Главы из жизни (продолжение)0

(Продолжение. Начало в №11-12/2016)

  

Глава 7 (1966-1972). Черноголовка

 Сегодня я не могу рационально объяснить, почему тогда я покинул институт в Горьком и перебрался в Институт физики твердого тела в Черноголовке. Я полагаю, что Божий промысел привел меня в Москву именно тогда, когда она стала центром бурно развивающегося еврейского национального движения. Однако в 1966 году не это было для меня побудительным мотивом.

В Черноголовке, в прекрасной лесистой местности, находилось несколько научно-исследовательских институтов. Я был назначен руководителем группы. Моя исследовательская работа шла успешно, однако болезнь Делли сильно замедляла осуществление моих проектов. Девочка никак не могла выздороветь. Я показывал ее врачам во всех крупнейших медицинских центрах Советского Союза. В Ленинграде врачи решили госпитализировать ее, но нужно было ждать, пока в больнице освободится место. А тем временем надо было что-то делать с больной девочкой, чье состояние быстро ухудшалось. Все чаще происходили эпилептические припадки, приступы неудержимой ярости. Я бесконечно благодарен моему другу и коллеге Илье Фишману и его жене, которые приютили меня с моей дочкой в Ленинграде. Принять в свой дом такого больного ребенка было с их стороны истинным актом самопожертвования. Я и после этого не раз останавливался в доме этих гостеприимных людей.

Исчерпав все возможности врачебной помощи в Советском Союзе, я собрал папку с результатами ее главных анализов и послал ее в известный медицинский центр в Англии, надеясь, что они смогут найти способ вылечить мою дочь - может быть, хирургическим путем. Я посоветовался также с моим коллегой и учителем Виталием Гинзбургом, не смогу ли я отправиться с Деллей в Англию. Он сказал, что если власти нас не выпустят, он обратится к известному правозащитнику, профессору Андрею Сахарову. Но это не понадобилось. Из Англии пришел ответ, гласивший, что хирургический подход в данном случае неприменим.

Я не помню, как именно, но мы вместе с Биной решили, что Делля должна жить отдельно от своей сестры Евы. Делля не могла ходить ни в детский сад, ни в начальную школу. Она была тяжелый, агрессивный ребенок. Я попросил директора моего института Осипьяна предоставить нам дополнительную квартиру, что он и сделал. Однако мне пришлось дорого за это заплатить. Вскоре Осипьян попросил меня стать руководителем закрытого проекта, и я не мог ему отказать. Впоследствии это явилось причиной отказа в разрешении на выезд в Израиль.

Я получил двухкомнатную квартиру, но это еще не решало проблемы. Делля нуждалась в постоянном уходе, днем и ночью. Моя мать жила тогда под Москвой в поселке Перловка. Я попросил ее помочь мне ухаживать за Деллей. Но и этого было недостаточно. К счастью, мы нашли девушку, по имени Лида, которая жила неподалеку и согласилась ухаживать за Деллей. Моя мать и Лида дежурили днем, а я отвечал за ночь. Через некоторое время Бина приняла участие в нашем поочередном дежурстве. Таким образом, Бина и я стали теперь жить раздельно, и это привело к тому, что брак наш практически распался, хотя пока еще не официально.

В течение всего этого периода я не мог уезжать из Черноголовки, не мог посещать даже научные конференции, кроме тех дней, когда Делля находилась в больнице. Летом 1972 года ее состояние улучшилось, и во второй половине июня я решил поехать на научную конференцию в Минске. Я оставил Деллю на попечении моей матери и Лиды (Бины и Евы в это время в Черноголовке не было). Я до сих пор не могу простить себе, что решил уехать. Во время конференции мне сообщили, что состояние Делли резко ухудшилось и что я должен немедленно вернуться домой. Мои ученики и коллеги Левиев и Тальянский полетели со мной. По прибытии в Черноголовку, Левиев и Тальянский почему-то привели меня в дом Ящиных. Там мне и сообщили горестную весть: Делли не стало. Она умерла 27 июня 1972 года при трагических обстоятельствах, лишь косвенно связанных с ее болезнью.

Это было страшное потрясение. Я так никогда полностью и не оправился от этого удара, в душе осталась незаживающая рана.

Я пробыл в семье Ящиных вплоть до похорон и обязан им вечной благодарностью за их гостеприимство. Похороны были отложены до тех пор, пока не приедут Бина и Ева, и мое пребывание в доме Ящиных была своего рода шива (семидневный траур), хотя я в то время не знал этого понятия. Множество друзей и коллег приходили выразить свое соболезнование, в том числе директор института Осипьян, а также весьма почтенная группа ученых, два еврея и один - нееврей, зато известный своим критическим отношением к власти. Они пришли с весьма деликатным поручением от директора института, который не решился сам обратиться ко мне с этой просьбой во время своего визита. Меня просили отказаться от моего намерения похоронить Деллю на еврейском кладбище в Ногинске. Зачем вам это, говорили они, когда гораздо ближе, рядом с Черноголовкой, есть христианское кладбище. Если один из виднейших сотрудников института похоронит свою дочь на еврейском кладбище, это бросит тень на весь институт, утверждали они. Я, разумеется, отказался.

Вскоре после этого Бина и я официально оформили развод.

В то время как в моей личной жизни происходили эти печальные события, в жизни советского еврейства произошел судьбоносный поворот. Началась борьба за право эмигрировать в Израиль, и отдельным людям уже удавалось это сделать. Для людей с высшим образованием, в особенности для ученых и инженеров, получение выездной визы связано было с величайшими трудностями. Те, кто, подав заявление о выезде, получали отказ, стали называться "отказниками". Эти отказники и составляли инфраструктуру, на которой строилась деятельность еврейского национального движения в Советском Союзе. Одним из уникальных видов этой деятельности была организация научных семинаров, в которых участвовали ученые-отказники. Особенно популярны были семинары, организованные Воронелем и Лернером.

В октябре 1972 года меня навестил мой друг и коллега Лев Левитин. Мы поехали в Москву, посидели в кафе в центре города, поговорили о том, о сем. Но в основном наша беседа вращалась вокруг вопроса, который он мне задал: "Ты всегда был осведомлен лучше, чем мы, и все понимал. Почему же сейчас ты не с нами?" Здесь необходимо объяснить, о чем речь. Начиная с 1959 года, группа физиков собиралась на ежегодную конференцию, которая называлась "Зимняя школа". Конференция происходила зимой, в селе Коуровка, примерно в семидесяти километрах от Свердловска (ныне Екатеринбург), на лоне природы. Она продолжалась две недели; помимо физики, мы обсуждали там множество других тем, включая политику. Споры нередко длились всю ночь. Я получил возможность высказать свои мысли по разным предметам, включая сионизм. Оказалось, что Левитин имел в виду именно это. Во всяком случае, его слова всколыхнули в моей душе те чувства, которые в последнее время отошли на задний план из-за моих личных потерь. Личные горести вытеснили из моего сознания общественные дела, причем в такой момент, когда решались судьбы советского еврейства.

Глава 8 (1972 - 1977). Черноголовка - Москва 

1. Ученый совет института

В первое же воскресенье после разговора с Левитиным я поехал в Москву на семинар ученых-отказников. Руководителем семинара был мой друг профессор Александр Воронель. Я взглянул на участников семинара и с изумлением воскликнул про себя: "Да я же почти всех их знаю по Коуровке!" Поскольку почти все мы были друг с другом знакомы, я очень быстро освоился на семинаре и стал участвовать в нем по воскресеньям. Так началась моя деятельность в качестве отказника, хотя по сути дела я отказником не был, поскольку еще не подавал заявления о выезде. Это произошло позже. Бина вместе с Евой также намеревались эмигрировать, и Бина просила меня не подавать заявления, пока они не уедут - она боялась, что это может им повредить. Поэтому я отложил всю эту процедуру до 1974 года, когда Бина и Ева благополучно прибыли в Израиль. Но уже тогда, в конце 1972 года я, не колеблясь, включился в общественную сионистскую еврейскую деятельность.

Здесь начинается наиболее концентрированный, интенсивный период моей жизни, потребовавший от меня безусловной самоотдачи и привнесший в мою жизнь новое понимание и новый смысл. Вся моя предшествующая жизнь была как бы подготовкой к этому периоду. Это было время духовных испытаний, и я думаю, что выдержал их, и душа моя вышла из них обновленной и обогащенной. Я горжусь тем, что мне была дана возможность участвовать в этом процессе, и благодарю за это Бога.

В 2003 году, когда я писал эти строки, мне пришлось лечь в больницу - к счастью, это была ложная тревога. Моя жена Шошана спросила, что мне принести почитать. Я, не колеблясь, ответил: "Коль доди дофек" ("Голос возлюбленного зовет") рава Соловейчика. Упоминаю я этот эпизод по двум причинам. Во-первых, потому, что ответ вырвался у меня без раздумий, а во-вторых, потому, что в этом труде я нашел четкий ответ на размышления, которым я предавался, лежа в больнице. Кроме того, он помог мне продолжить написание этой книги.

В этом эссе рав Соловейчик подчеркивает, что иудаизм делает различие между двумя нетождественными измерениями человеческого существования: между судьбой и предназначением.

Мудрецы всегда подчеркивали отличие существования под сенью рока от жизни во имя цели, "я" судьбы от "я" предназначения. В этом различии и заключается суть учения о наших страданиях.

Что значит "существование в судьбе"? Это существование вынужденное, по принципу "другого не дано", существование рабское, звено в механической цепи закономерностей, лишенное смысла, направления и содержания, в плену у окружающих обстоятельств... Существующий в судьбе - объект ее, не он делает свою жизнь, а жизнь делает его. Он больно сталкивается с объективным внешним миром, словно вещь с вещью. "Я" судьбы неспособно вырваться за черту своей малоподвижной внутренней динамики, направленной исключительно вовне. Существо его смятенно, лишено содержания, самостоятельности и независимости. "Я" судьбы опровергает само себя, ибо вещь не может заботиться о своих интересах...

Во втором измерении человеческого существования, в предназначении, вопрос о страдании ставится иначе. Что такое бытие в предназначении? Это существование активное, когда человек противостоит внешнему миру, сознавая свою самобытность и неповторимость. Осознание своей свободы и своих возможностей позволяет ему в столкновении с внешним миром не утратить самостоятельности и независимости. Девиз существующего в предназначении таков: "Не по своей воле ты рожден и не по своей воле ты умрешь, но живешь ты по своей свободной воле". Человек рождается как объект и умирает как объект, но в его власти жить как субъект, быть созидателем и обновителем, наложить на свою жизнь собственную интеллектуальную печать, заменить автоматизм творческой деятельностью. Согласно иудаизму, функция человека - обратить судьбу в предназначение; пассивное бытие по воле обстоятельств - в бытие активное, подчиняющее себе обстоятельства; вынужденное существование в страхе и смятении - в жизнь, полную воли, вдохновения, инициативы. Благословение, данное Всевышним своему созданию, определило его долг на земле: "Плодитесь и размножайтесь, и заселяйте землю, и владейте ею". Покоряйте окружающий мир и властвуйте над ним. Если же не будете властвовать - он поработит вас. Этот наказ дает человеку новую позицию в Божьем мире, он возлагает на голову человека царскую корону, превращает его в соучастника Бога в деле творения ("Голос возлюбленного зовет", выделено мной, Б.Ф.)

Исследователи, работавшие в Черноголовке, в своей профессии принадлежали к элите. Мои коллеги были первоклассными учеными, некоторые пользовались мировой известностью. По вечерам мы собирались небольшими группами и обсуждали характер и сущность советской власти. На удивление, мои друзья придерживались гораздо более крайних позиций, чем я сам. Они утверждали, что это фашистский режим, воплощение зла. Власть настолько полно держит личность под своим контролем, что любое независимое действие становится невозможным: "Здесь ничего нельзя изменить, они контролируют все!" В отличие от них, я утверждал, что не все зависит от "них", что "они" не всеведущи и не всесильны. Мои собеседники упрекали меня в наивности, но я твердо держался мнения, что со злом можно бороться. В понимании рава Соловейчика, для того, кто существует в измерении судьбы, "отношение человека к злу выражается лишь в философско-умозрительном подходе; как существо пассивное, он не в силах бороться со злом и ограничить его влияние" (там же) Но очень скоро наши разговоры обратились к практическим действиям.

В 1974 году Бина и Ева совершили алию в Израиль. Я сразу начал скучать по Еве. В письмах к друзьям она с восторгом описывала, как вживается в новую среду в Израиле. Однако родители этих друзей - мои коллеги, которые называли советский режим фашистским, - запретили своим детям переписываться с Евой.

Я подал заявление с просьбой разрешить мне выехать в Израиль и через некоторое время получил отрицательный ответ. Сами по себе эти события не слишком повлияли на мое положение в институте; повлияло нечто другое. Как уже говорилось, в конце 1972 года я начал принимать участие в семинаре ученых-отказников. Участники этого семинара, в их числе и я, решили организовать международный семинар. Мы разослали приглашения в различные научно-исследовательские институты, как в Советском Союзе, так и заграницей, среди прочих такое приглашение поступило и в Институт физики твердого тела в Черноголовке. В один прекрасный день директор нашего института, профессор Осипьян, вызвал меня к себе в кабинет. Он открыл мне дверь, вынул из папки письмо и сказал: "Вениамин Моисеевич, я получил от вас письмо!" Я не сразу понял, о чем он говорит -" я совершенно забыл, что моя подпись стояла среди других под приглашением на международный семинар... С этого момента на меня начали оказывать всяческого рода давление, ибо власти не желали терпеть никаких неподконтрольных действий. Группами и поодиночке, люди уговаривали меня снять свою подпись с письма, опубликованного в одном из международных изданий. Давление все усиливалось. Одним из активных участников этой кампании был профессор Эммануэль Рашба, утверждавший, что ведет свое происхождение от знаменитого еврейского теолога по имени Рабби Адерет Шломо бен-Авраам. Эммануэль Рашба, работавший в другом институте, полагал, что сможет быть посредником между мой и другими сотрудниками Института физики твердого тела. Мне предлагали пойти на компромисс в связи с моим участием в запланированном международном семинаре. Власти не давали согласия на проведение этого семинара ни на каких условиях. Рашба был не единственным евреем среди тех, кто толкал меня на компромисс. Другие ученые-евреи тоже просили меня пойти на компромисс того или иного рода. Некоторые предлагали мне на выбор одну из двух возможностей: либо выйти из организационного комитета семинара, и тогда участвовать в семинаре, либо объявить, что в семинаре участвовать не буду, а в комитете останусь. Уговоры подкреплялись угрозами увольнения с работы. Короче, от меня требовали публично пойти на уступки. Такой стиль воздействия был характерен для КГБ - как только человек шел на одну уступку, его вынуждали идти на другие, более существенные.

Оказываемое на меня давление не ограничилось вышеописанным. Ученый совет института провел заседание, на котором я объявил, что ни на какой компромисс не пойду. После этого начался настоящий кошмар: прежние мои друзья вставали один за другим и с возмущением клеймили мое поведение. Каждый завершал свою речь словами: "В нашем здоровом коллективе нет места таким бесчестным, аморальным личностям, как Файн". Меня не уволили из института, но подвергли остракизму, как на работе, так и в личном общении. Коллеги упрекали меня в неуступчивости, которая и вынудила их осудить меня - противно, конечно, но что поделаешь. Говорили так именно те коллеги, которые утверждали, что со злом бороться невозможно. После заседания один из них воскликнул: "Зачем мы это сделали!" Правда, из КГБ поступило соответствующее указание на этот счет, однако им ничто не грозило, в худшем случае их очередную поездку заграницу могли отложить на некоторое время. Но они хотели избежать даже такой небольшой неприятности.

Я подробно рассказываю об этом заседании Ученого совета и о том, что ему предшествовало, потому что для меня это был первый серьезный экзамен в процессе перехода в "существование предназначения", по выражению рава Соловейчика. Это было своего рода крещение огнем. В 1974 - 1977 годы мне предстояло пройти еще немало испытаний на стойкость и твердость веры.

2. Новый аспект еврейского национального движения 

Я быстро освоился в своей новой жизни среди активистов алии. Все эти люди жили в разных местах, порой далеко друг от друга, и раз в неделю все мы собирались возле Большой Синагоги на улице Архипова. Мы обменивались информацией и планировали дальнейшие действия. Небольшие группы собирались также на семинары по интересам. Я уже упоминал семинары Воронеля и Лернера, необходимо упомянуть также семинар, который вел покойный Гриша Ро- зенштейн. Мы с ним быстро подружились. Раз в две недели Гриша вместе с профессором Пьятецким-Шапиро приезжал в Черноголовку, и там они звонили в Израиль из местного почтового отделения (это давало известные преимущества, на которых я не буду здесь останавливаться). Затем мы все втроем отправлялись в мою однокомнатную квартиру и за чашкой чая обсуждали различные вопросы.

Постепенно я начал ощущать свою ответственность за деятельность группы активистов в частности и за судьбу советского еврейства в целом. В эту пору, когда активистов алии то и дело арестовывали и подвергали тюремному заключению, между различными группировками активистов начали возникать конфликты. Такая ситуация представлялась мне неприемлемой; я приложил все усилия к тому, чтобы устроить встречу представителей разных группировок, и мне удалось убедить их координировать свои действия.

Но больше всего в те дни меня тревожила проблема "прямиков", наносившая ущерб исходу евреев из СССР. Все чаще и чаще евреи, добравшись из Москвы до Вены, "отсеивались" там и, вместо Израиля, отправлялись в другие страны, в основном в Соединенные Штаты. Процент "прямиков" в общей массе эмигрантов возрастал с каждым месяцем. Сначала я, по наивности, решил, что нужно воззвать к совести этих евреев, объяснить им, что это неправильно - ехать в другую страну, когда появилась наконец-то возможность вернуться на нашу историческую родину после двухтысячелетних скитаний. Мы с Гришей Розенштейном, обладавшим даром слова, сочинили такое воззвание, оно было опубликовано в Израиле. Но очень скоро я понял, что такого рода призывы оказывают весьма ограниченное действие и что необходимо пустить в ход более основательные средства. Я припомнил, что Альберт Эйнштейн написал несколько статей о сионизме. Я разыскал их, мы с Розенштейном перевели их с английского на русский и напечатали за мой счет сборник статей под общим названием "Мой народ" с портретами Эйнштейна, Михоэлса и Фефера на титульной странице. Иосиф Бегун, с которым я к тому времени познакомился, занялся распространением сборника.

Но это была лишь капля в море. В тот период я выработал взгляд на вещи, который, с небольшими изменениями, представляется мне актуальным и по сей день. Одной фразой его можно выразить так: еврейскому национальному движению в Советском Союзе недоставало важнейшего и существеннейшего аспекта - аспекта духовного, культурного. Лозунгом движения было - "Отпусти народ Мой!". Между тем, в обращении Моисея к фараону было нечто большее: "Так говорит Господь: отпусти народ Мой, чтобы он совершил Мне служение (Шемот, 8:20)". Пока мы, активисты алии, находились в СССР, необходимо было использовать наши связи с евреями Запада, всячески стараться раздобыть материалы по иудаизму, по еврейской истории, по ивриту и по еврейскому искусству и распространять эти материалы среди советских евреев. Одновременно необходимо было привлечь внимание наших собратьев в государстве Израиль и в еврейских общинах Запада к той духовной Катастрофе, которой подвергались евреи СССР при советской власти.

Я уже не могу припомнить в точности, как формулировались тогда эти соображения, но основная идея остается неизменной. К концу 1974 года я познакомился с человеком, который придерживался тех же взглядов и мнений, что и я: Володя (Владимир-Зеэв) Престин. С этого момента мы начали работать вместе, развивая и формулируя эти идеи. Престин познакомил меня с Цилей Моисеевной Райтбурд, затем с Семеном Кушниром, которые были близки нам по своим взглядам. Несколько позже я познакомился с Элиягу Эссасом. Мы образовали зародыш движения, которое начало расти и развиваться. Некоторые называли нас "тарбутника- ми", от слова тарбут, "культура" на иврите. Еще одна важная черта присутствовала в нашей идеологии: мы были убеждены, что существует положительная корреляция между алией 60-70-х годов, когда борьба за выезд была связана с жесткими препятствиями и даже опасностями, и уровнем еврейского самосознания. Мы, однако, всегда подчеркивали, что распространение еврейской культуры представляет ценность само по себе, а не только как катализатор и побудительный мотив к алие.

Значительно позже я опубликовал в израильской газете "hа-арец" статью, в которой я указывал на связь между алией и уровнем еврейского самосознания. Ниже приводится краткое изложение этой статьи. 

Корреляция между алией и уровнем национального сознания

Советское еврейство неоднородно. В нем можно различить три категории: (1) евреи из западных регионов страны, а также из стран, аннексированных Россией перед и после Второй мировой войны (прибалтийские государства - Латвия, Литва и Эстония; Западная Украина; Бессарабия). В этих краях имелись центры еврейской культуры, такие, как Вильнюс, который называли "Литовским Иерусалимом". За относительно краткий срок после войны Советы не успели полностью выкорчевать эту культуру (2) Евреи Кавказа и Средней Азии. Большинство евреев здесь было сефардского происхождения. Русификация этих слоев населения происходила медленно, и они сохранили свое религиозное самосознание и свой образ жизни (3) Большинство советских евреев, живущих в центральной России, в Белоруссии и в восточной части Украины (включая Москву, Ленинград, Одессу, Харьков, Киев, Минск) ассимилировались и полностью забыли о своем еврействе. О нем напоминали им лишь антиеврейская дискриминация и антиеврейские кампании в прессе.

С началом детанта евреи, принадлежавшие к первым двум категориям (сохранившие отчетливое еврейское самосознание), оказывали сильное внутреннее давление на власти. При поддержке общественного мнения Запада это привело к массовой эмиграции в Израиль. В некоторых регионах репатриировались более 50% еврейского населения. На известном этапе, в 70-х годах, началась новая волна эмиграции - из центральной части России, из Белоруссии и Восточной Украины. С самого начала большая часть этой волны эмиграции ориентировалась в основном на Соединенные Штаты и другие страны, а не на Израиль. Иными словами, уже в начале в этом потоке содержалось некоторое количество "прямиков", причем тенденция эта только возрастала. Ниже приводятся статистические данные "отсева" в процентном отношении, за период 1968-1980 гг. Эти данные ясно указывают на корреляцию между процентом отсева и местом жительства эмигрантов (в скобках обозначена принадлежность к вышеупомянутым категориям по географическим признакам). Данные охватывают двадцать городов, эмигранты из которых составляют 75% еврейской эмиграции из СССР за указанный период.

 

Процент отсева:

Харьков

(3)

85,2%

Одесса

(3)

82,7%

Киев

(3)

79,4%

Ленинград

(3)

74,1%

Минск

(3)

65,5%

Москва

(3)

62,9%

Львов

(1)

56,5%

Ташкент

(2)

34,2%

Рига

(1)

32,7%

Кишинев

(1)

19,1%

Тбилиси

(2)

9,6%

Вильнюс

(1)

8,0%

Душанбе

(2)

8,0%

Черновцы

(1)

7,6%

Мукачево

(1)

5,3%

Каунас

(1)

5,2%

Самарканд

(2)

4,3%

Сухуми

(2)

1,7%

Кутаиси

(2)

0,2%

Дербент

(2)

0,7%

 

Эти данные убедительно доказывают, что процент "прямиков" был ниже (и уровень алии выше) в тех регионах, где существовал более высокий уровень еврейского самосознания (регионы 1 и 2). Я наблюдал эту тенденцию по мере того, как она развивалась. Приехав в Израиль, я убедился, что официальная статистика подтверждает мои наблюдения: большая часть русской алии (в 1969-1980 гг. - около 80%) происходила из регионов (1) и (2), где сохранилась прочная связь с еврейской традицией.

Однако мы не только занимались теорией, формулируя точные выражения для принципов нашего движения, - мы также действовали. Последовательно и тщательно мы занимались распространением еврейских материалов среди евреев Советского Союза. В это дело включилось множество активистов алии. Мы основали журнал под названием "Тар- бут". Печатали его на пишущей машинке, перепечатывали под копирку сколько могли экземпляров и распространяли их. Как и вся наша деятельность, этот журнал, пропагандировавший еврейские ценности, не носил никаких признаков антисоветских настроений. Я был редактором журнала "Тар- бут" вплоть до моего отъезда в Израиль. Мы распространяли его открыто, это не было актом подпольной работы. Вот как выглядел титульный лист одного из номеров (номер пятый): 

ТАРБУТ

(Еврейский журнал на русском языке)

Редакционная коллегия: Феликс Кандель, Москва, Красноармейская ул. д. 21, кв. 12 Вениамин Файн, Московская область, Черноголовка, Первая ул. д. 34, кв. 28

Чтобы люди не боялись, Феликс Кандель написал следующее обращение к читателю: "Ты имеешь право знать о себе и о своем народе. Это твоя культура, это история твоего народа, это твоя традиция. Читай без опаски, мой дорогой читатель. Читай открыто, не прячась!"

Мое сотрудничество с писателем Феликсом Канделем началось на самых ранних этапах нашего движения. Мы подружились, и наша дружба продолжается до сего дня.

Подытоживая деятельность "тарбутников", можно сказать следующее: мы начали борьбу за законное право советских евреев знакомиться со всеми аспектами еврейской культуры и активно участвовать в ней, включая право изучать и преподавать иврит. Оглядываясь назад, я могу сказать, что нам удалось сделать нечто чрезвычайно важное, а именно, добиться, чтобы вопрос советской еврейской культуры был поставлен на повестку дня мирового еврейства. Мы привнесли новый аспект в национальное еврейское движение в Советском Союзе, сконцентрированный на духовных и культурных ценностях.

 3. Бейлис приходит на помощь

В этот период (1974 год) КГБ начал вызывать на допросы одного за другим всех активистов алии. Один из моих друзей вернулся с допроса в глубоком унынии и рассказал мне, что его предупредили: среди его поступков имеются три, граничащие с уголовным преступлением. Если вы не прекратите свою деятельность, сказали ему, мы можем начать против вас уголовное следствие. Я отнесся к его рассказу серьезно. Я знал, что скоро придет и моя очередь, и меня вызовут в КГБ. Нужно было немедленно принимать решение - продолжать работу или не продолжать. В тюрьме, я знал, мне придется очень тяжко. В глубине души решение было уже принято, но я нуждался в доводах для его подкрепления. И тогда я вспомнил то, что перечитывал недавно, а именно - речь адвоката Оскара Грузенберга, защитника на процессе Бейлиса. Дело Бейлиса вкратце заключалось в следующем.

В августе 1911 года Менахему-Менделю Бейлису было предъявлено обвинение в убийстве христианского ребенка с целью использования его крови для приготовления мацы. Осенью 1913 суд присяжных вынес ему оправдательный приговор. В конце своей речи в защиту обвиняемого Грузенберг сказал: "Я уверен, что Бейлис будет оправдан. Невозможно даже представить себе, что его признают виновным. Но что, если я ошибаюсь? Что, если вы, господа присяжные заседатели, невзирая на все доказательства в его пользу, примете за правду этот злостный навет? Что вы, Бейлис, сделаете тогда? Всего каких-нибудь два столетия назад по такому обвинению наших предков сжигали на кострах. Они бестрепетно шли на казнь, восклицая "Шма Исраэль". Они готовы были принести себя в жертву. А вы, Бейлис? Кто вы? Неужели вы лучше их?".

Этого было для меня достаточно. Пусть меня посадят в тюрьму, я больше не тревожился по поводу моей деятельности. Я просто перестал об этом думать. Чем я лучше моих предков?

Меня вызвали в КГБ. Допрос длился примерно час. Их интересовали, главным образом, три моих поступка. В частности, мое заявление с просьбой дать мне израильское гражданство, опубликованное в израильской газете. Они показали мне эту газету. Я спросил, на основании какого закона они вызвали меня на допрос, и мне показали некий документ с грифом "совершенно секретно".

Я отказался отвечать на вопросы и подписывать что бы то ни было. Под конец допроса один из следователей сказал мне, что он социолог по профессии и спросил, не соглашусь ли я побеседовать с ним в неформальной обстановке. Я согласился, мне любопытно было послушать, что он скажет. Я помню, что он спросил меня: "Вы заявляете, что в Советском Союзе существует антисемитизм, но факты этого не подтверждают. Среди людей с высшим образованием евреи на третьем месте, после русских и украинцев. Иными словами, в пропорции к их численности, они стоят на первом месте. Как же вы можете утверждать, что у нас существует антисемитизм?" Я ответил: "Евреи получают высшее образование не благодаря отсутствию антисемитизма, а вопреки его наличию. По древней традиции, евреи из всех сил стремятся к образованию".

Как правило, вступать в неформальные беседы с работниками КГБ не рекомендуется, но мне объяснили это уже после допроса, а потом мне больше не приходилось иметь дела с такого рода предложениями. Можно предположить, что "социолог" составлял мой психологический портрет и, видимо, пришел к выводу, что в дальнейших беседах со мной нет необходимости.

4. Смерть матери. Переворот в моей душе

Моя жизнь шла размеренно и упорядоченно: я занимался своей исследовательской работой в институте, раз в неделю посещал семинар ученых-отказников. После отъезда Александра Воронеля в Израиль руководителем семинара стал мой коллега и друг Марк Азбель. Кроме того, раз в неделю я встречался с другими активистами алии возле Большой Синагоги.

Примерно два раза в месяц я ездил к моей матери в Перловку, небольшой подмосковный городок. Эти визиты были очень важны для нее, и она каждый раз поджидала меня с нетерпением. В целом она чувствовала себя неплохо, однако с годами у нее обострился диабет, что привело к гангренозному воспалению на ноге. В конце 1975 года я поместил ее в больницу, но через несколько дней ее выписали. Месяц спустя я снова проводил ее в больницу, и на сей раз врачи решили оперировать. С присущим ей оптимизмом она сразу начала планировать, как будет управляться с одной ногой. Меня попросили покинуть палату. Зная, что смогу теперь увидеть ее лишь через несколько дней после операции, я вышел и стал ждать в коридоре. Ко мне подошел кто-то из медперсонала и спросил: "Зачем вы здесь сидите? Все равно вам нельзя входить к больной". Я послушался и ушел домой. И не могу себе этого простить до сих пор. На следующее утро, 6 января 1976 года, моя мать скончалась на операционном столе, и так порвались еще одни узы, еще одним близким человеком у меня стало меньше.

Мы продолжали нашу обычную деятельность. Распространяли "Тарбут" и книги, привозимые "туристами" из Штатов и из Европы. Сегодня я знаю, что этот "туризм" был организован "Отделом связи" (тогда его называли в конспиративных целях "Министерство иностранных дел") в Тель-Авиве. Руководил работой этого специального отдела Арье Кроль, верующий еврей, который позаботился о том, чтобы ортодоксальное еврейство заняло в этом проекте достойное место. В 2000 году Арье Кроль получил Государственную Премию Израиля по совокупности своих заслуг перед государством, и я считаю, что он в высшей степени достоин ее. Мы со своей стороны старались убедить "туристов" в важности нашей идеи, в том, как необходимы духовный аспект в еврейском национальном движении и пропаганда еврейской культуры среди советских евреев.

Я не помню точной даты, но февраль или март 1976 года был для меня поворотным моментом, может быть, самым важным в моей жизни. Без всякого сомнения, это был решающий этап в моем душевном развитии. Очень трудно в точности восстановить в памяти и описать произошедшее, ибо, в отличие от описания внешних процессов, здесь мы имеем дело с тем, что совершается в сокровенных глубинах человеческой души. Однажды я заболел, по-видимому, гриппом, и вынужден был в одиночестве лежать в постели в моей квартире в Черноголовке (Спустя несколько лет я познакомился с хасидскими понятиями китбодедут (медитация в уединении) и китбоненут (раздумье, размышление). Я оказался в изоляции не по своей воле и отчасти из-за остракизма, которому подвергли меня мои коллеги. Семь дней я пробыл один в моей крошечной квартирке. Размышление явилось прямым результатом этого уединения. Я размышлял о своей жизни, о своих поступках. То, что я пишу, не есть исповедь. Такая исповедь могла бы повредить другим людям, а я не имею на это права; однако сказать всю правду самому себе - совсем иное дело. Недавно скончалась моя мать, четыре года назад умерла моя дочь Делля. Размышления начались спонтанно и неожиданно; это продолжалось несколько дней, и в процессе размышлений со мной что-то произошло.

Объяснить это событие я не могу, но оно изменило меня и весь окружающий меня мир. Непосредственным результатом этого процесса было то, что душу мою посетил страх Божий. Я не мог долее игнорировать духовный аспект моей жизни. Возможно, в основе совершившегося со мной за эту неделю лежит мистическое переживание. Мне было бы трудно и даже невозможно поделиться этим переживанием с другим человеком - и однако оно перевернуло всю мою жизнь. Скептики могут усомниться в возможности такого переживания, особенно в отношении его мистического элемента. Я отвечу им: "Это описание процессов, происходящих в моем внутреннем мире; я не нуждаюсь в доказательстве их действительности. Это непосредственная, моя личная действительность, не требующая логических объяснений".

Я уже говорил о том, как религиозное чувство сопутствует научно-исследовательской работе и вообще любой творческой деятельности. Точно такое же религиозное чувство было необходимым условием полной самоотдачи, которой требовала борьба за советское еврейство. Не обладай наши предки этим качеством, они не смогли бы пойти бы на костер за свою веру, хотя вера их была глубока.

Это событие было началом моего духовного восхождения. К религиозности вскоре присоединилась вера, а затем и соблюдение требований Галахи, еврейского Закона, ибо "религия", на иврите дат, означает "закон". В то время я еще не был знаком с такими источниками, как "Законы покаяния" в "Книге Знания" Маймонида, или "Голос возлюбленного зовет" рава Соловейчика, который писал: "Критическое рассмотрение своих поступков есть существеннейший характерный момент в покаянии, к которому обращается страждущий".

5. Идея симпозиума 

Вернемся к нашей повседневной деятельности.

Мы распространяли материалы по еврейской культуре и встречались с "туристами", стремясь убедить их в том, как важен и необходим в нашей борьбе духовно-культурный аспект. Мы чувствовали, что наших усилий недостаточно для выполнения стоявшей перед нами грандиозной задачи. Около двух миллионов советских евреев были полностью оторваны от культуры и религии своего народа, от его истории и языка. Необходимо было привлечь к этой серьезной проблеме внимание мирового еврейства.

Возникла идея устроить в Москве конференцию, посвященную еврейской культуре в СССР. В марте 1976 года мы собрались в нанятой мною в центре Москвы квартире, которая служила нашим штабом. Помимо Престина, Эссаса и Семена Кушнира, составлявших ядро нашей группы, в обсуждении участвовали и новые люди. Скажу о них несколько слов. Вскоре после того, как мы начали нашу деятельность, меня познакомили с очень интересным человеком, Микой Членовым. Антрополог по профессии, он не был отказником и работал в одном из научно-исследовательских институтов. Членов свободно владел несколькими языками, в том числе ивритом, который мастерски преподавал. При нашем знакомстве он спросил: "Так вы и есть "всемогущий" Файн?" Он имел в виду мой успех в деле примирения конфликтующих группировок активистов алии. Членов остался в СССР и в настоящее время является председателем Ваада, координационного комитета еврейских организаций в СНГ.

Павел Абрамович, шурин Зеэва Престина (их жены, Лена и Мара - сестры), преподавал иврит и внес существенный вклад в борьбу за легализацию иврита. Я до сих пор поддерживаю связь с ним и его женой Марой. Иосиф Асс, врач-хирург, получил отказ в 1974 году, тогда же, когда и я. С Марком Азбелем, моим коллегой (мы оба преподаем в Тель-Авивском университете) мы находимся в близких дружеских отношениях. В СССР он был одним из виднейших физиков; руководил семинаром ученых-отказников. Его участие в задуманном нами деле было вопросом первостепенной важности. Виктор Браиловский, ученый-компьютерщик, сменил Азбеля в качестве руководителя семинара ученых-отказников, когда тот уехал в Израиль в 1977 году. Иосиф Бегун был членом нашей группы с самого начала, он самостоятельно распространял большое количество еврейских материалов еще до того, как мы начали делать это систематическим образом. В 1977 году он был арестован и начал свое хождение по мукам в качестве узника Сиона, ставшее широко известным в мире. О писателе Феликсе Канделе я уже рассказывал. Его участие в проекте было особенно важным. Владимир Лазарис, адвокат, был одним из редакторов неофициального издания "Евреи в СССР". Евгений Либерман с жаром участвовал в нашей деятельности. Покойный Аркадий Май и его жена Елена поддерживали наш проект с самого начала. Елена перевела с английского языка книгу Милтона Стейнберга "Как сорванный лист".

Было решено назначить к задуманному симпозиуму организационный комитет. У меня уже был опыт организации симпозиумов в Черноголовке. Я все еще работал в своем институте, имел звание профессора. Эти соображения, а также то, что эта идея полностью мной овладела, привели меня к решению встать во главе организационного комитета. Заместителем председателя стал мой друг Арье (Леонид) Вольвовский. Принимая на себя эти обязанности, мы шли на серьезный риск.

Мы поставили перед собой важную задачу: подготовить статистические данные об отношении советских евреев к наследию и традиции своего народа. Я предложил провести социологический опрос с широким выбором респондентов. Для этого необходимо было срочно подготовить профессиональный опросный лист. Мика Членов вызвался съездить в Ленинград, где один из его коллег, профессиональный социолог, составил (анонимно) опросный лист. Мика, вероятно, тоже участвовал в этой работе.

В марте 1976 мы начали приготовления к симпозиуму. Нашей целью было выработать представление о "состоянии и возможных путях развития еврейской культуры в СССР" (из приглашения на Симпозиум, приводимого ниже). Мы решили делать все совершенно открыто, в полном соответствии с Хельсинскими соглашениями, которые СССР подписал в 1975 году. Планировали очень тщательно, продуманно. Как только будут сформулированы окончательные выводы, намечено было включить их в текст приглашения, перевести его на английский язык и разослать в еврейские общины за пределами СССР. К счастью, как раз в это время, на Песах 1976 года, у нас гостил профессор Лион Джик, директор Центра по изучению современного еврейства при университете Брандейса в Америке. Посоветовавшись с ним, я написал приглашение на Симпозиум по-английски, которое отредактировал приехавший вместе с Джиком его сын. Мика Членов, насколько я помню, составил программу. Ниже приводится русский текст приглашения:

 Еврейская культура в СССР состояние, перспективы

(Москва, 19-21 декабря 1976 г.)

 В Советском Союзе проживает третья по численности (после США и Израиля) еврейская община. Но печальное развитие событий привело к тому, что евреи в Советском Союзе лишены возможности приобщения к своему культурному наследию и традициям. Такая ситуация выглядит контрастом на фоне возрождения и расцвета еврейства во всем мире. Теперь евреев объединяет не только иудаизм, традиции, общие идеалы, общность истории и происхождения, но и вновь созданное еврейское государство.

Процесс национального возрождения захватывает также широкие круги евреев в Советском Союзе. Тысячи евреев решают вопрос своего национального будущего, избрав путь возвращения на родину предков. Другим элементом возрождения является все возрастающая потребность советских евреев в приобщении к культуре и традициям своего народа. Задача сохранения советского еврейства, задача спасения его от полного духовного уничтожения - благородное дело, в котором должен принимать участие каждый, кто хочет остаться евреем. Конкретные пути для достижения этой цели могут быть выработаны в результате творческой работы тех, кто примет на себя эту благородную миссию.

Для обсуждения этих вопросов мы решили созвать в Москве с 19 по 21 декабря 1976 г. симпозиум, посвященный состоянию и возможным путям развития еврейской культуры в СССР. Ниже приводится примерный перечень проблем, которые предлагается рассмотреть на симпозиуме. Доклады будут приниматься до 15 ноября 1976 г. Полный текст доклада, напечатанный на машинке (через два интервала), должен быть представлен в двух экземплярах. Наряду с этим, не позднее 1 октября 1976 года должны быть представлены краткие тезисы докладов. Доклады принимаются на русском, иврите, идиш и английском языках. Тексты докладов и тезисы должны быть переданы лично одному из членов Оргкомитета.

 

ПРИМЕРНАЯ ТЕМАТИКА ДОКЛАДОВ

СОСТОЯНИЕ

1.     Характеристика национального самосознания.

2.     Социальная, этническая, демографическая и языковая характеристика советского еврейства.

3.     Роль религии в жизни советского еврейства.

4.     Проблема сохранения традиционных еврейских институтов.

5.     Состояние духовной культуры (литература, искусство, музыка).

6.     Опыт еврейской национально-общественной жизни в социалистических странах.

7.     Мировое развитие еврейской культуры на современном этапе в условиях диаспоры.

ПЕРСПЕКТИВЫ

1.     Формы дальнейшего функционирования еврейской культуры в СССР.

2.     Возможные механизмы передачи и сохранения еврейского национального наследия. Значение семьи как хранительницы культурных традиций.

3.     Принципы и методы массового приобщения к национальным ценностям в условиях отсутствия национальной среды.

4.     Действенность и полезность традиционных элементов еврейской культуры в условиях современного советского общества.

5.     Библия и Талмуд и их роль в духовном обогащении советского еврейства.

6.     Молодежь и национальный прогресс в СССР.

7.     Советские евреи как часть мирового еврейства.

8.     Духовное и культурное влияние на советское еврейство Израиля и западных еврейских общин.

9.     Язык как элемент национальной культуры.

10. Международные и советские декларации и документы о национальных правах и культуре.

 

ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ КОМИТЕТ

Павел Абрамович Марк Азбель Иосиф Асс

Вениамин Богомольный Виктор Браиловский Леонид Вольвовский (зам. пред.) Феликс Кандель

Владимир Лазарис Евгений Либерман Аркадий Май Владимир Престин Вениамин Файн (председатель) Илья Эссас

Завершилось планирование, пришло время рассылать приглашения. Мы собирались разослать их множеству самых разных лиц и организаций, как в СССР, так и за его пределами.

Как я уже упоминал, мы решили провести симпозиум в строгом соответствии с советским законом. Мы послали десятки приглашений - представителям власти, местным и заграничным журналистам, высокопоставленным чиновникам министерств культуры, ученым и видным раввинам. Послали мы приглашение и в советское Министерство культуры. Объявление о предстоящем симпозиуме и дате его проведения прозвучало по радио, его передали "Голос Америки", Би-Би-Си и другие западные радиостанции. Сначала было запланировано провести его 19-21 декабря, но потом мы решили отложить его на два дня. Мы вспомнили, что на 19 декабря приходится день рождения Брежнева, и не хотели дать властям повод объявить это провокацией. Все наше мероприятие представляло собой серьезный вызов советскому режиму.

6. Перемены в моей личной жизни 

Тем временем в моей личной жизни произошел ряд перемен. На одном из собраний семинара Азбеля я познакомился с женщиной из Свердловска по имени Рина Левинзон. Они с мужем получили выездную визу в Израиль. В апреле 1976 года, была пасхальная неделя, когда я, как обычно, отправился к Большой Синагоге пообщаться с друзьями, Рина пришла туда же со своей подругой Сусанной Рожанской. Услышав, что здесь находится человек из Свердловска, я подумал, что стоило бы попробовать дать ей еврейские материалы для распространения в этом городе. Обсуждая с друзьями наши приготовления к симпозиуму, я иногда поглядывал на Сусанну, и видел, что она тоже смотрит на меня. Она мне нравилась, было такое чувство, будто я давно ее знаю. Тут Рина сказала мне, что Сусанна недавно переехала из Свердловска в Ригу, так что мой план поручить ей материалы для распространения отпал. Мне хотелось предложить ей встретиться, но я не решался, боялся обидеть ее, если у нас ничего не получится. В конце концов все же решился и пригласил.

Позже мы встретились неподалеку от синагоги. Долго разговаривали, потом пошли в кино. Условились встретиться снова на семинаре Азбеля. Через несколько дней она уезжала в Ригу.

Я часто звонил ей в Ригу. В середине мая мне пришлось поехать туда в связи с подготовкой к симпозиуму. Вместе с Сусанной мы посещали семинар моего коллеги Аркадия Цинобера. КГБ неотступно следил за нами. Каждое утро они звонили в гостиницу, проверяя мое присутствие. После моего отъезда из Риги наши отношения продолжались. 6 августа 1976 года, вечером после Тиша бе-Ав, мы стояли с нею под свадебной хупой. Свидетелями на церемонии были два "туриста" - рав Ньюман из Лондона и рав Стэнли Вагнер из Денвера. С тех пор Шошана (так ее зовут на иврите) и я совершаем "восхождение" вместе, в обоих смыслах этого слова: как в религиозной сфере, так и в сфере действия, совершив алию (буквально "восхождение") в Израиль.

Сегодня, почти тридцать лет спустя, наш дом - в Израиле. У нас родились два сына: Рон (Аарон) и Гидеон. Мы живем с Шошаной в любви и согласии. Я убежден, что события, которые последовали за неделей уединения и раздумий, изменившей мою душу, направлялись Божественным Провидением. Я вижу в этих событиях Божественное вмешательство в наши жизни, мою и ее, и благодарю за это Господа.

13 апреля 1976 года меня уволили с работы в Институте физики твердого тела в Черноголовке. Власти не могли стерпеть моего активного участия в еврейском национальном движении. Все мои попытки найти другую работу ничего не дали. Моих сбережений могло хватить нам примерно на полгода жизни. А дальше нам приходилось полагаться на финансовую поддержку из Израиля, приходившую к нам через "туристов" и иными путями.

 7. Приготовления к симпозиуму продолжаются

В начале июня все активисты движения за алию и еврейскую культуру, "тарбутники", радостно принимали приехавшего к нам профессора рава Эрвина (Ицхака) Гринберга и его жену Блу. Встречаясь с другими "туристами", нам приходилось убеждать их в необходимости культурного аспекта в нашем движении. А Гринберги, напротив, помогли нам отчетливее определить наши идеи и внесли исключительно ценный вклад в наш проект. Сейчас уже трудно пересказать наши долгие беседы с ними, но они безусловно значительно обогатили наш взгляд на вещи. Я дружу с ними до сих пор. Рав Гринберг сделал на семинаре Азбеля замечательный доклад, который многие вообще считают лучшим докладом семинара: "Религиозное и нравственное осмысление Катастрофы". Мы записали этот доклад на пленку, перевели на русский язык и напечатали в нашем самиздатском журнале "Тарбут".

В процессе подготовки к симпозиуму мы провели опрос более полутора тысяч евреев. Доступа к копировальным машинам у нас не было, поэтому множество людей перепечатывали анкеты на машинке. Вопросы были направлены на то, чтобы выяснить отношение евреев к различным проблемам, связанным с еврейством, - таким, как проблемы современности, культура, религия, отъезд в Израиль, смешанные браки, изучение иврита, история. Приезжавшие в Москву активисты алии забирали эти анкеты с собой, а затем использовали для их распространения различные мероприятия, куда собиралось большое число евреев. Так, активист из Азербайджана раздавал анкеты среди многочисленных гостей шумного свадебного банкета, гости заполняли их в перерывах между танцами. Заполненные анкеты мы сумели переправить из СССР в Израиль; впоследствии полученные данные были обработаны и в 1984 году опубликованы в Израиле в книге под названием "Еврейство Советского Союза: результаты опроса" (132 стр.), авторы Вениамин Файн и Марвин Вербит. Анализ опроса привел к неопровержимому заключению: евреи Советского Союза положительно относились к еврейской культуре. Они хотели знать еврейскую историю и язык, хотели, чтобы их дети учились в еврейских школах (большинство респондентов предпочли бы еврейскую школу с преподаванием на русском языке и с изучением иврита как второго языка). Во всех регионах страны советские евреи свидетельствовали о своем ощущении близости к евреям остального мира. Один из вопросов выглядел так: "Сколько человек среди ваших пятерых ближайших друзей являются евреями?" В среднем ответ был: более чем 3,5. Мы предвидели примерно такие результаты, но было также немало и неожиданных открытий. Вот, например, одно из самых поразительных:

Анализируя корреляцию между различными факторами, обуславливающими отношение советских евреев к еврейству, мы с изумлением обнаружили, что доминирующим фактором, из которого явственно вытекали другие факторы, - такие, как желание обучать детей в еврейских школах, намерение эмигрировать в Израиль и стремление поддерживать связи с мировым еврейством - была религиозность. "Религиозность" в данном контексте не означает индивидуальную веру в Бога, которая была очень слабо распространена в СССР, скорее, она означает отношение к еврейской религии. Чем более положительным было это отношение, как показывал опрос, тем сильнее, в среднем, было желание обучать детей в еврейских школах. В целом, этот опрос отражал стремление советского еврейства обрести связь со своими корнями.

Опрос занял немало времени. Анкета включала в себя также приглашение на симпозиум. Когда мы приступили к последней стадии опроса, КГБ начало охоту за данными, полученными нами от респондентов - их ответами на опросные листы. Многочисленные обыски, проведенные КГБ, привели к тому, что в наших руках осталось лишь 1200 из 1500 готовых анкет.

Тем временем мы продолжали свою работу без помех, как если бы власти понятия не имели о нашей деятельности, которая начала распространяться на другие города. Мы получали доклады для симпозиума и расширяли сферу опроса. Как я уже говорил, мы послали приглашения на симпозиум также и заграницу. Среди приглашенных были всемирно известный историк д-р Сало Барон (позже, совершив алию, я познакомился с ним в Нью-Йорке); главный раввин Дании Бент Мельхиор, который первым выразил согласие участвовать в симпозиуме; д-р Лион Джик; профессор рав Эрвин Гринберг; лауреат Нобелевской премии писатель Эли Визель; проф. Эфраим Урбах, вице-президент Израильской Академии наук; проф. Гершом Шолем, знаменитый исследователь Кабалы и еврейского мистицизма; проф. Хаим Рабин, израильский ученый-лингвист с мировым именем; Б.Х. Голд, административный вице-президент Американского Еврейского Комитета; д-р Гарольд Шулвайс из Университета Южной Калифорнии; профессора Сеймур Сигал и Дэйвид Вайс-Халивни, преподававшие в Еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке, и проф. Моше Дэйвис из Института современного еврейства при Иерусалимском университете. Мы послали также приглашение нееврею, американцу Телфорду Тэйлору, который был представителем обвинения от Америки во время Нюрнбергского процесса. В общей сложности мы пригласили около сорока ученых и лидеров.

Первым признаком того, что власти реагируют на нашу деятельность, была статья в газете "Горьковская Правда", официальном органе горкома партии, от 31 июля 1976 года. Во время одной из наших обычных встреч у синагоги кто-то принес мне эту газету. В статье, озаглавленной "С пустыми руками", говорилось о моем визите в Горький, где, как утверждала газета, я пытался убедить евреев эмигрировать в Израиль. Разумеется, Файн, по их словам, потерпел полную неудачу. Как обычно, правда в статье была перемешана с ложью. Я подал на газету в суд за клевету.

Хотя симпозиум в статье не упоминался, мы восприняли это как предупреждение. Было ясно, что за мной, председателем оргкомитета, следят власти.

В августе у нас побывали профессор Джейн Гербер и ее муж Роджер. Профессор Гербер прочла лекцию на тему из той области, которой она занималась: "Марраны, тайные евреи" (марраны - евреи в Испании и Португалии, насильственно обращенные в христианство во времена Инквизиции, но принявшие лишь внешнюю его сторону). Лекция была интересная, в ней содержались косвенные ссылки на наше тогдашнее положение. Шошана и я подружились с супругами Гербер, особенно с Джейн, и мы поддерживаем с ними связь по сей день.

К нам приезжало немало гостей из-за границы. Мы встречались с "туристами" из Соединенных Штатов, из Англии и Франции, был даже один с Кубы. Приезжали также израильтяне, хотя и нечасто. В августе 1976 года израильская делегация участвовала в международной географической конференции. Мы проводили с ними много времени. Особенно мне запомнился д-р Моше Эйяль из Университета имени Бен-Гуриона в Беер-Шеве (Позже, уже в Израиле, мы снова встретились, и он пригласил нас с Шошаной в гости в киббуц Саад) Среди членов делегации был также д-р Моше Инбар из Хайфского университета. По просьбе руководителей Отдела связи (он назывался также "Натив"), д-р Моше Эйяль написал для них подробный отчет о предполагаемом симпозиуме, где наши планы излагались в мельчайших деталях, и сопроводил это самой положительной рекомендацией. Мне запомнился такой эпизод: мы встретились с Моше Эйялем в квартире, которую снимали в центре Москвы, и, здесь, узнав, что мы только что поженились, он сделал нам свадебный подарок: израильская банкнота в пятьдесят лир. Нам не удалось привезти эти пятьдесят лир в Израиль - КГБ конфисковало их во время одного из обысков.

23 октября состоялось собрание организационного комитета симпозиума. Собрание происходило в квартире Ривы Фельдман, в нем участвовали члены движения из других городов.

Мне хотелось бы подчеркнуть здесь, что я не претендую на всеобъемлющее описание событий, сопровождавших симпозиум. Вполне возможно, я пропустил какие-то события, которые не были связаны со мной непосредственно и не подходят под рубрику "Главы из моей жизни". Тем не менее, я хочу попросить прощения у тех, чье участие в деле описано мной недостаточно полно.

В организационный комитет вошли семнадцать новых членов из других городов. Из Ленинграда: Александр Богуславский и Евгений Абезгауз, художник из "Группы Алеф", неофициального союза еврейских художников. Александр подготовил к симпозиуму доклад на тему: "Национальная культура и национальное самосознание". Из Минска: Элиягу Гольдин, по профессии инженер. Он представил статью "Диаспора: культура и антикультура". Из Кишинева: Петр Ройтберг, руководитель кишиневского семинара по еврейской культуре. Из Киева: Владимир Кислик и Александр Мизрухин. Кислик был физик-атомщик, работал в Институте атомных исследований. Став отказником, он был уволен из института и перебивался разными случайными работами. Его жене пришлось развестись с ним, чтобы получить возможность уехать вместе с сыном в Израиль. Мизрухин был психиатр, его жена - врач-кардиолог. В соавторстве с Левитасом Мизрухин подготовил доклад "Еврейская культура и синагога". Из Винницы на Украине к нам присоединились двое: Борис Дехович и Михаил Магер, оба инженеры. Им отказали в разрешении на выезд из-за их службы в армии. Из Тбилиси в организационный комитет вошли братья Григорий и Иешаягу Гольдштейны, отказники, известные активисты алии. Теперь они присоединились к нашему движению. Из Вильнюса приехали Владимир Дрот и профессор физики Наум Саланский, человек переживший Катастрофу. Из Риги в оргкомитет вошли четверо активистов алии: Борис Френкель, Аркадий Цинобер, Валерий Каминский и Герман Шапиро. Профессор Цинобер, как уже говорилось, руководил в Риге семинаром по иудаизму. Каминский, молодой человек, инженер по профессии, проводил по субботам семинар у себя на квартире. Из Таллина приехал Бенор Гурфель, экономист с мировым именем. Я был знаком с ним по Коуровке, в шестидесятых годах я побывал у него дома в Свердловске.

На повестке дня собрания стояли три вопроса. Прежде всего, следовало утвердить новый состав организационного комитета. Здесь не было никаких разногласий, и голосование прошло быстро и без помех. Затем надо было обсудить и утвердить доклады советских участников симпозиума; это вызвало бурные споры. Комитет отверг доклады трех видов. Один доклад о иудео-христианах (некоторые активисты алии принадлежали к этой секте), поскольку мы не считали это частью еврейской культуры. Второй - о евреях-математиках. С нашей точки зрения, это тоже не относилось к еврейской культуре, ибо этническое происхождение ученого не имеет никакого значения в его исследовательской работе. И, наконец, некоторые статьи были отвергнуты из-за их низкого качества. Здесь разгорелись жаркие дискуссии, один из членов комитета грозил даже выйти из его состава. В конце концов, была утверждена окончательная программа, включавшая в себя семьдесят семь докладов, из них примерно половина из-за границы. Ниже приводится текст второго приглашения, составленного 15 декабря 1976 года, за неделю до симпозиума:

 

СИМПОЗИУМ

 

Еврейская культура в СССР. Состояние, перспективы (Москва, 21-23 декабря 1976 г.)

ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ КОМИТЕТ:

Москва:

Павел Абрамович

Феликс Кандель

Марк Азбель

Владимир Лазарис

Иосиф Асс

Евгений Либерман

Иосиф Бегун

Аркадий Май

Вениамин Богомольный

Владимир Престин

Виктор Браиловский

Вениамин Файн (председатель)

Леонид Вольвовский

(зам. председателя)

Рига:

Валерий Каминский Аркадий Цинобер Борис Френкель Герман Шапиро

Вильнюс:

Наум Саланский Владимир Дрот

Таллин:

Бенор Гурфель

Минск:

Илья Гольдин

Киев:

Владимир Кислик Александр Мизрухин

Винница:

Михаил Магер Борис Дехович

Кишинев:

Петр Ройтберг

Ленинград:

Евгений Абезгауз Александр Богуславский

Тбилиси:

Григорий Гольдштейн Исай Гольдштейн

 

ПРОГРАММА СИМПОЗИУМА (Состояние на 15 декабря 1976 г.)

I. Состояние еврейской культуры в СССР.

1.     М. Зубин, В. Файн, Л. Вольвовский. Ценностные установки советских евреев (результаты социологического опроса).

2.     И. Ахарон. Исследование демографических особенностей еврейского населения СССР.

3.     И. Бегун. Национальная культура и самосознание как фактор выживания национальных меньшинств (сравнительный анализ по советским источникам).

4.     Даниил Фиш. Евреи в школьном курсе всемирной и русской истории (что читают советские школьники о роли евреев в истории).

5.     Аркадий Май. Древняя традиция под судом идеологии.

6.     А. Эли бен Эмет. Журнал "Советише Геймланд".

7.     Г. А. Гольдштейн, И. А. Гольдштейн, В. И. Быкова. Некоторые вопросы истории грузинских евреев.

8.     И. Зубин. Корни и современное состояние национально- этнического самосознания евреев в СССР.

9.     В. Дрот. Угасание еврейской самодеятельности в Литве.

10.   Л. Эльберт. К истории Бабьего Яра в г. Киеве.

II. Роль религии.

11.   А. М. Эльсонин. Религия и культурный ренессанс советского еврейства.

12.   А. Кашдинский, Б. Френкель. Иудаизм в национальном самосознании советских евреев.

13.   Г. Розенштейн. О роли мистицизма в еврейской истории.

14.   Бент Мелхиор (Дания). Древняя религиозная традиция и современное общество.

15.   Хаим Тадмор (Израиль). Исследование Танаха.

16.   Эфраим Урбах (Израиль). ИсследованиеТалмуда.

17.   В. Фаерман. Синагоги СССР в фотографиях.

18.   Джонатан Магонет (Англия). Библия и Сидур и их роль в духовном обогащении советского еврейства.

19.   Д-р Луис Джакобс (Англия). Еврейский мистицизм.

20.   Жан-Клод Кац (Франция). Влияние Библии на французскую юриспруденцию.

III. Новые очаги - зародыши еврейской культуры в

СССР.

21.   И. Беспрозванный. Художественный нонконформизм - новый этап возрождения еврейского изобразительного искусства в СССР.

22.   Э. Сотникова. Выставка еврейских художников - "Группа Алеф".

23.   П. М. Ройтберг. Культурно-просветительная работа еврейских активистов г. Кишинева (состояние, цели и перспективы).

24.   Ц. Адома, Г. Менджерицкая. Год "Тарбута".

25.   А. Виньковецкий. Краткий обзор истории собирания еврейского музыкального фольклора в России.

26.   П. Абрамович. Проблема преподавания языка иврит в Советском Союзе и методы ее реализации.

27.   И. С. Таратута, А. Я. Таратута. Пособие для обучения разговорному языку иврит при помощи рисуночных задач.

IV. Еврейская культура в Израиле и на Западе.

28.   Джекоб Пойзнер (США). Современное состояние еврейской культуры в англоязычном галуте.

29.   Маршалл Склар (США). Еврейское самосознание на Западе. Влияние Катастрофы и образования государства Израиль. Новейшие тенденции.

30.   Иошуа Фишман (США). Язык как элемент национальной культуры.

31.   Ш. Эттингер (Израиль). Историография еврейского народа.

32.   Хаим Рабин (Израиль). Возрождение иврита.

33.   Б. Мазар (Израиль). Археологические раскопки в Израиле.

34.   М. Занд (Израиль). Общины Востока.

35.   Ирвинг Гринберг (США). Катастрофа и современность.

36.   Рафаэль Леве (Англия). Двуязычностъ еврейской культуры.

37.   Д-р Фридландер (Англия). Современные тенденции в еврейской литературе и философии в диаспоре.

38.   Джонатан Сакс (Англия). Изучение еврейского закона.

39.   И. Рубин (Израиль). Русскоязычная еврейская культура в Израиле.

40.   С. Симонсон (Израиль). Евреи Италии периода Ренессанса.

41.   С. Шварцфукс (Франция). Средневековые истоки. Херем ха-Ишув.

42.   Фредди Рафаэль (Франция). Критический анализ двух понятий в истории евреев: "гетто" и "народ-пария".

43.   Хаим Бейнарт (Израиль). Евреи Испании.

44.   Гершом Шолем (Израиль). Маген Давид: история символа.

45.   Роберт Дрейфус (Бельгия). Состояние иудаизма в Бельгии.

V. Характеристика еврейства.

46.   А. Воин. Две черты национального характера евреев.

47.   Б. Френкель. Структура этнического самосознания (Опыт конкретного исследования).

48.   Чарльз Либман (Израиль, США). Современное состояние еврейского самосознания в Израиле и США.

49.   В. Файн, Л. Лялина. Некоторые психологические особенности евреев (результаты экспериментального исследования).

50.   В. Файн, В. Престин, П. Абрамович, С. Адмони, Ц. Адома. Ближайший этап возрождения еврейской национальной жизни в СССР.

51.   И. Эссас. Еврейская жизнь в Советском Союзе (Открывшиеся возможности и план).

52.   М. Зубик. Некоторые перспективы развития еврейской национальной культуры в СССР.

53.   Артур Герцберг, Леон Джик (США). Возможные пути культурной и духовной помощи евреев Израиля и Запада советским евреям.

54.   И. Эссас. Иудаизм или эллинизм (какая культура нужна советским евреям).

55.   Г. А. Гольдштейн, И. А. Гольдштейн, Б. А. Быкова. О двух путях евреев в СССР.

56.   Г. А. Гольдштейн, И. А. Гольдштейн, Б. А. Быкова. Просуществуют ли евреи в СССР до 1984 года?

57.   В. Райз. Относительно преемственности и развития национальной еврейской культуры в свете состояния национального образования.

58.   В. Браиловский. Ассимилированное еврейство и еврейская культура.

59.   А. Б. Цинобер, С. Адмони, Г. А. Шапиро. Правовая основа еврейского возрождения.

60.   А. Богуславский. Национальная культура и национальное самосознание.

61.   М. Азбель. Российская диаспора и еврейская культура.

62.   Нехуштан Амиэль. Еврейская традиция для советского еврейства.

63.   И. Гольдин. Галут - культура и антикультура.

64.   Г. Розенштейн. Евреи и Европа. 1976.

65.   А. Лернер. Эмиграция или цивилизация? Что важнее

66.   Генри Файнгольд (США). Стратегия выживания: советские и американские аналогии.

67.   Тельфорд Тейлор (США). Влияние Хельсинкского и других соглашений на права советских евреев.

68.   Гарольд Шульвайс (США). Хавура и Тарбут - сравнение.

69.   Израиль Рейнбаум (США). Как еврейская культура реагирует на враждебное окружение.

70.   Эли Визель (США). Возрождение советского еврейства - мессианский взгляд.

71.   В. Левитас, А. Мизрухин. Еврейская культура в СССР и синагога.

72.   Л. Любарский. Наша история - источник нашей силы.

73.   Р. Нудельман, И. Рубин, А. Воронель (Израиль). Русская культура и алия.

74.   Ш. Рабинович. Еврейская община как модель общественной деятельности.

75.   А. Цинобер. Евреи и армяне.

76.   Ролан Геншель (Франция). Эмансипация и ассимиляция.

77.   П. Адамский. Самообразование в алие.

 

Сегодня, спустя десятки лет, я вижу эту программу в ином свете. В те дни мы, правда, сознавали, что нам удалось привлечь внимание западного еврейства к бедственному положению советских евреев в области культуры. Но только сейчас, после длительного знакомства с еврейским миром, я отдаю себе отчет в том, как это было замечательно, что в поддержку нашего проекта выступил цвет мирового еврейства. Я говорю это, основываясь не только на списке представленных на симпозиум работ, но и на личном знакомстве с такими видными учеными и общественными деятелями, как историк Сало Барон; директор Университетской Иешивы в Нью-Йорке Норман Лэмм; Моше Дектор, опубликовавший в журнале "Момент" статью о важности культурных аспектов иудаизма; председатель Всемирного Еврейского Конгресса Нахум Гольдман; рав Адин Штайнзальц. Я перечислил лишь нескольких из множества представителей еврейской интеллигенции, которые безусловно разделяли наш взгляд на важность культурного и духовного аспекта в еврейском национальном движении в Советском Союзе.

Однако дело обстояло совсем не так просто. Наше движение встретилось с сильнейшим сопротивлением со стороны другой группы активистов алии. Среди членов этой группы было немало известных лиц, проявивших незаурядное мужество на первых этапах борьбы за право свободной алии из Советского Союза.

В 1976 году наше представление о том, как происходит алия и эмиграция из Советского Союза, расходилось с тем, как видели это некоторые официальные лица в Израиле. Они считали, что советские власти направляют алию в соответствии с какими-то своими собственными мистическими соображениями. Мы же видели, что, в сущности, каждый подавший заявление о выезде, получал разрешение в течение трех месяцев - за исключением некоторых, получавших отказ. Отказ, как правило, был связан (так, во всяком случае, утверждали власти) с секретностью или службой в армии. Так было, например, с двумя членами нашего оргкомитета из Винницы - Магером и Деховичем. В 1976-78 годах отказниками стало около двух тысяч евреев. В конце концов, большинство из них получили выездные визы. В январе 1982 года семьдесят человек пробыли "в отказе" более десяти лет, 221 человек - более пяти лет (Эти сведения почерпнуты из статьи Цви Нецера "Еврейская эмиграция из СССР в 1981-82 гг.", в Soviet Jewish Affairs, т. 12, № 3, 1982.

Мика Членов (под псевдонимом М.Зубин) подытожил ситуацию в своей статье для симпозиума следующим образом: "Первоначальный лозунг, "Отпусти народ мой!", стал несколько терять свою актуальность. Его звучание ограничено сейчас главным образом отказниками. Их - несколько сот семей. Этого, конечно, немало, но и недостаточно для того, чтобы годами держать в напряжении достаточно широкие слои общества. Этот лозунг... сейчас можно интерпретировать как "Отпустите нас" (и иногда "Не умножайте наши ряды")" (Еврейский самиздат под ред. Якова Ингермана, т.15, стр. 228). К этому я могу добавить свое личное свидетельство. Часть героев алии утратила инерцию движения. Многие перестали изучать иврит. Их идеология далеко не отвечала лозунгу "Отпусти народ мой". Я слышал, как они объясняли туристам: "Чего мы хотим? Уехать!" Не говорили даже, куда, главное было - уехать. И все-таки, я не совсем согласен с той картиной, которую изобразил Членов в своей статье. Наша борьба за право на свободную алию привела к тому, что страны Запада начали оказывать давление на советские власти, требуя, чтобы они не препятствовали исходу евреев. Это давление играло очень важную роль. А когда в 1980 году, с началом войны в Афганистане, власти решили игнорировать мировое общественное мнение, они перестали выпускать евреев.

Вернемся к 1976 году. Группа активистов алии, противостоящая нам, "тарбутникам", старалась убедить всех "туристов", что им следует избегать встреч с нами. Члены этой группы бойкотировали наш симпозиум. Все они отказались в нем участвовать, за исключением профессора Александра Лернера. Кто-то ведь должен был объяснить, почему они против нового движения, включающего в себя новое, культурно-духовное измерение. Эту роль и взял на себя профессор Лернер. В качестве представителя группы оппонентов, он подготовил доклад к симпозиуму, озаглавленный: "Эмиграция или цивилизация? Что важнее?" (там же, стр. 246). Примечательно, что Лернер употребил слово "эмиграция", а не "алия". Выбор был явно неслучаен: он вполне соответствовал только что описанной мною тенденции. Помимо этого, основной тезис его статьи звучал так: "Движение за право на эмиграцию было и остается основным побудительным мотивом возрождения самосознания советского еврейства" (там же, стр. 254). Вывод профессора Лернера звучит безапелляционно: эмиграция важнее, чем культурное просвещение. Я позволю себе два комментария к статье Лернера. Во-первых, как было показано выше, алия началась и происходила из тех географических регионов, где евреям было присуще более высокое национальное самосознание. Это означает, что еврейское самосознание усиливало алию, а не наоборот, как утверждает Лернер. Во-вторых, я считаю, что вообще некорректно противопоставлять борьбу за свободную алию борьбе за еврейскую культуру. Они должны идти рука об руку, поскольку одна укрепляет другую. Не должно быть такого положения, когда одна происходит за счет другой.

План будущих действий, после симпозиума, не был нами выработан, поскольку у нас не было единой позиции. Существовали различные мнения о том, как должно развиваться в будущем движение еврейского возрождения в Советском Союзе.

 Программные доклады

 Три группы подготовили к симпозиуму программные доклады. М. Зубин (Членов) в своей статье "Некоторые перспективы еврейской национальной культуры в СССР" (там же, стр. 222) писал: "В то время, как западное еврейство диаспоры воспринимает себя в первую очередь в качестве конфессиональной группы, евреи СССР осмысляются как этническая группа безотносительно к религиозным установкам ее членов или отсутствию таковых" (там же, стр. 226). На этом основании Членов предсказывает, что еврейская культура в Советском Союзе будет развиваться в секулярном направлении. Он посвящает целые страницы перечислению признаков этой культуры. По Членову, существенная роль была отведена советской власти в реализации плана возрождении еврейской культуры. Та самая власть, которая привела к распаду иудаизма.

Сегодня, в перспективе прошедших с тех пор тридцати лет, можно вынести суждение об этом подходе к делу. Вплоть до конца восьмидесятых годов, пока существовала советская власть, она не делала ровно ничего для развития в стране еврейской культуры. Лишь после падения советской империи началась широкая волна алии и были сметены препоны, препятствовавшие развитию еврейской культуры. И, разумеется, эта культура развивается не только в секулярном направлении.

Десять лет спустя после нашего симпозиума, уже будучи в Израиле, я участвовал в организации посвященного московскому симпозиуму семинара при университете Бар-Илан. Элиягу Эссас, в то время только что совершивший алию), прочитал на этом семинаре лекцию. В лекции он кратко изложил подготовленный им к симпозиуму доклад, "Еврейская жизнь в Советском Союзе (открывшиеся возможности и план)" (там же, стр. 382), и дальнейшее развитие событий, следующим образом: "Я подготовил подробную программу постепенного развития еврейской жизни в Советском Союзе... Главный упор делался на создание групп по изучению иврита и иудаизма в рамках деятельности, дозволенной советским законом... Я начал преподавать Тору в неформальных классах в 1977 году, через несколько месяцев после того, как симпозиум был запрещен. Сегодня (в 1986 году) более пятисот молодых семей в СССР стали религиозными, соблюдают еврейские заповеди".

Поначалу наш доклад "Ближайший этап возрождения еврейской культурной жизни в СССР" (В. Файн, В. Престин, П. Абрамович, С. Адмони, З. Адома) (там же, стр. 302) предназначался в качестве программного документа симпозиума. Однако, когда выяснилось, что мы не можем прийти к согласию относительно единой программы, решено было представить ряд докладов, предлагающих различные планы действий.

В нашей статье говорилось, что нам не требуется помощь властей; нам требуется лишь, чтобы они не мешали нашей просветительской деятельности. Обучение должно происходить вне официальных рамок. Мы ожидаем поддержки от еврейских общин Запада и от Израиля. Перед нами стоял важнейший вопрос: каково должно быть содержание развивающейся еврейской культуры? По нашему мнению, она должна включать в себя еврейскую историю, иудаизм (еврейскую религию), иврит и еврейское искусство.

История. Когда человек теряет память, его личность начинает распадаться. История для народа - то же, что память для отдельного человека. Забывая свою историю или теряя доступ к ней (что происходит сейчас с советским еврейством), народ начинает разрушаться. Но еврейская история уходит своими корнями вглубь веков, она поистине стала неотъемлемой частью истории всего человечества. Для евреев история имеет еще большее значение, чем для других народов - общность исторической судьбы всегда была одним из важнейших элементов, связывавших евреев друг с другом.

Религия. На протяжении тысячелетий религия была главным связующим звеном для евреев, а вера - источником их силы. Иудаизм был - и по сей день является - тем источником, из которого евреи черпают идеалы справедливости, морали, этики. Духовные ценности иудаизма лежат в основе современной цивилизации. Но советские евреи сегодня лишены доступа к своей Книге Книг, и объективное ознакомление с иудаизмом сегодня практически невозможно. Мы считаем, что еврейская религия является главным элементом еврейской культуры, и знакомство с ней для одних станет частью их культурного багажа, а для других - началом приобщения к вере своих отцов.

Иврит. Иврит, несомненно, является важной частью еврейской культуры. Без знания иврита настоящее проникновение в глубины еврейской культуры затруднено, а приобщение к еврейской религии просто невозможно.

Еврейское искусство. Мы должны иметь свободный доступ к культурной сокровищнице нашего искусства - к художественной литературе, музыке и изобразительным искусствам. (Там же, стр. 308).

Собрание организационного комитета закончилось поздно ночью. Однако это не было концом наших приготовлений к 21 декабря, когда должен был состояться симпозиум. Нам еще предстояла большая работа.

Тем временем культурная деятельность по всему Советскому Союзу росла и расширялась. В нее включались все новые группы людей, активисты из разных городов устанавливали связь между собой.

Раньше еврейскому национальному движению в Советском Союзе недоставало жизненно важного духовного аспекта; нам удалось внести в сионистское движение это новое, существеннейшее измерение.

8. Сидячая забастовка в Верховном Совете 

В те дни мое время занимали также некоторые события, не связанные с симпозиумом. Примерно за месяц до собрания организационного комитета двенадцать активистов алии послали заказное письмо в Верховный Совет. Они требовали, чтобы власти назначили сроки их выезда из СССР. 18 октября авторы письма устроили сидячую забастовку в приемной Верховного Совета. К концу дня милиция вывела забастовщиков из приемной, вывезла их за город и отпустила. 19 октября активисты, среди них д-р Иосиф Асс и Владимир Слепак, снова пришли в приемную. На этот раз к концу дня милиционеры отвезли их за пятьдесят километров от Москвы, избили и бросили, предоставив им добираться обратно, как сумеют.

20 октября. Пятьдесят два активиста собрались утром в приемной Верховного Совета на демонстрацию солидарности с жертвами вчерашнего насилия. Шошана и я тоже пошли на эту демонстрацию. Под вечер я попросил Шошану выйти и наблюдать за происходящим на расстоянии, и сообщать обо всем по телефону Престину. Она так и поступила. Ушли еще несколько женщин и с ними некоторые мужчины. Перед самым закрытием приемной появился чиновник и предложил нам покинуть помещение. Мы отказались. Он приходил еще несколько раз, но мы не двигались с места. Тогда в здание вошли солдаты, по трое на каждого демонстранта, включая меня. Они велели нам встать и вывели нас наружу. На улице ждали три автобуса. Нас посадили в средний автобус, мы расселись по местам, а вдоль всего прохода стояли солдаты. Первый и последний автобусы тоже заполнили солдаты. Шошана и Маша Слепак видели все это издали. Шошана сказала: "Надо позвонить Престину". "Твоего мужа забирают, а ты думаешь о том, что нужно звонить Престину?" - упрекнула ее Маша.

Ехали долго. Анатолий (теперь Натан) Щаранский запел традиционную песню на иврите: הנה מה טוב ומה נעים שבת אחים גם יחד ("Как хорошо и приятно братьям сидеть всем вместе"), мы к нему присоединились. Феликс Кандель начал: "Послушайте старого мудрого еврея...", но я не помню, что он говорил дальше. В конце концов, на окраине Москвы нас отпустили. Тех, кто с осуждением говорит о галутных евреях, которые во время Катастрофы шли на смерть "как овцы на заклание", я спрошу: а как бы поступили они в данной ситуации, когда на каждого человека по три охранника?

21 октября: министр внутренних дел Щелоков принимает активистов алии Владимира Слепака, Бориса Чернобельского (ныне покойного) и Анатолия Щаранского. Снаружи более сорока активистов ожидают результатов этой встречи. Вскоре мы видим, как наши ребята с гневом покидают здание. Мы надеваем желтые звезды и проходим маршем через центр Москвы по направлению к Центральному комитету компартии. Демонстрация получилась весьма впечатляющая. Агенты КГБ растерялись, они не знали, как реагировать на эту, с их точки зрения, исключительную наглость. Они сопровождали нас вплоть до здания ЦК. Здесь нам повстречался демонстрант-одиночка с плакатом в руках: "Брежнев! Даже звери жалеют своих детенышей! Пожалей свой народ!" Что делать с ним, агенты знали прекрасно. Бедняга потонул в море кагебистов. Мы вошли в приемную и встали в очередь на прием. Пока мы ждали, к нам подошла женщина и тихо спросила: "Как это вы нашли друг друга?"

Мы не видели здесь никакой проблемы - нам это казалось само собой разумеющимся. На самом же деле наше сообщество было фактом весьма удивительным. Режим в стране Советов был тоталитарным до такой степени, какой еще не знала история. Он разделял и изолировал всех своих граждан друг от друга, поэтому то, что мы сумели объединиться, казалось чудом. А женщине из приемной ЦК можно ответить следующее. В Советском Союзе не было, правда, еврейской "общины" в обычном смысле этого слова, но между евреями существовала довольно крепкая связь, как показали результаты опроса: у каждого еврея из пятерых ближайших друзей трое или четверо были тоже евреи. У евреев Москвы и других крупных городов имелось место встречи - около местной синагоги. Я бы, пожалуй, не назвал эти группы общиной, но они были почти как одна семья.

На этот вечер у нас с Престиным был запланирован телефонный разговор с Женей Интратор в Канаде. Звонить надо было из Черноголовки, поэтому во второй половине дня Престин и мы с Шошаной ушли из приемной ЦК и отправились в Черноголовку. Позже мы узнали, что наших товарищей, оставшихся в приемной, арестовали и посадили на пятнадцать суток.

Тем временем происходили следующие события. Профессор Университета Брандейса Марвин Фокс, президент Ассоциации по Изучению Еврейства (АИЕ) прислал заявление, в котором выражалось удовлетворение ассоциации в связи с планируемой "Московской Конференцией по еврейской культуре":

Мы давно питаем надежду, что научное исследование еврейства и чувство еврейской принадлежности получат в Советском Союзе свободное выражение. Советский Союз, где существует одна из крупнейших в мире еврейских общин, имеет возможность достигнуть высокого уровня еврейской эрудиции, создать новые формы еврейского творчества. Мы надеемся, что эта конференция отметит начало новой эпохи в жизни советского еврейства.

И далее АИЕ, объединяющая в своих рядах около восьмисот еврейских и нееврейских ученых из американских колледжей и университетов, занимающихся изучением иудаизма, объявила, что пошлет в Москву четверых делегатов. Профессора Марвин Герцог из Колумбийского университета, Барух Левин из Нью-Йоркского университета, Джейкоб Нойзнер из университета Брауна и Маршалл Склэр из университета Брандейса сделают доклады на симпозиуме и примут участие в дискуссиях (Все эти и многие другие детали событий за пределами Советского Союза я почерпнул из рукописи книги о симпозиуме, подготовленной Джейкобом Бирнбаумом. К сожалению, эта книга не вышла в свет).

9. Пресс-конференция

17 ноября 1976 года: организационный комитет готов объявить окончательные планы симпозиума. С этой целью мы созываем пресс-конференцию.

Представители советской прессы приглашены, но не являются. Из западных журналистов приходит репортер "Ройтерс", остальные отвлечены от нашей конференции слухами (быть может, намеренными) о том, что на стадионе в Лужниках заложена бомба.

Ниже приводятся выдержки из заявления, которым я открыл конференцию:

Выдержки из моего заявления

Хорошо известно, что еврейская культура и национальная жизнь сегодня в СССР практически не существуют. Гораздо меньше известны другие факты, которые отражают растущий интерес и стремление к знакомству с подлинной еврейской культурой и традициями, имеющими почти четырехтысячелетнюю историю. Интерес к иудаизму, к еврейской истории и к ивриту, причем речь здесь идет не о небольшой группе "отказников", а о широких слоях советского еврейства... Это происходит в условиях интенсивной антисионистской пропаганды с одной стороны, и при полном отсутствии публикаций с положительной информацией о евреях - с другой. Древняя еврейская история полностью исчезла из школьных учебников. В результате образовался синдром еврейского страха: человеку представляется опасным любое открытое проявление своей еврейской принадлежности. Этот синдром еврейского страха тщательно культивировался режимом на протяжении многих лет (вспомним красноречивое выражение Эли Визеля: "евреи молчания"). И то, что евреи, несмотря на этот страх, стремятся к своей культуре, лишь показывает всю глубину их чувств.

Идея симпозиума зародилась на этой волне интереса к подлинной еврейской культуре и традиции, с желанием преодолеть этот синдром страха... Мы надеемся, что симпозиум привлечет внимание к этой проблеме широких общественных кругов в СССР и на Западе...

Наша инициатива вызвала самую положительную реакцию. Ученые Израиля организовали комитет в поддержку симпозиума под председательством проф. А. Дворецкого, президента Израильской Академии Наук; в комитет вошли также видный археолог проф. Б. Мазар, декан факультета изучения еврейства при Иерусалимском университете проф. Е. Урбах и другие известные деятели израильской науки и культуры... Приглашение на симпозиум приняли такие видные фигуры, как американский еврейский писатель Эли Визель, Телфорд Тэйлор, выступавший в свое время обвинителем от США на Нюрнбергском процессе, еврейский историк Ш. Эттингер и социолог проф. Чарльз Либман.

Павел Абрамович сделал сообщение о проблеме изучения иврита в СССР. Он подчеркнул, что иврит необходимо легализовать, чтобы люди не боялись изучать (и преподавать) "запретный язык".

До начала симпозиума оставалось около пяти недель. Репортер из "Рейтерс" спросил, замечаем ли мы какие-либо признаки, говорящие о намерениях властей относительно симпозиума. Например, как отреагировали советские институции и представители власти на приглашения, которые разослал им организационный комитет? Пришлось ответить, что на сей день, 17 ноября, реакции мы не получили никакой.

18 ноября: В Соединенных Штатах официально организуется Американский Академический Комитет в поддержку Симпозиума. Его первое коммюнике подписано несколькими десятками спонсоров. В числе почетных спонсоров - лауреат Нобелевской премии профессор Гарвардского университета Кеннет Эрроу, президент университета Брандейса д-р Марвин Г. Бернштайн, канцлер американской Еврейской Теологической семинарии д-р Герсон Д. Коэн, президент Реконструкционистского теологического колледжа д-р Айра Айнштайн, профессор университета Брандейса Марвин Фокс, президент Еврейского Института Религии д-р Альфред Готтшалк, президент Университетской Иешивы д-р Норман Лэмм, президент Колумбийского университета д-р Уильям Мак-Гилл и декан Гарвардского университета д-р Генри Россовски. Председателем комитета в поддержку Симпозиума стал Эли Визель, всемирно известный автор книг о Катастрофе и о горькой судьбе советских евреев. "Ирония заключается в том, - объявил Визель, - что в Советском Союзе каждому, чьи родители - евреи, ставят в паспорте, в графе "национальность", штамп: "еврей". Однако, им не дозволяется ни быть евреями, ни перестать быть евреями" (Jewish Week, 21 ноября, 1976).

10. Борьба КГБ против симпозиума 

22 ноября: В центральной газете "Известия" появляется статья под заголовком: "Формула предательства: пропагандист сионистского "рая" в мантии ученого". По-видимому, статья была направлена против Воронеля, к тому времени уже два года жившего в Израиле, но на самом деле это был выпад против симпозиума и меня лично. Некоторые детали, такие, как "сомнительный опрос", не имели никакого отношения к Воронелю. Нам следовало увидеть в этой статье предостережение, но времени оставалось мало, и мы не обратили на нее должного внимания.

Статья в "Известиях" предназначалась для того, чтобы подготовить общественное мнение Запада к массивным репрессиям против организационного комитета и участников планируемого симпозиума. С этой целью еврейские активисты, как те, что уже покинули СССР, так и те, что еще оставались в стране, изображались в статье как "лакеи мирового сионизма" и предатели советской родины.

23 ноября: КГБ начинает мощную, организованную атаку на симпозиум. Шошана и я очутились в новой, опасной и напряженной ситуации. Я хочу еще раз подчеркнуть, что пишу "главы из моей жизни" и ничьей иной. Я отвечаю за верность описываемых мной переживаний. Описать в точности переживания моих коллег я не могу, однако я знаю, что происходившее со мной было очень похоже на то, что происходило с Престиным, Эссасом, Вольвовским, Лазарисом, Канделем, Бегуном и всеми остальными нашими товарищами в Москве и других городах. Я знаю это, ибо после симпозиума, в 1977 году, я собрал их свидетельства о событиях, сопровождавших симпозиум.

Вот выдержки из некоторых свидетельств:

Арье (Леонид) Вольвовский: 23 ноября в три часа дня был схвачен сотрудниками КГБ на улице, доставлен в 26 отделение милиции (Лялин переулок), продержан там более двух часов... Затем я был доставлен домой, где в продолжение десяти часов продолжался обыск. Обыск проводил сотрудник прокуратуры и два сотрудника КГБ. Было изъято 30 наименований, среди которых: данные социологического опроса; заявление для печати по поводу иврита, сделанное на пресс-конференции; объявление о Симпозиуме; анкеты; книги из "Библиотеки Алия" и книги на иврите.

Владимир Престин. 23 ноября - обыск. Проводил старший следователь прокуратуры Кудрявцев. Он пришел в 21.30. Я не открыл дверь - "поздно, приходите завтра утром". В 23.45 на балкон с крыши спустился крепкий молодой человек (оказавшийся впоследствии понятым Фроловым), разбил стекло и вошел в комнату. Ногой выбил входную дверь - и начался обыск. Забрали "Всеобщую историю евреев" С. Дубнова, рукописную биографию Ф.Л. Шапиро (автор иврит-русского словаря, дед Престина - прим. автора), фотографии друзей, личные письма. Обыск закончился в 4.30 ночи.

У Павла Абрамовича обыск начался в 8 вечера 23 ноября и закончился в час ночи, у Вениамина Богомольного начался в 10.15 вечера и закончился в 3.40 ночи.

Того же 23 ноября был проведен обыск в доме Владимира Лазариса, а 24 ноября обыскивали квартиры Иосифа Бегуна и Элиягу Эссаса (в датах 23-25 ноября возможны небольшие неточности).

Л. Виленская: "23 ноября в 18.30 задержана в метро на станции "Площадь Революции" вместе с В. Файном и С. Рожанской (прежняя фамилия моей жены - прим. автора), откуда привезены в 46 отделение милиции. Там нас продержали более трех часов (В. Файна отдельно, меня вместе с С. Рожанской) без объяснения причин задержания и предъявления обвинений. Затем каждой из нас показали ордер на обыск и увезли на квартиру. Обыск моей квартиры проводился с 22.30 до 2.30 часа ночи".

С тех пор прошли десятки лет, но то, что произошло с Шошаной и со мной в те дни, 23 и 24 ноября, вспоминается так ясно, как будто это случилось вчера. Эти необычные события врезались в мою память и повлияли на мое духовное формирование.

Мы с Шошаной договорились встретиться с Ларисой Виленской, которая перепечатывала наши материалы, на станции метро "Площадь Революции". Пока мы стояли и разговаривали, к нам подошли несколько человек в штатском и милиционер. Не говоря ни слова, они заломили мне руки и потащили к эскалатору. Эта станция метро, запланированная в качестве убежища на случай атомной атаки, построена глубоко под землей, поэтому мы поднимались наверх очень долго. В одно мгновение я, из относительно свободной личности (насколько возможно быть свободным в советской России), превратился в пленника, которого волокут и пихают, как неодушевленный предмет. Затем меня затолкали в милицейскую машину с вращающимся синим фонарем на крыше и повезли в Черноголовку. Шок был так силен, что и по сей день, когда я вижу вращающийся синий фонарь на крыше полицейской машины, мне вспоминается это путешествие в Черноголовку. Полуторачасовая поездка из центра Москвы прошла в полном молчании, мы прибыли в Черноголовку без четверти одиннадцать вечера. Хотя для ночного обыска требуется специальный ордер, следователь Жданов решил пренебречь законом и начать обыск немедленно (это было лишь одно из множества нарушений, которые власти допускали в направленных против нас действиях). Кроме следователя, в моей однокомнатной квартире присутствовали несколько понятых, шофер и два сотрудника КГБ, которые и руководили обыском.

Я сидел в комнате, которую до сих пор считал своей. Теперь же по всей квартире расхаживали чужие враждебные люди, и я уже не чувствовал себя дома. Один из сотрудников КГБ вдруг спросил: "Вениамин Моисеевич, это у вас впервые в жизни такое?" В его голосе прозвучала нотка симпатии. Я коротко ответил "да" - вступать с ним в разговор я не собирался.

Они требовали показать им антисоветские материалы, но у меня ничего такого не было. Они обшарили все углы моей крошечной квартирки, вытаскивая все материалы по симпозиуму и по еврейской культуре. Один из кагебистов сортировал на моем письменном столе предназначенные для конфискации материалы, цинично приговаривая: "Это - симпозиум! Это - еврейская культура! Это - симпозиум! Это - еврейская культура!" "Еврейскую культуру" они решили понимать расширительно - помимо книг по еврейской культуре, они конфисковали словари, молитвенники, книги по географии Израиля, экземпляры журнала "Тарбут" и многое другое. Больше всего меня огорчило, что они забрали материалы социологического опроса. К счастью, мы позаботились о том, чтобы сделать несколько копий этих материалов. К концу конфликта, как я уже говорил, нам удалось сохранить 1200 заполненных анкет.

Обыск закончился в три часа утра. Я позвонил Шошане, которая осталась в Москве. В нашей московской квартире тоже только что закончился обыск, и они ушли, забрав с собой почти все материалы по симпозиуму, какие там были. Шошана была очень расстроена. Вот что она рассказывает о переживаниях этой ночи:

"23 ноября 1976 года мы с мужем, В.М. Файном, вышли на станции метро "Площадь Революции", где у нас была назначена встреча с Ларисой Виленской. Когда приехала Лариса, к нам подошли сотрудники КГБ и, не объясняя причин, повели в милицейскую комнату. Ларису и меня попросили подождать несколько минут перед входом в комнату, но моего мужа увезли, и в течение примерно десяти часов я не знала, где он находится... В десять вечера мне был представлен ордер на обыск, и меня в сопровождении четырех человек привезли в квартиру, которую мы снимаем в Москве. Обыск продолжался с половины одиннадцатого вечера до двух часов ночи... Во время обыска были взяты все материалы, относящиеся к Симпозиуму и к еврейской культуре, включая учебники иврита... Во время обыска сотрудники КГБ пытались меня запугивать. Один из них, откладывая в сторону ермолку мужа, сказал: "Ну, теперь она ему долго не понадобится".

24 ноября: агентство новостей ТАСС заявляет, что "вопреки тому, что сообщает западная пресса", обыски в домах лиц, причастных к симпозиуму, производились в полном соответствии с законом. Далее утверждается, что "все эти лица были должным образом предупреждены о недопустимости их нелегальных действий". Самое смешное, что в западной прессе к тому времени не было еще никаких сообщений об обысках.

Для Шошаны и меня, как и для всех наших товарищей, это было тяжелейшее душевное переживание. Кроме того, мы потеряли многое из наших материалов, относящихся к симпозиуму и к еврейской культуре. КГБ явно стремился остановить распространение еврейской культуры, средства для которого были накоплены в наших библиотеках. Если рассматривать это в понятиях, описанных мной в Части I этой книги, КГБ пытался изо всех сил понизить уровень еврейского 3-го мира, который мы строили так долго. Нам понадобились целые сутки, чтобы прийти в себя.

Оправившись от шока после брутальных арестов и ночных обысков, мы, кучка активистов, бросившая вызов мощной мировой державе, готовы были продолжать борьбу. За нами была установлена постоянная слежка, иногда тайная, а иногда и явная.

С 26 по 29 ноября организационный комитет симпозиума публично обратился к ряду лиц и организаций, как еврейских, так и нееврейских, с целью мобилизовать мировое общественное мнение. В числе этих обращений было сообщение для печати от 26 ноября, обращение в Американский комитет по поддержке Симпозиума, к Эли Визелю и Телфорду Тэйлору, в Комитет Озабоченных Ученых в Штатах и в Европе, и в Федерацию Американских Ученых. Около ста евреев из девяти городов поставили свои подписи под письмами протеста к Президенту Израиля Эфраиму Кациру, к королеве Нидерландов Юлиане и к Президенту Соединенных Штатов Джералду Форду.

Ниже приводятся выдержки из нашего письма, подготовленного Владимиром Престиным и обращенного к еврейским общинам всего мира:

"События в еврейских домах начались ночью 23 ноября, продолжались три дня и, по-видимому, получат дальнейшее развитие. Они были тщательно разработаны и подготовлены длительным периодом скрытой слежки и подслушивания. Они были направлены против евреев, открыто заявивших более полугода назад о своих намерениях обсудить на Симпозиуме в декабре этого года состояние и перспективы еврейской культурной жизни в СССР.

Обыски проводили сотрудники КГБ и прокуратуры. Как правило, ночью. Добросовестно. Старательно. Изымались все материалы Симпозиума... Кроме того, изымались учебники иврита, книги по еврейской истории, молитвенники... Удар был нацелен на еврейское духовное возрождение..."

Посылка этих писем по соответствующим адресам была в советских условиях непростой задачей. Мы пользовались различными каналами, одним из них была телефонная связь с Женей Интратор, жившей в Торонто в Канаде. Женя свободно владела английским, ивритом и русским. Готовясь к симпозиуму, мы часто беседовали с ней. Мы также поддерживали телефонную связь с Саррой Френкель в Израиле (в настоящее время - репортер радиостанции "Голос Израиля").

Был и еще один метод отправки писем протеста - через иностранные посольства. 29 ноября Престин и я встретились в посольстве США с третьим секретарем американского посольства Ларри Неппером и попросили его передать наше письмо президенту США. Для простого советского гражданина встреча в посольстве была делом исключительным, но мы уже перестали вести себя как простые советские граждане.

11. Андрей Сахаров 

Из американского посольства мы поспешили к профессору Андрею Сахарову, чтобы получить от него заявление в поддержку симпозиума. Поймать такси в Москве всегда непросто. Но Престин, лучше меня знакомый с повадками КГБ, сказал мне: "Не беспокойся, нас непременно подвезут". Сомнительная привилегия... Для КГБ проще было следить за нами, когда мы ездили на их машинах. Несколько минут спустя подкатила черная Волга (излюбленная марка КГБ), и водитель предложил подвезти нас, запросив за проезд смехотворную цену. Мы с радостью согласились.

Профессор Андрей Сахаров, "отец советской водородной бомбы", сократил свою деятельность в этой области и превратился в непримиримого борца за гражданские права советских людей. В 1975 году он был удостоен (заочно) Нобелевской премии за свою мужественную деятельность в СССР. В Израиле, при въезде в Иерусалим, разбит мемориальный парк его имени.

Вопреки утверждениям антисемитов, Сахаров не был евреем, однако наши интересы были ему близки. Мы просидели часа полтора на кухне в его скромной двухкомнатной квартирке, обсуждая еврейские проблемы. Сахаров был в курсе наших приготовлений к симпозиуму. Перед тем, как написать заявление в поддержку симпозиума, он вышел в другую комнату, посоветоваться с женой. Затем, не торопясь, тщательно взвешивая каждое слово, написал следующее:

"В ПОДДЕРЖКУ СИМПОЗИУМА Еврейская культура в СССР Власти СССР пытаются сорвать проведение Симпозиума, важного не только для еврейской культуры, но и для всех национальных культур нашей страны. Такое культурно-национальное начинание может стать важным прецедентом после десятилетий отсутствия всякого свободного развития национальных культур.

Я призываю к международной поддержке Симпозиума. Подпись: Андрей Сахаров, академик, 29 ноября 1976".

Мы послали это заявление, вместе с прочими, в Национальную Конференцию по советскому еврейству при ООН. 2 декабря 1976 года оно было опубликовано в израильских газетах. "Маарив" опубликовал на первой странице статью под броским заголовком: "Сахаров поддерживает организаторов еврейского Симпозиума в Москве. Около ста советских евреев обратились к президентам Форду и Кациру". 

(продолжение следует)

 

Оригинал: http://www.berkovich-zametki.com/2017/Zametki/Nomer1/Fajn1.php