"Цирк Абигайль" (Предисловие Ирины Калус)0

Посвящается Ирине Владимировне Калус,

с улыбкой и поклоном

 

Кто-то скажет, что неприлично расхваливать повесть, которая посвящена тебе самому. Но нас преследует острая необходимость сказать несколько важных слов, чтобы создать у читателя соответствующий настрой. Любое талантливое произведение всегда имеет несколько уровней восприятия, рассчитанных на людей самого разного рода — и здесь хотелось бы высветить самый «верхний» слой, который в соединении с парадоксальной лёгкостью всегда крайне серьёзен, звучит преимущественно в подтексте и не сразу распознаётся любителями динамичных сюжетов, неожиданных поворотов и развязок. А неожиданного в повести предостаточно. Иногда действительно подумается, что жизнь — не только и столько театр, сколько настоящий цирк, порой гениально красивый, порой бездарный. Такое определение жизни во многом точнее, ведь жизнь — и в сложности, и в простоте — чаще представляет собой именно цирк, требуя от участников то эквилибристики, походов по канату без страховки, то клоунады или общения с хищниками. 

Повесть Алексея Котова — чудесный живой мир, играющий светом и глубиной мысли. Лица его «американцев» подозрительно круглы, речи героев — не в меру философичны. Резонно задашься вопросом: кто же эти американские «мальчики»? Помимо увлекательной (слишком и неожиданно увлекательной для нашего «вдумчивого читателя») фабулы, мы находим в повести столь же неожиданно крепкий стержень. Не случайно финальные слова повести (подчеркнём, что это письмо некоего «честного» героя некоему «святому» герою) — слова о молитве. На эту ноту, вполне отчётливо проявленную в финале, мы с улыбкой, столь любимой автором данной повести, и хотим обратить внимание нашего читателя — это камертон и ключ к прочтению «Цирка Абигайль».

 

Ирина КАЛУС

 

 

1

Шериф Гарри Хепберн курил возле окна. С высоты третьего этажа гостиницы цирковая палатка-шапито на центральной городской площади казалась ему брошенной впопыхах грудой старого брезента. Лужи подступали к шапито вплотную. Обвисшая по периметру палатки веревка с разноцветными флажками выглядела как вывешенное для просушки мелкое, мокрое белье.

«Честное слово, нелепость какая-то, — с ноткой раздражения подумал Гарри. Он выдохнул струйку дыма в стекло, и палатка за окном растворилась в сером тумане. — Не хватает пары худых собак, пегой лошади — и добропорядочный Фениган превратится в оккупированное женщинами индейское стойбище».

Дым перед лицом Гарри редел, но из него так и не появились ни собаки, ни пегая лошадь.

Чарли Хепберн сидел перед столом в кресле-качалке и не менее внимательно, но с добродушной улыбкой, изучал нахмуренное лицо младшего брата Гарри. Кресло слегка покачивалось и издавало приятный, домашний и едва слышимый скрип.

— Там лужа, — наконец сквозь зубы и, не вынимая изо рта трубки, сказал Гарри.

— Где?

— Я имею в виду «озерцо» возле входа в этот дурацкий цирк. Никто не попытался сделать ее меньше или положить доски. Вывод напрашивается сам собой, Чарли, — в цирк никто не ходит.

— Он закрыт уже три дня, — подтвердил Чарли.

Очередная пауза получилась такой же длинной, как и предыдущая. Трубка Гарри Хепберна выдала новое густое облачко. Он оторвал взгляд от шапито и посмотрел на брата.

— А зачем ты вообще пустил этот балаган в свой город, Чарли?

Чарли понимающе кивнул, и его простодушная улыбка стала шире:

— Действительно, зачем? — он пожал плечами. — Но дело в том, Гарри, что, во-первых, неделю назад меня не было в городе, а, во-вторых, в тот день наш добрейший мэр выдавал замуж старшую дочь. Мэр был пьян, как последний сапожник, и запросто мог открыть Фениган не только перед шайкой оборванцев, маскирующихся под клоунов и канатоходцев, но даже перед вооруженной мачете мексиканской бандой. Честно говоря, все произошло случайно.

— Честно! — скептически усмехнулся Гарри. — Ты как всегда удивительно правдив, Чарли.

В глазах Чарли Хепберна снова блеснули веселые, но теперь уже откровенно насмешливые искорки, и это едва не вывело Гарри из себя. Он не выдержал взгляда брата, сердито плюнул на пол и снова уставился в окно.

Шерифа Фенигана Чарли Хепберна многие (и даже отпетые бандиты) с чистой совестью называли «Честным Чарли», а вот его брата Гарри, шерифа соседнего Нью-Ричмонда, очень редко «Умным». А даже если это и случалось, то вышеназванному прилагательному частенько предшествовало обидное «за». Недавним, то есть совсем свежим, гонителем «Заумного» Гарри оказался пастор Майкл Рич из прихода Святого Якова в его же городке. Их публичный спор на порожках церкви «о природе вещей» выиграл пастор и во многом благодаря непонятной фразе, что Гарри Хепберн «обладает схоластическим воображением варвара, лишь маскирующимся под прогрессивное американское мышление». Оправдание Гарри Хепберна, что, мол, пасторское неприятие его научной точки зрения на мир легко объяснить его верой в теорию Чарльза Дарвина прозвучало, мягко говоря, неубедительно. Местным ковбоям и фермерам было незнакомо имя английского натуралиста, а Джордано Бруно (который, по уверениям Гарри, был сожжен на костре по навету католической церкви), как вскоре выяснилось, жив и работает в соседнем штате перегонщиком скота. Но Гарри Хепберн все-таки неплохо справлялся со своими обязанностями шерифа, а его умению заходить в тыл бандитам иногда завидовал даже его старший брат «Честный» Чарли. Изощренный, но не понятый согражданами ум Гарри, хотя и порождал множество неприятностей для своего хозяина, время от времени все-таки здорово выручал его, хотя они оба — и Гарри, и его ум — так и не научились терпеть даже легкие ироничные подковырки.

Была и еще одна причина обидчивости Гарри Хепберна на своего старшего брата, но о ней никто и никогда не говорил вслух. Дело в том, что благодаря близкому родству Гарри и Чарли были очень похожи, но младший брат представлял собой уменьшенную, и если уж быть откровенным до конца, и не совсем точную (в смысле художественной ценности) копию брата. Чарли Хепберн был гораздо выше ростом, шире в плечах и даже морщинки на его обветренном лице выглядели куда более мужественными, чем на полной физиономии Гарри, тем более что на последней их почти не было видно. Громкий голос Чарли был чист, силен и спокоен даже в критические минуты, а вот голос Гарри, склонный к ноткам задумчивой рассудительности, частенько звучал тускло и невыразительно, а в вышеупомянутые драматические минуты (хотя бы в перестрелке) даже визгливо. Самые заурядные физические движения братьев — походка, движения рук, поворот головы — были сходны примерно так же, как если бы рядом друг с другом двигались два льва — большой и маленький. Если бы не было большого, маленький лев вполне сошел за настоящего, но беда Гарри Хепберна как раз в том и состояла, что от Нью-Ричмонда до Фенигана было всего двадцать миль, то есть по человеческим понятиям, братья шли по жизни рядом.

Кресло-качалка под крупным телом Чарли громко и протестующее пискнуло.

— Ладно, мы говорим не о том, Гарри. Послушай, меня, брат… — мягко начал было Чарли.

— Короче, пожалуйста, — почти не разжимая губ и по-прежнему глядя в окно, буркнул Гарри.

— Ну, во-первых, не сердись, хорошо? Во-вторых, я позвал тебя для того, чтобы поговорить о серьезных делах. И, в-третьих, — прости меня, пожалуйста, — но ты гораздо лучше соображаешь, если кто-то или что-то задевает твое самолюбие.

— Ты пытаешься объяснить мне свою идиотскую ухмылку, которая уже пять минут красуется на твоей физиономии, Чарли?

— Только отчасти. Понимаешь, Гарри, иногда человеку трудно осознавать свою глупость в одиночестве и он поневоле ищет себе компаньона. Совсем недавно в нашем старом и добром Фенигане произошла одна такая штука, что… — Чарли замолчал. Он вдруг щелкнул пальцами и весело рассмеялся: — Черт бы меня побрал, Гарри, но я до сих пор не верю, что это наконец-то случилось. Представляешь, мне удалось сцапать Эрла «Койота».

Гарри оглянулся и с удивлением посмотрел на брата:

— Живого Эрла «Койота»? — переспросил он.

Чарли кивнул:

— И этот гаденыш явился ко мне сам. Точнее говоря, он пришел в город за деньгами к старику Энтони Розано, но как раз в то же самое время и я решил зайти к старому ростовщику в гости. Причем на час раньше и с двумя своими ребятами. Так что все трюки Эрла: прыжки в сторону, пальба на лету и метание ножа ему не помогли. Но тут дело даже не в том, что мы так ловко устроили засаду, а в том, что «Койот» все-таки решился зайти к Розано. Вот в чем главный фокус, Гарри, и вот почему сейчас я чувствую себя последним глупцом!

Чарли замолчал, с улыбкой глядя на брата.

«Нам обоим уже за пятьдесят, но мой братец до сих пор считает себя не только старшим, но и более умным, даже когда делает вид, что рассказывает о своей глупости», — подумал Гарри.

Вслух он спросил:

— Ты ждешь вопроса, в чем был так называемый «главный фокус» и какая именно глупость помогла тебе в деле с Эрлом?

Чарли низко нагнул голову и почесал затылок. Когда он поднял ее, улыбки на лице уже не было.

— Вообще-то, да, братец, я ждал именно такого вопроса. Мне хотелось заинтересовать тебя, но, как я погляжу, ты слишком серьезен. Понимаешь в чем дело, если глупость, о которой я говорил, полностью принадлежит мне, то ловушку, в которую угодил «Койот», придумал совсем не я. Мне помогла ее устроить мисс Абигайль Нортон. Она работает в цирке, на который ты глазеешь.

— Кем работает? Причудницей-иллюзионисткой, что ли? — презрительно улыбнулся Гарри.

— Не только и не столько. Во-первых, Гарри, Абигайль Нортон не акробатка и не фокусница, хотя, я уверен, она хорошо разбирается в таких штучках. Во-вторых, она руководит этим цирком, а это говорит и об ее уме и силе характера, ведь карлики-шуты это только видимая часть тех уродцев, которые в нем работают. Например, в ее цирке есть силач — огромный верзила, но склонный к чисто женской истерике. Там есть пара клоунов, которых поймали за воровством в первый же день их приезда в наш городок, и бывший профессор математики, который умеет не только перемножать в уме пятизначные цифры, но и выпить за один присест две дармовые бутылки виски. Я уже не говорю о плачущей по любому поводу наезднице или о братьях акробатах, которые могут устроить драку в баре по любому поводу и даже без него. Но Абигайль Нортон может учитывать все эти мелочи и ее цирк работает.

Гарри пожал плечами.

— А какое отношение все это имеет к тому, что Эрл «Койот» наконец-то закончил свою койотскую карьеру?

— Самое прямое. Дело в том, что мисс Абигайль Нортон умеет считать, Гарри. Тут, наверное, было бы уместнее сказать рассчитывать или просчитывать чужие поступки, но мне нравится именно это слово — считать. Она очень ловко, словно рисуя слова на песке, создает те или иные обстоятельства, а потом, уже складывая их в единое целое, получает нужный результат.

— И как же добропорядочной мисс, работающей с цирковыми уродцами, удалось заманить Эрла к старику Розано?

— Долго рассказывать. Когда-нибудь мы выпьем с тобой и ты здорово посмеешься над той штукой, которую она придумала. Но иногда обстоятельства, о которых я только что говорил, могут быть сильнее даже такой женщины, как мисс Абигайль. В данный момент два акробата и истеричный силач сидят в комнате для заключенных за очередную драку и мисс Абигайль Нортон хочет их оттуда вытащить. Ты понимаешь?.. Эта женщина кое-что должна мне и, как бы мне не было стыдно, я очень этому рад.

— Что же ты не отпустил циркачей в уплату за «Койота»?

— Если так можно выразиться, я расплатился с мисс Абигайль Нортон профессором математики, который разбил пустой бутылкой голову Джо Рейкеру, а кроме того, я вспомнил о тебе, Гарри. До меня дошел слух, что если в самое ближайшее время ты не справишься с бандой Гейра Кинга, уже через месяц добропорядочные граждане Нью-Ричмонда отнимут у тебя значок шерифа.

Гарри Хепберн медленно отошел от окна, медленно приблизился к столу и медленно сел. Какое-то время он молча и с недоверием рассматривал лицо старшего брата.

— Слишком много слов, — наконец сказал Гарри. — Я ни за что не смогу поверить, что какая-то дамочка умудрилась устроить ловушку самому Эрлу «Койоту». Кстати, мэр вашего Фенигана убежденный баптист-трезвенник и никто никогда не видел его пьяным. А что не менее важно, я лучше тебя знаю, Чарли, что происходит в моем городке.

Кресло-качалка наклонилась вперед, и Чарли Хепберн положил на стол огромные руки. Следы некоей растерянности (которую автор этих строк если и не придумал, то, вполне возможно, спутал с каким-то другим чувством) исчезли с его лица, и оно стало серьезным и строгим.

— В этом, в твоем неверии, вся твоя беда, Гарри. Ты слишком часто пытаешься объяснить наш мир, который частенько превращается в безалаберный цирк, какими-то научными законами. Твое несчастье в том, что ты не обращаешь внимания на смешные мелочи. Оглянись вокруг, например, кому нужна моя, возведенная в абсолютную степень идиотская честность, как ни тем людям, которые способны на жульничество? И это ли не цирк, Гарри?.. Ведь я не стою рядом и не держу человека за руку, но он вдруг спрашивает себя, а что скажет «Честный» Чарли, когда сцапает меня за шиворот из-за вороха чужого белья? Знаешь, на что все это похоже?.. На нарисованные на песке слова или некие цифры воображаемых обстоятельств. А потом кто-то (не хочу упоминать вслух его имя, Гарри) стирает несказанные слова и человек — в общем-то, добрый и явно неплохой малый — вдруг становится способным перерезать глотку ближнему уже не ради кучи белья, а ради пары глотков виски. Любой цирк умеет быть жестоким, Гарри. Правда, совсем недавно я поверил и в то, что самый жестокий цирк можно превратить в смешную клоунаду…

Гарри попытался что-то возразить и даже поднял руку, но Чарли ловко перехватил ее и прижал к столу.

— Хватит спорить, Гарри, перейдем к существу дела, братец. Во-первых, мисс Абигайль Нортон действительно помогла мне поймать Эрла «Койота» и я — «Честный» Чарли — даю слово, что это правда. Во-вторых, наш добропорядочный баптист-мэр и в самом деле кристальный трезвенник. Но он отдал замуж тридцатидвухлетнюю дочь, не отличающуюся ни красотой, ни добрым нравом, и от этого отцовская радость на один вечер превратилась в цирковой фейерверк. Что же касается дел в твоем городке, то поверь мне, Гарри, у меня есть в нем кое-какие свои интересы, в виде старых долгов. Так что нет ничего удивительного в том, что я знаю, чем закончатся очередные выборы шерифа в Нью-Ричмонде.

Гарри Хепберн не без труда вырвал руку из стальной ладони брата.

— Из всего сказанного, я верю только в твои интересы, — холодно сказал он. — Но я ни за что не поверю в то, что жители Нью-Ричмонда и фермеры из Большой Долины решили устроить кровавую драку с бандой Гейра Кинга.

Чарли замотал головой:

— Не так, Гарри, не так!.. Я не говорил о драке. Я сказал, что если ты — ты сам! —не справишься с бандой, тебе придется распрощаться со значком шерифа.

— Иными словами я и мой помощник Макс Финчер — вдвоем — должны перестрелять банду из тридцати человек?

— Да. И я отлично понимаю, что, к сожалению, это невозможно. Но возможно другое, нужно устроить все так, чтобы бандиты Гейра Кинга перестреляли друг друга.

Гарри поперхнулся табачным дымом и, едва справившись с кашлем, расхохотался. Под его подбородком собралась толстая складка кожи, глаза обессмыслились, а скулы, казалось, стали вдвое шире. На какое-то мгновение Чарли удивился своей всегдашней и искренней любви к брату, но потом верх взяла жалость.

— Ну, и как же ты все это представляешь, Чарли?

Чарли потер лоб и вздохнул.

— Я долго и давно думал об этом, Гарри. Честно говоря, мне никогда не нравилась твоя теория «разумного терпения» в отношении рэкетира Гейра Кинга. Проще всего было бы устроить засаду в рощице возле горы «Святоши Джо». Но мерзавец Гейр всегда берет с собой трех фермеров. Если эта деревенщина не станет палить в ответ в меня и моих ребят, Гейр тут же возьмет их в заложники.

— Подожди, а как ты собрался остановить дилижанс Гейра?

Чарли пожал плечами.

— Ну, как-как… А как его еще можно остановить, если не поваленным на дорогу деревом?

— Хорошо, — кивнул Гарри. — Допустим, поваленное дерево. Внутри дилижанса сидит Гейр с тремя своими парнями. Сумку с деньгами он держит на коленях. Снаружи двое фермеров правят лошадьми, а третий сидит на запятках. В кого ты будешь стрелять, Чарли?

— Гейр и его ребята должны будут выйти из дилижанса, чтобы убрать дерево.

— В роще, возле горы «Святоши Джо», нет такого дерева, которое не смогли бы поднять трое взрослых мужчин. А фермеров как раз трое. Если же дерево окажется слишком большим и толстым, Гейр сразу поймет, что это засада. Он даже поймет, что это сделал ты, Чарли. Ни один другой бандит и шериф в радиусе двухсот миль не захочет связываться с Гейром из-за денег, отнятых у фермеров под благовидным предлогом их защиты.

Чарли потер уже не лоб, а квадратный подбородок.

— Ладно!.. Согласен, что устраивать перестрелку сразу не очень умно. Но тогда я спущусь вниз и потребую, чтобы Гейр вышел из дилижанса. Ордер на право обыска в своем округе ты мне, надеюсь, одолжишь.

— Ордер не проблема. И, конечно же, ты найдешь в дилижансе сумку с деньгами. Но фермеры ни за что не признаются, что ежемесячно платят дань бандитам, а те никогда не сознаются в вымогательстве.

— Есть еще один шанс. Между джентльменами и бандитами… как бы это точнее выразиться?.. в общем, между ними слишком большая разница во взглядах на жизнь.

— Ты имеешь в виду спровоцированную ссору и драку? Но это будет уже не стрельба из засады. Вы будете стоять лицом к лицу, Гейр отлично стреляет и пара твоих ребят, Чарли, могут запросто отправиться на тот свет. Кроме того, ты сам рискуешь больше всех. Первая же пуля Гейра будет предназначена тебе.

— Плевать! — повысил голос Чарли. Его лицо покраснело, а глаза вдруг стали прозрачными и пустыми. — Лишь бы добраться до этого вонючего скунса Гейра, а там, дальше…

— А там дальше тоже ничего не будет, — оборвал брата Гарри. — В лучшем случае ты пристрелишь Гейра и его ребят, но останутся еще три десятка бандитов, которые устроят налет на мой город. Я хорошо знаю, что двоюродный брат Гейра «Беспалый» Джим, явно не дружит с головой. Он мстителен, как раненная гадюка, и устроить резню для такого типа — просто очередной праздник.

Чарли откинулся на спинку кресла. Пока кресло раскачивалось вперед-назад, шериф Фенигана рассматривал потолок. Постепенно его лицо успокоилось, а в глазах появился прежний живой блеск.

— В сущности, если действовать по моему плану, все может произойти именно так, как ты и говоришь, Гарри, — согласился он. — Но мне жаль моих ребят, жаль простаков-фермеров из Большой Долины и поэтому нам поможет мисс Абигайль Нортон. Не удивляйся, но я и она уже были возле горы «Святоши Джо». Милая женщина, как и я, тоже сочла это местечко удачным для засады, а это значит, что я не так уж и глуп. Для того чтобы составить план дальнейших действий, мисс Абигайль Нортон нужна была информация и — извини, Гарри! — я рассказал ей все что знал.

Гарри криво улыбнулся.

— А что, собственно, ты знаешь?

— Ну, хотя бы то, что ты каждый месяц караулишь дилижанс Гейра Кинга. Ты опасаешься, что я все-таки устрою засаду и торчишь на горе «Святоши Джо» со стороны дороги. Еще я рассказал мисс Абигайль все о твоем помощнике Максе Финчере и Джоан…

— А при чем тут Финчер и Джоан? — резко удивился Гарри.

— Притом, что два раза ты уже брал девчонку с собой. В последнее время ты не спускаешь с Джоан глаз. Ты предпочитаешь разменять пять часов без твоего присмотра на небольшой риск для Джоан на горе «Святоши Джо», — в голосе Чарли промелькнула и тут же исчезла виноватая нотка. Он отвел глаза от лица брата и уставился в окно.

Удивление Гарри Хепберна вдруг стало неприятным, ноющим и похожим на боль.

— Повторяю, при чем тут наша шестнадцатилетняя племянница Джоан, Чарли? — жестко спросил он.

— Все дело в том фокусе, который собирается показать Гейру Кингу мисс Абигайль Нортон, Гарри. Если из сумки, которую везет Гейр Кинг, исчезнут деньги, его банда развалится с большой стрельбой и уменьшится на две трети. Заметь, я не говорю о том, что должна пропасть сумка, должны исчезнуть именно деньги. Это и станет поводом к потасовке, в которой вряд ли выживет и Гейр Кинг, и его братец «Беспалый» Джим. Ребята из банды Кинга ни за что не поверят, что деньги пропали и начнут качать свои бандитские права…

Гарри стукнул ладонью по столу.

— Стоп! А как ты себе все это представляешь? Уж не так ли, что по дороге едет дилижанс, его вдруг останавливает малышка Джоан, а потом она молча лезет за деньгами в сумку к бандиту?

— Конечно, не так, Гарри. Мисс Абигайль пообещала мне, что бандиты не приблизятся к Джоан ближе, чем на тридцать шагов…

— На сколько?! — вскрикнул Гарри.

— На тридцать шагов, — повторил Чарли. — Но деньги все равно окажутся у Джоан, — в его голосе появилась нотка неуверенности. — Вспомни, Чарли, там, у «горы Святоши» растет довольно густой кустарник… И, в общем… Как это?.. Если с горы видна вся дорога, то с самой дороги, если сделать пять шагов в сторону, не видно даже здоровяка вроде меня. Наша девчонка, как никакой другой человек, может незаметно подойти и уйти от… — Чарли сбился окончательно и на его лице вместо легкого румянца вдруг выступили красные пятна.

— Продолжай, — усмехнулся Гарри. — Во-первых, незаметно подойти к чему?.. К дилижансу с бандитами? Хорошо, допустим. Во-вторых, Джоан действительно уникальная девочка. Но ответь мне, братец, как она сможет незаметно уйти с деньгами, которые вытащит из сумки на глазах Гейра Кинга, пусть даже если потом, по воле Божьей и за одно мгновение, она вдруг окажется в тридцати шагах от него?

— Мисс Абигайль сказала… — Чарли Хепберну пришлось сглотнуть большой ком в горле, он подавился им и закашлялся. — Мисс Абигайль сказала, что Джоан сможет спокойно уйти, потому что…

Чарли Хепберн снова замолчал.

— Почему, Чарли?

— Потому что в это время бандиты будут смотреть в другую сторону. Пойми, я же не идиот, Гарри! Но я своими глазами видел, на какие фокусы способна мисс Абигайль Нортон. Понимаешь?.. Я видел! И у нас есть целых шесть дней. Пока Гейр Кинг будет пьянствовать с проститутками в Литл-Сити, у нас с тобой и мисс Абигайль есть время, чтобы устроить ему хорошую ловушку.

— А я не верю в цирк и дурацкие, а точнее говоря, в немыслимые ловушки, Чарли, — оборвал Гарри. — Поэтому я даже не буду тебя спрашивать, почему деньги у бандитов должна взять именно Джоан, откуда возьмутся тридцать шагов ее невероятной форы и почему бандиты будут смотреть в другую сторону.

 

2

Утреннее солнце, прикрытое дымкой розовато-бледных облаков, не рождало теней. Но дымка постепенно редела, и соломенная крыша на хижине «Святоши Джо», выплывая из серой мглы, понемногу становилась желтой, грязной и старой. Казалось, что пространство перед покосившимся домиком проясняется не потому, что восходит солнце, а потому, что сама по себе тает тьма.

Двое у костра были заняты каждый своим делом.

— Мне не нравится это утро, Макс, — сказал пожилой, седоволосый человек в кресле-качалке у костра. Он курил рубку и, щурясь, рассматривал восход через слоистый табачный дым. — Во-первых, в нем все слишком размыто, а во-вторых, неопределенно и независимо до раздражения. Если бы я был Богом, я бы убрал все это, — человек описал большой круг трубкой в воздухе и перечеркнул его резким движением руки вниз, — и нарисовал что-нибудь другое. Например, веселенькое голубое небо и легкомысленные облачка.

Второй человек сидел рядом на корточках и шевелил прутиком угли костра.

— Зачем? — коротко спросил он.

— Формы и краски должны иметь четкий и прямой смысл, Макс.

— Но формам и краскам не обязательно предсказывать дневную погоду.

— Тогда зачем они?

Прозрачный столб дыма костра качнулся в сторону. Человек, которого назвали Максом, закашлялся и раздраженно пробурчал:

— Идите к черту, Гарри Хепберн! Вы не умеете ни рисовать, ни предвидеть погоду, ни даже стрелять.

Гарри снисходительно усмехнулся в ответ:

— Месяц назад я попал в индейца Хакуа.

— А он попал в вас.

— Почти попал, потому что царапина не в счет, — поправил своего помощника Гарри. Он выпустил облачко дыма, но не вверх, а в сторону Макса. — А сегодня вы оба, ты и Джоан, злитесь на меня не потому, что я плохо стреляю или не умею рисовать. Молодым людям свойственно недолюбливать разумный порядок в делах.

Макс Финчер промолчал. Сидеть на корточках было не очень удобно, и он стал на одно колено. Движение получилось неловким, прут в его руках неуклюже ткнулся в кофейник, покоящийся на трех камнях, и тот едва не опрокинул его в огонь.

— Вот дьявольщина, — пробормотал Макс.

Пытаясь спасти кофейник от катастрофы, он обжег руку. А секундой позже, сунув в рот обожженные пальцы, Макс забыл о пруте и едва не угодил горящим концом в глаз.

— Ты как ребенок, Макс.

— А вы как Бог, да?

Движение возле костра привлекло внимание смуглой девушки в наброшенной на плечи грубой мужской куртке. Она сидела на пороге хижины и что-то рисовала на песке, по-детски прикусив нижнюю губку. Подняв голову, она вопросительно взглянула сначала на Макса Финчера, а потом на Гарри. Макс показал девушке открытую ладонь и сжал ее, оттопырив вверх большой палец. Беспокойство в глазах юной леди исчезло, и она снова склонила голову над рисунком.

— Знаешь, Макс, все-таки логика удивительная штука, потому что именно она создает порядок, — с начальственным спокойствием возобновил диалог Гарри Хепберн. — А умение пользоваться ей отличает человека от обезьяны. Например, ты можешь мне сказать, почему этот чертов пьяница «Святоша» Джо выбрал для своей хижины именно эту горку и именно этот плоский пятачок на ее склоне?

Макс пожал плечами:

— А зачем мне знать, о чем думал покойник?

— Все дело в логике, а не в покойнике, мой друг. Логика дает возможность человеку заглянуть в будущее, а предсказуемость событий дарит ему уверенность в себе. Теперь оглянись по сторонам… — шериф завозился в кресле, привстал и ткнул трубкой направо. — Смотри, во-первых, отсюда, с этого чертова «пятачка», как из гнезда стервятника, отлично видно дорогу в наш Нью-Ричмонд. Я не сомневаюсь, что «Святоша» частенько сидел именно тут и посматривал на дорогу. Во-вторых, его самого было отлично видно снизу, и когда Джо спускался вниз, чтобы выпросить пару монет у пассажиров, решивших сделать у развилки пересадку в Финниган или Литл-Сити, он предусмотрительно махал им рукой. Разумеется, это нельзя было бы назвать приветствием, но кое-кто мог неправильно понять намерения нищего пьяницы и схватиться за свой «кольт», если бы Джо выбирался на дорогу без предупреждения.

Макс какое-то время молча и безразлично рассматривал дорогу внизу, мост через Индейский ручей и перекресток дорог за ним.

— Это был довольно скудный бизнес для опытного проходимца.

Трубка шерифа пыхнула жидким дымком.

— Джо приторговывал еще кое-чем…

Гарри Хепберн выбил свою трубку о подлокотник качалки и достал кисет с табаком. Макс вопросительно смотрел на шерифа. Кресло-качалка сделало пару движений вперед-назад и замерла.

— Видишь ли, в чем дело, Макс… Ответ ты знаешь сам, просто ты пренебрегаешь логикой и не обращаешь внимания на местную географию. Если скакать напрямую от хижины Джо в наш добрый Нью-Ричмонд, туда можно попасть значительно раньше дилижанса. Сколько у нас ушло на дорогу сюда?

— Около часа.

— А дилижанс, огибая гору, плетется больше двух. Теперь понимаешь?

— Пока нет.

Шериф закончил возиться с табаком, спрятал кисет и принялся раскуривать трубку. Табак оказался сырым, Гарри Хепберну пришлось потратить три спички.

— Поясняю для бестолковых. Старый мерзавец «Рыжий» Айк Деверо ровно в десять утра, каждый день, идет в салун напротив железнодорожного вокзала. Там он прячется за шторой, сосет виски и смотрит на приезжающих в Нью-Ричмонд пассажиров. Как ты думаешь, почему он делает это?

— Наверное, Айк кого-то ждет и не хочет, чтобы его видели. Возможно, Айк ждет врага.

— Правильно. С другой стороны, Айк не может быть сразу в двух местах — в салуне напротив железнодорожного вокзала и на Старой площади, куда прибывают дилижансы. Я уверен, что он смог договориться со «Святошей» и тот присматривал за дорогой не только ради милостыни. Ведь в случае чего «Святоша» мог оказаться в нашем городе раньше пассажира, которого ждет Айк.

— И как бы он увидел его в дилижансе?

— Все очень просто, Макс. Тот человек, которого ждет Айк, может приехать только из Литл-Сити, потому что в Фенигане живет мой неугомонный брат. Но из этого чертова Литл-Сити нет прямого сообщения с нашим городом, и будущему «гостю» Айка волей-неволей пришлось бы сделать там пересадку, — трубка Гарри показала на развилку за мостом. — Короче говоря, «Святоша» мог бы легко предупредить Айка Деверо.

— Но тогда получается, что «Святоша» знал в лицо человека, которого боится Айк?

— Угу… — Гарри глубоко затянулся дымом. — Ты что-нибудь слышал об убийстве доктора Тима Коллинза шесть лет назад?

Макс отрицательно покачал головой.

— Я работаю вашим помощником меньше года, шериф.

Гарри кивнул.

— Да, не мудрено, что не знаешь… Так вот, доктора Коллинза убили на дороге из Фенигана в наш Нью-Ричмонд. Все косвенные улики, как стрелка компаса, указывали на Айка Деверо и его старого дружка «Длинного» Гарриса. Кстати, дело вышло не таким легким, как это казалось в начале этим двум подонкам. Прежде чем доктор Коллинз расстался с жизнью и с саквояжем, набитым золотом, он успел ранить в плечо «Длинного» Гарриса. Это и сыграло свою роковую роль. Уже позже, переправляясь в брод через Индейский ручей, страдающий от боли Гаррис не заметил, что саквояж отвязался от луки седла и свалился в воду. Айк Деверо не поверил и дружки, после короткой ссоры, схватились за кольты. Гаррис получил еще одну пулю в плечо, а Айк — в брюхо, и раненные бандиты, шипя от бешеной злобы как змеи, расползлись в разные стороны. Какое-то время Айк отлеживался в хижине «Святоши» Джо, а вот куда пропал Гаррис, не знает никто. Разве что это место известно моему неугомонному братцу Чарли, но, видимо, сегодняшняя «лежка» «Длинного» Гарриса ему не по зубам.

— А откуда вы знает такие подробности, шериф?

— Ну-у, я все-таки проводил расследование, — самодовольно протянул Гарри Хепберн. — А поскольку убийство произошло между Нью-Ричмондом и Фениганом, проводил его вместе с Чарли. Чарли даже удалось найти свидетеля — местного мальчишку-пастушка. Но мальчишка говорил только об одном человеке, которого он видел на месте убийства и, судя по его описаниям, это был «Длинный» Гаррис. Чарли приложил немало усилий, чтобы мальчишка припомнил и второго убийцу — Айка Деверо — но мальчишка твердо стоял на своем. Ты неплохо знаешь моего братца, Макс, и можешь себе представить, как расстроился Чарли. Когда Айк Деверо перебрался из Фенигана, где свирепствовал Чарли, в Нью-Ричмонд, мой брат расстроился окончательно и дал слово, что пристрелит Айка руками «Длинного» Гарриса. Правда, для этого обоих бандитов нужно свести лицом к лицу. А тут возникает другая проблема: «Длинный» Гаррис всегда побаивался Айка и пока тот жив, маловероятно, что Гаррис появится в нашем городе.

— А зачем ему вообще приезжать сюда?

— Это совсем просто. Гаррис мог бы поискать золото, которое потерял в Индейском ручье. Но такой визит может запросто стоить ему жизни, ведь Айк Деверо никогда не прощает обид. Поэтому у «Длинного» Гарриса есть повод, чтобы сначала выстрелить в спину Айку и только потом заняться поисками.

— А вы сами не пробовали найти потерянное золото, шериф?

— Чарли пробовал, но не я, — отмахнулся Гарри. — На Индейском ручье столько же бродов, сколько соломы в стоге сена. А если учесть и те места, где вода касается брюха лошади, то этот чертов ручей — сплошной брод. Честное слово, мой братик Чарли был похож на мокрого водяного, когда шарил вдоль ручья чуть ли не целый месяц.

Гарри победно и часто засопел, что означало, что он вот-вот рассмеется. Сузившиеся до щелочек глаза шерифа блаженно щурились на светлый восход, губы расплывались в наидобродушнейшей улыбке, а щеки, уже ощущающие едва осязаемую теплоту солнца, розовели то ли от его света, то ли от приятнейшего чувства внутри самого Гарри.

Максу надоел разговор с шерифом. Полуобернувшись, он принялся рассматривать склонившееся над рисунком лицо юной девушки. Взгляд Макса тоже посветлел, но, в отличие от взгляда Гарри Хепберна, в нем не было ни капли самодовольства, а кое-кто, возможно, счел бы его едва ли не по-детски чистым.

Гарри проследил взгляд своего помощника.

— Красивая девочка, правда, Макс? — с гордостью спросил он.

Тот молча кивнул.

— Вот в этом-то и есть моя главная проблема, — Гарри вздохнул, и его лицо стало серьезным. — Джоан хочет выйти замуж за Фрэнка Дарби, несмотря на то, что я уже дважды показывал ему на дверь, а три месяца назад сделал это уже стволом кольта. К моему огромному сожалению, Макс, когда господь Бог сеет красоту и любовь, он не смотрит себе под ноги.

— Фрэнк Дарби отличный малый.

— Именно малый, а не джентльмен, — презрительно сморщился Гарри. — Фрэнк тачает хорошие сапоги, может запросто швырнуть бродячей собаке кусок солонины, а когда выпьет пива, играет с соседскими детьми в мячик. Я уже несколько раз заставал Джоан у него на дворе именно за игрой в этот чертов мячик. Я умный человек, Макс, и я отлично понимаю, чем могут закончиться такие игры.

— Поэтому вы снова притащили Джоан с собой?

— А разве упомянутая причина не существенна?

Макс Финчер немного подумал.

— Вы обещали приданное Джоан. Две тысячи долларов — огромные деньги и возможно Фрэнк сумеет расширить свое сапожное дело.

— Ты забыл о куске солонины и склонности Фрэнка к выпивке. У него нет холодной, деловой хватки.

— А у Боба Хинчли она есть?

Шериф вдруг понял, что его трубка погасла. Он тихо ругнулся и достал из кармана спички.

— Да, Боб Хинчли вдовец и явно не красавец… — Гарри почмокал губами, с силой вытягивая дым из трубки. — Кроме того, у него две дочки и обе очень похожи на свою стервозную мамашу, Царство ей небесное. Но Боб богат, и он такой же глухонемой, как моя бедняжка Джоан.

— Когда я смотрю на Джона, я всегда забываю об этом.

— Потому что ты слишком простодушен, Макс. Теперь посуди сам: Боб Хинчли любит Джоан не меньше Фрэнка, и ни что не сближает супругов так, как общий язык или его полное отсутствие…

Шериф замолчал и выпрямился в кресле, рассматривая что-то у подножия горы. На дороге появилась тяжелая повозка, груженная бревнами. Ее сопровождали четыре всадника, среди которых выделялась высокая и широкоплечая фигура шерифа Фенигана Чарли Хепберна. Последней ехала молодая дама в сером дорожном платье.

— Прибыли, — коротко и без всякого выражения бросил Гарри Хепберн.

Макс Финчер встал и приложил ладонь козырьком ко лбу.

— Это и есть та самая замечательная леди, о которой вы мне рассказывали, шериф?

— Замечательная!.. — Гарри фыркнул. — Вот мы сейчас и посмотрим, какая она замечательная. Сначала посмотрим, а потом уж решим, стоит ли браться за это рискованное дельце. Интересно, за каким чертом они тащат в свой Фениган эту чертову повозку?

Макс только молча пожал плечами в ответ.

Чарли Хепберн поднял руку, и повозка остановилась. Не опуская руки, Чарли помахал ей и брату. Гарри вяло ответил.

— Вижу, братец, вижу, — буркнул он.

Чарли и один из его парней слезли с лошадей и стали что-то делать с задним колесом телеги. Второй помощник Чарли принялся выпрягать лошадей из упряжи.

Из трубки Гарри Хепберна поднялось густейшее облачко дыма и почти скрыло его лицо с резко обозначившимися морщинами на лбу.

— Мой братик Чарли или его… — Гарри многозначительно хмыкнул, — …его умная подружка решили преградить дорогу Гейру Кингу не бревном, а телегой, — наконец догадался он. — Но за каким чертом, спрашивается, нужно было тащить эту телегу из Нью-Ричмонда, если Фениган вдвое ближе?

— В Фенигане нет железнодорожной станции, — подсказал Макс Финчер. — Обычно в наших краях бревна возят от железной дороги, а не к ней.

— Ты думаешь, что Гейра Кинга может насторожить факт, в какую сторону повернуты оглобли телеги?

Макс пожал плечами:

— А почему нет, шериф? Эти мерзавцы всегда очень догадливы.

Гарри выпустил очередное облачко дыма.

— И все-таки в Фенигане Чарли не пришлось бы платить за телегу и бревна. Любой с удовольствием одолжил бы ему все за пару долларов и честное слово компенсировать сполна возможные потери.

Между тем Чарли и его помощник сняли левое заднее колесо телеги. Они бросили его тут же у дороги. Макс увидел, как тяжело выпрямлялся шериф Фенигана, держась одной рукой за спину.

— Они выбрали удачное место, — сказал Макс. — Справа довольно крутой подъем в гору, слева густой кустарник, пара деревьев и крутой скат вниз. Гейру Кингу придется либо убрать телегу с дороги, либо идти дальше пешком.

Гарри пожевал губами чубук трубки:

— А зачем они сняли колесо телеги? Гейр Кинг и его ребята легко поставят его на место.

— Наверное, они хотят подсказать Гейру Кингу причину аварии, шериф. Все выглядит так, будто кто-то вез бревна в Фениган. У телеги отвалилось колесо, и возница не смог приподнять ее задний угол один, чтобы поставить колесо на место. Он выпряг лошадей, чтобы их не украли, и ушел за помощью в Фениган. В общем, все выглядит довольно естественно.

— А смысл?.. У Гейра Кинга будет полно времени, и он… я не знаю… — Гарри зачем-то огляделся по сторонам. Макс вдруг увидел несвойственную шерифу Нью-Ричмонда беспомощность во взгляде: — Да этот чертов Кинг может попросту спалить эту дурацкую телегу! А пока она будет гореть, Гейр может поджарить на огне пару местных кроликов и выпить пол-ящика виски, потому что его никто никуда не торопит.

Гарри взглянул на своего помощника так, словно искал у него поддержки.

Макс передернул худыми плечами.

— Я не знаю, шериф… Но возможно, у Гейра Кинга будет не так много времени, или у вашего брата и его знакомой есть какой-то хитрый план.

Выпряженные из телеги лошади наконец-то направились в сторону Фенигана под присмотром одного из помощников Чарли Хепберна. Сам шериф, насколько это позволял крутой скат, поднялся вверх поближе к площадке, на которой устроился Гарри.

— Привет, Гарри! — крикнул он и широко улыбнулся.

— Что он там кричит? — спросил Гарри Макса.

— Он здоровается с вами, шериф.

— Снова? — делано удивился Гарри. — Мы вроде бы уже помахали друг другу лапками. Ответь ему, Макс, мне неохота драть свое горло.

Макс прокричал ответное приветствие. Оно получилось настолько громким, что Гарри Хепберн почесал в ухе указательным пальцем.

— Встречайте мисс Абигайль Нортон! — Чарли Хепберн оглянулся и кивнул на незнакомку на лошади. — Я не могу здесь торчать, Гарри, потому что Гейр сразу заподозрит неладное. Кстати, бандитов будет только трое, потому что Зак Китс вчера умер.

— Он споткнулся и упал на фермерские вилы? — все-таки подал свой голос Гарри.

— Почти. Парень посчитал, что мне нечего делать в Литл-Сити и попробовал доказать это.

— А ты?..

— А я как всегда защищал закон, Гарри, пусть и не на своей территории. Но закон есть закон и с ним не стоит шутить даже крутому бандиту, — Чарли Хепберн снова блеснул зубами. — Ладно, до скорой встречи, братец!

Чарли повернул лошадь.

— Мой братик наверняка показал даме дорогу наверх. Но гостью нужно все-таки встретить, Макс, — сказал Гарри. — Заодно проверь наших лошадей внизу. Кстати, что у нас с кофе?

— Уже остыл, шериф.

— Тогда сначала подбрось в костер дров и поставь кофейник. Так и быть, я за ним пригляжу, пока ты будешь шляться внизу.

— Спасибо, шериф, — не без иронии ответил Макс. — А вам будет не тяжело присматривать за кофейником? Ведь вы не сводите глаз со своей племянницы. Правда, когда вы затягиваетесь дымом и закрываете глаза, вы не спешите открывать их, потому что наверняка видите лицо Чарли Хепберна. Я почему-то уверен, что вам есть, что ему сказать.

— Допустим, с Джоан ты прав, — великодушно поддержал иронию своего помощника Гарри. — Но с чего ты взял, что я воображаю физиономию своего неуемного братца?

— Если я не ошибаюсь, Чарли подарил вам кресло-качалку во время вашей последней встречи?

— Ну, так… И что?

— Я уверен, что это была компенсация… Например, за то, что Чарли все-таки в чем-то убедил вас. Но вы до сих пор не очень-то довольны этим.

— Хватит и заткнись, умник! — поморщился Гарри.

— Вы удивительно похожи на своего брата, когда раскачиваетесь в кресле, — продолжил Макс. — Но только с закрытыми глазами.

— А если с открытыми?

— Тогда вы выглядите не столь уверено, шериф.

— Иди к черту! — окончательно потеряв напускное спокойствие, рявкнул Гарри. — То есть займись наконец делом, говорун.

«Нет-нет, он в чем-то все-таки прав, — чуть позже подумал Гарри, рассматривая худую спину Макса. — Я и в самом деле немного нервничаю. Но меня можно понять, я очень сильно волнуюсь за Джоан. Ох уж этот мне чертов Чарли!..»

И Гарри скорбно покачал головой.

 

3

Приветствуя даму, Гарри Хепберн не стал вставать из кресла-качалки, а только приподнял шляпу. Молодая женщина представилась. Она вела себя довольно непринужденно и даже улыбчиво, но ее улыбка не рождала желания отпустить в ответ какую-нибудь вольную шуточку. За ее несветской простотой в общении скрывалась уверенность в своих силах.

Макс подал гостье табурет и поддержал ее за локоть, пока она усаживалась. Уже за кружкой горячего кофе молодая женщина с очередной улыбкой простила неловкое движение Макса Финчера, все-таки толкнувшего ее под локоть и со спокойным пониманием отнеслась к всегдашнему многословию шерифа Гарри Хепберна. Оживленное лицо гостьи казалось милым, но все-таки довольно обычным. И только глаза — умные и глубокие — существенно отличали ее от всех знакомых Максу и Гарри женщин.

Когда необходимые при встрече незнакомых людей слова закончились, Гарри перешел к делу.

— Мисс Абигайль, Чарли просил меня рассказать вам… то есть, как бы это выразиться получше?.. В общем, дать вам как можно больше информации, — шериф немного помолчал, по-хозяйски обдумывая, какая именно информация может пригодиться гостье в предстоящем деле, а какая нет. — Не знаю, чем вам это поможет, но если вы сочтете возможным, а это вполне может случиться… — собственная речь вдруг показалась шерифу слишком витиеватой, и он с силой кашлянул в кулак. — Короче говоря, мисс, вы можете задавать вопросы. У нас примерно четыре часа времени. Дилижанс Гейра Кинга проедет тут не раньше одиннадцати. Надеюсь, за это время я и Макс не успеем вам надоесть.

Макс тут же заявил, что надоесть гостье по-настоящему может только Гарри Хепберн. Женщина снова улыбнулась, при чем так, что это не обидело Гарри. Он тут же ответил Максу длинной саркастической фразой о «молодых дураках», напрочь лишенных умной терпимости к пожилым и разумным джентльменам.

Мисс Абигайль невольно обратила внимание на особенность отношений шерифа и его помощника: если Гарри Хепберн был говорлив и едва ли не театрально благодушен, то Макс Финчер не всегда мог сдержать своей язвительной иронии по поводу разглагольствований Гарри.

Поймав вопросительный взгляд мисс Абигайль, Макс сказал:

— Не удивляйтесь, мисс, — его горькая полуулыбка обнаружила отсутствие пары зубов слева. — Все дело в том, что наш шериф Гарри Хепберн — здешний бог. Не скрою, довольно умный, хотя многие и ставят это под сомнение.

— Одни дураки и ставят, — оборвал Гарри.

Мисс Абигайль перевела взгляд на Гарри Хепберна. Тот раскачивался в кресле-качалке и пускал в небо дымовые облачка.

— Вы — Зевс? — спросила молодая женщина Гарри и в ее зеленых глазах блеснули веселые искорки.

— Ну, допустим, это преувеличение, — великодушно поддержал остроту в свой адрес Гарри. — Конечно же, я не бог, а, скорее, местный и вполне демократический божок. Но раньше Макс был пастором, а я — его прихожанином, — Гарри затянулся табачным дымом и выпустил облачко в столбик мошкары. — Тогда, по вечерам, мы с Максом частенько заглядывали в салун и спорили о вере и Боге. Все кончилось тем, что Макс снял сутану и взял в руки кольт. Он наконец-то понял, что в наших земных делах эта чертова железяка, набитая пулями, уравнивает людей не хуже Господа Бога. Но не нужно считать меня атеистом, мисс. Я верю в нашего Создателя не меньше, чем Макс. Правда, в отличие от него и других, я не придумываю лишнего. И мне глубоко наплевать на те различия, которые существуют между христианами, христианами и мусульманами и ради которых они сотни лет резали глотки друг другу. Главное только одно — я искренне признаю, что Бог есть и — слава Богу.

— А церковь? — хмуро спросил Макс.

Гарри Хепберн понимающе хмыкнул.

— Ты опять за свое, недобитый крестоносец? Я уже сто раз говорил тебе, что не вижу ничего плохого в том, что человек посещает храм, который построили его предки. Но превращать этот визит в подобие некоего таинства со словесными оргиями и воплями «Этого хочет Бог!», а потом устраивать религиозную резню в Иерусалиме или Чикаго — просто глупо. Да, Бог — Слово, но именно церковники топят его в своих суетных, человеческих словах, как младенца в купели.

Макс проворчал что-то о том, что религиозной резни в Чикаго никогда не было.

— Ну так будет, если люди не поумнеют, как ты, — сказал Гарри, акцентируя смысл фразы на последнем слове и пытаясь утешить своего помощника неким подобием комплимента.

— Вот скажите мне, мисс Абигайль, — после небольшой паузы обратился Гарри к гостье. Он немного помолчал, задумчиво посасывая трубку: — Я вижу цепочку на вашей шее и кончик серебряного крестика. Вне сомнения вы, в отличие от меня, принадлежите к так называемой ортодоксальной церкви. Ответьте мне, пожалуйста, в чем суть молитвы к Богу?

— В каком смысле? — осторожно спросила гостья.

— В прямом и единственном. Разве Бог не знает, что нужно человеку лучше, чем это знает сам человек? Возьмем, например, моего друга Макса…

Макс попытался что-то возразить и даже поднял руку, но Гарри остановил его строгим взглядом.

— О чем может просить Макс? Например, о здоровье. Но Бог и так наделил его лошадиной выносливостью и ослиным терпением. Макс не умеет болеть больше одного дня, и никакая сила не сможет удержать его в кровати…

— …Вы имеете в виду ту силу, шериф, которая утром сдергивает с меня одеяло и дает два десятка самых разных зданий? — все-таки вставил свой вопрос Макс.

Гарри Хепберн снова не обратил ни малейшего внимания на замечание своего помощника.

— …Природа умнее Бога, мисс Абигайль. Избыток здоровья так же вреден для человека, как и его отсутствие, потому что излишки человек почти всегда тратит на выпивку, драку и прочую ерунду. Впрочем, можно просить Бога не только о здоровье, а, скажем, об удаче в делах. Но что тогда может получиться? Бог отнимет удачу у одного человека и передаст ему другому. Справедливо ли это? Я думаю, нет. И тогда я снова спрашиваю вас, мисс, в чем смысл молитвы?

— Вы немножко не так все понимаете, — мягко улыбнулась мисс Абигайль.

— Немножко? А как нужно? — делано удивился Гарри. — Хорошо, давайте я задам вам еще один вопрос, так сказать попроще: насколько справедливо Бог разделил мир на богатых и бедных? Как вы думаете?

Молодая женщина пожала плечами:

— Во-первых, я никогда не думала об этом, а во-вторых, не кажется ли вам, что, вставив в свой вопрос упоминание о Боге, вы невольно уровняли Его с миром?

— Ну, вот уж нет! — горячо повысил голос Гарри. — Я всегда отношусь к этому седовласому, длиннобородому мудрецу на дождевом облачке с должным почтением. Теперь давайте подумаем вместе: если Бог разделил мир на богатых и бедных — а ведь Он это сделал! — то о какой справедливости может идти речь? Разве вдова Хиншоу в моем городке со своими тремя малолетними детьми чем-то хуже пройдохи Вилли Райта, который может сделать из одного доллара три всего за неделю, после чего бедная вдова Хиншоу станет еще беднее?

— Гарри, твой брат Чарли просил рассказать мисс Абигайль совсем о других вещах, — снова вмешался в монолог шерифа Макс Финчер. — Скоро появится Гейр Кинг.

Гарри азартно отмахнулся.

— А я что делаю, по-твоему? Разве мы с тобой не участники будущей комедии, а может быть, и драмы, в которой весьма вероятно прольется кровь? Убийство — большой грех и нам стоит подумать заранее, как и чем нам может помочь молитва к Создателю. Ну, мисс Абигайль?.. Что вы мне ответите на мой второй вопрос о богатых и бедных? Можно ответить и кратко, потому что Макс все-таки прав и нам пора начинать подготовку к встрече с головорезами Гейра Кинга.

Гостья сделала маленький глоток кофе из закопченной кружки. Макса Финчера удивил контраст между светлой и чистой женской кожей лица и кирпичного цвета кружкой.

«Посуду не вымыл!», — выругал он себя.

— Все очень просто, мистер Хепберн, — неторопливо сказала мисс Абигайль. — Во-первых, о смысле молитвы. Вспомните, пожалуйста, ведь сегодня утром вы молились. Но вы не только молились, вы очень-очень хотели, чтобы ваша молитва была услышана.

— Я молился?! — изумление Гарри Хепберн было настольно искренним, что он привстал в кресле, от чего оно чуть было не опрокинулось назад. — О чем?!.

— Не о чем, а о ком. О своей племяннице Джоан. Ведь вы уверены, что девочка сегодня подвергнется большому риску.

Гарри осел, забыв закрыть рот. Кресло пискнуло, качнулось и замерло.

— Теперь о том, как Бог разделил мир, — продолжила мисс Абигайль. — Если вы вчитаетесь в Библию, ну, хотя бы в самом ее начале, то увидите, что Бог действительно разделил свет и тьму, воду и сушу и еще много чего другого. Можно сказать, что наш мир возник из хаоса, разделенного Богом на упорядоченные миры. Бог разделяет, но не отдаляет. Он не отдалял одного человека от другого на опасное расстояние и так, чтобы они вдруг перестали чувствовать боль друг друга. Бог не отдалял вдову Хиншоу и ее детей от пройдохи Вилли Райта или вас от вашего помощника или брата. А поэтому ваш вопрос о том, насколько справедливо мир делится на бедных и богатых, это вопрос к людям, а не к Богу.

— Я все понял! — не без чувства мстительности к шерифу воскликнул Макс Финчер. — Иными словами, если мерзавцу Райту снова удастся обобрать вдову Хиншоу, то где в это время будем мы с тобой, Гарри?

Гарри Хепберн помрачнел лицом и, словно стыдясь этого, тут же укутал его в огромное облачко табачного дыма.

— Ну, допустим, это только слова, мисс… — неуверенно донеслось из облачка.

— Да, это только слова, — легко согласилась молодая женщина. — Но вы спрашивали словами, и ими же я вам ответила.

Макс Финчер с нескрываемым интересом принялся рассматривать гостью.

«А ведь она очень красива, — вдруг догадался он. — Удивительно, как я этого сразу не заметил?»

Макс Финчер всегда побаивался женщин — в этом он трусил признаться даже самому себе — и пошел в католические священники едва ли не только по этой тайной от всех причине. После разрыва с церковью в его жизни вдруг возникла толстуха Хари Монс. За год эта крикливая женщина принесла Максу куда больше неприятностей, чем местные бандиты, нетрезвые мирные обыватели Нью-Ричмонда и Гарри Хепберн вместе взятые. По ночам, под храп Хари, Макс Финчер частенько тосковал о своей прежней жизни, считая ее чистой и почти святой, и ругал в подушку Гарри Хепберна, посеявшего сомнения в его, как теперь уже казалось Максу, ранее безгрешной душе. Половая жизнь Макса была похожа на беспробудную пьянку: огромная волна желания вдруг поднимала его и бросала на огромный утес, который оказывался крупным женским телом, потом отбегала назад, и Макс оставался на берегу, мокрый и опустошенный, на смятой постели… Затем наступало утро, толстуха Хари умела прекрасно готовить кофе и куриный суп, Макс торопливо, не глядя на толстуху, ел, нужно было спешить на работу, и день превращался в обычную, суетливую круговерть.

«А что если эта красавица и умница знает о моей толстухе Хари Монс?!» — с ужасом подумал Макс.

Он опустил глаза и принялся рассматривать свои башмаки, испачканные красной глиной и покрытые каменной пылью.

«Так тебе и надо! Вот это действительно твое — Хари Монс! — со злостью подумал Макс, изучая оттенки грязи на башмаках. — Ты получил то, что хотел».

— Ладно, теперь нам пора поговорить о предстоящем деле более конкретно, — заговорил Гарри Хепберн. Его голос стал строгим: — И первое, что я хочу вам сказать, мисс Абигайль, что если я увижу, что моей малышке Джоан будет грозить даже не опасность, а только ее тень, я прерву эту вашу… — Гарри поморщился. — Как ее?.. В общем, операцию. Я просто пальну в воздух, а если Гейра Кинга и его ребят это не отвлечет от Джоан, пристрелю любого из них.

«Пристрелишь с такого расстояния? — с прежней злостью подумал Макс Финчер. — Да ты в телегу отсюда не попадешь!»

— …Если же, несмотря на мои старания, ваша операция дурно кончится, вы мне ответите, мисс Абигайль, — продолжал Гарри Хепберн. Его голос становился все более холодным, а под конец монолога стал едва ли не ледяным. — Я гарантирую вам и вашим коллегам огромные неприятности. Поверьте мне на слово, что если на кончике мизинца Джоан появится хоть одна царапина, вам не поможет ни Чарли Хепберн, ни Президент Соединенных Штатов, ни Господь Бог.

Макс Финчер продолжал рассматривать свои ботинки и все больше и больше ненавидел их, себя и Гарри Хепберна.

«Маленький божок готов подглядывать за чужими грехами, чтобы потом покарать за то, на что сам же дал согласие. Покарать, возможно, даже не вставая с этого места. Какой же ты сволочной бог, Гарри!»

— Я согласна с вами, мистер Хепберн, — голос мисс Абигайль не потерял ни своего спокойствия, ни мелодичности. — Но отвечать за неудачу буду только я одна. Ваш брат отпустил наш цирк еще до нашего отъезда сюда.

Гарри Хепберн подавился табачным дымом.

— Отпустил?! — голос шерифа выдал высокую петушиную нотку.

Мисс Абигайль промолчала, понимая, что Гарри нужно перевести дух, чтобы продолжить свое, как ему искренне казалось, законное возмущение.

— За каким чертом отпустил?!

Макс скосил глаза на гостью. Молодая женщина чуть заметно передернула плечами. Она смотрела на потухающий огонь костра и ее спокойное, слегка бледное лицо казалось Максу Финчеру удивительно живым и добросердечным.

«А глазищи-то у нее какие огромные!» — вдруг забыв о своей злости, подумал Макс.

Целую минуту Гарри Хепберн сосредоточено сосал трубку. Он сердито сопел и тоже смотрел на огонь. Правда, в глазах шерифа не было ни капли сердечного тепла.

— Что ж, в конце концов, Чарли тоже может ответить за свою глупость, хотя он мне и брат, — наконец выдавил из себя шериф. — Интересно, что он рассказал вам о нас с Максом?

— Ничего дурного, мистер Хепберн. Ваш брат очень любит вас и сильно переживает за Джоан.

— Вот даже как? — Гарри многозначительно хмыкнул. — Хотелось бы верить в это!..

 

4

Ночь перед отъездом из Литл-Сити Гейр Кинг провел в гостинице «Ночные бабочки», и утром ему приснился кошмарный сон. Гейр преследовал роскошную карету (черт возьми, может быть даже королевскую, судя по ее покрытым позолотой и витиеватой резьбой бокам), набитую женщинами в пышных розовых платьях. От волнения и предвкушения сладкой добычи у Гейра бешено стучало сердце, а во рту было сухо и пусто, как в кошельке нищего. Его лошадь еле-еле плелась следом за добычей, хотя Гейр что было сил колотил шпорами по ее мягким бокам. Из окон кареты то и дело выныривали веселые женские лица с маслянисто блестящими губами и манящие руки, усеянные дорогими кольцами и браслетами.

Гейр здорово вспотел, измываясь над своей клячей, но расстояние между ним и добычей оставалось подозрительно неизменным. В конце концов, бандит соскочил с лошади, надеясь нагнать карету бегом, и вдруг увидел, что его лошадь — всего лишь чучело на колесной подставке. Странное приспособление было привязано к карете при помощи длинной веревки и сильно смахивало на детскую деревянную лошадку. Карета остановилась, из нее, хлопая крыльями, как вороны, вылетели темные фигуры, похожие на взлохмаченных ведьм. Гейр вскрикнул от ужаса. Дорога и карета куда-то провалились, и он остался один в темноте.

Сон кончился… Точнее говоря, Гейр вдруг понял, что он видел всего лишь сон, а не участвовал в настоящей погоне, но явь — грязное окно напротив кровати и замусоренная комната — почему-то не выплывали из темноты. Тонкое, успокаивающее состояние между ушедшим сном и еще не явленной реальностью не спешило уходить и растеклось, как капля радужного масла на воде. Гейр слабо и благодарно усмехнулся. Томительная, приятная истома переполняла все его тело, а мысли — мысли еще ни о чем, похожие скорее на их предчувствие — словно превратились в пустые, чистые стаканы под ярким солнцем. Они не были заполнены ни водой, ни виски, а только светом. Ощущение тепла и покоя — тепла не от сбившегося на бок одеяла и покоя не от облегчения, что кошмарный сон кончился — а от чего-то другого, несоизмеримо большего и не замаранного привычным, удивило и позабавило Гейра.

«Господи, хорошо-то как!..» — улыбаясь, простонал про себя Гейр.

Ему расхотелось просыпаться и время перестало существовать.

«Ушло, ушло, — пронеслась в голове Гейра неясная и радостная мысль. — Все ушло!»

Но время все-таки вернулось. Гейру вдруг показалось, что он куда-то медленно опускается, его спина коснулось горячей, влажной точки и он, наконец, понял, что лежит на боку. Там, за спиной, сонно всхлипнула женщина и что-то тихо сказала по-испански. Левая лопатка Гейра коснулось ее лица и это потревожило женщину.

Странное состояние полусна исчезло без следа, и Гейр открыл глаза. Он увидел неопрятную комнату, давно не мытое, мутное окно и свою голую ступню, просунувшуюся через грядушку кровати.

— Черт! — громко и сипло сказал Гейр.

Женщина вздрогнула и подняла голову.

— Что? — быстро и испуганно спросила она.

— Ничего, и пошла ты куда подальше, — раздраженно сказал Гейр.

Женщина встала и обошла кровать, чтобы добраться до своих вещей. Она была совсем голой, и принялась торопливо одеваться, стоя чуть ли не у самого лица Гейра. На этот раз женские прелести не вызвали у него ничего, кроме еще большего чувства раздражения.

— Отойди, дура, — сказал Гейр.

Женщина послушно отошла ближе к двери.

Гейр повернулся на спину, уставился на закопченный свечным салом потолок и стал думать. Он удивился тому, как тяжелы его мысли, словно он отвык, что называется, ворочать мозгами, и ни одна из этих мыслей не приносила ни облегчения, ни тени радости, в отличие от тех, которые вдруг прикоснулись к нему сразу после ночного кошмара.

«Дьявольщина какая-то, — вяло выругался Гейр. — И сны дурацкие. Словно из человека в младенца превратился… Белая горячка, что ли, начинается?»

Он слегка пошевелился и ощутил всегда волнующую и придающую уверенности силу своего тела. Постепенно к Гейру вернулись запахи, привычные для таких ночлежек, как «Ночные бабочки». Больше всего в этом «букете» Гейру не нравился запах несвежего женского белья. Он поморщился.

— Слышь, ты, — обратился Гейр к мексиканке, не глядя на нее. — Ты помойся, что ли… — он недобро хмыкнул. — А то пахнешь так, словно навозную кучу одеколоном побрызгали.

Женщина на мгновение взглянула в лицо Гейра, и в ее глазах промелькнул бездумный, темный страх.

— Узду надела, попону накинула? — спросил Гейр, сгоняя с лица усмешку. — Вали теперь. С тетушкой Моли я рассчитаюсь сам.

Когда дверь захлопнулась, Гейр расслабился и закрыл глаза.

«Пора сматываться, — медленно, все еще с заметным усилием подумал он. — Бедолага Зак Китс был прав, когда сказал мне вчера на прощание, что Чарли Хепберн что-то затевает. Надеюсь, что в аду тебе выделят не такое жаркое местечко, Зак…»

Последние шесть дней Гейр Кинг провел в Литл-Сити не только потому, что решил расслабиться в компании друзей, двух десятков «ночных бабочек» и такого же количества ящиков с бутылками виски. Гейр Кинг был занят работой всегда, даже когда пил или спал с женщинами. Ему несли деньги со всей округи за рэкет, и его дорожный саквояж постепенно заполнялся тугими пачками долларов. Вчера Гейр получил последнюю плату — от фермеров из Большой Долины — и его дела, в сущности, были закончены.

Смущало только то, что вчера в Литл-Сити заявился Чарли Хепберн в компании пятерых крепких парней. Шериф из соседнего городка затеял ссору с Заком Китсом, явно провоцируя его на выстрел. Китс был слишком пьян, чтобы понять, что к чему и, не думая, схватился за револьвер. Гейр тогда торчал у стойки бара, разборка происходила на улице, возле коновязи, и когда прозвучал выстрел, Гейр мгновенно понял, что его дела не так хороши, как казалось ему раньше. Во-первых, никто из обычных людей не решился бы вытащить свой кольт, когда в Литл-Сити были люди Гейра, а во-вторых, Гейр крепко втолковал своим парням, чтобы они забыли об оружии. Он просто «собирал урожай», и любая пальба могла испортить дело.

Гейр вышел на улицу. Чарли Хепберн был великолепен в своем негодовании и уже собрал толпу народа. Он заявил Кингу, что у него есть масса свидетелей, готовых подтвердить, что Зак Китс первым схватился за свой кольт. Гейр не стал спорить и присел рядом с умирающим. Именно тогда Зак и успел шепнуть ему про то, что Чарли что-то задумал.

— Будь осторожен, Гейр, — уже совсем тихо добавил он. — «Честный» Чарли — дурак, его брат Гарри — занудный трус, но на этот раз они не отпустят тебя просто так…

Зак Китс был умным человеком — может быть, самым умным в банде Гейра — и Гейр поверил ему. Он уже и сам не раз слышал, что значок шерифа держится на рубашке Гарри Хепберна только на одной тоненькой ниточке, но предпринять что-то опасное для Гейра он не сможет без помощи своего братца. И уже теперь, когда оба брата наверняка собрались вместе — иначе зачем Чарли соваться в Литл-Сити? — Гейр поверил в будущие неприятности окончательно.

Зак Китс умер через час возле конюшни и рядом с ним оставался только мексиканский мальчик-пастух, да и тот торчал там по приказу Гейра. Когда мальчишка сообщил Гейру ожидаемую новость, тот снова потягивал виски возле стойки бара и косился на Чарли Хепберна и его ребят. Те что-то весело орали за столом в углу, но мало пили, а что особенно любопытно, в их компании была миловидная молодая дамочка. Гейр пару раз поймал ее спокойный и умный взгляд, и ему вдруг стало не по себе. Гейр мог поклясться чем угодно, что она, глядя только в его сторону, видела весь бар целиком, еще отдельно угол комнаты, где сидели его ребята Дакота Энн и Джеб Лесоруб и даже потолок над Гейром, хотя он никак не мог взять в толк, зачем этой красотке разглядывать потолок.

«Зак начал что-то подозревать — он действительно был единственным, кто мог хоть что-то предвидеть в действиях законников — и поэтому Чарли пристрелил его, — понял тогда Гейр. — Кроме того, мне очень не нравится, как смотрит на меня эта красотка в компании Чарли Хепберна. Так не смотрят ни убийцы на свои жертвы, ни бухгалтеры на деньги. Хотя, черт бы меня побрал, я уверен, что она что-то считает. Именно считает, а не соображает, как облапошить мужика, как любая здешняя баба».

Воспоминания о вчерашнем вечере окончательно вернули Гейра к действительности. Он сел и достал из-под кровати саквояж. Саквояж был сделан из прочной свиной кожи, а две хромированные железные дужки наверху походили на плотно сомкнутые, тонкие и цепкие губы. Гейр погладил сначала стальные, прохладные «губы», а потом теплый, кожаный бок и довольно улыбнулся.

Он купил саквояж пять дней назад, когда увидел, как в банк на Лонг-стрит приехали кассиры из соседнего города. Парней было трое и каждый держал в руках именно такой дорожный чемоданчик. Потом Гейр заметил какого-то явно столичного пижона с таким же саквояжем, усаживающегося в коляску, и почти тут же пожилого джентльмена, только что покинувшего банк на Лонг-стрит. Гейру вдруг показалось, что любой уважающий себя деловой человек должен иметь именно такой дорожный чемоданчик. Ему до жути понравилось сочетание кожи, хромированной стали и расширяющаяся вниз, похожая на сытое брюхо, форма дорожной сумки. Раньше он почти не обращал на внимание на подобные мелкие вещи, и все чемоданы и баулы, которые попадались ему в качестве добычи, выбрасывал как лишнюю улику. Но любовь к саквояжу — хотя она пришла ниоткуда и непонятно как — вдруг оказалась настолько огромной, что Гейру не пришла в голову еще одна, куда более умная мысль: задуматься о причинах этой нелепой страсти.

Гейр купил саквояж в магазине рядом с банком. К его удивлению, там продавали только подержанные вещи (или слегка подержанные, продавец оправдывался тем, что Литл-Сити не такой уж богатый город), но саквояж, который предложили ему, был почти новый. На всякий случай Гейр ревниво осмотрел еще пять чемоданчиков, но в конце концов был вынужден согласиться с продавцом.

Порывшись в кармане висевших на грядушке штанов, Гейр достал ключ и отпер саквояж. Деньги были на месте. Они лежали грудой — пачка на пачке — и Гейр был готов поклясться могилой своей матери, что вчера они лежали именно так, и никак иначе. Он тронул деньги пальцем — верхняя пачка слегка сдвинулась с места.

«Послушные сукины дети, — улыбнулся Гейр. — Эти ребята хорошо знают своего хозяина».

Взнос от фермеров из Большой Долины довел выручку Гейра до двадцати тысяч. Сумма казалась ему круглой, ровной для счета и едва ли не совершенной по своей сути.

«Заку Китсу полагалось целых четыреста долларов, — подумал Гейр и поморщился. — Прости, Зак, но твоя доля умерла вместе с тобой. Хотя сами деньги, как ты видишь, целы и лежат в сумке, а не в земле».

Мысли Кинга снова вернулись к возможным неприятностям в дороге и вдруг показались ему досадными до кислинки во рту. Он не без усилия отогнал их.

«Там видно будет, — решил Гейр. — Только Зак Китс любил обдумывать такие вещи заранее, но вчера он получил свою пулю».

Гейр захлопнул саквояж и положил на него большие руки. Пора было вставать, дать пинка стулу, торчащему посреди комнаты и собираться в дорогу. Но то ли не заладилось немного странное утро, то ли в настроении Гейра вдруг появилась какая-то трещинка, его мысли снова и снова возвращались к смутной, витающей в воздухе, угрозе.

Гейр снова вспомнил женское лицо в компании Чарли Хепберна и уже в который раз помянул черта.

«Что тебе далась эта баба?! — рассвирепел он. — Ну, смотрела она на тебя… Ну и что? Разве другие бабы не смотрят? Да, она не танцевала, как эти другие, не крутила своей задницей перед посетителями… Но все-таки зачем-то приперлась в Литл-Сити в компании Чарли. Я, и не только я, никогда не видел Чарли в компании с женщинами… Хотя что мне до этого? Да провались она к дьяволу!»

Гейр резко встал. Он уже шагнул было к стулу и приготовился пнуть его, как вдруг его остановила другая странная мысль. Точнее говоря, мысль была даже не странной, а совсем уж сумасшедшей, потому что Гейру показалось, что между его утренним состоянием после сна и женским лицом в компании Чарли Хепберна было что-то неуловимо общее. Гейр замер, стоя перед стулом и выставив вперед левую ногу. Он напряг мозги… Гейр Кинг думал что было силы, морщил лоб, но не мог справиться с загадкой. Как бы он не старался найти ее решение или хотя бы понять ее общий смысл, тут же, как штора, поднималась пугающая темнота. В конце концов, наморщенную на лбу кожу свела судорога усталости.

— А-а-а, сволочь!.. — взревел Гейр.

Он ударил ногой стул. Стул поднялся в воздух, полетел в окно и вырвался наружу в стае блестящих стеклянных осколков.

Тьма рухнула. Гейр налил полстакана виски, залпом выпил его и вытер мокрые губы тыльной стороной ладони.

«Перегулял и перепил, — решил он. — Бывает… И особенно с утра. Но пройдет. Штаны не забудь, — уже с усмешкой посоветовал он сам себе, берясь за груду одежды. — Дорога не близкая и без штанов будет нелегко».

Едва взяв в руку рубашку, он тут же отбросил ее и снова потянулся к бутылке виски на столе.

— Гейр, что там у тебя? — послышался из-за разбитого окна спокойный голос Дакоты.

Гейр выпил виски.

— Стул, сволочь, под ногу подвернулся, — Гейр смотрел на бутылку виски и думал, не налить ли себе еще.

— А мне показалось, что баба от тебя выпорхнула, — засмеялся Дакота.

— Какая баба?

— Лишняя! Потом гляжу — стул. Голова не болит после вчерашнего?

— Иди к дьяволу!

Гейр соображал, что скажет своим парням, когда они почувствуют от него свежий запах спиртного. Он категорически, в том числе и самому себе, запрещал прикасаться к виски перед дорогой. Настроение Гейра снова помрачнело.

«Впрочем, ладно, придумаю что-нибудь, — решил он. — Скажу, что эта сучка-мексиканка плохо справлялась со своими обязанностями и мне пришлось поколотить ее. А когда она разревелась — влить в нее виски. Ну, и самому пришлось выпить… Эти дуры не любят пить в одиночку».

Очередная доза спиртного приятно обожгла рот. Гейр сразу забыл о так и не решенной загадке, разбитом окне и предстоящей дороге. Надевая сапоги, он сердито сопел, ни о чем не думал и злился только на грязь на голенищах…

 

5

Пламя жадно лизало сломанную ветку, брошенную в костер Максом Финчером. Одна ее сторона тут же почернела, а на сломе, где ежился десяток изломанных белых игл, тут же вспыхнуло легкое, прозрачное пламя. Макс швырнул в костер еще пару сучьев и хмуро уставился на разгорающийся огонь.

К костру подошла Джоан. Девушка присела на корточки напротив гостьи и посмотрела ей в лицо.

— Здравствуй, Джоан, — улыбнулась Абигайль.

На смуглом, с острыми, но приятными чертами лице Джоан появилась ответная улыбка и она молча кивнула.

— Вы ей понравились, — коротко взглянув на девушку, буркнул Гарри. — Наверное, Чарли уже рассказал вам, что моя несчастная Джоан глухонемая от рождения. Ее мать была индианкой, а отцом — мой брат. Говорят, что такие браки иногда случаются в других местах, но только не у нас. Здесь несколько иные правила жизни, мисс Абигайль. Нашим местным ребятам не понравилось, что мой брат Вильям женился на скво, а краснокожим — что их сестра сожительствует с белым. Шаманы тех и других заявили, что девочка родилась глухонемой именно по этой причине. Короче говоря, все кончилось очень дурно, мисс, мой брат и его жена погибли, и я уже пятнадцать лет воспитываю Джоан один.

— Девочка очень красива, но почти незаметно, что ее отец — белый, — сказала Абигайль.

— У Джоан голубые глаза, как у ее отца. Что же касается матери, то она была из племени сибонеев. Но не из тех островных разбойников, которых называют себя таино. Материковые сибонеи были, вероятно, лучшими воинами и разведчиками в мире. Никто не мог, как они, пробраться в лагерь врага, идти по его следу или устроить засаду. Эти уникальные задатки перешли к моей малышке от матери. Когда Джоан было всего шесть лет, она увидела, как мальчишка в соседнем доме мучает кошку. Маленький мерзавец словно специально решил подразнить Джоан. — Делая многозначительную паузу, Гарри выпустил из трубки густейшее облачко дыма. — Ночью Джоан пробралась в спальню мальчишки и забрала кошку. Она сделала все тихо и ловко, как настоящий воин-сибоней. Перед уходом Джоан повесила штаны мучителя на свечную люстру, а когда утром он попытался снять их, люстра упала и матери мальчишки пришлось выдирать расческой свечной воск из волос своего непутевого чада. Короче говоря, получился скандал… — Губы Гарри растянула широкая улыбка. — Но иногда мне нравятся скандалы. Особенно когда приходится защищать маленьких девочек и котят. Макс, ты помнишь, чем это все кончилось?

— Разумеется, стрельбой, Гарри.

— Поправлю: совсем маленькой стрельбой. Отец мальчишки вздумал грозить мне револьвером за проникновение девочки-полукровки в свой дом. Но у него не было никаких улик кроме порванных штанов, сломанной люстры и расчески, перемазанной воском. Макс Финчер был тогда еще преподобным пастором. Присутствуя при нашей ссоре, он взывал к миру!.. — Гарри явно повеселел. — Мне пришлось пару раз пальнуть в воздух, чтобы кое-кто вспомнил, что, во-первых, мир — хрупкая штука, а во-вторых, тот, кто протянет хотя бы палец к крошке Джоан, может запросто лишиться всей пятерни. А преподобный отец Макс в это время…

— Дрова кончаются, — резко оборвал шерифа Макс.

— А нужен ли нам костер, Макс? Ночь уже кончилась, и никто из нас не хочет кофе, — кресло-качалка жалобно скрипнуло и сделало пару движений вперед-назад. — Впрочем, ты можешь сходить за хижину Джо и покрошить томагавком пару сухих яблонь.

Мисс Абигайль показала какой-то знак на пальцах Джоан. Та быстро ответила ей другим знаком. Абигайль улыбнулась девушке и «сказала» ей еще что-то. Та засмеялась в ответ.

— Вы знаете язык глухонемых, мисс? — без особого удивления поинтересовался Гарри.

— Да, немного.

— У вас был глухонемой родственник?

— Не совсем. Это был соседский мальчик…

— И вы выучили язык жестов ради него?

Абигайль молча кивнула.

«Все!.. — с тоскливой нотки подумал Макс. — Даже идиоту понятно, что наша гостья не хочет говорить на эту тему. Но сейчас наш добродушнейший Гарри в который раз начнет рассказывать о том, как трудно будет жить глухонемой девочке, если он, Гарри Хепберн, не устроит судьбу бедняжки».

Макс встал и направился за хижину «Святоши» Джо. Он вернулся через четверть часа, таща на спине огромную вязанку дров. Благодатный пот заливал глаза помощника-труженика, в то время как его начальник беседовал с красивой, молодой женщиной. Но к удивлению Макса, Гарри Хепберн порядком подрастерял свое спокойствие и говорил резким, учительским голосом.

— …Разумное терпение, мисс Абигайль, это и есть самая величайшая добродетель в нашем сумасшедшем мире. Я утверждал это всегда, и даже если меня вдруг потащат на виселицу именно за грех терпения, я посоветую его и своему палачу.

— Так все-таки что же важнее, терпение, о котором вы сейчас говорите, вера в Бога, которая для вас несовместима с разумом, или человеческий разум? — спросила молодая женщина.

Очевидно, спор начался сразу ухода Макса и он не понял, о чем именно идет разговор сейчас. Макс подкинул дров в угасавший костер, извинился у гостьи за гору дыма и надолго припал к фляжке с водой.

— Разум! — Гарри Хепберн торжественно поднял над головой свою трубку и потряс ей, как древком флага. — Именно человеческий разум, мисс Абигайль, я ставлю выше всего. Только он рождает терпение, а затем и разумную веру в нашего Создателя.

«Сейчас Гарри скажет, что человек немыслим без разума, а обезьяна — это человек без мозгов», — усмехнулся Макс.

Но Гарри Хепберн заговорил о фермерах из Большой Долины.

— Как я уже говорил вам, мисс Абигайль, возле нашего городка, в Большой Долине, живут две сотни семей, занимающихся скотоводством. Некоторые из них не так давно приехали с северо-востока, а большинство еще пару лет назад рыли уголь где-нибудь в европейском Сааре. Что ж, будем считать, что им повезло. Это хорошие, трудолюбивые ребята. Труд делает человека сильным, как бык, но быку, как известно, трудно противостоять волкам. Короче говоря, мисс Абигайль, суть моей сегодняшней проблемы, как шерифа, заключается в том, чтобы уберечь миролюбивых ребят от банды Гейра Кинга. Казалось бы, две сотни взрослых мужчин смогли бы и сами постоять за себя, тем более что в банде Кинга всего тридцать головорезов. Но ребята из Долины хорошо пасут коров и плохо стреляют. Я абсолютно уверен в том, что если фермеры откажутся платить дань Кингу, он тут же, для острастки, пристрелит десяток работяг. Конечно же, у них есть друзья, а в семье каждого подрастают мальчики. Начнется война и в ней полягут еще три, а может быть, и все четыре десятка человек. В том числе и мальчики пятнадцати-семнадцати лет. Вам понятно, чего я боюсь, мисс Абигайль, и что я боюсь не за себя? Впрочем, Чарли уже рассказывал вам все, но, насколько я понимаю, я тоже должен высказать вам свою точку зрения.

Молодая женщина кивнула.

— А если вы вызовите на подмогу солдат? — осторожно спросила она. — Я уверена, что они легко справятся с бандой.

— Допустим, я так и сделаю. Но что получится в итоге? В соседнем штате есть банда поменьше — Кривого Бена. Как только наша бравая солдатня перестреляет мерзавцев Кинга, Бен тотчас явится на его место. И я не уверен, что так будет лучше, потому что парни Кинга не трогают женщин и молодых девушек. И еще… — Гарри почмокал губами, высасывая дым из трубки. — Понимаете, в чем дело, мисс, я уже не раз слышал от людей, побывавших в тюрьме, что если заключенный не сможет постоять за себя сам, ему не поможет его друг, каким бы авторитетом среди заключенных тот не обладал… Кстати говоря, мисс, вы меня слушаете?

— Разумеется, да, — мгновенно ответила Абигайль.

Джоан плела венок. Ее быстрые пальцы ловко перебирали стебельки цветов, в то время как пальцы мисс Абигайль быстро «рассказывали» ей о чем-то. Девочка не смотрела на свое вязание, выполняя его автоматически, и сосредоточила все свое внимание на «вязании» мисс Абигайль.

Макс взял прутик и дотронулся до руки Джоан. Та чуть вздрогнула и подняла глаза. Пальцы Абигайль на секунду замерли.

— Я ничего… Я — так… — виноватым шепотом сказал Макс. — Вы говорите, говорите.

Он подпер щеку ладонью и со скучающим видом уставился на шерифа.

—…Но выход есть! — продолжал между тем свою речь Гарри Хепберн. — Этот выход — в разумном терпении. Пройдет лет пять-шесть, фермеры станут настоящими ковбоями, научатся толком палить из своих ружей, а их мальчики подрастут. Гейр Кинг может подчинить две сотни необученных военному ремеслу мужчин, но когда их станет шестьсот, Гейр Кинг умрет.

— А время, Гарри? — спросил Макс.

— Какое время?

— То, о котором вы говорите — пять-шесть лет. За это время мальчики научатся бояться, а их отцы — гнуть шею перед бандитами.

— Не научатся, — лицо шерифа стало твердым. — Я не позволю.

— А почему, допустим, должно пройти пять лет, а не семь или даже десять? — Макс нервно передернул плечами. — И, кстати говоря, как можно научить человека побеждать свой страх, если он вынужден постоянно гнуться перед мерзавцами?

— Ты глуп, Макс. Человека не сложно сделать смелым, если он знает, за что он рискует жизнью.

— За десять долларов, которые ему вдруг не захочется отдавать Гейру Кингу?

— За свободу, Макс.

Мисс Абигайль на секунду прервала свой бессловесный монолог с Джоан и взглянула на шерифа. В этом взгляде было что-то недоуменное, учительское и растерянное, а когда молодая женщина перевела глаза на Макса, тот вдруг подмигнул ей в ответ.

— Все так, Гарри, — Макс притворно вздохнул. — Быть рабом среди людей, мягко говоря, не совсем здорово. Но, говоря о свободе, вы забыли про одного человека.

— Про кого же?

— Про самого себя, шериф. Вы — да и я вместе с вами — выбрали себе уютное и тихое место над схваткой. Мол, время все расставит по своим местам. Но разве мы с вами и в самом деле местные боги, а не обычные люди? Вы наверняка уже вычитали в книжках, что самая трудная победа — победа человека над самим собой или хотя бы над обстоятельствами, которые часто окружают нас, как сеть. А как мы будем бороться с собой, шериф, если мы, по сути, вне игры?

— Такие рассуждения слишком часто становятся оправданиями для слабаков, — уверенно возразил шериф. — Что значит победа над собой и кто будет судьей в этой схватке, Макс? А что значат какие-то там обстоятельства, если человек — не мямля, а именно человек — должен, просто-таки обязан, преодолевать их. И в первую очередь внешние обстоятельства, а не придуманные им самим внутренние. — Шериф перевел взгляд на мисс Абигайль. — Совсем недавно я говорил вам о том, что не понимаю смысла молитвы, и вы, мисс, ловко поймали меня на том, что утром я все-таки молился. Браво, мисс Абигайль! Вы нашли во мне те так называемые внутренние обстоятельства, о которых только что упомянул Макс. Но давайте рассмотрим, что за чувства заставили меня сделать это…

— Не чувства, а обстоятельства, — напомнила Абигайль.

— К черту обстоятельства, я не боюсь никаких обстоятельств! — взревел Гари Хепберн. — А если у меня возникают какие-то проблемы с этими чертовыми обстоятельствами, я вынимаю свой кольт. Теперь что касается моей утренней молитвы, о которой я благополучно забыл. Я просто боялся, понимаете?.. — Гарри Хепберн на секунду замер, словно признание в слабости поразило и его самого. — Да, я просто боялся, но опять-таки боялся не за себя, а за Джоан. Чарли постарался убедить меня, что в предстоящем деле с Гейром Кингом нет никакого риска для девочки, но Джоан все-таки только ребенок. Может быть, очень ловкий, очень смелый, но не совсем умный. Теперь ответьте мне, что такого унизительного в том, что я трусил за Джоан и просил за нее у Господа Бога, в которого искренне верю?

Макс перебирал тонкие ветви сухой яблони, с каким-то особым вниманием рассматривая их. Он с треском сломал пару веток и бросил их в костер.

Шериф внимательно смотрел на лицо Абигайль Нортон.

— Ну?.. — строго и уже с добродушной улыбкой спросил он. — Что же вы скажете, мисс Абигайль?

Молодая женщина чуть наклонила голову и потерла пальцем висок.

— Понимаете, в чем дело… — медленно начала она. Заметив, что Джоан внимательно смотрит на ее губы, пытаясь уловить смысл сказанного, Абигайль высоко подняла голову: — Знаете, какая разница между вами и вашим помощником, мистер Хепберн?

— Не сомневаюсь, что эта разница есть, — кивнул шериф. — Но при чем тут какая-то разница между мной и Максом, если мы говорим о человеке вообще, о его свободе, трусости и об отношении к неким внутренним и внешним обстоятельствам?

— При том, что все люди разные, — на лице мисс Абигайль вдруг появилась тень грусти. — Заметьте, мистер Хепберн, я не говорю, что люди бывают плохими и хорошими, я говорю о том, что они разные. Сейчас я задам один вопрос вам и вашему помощнику Максу, и вы многое поймете.

Шериф дернул плечом.

— Ну, задавайте…

Абигайль какое-то время молчала, глядя на свежие веточки в костре, которые бодро лизало пламя.

— Как вы думаете, мистер Хепберн, если бы все люди верили в Бога так, как верите вы сами, это было бы хорошо или нет?

Гарри Хепберн выслушал вопрос с философским спокойствием.

— Да, — немного подумав и пыхнув табачным дымом из трубки, сказал он. — Я не сомневаюсь, что это было бы хорошо. Человеку не стоит забывать ни о своем разуме, ни о науке, ни о вере в Бога.

Абигайль посмотрела на Макса Финчера.

— А как думаете вы, Макс?

Очевидно, помощник шерифа успел подумать над вопросом и резко замотал головой:

— Нет! Пусть люди верят, но только не так, как я.

— Перестань корчить из себя обиженного Иуду, — поморщился шериф. — Ты нормальный человек и ты занимаешься полезным делом. Кстати, мисс Абигайль, что вы хотели сказать… нет, точнее, прояснить своим непонятным вопросом?

— Я хотела только подтвердить вашими ответами то, что люди разные, — молодая женщина улыбнулась. — И сейчас вы в этом убедились. Дело не в том, чего и почему боится человек, чего он хочет или к чему стремится. Очень часто человеческие желания зависят от обстоятельств, череды причин и следствий. А вот не зависеть от них умеет далеко не каждый…

Гарри заулыбался:

— Мудрено говорите, мисс… Но я не верю, что человек может постоянно быть выше обстоятельств. Подняться над ними, как подняться на высокую гору, человек может и должен. Человек обязан победить своего врага, построить железную дорогу и… я не знаю… ну, скажем, одержать победу на выборах и пройти в Сенат. Но не на небе же мы с вами живем, — Гарри жадно затянулся табачным дымом. — Например, я хочу счастья Джоан и сделаю все для того, чтобы ей не пришлось жалеть через год или два, что она вышла замуж за городского дурачка. Я хочу создать те обстоятельства, которые самой Джоан не нужно будет преодолевать каждый день — нищету и пьянство дурака-мужа. Надеюсь, вы понимаете меня? Возможно, я и совершу какой-то грех, поднимаясь на эту крутую «гору», но его совершу только я, а не Джоан. Вот почему я верю в человеческий разум и терпение. Не только преодолевать обстоятельства, а создавать свои, новые и быть свободным — вот это и есть удел по-настоящему сильного человека. Я не думаю, что моей племяннице нравится мое решение относительно ее замужества, но я старше и умнее ее. Чтобы вы меня лучше поняли, я спрошу вас, а что такое человек, мисс? Только обезьяна с мозгами. Но именно этот мозг, а точнее говоря, разум первопричина всего!..

Гарри заговорил быстрее, потом еще быстрее и его взволнованная речь вдруг стала маловразумительной.

«Это с ним бывает, когда он слишком волнуется, — подумал Макс. — И это единственное, чего Гарри стыдится потом. Мол, опять в эмпиреи улетел… Впрочем, стыдится он только по одной причине — что его разглагольствования слышали другие. А если молчком и только в мыслях — это можно».

Мисс Абигайль, казалось, перестала обращать внимание на пылкую речь Гарри. Она порылась в дорожном саквояже и вытащила толстую тетрадку. Словно возникнув из воздуха, в ее руке появился карандаш.

Гарри мгновенно замолчал и удивленно захлопал глазами.

— Будете записывать за Гарри? — улыбнулся Макс.

— Нет, я только хочу написать письмо одному моему знакомому, — легко ответила на улыбку мисс Абигайль. — Надеюсь, в вашем городе есть почта?

— Почта есть в любом городе, мисс, — Гарри Хепберн подавил вздох облегчения. Он понял, что слишком увлекся разговором, и, чтобы сменить тему, принялся выразительно, подавшись всем телом вперед, разглядывать саквояж гостьи. — Где вы купили эту забавную вещицу, мисс? Никогда не видел таких штук в наших местах.

— В Лилт-Сити. Там много таких.

— Разве? Надо бы заехать туда и…

— Через полтора часа Гейр Кинг будет здесь, — ни на кого не глядя, перебил шерифа Макс Финчер.

— Я напишу письмо за пять минут, Макс, — сказала Абигайль. — А потом вы возьмете лопату и поможете мне выкопать пару неглубоких ямок.

— На дороге внизу? — Макс кивнул головой вниз, под гору.

Абигайль кивнула:

— Мистер Чарли Хепберн уже помог мне все устроить, но все-таки нужно поправить некоторые мелочи.

— Да уж, вы постарайтесь, — чуть помрачнел Гарри Хепберн. — Слова словами, но я вас честно предупредил, что не допущу даже тени риска для Джоан.

Мисс Абигайль заполняла страницу мелким красивым подчерком. Джоан пересела и теперь смотрела на письмо через плечо молодой женщины. Судя по ее лицу, она была готова прыснуть от смеха. Макс Финчер закончив ломать сучья, отряхивал обшлаг штанины. Гарри курил и рассматривал уже совсем светлые, невесомые облака.

«Черт бы меня побрал, — с досадой подумал Гарри, — надо же, как она меня завела, а?!. Умна, ничего не скажешь. Нащупать слабинку в характере Гарри Хепберна не каждый сможет».

Гарри мельком взглянул на потупленное лицо Абигайль.

«Да, любопытная в умственном отношении дамочка, ничего не скажешь. Ведь даже я, Гарри Хепберн, почему-то уверен, что с ее “«спектаклем” все будет хорошо. У этой заезжей красотки слишком умные и спокойные глаза, чтобы Гейр Кинг вот так, запросто смог проскользнуть мимо нее. Кстати, она же в цирке работает… А там можно научиться многим забавным трюкам и фокусам».

Гарри вспомнил об обещании мисс Абигайль, что в кульминационный момент Гейр Кинг и его люди не только не смогут приблизиться к Джоан ближе, чем на тридцать шагов, но и не будут смотреть в ее сторону.

«Вот он, главный фокус! — решил Гарри. — Интересно, как это все она собирается устроить?»

Гарри напряг свое воображение, но у него вдруг сильно защекотало в носу и он чхнул.

— То, о чем вы сейчас думали, правда, Гарри, — засмеялся Макс.

Мисс Абигайль закончила писать свое коротенькое письмо, вложила его в конверт и, тоже улыбаясь, взглянула на шерифа.

— Я думаю, Макс угадал, шериф, — подтвердила она.

— А откуда вы знаете, о чем я думал? — проворчал Гарри.

— Вы думали о том, как я собираюсь провернуть «фокус» на дороге, — ответила мисс Абигайль. — Но вы ошиблись. Никакого фокуса не будет.

— Что, совсем не будет? — не без сарказма поинтересовался шериф.

— Точнее говоря, почти. И даже если сейчас мы трое — я, вы и мистер Макс Финчер — уйдем отсюда, Джоан сможет спокойно забрать деньги у бандитов.

Гарри открыл было рот, но не нашелся, что сказать.

— Тогда это не фокус, а простое колдовство, — серьезно сказал Макс.

— Нет, это простой расчет, основанный на отвлечении внимания и естественном поведении человека, — мисс Абигайль встала и взяла саквояж. — Идемте на дорогу, Макс, и захватите лопату. Обстоятельства, с которыми скоро столкнется Гейр Кинг, должны выглядеть естественно.

«А если любой человек — то есть, вообще любой человек из нас — в сущности, маленький бог?» — вдруг подумал Гарри Хепберн, рассматривая спину своего помощника и дорожное платье мисс Абигайль. Мысль пришла ниоткуда и показалась шерифу странной и даже нелепой. Мысль тут же продолжилась, и Гарри подумал, что если есть маленький бог, то должен быть и Большой.

«А тогда что же делать со всеми этими обстоятельствами, о которых я тут только что плел?.. И что значат какие-то там обстоятельства, если Большой Бог просто — очень просто и очень искренне — любит маленького?»

Мысль была настолько неожиданной и необычной, что прежде чем спохватиться, Гарри успел подумать даже о Джоан и ее дружке-сапожнике.

«А может быть…»

«При чем тут это?! — резко оборвал Гарри противоестественную для себя мысль. — Тебя что, опять занесло в эти чертовы эмпиреи, да?!»

Когда Абигайль Нортон и Макс Финчер, уже взявший у нее саквояж, скрылись за желтоватой скалой, Гарри выругал себя за глупость, хотя так и не понял, за какую именно. Потом он вдруг принялся читать молитву «Отче Наш», но тут же снова чертыхнулся и зачем-то обозвал мисс Абигайль заносчивой актеркой.

Джоан положила руки на согнутые колени, оперлась на них подбородком и смотрела на угли костра. Гарри какое-то время наблюдал за задумчивым, вдруг ставшим неподвижным и серьезным лицом племянницы и так и не решился расспросить ее о том, о чем говорила ей Абигайль Нортон и что именно она писала в своем письме.

«Почему эта фокусница решила написать письмо именно тут, а не, допустим, на вокзале в Нью-Ричмонде за удобным столом? — собственные, казалось бы, вполне обычные мысли уже порядком начинали раздражать Гарри, и он сердито запыхтел трубкой. — Господи, да я зол, как сто чертей! — тут же признался себе он. — Наверное, это от неопределенности и — будь честен с собой, Гарри — опять-таки из-за страха. Ты сидишь без дела, чего-то ждешь и не представляешь, что будет дальше, потому что это “дальше” уже не зависит от тебя. Как она сказала?.. Мол, даже если мы трое уйдем отсюда, Джоан сможет взять деньги у Кинга. Ну ничего себе заявка!..»

Гарри полез в карман за кисетом и новой порцией табака. Джоан уловила краешком глаза легкое движение и подняла глаза. Спокойный и чистый взгляд девушки успокоил Гарри. Его сомнения и страхи отшатнулись в сторону, как дым от прикосновения ветра и там, за дымом, неожиданно блеснуло яркое, новорожденное солнышко.

Мысли Гарри вернулись к загадочному письму мисс Абигайль.

«Но как ты расспросишь Джоан, если не знаешь языка глухонемых? — не без нотки горечи подумал шериф. — Ведь ты так и не выучил эти идиотские пассы пальцами…»

Гарри действительно не знал языка глухонемых, потому что он был единственным человеком в городе, понимающим Джоан по выражению глаз и лица. Гарри мог даже спорить с племянницей, они оба очень тонко чувствовали нить этого спора и оба не удивлялись этому. Их частые «разговоры», когда слышался только громкий, возмущенный голос Гарри, забавляли в городе многих людей, а кое-кто при этом и вертел пальцем у виска. Чарли Хепберн, не раз становившийся свидетелем таких словесных баталий дяди и племянницы, как-то сказал:

— Безусловно, Гарри хочет быть умным как сам черт, но ему мешает его ангел-хранитель, которого, впрочем, сам Гарри откровенно недолюбливает.

Это была единственная критическая фраза, которую прилюдно высказал Чарли Хепберн о своем брате за много-много лет. И не исключено, что он пожалел о том, что произнес ее вслух. Дело в том, что, набивая трубку, Гарри снова принялся читать «Отче Наш». Его «слышала» только Джоан, легко понимая едва заметные движения губ Гарри Хепберна.

 

6

Всех трех фермеров из Большой Долины, на этот раз взявшихся сопровождать Гейра Кинга, звали Джонами. Самый высокий из них, Джон Вестон, был высок, худ, угрюм и немногословен; Джон Габби по прозвищу «Убери курицу» не был ни высоким, ни худым, ни угрюмым, но к словам (как своим, так и чужим) относился не менее критично, чем «Длинный» Джон. И только Джон Грег — неунывающий толстяк — любил поболтать, а за неимением собеседников (путешествие с Гейром Кингом здорово укоротило бы язык любого болтуна) часто объяснялся с лошадьми. Но на этот раз общение Джона Грега с одной из уже запряженных лошадей прервал пинок Гейра Кинга.

Грег резко оглянулся и, столкнувшись с мрачным взглядом главаря бандитов, виновато улыбнулся.

— Уговариваешь кобылу выйти за тебя замуж? — без всякого выражения спросил Гейр.

Дакота Энн, стоявший слева от Гейра, захохотал. Улыбнулся даже верзила Джеб Лесоруб, отчего его лицо вытянулось и стало похоже на лошадиную морду.

«Не за себя, а за Джеба», — чуть было не ляпнул Джон Грег, но вовремя спохватился. Он почесал пятерней ушибленное место пониже поясницы и открыл дверцу дилижанса.

— Прошу вас, сэр, — как можно более вежливо пригласил бандита Грег.

Дилижанс был небольшим, всего лишь шестиместным, но за счет этого предоставлял путешественникам какие-то удобства. Пол устилал ковер, две скамьи были обиты кожей, а на них валялись мягкие шерстяные подушки. Если человек сидел на скамье один, при желании он мог лечь и даже вытянуть ноги, хотя и не на полную длину. Сверху, в потолок был врезан небольшой люк на случай слишком жаркой погоды, а стекла в дверцах скользили вверх-вниз по узким щелям, при случае усиливая приток свежего воздуха.

Гейр тяжело опустился на скамью и тут же уставился в окно. Дакота и Джеб сели напротив.

— Ты что-то уж слишком хмур сегодня, Гейр, — заметил Дакота.

— А чему мне радоваться? — огрызнулся Гейр.

— Как чему? — удивился Дакота. — Дела окончены, и мы уезжаем. Кроме того, мы здорово повеселились здесь, в Литл-Сити.

Гейр исподлобья взглянул на туповатого Дакоту и перевел взгляд на Джеба Лесоруба. Серо-желтое лицо гиганта, темные, почти черные круги под его глазами и отекшая, словно налитая водой шея, делали его похожим на гоблина из жуткой сказки.

«Джеба убьет не пуля, он сам сдохнет меньше чем через полгода где-нибудь в таком же Литл-Сити, — подумал Гейр. — Может быть, он всегда так зол, потому что понимает, что смертельно болен и скоро его финиш?»

— Сначала нужно добраться до дома, а уже потом радоваться, — с кривой усмешкой ответил Гейр Дакоте. — Откровенно говоря, мне не дают покоя вчерашние последние слова нашего покойного друга Зака.

На лице Джеба Лесоруба появилось что-то болезненное, словно у него заныл зуб, а Дакота нервно заерзал на месте.

— Какого черта, босс? — возмутился Дакота. — Говорят, что умирающим мерещатся ангелы, черти и прочая хрень, ведь у них скисают мозги. Зак и ляпнул-то тебе эти слова только от зависти. Он, мол, отдает дьяволу душу, а его друзья еще здорово погодят. Что нам сделает этот дурак Гарри Хепберн и бывший поп?

— Ты забыл о братце Гарри.

— Согласен, Чарли поумнее, — кивнул Дакота. — Но шериф Нью-Ричмонда все-таки «Заумный» Гарри Хепберн, а не Честный Чарли.

— Чарли иногда любит вмешиваться в чужие дела, — подал свой хриплый голос Джеб. — Я соглашусь с Гейром, что наша дорога на этот раз может оказаться не такой простой.

Дакота заморгал выпученными, лягушачьими глазами, не зная, что возразить.

«Покойник заговорил!» — Гейр смерил Лесоруба холодным взглядом.

— И что ты думаешь по этому поводу, Джеб?

— Гарри Хепберн вряд ли начнет стрелять, а попытается придумать какую-нибудь гадость. Ну, что-то типа поваленного на дорогу бревна или неизвестно откуда взявшейся ямы. Он попытается выманить нас из дилижанса, а потом отнять деньги… — Джеб не договорил и хрипло закашлялся. В его выпуклой, широченной груди словно перекатывались наполненные кипящей жидкостью, дырявые пузыри.

Дилижанс резко тронулся с места. Послышался резкий голос Джона Грега, выкрикнувшего что-то не совсем приличное проходящей мимо даме. От рывка дилижанса голова Джеба Лесоруба запрокинулась и ударилась о стену. Он вяло поднял руку и, морщась, потрогал затылок. Дакота улыбнулся, но тут же отвернулся в сторону, пытаясь скрыть улыбку, сулящую неприятности.

Гейр заметил движение Дакоты.

«Пожалуй, Джеб и трех месяцев не протянет, — решил он. — Дакота не такой уж дурак. Не знаю, как там с Гарри Хепберном, а вот с Лесорубом нужно быть осторожным, как с подыхающей змеей».

Не опуская руки, Джеб осторожно вернул голову в прежнее положение. Его лицо побледнело, а на скулах выступили красновато-синюшные пятна.

Джон Грег щелкал кнутом так, словно палил в воздух и дилижанс прибавил ходу.

Разговор не клеился. Дакоте надоело думать, и он уставился в окно, Джеб устало закрыл глаза, а Гейр вдруг вспомнил странное утреннее состояние между сном и явью.

«Окликнули… Господи! Меня же тогда окликнули по имени! — вдруг припомнил он. — Я спал… спал и именно поэтому проснулся».

Гейр наморщил лоб, силясь припомнить подробности. Но их не было… Туманные воспоминания о странных секундах (или минутах?) между сном и явью словно приблизились к Гейру, но это был только туман — неощутимый и неосязаемый.

«Нет, все-таки окликнули и именно по имени! — Гейр потер лоб и удивился тому, как легко собирается в складки кожа. — Меня назвали Гейр… Только Гейр. А потом…»

Рука Гейра наткнулась на нос. Он с силой потер его, нос стал горячим. Желание вспомнить все, что случилось с ним утром, вдруг превратилось в жажду.

«Вот только в башке один туман… Туман. Влага… Вода… Пить хочется», — промелькнуло в голове Гейра.

Он потянулся к фляге с водой, висевшей на поясе, но вдруг понял, что не хочет пить. Мучившая его жажда была какой-то другой. Она была реальной, как ключ в руках, но этот ключ не имел ни малейшего смысла, потому что не было замочной скважины, в которую его можно было вставить.

Гейру показалось, что от напряжения у него стала пухнуть голова. Он ощупал лоб, потом затылок и виски. Кожа была чуть влажной, а размеры головы вполне нормальными.

«А ключ от настоящего саквояжа я не забыл?!» — вдруг испугался Гейр.

Он рывком сунул руку в карман. Ключ был на месте. Гейр тут же забыл о нем и стал думать, не напоминал ли ему тот, утренний голос чей-либо другой, знакомый голос, но не смог вспомнить не то что оттенков того странного голоса, а даже сказать, кому бы он мог принадлежать — мужчине или женщине.

«Чушь!.. Бред! — начал злиться Гейр. — Может быть, это дура-мексиканка окликнула меня спросонья?»

Гейр тут же вспомнил, что, во-первых, ни одна «ночная бабочка» не разговаривает во сне, а во-вторых, та, что была с ним, вряд ли знала его имя. Его называли Кингом, мистером Кингом и почти никогда иначе.

Джеб Лесоруб открыл глаза. Он насмешливо осмотрел Гейра с ног до головы и спросил:

— Потерял, что-нибудь?

Гейр в сердцах чуть было не ответил, что да, потерял, но вовремя спохватился.

— Все нормально, Джеб. Не переживай за меня.

— Пусть за тебя переживает твоя покойная мама. Что ты ерзаешь так, словно сидишь на еже?

Гейр отвел взгляд в сторону.

— Башка трещит после вчерашнего.

Желтые глаза Джеба превратились в узкие монгольские щелочки.

— Спросить тебя хотел, когда Чарли Хепберн потащил вчера из кабака на улицу Зака Китса, ты видел это?

— Нет. Я стоял у бара, спиной к двери и болтал с Молли. Дакота подтвердит, он околачивался рядом.

— Мы не в суде, чтобы что-то подтверждать, — усмехнулся Джеб. Его тонкие, бледные губы едва заметно шевельнулись.

«Парень совсем осмелел, потому что давно понял, что ему нечего терять, — решил Гейр. — А грохнуть под конец дверью так, чтобы обрушилась крыша, может любой из моих ребят. Джеба не нужно было брать с собой в Литл-Сити…»

Его мысли снова вернулись к утреннему голосу, но после короткого разговора с Джебом потеряли свою остроту.

«Да ну их к черту, эти глюки! — выругал себя Гейр. — Звали, не звали… Кому ты нужен-то? И мало ли что могло померещиться человеку с похмелья в адском бардаке? Будешь решать подобные мистические загадки, когда уберешься в Чикаго».

Гейр вдруг снова испугался, что потерял ключ от саквояжа. Он уже сунул руку в карман и только потом вспомнил, что всего минуту назад проверял его. Память еще ни разу в жизни так не подводила Гейра, и он вспотел от волнения.

— На твоем месте я повесил бы ключ на шею, — не открывая глаз, сказал Джеб. — Карман место для колоды карт или пары долларов, но не для двадцати тысяч долларов.

«Тут Джеб прав», — молча согласился Гейр.

Но поскольку согласие с кем-то или чем-то было равнозначно для Гейра бессилию, а бессилие — ненависти, Гейр Кинг стал думать о Гарри Хепберне и его брате Честном Чарли. Ненавидеть он умел и вскоре снова забыл о странном утреннем происшествии и голосе, звавшем его по имени…

 

7

Макс Финчер рыл небольшую ямку в метре возле дороги и не понимал смысла своей работы.

— Еще вот здесь, пожалуйста, — Абигайль стояла в двух шагах от Макса и показывала на небольшой взгорок. — А потом прикройте ямки травой.

— Мисс, мы собираемся ловить кроликов? — пошутил Макс.

— Нет, мы будем ловить рыбку покрупнее, — улыбнулась Абигайль.

— Кажется, я начинаю понимать, — Макс отложил лопату в сторону и принялся маскировать первую яму травой. — Я рою яму для того, чтобы кто-то споткнулся?

— Угадали.

— А почему именно здесь, а не там? — Макс кивнул головой в сторону. — Почему вы уверены, что здесь кто-то пройдет?

Абигайль смотрела на груженную бревнами телегу на дороге. До нее было два десятка метров, а дорогу местами покрывала лужа почти не отличимая по цвету от глины.

Абигайль пожала плечами.

— Вы правы в том, Макс, что нельзя ни в чем быть уверенным…

— …И поэтому я рою не одну яму? — быстро продолжил Макс.

— Снова угадали. Вы заметили, что люди почти всегда говорят «обстоятельства» и очень редко используют это слово в единственном числе?

— Да, действительно, — согласился Макс. Он налег на лопату, принимаясь за очередную ямку. — И мне интересно, сколько этих «обстоятельств» вам потребуется?

Абигайль ничего не ответила. Она присела на корточки и взяла в руки ком земли, только что вывороченный лопатой. Еще влажный после недавнего дождя суглинок не крошился и хорошо держал форму.

— Состав земли тоже имеет значение для вашего «фокуса»? — спросил Макс.

— Скорее да, чем нет. Дорога влажная и скользкая. Это не так плохо для нас, — Абигайль подняла голову. — Макс, расскажите мне немного о людях Гейра Кинга

— Вы же видели их, — Макс вытер со лба легкую испарину, оперся на лопату и не без удивления посмотрел на молодую женщину. — Или вы плохо рассмотрели этих мерзавцев?

— Хорошо.

— А Чарли Хепберн рассказывал вам о них?

— Да.

— Тогда зачем вам знать и мое мнение?

Абигайль улыбнулась:

— Вам слов жалко, да?

— Ну, я, конечно, не Гарри Хепберн, хотя тоже люблю поболтать и…

— Тогда рассказывайте, — мягко прервала его Абигайль.

Макс отложил лопату, склонился над вырытой ямкой и вырвал пук травы в полушаге от нее.

— Собственно, мне и рассказывать-то нечего, — начал он. — Да и говорить о таких людях не особенно приятно. С Гейром будут двое. Первый — Джеб Лесоруб — громила двухметрового роста. Он правая рука Кинга, но сам Кинг чаще называет его «левой задней лапой». Верзила Джеб ничего не умеет делать толком: он плохо стреляет, плохо скачет на лошади и даже во время драки от него мало толку, потому что он неуклюж, как тупой слон. Почти в каждой потасовке ему достается чем-нибудь тяжелым по затылку и от этого он не становится умнее. Я слышал, что последнее время он стал плохо видеть, да и вообще здорово сдал. Скорее всего, в этом виноваты табуретки, которые слишком часто пляшут на его голове. Джеба выручает его злость. Я редко встречал людей с такой способностью ненавидеть ближнего, причем очень часто без причины. Второй тип, который сопровождает дилижанс — Дакота Энн. В свободное время он делает только четыре вещи: ест, спит, пьет виски или чистит свой кольт. Больше ничего. То есть Дакоту не интересуют карты, относительно мало женщины, а, допустим, пьяная драка в салуне для него не возможность размять кулаки, а пустить в ход свою пушку.

— Он хорошо стреляет? — спросила Абигайль.

— К сожалению, отлично. Чарли Хепберн вам об этом рассказывал?

Абигайль кивнула. Глаза молодой женщины и бывшего священника встретились.

— Чарли рассказывал мне и о вас, Макс.

Макс отвел глаза.

— Еще бы!.. Ведь я, наверное, часть той ловушки, которую вы собираетесь здесь устроить?

— Вы — нет, — женский голос прозвучал настолько дружелюбно, что Макс осмелился поднять глаза.

— Почему же нет? — чуть краснея, спросил он. — Насколько я понимаю, — Макс кивнул на груженую бревнами телегу, — сейчас мы создаем обстоятельства для будущего… как его?.. спектакля или фокуса. И я — одно из его действующих лиц.

— Да. Вы очень важное действующее лицо, но пока вы стоите за сценой.

— А почему пока?

— Потому что сейчас, как сказал бы Гарри Хепберн, вы только веская причина, которая позже может вызвать огромное следствие.

— Ого!.. Я польщен, мисс Абигайль. Разве этого мало для такого, как я?

— Очень мало, Макс.

Помощник шерифа грустно усмехнулся.

— Ну да… Я всегда был слишком мелкой причиной, а следствия только сыпались на мою голову, как подковы из ведра.

— Чарли Хепберн придерживается другого мнения о вас.

— Чарли?!. — Макс удивленно вскинул голову. — Вот чего бы я никогда не подумал. Честный Чарли почти не смотрит в мою сторону и едва здоровается при встрече.

— Тем не менее он рассказывал мне о вас не меньше, чем о Гарри. А теперь, пожалуйста, закончите свой рассказ о Дакоте Энн, Макс.

Макс опустился на колени, чтобы замаскировать травой очередную ямку.

— Если бы Дакота был поумнее, он уже давно отстал от Кинга, но Дакота глуп и не сумеет организовать собственное дело. Три года назад он и еще двое ребят решили ограбить банк в Нью-Дели. Но когда они вошли в банк и объявили, что собираются начать карьеру грабителей, охрана банка почему-то оказалась за их спинами. Короче говоря, чуть раньше, когда Дакота и его дружки собирались с духом на улице, охрана банка все поняла по их рожам и приготовилась к встрече гостей. Представляете, какую нужно иметь физиономию, чтобы не очень умные охранники обо всем догадались? Через год после суда Дакота сбежал с каменоломни и снова присоединился к Кингу.

Макс закончил с ямкой и выпрямился.

— Не видно ничего? — спросил он Абигайль.

Та осмотрела замаскированную ловушку и кивнула.

— Очень хорошо, Макс. Спасибо вам.

— Я и еще покопать могу, — Макс улыбнулся. — Я такой…

— Нет, хватит.

Макс положил руку на черенок воткнутой в землю лопаты. Он покачал его и не спеша положил на плечо.

— Скажите, мисс Абигайль, а почему и зачем умер Зак Китс?

Взгляд Макса Финчера изменился. Теперь он рассматривал красивое женское лицо так, словно искал в нем что-то темное и дурное.

Абигайль спокойно выдержала прямой взгляд.

— А ведь вы боитесь женщин, Макс, — вдруг сказала она.

В любое другое время подобная реплика легко ошпарила бы Макса и заставила его покраснеть, но на этот раз он только усмехнулся.

— Вам Честный Чарли это рассказал?

— Нет. О ваших отношениях с женщинами Чарли не сказал ни единого слова.

— Тогда мне все понятно. Вы собираетесь сменить тему разговора, а для этого вам нужно сбить меня с толка. Вы не хотите мне рассказать, почему умер Зак Китс, потому что причиной его смерти были вы?

Абигайль молчала. Усмешка Макса стала едва ли не по донкихотовски печальной.

— Скажите, мисс Абигайль, а вас не смущает то, что человека, пусть и преступника, убили без суда?

— Суд уже был, Макс.

— Где?.. Когда? И какой?..

Макс вызывающе, в упор, рассматривал красивое женское лицо. Он ожидал в ответ чего угодно — даже неожиданной от такой женщины грубости — но когда в глазах Абигайль сверкнули озорные и веселые огоньки, Макс растеряно заморгал.

— Вы задаете слишком много вопросов, Макс. В этом ваша самая большая ошибка. Вспомните, когда год назад вы спорили с Гарри о вере, вас убедили совсем не доводы шерифа, а те вопросы, которые вы задавали себе сами, оставаясь наедине.

— А что я должен был задавать сам себе? — еще больше удивился Макс. — Ответы, что ли?..

— Думаю, что да. Понимаете, Макс, иногда человеку полезнее придумать ответ и только потом искать к нему вопрос.

— Как это?!

— Все очень просто. Если на вопрос есть только один ответ, вопрос перестает быть вопросом.

— Вы говорите странные вещи, мисс, — Макс отвел глаза.

«Она разыгрывает меня, как глупого мальчишку», — решил он.

— К нам Джоан идет, — буркнул Макс, переводя взгляд со своих грязных сапог на дорогу. — Кажется, пора готовится к первому действию спектакля?

Абигайль помахала Джоан рукой. Та уже спустилась с горы и вышла на обочину дороги.

— По траве идет, чтобы следов не оставлять, — сказал Макс. — Умница! А мы тут с вами натоптали как слоны…

— Тут тоже трава, а следы неподалеку от телеги ни о чем не говорят. Например, тут мог пройти возница, бросивший телегу, или шериф и вы, чтобы осмотреть местность в поисках засады.

Джоан собирала цветы. Иногда она останавливалась, наклонялась и ее тоненькая фигурка с длинными волосами становилась похожей на прибрежную иву.

— Я отведу Джоан на место, а вы идите к Гарри, Макс, — Абигайль осторожно тронула помощника шерифа за руку. Женский взгляд снова заметно потеплел. — Ну, идите же!..

— Вы скоро вернетесь?

— Через десять минут. Гейр Кинг привык видеть перед хижиной Джо три фигуры и не нужно, чтобы их стало меньше.

Макс немного подумал.

— Я вам уже говорил, мисс Абигайль, что у Джеба Лесоруба плохое зрение, у Кинга, может быть, тоже не очень хорошее, а вот у Дакоты Энн глаза в полном порядке. Вы не боитесь, что он сможет отличить вас от Джоан? Например, вы выше ростом…

— Я сниму туфли.

— У вас не такие темные волосы, как у Джоан.

— Я надену косынку.

— И все-таки Дакота…

— Я буду стоять за вашим плечом, Макс, — мягко прервала Абигайль. — Девочке свойственно побаиваться бандитов и искать в ком-то защиту. Кроме того, вряд ли Дакота запомнил в лицо Джоан. Вы сами сказали, что его мало интересуют женщины.

— Можно еще вопрос, мисс Абигайль? — Макс виновато улыбнулся. — Почему вы не взяли Джоан сразу с нами, а ждали, чтобы Гарри сам послал ее к нам на дорогу?

— Потому что это должно было стать решением самого Гарри Хепберна.

— Но если, не дай Бог, что-то случится с Джоан, неужели вы думаете, что это вам как-то поможет?

— Разумеется, не поможет. Я просто хотела удостовериться, что если Гарри Хепберн решится сам послать к нам Джоан, то он не пальнет в воздух раньше времени.

Макс показал пальцем на саквояж неподалеку.

— Вы собираетесь подменить саквояж Гейра Кинга своим?

— Не я. А у Джоан просто не будет времени, чтобы сделать все как-то иначе.

Макс кивнул и поплелся к горе. По пути он поднял глаза и принялся рассматривать Гарри Хепберна. Тот стоял на самом краю площадки и смотрел на Джоан. Даже с довольно большого расстояния Макс заметил, как сильно изменилось лицо шерифа — оно стало строже и старше.

«На Чарли очень похож, — механически отметил про себя Макс — Пожалуй, так он выглядит куда как лучше».

Макс на ходу сорвал цветок и поднес его к носу. Цветок пах медом и дождем.

«А ведь Абигайль все знает! — вдруг с ужасом и стыдом понял Макс. — Она знает все о моей толстухе Хари Монс, а поэтому она так и смотрела на меня... Поэтому и смеялась!»

Внутри Макса словно что-то оборвалось.

«Господи, да за что же так?!. — простонал он про себя. — Знает, знает!.. Ведь это и есть тот ответ, к которому можно придумать только один вопрос: что случилось с Максом Финчером, после того, как он взял в руки кольт? У такого труса, как Макс Финчер, была только одна дорога — в постель к «красотке» Монс, и — да все черти меня побери! — это могла быть и не Хари, а Мэри или Лизи, но разве суть ответа от этого меняется, если не меняется толстуха, с которой спишь?!. Гарри, Гарри, что б ты сдох, умник! Ты говорил о свободе и разуме, но почему на этой — Макс все-таки выпалил про себя неприличное слово — дороге свободы, разума и света у меня вдруг оказался единственный выбор — постель Хари?!»

Макс тихо заскулил. Он снова и снова вспоминал веселые глаза Абигайль и мучился от этого еще больше.

«Хоть бы сказала мне, мол, ох, и идиот же ты… Нет, пожалела. Про ответ, который нужно найти раньше вопроса намекнула. Умная и добрая… — Макс сжал руку в кулак и с силой постучал себя по лбу. — А вот ты сволочь трусливая. Так тебе и надо!..»

 

8

По крыше постучали кулаком, дилижанс остановился.

— Что там? — Гейра клонило в сон, он зевнул. — Дакота, посмотри.

Дакота сунулся в дверь и оглянулся уже через пару секунд.

— Телега на дороге, босс, — чему-то ухмыляясь, доложил он. — С бревнами. Возницы нет.

Гейр чертыхнулся.

— Пошли, — буркнул он Джебу. — Без нас там не разберутся.

Выйдя из дилижанса, Гейр бросил быстрый взгляд в сторону горы «Святоши Джо». Там, на крохотной площадке, ближе к вершине, стояли три хорошо знакомые ему фигуры.

— Старый дурак опять притащил с собой девчонку, — сказал Дакота. — Я слышал, что у нее появился ухажер и шериф стережет свою овечку, как…

— Помолчи! — оборвал его Гейр.

Он подошел к телеге с бревнами. Длинное дышло лежало, уткнувшись концом в сырую землю метрах в десяти от дилижанса.

Гейр бросил недовольный взгляд на Джона Грега:

— Раньше остановиться не мог?

— На этой дороге все равно не развернешься, — толстяк Грег нервно перебирал вожжи. — Колесо вон… — Грег кивнул головой, показывая глазами за телегу. — Лежит.

— А я думал, стоит, — захохотал Дакота.

Гейр внимательно осмотрел колесо, телегу и даже бревна. Единственный план (а он и в самом деле был единственным в данной ситуации) созрел у него довольно быстро. Тем не менее Гейр присел на корточки у телеги, закурил и снова принялся задумчиво рассматривать три фигуры на горе «Святоши». Рядом остановился Джеб и начал ковырять ножом кору верхнего бревна. Сильный кашель прервал его занятие.

— Ты полагаешь, они что-то задумали? — спросил Джеб, наконец-то справившись с приступом. Он вытер мокрые губы, плюнул на землю и снова вытер губы.

Гейр молчал.

— Дай!.. — Джеб протянул огромную руку к самокрутке Гейра.

— От кашля поможет, что ли? — усмехнулся тот.

— Поможет, — Джеб взял самокрутку и жадно затянулся. — Нужно разгрузить телегу… — Он с наслаждением выпустил струйку дыма. — Потом поставить колесо на место и вытолкать телегу с дороги.

Гейр уставился на землю под ногами.

— Это единственный план, Джеб?

— Думаю, да.

— Именно это меня и тревожит.

— Можно обыскать эту чертову рощицу, если ты боишься засады.

Гейр поднял глаза.

— Суть в том, Джеб, что если даже засада есть, то мы вряд ли отыщем ее. Гарри Хепберн не такой уж дурак, чтобы устраивать дешевые фокусы и прятать в кустах парней с винчестерами. В чем-чем, а в засадах и прочих подлых фокусах умник Гарри кое-что понимает.

Верзила Джеб жадно курил, тоскливо, словно от этого зависела его жизнь, поглядывая на уменьшающийся окурок в огромных пальцах.

— А если предположить, что Гарри Хепберн тут вообще ни при чем? — спросил он. — Ты говоришь, что Гарри не дурак, а вот я не уверен, что у него хватило бы ума подставить нам брошенную телегу. Ну, спиленное дерево на дороге или обвал — это еще куда ни шло, а вот телега — слишком простое и слишком хитрое решение для Гарри.

— Сейчас проверим, — сказал Гейр и что было силы закричал: — Эй, Гарри, твоя работа? — Он ткнул пальцем за спину: — За каким чертом ты сделал это, Гарри?

— Это телега Филиппа Рассела из Фенигана, — ответил ему далекий голос Макса Финчера. — Добропорядочный мясник собирается строить новый загон для скота. Рассел обещал вернуться к следующему утру. Но его сын собирается жениться, я не думаю, что Рассел появится здесь даже послезавтра.

Пока Макс говорил, Дакота Энн внимательно рассматривал фигуру девушки за плечом Макса.

— Эта чертовка кажется здорово похорошела и превратилась в настоящую леди, — без особого удивления сказал он.

Гейр насторожился.

— А ты уверен, что это племянница шерифа?

Дакота передернул плечами:

— Не знаю. Бабы… То есть девки в этом возрасте быстро меняются. Ну, как курицы, босс. Вроде бы недавно была желторотым цыпленком, а потом вдруг глядишь, сидит на груде яиц, как толстая корова.

— Коровы не сидят на яйцах, идиот, — повысил голос Гейр. — Позови-ка нашу деревенщину. Предстоит нелегкая работа, а я не собираюсь вкалывать за них.

Дакота повернулся к дилижансу и уже открыл было рот…

— …Ты поработаешь вместе с ними, — продолжил Гейр. — Меньше чем вчетвером эти проклятые бревна не выбросить из телеги.

Дакота закрыл рот. Он молча шагнул к дилижансу, по пути сбивая прутиком высокие головки цветов. Кое-где он заметил едва видимые проплешины в чуть смятом цветочном ковре, словно кто-то собирал букет. Но Дакота не обратил на них внимания.

«Тут, вообще-то, и коров пасут, — решил он. — А Джеб Лесоруб был прав, когда говорил мне вчера, что Гейр Кинг — последняя скотина».

 

9

Да, Гарри Хепберн отлично знал свой главный недостаток — излишнюю говорливость, которая всегда пробуждалась в нем каждый раз, если обстановка не требовала конкретных действий. В засаде (в ожидании врага), за карточным столом (в ожидании нужной карты) и даже на городском совете (когда выступал кто-то другой, а не он сам) волнение Гарри могло прорываться в нем не одним десятком, а порой и не одной сотней слов. В засаде он шептал их шепотом, а на городском совете кричал в сторону мэра. Вместе с тем «слабинка» Гарри была не такой уж неуправляемой. Однажды, когда за карточным столом был пойман на шулерстве Майкл Каро по прозвищу «Одноглазый», Гарри сначала молча положил перед собой кольт, а потом сказал игрокам, что Майкла никто не тронет. Начавшийся скандал вдруг утих, как по мановению волшебной палочки. Тогда Гарри поднял глаза и сказал Майклу, что тот может уйти, что больше никто в городе не подаст ему руки и что двери любого салуна закрыты для него навсегда. Никто не стал спорить с решением Гарри, и не только потому, что на столе лежал кольт, а еще и потому, что Гарри вдруг стал удивительно похож на своего старшего брата Чарли. У него были холодные, спокойные глаза, а чуть побледневшее лицо казалось высеченным из светлого, благородного гранита. «Одноглазый», благословляя Господа Бога и Гарри Хепберна, буквально испарился, и игра продолжилась. Но к ее финалу Гарри все-таки разразился монологом о справедливости, терпимости к ближнему и общественной морали. Причина была проста: Гарри вспомнил книжку, которую недавно читал и в которой говорилось о морали, и решил наконец-то высказать свое мнение по этой, до философичности, сложной теме. Речь шерифа была горяча, малопонятна уставшим игрокам, но самое ужасное заключалось в том, что Гарри продолжил ее уже на улице, провожая до дома старика Авраама Бирна. Этой же ночью восьмидесятипятилетний игрок-«патриарх» умер в кровати. В городе стали шептаться о том, а не стал ли Авраам Бирн жертвой «слабинки» Гарри и не уложил ли шериф в кровать уже бездыханное тело? Разумеется, последнее было почти (но все-таки не совсем) шуткой. И в этой шутке было столько яда, что уже на похоронах, чувствуя на своей спине чужие взгляды, Гарри Хепберн проклинал свою детскую несдержанность, дурацкую книжку, подставившую ему, как хитрый черт, не менее хитрую подножку, и даже «Одноглазого» Майкла Каро.

Теперь, наблюдая за тем, что делается на дороге, Гарри жевал губами, а порой просто кусал их, чтобы проглотить ненужные звуки. Со стороны это всегда выглядело довольно забавно, и как знать, если бы не эта слабость Гарри, его, может быть, и в самом деле называли «Умным» Гарри, а не «Заумным», а порой даже «Полоумным».

Так как обстановка внизу, возле дилижанса и брошенной телеги, была еще довольно неопределенной, а расстояние до бандитов значительным, Гарри счел возможным обратиться к мисс Абигайль с вопросом, не имеющим к главному делу никакого отношения:

— Вы не находите, мисс Абигайль, что логика просто убийственная штука? — в темных глазах шерифа вспыхнул огонек, чем-то похожий на отражение свечи в зрачках. — Знаете, я почему-то уверен, что многие умные люди сходят с ума именно из-за своей склонности к логическому мышлению.

Мисс Абигайль удивилась. Ее тонкие брови поднялись вверх, уголки губ дрогнули, а в глазах появилось что-то теплое и улыбчивое.

— Шериф, — прошептал Макс, — вы удивительно удачно выбрали время для своих казуистических вопросов.

— Нет, все-таки выслушайте меня! — почти с жалобой в голосе воскликнул Гарри. — Как-то раз я прочитал в газете, что если количество кэбов в Лондоне будет расти так же быстро, как сейчас, то очень скоро улицы города окажутся под толстым слоем навоза. Понимаете, в чем тут логика? Люди придумали конные повозки, но конные повозки рано или поздно убьют наши города.

— Точнее, превратят их в большие навозные кучи, — не без ехидства подсказал Макс.

— Так вот, мисс Абигайль, иногда мне кажется, что логика — это тонкая прямая линия, уходящая к горизонту, — продолжил Гарри. — Причина вызывает следствие, следствие превращается в причину и вызывает новое следствие. Эти превращения похожи на цепь, опутывающую жизнь. Знаете, о чем я думаю по подсказке этой чертовой логики? Рано или поздно для того чтобы избавиться от конных повозок, люди станут строить все больше и больше железных дорог…

— От паровозов меньше навоза, — снова вставил свое слово Макс.

— Но дороги будут становиться все длиннее, охватывать весь мир, и однажды они пересекут океан. Корабли часто тонут, а паровоз на высоком мосту защищен от любого шторма. Корабль тихоходен, а паровоз может развить гигантскую скорость до двадцати пяти миль в час. Разве это не логично, что однажды паровоз победит теплоход? Теперь попробуйте представить себе земной шар опутанный, как паутиной, сетью железных дорог: сотни тысячи паровых машин будут носиться туда-сюда, извергая клубы черного дыма. Океан расчертят уже не воображаемые меридианы, а реальные железные дороги. Это будет железный мир, и я — Гарри Хепберн! — уже заранее ненавижу его за уродство… Знаете, мисс Абигайль, по-моему, логика ценна не тем, что она подсказывает человеку, а тем, что она доказывает человеческому разуму его изначальную, скрытую болезнь. Прямая, рожденная логикой мысль вдруг врезается в непроходимую стену из железных дорог и разлетается вдребезги. Мысль — может быть, самое драгоценное и важное, что может породить человек, — превращается в ничто, а ее итог — в откровенное уродство. — Лицо шерифа чуть побледнело, а «свечной» блеск в его глазах вдруг вспыхнул лихорадочным светом. — Между нами говоря, и будь моя воля, я бы с великим удовольствием сорвал эту железнодорожную «проволоку» с Земли, даже если вдруг сам земной шарик вздумал развалиться на части.

Макс снова хотел что-то возразить, но, взглянув на лицо шерифа, промолчал. Огонек в глазах Гарри уже не тлел, а горел фосфорическим светом.

«За Джоан очень сильно переживает, — вздохнул Макс и вдруг пожалел своего шефа: — Вот бедолага!..».

Шериф уже не смотрел вниз на дорогу. Он пыхтел трубкой и, казалось, видел только ее и свой крупный, мясистый нос. Это могло значить только одно — и в это не хотел верить Макс, — что шериф Гарри Хепберн находится на пределе своего терпения.

Мисс Абигайль чуть опустила голову и поправила прическу на затылке.

— Вы улыбаетесь, мисс? — спросил Гарри. — По-вашему, я несу полную чушь?

Абигайль подняла глаза. Они были спокойными, почти такими же, какие увидел Макс, когда спросил о причине смерти Зака Китса.

— Вы сказали, что логика это тонкая прямая линия, — тихо и четко произнося слова, начала Абигайль. — Иными словами, есть причина и есть следствие, которое рождает причина. Например, уходит время конных повозок и приходит время поездов. Но вы слишком упрощаете логическую цепочку. Уверяю вас, она не так скучна и однообразна, как это может показаться на первый взгляд. Очень часто человек не может повлиять на причину или следствие, как, например, вы не смогли повлиять на Гейра Кинга, чтобы он оставил в покое фермеров из Большой Долины. Но существуют еще сотни и сотни, казалось бы, крохотных обстоятельств, которые могут разрушить любую причину, какой бы огромной она не казалась.

— Но я их не вижу, мисс Абигайль!

— Вы их не видите, потому что они внутри нас всех, — Абигайль кивнула в сторону дороги внизу: — Как вы думаете, с чего начнет Гейр Кинг, чтобы освободить путь?

Шериф наморщил лоб. Волнение мешало ему думать, но напоминание о дороге (а значит, и о Джоан!) вернуло его к действительности.

Гарри Хепберн тяжело сопел, морщил лоб и грыз чубук трубки. Вопрос Абигайль не показался ему сложным, но волнение Гарри проходило слишком медленно.

Макс пришел на помощь шефу:

— Во-первых, Гейр Кинг сбросит бревна с телеги, — заговорил он. — Во-вторых, поставит колесо на место и столкнет телегу с дороги. Об этом не так трудно догадаться, мисс Абигайль.

— Примерно так все и будет. Но вы описываете действия, не учитывая обстоятельства, при которых они произойдут.

— А это имеет значение?

— Да, и немалое. Например, кто и как будет скидывать бревна с телеги?

Макс удивленно заморгал глазами, а лоб шерифа покрылся настолько выразительными морщинами, что стал похож на стиральную доску.

— А какая разница, кто и как, мисс? — осторожно спросил Макс.

— Хорошо. Давайте сначала посмотрим, как поступит Гейр Кинг, а потом я вам кое-что объясню.

Абигайль перевела взгляд на дорогу. Макс послушно сделал то же самое. Гарри Хепберн пробормотал что-то неопределенное, вытер со лба пот и на всякий случай ощупал кобуру с кольтом.

Между тем фермерам с помощью длинной лаги удалось приподнять край телеги и установить на место заднее колесо. Гейр Кинг что-то сказал, и со стороны заднего и переднего борта к бревнам подошли четверо: три фермера Джона и Дакота Энн. Они довольно легко подняли первое бревно и выбросили его налево, в сторону пологого ската. Следом полетело второе и третье. Джеб Лесоруб и Гейр Кинг наблюдали за работой. В левой руке Гейр держал заветный саквояж.

— В телеге восемь толстых бревен, — пояснила Абигайль. — Но у фермеров и Дакоты не получится выбросить больше пяти. Слева хотя и пологий склон, но там есть бугорок, густые кусты и небольшое дерево в полутора шагах. Значит, бревна не покатятся вниз, а останутся на месте. Если бы за работу взялся здоровяк Джеб, может быть, им и удалось бы выбросить все бревна. А вот три фермера и Дакота не смогут поднять бревна достаточно высоко…

После того, как было сброшено пятое бревно, Гейр Кинг остановил работу и подошел к телеге.

— Он понял, что следующее упадет под колеса, — снова пояснила Абигайль. — Теперь им вшестером придется толкать вперед не до конца разгруженную телегу. Как вы думаете, Макс, как они станут возле телеги, чтобы сдвинуть ее с места?

— А это тоже важно? — растерянно улыбнулся Макс.

Молодая женщина ответила ему невесомой и чуть лукавой улыбкой.

— С точки зрения физики, то есть того, какая обезличенная сила будет приложена к телеге, да, это не важно. Главное, сама величина силы. А вот с точки зрения обстоятельств, причин и следствий это имеет довольно большое значение. Например, бандит никогда не возьмет в руки оглоблю, потому что… как это сказать?.. — Абигайль беспомощно взглянула на Макса.

— Потому что тащить оглоблю — лошадиная работа, — Макс легко сформулировал догадку Абигайль в четкую мысль. — Любой бандит из шайки Кинга отлично понимает, что потом, в шайке, над ним будут смеяться. Но такие шуточки не прощают. Тот, кто возьмется сейчас за оглоблю, рано или поздно должен будет схватиться и за свой кольт, чтобы прекратить издевательства над собой.

Абигайль кивнула.

Гейр Кинг обошел вокруг телеги. С высоты горы «Святоши Джо» можно было рассмотреть недовольное и немного растерянное выражение лица главаря.

— Телегу придется толкать назад, и за оглоблю возьмутся фермеры, — снова заговорила Абигайль. — Джеб Лесоруб станет слева от фермеров, а Дакота и Гейр — справа. Джеб слишком крупный тип, чтобы рядом с ним смог уместиться кто-то еще. Дакота займет место рядом с оглоблей, а Гейр справа от него.

Гейр Кинг остановился возле воткнувшейся в землю оглобли. Он переложил саквояж из левой руки в правую и почесал затылок.

— Пытаетесь угадывать, мисс? — подал чуть охрипший, но уже лишенный ноток волнения голос Гарри Хепберн. — А почему бы Дакоте и Гейру стать не так, как вы говорили?

— Этого не случится.

— Интересно почему, мадам? — Гарри сделал ударение на последнем слове и постарался придать своему голосу нотку сарказма.

«Гарри уже легче, — понял Макс. — По крайней мере, он не молчит и не смотрит в одну точку. Плохо только то, что он начинает придираться к Абигайль».

— Все очень просто, Гарри, — быстро вмешался в разговор Макс. — Такой человек, как Гейр Кинг, всегда держит правую руку свободной.

— Мол, а вдруг война и где моя железяка с патронами?

— Примерно так, — подтвердила Абигайль. — Поэтому Гейр Кинг станет справа. Торчать между оглоблей и Дакотой и упираться в борт обоими руками — это место, скорее, для обычного бандита, а не для главаря.

Когда бандиты и фермеры заняли свои места возле телеги, Гарри Хепберн чуть было не открыл рот от удивления — все произошло именно так, как и предсказывала Абигайль Нортон.

— Кстати, мисс, а где моя малышка Джоан? — спросил шериф. Хотя обращение «мадам» уже не прозвучало, тон вопроса Гарри смягчился лишь на едва заметную толику.

— Она далеко.

— Где?

— Не меньше, чем в пятидесяти метрах от бандитов.

— Вы можете показать мне это место, мисс?

В разговор снова вмешался Макс:

— Как показать, Гарри? Рукой, что ли?!. — возмутился он.

Между тем Гейр Кинг поднял руку с зажатым в нем саквояжем и погрозил им шерифу. Телега катилась тяжело и усилия шестерых мужчин, казалось, были на пределе. Гейр часто оглядывался на фермеров и что-то зло кричал им. Три «деревенщины» Джона упирались в оглоблю как могли, но их ноги скользили по еще мокрой от недавнего дождя земле.

— А ведь Джеб Лесоруб сачкует, — вдруг сказал Макс. — Посмотрите, посмотрите!.. Этот верзила только делает вид, что толкает телегу. Мне кажется, что он смог бы легко сдвинуть ее с тремя фермерами, а Дакота и Гейр Кинг ему совсем не нужны.

Макс вопросительно посмотрел на Абигайль.

Та кивнула:

— Джеб злится. Он болен и ему кажется, что кое-кто уже сбросил его со счетов.

— Гейр Кинг?.. Вы недаром ездили в Литл-Сити, мисс Абигайль. А вашей наблюдательности позавидовал бы сам Пинкертон.

Через полтора десятка метров телега остановилась, и фермеры сбросили еще два бревна.

— С последним бревном у них ничего не получится, — сказала Абигайль, наблюдая за тем, как Джеб Лесоруб оттолкнул в сторону «Длинного» Джона Вестона и сам взялся за конец последнего бревна.

Через минуту, после трех безуспешных попыток приподнять или сдвинуть с места самое толстое бревно, Джеб закашлялся. Кашель был настолько сильным, что он присел возле телеги. К нему подошел Гейр.

— Что он ему говорит, мисс Абигайль?

— То же, что и раньше. Что бревнам мешают кусты и взгорок. Бревна не скатываются под уклон, а лежат прямо возле колеи. Если сбросить последнее бревно, оно может скатиться под колеса телеги и вытащить его оттуда будет очень трудно.

— Какой бы сильной не была ваша логика, мисс, она все-таки не сможет сделать ваши ушки длиннее, — проворчал шериф. — Вы уверены, что Гейр сейчас говорит Джебу именно это?

— Определенные обстоятельства, рождают определенные слова, мистер Хепберн.

Гейр Кинг показал рукой вперед, а другой потрепал Джеба по плечу. Тот поморщился и отвел плечо в сторону.

— Метров через десять они смогут столкнуть телегу с дороги, — пояснила Абигайль. — Видите, вон там, у старой сосны, колея не такая глубокая и нет взгорка. Правда, развернуть телегу поперек дороги будет не так просто.

— Особенно с толстым бревном, — догадался Макс. — Скажите, мисс Абигайль, а не прибил ли его Чарли к днищу гвоздями?

Молодая женщина улыбнулась.

— У нас просто не было иного выхода. Это не очень хорошо, потому что такой примитивный фокус все-таки можно заметить. Бревно прибили снизу к днищу.

— А зачем вам вообще потребовалось бревно в телеге?

— Сейчас увидите.

— Я и так вижу. Вам важно, чтобы телега не оказалась слишком легкой.

— Не только это, Макс.

Достигнув удобного места у старой сосны, Гейр и его люди принялись разворачивать телегу. Фермеры вывернули в сторону дышло, а Джеб зашел с левого борта. Дакоте и Гейру Кингу не нашлось места, и чтобы не попасть под колеса, они отошли на несколько шагов назад. Фермерам пришлось несколько раз менять направление движения, выворачивая дышло то вправо, то влево. Минут через пять телега наконец стала поперек дороги. Ее задние колеса (снова выполняющие роль передних) тонули в колее, а передние стояли несколько выше, на каменистой, поднимающейся к горе обочине.

— Сейчас столкнут и все… — то ли безнадежным, то ли безразличным голосом сказал шериф Хепберн.

Люди возле телеги заняли свои прежние места. Гейр Кинг уперся в борт одной рукой, Дакота двумя, Джеб Лесоруб — широченной грудью.

— Ниже оглоблю, балбесы! — донесся до Макса злой крик Гейра, обращенный к фермерам. — Толкай сильнее!

Первая пара колес уже почти преодолела колею, как вдруг Гейр Кинг упал, ударившись щекой о борт.

— Моя ямка сработала, — Макс самодовольно хмыкнул.

Гейр не спешил подниматься. Он поставил саквояж на землю, стал на одно колено и принялся тщательно исследовать ямку, в которую угодила нога.

— Бесполезно, — заявил Макс. — Он ничего не найдет и ничего не поймет. Никто лучше меня во всей округе не умеет делать фальшивые кроличьи норки.

— Чарли Хепберн действительно хвалил вас, Макс, — подтвердила Абигайль. — Говорят, что вы лучший охотник на лис.

— И защитник кроликов, — буркнул Гарри Хепберн.

Гейр Кинг наконец встал. Он дважды вытер рукавом потное лицо и огляделся по сторонам.

— Он устал, — сказала Абигайль. Ее взгляд стал неподвижным и холодным. — Кроме того, Гейр Кинг слегка подвернул ногу.

— И что из этого? — спросил Гарри. — Лучше бы этот бандит сломал свою чертову заднюю лапу.

— Это не входит в наши планы, мистер Хепберн.

Фермеры и бандиты принялись раскачивать телегу вперед-назад, чтобы колеса преодолели колею. Гейр, как и прежде, упирался в борт одной левой рукой, потому что в правой держал саквояж. Телега упрямо не хотела преодолевать колею.

— Все-таки она довольно глубокая, — заметил Макс и бросил взгляд на застывшее лицо Абигайль. — Кто-то неплохо рассчитал глубину этой колеи.

Гейр Кинг поставил саквояж на бревно в телеге. Саквояж маячил всего в десятке сантиметров от его лица и, скорее всего, Гейр видел только его и ничего больше.

— Давай!.. — гаркнул он. — Навались!

Дакота упрямо нагнул голову, и она оказалась между его рук. Джеб Лесоруб закусил нижнюю губу и подался вперед всем телом, налегая на борт телеги широченной грудью. Гейр толкал телегу вытянутыми вперед руками, не сводя глаз с саквояжа. Теперь желтый, слегка потертый бок дорожной сумки был в полуметре от его носа.

Наконец передние колеса преодолели колею и телега слегка накренилась налево.

— Давай еще! — взвыл Гейр.

Он наклонил голову, как и Дакота, едва ли не упираясь макушкой в борт телеги.

— Давай, не останавливайся!

Вторая пара колес с хода одолела колею. Телега подскочила и шестерым мужчинам, уже порядком измученным тяжелой работой, вдруг показалось, что она стала легкой, как перышко.

— Пошла-а-а!.. — захохотал Дакота. — Вниз эту сволочь!

Телега покатилась вниз, под уклон. Она ломала невысокий кустарник и неслась прямо на огромную ель метрах в сорока ниже по склону.

Джон Вестон и Джеб Лесоруб остановились и принялись разминать затекшие спины. Джон Габби и Джон Грег, все еще тяжело сопя, рылись в кисете с табаком. Дакота выделывал какие-то замысловатые кренделя ногами, но даже самый последний пьяница в самом последней забегаловке Литл-Сити не назвал бы это танцем. И только Гейр Кинг смотрел вслед телеге.

— Саквояж… — еле слышно сказал Макс.

Гарри Хепберн вдруг забыл о своей трубке, и она едва не упала на землю.

— Че-е-ерт!.. — простонал шериф и поймал трубку на лету.

— Я не вижу саквояжа, где он? — повторил Макс.

— В телеге, — бесстрастным голосом пояснила Абигайль. — Когда телегу толкали через колею, она накренилась, и саквояж упал с бревна, на которое поставил его Кинг. Сейчас саквояж лежит на самом дне телеги.

— Гейр забыл о нем?!

— Это довольно простой фокус, Макс. Сначала саквояж маячил перед самым носом Кинга, ведь он боялся потерять его из вида. Когда Кинг нагнул голову и саквояж упал, это совпало с последним усилием. Как раз в эту секунду Гейр думал не о саквояже, а проклинал тяжелую телегу.

Катящаяся под откос телега заметно набрала скорость, ломая кусты, врезалась в низкий подлесок и исчезла в нем.

— Джоан там, — Абигайль показала глазами на высокую ель левее. — У девочки будет достаточно времени, чтобы подменить саквояж.

Джон Габби и Джон Грег наконец-то закурили, а Дакота Энн перестал выделывать ногами идиотские кренделя. Гейр Кинг устало махнул рукой в сторону дилижанса.

— Пошли, парни!..

Все шестеро не спеша направились к дилижансу, как вдруг Гейр Кинг резко остановился. Он мог поклясться чем угодно, что его вдруг окликнул тот самый, странный утренний голос. Голос смеялся… Он не сказал Гейру ни одного слова, а только засмеялся и тут же исчез.

Гейр посмотрел на свои пустые руки и медленно, словно с усилием, повернул голову в сторону подлеска, в котором исчезла телега. Потом он побежал вниз… Сначала Гейр бежал медленно и чуть хромая, но постепенно увеличивал скорость и довольно быстро перешел на огромные прыжки.

Пятеро мужчин сначала молча и с удивлением смотрели на него, а потом Дакота крикнул:

— Саквояж в телеге забыли, лохи!

 

10

— Джоан, — Абигайль показала глазами направо.

Гарри Хепберн и Макс едва успели заметить, как дорогу у моста быстро пересекла некая тень и тут же исчезла в густых зарослях кустарника на их стороне.

— Девочка в безопасности.

— Ей не стоит появляться рядом с нами, — заволновался шериф.

— Я предупредила Джоан, она подождет нас в хижине.

— Они идут!.. — Макс тронул Абигайль за руку.

Прикосновение оказалось неожиданным не для молодой женщины, а для самого Макса. Он вздрогнул и чуть попятился в сторону.

Из подлеска наконец-то вышли шестеро мужчин. Вперед шел Гейр Кинг с саквояжем в руках. Теперь его усталое и осунувшееся лицо было еще и бледным, как мел. Он метнул быстрый взгляд в сторону горы и что-то сказал, почти не разжимая губ.

— А если он поймет, что саквояж подменили, мисс Абигайль? — спросил Гарри.

— Гейр Кинг последние шесть дней просыпался в шести разных комнатах. И первое, что он делал, проверял деньги в саквояже, но не сам саквояж.

Макс хлопнул себя рукой по лбу:

— Эта чертова сумка, что, каждый раз был не той, которую он видел вечером?!

Абигайль улыбнулась.

— Любой человек может относительно легко запомнить конкретную вещь. Но если эту вещь время от времени менять на другую, похожую, то запомнить, допустим, потертость на ее правом боку или трещинку на коже на левом невозможно.

— Вот это и называется фокусом, — в голосе Гарри Хепберна наконец-то зазвучали оптимистичные нотки. — Но меня сейчас волнует другой вопрос, Гейр Кинг обязательно откроет саквояж. Будь на его месте Дакота, Джеб Лесоруб или даже я сам, мы все сделали бы то же самое. Вы понимаете меня, мисс Абигайль?

Молодая женщина пожала плечами.

— Ну, допустим, саквояж еще нужно суметь открыть.

Макс повеселел:

— Дырка в кармане, да? Вы заранее проделали дырку в кармане, и Гейр потерял ключ?

— Не так! Например, я просто заменил ключ другим, — нашелся Гарри, которому вдруг тоже очень захотелось понять «фокус» раньше, чем он кончится. — Дырка, если ее не было раньше, может вызвать подозрения. Если Гейру пять или шесть раз меняли саквояж, то заменить ключ еще легче. Что скажете, мисс Абигайль? Я, надеюсь, прав?

— Не нужно ни дырки, ни другого ключа, — ответила женщина. — Вы забыли, что у Гейра Кинга сейчас другой саквояж, а значит он не сможет открыть его своим ключом.

Гарри Хепберн в сердцах чертыхнулся.

Макс Финчер засмеялся:

— Господи, как все просто! Ключ подходит не к каждому замку, на то он и ключ. А Гейру Кингу меняли саквояжи вместе с ключами. Кстати, мисс Абигайль, если вы нашли такой легкий доступ к телу Гейра и его баулу, не проще было бы забрать у него деньги еще в Литл-Сити?

— К сожалению, нет. Во-первых, самую крупную сумму от фермеров из Большой Долины Гейр получил последней, а что самое важное, потеряв деньги, Гейр Кинг мог устроить настоящую резню в Литл-Сити.

— Верно, — кивнул головой Гарри. — И, честное слово, то, что я вижу сейчас внизу, похоже на чудо.

— Ну, допустим, чудо еще не кончилось, хотя Джоан уже в безопасности. Давайте посмотрим, что будет дальше.

— Интереснее смотреть, когда вы рассказываете, что именно будет, — Гарри Хепберн приложил ладонь к сердцу. — Мисс Абигайль, от всей души…

Слова кончились. Гарри сжал ладонь в кулак и стукнул себя по груди.

Выйдя на дорогу, Гейр Кинг остановился. Он опустился на одно колено, а на второе поставил саквояж. Дакота остановился рядом, но Кинг прогнал его. Он порылся в кармане и вынул ключ. Через пару секунд на лице бандита появилось недоумевающее выражение.

— Ключ не поворачивается в замке, — догадался Макс.

Гейр вытащил ключ из замка и осмотрел его.

— Я видел однажды такой, — сказал Макс. — Довольно хлипкая штучка, рассчитанная на женские пальчики или на руки доктора, — Гарри искательно заглянул в глаза Абигайль и вежливо спросил: — Ключ сейчас сломается, да?

— Или у него погнется бородка, — сказала та. — Теперь Гейр не уверен, что точно знает, в какую сторону нужно вращать ключ. Он слишком устал и слишком раздражен, чтобы вспомнить такие, казалось бы, ничего не значащие мелочи. Сейчас ему кажется, что он повернул ключ не в ту сторону, и это могло испортить непрочный замок.

Гейр снова попытался открыть замок, на этот раз рывком, тряся саквояж, и его правая рука взлетала вверх.

— Есть! — коротко сказал Макс. — Ключ переломился. Теперь остается последнее средство — нож. Распотрошить этот баул дело одной секунды.

Пятеро мужчин уже стояли возле дилижанса и смотрели на Гейра Кинга. На широком лице Джеба Лесоруба буквально светилась издевательская усмешка.

— Гейр потерял из виду саквояж примерно на минуту, — сказала мисс Абигайль. — Если он попытается сейчас открыть саквояж ножом, это будет признанием того, что он боится…

Шериф наконец-то вспомнил о своей трубке. Он сунул ее в рот и принялся чиркать спичками.

— Страха перед чем, мисс Абигайль?

— Страха перед тем, что его вот так просто провели и подменили саквояж. С другой стороны, почти невозможно поверить в то, что тот, кто заменил саквояж, мог заранее поджидать телегу в подлеске.

— Ну, не знаю, как там насчет всех этих психологических фокусов, — Гарри Хепберн выдохнул пышное облачко дыма. — Но я согласен с вами, мисс Абигайль, в, так сказать, огрубленном понимании происходящего. Гейр попросту боится оказаться в дураках на глазах стольких свидетелей.

Гейр Кинг досадливо махнул рукой и ударил кулаком по саквояжу. Он встал с колена, но направился не к дилижансу, а к горе «Святоши Джо».

— Он чертовски злится, — Макс прищурился, с любопытством рассматривая лицо бандита.

— Пусть злится, — ответил шериф из-за очередного облачка дыма. — Если этот стервец рассчитывает, что его брань останется без ответа, он глубоко ошибается. А вам лучше уйти отсюда, мисс Абигайль. Намечается чисто мужской разговор, а кроме того, если Гейр подойдет ближе, он может увидеть, что вы — не моя племянница. Подождите нас в хижине вместе с Джоан. Теперь уже я даю вам слово, что никто не приблизится к вам ближе, чем на сто шагов.

Абигайль скользнула за спину Макса. Тот сделал шаг вперед. Недобро усмехаясь и не отрывая взгляда от Кинга, он положил руку на кобуру кольта.

— Как делишки, Гейр? — крикнул шериф. — Я думал, ты справишься с этой тележкой за пару минут, а ты чуть ли не полчаса катал ее по дороге.

— Если бы я был уверен, что это твои шуточки, Гарри, — Гейр кивнул головой назад, — я бы пристрелил тебя.

— Клянусь, что не мои, — простодушно заулыбался шериф. — Я бы выдумал что-нибудь попроще, и ты это знаешь.

— А как, ты говоришь, зовут того типа из Фенигана, который бросил телегу?

Шериф на секунду замешкался. Он уже напрочь забыл всего пару раз произнесенное Максом Финчером имя, причем в этой забывчивости было что-то похожее на то, как Гейр забыл, в какую сторону нужно вращать ключ.

— Филипп Рассел, — мгновенно подсказал Макс. — Но я боюсь, что у тебя не примут заявления в суд, Гейр. Филипп бросил свою телегу, потому что у нее сломалось колесо. Как видишь, это уважительная причина.

Гейр Кинг усмехнулся.

— Из тебя получился бы неплохой адвокат, бывший святоша. По крайней мере, ты хорошо помнишь имена и кое-что соображаешь в причинах, — Гейр поставил ногу на большой валун, швырнул саквояж на землю рядом и оперся на колено локтем. — Вам очень повезло, что я не верю ни в Бога, ни в черта и даже в то, что человек может играть обстоятельствами, как шашками на клетчатой доске, — Гейр вытащил из ножен ярко сверкнувший на солнце нож и, продолжая усмехаться, подкинул его. — Теперь я хорошо понимаю, что, поставив меня в дурацкое положение, вы хотели сделать из меня испуганного дурака и это у вас неплохо получилось.

Какое-то время Гейр смотрел на саквояж, как смотрит мясник на растолстевшую свинью. Пальцы бандита нервно передирали рукоятку ножа.

— Забавно!.. — уже чуть тише сказал он. — Я уже не помню, когда кто-нибудь смеялся надо мной и, наверное, это… — Гейр задумался, подыскивая нужное слово, — не совсем привычно для меня, что ли? Говорят, у китайцев есть поговорка про человека, потерявшего свое лицо. Никогда не думал, что представляет собой моя физиономия, но сегодня я вдруг понял, как тяжело, а точнее, больно терять ее. Этот «скальп» слишком дорого стоит.

Гейр вложил нож в ножны и выпрямился.

— Так вот, господа законники, собственно говоря, у меня есть к вам одна маленькая просьба. Больше никогда и ни при каких обстоятельствах не появляйтесь на горе «Святоши Джо», если я и мои ребята находимся где-то поблизости. Вы хорошо поняли меня, шериф?

— Это угроза, Гейр? — лицо Гарри стало сердитым.

— Не только и не столько. Вам не нужны неприятности, мне — тоже. Если у вас есть ко мне какие-то вопросы, вы можете вызвать меня в Литл-Сити. А теперь до свидания, господа!..

Гейр Кинг снял шляпу и шутливо поклонился.

— Подождем, пока дилижанс уйдет, — тихо сказал Гарри Хепберн Максу. — Черт его знает, этого проходимца, может быть, у него не хватит терпения и он вскроет саквояж в дилижансе.

— Маловероятно, шериф, — так же тихо ответил Макс, внимательно рассматривая спину удаляющегося Гейра. — Во-первых, Кинг не любит показывать деньги людям, считая, что это может ввести в соблазн их шаткие души, а во-вторых, он недаром упомянул китайскую поговорку. Я бы дополнил ее следующей мыслью: никогда не поздно потерять лицо, если чешутся руки.

Шериф протянул Максу кисет.

— Вы же знаете, я не курю, Гарри.

— А ты только понюхай, Макс, — заулыбался Гарри. — После такой переделки, за которой наблюдаешь как зритель, хотя рука так и тянется к кольту, мужчине трудно без табака. — Гарри с наслаждением выпустил струйку дыма и замотал головой. — Ай, да Абигайль, ай, чертовка!.. Я уже забыл, когда целовал руки милашкам вроде нее, но сегодня я сделаю это с огромным удовольствием. Она показала нам сегодня самый настоящий цирк, Макс. Понимаешь?.. Самый что ни на есть настоящий!

 

11

В хижине, за покосившимся столом, сидела только Джоан. Перед ней лежал розовый, продолговатый конверт.

— А подружка твоя где? — весело спросил племянницу шериф. — Мы проводили гостей, и я готов, как истинный джентльмен, наговорить мисс Абигайль кучу комплиментов. Не знаю, будет ли большая драка в банде Гейра, но уже одно то, что сегодня он, как лошадь, таскал телегу с бревнами, здорово позабавило меня.

Джоан молча показала глазами на конверт.

— Что это? — насторожился шериф. — Макс, там, кажется, какая-то писанина, прочитай ее, я забыл свои очки.

Макс взял в руки конверт.

— Это вам, шериф.

— Читай, читай!.. — в глазах Гарри появилось беспокойство. Он осмотрел хижину, словно все еще искал глазами Абигайль.

«Ты еще в печку загляни», — подумал Макс.

Гарри и в самом деле подошел к печке, но не стал в нее заглядывать, а выдохнул в ее открытый зев облачко табачного дыма, затем выгнул шею и зачем-то попытался заглянуть в трубу.

Макс вскрыл конверт и пробежал глазами первые строчки.

— Ну?.. — нетерпеливо спросил Гарри.

— «Дорогой мистер Хепберн! — начал читать вслух Макс. — Наши довольно забавные разговоры о причинах, следствиях и обстоятельствах мне хотелось бы закончить, все-таки убедив вас в том, что философские категории ничего не стоят без веры или, если вам угодно, ее позолоты — доверия. Мне посчастливилось (точнее, повезло) оказать небольшую услугу вашему старшему брату Чарли, и он решил, что я могу помочь и вам. Уважаемый и простодушный мистер Гарри Хепберн! Мне стоило большого труда не расхохотаться, наблюдая сначала за вашим недоверием, а затем за желанием — именно за желанием, переходящим в веру! — обмануть Гейра Кинга. Неужели вы и в самом деле поверили, что можно заранее рассчитать, как станут бандиты возле телеги, где именно они вытолкнут ее с дороги и как поведет себя Гейр Кинг? Теперь попробуйте поверить в прямо противоположенное: цирковые фокусы не только долго готовятся, но, главное, сами артисты хорошо знают свои роли.

Я знаю, вы сможете поверить и в это. Ведь вам так и не пришла в голову простая мысль, что я заранее договорилась с одним из бандитов (с кем, вам уже теперь несложно будет догадаться) и он помог мне поставить этот маленький спектакль. Именно для этого я и посетила Литл-Рич, хотя ваш брат Чарли был уверен (улыбнусь: опять это слово!) совершенно в другом.

Плату за ваш зрительский интерес я забираю себе.

Спасибо вам за все.

С уважением, Абигайль Нортон.

P.S. Уважаемый мистер Макс Финчер! Всегда буду вспоминать вас, а вспоминая, мысленно целовать в щеку, как брата. Вы удивительный человек, Макс. Уверяю вас, наблюдать за вами мне было не менее интересно, чем за Гейром Кингом».

 

Гарри спокойно выслушал текст письма. Когда Макс опустил руку с листком бумаги и вопросительно посмотрел на шерифа, тот, не вынимая изо рта трубки, сказал:

— У нее примерно полчаса форы. Что наши лошади, Макс?

— Стоят внизу, у тропинки. Их было четыре, потому что вы привезли с собой дурацкое кресло-качалку. Но теперь их только три.

Помощник шерифа был слегка бледен и, судя по выражению глаз, растерян, как юный пастор, впервые столкнувшийся с тяжким и еще неведомым церкви грехом.

— Тогда какого черта мы еще здесь, Макс? — повысил голос шериф.

Гарри ни разу не взглянул на Джоан, хотя девочка попыталась привлечь его внимание. Шериф не высказал любимой племяннице ни слова упрека за то, что она так легко обменяла саквояж с деньгами на бесполезный конверт. Подойдя к ней как-то боком, чтобы не видеть ее лица, Гарри слегка подтолкнул племянницу к двери:

— Мы поговорим потом, Джоан, — в голосе шерифа не было ни досады, ни раздражения. — Она мне за все ответит. И мало ей не покажется!..

Лошади стояли у подножья горы, но их ноги были опутаны сложными веревочными петлями.

— Еще пять минут форы, — констатировал Макс.

— Две, если ты достанешь свой нож! — рявкнул шериф.

— Вы же знаете, что моя Пегая не выносит вида ножа после того, как пьяный бродяга ткнул им ее в шею.

Пока Макс возился с узлами веревки, фора, о которой говорил шериф, выросла на пятнадцать минут.

Дорога за горой «Святоши Джо» была узкой, а местами продиралась через высокие заросли кустарника. Гарри Хепберн часто оглядывался, боясь потерять из вида Джоан, то и дело сдерживая лошадь, и потерял еще верных десять минут. Только выходя к Совиному ручью, дорога становилась настолько широкой, словно исчезала вообще.

Гарри Хепберн немного успокоился. Он знал свою цель и уже решил, что достигнет (точнее, настигнет) ее в любом случае.

«Ошибка этой дамочки заключается в том, что она посчитала меня за сельского дурачка, — думал Гарри. — Что ж, теперь и я попробую доказать ей прямо противоположное».

С каким именно бандитом заранее договорилась о своем «спектакле» Абигайль Нортон Гарри Хепберн и Макс Финчер поняли сразу — это мог быть только Джеб Лесоруб. Дакота был слишком глуп, Гейру Кингу не зачем было воровать у самого себя деньги, а вот Джеб… Когда саквояж упал с бревна, на которое поставил его Гейр, он оказался на дне телеги уже перед носом Лесоруба. И если Дакота и Гейр, толкая телегу, опускали головы, как перегруженные мулы, то Джеб упирался в борт телеги могучей грудью. Он великолепно видел саквояж.

«Вот это-то и рушит весь фокус с неким фантастическим предвидением этой хитрой чертовки, черт бы ее побрал, — рычал про себя Гарри. — Но представление просто так не кончится!..»

У переправы через Совиный ручей лошадь Джоан вдруг стала на дыбы, не желая идти в воду. Возможно, она увидела змею или просто решила показать свой не до конца укрощенный нрав, но широкий ручей пришлось переходить, ведя лошадей на поводу. Гарри Хепберн потерял еще верных пять минут…

 

12

Чарли Хепберн стоял посреди центральной площади. Левой рукой он держал за повод свою лошадь, а правой еще издали помахал Гарри.

— Какого черта ты оставил мое кресло в хижине «Святоши»? — закричал он Гарри. — Я работал над ним целую неделю совсем не для того, чтобы в нем отдыхал какой-нибудь немытый и пьяный бродяга.

Гарри остановил разгоряченного коня.

— Где она? — коротко бросил он.

Чарли деланно удивился:

— Кто? — но его губы тут же стала растягивать улыбка. — Ты кого-нибудь ищешь, братик?

Макс и Джоан остановились чуть позади Гарри. Молодая и горячая лошадка, на которой сидела Джоан, нервно перебирала копытами. Макс поймал ее за повод и успокоил.

— Я убью эту цирковую стерву! — Гарри забыл о своих джентльменских манерах и, багровея лицом, добавил: — Повешу на центральной площади!

— Мисс Абигайль все-таки достала тебя? — Чарли захохотал. — Во-первых, я это знал, а во-вторых, твоя привычка умствовать, Гарри, может вывести из душевного равновесия даже святого. Теперь слезай-ка со своей лошадки и давай спокойно обо всем поговорим.

Гарри метнул на брата гневный взгляд.

— Ты… — начал он, но слова вдруг разом выскочили из его головы и он повторил: — Ты!..

— Я, я, Гарри, кто же еще? — миролюбиво подтвердил Чарли. Он нагнулся и поднял с земли стоявший у ног саквояж и показал его брату. — Если ты волнуешься о деньгах, Гарри, то, как видишь, они на месте. Но главное, что час назад этот же саквояж вдруг оказался на пороге дома старого мерзавца Айка Деверо. Айк как раз возвращался домой после своего всегдашнего сидения за занавеской в пивной и — честное слово! — сошел с ума, увидев этот саквояж на пороге своего дома. У мисс Абигайль определенно есть художественный вкус: она положила саквояж на бок, так, чтобы были видны высыпавшиеся из него деньги. Представляешь картинку, братик?.. Саквояж лежит на боку и из него, как из какого-нибудь волшебного сундука, течет золото.

Чарли сделал небольшую паузу, пока Макс Финчер слезал с лошади и помогал сойти Джоан. Улыбка на лице шерифа Чарли стала едва ли не по-домашнему добродушной. Что же касается Гарри, то он только хлопал глазами и смотрел на брата так, словно видел его впервые.

— Так вот, — продолжил Чарли, когда Джоан перевела свой внимательный взгляд на его губы. — Айк Деверо действительно сошел с ума. Может быть, потому что никто и никогда вот так запросто не приносит и не ставит на порог чужого дома сумку с деньгами, а может быть, потому, что… — Чарли хмыкнул, чуть нагнул голову и почесал кончик носа. — …потому, что когда исполняются главные мечты мерзавца, он вдруг понимает, что они не исполняются просто так. За них нужно платить. Я не знаю в деталях, что и как рассчитала мисс Абигайль, ведь ты знаешь, что она неохотно рассказывает о своих планах, но она рассчитала все очень точно.

Гарри Хепберн переводил недоумевающий взгляд с лица брата на саквояж и обратно. Глаза шерифа Нью-Ричмонда «тикали», как глаза механического кота в дешевых часах-ходиках.

— Ты открывал саквояж? — с недоверием спросил он.

— Мисс Абигайль открыла его шпилькой за пару секунд. Я уже сказал, Гарри, что на пороге дома Айка Деверо саквояж лежал полуоткрытым.

— Я хочу сказать, деньги…

— Они целы до последнего доллара.

Гарри в сердцах плюнул и попал между ушей своей лошади.

— Так вот, — продолжил рассказ Чарли. — Все знают, что Айк боялся возвращения своего бывшего дружка «Длинного» Гарриса. Иначе, зачем ему было подсматривать из-за занавески в салуне и ждать гостя? Но, наверное, было и еще что-то такое, что до конца не понимал сам Айк и что беспокоило его только в кошмарных сновидениях, — Чарли приподнял саквояж. — Мисс Абигайль посчитала, что это была вот эта сумка, которая оказалась на пороге дома Айка. Я хорошо помню, что у покойного доктора Коллинза была точно такая же… И когда Айк увидел саквояж, он понял, что за ним пришли — «Длинный» Гаррис или покойный доктор, уже без разницы — но пришли. Вот тогда Айк и съехал с катушек от страха и злости. Он выхватил свой кольт и принялся палить во все стороны. Он ранил случайного прохожего в руку и разбил два окна у миссис Брайн.

— А потом ты пристрелил его на законных основаниях, — оборвал речь брата Гарри.

— Пришлось, — Чарли снова заулыбался. — Я тут прогуливался неподалеку со своими ребятами, и когда мисс Абигайль ушла…

— Куда? — все-таки поинтересовался Гарри, хотя уже отлично понимал бессмысленность этого вопроса.

Чарли махнул рукой в сторону вокзала.

— У нее был билет на поезд. Мисс Абигайль Нортон уехала, Гарри. А я не стал спрашивать, куда. Главное, что Айк Деверо уже в аду. Не обижайся на меня, Гарри, но это было наше общее с тобой дело. Доктор Коллинз был прекрасным человеком, и было бы огромным грехом оставить его гибель без наказания. Эти деньги, — Чарли протянул Гарри саквояж, — отдай ребятам из Большой Долины. Мисс Абигайль и не собиралась претендовать на них. Но не слишком спеши. Гейр Кинг еще должен устроить большую разборку в своей банде. Я уверен, что она будет. Такие вещи, как «цирк» мисс Абигайль, никогда не ставятся просто так…

 

13

Чарли ушел проводить Джоан домой. Гарри и Макс остались на площади одни. Гарри Хепберн молча рассматривал свои сапоги, а Макс — потупленное лицо своего шефа.

— Абигайль просчитала нас всех, Гарри, — наконец заговорил Макс. — Она учла даже то, что Джеб Лесоруб не скажет о забытом в телеге саквояже Гейру, потому что ненавидит его, предчувствуя свою скорую смерть. И именно Джеб остановил Кинга своей усмешкой, когда тот подумал, не вскрыть ли ему саквояж ножом. Ведь Гейр действительно боялся стать посмешищем. Помнишь, как говорила Абигайль?.. Есть причины и следствия, а есть обстоятельства, при которых они происходят. — Макс на секунду замолчал. Он почесал лоб, светло улыбнулся и сказал: — Нет, как она нас сделала, а, Гарри?!.. А самое смешное то, что сейчас я чувствую себя абсолютно свободным. Да, нелепым, да, глупым и даже смешным, но все-таки свободным. Такое ощущение, что я долго сидел в грязной хижине «Святоши Джо», тупо смотрел в грязное окно и только теперь пинком выбил дверь, — Макс вытащил из кобуры кольт, взял его за ствол и протянул шерифу. — Я ухожу, Гарри. Надеюсь, Бог простит блудного сына и будет не очень строг со мной. Абигайль права, вера может превратить человека в глупца, но сейчас я понял, что человек, если он хочет быть свободным, немыслим без веры. Это очень узкая и трудная дорога, Гарри, но я хочу идти именно по ней. Лучше оказаться в дураках с верой в душе, чем с пустыми руками.

Гарри Хепберн усмехнулся и не поднял глаз.

— Я понял все, как только ты заговорил…

— Я боюсь, что ты не все понял, Гарри, — Макс сел на лошадь. — Но время удивительная штука, а «фокусы» мисс Абигайль не кончаются просто так. Я почему-то уверен, что когда мы встретимся с тобой в следующий раз, ты расскажешь мне довольно занимательную историю.

Макс пришпорил коня. Какое-то время Гарри смотрел вслед своему бывшему помощнику, а потом вздохнул и погладил по крупу своего коня.

— Домой не хочется, — пожаловался он. — Когда у Джоан не хватает «слов», она начинает кидать в меня предметы. И чем старше она становится, тем чаще это происходит, а штуки, которые она в меня швыряет, становятся все тяжелее. Нужно поговорить с Чарли. Иногда Честный простак понимает кое-что лучше такого Умника, как я…

 

14

Своего брата Гарри нашел на вокзале. Чарли сидел на лавочке на открытом перроне и дремал, сдвинув шляпу на лоб. Рядом с шерифом ошивались четверо его дюжих ребят. Двое из них внимательно изучали расписание поездов, а вторая пара бродила по перрону, лениво о чем-то переговариваясь.

Гарри сел рядом с братом.

— Что?.. — не поднимая головы, спросил тот. — Поезд идет?

— Ты кого-нибудь ждешь, Чарли?

— Так… Одного типа. В сущности, в своих мерзких наклонностях он почти не уступает Гейру Кингу, и мне, опять-таки не без помощи мисс Абигайль, стоило большого труда заманить его в твой город.

Гарри чуть было не уронил трубку, которую только что вытащил из кармана.

— Мисс Абигайль уехала, но ее дела идут дальше, уже без ее непосредственного участия? — не без иронии, спросил Гарри.

— Без ее, — легко согласился Чарли. Он выпрямился, сдвинул шляпу на затылок и сладко потянулся. — Это удивительная женщина, Гарри. Если бы она стала преступницей, то я, как честный человек, был бы вынужден пустить себе пулю в лоб.

— Зачем?

— Затем, что Честный Чарли всегда держит свое слово и ловит бандитов. Ну, а поскольку честное слово, которое я рано или поздно был вынужден дать в отношении мисс Абигайль, так и осталось бы только словом, у меня не было бы другого выхода.

Чарли замолчал, всматриваясь в полоску рельсов, уходящую за далекий поворот.

— Кажется, поезд идет, — щурясь, сказал он.

— Слушай, Чарли, я хотел поговорить с тобой насчет Джоан, — быстро заговорил Гарри. — Во-первых, она не только моя племянница, а во-вторых, я уже не знаю, что с ней делать.

— С ней ничего не нужно делать. Просто отдай ее замуж за Фрэнка Дарби.

— За пьяницу-сапожника? — уточнил Гарри.

Его трубка наконец-то пыхнула дымком, причем вкус табака показался Чарли довольно ядовитым.

— Знаешь, братик, что сказала бы на твои слова мисс Абигайль?

— Что я домашний тиран?

— Нет, что ты гордец, каких свет не видел, — Чарли встал и принялся разминать спину, покачиваясь вперед-назад и держась руками за поясницу.

— Я — гордец? — искренне удивился Гарри.

— Именно ты… И хватит об этом. — Чарли сделал шаг вперед и невольно поморщился. — Вот чертовы дороги!.. Я проскакал сегодня всего-то сорок миль, а уже превратился в старую развалину. Гарри, как ты думаешь, как скоро наши ученые умники изобретут маленькие паровозики, чтобы на них можно было безболезненно передвигаться по проселочным дорогам?

— К черту паровозики и дороги! — возмутился Гарри. — Давай поговорим о Джоан.

— Перестань быть заносчивым, как английский лорд, и все наладится.

— Значит, ты считаешь, что все проблемы только во мне?

Чарли, уже успевший сделать целых четыре шага, оглянулся на брата. На его лице было самое честное выражение удивления.

— Конечно, только в тебе, Гарри. А в ком же еще? Мисс Абигайль так и сказала мне… — Чарли вдруг смутился и замолчал.

— Что она сказала?

— Ну, в общем, что ты… Ты только не удивляйся, хорошо? Короче говоря, она сказала, что ты похож на клубок перепутанной пряжи. Из этого клубка торчат десятки кончиков, но за какой из них не потянешь, клубок затягивается еще туже.

— А клубок пряжи и есть моя гордость?

— Господи! — Чарли засмеялся и воздел руки к небу. — Гарри, да перестань же ты мучить сам себя. Говоря твоим научным языком, любой человек хотя бы иногда должен быть и причиной и следствием своих поступков. И ну их к черту, эти запутанные клубки!.. Постарайся быть просто свободным человеком.

«Говорит, как Макс, — подумал Гарри и не удивился этому. — Мисс Абигайль Нортон достала всех, кого только смогла достать».

 

15

…Прибыл поезд, и уже через пару минут парни Чарли подвели к нему высокого джентльмена в темных очках и с остренькой, неумело приклеенной и съехавшей на бок бородкой. Джентльмена предусмотрительно держали за руки.

— А вот и «Длинный» Гаррис, — широко заулыбался Чарли. — Взгляни, Гарри, по-моему, он здорово изменился. Ты как считаешь?

Гарри Хепберн явно неодобрительно осмотрел Гарриса с ног до головы.

— Не знаю, — он пожал плечами. — Но физиономия у него такая же мерзкая. Зачем он здесь, Чарли?

Джентльмен сделал попытку вырваться и его успокоили ударом кулака в спину.

— Видишь ли, в чем дело, Гарри. Шесть дней назад, сразу после нашего разговора в Фенигане, «Длинный» Гаррис получил телеграмму, что Айк Деверо умер. Разумеется, мистер Гаррис не смог бы вот так запросто поверить простой бумажке, но поскольку телеграмму подписал я, он все-таки поверил. А потом и решился!.. Правда, Гаррис всегда очень аккуратен в своих делах, и он решил выждать шесть дней, чтобы о смерти Айка успели подзабыть. Согласись, Гарри, ну не стал бы я околачиваться целую на вокзале в надежде встретить старого убийцу. Это уже слишком. Но теперь — через шесть дней — мистер Гаррис все-таки приехал, чтобы поискать потерянное золото.

Гарри Хепберн немного подумал. В его мозгу промелькнуло имя Абигайль Нортон, а точнее говоря, ее улыбка.

— Ну, все это понятно, кроме одного, Чарли. Почему ты решил встретить Длинного именно сегодня?

— Я уже говорил, прошло шесть дней, Гарри.

— И что?

— Длинного Гарриса очень часто называли «шестеркой» Деверо. Явившись в Нью-Ричмонд именно на шестой день после смерти своего дружка, Гаррис, как бы… — Чарли защелкал пальцами, с трудом подбирая нужные слова. — В общем, он… Короче говоря, это можно расценить как месть за унижение и страх перед Деверо, понимаешь?

— Это тебе Абигайль подсказала?

— Ну, разумеется! Кто же еще мог придумать такой фокус? — Чарли потрепал Длинного Гарриса по плечу. — Ну-ну, не расстраивайся, старина. Признаться, я не очень-то верил в эту идею, но чем черт не шутит?.. Правда, «Длинный»? Кстати, я нашел еще одного свидетеля убийства доктора Тима Коллинза.

Гаррис криво усмехнулся.

— Честный Чарли все-таки соврал, и Айк Деверо жив? — сиплым от волнения голосом спросил он.

Чарли распрямил плечи и выкатил вперед широченную грудь. В его глазах блеснул горделивый огонек.

— Честный Чарли никогда не лжет! — едва ли не по слогам, четко произнес он. — Айк Деверо умер, мистер «Длинный», но он умер не в прошлый вторник, а всего три часа тому назад. Ты зря ждал и высчитывал время. Впрочем, если бы ты смог простить своему бывшему другу его отношение к себе, как к «шестерке», возможно, тебе и удалось бы проскочить мимо меня.

Гаррис презрительно плюнул под ноги.

— Да пошел ты со своей дурацкой честностью, Чарли.

Его рванули за руки, развернули лицом к входу в вокзал и увели.

— Вот ведь мерзавец! — сказал Чарли, провожая долгим взглядом худую спину. — Хотя, нужно отдать ему должное, имея в перспективе хорошо намыленную веревку, он неплохо держится.

— Может быть, он просто устал?

Чарли с удивлением посмотрел на брата.

— Устал от чего?

Гарри впустил густейшее облачко дыма и его голос прозвучал из него, как из настоящего облака.

— Устал от всего, Чарли. Человек так устроен, что он должен сопротивляться окружающей среде. Он пашет землю и строит дома, грабит на больших дорогах и теряет награбленное на финансовых спекуляциях, он растит детей и надеется, что они будут счастливее его. Но приходит время и человек вдруг понимает, как мало стоят все его усилия…

Чарли покачал головой, и в его взгляде на брата промелькнула улыбка.

— Возможно, все и так, но зачем так уж надрываться, Гарри? Например, я не думаю, что мисс Абигайль прилагала какие-то особые старания, чтобы помочь нам. Мне вообще кажется, что все, что она сделала для нас, для нее самой было не более чем игрой. — Чарли нагнул лобастую голову и почесал затылок. — Но, охотно признавая всю чудесность этой игры, я, наверное, никогда не пойму, что пряталось там, за ней.

— Это только Макс Финчер и понял.

Взгляд Чарли замер на грустном лице Гарри.

— Он ушел от тебя?

Гарри кивнул.

— И Джоан тоже уйдет. Теперь я сижу на лавочке — одинокий и старый — и готов проклинать эту чертову мисс Абигайль Нортон.

Широкая ладонь Чарли легла на колено брата.

— Не расстраивайся так уж сильно, Гарри. В конце концов, кто сказал, что чего-то стоят только игры мисс Абигайль? А мы сами, Гарри? Тебе не кажется, что нас с тобой рано списывать со счета, еще не подписанного Господом Богом?

 

16

Письмо Чарли Хепберна, написанное преподобному отцу Максу Финчеру спустя полтора года после описанных выше событий:

 

«Святой отец Максимилиан, восхищен вами и не нахожу слов, чтобы выразить свой восторг. Слава о вашем великом чуде, совершенном в Нешвилле, наверное, дошла уже до самого Чикаго. Улыбаюсь, радуюсь и славлю Бога!.. Толпа, святой отец, толпа знает все во всех подробностях, и даже не будучи Нешвилле, я ясно вижу, как в светлом храме вы протягивали на руках маленькую, умирающую девочку к образу Божьему и как оттуда, сверху, к малышке вдруг потянулись солнечные лучи в виде Божьих дланей. Возликуй стадо, узревшее своего Пастыря! Ибо чудо есть взаимная радость, как земная, так и небесная, и вы. преподобный Макс Финчер, творили не только радость во всех ее проявлениях, созидали не только чудо исцеления, преодолевающее цепкое и земное бытие, но и саму веру в Отца Нашего Небесного.

С другой стороны, уже хорошо зная ваше весьма ругательное (даже, я бы сказал, пренебрежительное) отношение к “нешвилльскому чуду”, я хотя и доверяю тому, о чем чешет языками толпа, но подобно Фоме Неверующему, когда-то прикоснувшемуся к ранам Христа, вижу совсем иную картину спасения бедной девочки. Скорее всего, вам принесла домой умирающую малышку какая-нибудь сердобольная прихожанка. Наверное, был уже вечер и на улице лил дождь… Прихожанка рассказала вам о пьянице-матери малышки, и я не сомневаюсь, что она смотрела на вас так же, как смотрел вышеупомянутый Фома.

Да, святой отец, чудо есть радость, вдохновение и свет. Но я почему-то думаю (и вижу!), как ты в одиночестве всю ночь метался с девочкой на руках по комнате и, шепча одну молитву за другой, искренне, до отчаяния, не знал, что тебе нужно сделать еще, чтобы спасти крошку. Ты не мог остановиться и ходил-ходил-ходил потому, что тебе казалось, что если ты положишь девочку на койку, она тут же умрет, а если ты перестанешь молиться, она умрет еще быстрее. Ты ощущал ее тепло через свою ночную рубашку и с ужасом думал о том, что это крохотное тельце вот-вот станет холодным, чужим и отошедшим в тень от только что дарованной ему Господом жизни.

Я знаю тебя, Макс, ты не боишься смерти, но в ту секунду ты так отчаянно ненавидел ее, что был готов отдать свою жизнь за жизнь чужого ребенка. Сколько же ты выдержал в ту ночь бестолковой беготни и неистовой веры, святой Макс Финчер?.. Четыре часа, семь или все двенадцать, и сколько раз ты прочитал “Отче Наш”: тысячу, две или — что уж совсем невозможно! — все пять?

Возрадуйся же, отче, ибо совершилось желаемое тобой! Короче говоря, передай привет крошке Катрин и тем пяти ребятишкам, которых тебе вскоре натащили со всей округи. Знаешь, как тебя теперь называют?.. Святым отцом шести детей. И, пожалуйста, не оправдывайся тем, что, мол, ты только создал приют для сирот. Во-первых, сироты не спят в кровати начальника приюта, а тот не устраивается на ночь где-нибудь на дерюжке у камина, и, во-вторых, насколько мне известно, начальники приютов и не играют с детьми в лошадок, выдерживая на своем горбу счастливую и орущую толпу маленьких головорезиков.

Макс, Макс, святой Макс!.. Как же тебя перевернуло-то, а? Мне остается только улыбнуться твоему счастью и умению быть и святым, и доброй лошадкой. Совет старого шерифа: будь с детьми все-таки построже. Ну, хотя бы в том смысле, чтобы они научились отличать человека от лошади.

Покинув Нью-Ричмонд, ты словно забыл о нем, Макс. Между тем, я все-таки хочу тебе рассказать, чем закончилась вся эта кутерьма с бандой Гейра Кинга. Мисс Абигайль Нортон оказалась права: Гейр смог выдержать всего неделю, а потом его ребята безапелляционно (это новое слово я в суде недавно слышал) потребовали дележа денег. Если бы Гейр решил схитрить и как-нибудь по-тихому уладить это дельце, возможно, ему и удалось бы избежать большой стрельбы, но после встречи с мисс Абигайль нервы его стали совсем ни к черту. Он никак не мог понять, как из запертого саквояжа, который исчез из поля зрения всего-то на минуту, пропали деньги. Впрочем, как я думаю, тут речь идет не столько о понимании, сколько о вере. Гейр, может быть, и хотел поверить, что засаду можно устроить таким образом, чтобы телега с саквояжем оказалась в нужном месте в нужное время, но так и не смог. Ему мешало все: ухмыляющаяся физиономия Джеба Лесоруба, тупая уверенность Дакоты, что деньги никуда не пропадали, и даже сам саквояж, который Гейр рассматривал каждый вечер и никак не мог вспомнить, та ли эта штука, которую он купил в Литл-Сити, или какая-то сволочь все-таки ловко ее подменила. Но в Литл-Сити деньги-то были на месте!..

Стрельба в банде Гейра началась неожиданно, а потому и стала бессмысленной и кровавой. Говорят, что злой как черт Лесоруб продолжал палить в разные стороны даже с дюжиной пуль в теле. Дакота убил восьмерых, но все-таки поймал и свою пулю, причем точно в лоб. Раненный Гейр застрелился сам, видя, что если его бывшие дружки возьмут его в плен, ему придется долго (а возможно, очень и очень долго) отвечать на их дурацкие вопросы. Остатки банды Гейра попытались наладить деловые связи с ребятами “Кривого” Бена, но то ли Гейр Кинг заразил своих парней излишней подозрительностью, то ли им просто не повезло, но деловая встреча плавно перешла сначала в поножовщину, а потом и в стрельбу. В результате “Кривой” Бен и десяток его ребят покинули этот мир, и я не скажу, что они отправились в лучший. Но Бог им судья, святой отец Макс Финчер. По этому поводу у меня нет ни радости, ни сожаления. Во-первых, такая уж ли радость ловить вооруженных до зубов мерзавцев и рисковать хорошими ребятами, а, во-вторых, мне никогда не нравились наши суды, которые слишком часто заканчиваются хорошо намыленной веревкой. Суд суду — рознь. Стоит ли долго мучить человека, заранее зная приговор?.. Как сказала мне однажды мисс Абигайль, если вопрос имеет только один ответ, он перестает быть вопросом.

Теперь я немножко расскажу тебе о своем братце Гарри. Ты знаешь, Макс, он здорово изменился в последнее время, и особенно, когда наша дорогая Джоан (теперь она миссис Джоан Дарби) наконец-то разрешилась двойней. Гарри счастлив, очень деятелен и, я бы сказал, даже суетлив, а его восхищение близняшками не знает разумного предела. Гарри готов вызвать на дуэль (или перестрелку без правил) любого, кто не согласится, что это самые чудесные, самые очаровательные и самые милые дети на свете. К моему удивлению, отношения с Фрэнком у него сложились почти отцовские, и Гарри выдает Фрэнку (увы, но издержки профессии сапожника общеизвестны) бутылку виски в неделю. Мистер Фрэнк Дарби совершенно свободен в своем выборе: он может выпить ее всю залпом или (приделав к ней соску, по совету Гарри) растянуть на пару дней. Хотя, честно говоря, я не замечал за мужем Джоан какой-то особенной, болезненной склонности к спиртному и почти уверен в том, что Гарри мучают фантазии. Но если бы с Гарри произошло только это!.. Он почти забросил свою работу шерифа, возложив ее на Питера Донна, довольно шустрого, честного, но любящего пострелять без повода малого, а сам занялся — ты не поверишь — сапожным бизнесом. Уже сейчас в мастерской Гарри трудятся два десятка наемных работяг, включая нищую (точнее, бывшую нищую) вдову Хиншоу и ее старшего сына. Если Фрэнк Дарби занят непосредственно производством обуви, то Гарри возложил на себя развитие производства и, по его словам, “грандиозные перспективы”. Не знаю, насколько удачно все это у него получится, но уже сейчас фирма Гарри кроме обуви делает детские куклы, резиновые мячики и даже мягкую обивку для кресел для крупной фирмы в Чикаго. Впрочем, обувь так и осталась самой главной сумасшедшинкой в голове Гарри, и он буквально одержим ей. Совсем недавно Гарри арестовал одну проезжавшую через Нью-Ричмонд красавицу-леди, и она провела босиком целых три часа в компании не очень умного Питера Донна. А в это время Гарри изучал “устройство” (это его слово) модных женских башмачков. Судя по всему, эта модель так понравилась Гарри, что леди стоило немалого труда доказать, что те мужские, растоптанные башмаки неопределенного размера, которые пытается вручить ей шериф, совсем не ее. Я боюсь, что если бы не вмешательство Питера Донна, Гарри все-таки удалось настоять на своем.

Тебя не утомило мое многословие, святой отец? Не сомневаюсь, что ты ждешь от меня парочки слов о мисс Абигайль Нортон, о которой до сих пор я упомянул только вскользь.

Увы, Макс, я почти ничего не знаю о ней. После того, как банда Кинга развалилась, я собрал с ребят из Большой Долины семьдесят восемь долларов в качестве награды за его голову и попробовал разыскать нашу героиню. Поиски, к сожалению, окончились ничем. Цирк Абигайль Нортон отбыл на север, а у меня слишком много дел дома, чтобы тратить месяц, а может и больше, на его поиски.

Но мне удалось узнать кое-что о ней. Оказывается, тот профессор, перемножающий за пару секунд головоломнее цифры — ее отец, а акробаты — двоюродные братья. Как я понял, мисс Абигайль не может оставить этот уродливый цирк из-за жалости к отцу и братьям. И она тащит этот “воз” ничего не прося взамен… Удивительнейшая женщина! Ты можешь смело посмеяться надо мной, но я всегда вспоминаю мисс Абигайль в своих неумелых молитвах. В ней есть что-то такое, Макс, чего мы все либо лишены полностью, либо то, что еще осталось, едва теплится в нас. Нет, я имею в виду не ее “фокусы” там, на дороге, возле горы “Святоши Джо” и городе, а совсем-совсем другое… Я и сам толком не знаю, что именно. Не хочу быть похожим на Гарри в его умствованиях, но иногда мне кажется, что в такие минуты меня одолевает тоска и по Богу, и по какому-то совершенно неведомому нам и куда более совершенному миру и человеку.

Знаешь, что я думаю?.. Мисс Абигайль помогла мне ради своего отца, а я помог Гарри, потому что все-таки люблю этого полудур… (зачеркнуто) доморощенного философа. Ты всегда старался помочь Джоан и Фрэнку, а Гарри (не говори ему об этом!) никогда не забывал вдову Хиншоу и ее детишек. Мы все связаны, Макс, понимаешь? Не в совершенстве человека тут дело, а в том, что если эта связь вдруг прервется, во что мы все тогда превратимся? В прах и в сыпучий песок?

И именно в мисс Абигайль я вдруг почувствовал, что этого не случится никогда. Могу споткнуться я, Честный Чарли, можешь разозлиться ты, святой отец, даже ласковая и терпеливая Джоан может замахнуться на Гарри веником, и только с мисс Абигайль не может произойти ничего подобного. Вот что я понял и почувствовал в ней, а не ее какие-то особенные “счетные” способности в создании той или иной ситуации.

Разве дело в этих ситуациях, причинах и следствиях, дорогой Макс?.. Сто раз нет! Мне уже за шестьдесят, я не трус и мне бы давно пора получить свою пару пуль, что, надеюсь, рано или поздно произойдет, потому что я не хочу умереть в постели. Но что я скажу Всевышнему, представ перед ним?.. Что я защищал слабых от сильных? Но это была моя работа. Что я никогда не врал? Но это была моя гордыня. И ты знаешь, Макс, а ведь я-то совсем не знаю своей настоящей цены, понимаешь?.. И если там, внутри моей души, спрятана монетка из чистейшего золота, честное слово, я не знаю, где она лежит и что она собой представляет. Да этого и никто не знает… Только глядя на мисс Абигайль, я вдруг понял, что эта “монетка” действительно существует. Она есть, Макс, есть!.. Она была даже в покойном Гейре Кинге, и пусть его хорошенько поджарят черти в аду именно за это — за то, что он потерял то, о чем толком никогда не задумывался. Но не задумывался по своей воле и по своему желанию.

Ну, в общем, это все, святой отец Макс.

Обнимаю тебя. Найдешь время, заезжай ко мне в Фениган или к Гарри в Нью-Ричмонд. Выпьем, поговорим, ну а молиться ты уже без нас будешь. Слишком слабы я и Гарри, чтобы стать рядом с тобой, Макс.

 

P.S. Только смотри, лоб не разбей, когда за нас, грешных, молиться будешь. Причин для такой травмы, дорогой и любимый Макс, увы, немало. Впрочем, я знаю, что ты давно уже разучился жалеть себя…

С уважением Чарли Хепберн».