ШЕСТЬ ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ Я РЕШИЛ ВСЕ ЭТО НАПИСАТЬ
Солнечное, свежее венецианское утро. Я сижу на платформе, точнее на террасе-плоту джелатерии Нико, под дощатым полом которой плещется вода. Джелатерия — это кафе-мороженое, но с большим алкогольным баром. Мимо, по каналу Джудекка, проплывают кораблики, корабли, кораблища. Со столика венецианские воробьи, ничем не отличающиеся от московских, разве что венецианские по-итальянски более раскованны, воруют у меня из открытого пакетика сахар. Я сахар, вообще-то, не ем уже очень много лет, так, две-три крупинки в редкий кофе, но пакетики с сахаром беру. Целые, конечно. Не из-за сахара и не из жадности, а из-за пакетиков. В любых кафе мира персонал на пакетики с сахаром щедр. По этой причине коллекция абсолютно разных пакетиков с сахаром — с видами городов мира и адресами кафе, в которых я был, — у меня огромная. Это своего рода “сахарный дневник моих путешествий”.
Голуби под столиками клюют крошки от бриошей. Я пью капучино. И пишу.
ПРИЧИНА ПЕРВАЯ
Я люблю Венецию. Я ее ревную, я тоскую по ней, я переживаю за нее. И мысли о Венеции у меня носят часто болезненно-навязчивый характер. Не говорить о Венеции я не могу.
ПРИЧИНА ВТОРАЯ
Более десяти лет я периодически живу в Венеции. Боясь надолго оставить ее одну и надолго расстаться с ней. Я купил в Венеции себе жилье. Так сказать, юридически оформил наши с ней отношения. Потом выяснилось, что я чуть ли не первый новый россиянин (не путать с новым русским), купивший там квартиру. Так что в Москве я — коренной москвич, а в Венеции — из “понаехали тут”.
Я Венецию немного знаю и чуть-чуть чувствую. Сказать “хорошо знаю” и “хорошо чувствую” не поворачивается язык. Ибо это практически невозможно. Но кое-что рассказать по-своему о ней я, кажется, могу.
ПРИЧИНА ТРЕТЬЯ
Про Венецию на русском языке написано много. Впрочем, не так много, как хотелось бы. Да и это все больше путеводители и искусствоведческие книги. И, как правило, переводы. За хвост, если Венеция — это рыба, или за подол, если — дама, схватить ее удавалось только поэтам в стихах и только одному поэту в прозе. Я имею в виду, конечно, блестящее эссе Иосифа Бродского “Набережная неисцелимых”.
Мне захотелось попытаться самому попробовать ухватить Венецию за хвост, если она — рыба, и за подол, если — дама.
Это моя попытка. Я поэтому и назвал эту книгу “Моя Венеция”.
ПРИЧИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Живущий в Венеции Глеб Смирнов, искусствовед и итальяновед, на мой взгляд, лучший знаток Венеции из ныне живущих русскоязычных, книгу про Венецию никак не напишет. Впрочем, моя книга — ему не помеха, а так, баловство. Но может быть, она убедит его написать свою, чего бы я очень хотел.
ПРИЧИНА ПЯТАЯ
Я придумал себе классное времяпрепровождение. Каждый текст или его кусок я писал в какой-нибудь хорошо знакомой мне и любимой мной венецианской точке общепита.
Я писал свой текст своей любимой чернильной ручкой. Одновременно там ел и выпивал. Неплохая работа, не правда ли? Про то, что надо есть и пить в этих местах и где они находятся, я буду рассказывать тоже. Это мои места и мой вкус. Это не реклама. Всё за свои кровные денежки. Благородный поступок, на мой взгляд, — поделиться любимым.
ПРИЧИНА ШЕСТАЯ
Я захотел сделать приятное моим друзьям Альберто Сандретти и Кристине Барбано, подарившим мне Венецию.
Мне кажется, этих шести причин было достаточно для написания этой книжечки.
В ней много моих снимков и рисунков. Я не фотограф, так что судить меня строго не надо. Альбомов с видами Венеции очень хороших и очень плохих фотографов — тонны. Я снимал свое. Это же — моя Венеция!
Если эта книга окажется созвучна кому-то — буду рад. Если полезна — буду очень рад. Если и то и другое — буду рад вдвойне. Но если кого-то мучает только один вопрос: “А что, правда в Венеции плохо пахнет?” — пусть поставит быстро эту книгу обратно на полку. Она точно не для него. Ни книга, ни Венеция. Не надо тратить время и деньги зря.
Все перечисленные причины, по которым была написана эта книга, не потеряли своей актуальности — кроме четвертой. За прошедшее время с момента первого издания у Глеба Смирнова вышли целых три замечательных книги. Одна из них — про Венецию. Кто знает, может быть, эта самая “четвертая причина” явилась некоторым раздражителем, в хорошем смысле, и стимулятором появления на прилавках книжных магазинов “Метафизика Венеции”.
ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ
Все меняется.
Согласен — звучит очень банально.
Я наивно думал, что в Венеции время течет иначе — как вода в канале. Медленно. А иногда и вовсе стоит.
Ошибся.
Как бы Венеция своей неповторимостью ни сопротивлялась течению времени, притормозить его удается с трудом.
В первой части книги — под редакцией Глеба Смирнова и с его комментариями — я ничего не менял, по-своему сопротивлялся времени.
Просто в конце каждой главы — post scriptum, в котором я сообщаю, что изменилось в этом месте за прошедшее время и существует ли оно вообще.
Вы скажете: но, если этого места нет, зачем оставлять его описание в книге?
Отвечу: для истории.
И потом, между нами говоря, это все-таки не путеводитель по точкам общепита — ну, если только отчасти. Это книга про ощущение Венеции мной — моя же Венеция!
И, в конце концов, если ресторан закрылся, то истории, с ним связанные или написанные, там остались.
Или вот — одежда венецианских мусорщиков изменилась. Я описывал бордовые куртки и зеленые брюки, а теперь они ярко-зеленые… Что ж, исправлять?
Пусть цвет той одежды останется в том времени, но останется.
Не хочу ничего менять.
А вот во второй части книги я описываю новые “точки общепита”, “открытые мной”. И новые истории, которые они мне навеяли и которые я там написал.
Этот раздел под итальянской редакцией Елены Бариновой — историка, археолога и жителя Венеции, рассказывающей о ней с такой страстью, что кажется, она говорит о любимом человеке.
Пожалуй, все.
Дальше — книга.
