» («Народное просвещение»), одному из старейших издательств страны. Не буду скрывать — получил истинное наслаждение от встреч и общения и с директором издательства В.В. Калистратовой, и с главным редактором Е.В. Литвинович, и, в особенности, с редактором книги Е.М. Парахневич, оказавшейся дочерью известного белорусского писателя Михася Парахневича, с которым мне некогда доводилось встречаться… Имел возможность наблюдать, как вдумчиво вчитывалась Елена Михайловна в каждое стихотворение, какие чувства испытывала сама. Даже не пыталась что-то снимать или править. Зато отыскала несколько стихотворений, которые по авторскому недосмотру были продублированы в рукописи … А с какой любовью и тщательностью отнеслись к своему делу представители других редакций! Прекрасно сработали и корректоры, и оформители! Всего за неполных два месяца изрядный том, в котором почти пятьсот страниц, вышел в свет… Когда я отослал экземпляр книги в Воронеж известному критику Вячеславу Лютому, с чьим предисловием вышло «Просветление», он написал, что о таком издании можно мечтать любому русскому поэту… Разумеется, в такую серию может попасть далеко не каждый обладатель членского билета Союза писателей Беларуси. Но ведь, положа руку на сердце, не каждый и заслуживает того, чтобы именно его произведения широко пропагандировались…
Светлана ЗАМЛЕЛОВА,
прозаик, публицист, член Союза писателей России, главный редактор сетевого литературного журнала «Камертон», шеф-редактор литературно-исторического журнала «Великоросс», Москва
В любой ситуации для того чтобы понять, как быть и что делать дальше, нужно трезво и верно представлять себе эту ситуацию. Что касается современной русской литературы, главной её бедой является раскол, разделение на медийную (доступную читателю) и резервационную. Беда в том, что лучшими писателями называют сегодня людей чуждых литературе. То, что мы называем «региональными лоскутами», доступно очень узкому кругу читателей. Достаточно зайти в любой книжный магазин, чтобы увидеть и понять, кого знает сегодня читающая Россия. И связано это не с отсутствием единого литпространства. Стоит признать, что наше время обладает своими особенностями, и литература здесь не исключение. Для книгоиздателя писателей заменили проекты, а стало быть, литературу — лжелитература. Сегодня модный, медийный автор — это симулякр, имитация самого себя. Это тиражи, премии и некая роль: утончённый интеллектуал, брутальный пацан, воцерковлённый христианин и пр. И читателю предлагают не произведение, а образ. Можно много говорить о том, почему это именно так, а не иначе. Но от этого ничего не изменится.
Когда писатели, преимущественно из литературной резервации, говорят о государственной поддержке, они, как представляется, не вполне понимают, как это может осуществиться на практике. Какова должна быть эта поддержка: а) персональная; б) коллективная, то есть через союзы; в) какая-то ещё. Но если речь идёт о персональной поддержке, то несложно себе представить, какая начнётся склока. И потом, кто будет определять адресатов помощи? А главное, нет никаких сомнений, что в первые ряды очереди на вспоможение попадут всё те же ловкие ребята из медийных, всё тот же список фамилий, которые каждый раз приводят в пример ленивые критики, зазвучит и в этот раз.
Что касается творческих союзов, то ни для кого не секрет, что их количество увеличилось за последнее время, а число принятых членов и вовсе выросло в разы. Более того, новоиспечённые члены организаций не всегда оказываются хорошими литераторами. И как быть в этом случае? Каким союзам предложить помощь и как её делить? Да и стоит, наконец, признать, что современное российское государство не нуждается в писателях так, как нуждалось советское. А если бы эта нужда и возникла, то никак не ради защиты интересов трудящихся — это тоже необходимо признать. И если представить, что наше сегодняшнее государство возьмёт на содержание неких писателей, то нетрудно и вообразить, что оно потребует взамен. Поэтому в том, что государство дистанцировалось от литературы, определённо есть и положительный момент. По крайней мере, от редакторов независимых изданий никто не потребует публиковать так называемых «известных писателей», отличающихся, как правило, косноязычием и невежеством. Конечно, задача любого редактора — работа с авторским текстом. Сверхзадача — выявление талантливого и яркого среди огромного количества написанного. Но с учётом исторического контекста у редактора появилась и мегазадача: отсекать медийную или премиальную литературу, по возможности разъяснять читателю, почему не нужно особенно доверять книгам, получающим премии. Почему, например, стена не может катиться, а пот быть бесчисленным, почему из выхлопной трубы не может валить пар (все эти перлы встречаются в премированных книгах) и т.д. Редактора крупных издательств, публикующих эти, с позволения сказать, оригинальности, отчего-то не утруждают себя работой с текстами. И тут одно из двух: либо приходится всё переписывать заново, либо для литпроектов красота и правильность речи не имеет никакого значения. Что ж, предоставим мертвецам хоронить своих мертвецов. А литературной резервации, в которой, волею судеб, оказались и участники круглого стола, следует постараться сохранить и преумножить русскую литературу. А главное — не пройти мимо талантливого.
Диана КАН,
поэт, публицист, член Союза писателей России, лауреат всероссийских и международных литературных премий, член редколлегий многих литературных журналов России, руководитель Оренбургского областного литобъединения им. С.Т. Аксакова Дома литераторов им. С.Т. Аксакова, Оренбург
Исходя из своего опыта работы с авторами и их текстами самого разного уровня, я вывела для себя правило говорить с каждым на ему понятном языке. Ибо то, что поймёт с полуслова-полувзгляда опытный автор, автору начинающему надо порой объяснять почти на пальцах. То есть высказывание Зинаиды Гиппиус: «Если надо объяснять, то не надо объяснять» следует применять к авторам дифференцированно.
Помнится, пришлось мне редактировать рукопись поэтессы, которую я бы назвала «идейной дачницей». Она писала стихи всю жизнь в стол, и вот как-то, видимо, дозрела до мысли, что без творческого общения далее ей нельзя. И вот я долго не могла отучить эту поэтессу (весьма, кстати, лирическую) от столь частого у авторов многословия стремления сразу весь свой «талант» и весь свой «ум» вложить в одно стихотворение, словно оно не только первое, но и последнее в его жизни. И так, и сяк билась с ней, она, надо отдать ей должное, была очень благодарна и не преклословила, понимая, видимо, сколь ей повезло, что я согласилась с ней поработать. Стихи прямо на глазах становились лучше настолько, что это было очевидно без слов. Но! Поэтесса приносила следующие новые стихи, а они так же были многословны. Это меня удручало. И мы опять начинали биться, чтобы текст приобрел необходимую стихам прозрачность. Пока наконец меня не осенило. Говорю ей: «Вот вы дачница! Что вы делаете с теми растениями, которые не по формату обжились на грядке и мешают тем растениям, которые вы намерены вырастить?» Она пристально посмотрела на меня: «Выкорчёвываю и выпалываю, а как же?». Я говорю: «Вот и с лишними словами надо аналогично поступать — чтобы они не мешали в данном конкретном стихотворном тексте произрастать нужным словам. При этом важно, конечно, отличать полезные слова-растения от сорняков. И ещё надо понимать, что порой то, что автор принимает за сорняк, на самом деле Божий подарок, просто он неуместен на этой конкретной «грядке», в рамках этого конкретного произведения. Но будучи пересажен на отдельную грядку, может стать шедевром».
Конечно же, «воспитывая» тексты, мы в идеале должны через них, посредством стихотворного практикума, воспитывать и автора, чтобы следующие его тексты уже не страдали прежними огрехами. Вот так, порой забавно, через дачные ассоциации, близкие автору, можно враз объяснить — что к чему. Я ещё, помнится, подумала тогда, что если мне вдруг придётся, как редактору, работать с автором, скажем так, главой государства, то для него в такой ситуации я бы провела иную параллель. Лишние слова — это «пятая колонна», не позволяющая качественно обустроить социум в деле позитивного государственного строительства. Хотя и тут, конечно, я бы отметила, что подчас то, что автор может принять за «пятую колонну», на деле является гласом истины, просто желательно его использовать во благо… А вообще, если не вдаваться в литературную терминологию, потому что вряд ли автору надо знать, чем амфибрахий отличен от анапеста (это дело критиков), то все авторы делятся на тех, кто хочет воспитывать свои детища-стихи, и тех, кто считает своих «детища» идеальными. По принципу, хоть плохенький, да свой! А будучи воспитанным для выведения его в свет (ну, для публикации), такой «ребёнок» словно чужой. С такими авторами лучше не терять время; как говорится, нельзя облагодетельствовать того, кто не хочет и не готов. Неслучайно дворяне отдавали своих детей в воспитание профессиональным гувернёрам, хотя могли бы воспитывать и сами, благо не ходили на службу. Но нечасто мы воспитываем своих детей хорошо, куда как лучше мы воспитываем чужих детей, ибо своих склонны жалеть. А как говорят англичане: «Пожалеть розгу — испортить ребёнка». Насчёт розог, это я, конечно, хватила, но надо понимать, что постижение любого профмастерства — дело непростое для того, кто хочет постичь его. Если хочешь танцевать настоящий балет, а не пробавляться дешёвым билли-дансом, надо быть готовым к кровавым мозолям, растянутым лодыжкам, неизбежным падениям, иного пути нет. Профессионализм редактора — свести к минимуму все эти «издержки» для автора, но тем не менее побудить автора постичь тайны мастерства — просто добиться этого, как говорится, меньшей кровью.
Елизавета МАРТЫНОВА (ДАНИЛОВА),
член Союза писателей России, лауреат всероссийских литературных премий, главный редактор журнала «Волга — ХХI век», Саратов
Редактировать тексты я начала очень давно, сразу после окончания университета, не по работе (я тогда преподавала русский язык в вузе), а, что называется, по призванию. Писатели наши саратовские, руководители литературных студий и их участники, быстро сообразили, что могут рассчитывать на устный отклик или письменную рецензию, на мои правки и подсказки — и стали приносить мне свои рукописи. А я всё удивлялась: а почему в издательстве-то книгу не могут отредактировать как следует? Потом узнала, что издательства у нас в Саратове все частные (плати деньги — и будет тебе книга «по средствам», в авторской редакции, со всеми недоработками), что если где-то ещё и остались штатные корректоры, то редакторы все, как правило, берутся «со стороны», и то, если писатель считает, что редактура ему нужна. Большинство же пишущих и издающих книги даже и не подозревает, как важны взгляд со стороны и литературное редактирование. Меня всегда возмущало, что основную массу ХОРОШО ИЗДАННЫХ (в смысле оформления) в этих самых частных издательствах книг невозможно читать. В этом потоке отыскать действительно художественную книгу просто нереально. А ведь лучшие, действительно талантливые писатели Саратова тоже вынуждены издавать свои произведения за свой счёт, хорошо, если спонсора найдут (кстати, спонсорам тоже всё равно, кому выделять, или чаще не выделять, средства для издания книг). Никто им, писателям, не помогает. Вот их стихи, проза, публицистика тоже пропадают в безликом потоке. Это ещё хуже, чем издание 99 % графоманских томов. В общем-то, именно неприятие этой ситуации и подтолкнуло меня к тому, чтобы стать редактором журнала. «Под одной крышей» можно было собрать талантливых писателей Саратова и других городов, дать им возможность публиковаться в государственном издании, которое финансируется из бюджета — и возможность гарантированно найти своего читателя.
Конечно, журнал не заменяет авторскую книгу, но всё таки...
Но сразу же — с 2008 года — я столкнулась с рядом проблем.
1. Союзу писателей (местному его отделению) требовалась только публикация всех его членов, независимо от художественного уровня написанного — и независимо от того, печаталось или нет то, что они предлагали в журнал уже много-много лет назад. Соответственно, каждую публикацию любого иногороднего автора встречали в штыки и писали «об этом безобразии» отрицательные рецензии на журнал в местные газеты. У меня уже целый архив есть — и этих самых рецензий, и моих ответов на них.
2. Учредителям тоже требовалось исключительно «саратовское», потому что, мол, журнал издаётся на средства саратовских налогоплательщиков. Ну и конечно, сплошной «позитив», никакой политики, никакой публицистики, только «любовь и природа» (цитирую одну из рекомендаций).
3. В случае отказа в публикации некоторые авторы шли жаловаться вышестоящему начальству и требовать, чтобы их напечатали в приказном порядке.
А мне хотелось делать хороший журнал. Российского уровня. Не ограниченный доморощенной цензурой. Без оглядки на «как бы чего не вышло». Очень много усилий пришлось приложить, чтобы три основные проблемы, о которых я только что написала, не стояли так остро.
Но вначале действительно было трудно. Особенно удручал поток графомании, идущий отовсюду: и из Союза писателей, и самотёком по электронной почте, и просто люди с улицы приходили. То есть был настрой такой: опубликоваться любым способом, а редактор, он так, «сбоку припёку», одно беспокойство от него.
Один товарищ всеми путями добивался публикации сразу сотни (!) своих стихотворений единовременно, причём все стихи свои посвящал «по нисходящей» президенту, министру, нашему губернатору, и полчаса на повышенных тонах объяснял, почему я должна это сделать. Сказала, что буду согласовывать с адресатами. Вспомнила про него, потому что это был, к сожалению, типичный случай. Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Вообще, конечно, задача редактора — находить такие стихи и такую прозу, которую надо править «по минимуму». К моменту назначения меня редактором я уже несколько лет редактировала книги саратовских авторов и преподавала русский язык в вузе. И тот и другой опыт очень помог, так же, как и поездки на Форум молодых писателей России — узнавала новые имена, стала разбираться в специфике журналов. Всегда радуюсь, когда нахожу талантливого автора. Сразу погружаюсь в его мир, просто как читатель, и только немного позже начинаю смотреть критически.
Если произведение отобрано, подходит по формату и тональности, и в номер вписывается... Начинается работа с автором. Правки надо согласовывать, обговаривать предварительно. Публикация в журнале — это результат общей работы. Редактор видит со стороны то, что не видит автор, он вживается в этот текст (прозу, стихи, статью) и делает его читабельным, ясным, выстроенным, лишённым грамматических, стилистических, композиционных и прочих ошибок, и конечно, отбирает то, что соответствует направлению журнала. Постепенно научилась отказывать. Это тяжело. Как будто приговор какой-то выносишь. Но юмор помогает…
«Вы не берёте? Выбросьте тогда в мусор» — «С удовольствием».
«Вот Вы меня не печатаете... А вот со статьёй, опубликованной в прошлом номере у Вас, я категорически не согласна». — «Так её специально и печатали для того, чтобы Вы с ней не соглашались».
«Вы выбрали у меня для публикации мои самые плохие стихотворения…» — «Старалась».
Разумеется, диалог с автором нужно строить так, чтобы никого не обидеть. Ни в случае отказа, ни в случае публикации и работы с автором. Совсем по-другому стала относиться к собственным публикациям в других журналах. С пониманием того, как трудно редактору. И того, что если он выбрал тебя — то ты, безусловно, нашёл нового читателя. А ведь это самое главное. И ещё. О читателях. Недавно (26 августа 2016 года) была передача по саратовскому радио о журнале, прямой эфир, и я порадовалась, сколько было звонков — и от писателей, и от читателей, и сколько откликов потом. Ну, думаю, значит, не пропадёт мой нескорбный труд... Уже хорошо.
Борис СЕЛЕЗНЁВ,
поэт, прозаик, главный редактор литературного журнала «Арина», Нижний Новгород
Однажды Валентин Николаев (светлая память ему), в течение многих лет бессменный руководитель секции прозы «Воложка» Нижегородской писательской организации, рассказал мне любопытный и поучительный эпизод из своей жизни. Случилось всё это в Москве, в редакции одного толстого журнала. Естественно, еще в добрые старые «застойные» времена. Там у него готовилась к публикации повесть, и он приезжал в редакцию, чтобы в последний раз согласовать редакторскую правку. По завершении этой удачной встречи он вышел в коридор, достал вожделенную пачку «Примы»… — тут открылась дверь и выбежал редактор с толстой рукописью в руках. Николаев сразу заметил: в рукописи, что называется, живого места нет. Вся исчеркана чьей-то безжалостной рукой. При энергичном закрывании двери две-три страницы выпали и спланировали к ногам Валентина Арсеньевича. Он тут же наклонился, подобрал их и, протягивая владельцу испещренные правкой листочки, сочувственно спросил: «Что, совсем плохо дело»? На что получил совсем неожиданный ответ: «Отличная вещь!» И силуэт редактора обозначился уже в конце коридора. Николаев был до такой степени заинтригован этим обстоятельством, что не ушёл из редакции, пока не узнал, чья это была рукопись и как называлась та, по словам редактора, отличная вещь. Это оказалась знаменитая «Царь-рыба» Виктора Астафьева! То был второй нокаут, но после этого случая Николаев стал ещё строже относиться как к своим, так и к ученическим текстам. И, как видим, не зря, поскольку из «Николаевской школы», как из «Шинели» Гоголя, вышла целая плеяда молодых талантливых нижегородских прозаиков. Не буду называть их имена, так как задачи и цели у меня сейчас другие. На мой взгляд, этот эпизод из редакционной жизни — весьма поучительная иллюстрация кипящей литературной деятельности того времени.
Иллюстрация же сегодняшней «литературной деятельности» — чудовищный поток графомании, сквозь который редкими искрами пробиваются молодые одаренные авторы. Но ведь еще надо иметь силу, чтобы пробить сей мутный поток! Что же делать слабеньким поэтам и прозаикам, в которых тоже есть искра Божия? Сейчас все семинары платные, не подступишься. Слава Богу, пока еще существуют издания, где будут с ними бесплатно заниматься. Есть ЛИТО и секции при СП. Есть у нас Диана Кан, которая вывела не один десяток молодых талантливых стихотворцев на страницы толстых журналов…. Но это, как она сама пишет, «лоскутный» и «точечный» подход — не системно.
Да что и говорить, если большинство издательств работают сейчас совсем без корректоров. Куда уж нам до «голосовой» (двойной) корректуры советского времени! Тут простая «причинно-следственная связь». Следствие — совершенно бедственное состояние как всего литпроцесса в целом, так и института редактуры в частности. Следствие — налицо. Попробуем (в тысячный раз) выявить причины?..
Их много, но одна из главнейших, на мой взгляд, затаилась в падении нашей нравственности и культуры. Не скажу — в литературе, поскольку тут сложно сделать подлог, выдать черное за белое. Были, конечно же, попытки: Иван Чонкин, например. Даже имя автора забыл. Где сейчас этот Чонкин? Налицо подлог, время показало. Другое дело — кино. Большой удар нанес советский кинематограф по нравственности, особенно молодых людей. И мы были тогда еще молодыми. Но до сих пор крутят под Новый год эту милую «баню» («С легким паром!»), после первого показа которой все молоденькие училки русского языка и литературы дружно закурили. А что такого? А то, что закурить — легко… А вот попробуйте бросить!.. По принципу: разрушить — просто, построить — сложно. Дело многих лет. С нравственностью — аналогично. А в этом фильме как раз и высмеивалась нравственность в лице Ипполита. И возводилась в норму (!) дурная романтика. Что будет хорошего у Жени и Нади, после того как они, в общем-то, подленько поступили со своими близкими людьми?.. А как мы все их полюбили… Вот что может сделать великолепная актерская игра! Другой мой любимый фильм, «Курьер» Карена Шахназарова, — это уже период так называемой «перестройки». Здесь вообще открытым текстом под видом шутки главный герой («пошутить хотел») проводит пошленькую идейку обогащения за счет обольщения девушки, дочери состоятельного человека. И профессор Кузнецов («сильный человек») явно проигрывает шутнику со своими скучными советскими догмами. И как же это было, право, забавно и смешно!.. И здесь отличная игра актеров делает свое дело. Мы им верим. А если верим, будем и подражать… А юмор-то убийственный! Создатели фильма «Брат», видимо, делали ставку на образ нового русского Робин Гуда. Не вышло. Герой, по сути, после ряда убийств становится таким же бандитом, как те, которых он убивал. И никакой тут русской идеи нет, а всё крутится вокруг денег: «Возьми, тут много. Поживешь», — говорит главный герой Данила немцу. Вот и вся соль. Для чего это я всё пишу, ведь фильмы-то все как бы любимые. Почему «как бы»? Да сомневаться начал. Вижу везде подлог, инсинуацию…
Вот с «Демоном» Лермонтова вроде бы разобрались. С «Мастером и Маргаритой» Булгакова — тоже. Нельзя заведомо безобразное изображать красиво. Вспоминаю давние слова одной моей читательницы: «В ваших стихах мне даже проститутки нравятся». Тогда я был польщен. А сейчас задумываюсь… И всё кажется мне, что мечты о возвращении государственного статуса нашим писательским союзам просто наивны. Потому что властям от этого выгоды нет, только заботы и хлопоты. Да просто не любят они писателей, а деньги любят. Вот поэтому на чиновников здесь рассчитывать не приходится, а своими народными силами что-то попытаться сделать. Но уже и результаты, конечно, есть. К примеру, в советские времена в Нижнем Новгороде раз в год издавался лишь один литературно-художественный альманах и региональный журнал «Волга» в Саратове. Сейчас в нашем городе издается два альманаха и три литературных журнала. Есть ведь прогресс? Только редактуру с корректурой чуток подтянуть осталось…
Нина ЯГОДИНЦЕВА,
секретарь Союза писателей России, кандидат культурологических наук, руководитель литературной мастерской «Взлётная полоса» и литературных курсов ЧГИК, редактор, Челябинск
Рыночная свобода книгоиздания свела институт редактуры на нет. Качество книг — особенно издаваемых в регионах — буквально рухнуло. Работая в проекте Южно-Уральской литературной премии, мы ежегодно получаем на конкурс более 200 изданий и с горечью отмечаем: качество книг падает год от года. «Оптимизация» расходов первым вычёркивает из издательского коллектива, который должен работать над книгой, корректора, вторым — редактора, третьим — художника-дизайнера. О такой роскоши, как научные консультанты (например, для книг на историческую тему), даже речи нет. Вот только типография никак не поддаётся оптимизации и чёрным по белому печатает все текстовые ошибки и стилистические огрехи, но зато цветным по матовой припрессовке — портрет автора, желательно на всю страницу, часто — с пышным букетом наперевес… А мы ещё говорим об утрате интереса к чтению.
Ушло понимание книги как объекта коллективного творчества и коллективной ответственности — и «книжные» профессии тоже естественно приходят в упадок. Обострилась до предела проблема грамотности: молодые редакторы, выпускники филологических факультетов, зачастую не в состоянии отличить дефис от тире, не дружат с грамматикой и понятия не имеют об авторских знаках, особенно в поэзии. То есть если и включаются в работу, то добавляют к авторскому хаосу немалую толику недоразумений. Найти хорошего редактора — большая удача, почти счастье. Поэтому на литературных курсах ЧГИК мы ввели специальный раздел «Основы редакторской работы» — с тем чтобы и редактор, и автор лучше понимали друг друга в непростом диалоге.
Готовя к печати учебник «Организация литературной работы», я сформулировала несколько принципиальных моментов, стараясь увидеть ситуацию и с той, и с другой стороны. Ведь редактор — это посредник между автором и читателем, одновременно читатель и соавтор. Его задача — помочь автору вывести текст из личной сферы в сферу культурного диалога. Редактор должен, с одной стороны, максимально сохранить и акцентировать авторскую индивидуальность, с другой — помочь автору соблюсти нормы и правила культурного диалога. Есть несколько различных установок работы, своеобразных редакторских «ролей»:
– редактор-соавтор хорошо чувствует текст «изнутри», способен оценивать произведение по художественным законам, заданным автором, может тактично исправлять ошибки и подсказывать автору варианты решений. Встретить такого редактора — большая удача;
– редактор-педагог обладает большим литературным опытом, при редактировании подробно объясняет, как действует тот или иной приём; его работа направлена прежде всего на перспективу развития автора. Работа с редактором-педагогом максимально информативна;
– редактор-цензор подходит к тексту с заранее определёнными критериями, отсекая не соответствующее теме, уровню и пр. Часто такая редактура бывает необходима при подготовке тематических изданий. Общение с редактором-цензором бывает наиболее сложным для автора, поскольку возможности диалога оказываются ограничены заранее.
Да и цели редактирования могут быть различными: одно дело, когда разговор идёт о публикации, здесь надо брать в работу наиболее цельные тексты — и на второй план уходят стихотворения с одной-единственной, но яркой метафорой, или рассказ с удачно найденным, но не реализованным сюжетом. Тогда как при педагогическом редактировании именно эти «яркие» моменты становятся центром вниманимя, и к ним «подтягивается» весь остальной текст. Если цель работы обговорена заранее, редактор и автор становятся надёжными союзниками.
Очень часто авторы обращаются к редактору «по горячим следам», восхищённые только что написанным. Восторг состояния в этом случае ешё не отделён от результата (произведения), любые замечания воспринимаются очень тяжело, и недоразумения неизбежны. Прежде чем обратиться к редактору, каждому автору крайне желательно овладеть навыками саморедактирования, устранить те ошибки и недоразумения, с которыми он может справиться сам. Но для этого необходимо уметь чётко разделять два различных этапа — творчества и редактирования. На этапе творчества текст ещё воспринимается не как произведение, а как состояние — вдохновения, подъёма сил. Состояние подлинно, действительно прекрасно и редактированию не подлежит. Состояние переживают — а произведение совершенствуют, зачастую многократно переписывая. Если не путать и не смешивать два этапа, саморедактура становится более продуктивной и разговор с редактором выстраивается на совершенно другом уровне.
На литературных курсах в рамках раздела «Основы редактирования» мы рассмативаем следующую профессиональную проблематику:
– работа редакцонной коллегии,
– концепция литературно-художественного издания,
– виды сборников,
– сбор и подготовка материалов к печати,
– виды композиции издания,
– реализация идеи книги в её названии и оформлении (элементы «книжного кода»).
Освоение информации происходит не только через изучение теории, но и через целый ряд «деловых игр», когда, например, о содержании книги слушатели пробуют делать выводы по её обложке, тактильному, цветовому, изобразительному кодам и названию. Или один и тот же текст предлагается оценить с позиции трёх редакторских ипостасей: «педагога», «соавтора» и «цензора».
Конечно, этого краткого перечня тем недостаточно, чтобы обрести профессиональные навыки, но здесь очень важно понимание специфики книжного дела, крайней необходимости вернуть в культурный обиход саму профессию редактора и коллективный принцип работы над книгой. А пока мы всё чаще и чаще откладываем книги в сторону с горькой горечью: ещё один погубленный материал, зря потраченные средства, обманутые ожидания и читателя, и автора…
Людмила САЛТЫКОВА,
поэт, публицист, литературный переводчик, член Союза писателей России, главный редактор издательства «Старт», лауреат и победитель более 30 литературных международных и российских премий, конкурсов, фестивалей, член жюри ряда фестивалей и конкурсов, президент Международного литературного фестиваля «Под небом рязанским», Рязань
Пытаюсь понять, с какой стороны можно бы продуктивнее решить проблемы круглого стола по состоянию института редактуры в нашей стране. Думаю, что вряд ли это удастся сделать на материале отдельного региона, ведь многое в издательской деятельности — в плане укрепления ли, реанимации института редактуры — надо совершать законодательно, в масштабах всей страны. Потому что если от прежней, советской кроны редактуры мало что осталось, так ведь и корни-то, которые, слава Богу, совсем не повыдергивали, всё же здорово подпортили. Хотя, пожалуй, примеры из различных областей, краев, республик (а картины литературного редактирования в разных регионах России, по моим наблюдениям, повторяют друг друга, как отражения в зеркале) в сумме своей приведут нас к составлению какого-то конкретного плана.
Издатели Рязанщины — а это областное издательство «Пресса», областная типография, издательства высших учебных заведений и частные издательства, главными редакторами в которых в основном являются члены творческих союзов, — периодически собираются на круглые столы и на книжные фестивали в Рязанской областной библиотеке имени Горького (29.09 — 3.10.2016 проходил очередной межрегиональный фестиваль «Читающий мир», в рамках которого работала и выставка-ярмарка большого количества издающих организаций, в том числе с о.Сахалин, из Калининграда, Москвы, Орла, Санкт-Петербурга, Тулы, Ярославля и др.). На прошлых таких фестивалях, помимо издательства «Пресса» и областной типографии, по результатам конкурса «Книга года» были награждены рязанские издательства «Русское слово» (директор — член СП РФ А.П. Хлуденев), РИД (член СП РФ Н.Г. Ибрагимов), ИП Ситников (гл. ред. — член СРП И.К. Красногорская), а также издательство «Старт» (содиректор А.В. Бандорин, гл. ред. Л.Ф. Салтыкова, члены СП РФ и РСПЛ). Жаль, конечно, что внимание покупателей на таких мероприятиях привлекает в основном краеведческая и историческая литература, мы же больше выпускаем поэтические сборники местных авторов (хотя есть и проза, и детская литература) и альманахи. Но на книжной ярмарке на Красной площади в этом году были проданы шесть стихотворных сборников издательства «Старт», чему мы очень рады.
Издаются, конечно, и любительские произведения, но явно «графоманскую» продукцию рязанские издатели стараются не выпускать. Правда, и здесь «проза жизни» вносит свои коррективы. Один из рязанских авторов (между прочим — занимающий когда-то солидное место в Совнаркоме и объехавший, как он пишет, «по периметру» Советский Союз) сумел найти общий язык с депутатом областной Думы, тот выделил ему деньги на выпуск книги (от имени своей фирмы). Обратился он к нам для издания его трудов, но мы нашли в его приключенческом романе, в котором действие происходило на Чукотке, очень уж большое воздействие Майн-Рида. Автор сказал, что поработает, и забрал свое произведение. И вдруг на одной из выставок-ярмарок рязанских изданий мы увидели на стенде издательства «Узорочье» роман этого Дмитрия Фокина. Мало того, там был и его поэтический сборник, отражающий, как он написал в предисловии, его жизненный путь (а мы и не знали, что он стихи пишет). Листаем…Что такое — это же отрывок из «Анны Снегиной» С. Есенина?! А это стихотворение посвятил своей бабушке известный современный рязанский поэт (к сожалению, его уже нет с нами) Анатолий Сенин?! Но, вроде бы припертый к стенке, «поэт» Дмитрий Фокин хлопает недоуменно глазами: «У Есенина нет героя с именем Димуля, у него Сергуня! А у Сенина бабушка Алена, у меня же…». Написали мы об этом в одном из СМИ и озвучивали этот факт на разных мероприятиях, но воз и ныне там. Так что редактор оказывается иногда и перед проблемами, связанными с плагиатом и ему подобными фактами…
Практически же на первом плане стоят вопросы, связанные не столько с содержанием произведения, сколько с его формой, а здесь главную роль играет русский язык. А знания его у авторов далеко не всегда хороши. Правда, такие авторы уверены, что для грамотности текста есть корректоры, они все сделают.
Когда я, по разным обстоятельствам, в 90-е годы «вернулась» к литературной деятельности от преподавания русского языка в вузах и меня стали приглашать для работы редактором-корректором в различные рязанские издательства, мне так объяснили суть работы редактора и корректора: литературный редактор анализирует, оценивает и совершенствует форму произведения в композиционном, стилевом отношении, а корректор следит, чтобы не было ошибок (орфографических и пунктуационных, а также опечаток) в набранном и сверстанном тексте. Что ж, я всё это умела и, когда стала главным редактором издательства «Старт», старалась, чтобы моя фамилия как литературного редактора и корректора вызывала уважение. Да, я понимаю, что должно быть сотворчество автора и редактора. И, конечно, языковую сторону произведения редактор должен видеть лучше, чем автор. А при авторской «глухоте» всё-таки есть и авторская «вольность», которая может быть удачной или неудачной. Всё это нужно учитывать настоящему редактору. Так что я обязательно исправляю ошибки — орфоэпические (это важно в поэтических текстах), орфографические, пунктуационные, лексические, лексико-грамматические, грамматические, стилевые, логические, фактические — если это ошибки (есть в лингвистике и методике преподавания русского языка определённые их классификации), но дело решается в пользу автора, если это недочёты. Учитываются и изменения в нормах, особенно — орфоэпических. В этом помогают современные словари. И нередко то, что мне кажется ошибочным, оказывается уже допустимым наряду с привычным мне, а иногда даже основным при допустимости привычного мне, а то и это привычное стало устаревшим. Когда же есть ошибка в ударении, авторы довольно часто стараются меня убедить оставить их вариант, потому что и у классиков, мол, такое ударение встречается. Приходится аргументировать свою позицию тем, что нормы языковые претерпевают изменения, и то, что, допустим, в XIX веке было нормой, теперь надо проверять по современным справочникам. И авторам как поэтических, так и прозаических произведений надо дома иметь много лингвистических словарей и справочников («Век живи — век учись» — и в этом случае важно). Хотя при единстве формы и содержания «первее» всё-таки стоит содержание («Первый среди равных»), и если это содержание очень хорошо у автора, то, так и быть, редакторы-корректоры помогут ему в языковом плане. Главное — чтобы читатель имел перед собой текст, который не научит его ошибкам.
Кстати, телевидение в плане культуры речи далеко не всегда теперь образец, как было, скажем так, во время оно. Немало я выписала в «записную книжку» примеров различных ошибок в речи как работников телевидения, так и депутатов, и крупных и мелких чиновников, и других. Даже в речи, казалось бы, специалистов в области языка и литературы встречаются ошибки, связанные с родо-видовыми отношениями (например: «писатели и поэты» — довольно часто сейчас звучит не только в устах чиновников, но и руководителей творческих организаций; или — из учебника по редактуре А.Н. Беззубова: «Читая текст, он должен замечать грамматические, синтаксические и другие языковые ошибки…», а ведь раздел «Грамматика» включает в себя подразделы «Морфология» и «Синтаксис»)…
Таким образом, редактор должен быть строгим (в хорошем смысле этого слова) наставником автора. Если будет взаимопонимание, будут хорошие литературные результаты. Но вот что вспомнилось из практики подготовки к печати моего сборника стихов для детей. Редактор обвел карандашными прямоугольничками какие-то слова, словосочетания или части слов. «Что это?» — спрашиваю. «Думай…» Думаю. Ничего не вижу. В одном случае редактор совет дал: «Ну что ты для детей пишешь: “Зло ворчу под нос…”?!» Я согласилась, вместо «зло» поставила «я». «А остальное можешь и стереть». Такая вот методика редакторской работы. Может, чтобы показать, что работал?..
Диана Кан: Уважаемые писатели! Разговор начат, разговор продолжается!
kan.diana-kan@yandex.ru
