Последняя поездка в Санкт-Петербург и Москву
Полина сохранила незабываемые впечатления от трех сезонов, проведенных в русской столице в середине 1840-х годов. Даже если последний из них показал, что публика несколько выдохлась, и закончился досрочно из-за болезни Луизы, певица по-прежнему считает русскую публику самой теплой в Европе, а императорский двор образцом великодушия и любезности. Она оставила частицу сердца в России, и не последнюю роль в этом сыграла встреча с Тургеневым. Отсюда желание во что бы то ни стало вернуться, как пишет она директору императорских театров Гедеонову, «на мою вторую родину, где у меня друзей больше, чем в любой другой стране, и где я получила от всех классов общества свидетельства симпатии и уважения, преисполнившие меня вечной благодарностью» [ 40 ]. Итак, она надеется получить ангажемент на следующий сезон (1846/47). На этот раз она намечает появиться на сцене вместе с братом, баритоном Мануэлем Гарсиа, о чем доверительно сообщает графу Виельгорскому, своему посреднику в переговорах с дирекцией императорских театров. Полина ссылается на то, что ее муж и мать нездоровы, а предпринимать одной такое путешествие ей не хотелось бы. Брат мог бы сопровождать ее в качестве покровителя.
Главная трудность: Гедеонов не хочет, чтобы ему навязывали певца, которого он не знает и в котором не нуждается, пусть даже это брат госпожи Виардо. Кроме того, финансовые притязания Мануэля, очевидно, превышают возможности русского антрепренера. Ответ Петербурга отрицательный и безапелляционный. Полине приходится с грустью отказаться от прекрасного плана возвращения в Россию, и она вновь повторяет графу Виельгорскому: «Поверьте, если бы не ряд личных обстоятельств, ничто не заставило бы меня добровольно отказаться от радости и счастья вернуться в страну, которую я так люблю, где у меня истинные друзья и где, во всяком случае, я была так счастлива как женщина и как артистка. Но увы! Бороться с обстоятельствами невозможно. Мой муж болен, мать — пожилая женщина <ей шестьдесят четыре года>, брат должен думать о будущем своих четверых детей, а я (едва не сказала: увы!) слишком молода, чтобы бросить всех близких и путешествовать одной…» [ 41 ] Полина по натуре игрок, умеющий проигрывать достойно: констатируя неудачу со своим ангажементом, она, по крайней мере, радуется, что ее заменит прекрасная шведка Дженни Линд — не только замечательная артистка, любимая публикой, но и певица, воспитанная братом Мануэлем, а значит, способная поддержать честь творческой династии.
Следующий сезон (1847/48) оживляет ее надежды. Но у Луи серьезные проблемы с почками, что за трудняет дальние поездки. В марте 1850 года Гедеонов приглашает ее в Санкт-Петербург, но теперь она не может принять приглашение, так как связана ангажементами в Парижской опере и в Англии на два последующих года. Приходится ждать декабря 1852 года, когда русская столица наконец вновь предложит ей контракт, — правда, его условия можно счесть чуть ли не дерзостью: Полина отказывается верить, что ей предлагают всего три роли и вознаграждение вполовину меньше того, что она получала несколько лет назад. Она даже думает, нет ли здесь какой-то ошибки, и на этот раз собирается ехать без ангажемента и принимать решения на месте, уверенная, что несколько
оперных спектаклей и множество частных концертов не позволят ей остаться без работы. Не откладывая, она просит графа Виельгорского подыскать ей квартиру внаем: «Гостиная, спальня с двумя кроватями и рабочий кабинетик для Луи плюс комната для горничной — вот все, что необходимо. Не помешала бы туалетная комната» [ 42 ]. 28 декабря Полина и Луи выезжают из Парижа в Берлин, а там выберут наиболее удобный для разгара зимы маршрут до России. Приехав в русскую столицу, направятся, как условлено, прямо к Виельгорскому: «Держитесь, поскольку я готовлюсь очень крепко Вас обнять», — пишет он ей.
Вся эта суета и неодолимая потребность ехать любой ценой, даже без контракта,
говорят о том, что зов «второй родины» чрезвычайно силен. С ее нетерпением вновь увидеть Россию может сравниться разве что нетерпение петербуржцев снова принять и услышать диву. «К нам вернулась госпожа Виардо, — пишет журналист Дамке, — и, едва прозвучало это имя, собрались все ее былые почитатели, ее появление вновь зажгло энтузиазм, секретом которого она, по-видимому, владеет. Такие факты обезоруживают критику; поэтому я не стану заниматься критикой, попытаюсь лишь констатировать, что госпожа Виардо забрала прежнюю власть над всеми сердцами, над всеми умами» [ 43 ]. Дворцы знати тотчас открывают двери салонов и домашних театров. Полина выступает, например, у Юсуповых на сцене изумительного маленького театра в стиле рококо, где присутствуют только семья и ее гости. Такой же сердечный прием оказывает артистке великая княгиня Елена Павловна, страстная меломанка: она просит Полину петь для нее в сопровождении выдающегося пианиста Антона Рубинштейна, которого госпожа Виардо будет многократно принимать у себя во Франции. Венчает ряд концертов вечер в Дворянском собрании, одном из самых прекрасных концертных залов мира * . Выступая перед горячими поклонниками рядом с лучшими современными певцами, она с безупречным произношением исполняет несколько романсов Даргомыжского, последователя Глинки.
Однако гвоздь ее репертуара, как прежде, итальянская опера. «Севильский цирюльник» всегда обеспечивает полный сбор, так что даже выше процитированному журналисту билета не досталось. «Отелло» Россини — почти столь же популярный спектакль: слушателей захватывает финал второго акта, когда Дездемона плачет в объятиях отца; в последнем акте все пленены нежно-печальной поэзией «Ивы» — для русской прессы Полина воплощает «гениальную артистку». Ее осыпают цветами,
приветствуют бурными овациями; все повторяется вновь, будто и не было семи лет разлуки. 21 февраля, после второго акта «Сомнамбулы» царь Николай I поднимается на сцену ее поздравить, затем предлагает ей руку и ведет в свою ложу, чтобы представить императрице и великим княгиням. В тот вечер Полину вызывают более двадцати раз. «Цирюльник», «Отелло», «Сомнамбула» — как видим, она ничем не рискует. Это оперы трех ее петербургских сезонов 1840-х годов и вместе с тем главные произведения, в которых ей нет равных.
Напротив, полным сюрпризом становится первое в России исполнение роли Фидес, которая вознесла ее на вершину славы в Париже. С точки зрения Дамке, роль
в опере Мейербера представляет собой «высшее, полнейшее проявление драматического таланта этой великой артистки»[ 44 ] . Однако потребовалось «адаптировать» пьесу к капризам русской цензуры. Первоначальный сюжет, сопровождающийся рядом политико-религиозных конфликтов, никуда не годится. Трое анабаптистов превращаются в простых фламандских эшевенов, меняется и название оперы. Переименованный в «Осаду Гента», «Пророк» стал на берегах Невы столь же значительным событием, как и на берегах Сены и Темзы, увековечив славу госпожи Виардо, навсегда оставшейся для русского народа легендарной дивой. «Возвращайтесь, возвращайтесь к нам!» — кричит толпа во время последнего представления. Полина плачет от радости, когда после бесконечных вызовов люди бросаются к сцене и целуют ей руки: бесчисленные знаки поклонения никогда не изгладятся из ее памяти, несмотря на то что она готовится окончательно проститься с Санкт-Петербургом.
Путешествие завершается в Москве. Полина едет туда одна, так как Луи, едва успев приехать в Россию, серьезно заболел после охоты на медведя в Финляндии; врачи вскоре уговорят его вернуться во Францию и лечиться в более благоприятных климатических условиях. Нетрудно было бы решить, будто его жена, радуясь мысли повидаться с Тургеневым, легкомысленно следует известной поговорке: кот из дома, мыши в пляс. Но это значило бы несправедливо приписать ей расчет. В любом случае Полина должна была по контракту петь в Москве, куда она собиралась отправиться вместе с мужем. Ни он, ни она не могли предвидеть, что ей придется ехать одной; они надеялись вместе увидеться с Иваном Сергеевичем, как сам Луи писал немногим раньше: «…вчера у меня было что-то вроде небольшого рецидива. Но хотя я еще не вполне бодр, мне уже лучше и я надеюсь… (погодите, сплюну трижды через левое плечо), что меня не
прогонят из Санкт-Петербурга, пока не настанет время ехать в Москву»[ 45 ].
По воле случая она приезжает во второй город России одна. Петь, блистать — для нее это просто формальность. Иное дело вновь увидеть дорогого друга. Напомним, он тогда отбывает ссылку в Спасском-Лутовинове, за 300 верст от Москвы. Ивану придется нарушить все запреты, обмануть бдительность надзора, удрав из имения под видом бабы-торговки, и с 3 по 11 апреля тайно поселиться в Москве у одного из друзей. Это приключение, экстравагантное и вместе с тем романтическое ** , подпорчено сильным гриппом Полины, предписывающим ей постельный режим. Визиты запрещены — исключение делается для Ивана: для нее встреча с ним прекрасный залог быстрого выздоровления. Именно тогда он передает ей два экземпляра «Записок охотника», что позволит Западной Европе познакомиться с этой важной книгой. До нас не дойдет никаких других сведений об этой короткой встрече, за которой немедленно следует ее возвращение через Дюссельдорф, где она участвует в Рейнском фестивале. Двое друзей снова увидятся лишь через три года.
Примечания:
* Ныне Большой зал филармонии
** Тургенев называет его в одном из последующих писем (17/29 апреля 1853 г.) «маленькой экскурсией», чтобы не возбуждать подозрений
40 Письмо П. Виардо к Гедеонову, 2 мая 1846.
41 Письмо П. Виардо к графу Виельгорскому, 3 мая 1846.
42 Письмо П. Виардо к графу Виельгорскому, 4 декабря 1852.
43 B. Damcke, Journal…, 20 janvier/1 fevrier 1853.
44 Ibid., 3–4/15–16 rnars 1853.
45 Письмо Л. Виардо к Тургеневу, 23 января/4 февраля 1853.
