«Концерт виртуоза»
Несколько лет назад один из знакомых прислал мне короткий рассказ Германа Гессе «Концерт виртуоза». Если ничего не знать о Германе Гессе (Herman Hesse), то читателю может показаться, что написал этот небольшой рассказ иммигрант из «первой российской послереволюционной волны» – таким несчастливым, каким-то неприкаянным и уж, конечно, стеснённым в средствах ощущался автор (быть может, после признания, что билет на концерт ему подарили?). Чувство это укреплялось и тем, что автор испытывал явную неприязнь к богатству вообще и к состоятельной публике, собиравшейся на концерт знаменитого виртуоза – в частности.
Прислал мне этот рассказ знакомый для того, чтобы я ответил на вопрос – кто же этот знаменитый виртуоз, концерту которого посвящён рассказ Гессе. Для меня не составляло труда сразу же определить имя этого артиста, оказавшего влияние на всех без исключения скрипачей мира – самых знаменитых и неизвестных – всех скрипачей ХХ века. Но не только скрипачей, а даже и на такого великого артиста, как композитор-пианист С.В. Рахманинов. Всё это я рассказал своему знакомому, приславшему мне этот текст. Позднее возникло искушение – дать прочитать этот рассказ мои друзьям и знакомым – музыкантам и не музыкантам – с той же целью, с которой рассказ был прислан мне. В какой-то степени ответ на этот вопрос был индикатором знаний об исполнительском искусстве и его вершинах в прошедшем столетии. Но сначала немного познакомимся с этим, не таким уж широко известным рассказом, опубликованным в 1928 году. Вот главные выдержки из него.
«Вчера вечером я был на концерте, существенно отличавшемся от концертов, которые я привык слушать вообще. Это был концерт всемирно знаменитого светского скрипача-виртуоза, предприятие, стало быть, не только музыкальное, но и спортивное, а прежде всего – общественное...» «Программа, впрочем, обещала большей частью настоящую музыку... В ней были прекрасные вещи: Крейцерова Соната, Чакона Баха, Соната Тартини... Эти прекрасные сочинения наполнили две трети концерта. Затем, однако, к концу программа менялась. Тут шли музыкальные пьесы с красивыми, многообещающими названиями, лунные фантазии и венецианские ночи неизвестных авторов, чьи имена указывали на народы, до сих пор не выдвинувшиеся в музыке... Словом, третья часть концерта сильно напоминала программы, вывешиваемые в музыкальных павильонах фешенебельных курортов. А концовку составляли несколько пьес, которые великий виртуоз сочинил сам. С любопытством я отправился на этот вечер. В юности я слышал, как играли на скрипке Сарасате и Иоахим... и был восхищён их игрой...»
«Уже задолго до того, как я дошёл до концертного зала, мне по многим признакам стало ясно, что сегодня речь идёт не о том, что я и мои друзья называем музыкой, не о некоем тихом и фантастическом явлении в нереальном, безымянном царстве, а о деле донельзя реальном. События этого вечера... мощно приводили в движение моторы, лошадей, кошельки, парикмахеров и всё остальную действительность. То, что происходило здесь... очень походило на другие могучие проявления жизни – стадион, биржу, фестивали». «Трудно было в соседних с концертным залом улицах пробиться сквозь потоки спешащих зрителей, сквозь вереницы автомобилей...» «И уже по пути... среди сотен автомобилей, устремлённых, все, как один, к концертному залу, я получил сведения о великом человеке, его слава набросилась на меня, проникла в моё одиночество, и сделала меня, который никуда не ходит и не читает газет удивлённым знатоком интересных подробностей. "Завтра вечером, – услыхал я, – он уже будет играть в Гамбурге". Кто-то усомнился: "В Гамбурге? Как же он к завтрашнему вечеру доберётся до Гамбурга?" "Чепуха! Он, конечно, полетит на аэроплане. Может быть у него даже собственный аэроплан"». «А в гардеробе... я узнал из оживлённых разговоров моих соратников, что за этот вечер великий музыкант запросил и получил четырнадцать тысяч франков. Все называли эту сумму с благоговением. Некоторые правда полагали, что искусство существует не только для богатых, но такой запрос одобряли, и оказалось, что большинство были бы рады получить билеты по нормальной цене, но что всё-таки они все гордились тем, что заплатили так дорого. Разобраться в психологии этого противоречия я не сумел, потому что мой билет был мне подарен».
«Наконец мы все вошли в зал... Между рядами, в коридорах, в соседнем зале, на эстраде до самого рояля были дополнительно поставлены стулья, ни одного свободного места не было...» «Дали звонки, стало тихо. И вдруг быстрым шагом вышел великий скрипач, за ним скромно – молодой пианист-аккомпаниатор. Мы все сразу же пришли от него в восторг ...это был серьёзный, симпатичный, подвижный и всё же исполненный достоинства человек славной внешности и изысканных манер». «Виртуоз нам всем очень понравился. И когда он начал играть медленную часть Крейцеровой сонаты, сразу же стало ясно, что его мировая слава заслуженна. Этот симпатичный человек умел замечательно обращаться со своей скрипкой, у него была пластичность смычка, чистота приёмов, сила и эластичность звука, мастерство, которому с готовностью и радостью покоряешься. Вторую часть он начал быстровато, слегка форсируя темп, но чудесно. Крейцеровой сонатой была исчерпана первая треть программы, в перерыве человек, сидевший впереди меня, подсчитывал своему соседу, сколько тысяч франков за эти полчаса артист уже заработал. Последовала Чакона Баха, великолепно, но лишь в третьей пьесе, тартиниевской сонате, скрипач показал себя во всём блеске. Эта пьеса в его исполнении была действительно чудом – поразительно трудная, поразительно сыгранная, и притом очень хорошая, солидная музыка. Если Бетховена и Баха широкая публика слушала, может быть только из почтительности и только в угоду скрипачу, то тут она раскачалась и потеплела, Аплодисменты гремели, виртуоз очень корректно раскланивался и присовокупил улыбку при третьем или четвёртом выходе.
А в третьей части концерта пригорюнились мы, истинные меломаны и пуритане хорошей музыки, ибо теперь пошло ублажение широкой публики, и то, что не удалось хорошим музыкантам Бетховену и Баху, а необыкновенному искуснику Тартини удалось только наполовину, – это неведомому экзотическому сочинителю танго удалось как нельзя лучше: тысячи людей воспламенились, они растаяли и прекратили сопротивление, они просветлённо улыбались, обливаясь слезами, они стонали от восторга и после каждой из этих коротких развлекательных пьес разражались бурными аплодисментами». «А мы, несколько пуритан, внутренне оборонялись, мы вели героически бесполезные бои, мы раздражённо смеялись над ерундой, которая тут игралась, и всё-таки не могли не заметить блеска этого смычка, прелести этих звуков и не ухмыльнуться по поводу какого-нибудь очаровательного, хотя и пошлого, но волшебно сыгранного пассажа. Великое волшебство состоялось. Ведь и нас, недовольных пуритан, захватывала пусть на мгновенья могучая волна, нас тоже пусть на мгновенья, охватывал сладостный прелестный угар...» «Тысячи людей воспламенились. Они не могли допустить, чтобы этот концерт кончился. Они хлопали, кричали, топали ногами. Они заставляли артиста показываться снова и снова, играть сверх программы второй, третий, четвёртый раз. Он делал это изящно и красиво. Кланялся, играл на бис; толпа слушала стоя, затаив дыхание, совершенно очарованная. Они думали, эти тысячи, что теперь они победили, думали, что покорили скрипача, думали, что своим восторгом могут заставить его снова и снова выходить и играть. А он, полагаю, играл на бис в точности то, о чём заранее договорился с пианистом, и исполнив последнюю, не указанную в программе, но предусмотренную часть своего концерта, он исчез и больше не возвращался. Тут ничто не помогало, надо было разойтись, надо было проснуться. В течение всего этого вечера во мне было два человека... Один был старый любитель музыки с неподкупным вкусом, пуританин хорошей музыки. Он был не только против приложения такого мастерства к музыке среднего качества, не только против этих томных, развлекательных пьесок – он был против всей этой публики, против богатых людей, которых никогда не увидишь на более серьёзном концерте...
А другой человек во мне был мальчик, он внимал победоносному герою скрипки, сливался с ним воедино, взлетал с ним, мечтал... А как много мне пришлось размышлять о самом артисте, об этом корректном волшебнике! Был ли он в душе музыкантом, который рад был бы играть только Баха и Моцарта и лишь после долгой борьбы научился ничего не навязывать публике и давать им то, чего они сами требуют?.. Или, может быть, он по очень глубоким причинам и на основании опыта разуверился в ценности настоящей музыки и возможности её понимания в сегодняшней жизни, и по ту сторону всякой музыки стремился сначала вернуть людей к истокам искусства, к голой чувственной красоте звуков, к голой мощи примитивных чувств? Загадка не разгадалась! Я всё ещё размышляю об этом».
Вот такая новелла Германа Гессе. Прочитав её, многим из нас покажется, что автор сконцентрировал в одном рассказе размышления о трёх важных вещах в исполнительской культуре ХХ века: духовной ценности тех или иных композиций современности и прошлого, невысоких вкусах среднего слушателя, составлявшего массу публики, которым в какой-то мере, возможно потакал великий артист и, наконец, месту денег, то есть вторжению финансового мира в святые сферы настоящего высокого исполнительского искусства. Действительно, размышления на эти темы никогда не устаревают, они столь же характерны и актуальны для сегодняшнего дня, как и для 1928 года – эпохи, отделяемой от нас не только уже прошедшим почти столетием, но и разделённой на периоды чудовищных катастроф и относительного мира в истории существования человечества.
Вернёмся к началу и к главному вопросу – кто же этот волшебник смычка, так поразивший автора в его раздвоенном сознании посетителя столь необыкновенного концерта?
Ради удовольствия я задавал этот вопрос, как уже говорилось, своим знакомым – музыкантам и немузыкантам. Один знакомый немузыкант, прочитав по-видимому ошибочно слова «светский скрипач» как «советский скрипач» сказал, что этот волшебник... Гидон Кремер! На мой вопрос, почему именно Кремер, я получил примечательный ответ: «Так ведь он же играет танго, а Кремер играет танго Пьяццоллы!» Конечно, можно было спросить, а какой примерно эпохе принадлежит это повествование, где, как видно «аэроплан» ещё новое средство передвижения, а сам автор в юности слышал игру Йоахима и Сарасате, ушедших в мир иной в начале хх столетия. Следовательно, автору, (или его герою) было в это время порядка сорока лет. Но всё это было не так важно. Мой собеседник знал Пьяццоллу, но не знал дат жизни и творчества величайших скрипачей девятнадцатого века, что вполне простительно для немузыканта.
Итак – эта короткая новелла посвящена концерту Фрица Крейслера, как можно догадаться – где-то в одном из городов Романской Швейцарии в середине 20-х годов ХХ столетия. К этому времени слава Крейслера была действительно всемирной. Он был первым артистом, посетившим Японию – до него ни один сколько-нибудь крупный классический музыкант не удостаивал публику страны восходящего Солнца (в 1973 году я был очень удивлён, когда на рынке города Осака в магазине грампластинок увидел портрет Крейслера. Я спросил тогда продавца, знает ли он, кто этот человек на портрете? Он не задумываясь ответил – «Крейслер». Честно говоря, я был поражён таким познаниям с виду совершенно простого человека. А Крейслера в Японии чтят и сегодня именно потому, что он поверил в японскую публику и её способность понять и оценить классическую музыку).
Он был также первым артистом с мировой славой, посетившим Китай и Корею. Конечно, в те годы в Китае были города, где проживало значительное количество европейцев, и всё же Китай, Корея и Япония не были «Меккой» классической музыки. Но Крейслер посетил все эти страны. Не был Крейслер только на Ближнем Востоке – в Палестине, хотя некоторые его коллеги, например Артур Рубинштейн, играли там неоднократно. На то были свои причины. Но об этом немного позже.
Описание Гессе «концерта виртуоза» представляет собой большой интерес и сегодня даже для профессиональных музыкантов. Некоторые пьесы из той программы дошли до нас в виде звукозаписи на пластинки – например «Крейцерова Соната» Бетховена. Замечание Гессе относительно чуть быстроватого темпа второй части Сонаты совершенно справедливо. Это был стиль Крейслера – медленные части всех Сонат для фортепиано и скрипки Бетховена, которые именно Крейслер впервые в мире все записал на граммофонные пластинки, привлекают нас в медленных частях каким-то непередаваемым «Шубертовским» настроением, то есть стилистикой скорее шубертовской песни, чем философского размышления великого мастера. Возможно это ощущение бетховенской лирики пришло от венского характера самого артиста – его шарма, жизнелюбия, любви именно к венскому «воздуху», заставившей в его исполнении по-новому звучать даже бетховенскую лирику.
Чакона Баха в исполнении Крейслера «дошла» до нас только в рассказе Хенрика Шеринга, одного из выдающихся скрипачей XX века, слышавшего Крейслера в Чаконе Баха в Париже, где-то в начале 30-х годов. Юный скрипач был тогда совершенно поражен звучанием скрипки – ему казалось, что во многих эпизодах играл не один скрипач, а сразу три! Таково было его ощущение от самого звучания инструмента в руках великого артиста. К сожалению, записи этого сочинения нет, как нет и записи исполнения Сонаты Тартини «Дьявольские трели», о котором рассказал Гессе. Здесь следует добавить, что эту Сонату Гессе слушал в обработке Крейслера с его собственной каденцией. Именно потому это сочинение и производило такое впечатление, как на публику, так и на самого Гессе.
Крейслер обладал поразительной трелью – одним из величайших эффектов игры на скрипке. Его невероятно быстрые, отчётливо артикулированные короткие трели придавали всегда его игре особый шарм. Из оставшихся нам от ХХ века записей Сонаты Тартини другими выдающимися скрипачами можно составить отдалённое представление об исполнении Крейслером этого сочинения. Одна из лучших в мире записей сделана Давидом Ойстрахом вскоре после войны. Она является, наряду с записью Сонаты Идой Гендель, вершиной исполнительского мастерства, проявленного в этом сочинении.
Главный секрет успеха этой пьесы у публики и необыкновенного впечатления Гессе от «трудностей» виртуозного характера кроется в довольно простой вещи – это сочинение, за исключением двух-трёх мест, совсем не столь трудное и «дьявольское», каким оно ощущается слушателями. Кажущиеся трудности – не что иное, как искусно используемые скрипично-инструментальные эффекты, заложенные в самой природе инструмента. Эти эффекты сродни подобным эффектам в сочинениях Генриха Венявского (1835-1880). Но о них нужно было знать и успешно их выявлять на своём инструменте! Волшебники скрипки – Венявский и Крейслер, а до них Паганини – были их первооткрывателями, искусно использовали изумительные флажолеты – даже двойные и тройные, поразительно звучащие пассажи двойных нот, с головокружительной скоростью обрушивавшихся на слушателя, не подозревающего об их природной естественности и известном «удобства» для скрипача- виртуоза.
Иными словами – искусство использовать скрипичные эффекты создаёт у слушателя ощущение необыкновенной трудности исполняемого материала, на самом деле очень естественного и даже почти «удобного» для рук скрипача. В этом отношении совершенно на другом полюсе стоят произведения знаменитого виртуоза Генриха Вильгельма Эрнста (1812-1865), бывшего при жизни в мнении европейской публики конкурентом самого Никколо Паганини! Его сочинения, транскрипции и фантазии на оперные темы – кажутся не слишком трудными, лишены блестящих эффектов, а на деле адски трудны для исполнителей. Некоторым исключением может быть только его известный Этюд «Роза» – вариации на тему некогда популярной песни «Последняя роза лета» для скрипки-соло . Быть может именно это качество композиций Эрнста сделало большинство из них не только хорошо забытыми, но, скорее всего и заслуженно забытыми (В этой связи вспоминается московский концерт упоминаемого здесь Гидона Кремера зимой 1977 года в Большом зале московской Консерватории, исполнившего в своей программе «Вариации» Эрнста на оригинальную тему». Вариации длились более 15 минут и утвердили свою репутацию «заслуженно забытого сочинения», несмотря на отличную игру солиста).
«Концерт виртуоза» – не только литературное сочинение, но и ценнейшее свидетельство слушателя вдумчивого и образованного, наделённого отличным и строгим вкусом, и тем не менее даже такой взыскательный и придирчивый слушатель в конце концов, несмотря на отчаянные свои усилия противостоять искусству Фрица Крейслера, был покорён исполнением гениального музыканта.
***
Профессор Карл Флеш, один из всемирно известных педагогов-скрипачей ХХ века, живо описал в своих мемуарах первое посещение Венской Консерватории и встречу с патриархом венской скрипичной школы Йозефом Хельмесбергером-старшим. «Он не любил две категории детей – евреев и близоруких. Я был и тем и другим», – писал Флеш. Хельмесбергер, однако, встретил его и его маму весьма учтиво. Им предлагают для начала пройти в зал, где, как сказал профессор, «с оркестром репетирует «Фауст-фантазию» Сарасате малыш Крейслер». Игра Крейслера произвела на мальчика Флеша неизгладимое впечатление. Но если профессор Хельмесбергер не любил евреев, то это почему-то не распространялось на юного Крейслера. Хотя Фриц Крейслер занимался у сына профессора – Йозефа Хельмесбергера-младшего, по кличке «Пэпэ». Он был, кроме всего, талантливым композитором – автором многочисленных оперетт, работал также концертмейстером оркестра Венской оперы, но был кутилой, гулякой, часто отдавая должное юным балеринам. После короткого романа с одной из них и встречи с её отцом, «Пэпэ» стал хромать. Тем не менее, именно в его классе в 10-летнем возрасте Фриц Крейслер блестяще окончил Венскую Консерваторию и уехал вскоре в сопровождении своей матери в Париж. Там в 1887 году в возрасте 12-и лет он окончил с Первым призом и Золотой медалью Парижскую Консерваторию у профессора Массара Ламбера-Жозефа (в своё время учителя Генриха Венявского и Эжена Изаи). Уже тогда Массар написал короткое письмо отцу Крейслера, в котором говорилось: «Я был учителем Венявского и многих других, но маленький Фриц – великий среди них».
После этого юный Крейслер, хотя и не совсем гладко и не сразу, но постепенно стал концертантом-виртуозом, к восемнадцати годам (по описанию в словаре Римана) «объездившего много стран мира вплоть до России и Греции». Крейслер к началу ХХ века стал одним из самых известных и популярных скрипачей мира (при живых Иоахиме, Изаи, Сарасате, Яне Кубелике, Оле Булле). Кто-то из критиков написал уже в 20-е годы:
«Хейфец – безусловно, самый совершенный скрипач, но Крейслер – самый любимый». О нём, как ни странно, написаны всего лишь три книги: журналиста Луиса Лохнера (многолетнего американского корреспондента в Берлине), близко дружившего с артистом и встречавшегося с ним очень часто, так что книга «Фриц Крейслер» фактически авторизованная биография. Вышла она в 1950 году – на английском, немецком и французском (экземпляр книги на немецком был кем-то прислан моему профессору Д.М. Цыганову в 1951-м году. Книга была задержана (хорошо, что не адресат!) и выдана была лишь в 1955-м году по повестке из спецхрана). Вторая книга о Крейслере была написана по-русски Израилем Ямпольским, по случайному совпадению – моим первым учителем на скрипке. Эта книга – в основном краткий пересказ книги Лохнера с добавлениями автора. И наконец, третья книга вышла в 1998 году и принадлежит перу Эмми Бьянколли – дочери известного американского музыкального критика Луиса Бьянколли. Она касается некоторых аспектов жизни великого скрипача-композитора, обойдённых в книге Лохнера. Обойдённых не случайно – жена Крейслера Гарриет строго контролировала работу Лохнера и была категорически против публикации главы «Культура в сапогах», где говорилось о начале нацисткой эры в Германии. Гарриет была поклонницей «нового порядка» и потому хотела исключить эту главу. Но тут автор – человек интеллигентный и мягкий – твёрдо сказал, что в таком случае книги вообще не будет. Это уже не входило в планы Гарриет Крейслер.
Этот очерк не претендует на ознакомление с полной биографией гениального скрипача, но включает в себя некоторые довольно мало известные детали, как и впервые публикующийся на русском языке отрывок из интервью Крейслера, касающийся исполнительского процесса – связи музыки с реальной жизнью и её высшего предназначения как вида искусства.
***
Фридрих-Макс Крейслер родился 2-го февраля 1875 года в Вене в семье врача Самуэля (Соломона) Крейслера и его жены Анны (урожд. Рехес) в 4-м районе Вены Виеден. В этом районе жили в XVIII веке Христофор Глюк, в XIX – Иоганнес Брамс и Иоганн Штраус-младший. В Виедене родился и проживал будущий венский мэр Карл Люгер, уже в 1897 основавший «Христианскую социалистическую партию» – прообраз будущей партии Национал-социалистов. Но, пока подрастали дети доктора Крейслера о таком соседстве никто ещё не задумывался. В этом районе, в нынешнем понимании заселённым «средним классом», семья доктора Крейслера с трудом дотягивала до этого уровня. Во-первых – в семье было пятеро детей, двое из которых умерли в раннем возрасте. Среди троих оставшихся – Фрица, Хуго и их сестры Эллы лишь старший Фриц был отмечен долголетием. Во-вторых – доктор Крейслер был непрактичным человеком, гуманистом и альтруистом. Часто он ничего не брал с бедных пациентов, оставляя им ещё свои деньги на лекарства.
Дед и отец Крейслера прибыли в Вену из Кракова, бывшего тогда частью Австро-Венгрии. Дед был уличным торговцем, но сумел в конце концов дать образование сыну, ставшего врачом. Довольно обычная профессия для небогатого венского еврейского семейства. То, что мы знаем о жизни семьи великого музыканта, исходит из его собственных рассказов Луису Лохнеру. Удивительно то, что в них никогда не встречается слов: «еврей», «еврейский». Семья была не только ассимилированной, но и полностью дистанцированной от еврейства.
Доктор Крейслер обожал музыку, и в любительском квартете, еженедельно по субботам собиравшемся у него дома, играл партию скрипки. Эти собрания часто создавали напряжённость в весьма скромном бюджете семьи доктора, напоминавшего по своему характеру русских земских врачей тех лет, хорошо знакомым нам по литературе. Анна Крейслер, страдавшая миелитом, должна была приготовить хотя бы лёгкую закуску к пиву, которым заканчивалось каждый раз еженедельное квартетное собрание. И всё же доктор Крейслер не был заурядным скрипачом-любителем и врачом – его гостями были Зигмунд Фрейд, партнёр по шахматам; звезда европейской хирургии Теодор Билльрот – также близкий друг Иоганнеса Брамса и композитор Карл Гольдмарк. Вот воспоминания самого Фрица Крейслера, поведанные им Луису Лохнеру для его книги: «Фрейд произвел на меня глубокое впечатление, хотя в основном предмет дискуссий с отцом был выше моего понимания... Он пытался лечить с помощью гипноза мою больную маму, но я не видел её никогда после всего нормально ходящей... Фрейд ещё не был тогда знаменитым, но отец интересовался его теорией психоанализа, особенно для объяснения ряда случаев, когда ему приходилось иногда замещать постоянного врача в полицейском департаменте».
Семья жила в одном из переулков Wiedener Hauptstrasse в квартирном доме, занимая всё же 6-комнатную квартиру. В этом районе в таких домах ещё не было горячей воды, и каждую неделю специальная компания привозила ванну и горячую воду для семьи. Сам доктор удовлетворялся общественными банями. Такая практика существовала в те годы не только в Австрии, но и в Германии и Франции.
«Ноты я знал гораздо раньше, чем научился читать», – рассказывал Лохнеру Крейслер. «Мне подарили игрушечную скрипку, но не настолько игрушечную, чтобы из неё нельзя было извлекать звуков. И вот, во время квартетного собрания у нас в доме я начал играть вместе с квартетом Национальный гимн Австрии. Вскоре все участники ансамбля замолкли, и я один доиграл в правильной тональности австрийский Гимн. Все говорили, что я "маленькое чудо" и мой отец купил мне самую маленькую, но уже настоящую скрипку». Как видно отец и начал давать ему первые уроки, но вскоре первым настоящим педагогом «Фрицци» стал приятель отца – концертмейстер оркестра «Ринг-театра» Жак Обер. Маленький скрипач делал настолько невероятно быстрые успехи, что встал вопрос о его поступлении в Венскую Консерваторию. Нормальный возраст для поступления на подготовительное отделение был 10 лет. Крейслеру было ещё только семь (официальная дата рождения великого артиста – 2 февраля 1875 года всё же может вызывать некоторые сомнения. Очень часто в те годы, да и в первые десятилетия ХХ века вундеркиндам уменьшали возраст на два-три года, чтобы немного продлить карьеру именно «маленького чуда». Очень возможно, что Крейслер родился в 1873 году, так как в его первом туре по Америке в 1888-м году некоторые рецензенты предполагали, что ему было уже 14-15 лет, а не его «официальные» 13 – А.Ш.).
Вступительные экзамены на подготовительное отделение Венской Консерватории в 1882 году были совершенно непохожи на вступительные экзамены, с которыми сталкивались наши поколения в 40-е годы ХХ века. Правда, в конце 50-х и 60-е уже требовалось играть на инструменте программу из ряда несложных пьес, а также сдавать экзамен по начальной теории музыки. И всё же это не шло в сравнение с высочайшими требованиями Венской Консерватории в 1882 году. Достаточно только сказать, что уже на подготовительном отделении требовалось заниматься по гармонии и... композиции! Педагогом маленького Крейслера был не кто иной, как знаменитый композитор-симфонист Антон Брукнер! Он учил свой класс не только основам гармонии, но и искусству писать фуги – как на заданную тему, так и на свою собственную! Сегодня это кажется невероятным, но таковы были требования в Венской Консерватории тех лет.
Но ещё до начала занятий в Консерватории маленький скрипач впервые выступил на профессиональной эстраде в Карлсбаде – известном чешском курорте минеральных вод. Там был объявлен концерт всемирно известной итальянской певицы Аделины Патти. По причине болезни она не смогла выступить там и её заменила сестра – Карлотта Патти, певшая по мнению многих современников в некоторых отношениях даже лучше своей знаменитой сестры. И всё же Карлотта Патти не решилась одна предстать в полном концерте из двух отделений. Тогда и предложили родителям Крейслера выступить их сыну в качестве антуража известной певицы. Неожиданно выступление маленького скрипача вызвало такой неистовый восторг публики, что он стал героем концерта, поставив в неловкое положение главную исполнительницу. Слухи о триумфальном выступлении 7-летнего виртуоза быстро дошли до Вены и были удачным подтверждением правильности решения о принятии вундеркинда в Консерваторию.
Через три года маленький скрипач был удостоен Первой премии и золотой медали при окончании Венской Консерватории! Шёл 1885 год. Юному виртуозу исполнилось лишь 10 лет. В подарок он получил дорогой инструмент - скрипку ѕ размера работы мастера Амати. В 10 лет он казался себе взрослым и полагал, что достоин уже скрипки полного размера.
Фриц Крейслер в возрасте 10 лет в год окончания Венской Консерватории. 1885 г.
После долгих колебаний доктор Крейслер решил попытаться последовать совету Йозефа Хельмесбергера и привезти сына для прослушивания в Парижскую Консерваторию для получения в ней дальнейшего образования.
Париж совершенно пленил воображение юного скрипача! Величие города, симметрия и красота планировки улиц, архитектура зданий, мелодичный язык – всё произвело на него неизгладимое впечатление. Город стал новой духовной родиной Крейслера на всю жизнь! Через много десятилетий известный венский музыковед Курт Блаукопф писал об игре Фрица Крейслера: «В его игре сочетались венское изящество и изысканность фразировки с абсолютной законченностью и французской отточенностью деталей исполнения».
Нужно сказать, что юному Крейслеру здорово повезло – в Парижской Консерватории он попал именно к тому педагогу, который наилучшим образом мог развить скрипичное дарование своего ученика самым эффективным образом. После окончания Парижской Консерватории в 12-летнем возрасте с главным призом среди всех окончивших в тот год это учебное заведение – «Гран при» – Premier Prix de Conservatoire – Крейслер больше никогда и ни у кого не учился. Несколько слов о его педагоге, имя которого Ламбер Жозеф Массар (1811-1890). Ко времени поступления Крейслера в его класс, ему было 74 года. Он сам был учеником друга Бетховена скрипача Рудольфа Крейцера, имя которого стало бессмертным благодаря «Крейцеровой Сонате» (посвященной ему Бетховеном Сонате для ф-но и скрипки № 9). Учениками Массара были такие скрипачи, как Генрих Венявский, Эжен Изаи, Пьер Марсик (учениками Марсика были Жак Тибо, Жорж Энеско, Карл Флеш), Франтишек Ондржичек, Исидор Лотто, София Яффе. Последним учеником Массара стал юный Крейслер.
Массар родился в Бельгии, и переехав в Париж, в 1831 году слышал там во время гастролей великого Никколо Паганини. Массара увлекла в игре легендарного артиста, как это ни странно не его техника и виртуозность, а звук, тон, поразивший его своей красотой и волнующей глубиной. Особенно новым для Массара было использование Паганини вибрато – этого изумительного скрипичного приёма звукоизвлечения, делающего звук скрипки таким близким к звучанию человеческого голоса.
После гастролей Паганини взгляд Массара на скрипичное звукоизвлечение претерпел совершенно революционные изменения. Отныне он стал культивировать среди своих учеников новый подход к скрипичному звуку, используя вибрато наподобие тому, как это делал великий Паганини. Вибрато служило в его школе игры на скрипке не подчёркиванию отдельных звуков, а свободному выражению «пения на скрипке» исполняемой музыки. Это, пожалуй, нелегко объяснить сегодня, но результаты этого подхода стали типичными качествами красоты звука всех без исключения его учеников. Его выдающийся ученик Генрих Венявский стал, вероятно первым, показавшим в своей игре эти совершенно новые качества звукоизвлечения. Это достигалось как искусным ведением смычка, то есть отличной техникой правой руки, так и применением интенсивного, красивого вибрато левой в сочетании с поразительной интонацией.
Культивация Массаром идеальной скрипичной интонации создавала в звуке «обертоны», так украшающие тон концертного скрипача. «Я нравился Массару, потому что играл в стиле Венявского. Ведь это он интенсифицировал вибрато, доведя его до неслыханного предела, и оно получило название «французского вибрато», – вспоминал Крейслер много лет спустя в беседах с Лохнером. Но, конечно, Массар не только не пренебрегал чисто методическими приёмами развития техники, но и требовал досконального изучения всеми учениками «40 этюдов» для скрипки соло Рудольфа Крейцера.
Два года, проведённые Крейслером в классе Массара были трудными, насыщенными интенсивной работой с самим профессором, большой и необходимой самостоятельной работой и кроме всего, по приведённым данным в книге Эмми Бьянколли – юный скрипач часто участвовал в работе профессионального оркестра – присылаемых отцом денег из Вены было совершенно недостаточно. Он часто сидел в оркестре за первым пультом первых скрипок, часто выступал и как солист, но его профессиональная работа началась уже в возрасте от 12 до 14 лет. Так что часто рассказываемые в поздние годы истории о том, что Крейслер «никогда не играл по нотам», «не читал ноты с листа» совершенно не соответствовали реальности его профессиональной жизни.
Кроме активной работы с Массаром, юный скрипач не прерывал своих занятий по композиции. Его учителем в Парижской Консерватории был знаменитый композитор, автор балета «Коппелия» Лео Делиб. Правда, согласно рассказу Крейслера Лохнеру, уроки с Делибом носили несколько своеобразный характер: большой любитель женщин, Делиб, пока его ученик писал свои работы на заданную тему, смотрел в окно и при виде симпатичной женщины исчезал... иногда даже на час. Возвратившись, знаменитый композитор проверял сделанное его учеником за время его отсутствия, после чего отпускал его с миром до следующего урока. Уже взрослый Крейслер, рассказывал многим свою легенду, что именно он написал знаменитый Вальс из балета «Коппелия» и что Делиб просто использовал его ученическую работу. Дело было в том, что балет был написан... за несколько лет до рождения Крейслера!
Итак, вернувшись домой после нелёгких двух лет в Париже, перед его отцом встал серьёзный вопрос: что делать дальше? Поступать ли юному скрипачу в какую-то солидную гимназию для получения классического образования, или… Это «или» пришло само собой. Неожиданно юного виртуоза пригласили для поездки в США выступать в концерте уже известного пианиста Морица Розенталя – «ученика Франца фон Листа» – как рассказывал Лохнеру сам Крейслер. (Кстати – никому бы не пришло в голову называть Листа «Ференц». Родившись в немецкоязычной семье, великий пианист уже в среднем возрасте, достигнув европейской славы, перед своим дебютом в Будапеште должен был срочно выучить несколько венгерских слов, чтобы приветствовать публику…)
Отец дал согласие на этот тур и юный скрипач в сопровождении матери и 26-летнего Розенталя покинул Вену, чтобы с пересадками добраться до Бремена, где их ждал маленький однопалубный пароход – парусник с паровым мотором, водоизмещением в 8000 тонн, который шёл до Нью-Йорка… три недели! Несчастный юный виртуоз невероятно страдал от «морской болезни», но в конце концов этот «лайнер» достиг Нью-Йорка. Картина Манхэттена «выраставшего» из моря произвела неизгладимое впечатление на мальчика и он с энтузиазмом начал свою концертную жизнь в Новом свете. Им с Розенталем предстояло дать 50 концертов.
***
Официально тур был организован менеджером Метрополитен оперы мистером Стэнтоном. Но в организации тура принимали участие братья Стейнвей – фабриканты уже тогда всемирно известных роялей и пианино. Они попутно занимались прокатом своих концертных роялей… вместе с исполнителями! Но это было порой даже для всемирно известных артистов довольно удобным: с ними ездил представитель фирмы, он же настраивал рояли перед концертами (в Америке они довольно быстро расстраиваются из-за климата – часто меняющейся влажности воздуха); иногда он же и был техническим администратором поездки. Таким «сервисом» пользовался в последние годы жизни даже сам С.В. Рахманинов – уже в 1930-40-е.
По приезде в Нью-Йорк стало ясным, что мать Крейслера его сопровождать не может – она совсем разболелась после трёхнедельного переезда. Его взял под опеку сам Розенталь и пианист-аккомпаниатор Бернард Поллок. Им предстояло сыграть 50 концертов в разных Штатах и городах
Первым выступлениям скрипача в Нью-Йорке было уделено минимальное внимание. Не более чем констатация факта: «мальчик-скрипач». Однако уже в ноябре появилась и отдельная рецензия на его выступление, где вполне профессионально оценивалась его игра в разных аспектах техники обеих рук. Отмечалась «приятная кантилена, хотя и небольшой звук», отличные двойные ноты для его возраста. Говорилось, что юного скрипача вызывали на аплодисменты несколько раз. Зато исполнение им Концерта Мендельсона было признано критиками «изумительным и чарующим». Вероятно было огорчительным замечание одного критика о том, что скрипка мастера «Гранчино», купленная юному музыканту отцом ценой неимоверной экономии в течение многих лет за 1000 долларов, оказалась, по мнению критиков с маленьким звуком – недостаточной силы для больших концертных залов.
Ежедневные переезды, короткие ночлеги в разных отелях, известные тяготы большого тура однако не остановили юного скрипача от самостоятельного изучения английского в каждую свободную минуту. Чикаго, Кливленд, Сент-Луис, Канзас Сити, Нью-Орлеан и много других, теперь уже утерянных для истории мест выступлений были нелёгким делом для мальчика, впервые в жизни совершавшего тяжёлый рабочий тур взрослых музыкантов, но даже без своих родителей.
Плата за концерты была 37 долл. в неделю; за вычетом всех расходов не оставалось практически ничего. Это был разочаровывающий тур. Мориц Розенталь старался принизить своего юного коллегу, часто говоря ему, что он ещё вообще ничего не знает, чтобы поддержать разговор, что его взгляд на мир ограничен четырьмя струнами и т.д. Нельзя сказать, что он был великодушен к своему коллеге по концертному туру.
И всё же в 11 ноября 1888 года газета «Нью-Йорк Таймс» опубликовала рецензию, вполне профессионально разбиравшую положительные и отрицательные моменты игры юного скрипача:
«Господин Крейслер приехал в эту страну для выступлений, организованных Е. Стентоном – менеджером Метрополитен опера. Ему уже 14 лет и он получил главный приз при окончании Парижской Консерватории и успешно выступал заграницей. Его звук в настоящее время маленький и не всегда абсолютно красивый; всё же он обладает приятной певучестью, которая со временем может развиться в подлинное инструментальное пение. Он обладает отличными двойными нотами, и они обещают быть превосходными. К сожалению, его правая рука зажата из-за недостаточно гибкой кисти. Конечно, это может быть без сомнения устранено при помощи правильных упражнений. У него уже есть благородный, собственный стиль, и не пользуясь специальными приёмами для завоевания успеха, тем не менее, он достигал определённого эффекта. Он доставил удовольствие публике и не без оснований был вызван на поклоны несколько раз».
Вскоре еженедельник «Индепенденс» откликнулся на другое выступление юного артиста, в рецензии которого был ряд критических замечаний: «Некоторые неточности интонации, ряд технических "помарок" в исполнении Концерта Мендельсона, но в заключение рецензент написал, что в целом ощущение от игры юного скрипача "чарующее, если не удивительное", особенно в медленной части Концерта; он обладает экспрессией и настоящим качеством французской скрипичной школы».
Другой рецензент в «Нью-Йорк дейли трибюн» писал, что его «интонация безукоризненна, хотя темпы слишком быстры, он без сомнения доставлял своим слушателям удовольствие». Увы, его скрипка «Гранчино», вероятно единственная материальная ценность семьи, мало помогала скрипачу в этом первом туре. Большинство критиков, как уже говорилось, отмечало маленький звук инструмента.
В целом критика была вполне профессиональной и ясно указывала на то, что юный скрипач ещё не разработал своей уникальной техники правой руки – смычковой техники различных приёмов – «штрихов» и типов звукоизвлечения, чем он впоследствии прославился на весь мир – именно его неподражаемый тон, поразительная чеканность и ювелирность техники обеих рук сделали его игру не только легендарной, но и оказавшей влияние на всех без исключения скрипачей мира ХХ века.
По окончании тура и подсчёта доходов и расходов, оказалось, что концертанты возвращались из Америки с почти пустым кошельком...
***
Но для самого юного скрипача тур был разочаровывающим. Несмотря на много новых впечатлений от иной культуры в Новом Свете, по возвращении в Вену Крейслер решил бросить музыку и поступить в Гимназию пиаристов для настоящего классического образования. После столь блестящего начала выдающегося вундеркинда уйти из музыки после первого же тура?! Казалось тогда, что его отец вполне разделяет чувства и мысли сына. Получение классического образования казалось отцу Крейслера гораздо более важным, чем продолжение карьеры «позднего вундеркинда» – сомнительной и изменчивой.
Некоторые авторы и даже музыканты-современники великого артиста почти единодушно утверждают, что Крейслер продолжал свои занятия на скрипке до окончания Гимназии, но дальше наступает период, который и до сего времени оценивается разными критиками по-разному. То есть утверждаемый в книге Луиса Лохнера факт, что юный виртуоз совершенно бросил занятия на скрипке после поездки в США можно с уверенностью признать легендой. В годы с 14 до 18 лет закладывается основной фундамент профессионализма будущего артиста – будь он пианистом, скрипачом или виолончелистом. Эти годы никоим образом не могут быть потерянными потому, что иначе они станут невосполнимыми. Лучшим доказательством того, что история оставления Крейслером занятий музыкой – легенда – является факт его гастролей в России в 1893 году, то есть в возрасте 18 лет! Доказательством тому служат документы, приведённые в уже упоминавшейся книге И.М. Ямпольского «Фриц Крейслер». Молодой 18-летний виртуоз посетил Москву по приглашению Германского хорового общества для нескольких выступлений. Всемирно известный словарь Римана подтверждает эту поездку в Россию. Словарь издан также в 1893 году. Возможна ли гастрольная поездка молодого артиста, бросившего свой инструмент на четыре года и быстро создавшего свой репертуар, свои обработки классических произведений, написавший свои собственные пьесы и всемирно известные транскрипции виртуозных пьес Паганини – возможно ли всё это без предварительной длительной, постоянной и тяжёлой работы? Совершенно очевидно, что невозможно.
Если рассмотреть последующие два года, проведённые артистом на военной службе, то и они дают некоторые сведения о его периодических выступлениях в своём Императорском егерском полку в качестве скрипача, а часто и в качестве пианиста-аккомпаниатора его полковника – принца Ойгена Габсбургского – внучатого племянника самого Франца Иосифа II. Принц был певцом-любителем, однако водил близкую дружбу с молодым скрипачом и своим же пианистом-аккомпаниатором не случайно. Он знал его ещё со времени выступлений в Вене в качестве вундеркинда. Как-то бывший педагог юного скрипача «Пепе» Хельмесбергер взял его на светский приём в дом к княгине Паулине Меттерних. Хозяйка дома, несмотря на преклонный возраст, любила рассказывать остроумные, но рискованные анекдоты по-французски. Один из них она и рассказала, а в конце, заметив юного «Фрицци» спросила его, понял ли он смысл анекдота? Конечно, он всё понял, ведь он пробыл в Париже достаточно долго среди взрослых музыкантов и слышал такие анекдоты не раз, но чтобы не ставить в неловкое положение хозяйку он ответил: «Я всё понял, за исключением самого конца!». Чем вызвал одобрительный весёлый смех всего общества. Вот с того дня принц Ойген и запомнил юного музыканта, а теперь «вольноопределяющегося» на военной службе австрийской «императорской королевской армии», выступавшим с ним часто во время различных светских приёмов. (Игра на рояле доставляла Крейслеру удовольствие на протяжении всей его жизни. Он начал аккомпанировать скрипачам ещё в годы учения в классе Массара в Парижской Консерватории).
Так же часто они вдвоём или в компании артистов сиживали в пивной на первом этаже отеля «Империал» на Кёртнер-ринг неподалеку от Оперы. Надо полагать, что даже пиво в «Империале» стоило недёшево и не приходится гадать, кто за него платил. Словом, принц-полковник был человеком артистической богемы, и его многолетняя близкая дружба с всемирно известным впоследствии артистом была не случайной.
По окончании своей военной службы в 1896-м году, как человеку с гимназическим образованием Крейслеру было присвоено звание лейтенанта австрийской армии. Крейслер страшно гордился этим званием. Вероятно всё-таки в нём жило чувство, что его дед появился в Вене совершенно без денег и вообще социального статуса, отец его уже стал врачом, а сам он даже и лейтенантом Императорской и королевской армии Его Величества.
Ещё до своей армейской службы по совету отца Крейслер два года посещал медицинское отделение Университета, полагая в будущем получить специальность врача. Однако, несмотря на свои двухлетние усилия, он не смог превозмочь в себе «нейтрального» отношения к занятиям в анатомическом театре... По совету друга отца – уже упоминавшегося знаменитого хирурга Бильрота, молодой человек целиком и полностью возвращается к занятиям музыкой («Стать офицером – неплохо, врачом он может стать самым средним из средних. Лучше быть первоклассным музыкантом!» – был совет Бильрота).
Отец скрипача снимает для него на втором этаже таверны на окраине Вены комнату, где молодой человек мог бы заниматься по многу часов на скрипке, делать свои аранжировки, постепенно создавая собственный репертуар и вообще жить немного более независимой жизнью.
А дальше, вплоть до сенсационного дебюта Крейслера в Берлине, начинается время его сумбурных и безответственных похождений. Во время своей поездки в Париж, он познакомился с прелестной девушкой, по имени Мими – героини оперы Пуччини «Богема». Он не только истратил на эту девицу всё, что у него было, но ...заложил в ломбард свою скрипку! Девица была, как видно не только мастером своего дела, что произвело такое впечатление на сравнительно неопытного молодого артиста, но и прекрасно ориентировалась, как и полагалось в её профессии – в денежных делах. Одним словом у «Фрицци» не было денег, чтобы платить хозяйке пансионата, которой пришлось написать письмо его отцу в Вену. Она заперла своего постояльца в комнате и не выпускала его до самого приезда доктора Крейслера в Париж.
Отец скрипача заплатил долг хозяйке, освободил его из «плена», но скрипку выкупить не смог – на это у него уже не было денег...
Этот эпизод показал со всей ясностью страстный и безответственный характер молодого виртуоза, которому требовался кто-то, кто смог бы им руководить в жизни и следить за всеми его делами – финансовыми, деловыми, творческими и личными. Несмотря на исключительный успех его выступлений, его карьера не могла продвигаться вперёд без финансовой помощи спонсора. И тут случай пришёл на помощь. После одного из его выступлений в Варшаве, где его игру услышал любитель музыки и скрипач-любитель, имевший значительный бизнес в Лодзи в текстильной промышленности – производстве ковров – Эрнст Поссельт, ставший спонсором молодого артиста, без помощи семьи которого были бы невозможны триумфальные дебюты молодого артиста в Вене и Берлине, положившие начало его мировой карьере. Поссельт спросил, почему артист не выступал в Берлине? «Это легче спросить, чем сделать», – был ответ. «Нужны деньги, чтобы снять зал, чтобы заплатить аккомпаниатору, на рекламу и т. д. Конечно, Поссельт понял, что молодой артист находится на полной финансовой «мели». Крейслер в Варшаве проиграл в карты свой смокинг и играл концерт в смокинге, одолженном у официанта ресторана... Но страстью фабриканта Поссельта было отыскивать молодые таланты, помогать им стать на путь концертантов и в этом он видел своё предназначение. Кроме того он во всевозможных лавках скупал скрипки не дороже стоимости 50 долларов, в конце концов приобретя таким образом настоящий «Страдивари», который он и одолжил Крейслеру для его дебютов в Вене и Берлине. Для начала он пригласил артиста выступить на его «серебряной свадьбе», готовящейся в старинном замке в Гейдельберге. Крейслер с удовольствием принял это приглашение. Вскоре он стал добрым другом всей семьи Поссельтов – Эрнста, его жены и их четырёх детей – трёх сыновей и дочери. Фотография 22-летнего артиста в новой одежде отражает подарок семьи Поссельт – они его полностью одели и даже пригласили придворного фотографа для рекламного фото. Всё это, было исключительно важным при той скудной жизни, которую вела семья доктора Крейслера. Вскоре после окончания военной службы в 1896 году Крейслер решил как-то облегчить финансовое бремя своего отца и поступить в оркестр(!!) венской Придворной Оперы на вакантное место в группу вторых скрипок. И что же? Его кандидатура была отвергнута на основании мнения концертмейстера профессора Арнольда Розэ: «Он не может читать ноты с листа!» Этого, конечно быть не могло, так как Крейслер уже в возрасте 12-13 лет имел опыт оркестровой игры в парижском симфоническом оркестре за первым пультом первых скрипок! Почему же это произошло? Скорее всего потому, что Розэ не мог принять совершенно новый для него подход к звукоизвлечению, тону французской школы игры на скрипке, придерживаясь германских канонов игры без вибрации на проходящих нотах, позволяя себе вибрировать только на длинных нотах. Новым подход к звуку был не только для Розэ, но и для большинства даже таких скрипачей, как Йозеф Иоахим и его лучших учеников – совершенно неприемлемым. Вероятнее всего это и могло быть единственным объяснением такого курьёзного происшествия в истории венского оркестра оперы и Филармонии! А впрочем, профессору Розэ весь мир должен был быть благодарен за это – он – таким образом сохранил гениального артиста для его истинного предназначения – концертировать на мировой эстраде, создавать свои произведения, делать бессмертные записи на пластинки, дошедшие до нас с С.В. Рахманиновым («Дуэт» Шуберта для скрипки и ф-но, Соната Бетховена для ф-но и скрипки соль-мажор № 8, и Соната № 3 Грига до-минор), записавшим все Сонаты для фортепиано и скрипки Бетховена на пластинки, впервые в истории звукозаписи записавшим на пластинки Концерты для скрипки с оркестром Бетховена, Брамса, Мендельсона, дарившим минуты и часы счастья приобщения к великому исполнительскому искусству несравненного гения на всех континентах земли в течение полстолетия ХХ века!
Недолго молодой артист был в депрессии; вскоре он снова стал выступать в том числе даже в «тирольском ансамбле» – уличном оркестре в тирольских костюмах, виолончелистом которым был не кто иной, как Арнольд Шёнберг!
Они иногда выступали в пивных Пратера – главного парка Вены; этому не следует удивляться – примерно в эти же годы в одном из таких ресторанов-пивных играл духовой оркестр под руководством будущего всемирно известного автора оперетт, а также друга Фрица Крейслера – Франца Легара!
Ещё до своего сенсационного дебюта в Вене Крейслер совершил свою вторую поездку в Россию, где по протекции австрийской княгини Виндишгрец он получил приглашение выступить при царском дворе. Всё обернулось необычным образом: в Гельсингфорсе (Хельсинки), он познакомился с красавицей-финкой, последовавшей за ним в оставшиеся города его концертного тура. Молодой артист совершенно забыл о приглашении выступить при дворе и в Риге, куда за ним последовала его спутница, его в отеле разбудили среди ночи полицейские и потребовали немедленно его выдворения из пределов Империи! Так неудачно закончился его второй тур в Россию!
***
Медленно, несмотря на все трудности, через год после знакомства с Поссельтом, 23 января 1898 года состоялся венский дебют Крейслера с оркестром Венской Филармонии. Дирижировал концертом известный композитор и дирижёр Ганс Рихтер. В программе концерта была Увертюра Мендельсона «Спокойное море и счастливое плавание», Концерт для скрипки с оркестром Бруха № 2 соль-минор и Шестая Симфония Бетховена. Самый известный и авторитетный критик Вены Эдуард Ганслик писал об этом дебюте: «Второй скрипичный концерт Бруха представил г-ну Крейслеру возможность проявить себя скрипачом-виртуозом. Последние годы он посвятил себя самоусовершенствованию и это дало ему возможность выступить перед венской концертной публикой законченным мастером. Его много раз вызывали после блестящего виртуозного исполнения концерта. Вне сомнения, эта честь была оказана скорее исполнению Крейслера, нежели произведению Бруха».
Наконец 1-го декабря 1899 года Фриц Крейслер выступил в Берлине с оркестром Филармонии и дирижёром Артуром Никишем с исполнением Концерта Мендельсона. В программе концерта Филармонии была также Увертюра Вагнера «Фауст», Шестая Симфония Чайковского и «Две пьесы» для оркестра современного композитора Риттера. Поссельт обязался выкупить 500 билетов в качестве «залога» для концертного агентства «Вольф и Закс». Все дни перед дебютом Крейслер жил в доме Поссельтов и жена фабриканта заставляла его тщательно ежедневно заниматься в преддверии столь ответственного берлинского дебюта. На концерте присутствовал старший коллега Крейслера Эжень Изаи. Он сказал известному дирижёру Вальтеру Дамрошу, что очень скоро Крейслер станет величайшим артистом среди всех скрипачей мира! С того времени двух великих скрипачей связывала тесная личная и музыкальная дружба, продолжавшаяся всю жизнь Изаи до его кончины в 1931 году (История самого Эженя Изаи в высшей степени интересна и романтична. Он родился в 1858 году, по официальной версии в Льеже, однако по другим источникам в Шарлеруа от матери горничной отеля и неизвестного отца. В официальной биографии Изаи его отец – скрипач и дирижёр. Много легенд сопровождали жизнь этого великого скрипача. После окончания своих занятий в Брюссельской Консерватории у Анри Вьётана, он работал в Берлине в пивной Бильзе, где имелся постоянный оркестр. Изаи занял место Сезара Томпсона – в качестве концертмейстера, «стоячего скрипача» и дирижёра. Оркестр Бильзе часто исполнял серьёзную музыку, в том числе переложения для оркестра сочинений И.С. Баха. Как-то в пивной весь вечер сидел таинственный посетитель, закутавшийся в чёрный плащ. После концерта он подошёл к Изаи и сказал ему следующие слова: «Идёмте со мной, молодой человек и я укажу вам цель, достойную вас!» – это был Антон Григорьевич Рубинштейн. Многие в Европе в те годы и позднее были убеждены в том, что Изаи был внебрачным сыном великого музыканта. Мой профессор Д.М. Цыганов показывал мне два фотопортрета – молодых Изаи и Рубинштейна – действительно, сходство их в молодости было очень значительным. Из Берлина Изаи уехал с А.Г. Рубинштейном в концертную поездку по Скандинавии. То было началом карьеры впоследствии всемирно известного музыканта – скрипача-виртуоза, композитора и дирижёра). Вскоре после берлинского дебюта Крейслер заменил Изаи в Концерте Бетховена для скрипки с оркестром с тем же дирижёром Артуром Никишем, причём без предварительной репетиции – в самый последний момент. И в более поздние годы исполнение Крейслером Концерта для скрипки с оркестром Бетховена было одним из его величайших исполнительских достижений – он неоднократно выступал с ним в России с оркестром С. Кусевицкого, начиная с 1909 года, и приезжал в Россию практически каждые два года, где у него было много друзей, в числе которых был и директор Московской Консерватории Василий Ильич Сафонов, позднее занявший пост главного дирижёра Оркестра Нью-Йоркской Филармонии. Его два ученика – Иосиф и Розина Левины эмигрировали после 1905 года в Америку именно по совету Сафонова. В Америке они достигли высокого положения среди местных музыкантов – и как преподаватели, а также как известный фортепианный дуэт – Иосиф и Розина Левины.
В 1955 году Крейслер рассказывал Давиду Ойстраху, узнав, что он родом из Одессы, о том, что именно в этом городе он сочинил за один день свой всемирно известный вальс «Прекрасный Розмарин».
Старые музыканты Москвы рассказывали, что Крейслера связывали любовные отношения с известной московской скрипачкой Леей Любошиц, ученицей чешского профессора Ивана Гржимали в Московской Консерватории. Брат Леи Любошиц – Пётр Любошиц – был частым аккомпаниатором Крейслера во время его гастролей по России. Я видел у профессора Цыганова памятную вырезку из газеты, примерно 1912-1913 года с объявлением о концерте Крейслера в Москве в Зале Благородного Собрания (теперь – Колонный зал Дома Союзов). Интересна была программа концерта: Вьётан. Концерт № 2, Леклер. Соната «Тамбурин» (всё в обработке Крейслера), затем было Рондо Моцарта-Крейслера, Интродукция и Рондо-каприччиозо Сен-Санса, I Palpiti-Paganini-Kreisler. Мы ничего не знаем о пьесах, исполненных на «бис». Возможно, что это были похожие произведения, не описанные в очерке Гессе.
С самого начала эры звукозаписи (начало 1900 годов) Крейслер сразу же проявил большую активность в этом новом для того времени виде выступлений перед микрофоном. Несмотря на самые примитивные первые опыты звукозаписи он, как и многие знаменитые артисты, понял огромные возможности этого вида исполнительской деятельности, как для популяризации классической и лёгкой музыки, так и для утверждения и распространения собственной известности в самых отдалённых уголках земли. Часто случалось так – особенно в Америке, – что его имя было уже хорошо известно по пластинкам задолго до его физического появления на эстраде. Звук Крейслера поразительно хорошо «ложился» на пластинки и в 20-30 годы, и они весьма способствовали его всемирной славе непревзойдённого артиста среди скрипачей его времени. Его первые записи относятся к 1901 году. Это были: «Пчёлка» Франсуа Шуберта и фрагменты из пьесы Сметаны «Моя родина» – дуэта для скрипки и фортепиано с пианистом Георгом Фанкельштайном.
***
В 1901 году Крейслер совместно с уже европейски известным пианистом Йозефом Гофманом и виолончелистом Жаном Жерарди предпринял вторую поездку в США – все трое играли в трио, а также выступали в качестве солистов с оркестрами в различных городах Америки. Этот тур, быть может и не имел бы такого значения для судьбы великого артиста, если бы не обратный путь в Европу. Во время этого пути он встретил американку Гарриет Лайиз – полуирландку-полунемку, дочь очень богатых родителей, которая, разведясь с первым мужем, предприняла в одиночестве путешествие в Европу.
Фриц Крейслер в начале 1990-х годов
Молодой артист по вечерам в салоне океанского лайнера развлекал своей игрой довольно многочисленное женское общество, привлекаемое не только волшебными звуками скрипки, но и притягательной внешностью молодого человека. Как-то случилось, что молодые люди остались в салоне одни – завязался разговор и Крейслер влюбился в свою случайную знакомую – влюбился сразу и безоглядно, решив жениться на этой молодой женщине. Она обладала сильной волей и была действительно нужным лидером для артиста, склонного к игре в карты, другим азартным играм, а по свидетельству некоторых близких друзей – иногда даже и к наркотикам… Понятно, что такие опасности на пути молодого человека требовали очень твёрдого руководства им в реальной жизни. Так как молодая подруга Крейслера была немкой и, понятно, говорила по-немецки, то её появление в Европе было довольно впечатляющим – она, как американка не имела представления о европейских манерах и о поведении женщин в Европе. При посещении концертных агентств она по-американски клала ноги на курительный столик, что в Европе тех лет было совершенно недопустимо. Курила она также вполне на уровне мужчин, да и вполне «держала уровень» по некоторым отзывам и в употреблении алкоголя! Однако на первом месте её жизненных интересов была карьера мужа – её развитие в правильном направлении – как в художественном, так и в финансовом. Она ревностно следила за всеми договорами с импресарио и менеджерами, чтобы гонорары её мужа не отставали от гонораров ведущих европейских исполнителей. Она так же внимательно следила и за композиторским творчеством своего мужа так, чтобы его идеи никогда бы не пропадали и не исчезали, а всегда оказывались реализованными и изданными в ведущих музыкальных издательствах. В этом отношении влияние Гарриет Крейслер нельзя недооценивать. Однако в ней было одно крайне неприятное свойство, которое роднило её, как ни странно с другой выдающейся женщиной – Альмой Малер – женой великого композитора и дирижёра Густава Малера. Конечно, Альма Малер была в отношении своего интеллектуального развития и культуры на много голов выше Гарриет Лайиз, но общее качество у обеих дам было крайне неприятным – обе были принципиальными антисемитками! Если Альма Шиндлер-Малер не сомневалась в еврейском происхождении своего мужа, то Гарриет Крейслер уверила себя, что её муж – нееврей! Она настолько поверила в это, что когда-то, ещё в 20-е годы сказала знаменитому венскому пианисту Леопольду Годовскому, что «у Фрица нет ни капли еврейской крови!», на что получила остроумный ответ Годовского: «О! Тогда у него, должно быть анемия!» Впрочем ,она далеко не со всеми вела себя так. Например, после приезда в Вену, когда её муж представил молодую жену своим родителям, узнав, что отец мужа находится в очень тяжёлом материальном положении, воскликнула, что такого просто не может быть! Путём расспросов, ей удалось выяснить и понять причину всего – натуру доктора Крейслера и то, что он почти никогда не берёт денег с пациентов за свои визиты. Она настояла на своей проверке книги с записями его посещений больных пациентов и их посещений доктора Крейслера, записала их адреса, обошла их всех и принесла домой значительную сумму денег в чеках и наличными! То есть продемонстрировала с лучшей стороны настоящий американский прагматизм в бизнесе без всяких сантиментов! Так что дни, когда молодой Крейслер играл ради удовольствия и часто просто бесплатно, теперь ушли в прошлое – больше он не мог подвергаться такому обращению со стороны импресарио и менеджеров в любых странах мира!
Фриц Крейслер в годы своих дебютов в Вене и Берлине
Молва говорила, что роман Крейслера с Леей Любошиц продолжался до самой Первой мировой войны, то есть до самой последней поездки Крейслера в Россию в 1912 году.
Теперь уже нет ни современников тех лет, ни самих участников «интриг без затей», как писал поэт Жак Брель. Как бы то ни было, но ранний опыт общения с женщинами Крейслера был очень тревожным – его бурная, увлекающаяся натура могла привести к довольно печальным результатам в его общении с дамами разного круга общества и разных стран. В этом смысле «охраняющее влияние Гарриет» гарантировало, по крайней мере полную личную и финансовую безопасность артиста. Его карьера шла по восходящей линии – Лондонское Бетховенское общество наградило его Золотой медалью в 1904 году, специально для него отлитой (второй раз за историю Общества) в честь выдающегося вклада в исполнение Концерта для скрипки с оркестром Бетховена. Первой медалью был награждён Йозеф Йоахим.
Крейслер выступает на главных эстрадах мира с самыми прославленными дирижёрами – Артуром Никишем, Гансом Рихтером, Василием Сафоновым (в Москве и Санкт-Петербурге) Он стал другом Сафонова и много с ним выступал позднее во время работы В.И. Сафонова главным дирижёром оркестра Нью-Йоркской Филармонии с 1905 по 1911 год. Когда Первая «великая война» в августе 1914 года обрушилась на Европу, карьера Крейслера уже находилась практически в зените славы в большинстве стран Европы и Америки. Он был призван, как лейтенант запаса в армию Австрийской Империи. Позднее он выпустил книгу о своём военном опыте «Четыре недели в траншеях». Его жена Гарриет последовала за ним на фронт в качестве медсестры, получив предварительно права военной медицинской сестры, продемонстрировав этим не только преданность своему мужу, но и ответственность за его жизнь и здоровье и желание не оставлять его одного даже в условиях начавшейся войны. Она вместе с войсками делала пешие переходы по 20-30 и более километров в день! В действительности, в настоящих траншеях великий скрипач был очень недолго Его военный опыт ограничился ночной разведкой совместно с ещё одним офицером, неожиданно прерванной близко разорвавшемся снарядом, выпущенным со стороны русских позиций. Ирония судьбы! Именно «человек мира» великий артист, так часто игравший в стране, культуру и людей которой он очень любил, едва не стал фатальной жертвой случайного разрыва ночного снаряда. Крейслер вылетел из седла лошади и по-видимому был легко контужен, получив также ранение в ногу. Контузия проявилось через десятилетия в небольшом дрожании правой руки и ухудшении слуха – как бытового, так и музыкального. Некоторые страницы его книги напоминают по комизму описания – особенно старших офицеров (впрочем, вполне серьёзного!) страницы бессмертной книги Гашека «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны». Но не забудем о том, с какой гордостью относился Крейслер к своему званию лейтенанта уланского полка, полученному им ещё в 1896 году!
Крейслер с Гарриет незадолго до отправки на фронт, 1914 год
Вскоре Крейслер был эвакуирован в Швейцарию, а оттуда с женой сумел добраться до США ещё задолго до окончания войны. Он высылал оттуда небольшие суммы денег своему отцу в Вену, что послужило после войны причиной бойкота концертов Крейслера, как «помогавшему деньгами вражеской стране». Большего вздора трудно было придумать! Но, как это часто бывает, мало, кому приходило в голову спокойно проанализировать действительные факты – никто не хотел слушать интервью артиста, когда он ясно и честно говорил об истории всего этого вопроса.
В 1915 году – ещё до бойкота своих выступлений он успел сделать ряд граммофонных записей с оркестром Джозефа Пастернака, а также записал Двойной Концерт Баха с Ефремом Цимбалистом в том же году – единственную запись с другим скрипачом. В числе мелких пьес, записанных тогда мы можем и сегодня услышать совершенно изумительную запись довольно заурядной пьесы Вальдеца «Цыганская Серенада», дающей представление о магическом искусстве Крейслера превращать «вполне банальный материал в драгоценный металл» (по выражению И. Ямпольского), пьеса Крейслера «Ля Гитана». Среди серии этих пьес находится также и переложение Крейслера для скрипки Арии «Песня Индийского гостя» из оперы «Садко» Римского-Корсакова, «Юморески» Дворжака-Крейслера, Фокстрота «Бедная бабочка», его оригинальная пьеса «Серенада Полишинеля» и др. пьес. Ситуация в 1918 году в Америке стала очень скверной – истерия, охватившая много лиц и организаций, не давала возможности Крейслеру выступать перед публикой в течение всего сезона 17-18 года. Его концерты бойкотировались под влиянием прессы и консервативных организаций. Пользуясь этим случайным свободным временем он начал сочинять оперетту «Цветы Яблони», совместно с венгерским композитором Якоби: Крейслер написал 11 музыкальных номеров из 17-и; остальное написал его соавтор. 7-го октября 1919 года в Нью-Йорке в «Глоб-театре» на Бродвее состоялась премьера этой оперетты, имевшей большой успех у публики. Оперетта потом шла два года в том же театре и в ряде других городов США. Крейслер сам продирижировал «прогонами» двух актов своей оперетты на репетициях, но спектаклями сам не дирижировал никогда. На снимке:
Яша Хейфец, Фриц Крейслер и Ефрем Цимбалист в доме у Цимбалиста в Штате Коннектикут летом 1919 года.
Здесь была написана оперетта Крейслера «Цветы яблони»
На премьере присутствовали: С.В. Рахманинов, Осип Габрилович, скрипачи: Яша Хейфец, Миша Эльман, Франц Кнейзель, Эжен Изаи, знаменитый тенор Джон Мак Кормак. Вообще имя Крейслера, несмотря на бойкот, привлекло на премьеру целый сонм знаменитостей, как отметила газета «Нью-Йорк Таймс». Однако сезон гастролей 1917-18 года был сорван, несмотря на многие голоса в прессе в защиту Крейслера от вздорных обвинений в «сотрудничестве с врагом». Он смог вернуться на эстраду только после подписания перемирия – «Версальского мира» 28 июня 1919 года. Но ещё до этого Крейслер и его жена ощутили и испытали на своём собственном опыте всю силу массовой истерии и её результата – остракизма в частной жизни: многие знакомые и даже артисты переходили на улице на другую сторону, едва завидев Крейслеров, идущих навстречу по тротуару… Знакомая картина для нас, не так ли? Не боялись посещать Крейслеров только любители музыки – офицеры союзных армий Англии и Франции – в их отеле «Веллингтон». Вообще, даже на почти уже столетнем расстоянии от тех лет, поражаешься сходству стереотипов поведения людей при массовой истерии с поведением советских людей в 30-40-е годы! Точно так же люди делали вид, что незнакомы; так же переходили на другую сторону улицы при встречах нежелательных в данных обстоятельствах коллег, друзей, да и просто знакомых – вероятно так же дело обстояло и в Германии Гитлера, при самых первых шагах «нового порядка» после начала изгнания из университетов, гимназий, школ, консерваторий и других учреждений лиц еврейского происхождения. А в Советском Союзе подобная картина наблюдалась в 30-х и во второй половине 40-х годов – при обстоятельствах, адекватных «новому порядку» Кто этого не вспомнит из современников тех лет? Но удивительно это открытие для США, да ещё для второго десятилетия ХХ века!
Первое появление Крейслера на концертной эстраде после почти годового бойкота произошло только 27 октября 1919 года в Карнеги Холл – это был концерт в «Молочный фонд венских детей» то есть сбор средств для голодающих после войны детей родного города Крейслера – Вены. Публика, собравшаяся на этот концерт, пять минут стоя приветствовала возвращение любимого артиста на концертную эстраду небывалой овацией. Это была ясная демонстрация поддержки артиста.
В зале была слышна французская, немецкая, русская, английская, испанская, итальянская речь. Концерт этот невозможно было закончить – любимый артист играл бесконечные бисы, пока, наконец, менеджмент зала не решил начать гасить свет.
Однако вновь родившийся «Американский Легион» начал новую кампанию против Крейслера и во время концерта на севере Штата Нью-Йорк в городе Итака легионеры обрубили электрический кабель, шедший в зал Корнельского Университета, где проходил концерт. Крейслер доиграл свои бисы в темноте: один из билетеров освещал фонариком ноты аккомпаниатора и публика, несмотря на такую демонстрацию Легиона, была спокойна и удовлетворена тем, что смогла снова услышать великого скрипача! Крейслер много выступает в это время в концертах по сбору средств для разорённой Европы и в июне 1920 года едет в Европу с женой навестить своего больного отца в Вену и для участия в распределении собранной в Америке помощи Европе – денег, одежды и продовольствия. Тем не менее концерты Крейслера в Англии привлекли рекордное количество слушателей, где выступал великий артист.
Фриц Крейслер выступает в лондонском Альберт Холле в начале 1920-х годов
с оркестром Лондонской Филармонии. Дирижёр Сэр Андриан Боулт
Англичане, как писала пресса, «за годы войны уже забыли о таком великом исполнительском искусстве, и теперь от всей души были благодарны артисту за его приезд на Британские острова». Крейслер также выступал в благотворительных концертах с известной английской певицей «Дамой» (эквивалент рыцарского звания для женщин) Нелли Мельба. Крейслера встречали необыкновенной овацией; необычным было и количество публики и огромный денежный сбор от этих концертов. Всё это способствовало популярности Крейслера в Англии. Он подписал пожизненный контракт с фирмой грампластинок Victor – “HisMaster Voice”
***
Важным элементом в искусстве Фрица Крейслера было его партнёрство с рядом выдающихся пианистов-ансамблистов на протяжении многих десятилетий. Сам Крейслер – блестящий пианист, писал аккомпанементы к своим пьесам, рассчитывая на партнёра гибкого – артиста в подлинном смысле этого слова, мгновенно предугадывающего замысел исполнителя уже прямо на эстраде во время концертного исполнения. С 1919 года таким постоянным партнёром Крейслера был немецкий пианист Михаэль Раухайзен – сам бывший скрипач, потом органист в Мюнхене, работавший с Крейслером до 1931 года. Как только началась заря эры нацизма Раухайзен больше с Крейслером не выступал. Он стал важной персоной – заведовал отделом камерной и вокальной музыки на берлинском радио, а также занимал важный пост в «Имперской музыкальной палате» после изгнания оттуда Рихарда Штрауса, за что после войны в Германии он остался практически безработным, за исключением редких выступлений с другой бывшей активной нацистской коллаборанткой – певицей Элизабет Шварцкопф. Она разрешила свои политические проблемы довольно просто, вышла замуж за бывшего венца, пересидевшего войну в Лондоне – Вальтера Легге – одного из продюсеров граммофонной фирмы “His Master Voice”. Имея большие связи, Легге сумел без особого труда помочь своей жене избежать запрета на выступления в послевоенной Европе, как это случилось с Гербертом фон Караяном.
Крейслер со своим любимцем фокстерьером Джерри прослушивает
свои записи в студии «Виктор» в Лондоне. Начало 1920-х годов
Вернёмся, однако к первым послевоенным годам «Версальского мира» – 1920-м. Крейслер возвращается на эстраду Англии, играя как сольные концерты в крупнейших концертных залах, так и играя в благотворительных концертах с участием других знаменитостей, что стало традицией в Европе и Америке – сборе средств для пострадавших от войны стран и многих групп населения, чаще всего в «детские фонды». Крейслер выступает в знаменитом лондонском «Альбекрт Холле» собрав рекордное количество слушателей. Критики отмечали, что уже больше десятилетия не были свидетелями исполнения такого уровня и художественной силы. То же самое происходило в Париже, где Крейслер дал подряд два сольных концерта на сцене прославленной оперы «Гранд Опера» несмотря на некоторые анти-германские статьи, которые даже рекомендовали бойкотировать выступления великого артиста. Выступил Крейслер и в родной Вене, как в благотворительном концерте, так и на сцене Оперы. Всем его выступлениям сопутствовал триумфальный успех – его бессмертное искусство побеждало все политические предрассудки. Наконец Крейслер едет в сопровождении жены Гарриет и пианиста Раухайзена в Китай, Корею и Японию. Спустя много лет Михаэль Раухайзен писал, что в Японии они оказались в непредвиденной ситуации – вместо традиционной программы тех лет скрипачей-виртуозов, японцы захотели слушать подряд шесть вечеров только… сонатной, камерной музыки! Это было настолько неожидавнным, что на первом концерте артист обратился к публике с беспрецедентной просьбой – принести ему все ноты камерных сонат, имевшихся в личных библиотеках слушателей! Раухайзен писал также, что они обошлись минимумом репетиций, хотя он точно знал, что Крейслер не играл эти сочинения долгие годы! Но память артиста-композитора держала их в голове и в пальцах скрипача-виртуоза! И к изумлению Раухайзена Крейслер играл весь «заказанный» в последнюю минуту репертуар практически без всяких «помарок» в тексте исполненных произведений!
С 1924-го года основной резиденцией Крейслера в Европе стал Берлин. Ещё в первом десятилетии ХХ века в районе Тиргартен уже жили такие артисты, как Шаляпин, Годовский, Кусевицкий, сам Крейслер и некоторые другие. Сравнительная близость других европейских столиц – Парижа и Лондона делал Берлин удобным постоянным местопребыванием для многих всемирно известных артистов-гастролёров; кроме всего в 20-е годы Берлин стал культурной столицей Европы, где утверждалась мировая слава даже уже достаточно международно-известных звёзд исполнительского искусства: именно в Берлине стяжали мировую известность скрипачи Яша Хейфец, Иегуди Менухин, пианист Владимир Горовиц; недолгое время в Берлине жил сам Сергей Васильевич Рахманинов. Литературный Берлин блистал именами многих известных писателей, особенно российских, ненадолго – перед Парижем, осевших в Берлине. Старая Вена уходила в прошлое… Как писал один известный писатель: «Старый имперский город, в котором царила атмосфера фальшивого очарования и иллюзорной романтики, а теперь демонстрирующий явные признаки внутреннего упадка»; что, собственно ощущалось по всей Европе после Первой мировой войны. В 20-е годы новая технология звукозаписи позволяет производить более масштабные произведения симфонической, инструментальной и вокальной музыки и становится довольно важной статьёй доходов знаменитых артистов в производстве граммофонных пластинок и получении от их продажи значительных «роялтис».
Встреча Нового 1925 года в бюро Стейнвей в Нью-Йорке.
Слева направо: Игорь Фёдорович Стравинский, Николай Метнер, Вильгельм Фуртвенглер,
справа от него в 1-м ряду Фредерик Стейнвей и Йозеф Гофман, позади Гофмана сидят Крейслер и Рахманинов
Кроме всего, это позволяло расширять круг музыкальных произведений: Фриц Крейслер, первым записал на грампластинки Концерт Бетховена для скрипки с оркестром уже в 1925 году с оркестром Берлинской Штаатс-Оперы и дирижёром Лео Блехом. В 1928 году он записал с С.В. Рахманиновым Сонату для ф-но и скрипки № 8 соль мажор Бетховена, Сонату № 3 до–минор Э. Грига, «Дуэт» для скрипки и ф-но Шуберта, а также большое количество мелких пьес – своих переложений или сочинений других композиторов, – все эти записи послужили расширению и утверждению мировой славы исполнительского искусства гениального артиста. К сожалению, продюсеры лондонской “His master voice” в те годы были озабочены в первую очередь наибыстрейшей прибылью для компании, а не о художественной и непреходящей исторической ценностью и необходимостью делать те или иные записи великих исполнителей; так была упущена возможность записать дуэт Рахманинова и Горовица с исполнением переложения автора «Симфонических танцев» и Сюиты для двух фортепиано, Концерта Виотти в исполнении Крейслера. Читателей всегда интересует – а на каком инструменте играл тот или иной знаменитый виртуоз? Фриц Крейслер владел коллекцией инструментов, среди которых были «Страдивари», два инструмента работы французского мастера Франсуа Вийома – копии «Страдивари» и Гварнери «Дель Джезу», звучавшие по мнению многих не хуже оригиналов, а также замечательный инструмент работы итальянского мастера Карло Бергонци. В его коллекции был также инструмент Пьетро Гварнери из Мантуи, по мнению журналистки Николь Хирш, на котором были записаны на пластинки некоторые Сонаты для фортепиано и скрипки Бетховена. Но главным его инструментом был Гварнери «Дель Джезу (Иосиф Гварнери по прозванию «ДельДжезу»), купленный Крейслером в магазине мастеров Хилл в Лондоне в начале 1920-х годов). Вот что написал известный скрипач-виртуоз и композитор, профессор Манхэттен скул в Нью-Йорке Альберт Марков в своих воспоминаниях о начале своих занятий в Свердловске во время войны и первой в жизни, услышанной им записи Фрица Крейслера:
«Мой первый учитель Мексин в то тяжёлое время в разгар войны через некоторое время после начала моих занятий на скрипке решил, что мой уровень был уже достаточен, чтобы показать меня П.С. Столярскому, жившему тогда в эвакуации в Свердловске. Несмотря на мой прогресс в занятиях, было очевидно, что я позади своих одноклассников-учеников. Они уже играли Концерты Бруха, Мендельсона, Паганини. У них были коллекции нот и пластинок, а у одного из них была даже радиола. Однажды я пришёл к нему и попросил дать что-нибудь послушать. Мой соученик Серёжа Мальцев вынул чёрный диск с красной наклейкой из конверта. «Как ты думаешь, кто тут играет?», – спросил Серёжа и включил радиолу. К тому времени я уже имел некоторый слушательский опыт – ученики Свердловской музыкальной школы бесплатно ходили на концерты Филармонии. По радио часто передавались записи Мирона Полякина, Давида Ойстраха, Бориса Гольдштейна. И вот из Серёжиной радиолы послышалось звучание скрипки, которое заставило меня замереть. Ничего подобного я до сих пор не только не слышал, но даже не представлял, что на скрипке можно достичь такого музыкального и звукового совершенства! В этот момент я не мог назвать хоть какого-нибудь из известных мне скрипачей, манеру и стиль которых я знал довольно хорошо. Звучало Andantе Cantabile из квартета Чайковского. «Кто же это?», – спросил я очнувшись. «А ты отгадай!», – сказал Серёжа. Сгорая от любопытства, я не стал терять времени на отгадывание и быстро подошёл к пластинке. На красной наклейке золотыми буквами было напечатано: Fritz Kreisler. Крейслеровская пластинка была единственной в коллекции Серёжи. С трудом упросил Серёжу проиграть пластинку ещё два раза. Удивительно было то, что с каждым новым разом мой интерес к исполнению только возрастал! Игра Крейслера была столь насыщена звуковыми красками и нюансами в музыкальных фразах, что невозможно было всё схватить с одного раза! Это был момент, когда я впервые услышал игру гения скрипки. Одновременно с этим у меня возник невольно вопрос – какой же это был инструмент, который позволил Крейслеру так полно выразить себя?! Я не мог избавиться от навязчивой идеи узнать, на какой именно скрипке было возможно создать такое звуковое чудо!» Теперь иногда приходится читать совершенно поразительные вещи: «В том доме не было запаха граммофонных пластинок...» Причём это подаётся, как признак «хорошего тона» – вот ведь люди обходились «чистой музыкой» не засоряя и не замутняя своё сознание «ненужным» хламом знания исполнительского искусства величайших мастеров: вокала, фортепиано, скрипки, виолончели, великих дирижёров. Для такого рода исполнителей, пожалуй они сами для себя были так сказать самодостаточными, имея одного-двух «идолов» местного производства, так что «железный занавес» в СССР был, быть может, для них даже очень кстати и весьма желателен
Вернёмся к рассказу Альберта Маркова. В будущем Марков даже играл на этом инструменте Крейслера в Библиотеке Конгресса США. Этот инструмент мастера Гварнери по прозвищу «Дель Джезу» был подарен Крейслером Библиотеке Конгресса в 1952-м году. Великому артисту был предъявлен иск от налогового управления США на огромную сумму (возможно, что и за годы отсутствия в США? Теперь это установить очень трудно). Крейслер в счёт этого подарил Библиотеке конгресса свой бесценный инструмент «Дель Джезу», смычок мастера ТУРТ и ряд манускриптов из своей коллекции, собиравшейся десятилетиями за годы жизни в Европе: среди них манускрипт Концерта для скрипки с оркестром И. Брамса с редакторскими пометками первого исполнителя Концерта Йозефа Йоахима и манускрипт «Поэмы» Шоссона для скрипки с оркестром
Самое примечательное было то, что Крейслер любил посещать музыкальный магазин Ремберта Вурлитцера в Нью-Йорке, куда приходили все самые знаменитые скрипачи мира – посмотреть на коллекцию инструментов, иногда что-то подправить в своих собственных «Страдивари» и «Гварнери» (У Вурлитцера работали тогда самые выдающиеся скрипичные мастера тех лет: Симон Саккони, Жак Франсэ, Луис Беллини, Дарио Д'Аттилли, Жак Морель). Часто Крейслер брал какой-нибудь недорогой инструмент чешского или немецкого мастера, ценой в 30-50 долларов и извлекал на нём те же «крейслеровские» звуки, как и из своего легендарного «Дель Джезу»! Так что «секрет» звука Крейслера заключался всё же не в инструменте, а в самом артисте!
***
Правда Лондонское Бетховенское общество а начале 1930-х годов всё же сумело организовать запись всех Сонат для фортепиано и скрипки Бетховена в исполнении Фрица Крейслера и пианиста Франца Руппа. Первоначально предполагался дуэт Крейслер-Рахманинов, но из-за различных гастрольных планов обоих великих артистов совместить расписание записей с их одновременным появлением в студии, оказалось невозможным и Бетховенское общество остановилось на варианте Крейслер-Рупп, Это была первая в мире запись всех Сонат для ф-но и скрипки Бетховена на граммофонные пластинки. Записи в основном производились в Лондоне, так как имя Крейслер было в «Лексиконе», изданном нацистами для всех радиостанций, кинотеатров, студий звукозаписи и магазинов, а также концертных агентств и импресарио с именами артистов еврейского и даже полуеврейского происхождения, которых было запрещено популяризировать по радио; им было также запрещено выступать публично на концертах, записываться на пластинки на всей территории Рейха, а также продавать пластинки, выпущенные даже заграницей! Эмми Бианколли посвятила главу своей книги, озаглавленную «Крейслер – еврей, Крейслер – католик», где подробно рассказывает о перипетиях тех лет. Казалось, что Гарриетт сама поверила в собственную ложь, что её муж – нееврей. В действительности в возрасте 12 лет его мать настояла на его крещении, дабы иметь возможность её сыну поступить с одну из лучших гимназий Вены – Гимназию Пиаристов. Но в 30-е годы всё это перестало иметь какое-либо значение – это был вопрос расы и только, нацистам было безразлично к какой конфессии принадлежал тот или иной профессор или известный учёный – достаточно было иметь лишь двух предков еврейского происхождения – бабушку и дедушку, чтобы считаться евреем со всеми вытекающими отсюда последствиями – лишением гражданства и т. д.
***
Вилла Крейслера на Бисмаркаллее в Далеме под Берлином.
Их близким соседом в этом районе богатых вилл был будущий
министр иностранных дел Рейха Йоахим Риббентроп.
Здесь частыми гостями Крейслеров были дипломаты, выдающиеся артисты, учёные
Первый американский посол в нацистской Германии Томас Додд, записал в своём Дневнике 9-го июля 1934 года: …«Гости разошлись в половине седьмого, а через час мы поехали на обед в Далем, в роскошный особняк Фрица Крейслера. Крейслеру запрещено выступать – дирижировать, давать сольные концерты в Германии, потому что он еврей. Среди гостей были немцы и американцы, но все держались замкнуто; откровенно высказывались только о Соединённых Штатах, и об искусстве, причём я заметил, что искусство в Европе гибнет.
В самом деле странно, что в Германии, после Гёте не было яркого нового литературного дарования; в Англии после мировой войны не появилось великих писателей, в Соединённых Штатах нет ни одного историка после Генри Адамса, и ни одного великого писателя после Марка Твена; да и во всём мире немного великих художников подлинно творческого склада. Крейслер, который в это время гордо показывал мне портрет Муссолини с его автографом сказал:
«Всё это потому, что во всех странах сейчас демократические правительства, кроме Германии и Италии, где под властью диктатуры еще не успели сформироваться большие таланты».
Это ложь (Довольно сильное и необычное выражение для либерального профессора истории тех лет, даже для дневниковой записи – А.Ш. ), потому что все великие писатели и историки сформировались вопреки диктатуре и насильственной опеке, а отнюдь не благодаря им».
Пока Австрия оставалась свободной республикой, а Крейслер, будучи её гражданином пользовался ещё всеми правами артиста даже в Германии (как «иностранный артист» в первые годы нацизма – здесь посол Додд не совсем точен), он мог жить в Берлине и наслаждаться своим имением в Далеме и пока свободно разъезжать по Европе. Но он сам прекрасно понимал, что со дня аншлюса Австрии он потеряет и своё австрийское гражданство и свою независимость от Рейха и его властей. Странно, что уроки 1917 года так быстро забылись как самим Крейслером, так и его женой, которая мечтала о получении её мужем в Германии звания «почётного арийца». А пока что, в начале бурных 1930-х по свидетельству книги Эмми Бьянколли, над виллой Крейслеров в Далеме развивался нацистский флаг…
Так и не помогло самое нейтральное и даже лояльное отношение к нацистским властям, и даже выступление в фонд безработных немецких музыкантов в 1936 году в Шпортпаласе (совместно с Рахманиновым). Всё равно вскоре пришлось воспользоваться дарованным Э. Эррио французским паспортом и уехать в Париж, а оттуда в 1938 году – в США. Улаживать дела, в том числе и финансовые, помог почитатель великого артиста Эрнст Ханфштенгль – младший сын владельца издательского дома Ханфштенглей в Мюнхене. Эрнст Ханфштенгль был пианистом и композитором-любителем – довольно одарённым, но никогда профессионально не работавшим в качестве музыканта. Он, если можно так выразиться, был «придворным пианистом» у Гитлера, да и его довольно близким приятелем – именно в его доме Гитлер прятался в первые часы после неудачного путча в ноябре 1923 года. Ханфштенгль помог Крейслерам улаживать все дела после их отъезда в Париж. В 1945-м году их вилла в Далеме была разбомблена союзной авиацией. Всё же главное – коллекции скрипок, смычков, редких рукописей и другие ценности – всё удалось вывезти из Берлина ещё до войны. Помог ли Эрнст Ханфштенгль в действительности? По его словам в книге мемуаров – он очень помог, но иных подтверждений этой помощи, кроме его свидетельства нет.
***
В 1931 году ещё в Берлине состоялась примечательная встреча Крейслера с А.В. Луначарским. Дело в том, что в начале 1930-х в Москве, в кабинете Калинина состоялся разговор между представителем «Агро-Джойнт» Джозефом Розеном и Калининым. Розен пожаловался советскому вождю на невозможность слышать на эстрадах концертных залов артистов мирового класса и мировой известности. Калинин поинтересовался, кого бы в первую очередь его собеседник мог рекомендовать пригласить в СССР на гастроли? Розен незамедлительно ответил, – что это скрипач Фриц Крейслер. «А он приедет, если мы его пригласим? – спросил Калинин. «Да, - если вы будете платить в твёрдой валюте». «Мы можем ему заплатить 10 000 долларов за четыре концерта – два в Москве, один в Ленинграде и один в Киеве», – был ответ. Розен обещал передать это устное приглашение Крейслеру при первой возможности. По приезде в Берлин, он связался с агентством «Вольф и Закс» и они помогли организовать встречу с Крейслером. Однако ещё до этой встречи Крейслер встречался с Луначарским, после чего принял для себя твёрдое решение – в СССР он не поедет, несмотря ни на какие предложения! Вот примерное описание той примечательной встречи в книге Луиса Лохнера.
«Крейслер в течение нескольких часов рассказывал мне (Розену) о ряде путешествий в Россию, о встречах с Бородиным, Лядовым, Кюи, Зилоти, и особенно с Рахманиновым и Кусевицким. «Меня поразила удивительная осведомлённость Крейслера о текущем состоянии дел в Советской России, – продолжал Розен, – «о различных политических течениях мысли в русской эмиграции в Берлине, о движении «евразийцев» и многое другое», – вспоминал Розен в своём разговоре с Луисом Лохнером. «Крейслер отметил, что в России имеют слабое представление о Моцарте, так как «его стиль не соответствует русскому менталитету и эмоциям». Теоретик евразийства Пётр Сувчинский, публиковавшийся в германских еженедельниках, был бывшим музыкальным критиком, о чём был также осведомлён Крейслер. «Действительной причиной моего отказа приехать на гастроли в Россию», – говорил Лохнеру Крейслер, – «является мой разговор во время приёма в Посольстве в Берлине с Комиссаром просвещения Анатолием Луначарским. «Он просил меня – в случае моего приезда не привозить струн для своих коллег. «Почему?», – спросил Крейслер. «Потому, что другие коллеги, кому не достанутся струны, будут им завидовать!», – ответил комиссар. «Но ваша жена носит дорогие ювелирные украшения, дорогие платья, меха, неужели другие русские вам не завидуют?» «Ну, это нечто совершенно другое... – парировал народный комиссар. «Когда мы заграницей, мы должны представлять достоинство Советского Государства». Луначарский говорил Крейслеру, что люди искусства находятся в Советской России в привилегированном положении: «Они берут «Страдивари» и другие драгоценные инструменты из музеев (Предварительно конфискованные у населения больших городов – А.Ш.)» .Кроме того они получают три (куриных) яйца в день, в отличие от большинства населения, получающего в рационе одно яйцо в неделю, продолжал «шутник» Луначарский. «Но мы выговариваем себе одно важное условие, продолжал нарком: «они должны соответствовать нашей догме, нашей идеологии».Мы должны Вас просить, в случае, если Вы приедете к нам – не играть Мендельсона или Чайковского, потому, что они вне рамок наших интересов». Какое трогательное сходство с идеями правительства Германии, пришедшего к власти через два года после этого разговора! И это произносил один из самых либеральных и культурных людей в правительстве Ленина да и вообще среди первых советских министров?! (И большинства последующих!!) «Но как Вы можете знать музыку, – настаивал я, – рассказывал Крейслер – если к примеру, вы не разрешаете играть произведения Баха?»
«Перед началом католицизма, или шире – христианской эры, не существовало ничего, То же самое происходит с коммунизмом, который, как и религия, начался с захвата нами власти, и мы должны настаивать, чтобы искусство также представляло нашу идеологию. Всё хорошо, пока студент играет свои гаммы и этюды для практики, но когда он выбирает пьесы для исполнения соло, это должно соответствовать нашей идеологии»: – заключил нарком.
«Фриц на это ответил, – писал Лохнер: «Я бы никогда не мог работать в Советской России» и таким образом Крейслер отклонил приглашение в Россию. Позднее Луначарский заметил в примирительном тоне, что все запреты бы не коснулись моих программ», – заключил свой рассказ Крейслер об этом эпизоде «Кроме всего они играют мои пьесы очень много и я никогда не получаю ни рубля в качестве авторских ройялтис», – добавил Крейслер.
Официальный отказ был мотивирован тем, что артист «устал», но в том же сезоне он совершил огромный тур на Британских островах и в США. Так возникла идея пригласить для гастролей в СССР, но позже – в 1934 году – Яшу Хейфеца.
Таков был рассказ Луиса Лохнера о предполагавшейся поездке Крейслера в Советский Союз. Возможно, что на него подействовали и близкие отношения с Рахманиновым, пережившим первые два года советской власти в Москве и Петербурге, и покинувшего Россию в 1918 году навсегда. Кстати, первыми, кто навестил великого пианиста и композитора по прибытии в Нью-Йорк ещё в отеле «Ансония» на Бродвее, были Крейслер и Цимбалист. Так что очень возможно, что решение было принято в результате ряда обстоятельств и длительных обсуждений «за» и «против».
Пока, до захвата власти нацистами Крейслер продолжал свою концертную деятельность по всем странам Европы, Англии и США. Его мировая слава доходила до самых отдалённых уголков земли, а наигранные им пластинки часто были предвестниками его появления в странах и континентах. В начале 1930-х годов он дал интересное интервью американской журналисте Смит:
Беверли Смит
«ОН ИГРАЕТ НА СТРУНАХ СЕРДЦА МИРА»
Отрывки из интервью с Фрицем Крейслером
American Magazine, Feb. 1931
Я колеблюсь говорить о том, как мало я занимаюсь, потому что молодые скрипачи могут подумать, что и они не должны практиковаться. (Он пояснил свою позицию тем, что очень тяжело работал, занимаясь на инструменте в свои юные годы).
Теперь совершенно ясно, что если практикуешься, как полагается в молодости, пальцы должны сохранять свою гибкость и в поздние годы.
Однако идея зависимости скрипача от многочасовых ежедневных занятий есть результат самоубеждения (самогипноза), который действительно создаёт необходимость этого.
Я же, в противоположность этой идее, своим самогипнозом уверил себя, что мне это не нужно, следовательно, я и не занимаюсь… Я могу восстановить свою лучшую форму за три часа.
Я верю, что всё это происходит в мозгу. Я думаю о пассаже и я знаю точно, чего я хочу. Это так же, как целиться из пистолета: вы берёте цель, взводите курок, кладёте палец на спуск… Лёгкое нажатие пальца и выстрел сделан.
То же самое должно применяться в инструментальной технике. Вы обдумали заранее, и точно вовремя, а не позднее, берёте ноту. Но доверять мускульным привычкам, которые так много значат в технике, может быть пагубным и даже фатальным. Небольшое волнение, нервозность, ваши мускулы в замешательстве и не могут выполнять непосредственно свою миссию сами собой… и где вы тогда? Техника, действительно дело мозга, головы.
Жаль, жаль, что в наши дни только и подчёркивается, сколько часов практикуется тот или иной скрипач.
Много лет назад, я как-то после полудня встретил Яна Кубелика. Он был озабочен и взволнован. Он сказал мне: «Вы не могли бы мне помочь? Сегодня вечером у меня концерт и все мои пальцы кровоточат. Я занимался 12 часов». Всё, что я спросил его, было: «Зачем вы это делали?»
Когда вечером он играл, это было технически безукоризненное выступление, но в то же время совершенно бессодержательное и опустошённое…
Я не имею ни малейшего представления, что мои пальцы делают. Когда я играю, я концентрируюсь на идеале музыки, которую я слышу в своей голове и я пытаюсь подойти к этому идеалу настолько близко, насколько я в состоянии это сделать. Я не думаю о технике вообще
МУЗЫКАНТ, КОТОРЫЙ ДОЛЖЕН ДУМАТЬ О ТЕХНИКЕ, НЕ ГОТОВ К ПУБЛИЧНЫМ ВЫСТУПЛЕНИЯМ.
Иногда я встаю из-за стола после приятного «парти» или ланча и иду в концертный зал «холодным». Затем я «просыпаюсь», и все мои мысли, как и каждый нерв моего тела оживают – не для обычных дел, но для жизни в музыке…
Секрет моего метода, если я могу так выразиться, состоит в сочетании концентрации и умения реализовать свои усилия, когда я на эстраде, это значительно важнее, чем если бы я практиковался в своей программе много часов.
Повышенная готовность нервов и мгновенная реакция, требуемая для предохранения от некоторых неожиданностей, могущих возникнуть на эстраде, позволяют мне играть ещё лучше. Пальцы же служат только выполнению этой задачи. Я никогда не занимаюсь перед концертом. Причина в том, что занятия выхолащивают мой мозг, снижают воображение и убивают чувство взволнованной приподнятости и свежести, которыми должен обладать артист.
Я провёл день с Сарасате перед его концертом. И видел его выходящим на сцену без единого прикосновения к инструменту. Он даже вообще не упоминал об игре на скрипке. И тем не менее его игра была настолько превосходной, как будто бы он посвятил занятиям до концерта весь день!
Настоящий артистический талант – это дар, а не дело практики. Если скрипач – концертный исполнитель, то всё, что касается техники – это дело ранних лет занятий на скрипке, после чего, если он действительно по-настоящему скрипач, ему нет необходимости работать на инструменте.
ПАГАНИНИ – тому блистательный пример!
У меня никогда не было проблем со скованными пальцами. Я могу сойти с поезда после целого дня путешествия и сыграть концерт так же хорошо, как обычно. Я погружаю кончики пальцев в горячую воду на несколько секунд перед выходом на сцену. Это их согревает лучше, чем пара часов занятий.
Моя главная забота состоит в том, чтобы сохранить энтузиазм и чтобы моя игра была свежей и приподнятой.
Я никогда не работаю над композициями, которые я буду играть в недалёком будущем. Я должен держать их свежими. Я не могу себе позволить «устать» от них.
Я должен получать удовольствие от всего, что я играю, или не играть это вообще.
Технические упражнения я использую очень умеренно. Слишком много работать над технической рутиной не согласуется с благоприятным развитием моего искусства.
Техника, несомненно, не самая главная эссенция в вооружении концертного скрипача. Искренность и индивидуальность составляют действительную эссенцию и стоят на первом месте.
Я не верю, что любой артист – действительный мастер на своём инструменте – может существовать без контроля над этими интегральными частями целого.
МУЗЫКА РОЖДЕНА. СРЕДСТВА ЕЁ ВЫРАЖЕНИЯ – ЧАСТО ДЕЛО СЛУЧАЯ.
Для меня музыка – это совершенная философия жизни. То, что я могу сказать в музыке, есть часть моей глубочайшей внутренней сущности, которую я никогда не могу выразить в словах…
Эти отрывки из интервью, помещённые в книге Луиса Лохнера, если я не ошибаюсь, ещё не публиковались на русском языке.
Фриц Крейслер среди советской группы музыкантов – участников Конкурса имени Изаи в Брюсселе, 1937-й год.
Слева направо: Михаил Фихтенгольц, Марина Козолупова, Фриц Крейслер, Давид Ойстрах,
Буся Гольдштейн, Лиза Гилельс, дирижёр Дезире Дэфо, Проф. А.И.Ямпольский и пианист Абрам Дьяков
***
Действительно, в Италии в отношении Крейслера не произошло никаких изменений – он не только встречался с «Дуче» Муссолини, но и пользовался прежней популярностью у публики и любителей музыки. При первом посещении Дуче Гарриет Крейслер, поднимаясь по лестнице дворца, где состоялся приём в их честь заметила, Муссолини: «Вы – скрипач?».Дуче очень смутился и спросил, в упор глядя на неё: «А вы что – сыщик?» «Нет, – ответила Гарриет, – но мой муж ведь скрипач и ваша мозоль под подбородком предполагает то, что вы играете на скрипке?!» Этот курьёзный эпизод имел продолжение. После концерта во дворце и приёма Муссолини задал вопрос артисту: «Ну, а теперь скажите мне, пожалуйста, кто из нас лучше играет на скрипке? Я, или ваш друг Альберт Эйнштейн?» Присутствовавшие при этом рассказывали, что Крейслер долго хохотал после этого вопроса, а потом сказал, что всё же на него не ответит. Впрочем, в частных беседах, он иногда говорил, что для любителя Муссолини играл на скрипке “Well”, то есть можно полагать – вполне прилично. Как можно понять из воспоминаний свидетелей, Муссолини в личном общении, вне толпы и политических митингов был несколько иным, чем при публике – с него сходило паясничество и его смешная карикатурная спесь великого вождя, так удачно обыгрывавшаяся карикатуристами и Чаплином в фильме «Великий диктатор»
Дуче музицирует…
Вскоре после аншлюса Австрии весной 1938 года Фриц Крейслер получил повестку в Париже по почте от Военного министерства Рейха о том, что он может получить в будущем «приглашение в вермахт в качестве бывшего австрийского офицера». Наци проявили известный «чёрный юмор» – к 1938 году Крейслеру уже исполнилось 63 года, и едва ли бы он подлежал призыву, даже в родной Австрии, будь она ещё свободной. Почему-то именно эта повестка очень подействовала на великого скрипача и он с женой стал спешно собираться для отъезда в США. Ему удалось помочь получить американскую визу для своего племянника – сына брата Хуго и его жены ещё до отъезда из Европы. Больше Фриц Крейслер никогда не был в Европе, несмотря на послевоенные приглашения посетить Берлин в качестве почётного гостя города. От его виллы в Далеме остались развалины, хотя его служащим – шофёру и горничной удалось уцелеть во время налётов союзной авиации. Всё же главное – коллекции скрипок, смычков, редких рукописей и другие ценности – всё удалось вывезти из Берлина ещё до войны.
Вернувшись в Нью-Йорк, Крейслер продолжил свою обычную американскою концертную жизнь. 27 апреля 1941 года Крейслер был сбит грузовиком на 57 стрит Манхэттена, и пробыл без сознания около двух недель. Когда его посетил Франц Рупп, он уже был в сознании, но потеря памяти была очевидной, так как Крейслер заговорил с ним по-немецки. Однако, довольно скоро, несмотря на тяжёлые ранения и даже черепные травмы, Крейслер стал быстро приходить в себя и уже в начале 1942 года сделал альбом записей на пластинки с оркестром своих любимых сочинений.
Обложка альбома, записанного Крейслером в январе 1942 года.
Это было первое выступление Крейслера после акцидента в апреле 1941 года,
когда он был сбит грузовиком на улице Манхэттена.
Этот альбом, переписанный теперь на СД,
даёт и сегодня нам представление о несравненном гении
исполнительского искусства, имя которому – Фриц Крейслер
Эти заметки об искусстве величайшего скрипача – композитора ХХ века Фрица Крейслера, носят, естественно, фрагментарный характер. Как уже здесь говорилось, как ни странно его жизни и творчеству было посвящено лишь две книги – Луиса Лохнера и Эмми Бьянколли, на английском, а также небольшая брошюра Израиля Ямпольского на русском. Были также опубликованы материалы о жизни и творчестве Крейслера в журнале «Страд» (Лондон) в 1983 году, где были опубликованы краткие воспоминания Франца Руппа, племянника артиста Фредерика Крейслера; известны также краткие воспоминания Давида Ойстраха о коротких встречах с Крейслером во время Конкурс им. Изаи в Брюсселе в 1937 году и позднее в США в 1955 году. В заключение этих заметок будет приведён рассказ моего друга виолончелиста Альберта Котеля (1910-2000), о его короткой встрече с Крейслером вскоре после войны в Нью-Йорке в квартире известного скрипача Натана Мильштейна:
«Как-то уже в середине 1950-х Мильштейн пригласил меня на пати вечером в его квартире «дуплекс» на Пятой Авеню, где он тогда жил со своей женой и дочерью. Я ещё стоял у входной двери, услышав звуки рояля – кто-то изумительно играл пьесы Крейслера на рояле. Когда я вошёл в гостиную, я увидел за роялем самого Крейслера! Он играл совершенно неподражаемо свои скрипичные пьесы на рояле с таким же шармом, с каким играл их на скрипке в былые времена! После окончания его исполнения (он играл скорее для собственного удовольствия) я подошёл к нему и сказал: «Маэстро! Это нужно записывать на пластинки! Это должны слышать все!», – сказал я тогда. «Ах, – молодой человек! – ответил он мне тоже по-немецки, я зарыл свой талант! Моё истинное призвание – быть пианистом в баре!» – Это было поразительно! Великий артист сожалел, что не стал пианистом в баре?!»
Вот таким был краткий рассказ моего друга. А что? Можно вполне его себе представить, игравшим свои и другие венские мелодии в течение всего вечера в каком-нибудь фешенебельном баре Манхэттена, а под его роялем дремал бы его любимец фокстерьер Джерри (правда, ушедший ещё перед войной, но уже в Америке). Может быть такая мысль и приходила великому артисту в старости – кругом публика, девушки, постоянные посетители бара, уютно, и все друг друга знают. А потом он тихо идёт домой в своём стареньком демисезонном пальто и шляпе, бывшими не новыми ещё перед войной в Европе... Быть может, такие мысли и делали старого артиста немного более счастливым, несмотря на вторую половину 9-го десятка лет? Кто знает?
Гарриет Крейслер/слева/ среди кинозвёзд:
слева направо – Мэри Пикфорд, Глория Свенсон и Джанетт МакДональд.
1944 год, Нью-Йорк
***
Фриц Крейслер в 40-годы во время выступления в программе
Бэлл телефон – час» «Bell telephone hour»,
популярной программе трансляции концертов
классической музыки и известных мировых звёзд
исполнительского искусства по телефону для всей Америки
***
А всё же его родная Вена не забыла своего великого артиста – в 1979 году был создан международный Конкурс скрипачей имени Крейслера. Его первым победителем стал Дмитрий Ситковецкий – сын знаменитого советского скрипача-виртуоза Юлиана Ситковецкого и прославленной пианистки Беллы Давидович. Победителем Конкурса 2014 года стал молодой российский скрипач Никита Борисоглебский, также выигравший Международный Конкурс скрипачей им. Давида Ойстраха в Москве.
Дмитрий Ситковецкий, первый лауреат Первого
международного Конкурса скрипачей имени Крейслера в Вене
Российский скрипач Никита Борисоглебский –
победитель Конкурса им. Крейслера 2014 года
Оригинал: http://7iskusstv.com/2017/Nomer1/Shtilman1.php
