Глава 8
Алфавит
Земля замечательна своим разнообразием, и если вам пока не случилось в нём отыскать лузу, то, побившись сколько-то раз по бортам, в конце концов вы нырнёте в своё личное пространство. Если же этого долго не происходит, следовательно, ваш угол поиска слишком прямой и вы просто бьётесь от борта к борту, но стоит чуть отклониться от перпендикуляра, как мир, прорвавшись из бокового зрения, немедленно расширится. Первые три года я только и делал, что путешествовал, побывав во множестве мест, о которых иные старожилы даже и не слыхали. С учётом степени пристальности и кругозора географически и исторически страна почти неисчерпаема, сгущённое пространство её по плотности напоминает нечто телесное. При этом ландшафтное разнообразие с помощью некой метафизической смычки роднится с многообразием культур населения. По крайней мере, такое сопоставление напрашивается, рифмуясь с тезисом о наличии для каждого своей личной ложбинки, куда было бы по сердцу закатиться. Причём необязательно в этой ложбинке жить, часто достаточно знать, что она просто существует, ибо почти до любого уголка страны рукой подать и отовсюду можно ощутить точную близость.
Зоны, странные места, подобные Голанам, часто встречаются на моём пути геодезиста. Однажды я неделю провёл на холмах Катеф-Бейтуния, где находятся макамы Шейх Зейтун и Ум Эль-Шейх — могилы безвестных святых. Министерству древностей понадобилась подробная съёмка этого прямоугольника площадью два на четыре километра, одного из самых редко посещаемых мест в Иудееи Самарии. Во время строительства разделительной стены в верховье русла Нахаль Модиин эти холмы оказались отрезанными от цивилизации, поскольку с одной стороны их ограждает забор безопасности, с другой — вспомогательная стена вдоль шоссе. На этой закрытой ничейной территории, ставшей своеобразным заповедником, расплодились бесчисленно газели и кабаны. Здесь множество развалин времён Второго Храма, византийского и более позднего арабского периодов — жилые помещения, винодельни и маслодавильни. То и дело мне под ноги попадались мозаичные полы, на которые я истратил немало питьевой воды, сбрызгивая мозаику, чтобы разглядеть получше рисунок. Катеф-Бейтуния, пожалуй, самая неисследованная местность между Тель-Авивом и Иерусалимом, потому что путешественников пугает близость арабских населённых пунктов, в то время как жителей близлежащих деревень пограничники пускают только на сбор урожая оливок. Стоит только отойти от шоссе метров на сто, как вдруг понимаешь, что вошёл куда-то в особенное пространство, что обыденная жизнь осталась позади. Вокруг совершенно пусто, ещё несколько минут ходьбы — и тишина становится полной, но никакого ощущения идиллии нет. Любой шорох вызывает подозрение и настороженность. Иррациональное ощущение подвоха не покидало меня все те дни. Ночевал я в одной из сторожевых башен, на холмах я насчитал их девять: эти обычно двухэтажные, круглые в сечении строения предназначались для сбора винограда и относились к античным ещё временам. Нижний этаж, толстые стены которого позволяли поддерживать низкую температуру, использовался в качестве хранилища, в то время как на верхнем располагался дозорный пункт.
Один из моих маршрутов на этих холмах проходил мимо источника Айн Дженан, откуда по пологой тропинке я спускался в ущелье, в восточной части которого находятся развалины византийской церкви VI века. Раскопки на её руинах велись лет тридцать назад, и благодаря мозаичным надписям стало известно, что церковь была возведена в честь некоего святого Теодороса. Любил я посидеть и на развалинах византийской фермы, чьей главной достопримечательностью была большая маслодавильня. На холмах я сосуществовал с тучей куропаток, множеством пугливых газелей, скакавших по склонам с проворностью солнечных зайчиков, и стадом наглых кабанов почти чёрного окраса. На южных склонах я вёл съёмку среди террасных оливковых садов, растущих в этих местах ещё со времён Маккавеев. Я набирал воду для питья из водосборного колодца, действующего уже больше двух тысячелетий. Всё это время меня то и дело охватывало острое, невероятное почти ощущение проникновения сквозь древность. А когда садилось солнце и ущелье погружалось в тихий рассеянный свет, всё вокруг приобретало гипнотически пронзительную таинственность.
Как это верно, думал я в эти минуты заката: как верно то, что описания природы должны быть изображением внутреннего мира, поскольку искусство прежде всего занимается чуткостью, чувствительностью, деталями, но не междометиями и не одной только драматургией. Скажем, отношения с пейзажем сродни музыкальной выразительности, когда какой-нибудь куст в овраге, потонувшем в тумане росистых сумерек, вызывает отклик своей загадочностью, трудно изъясняемой значительностью, каким-то сообщением, чья сокровенность важнее слов. Так это потому, вероятно, что при взгляде на природу происходит необыкновенное событие, ибо мир без человека низменно пуст, и впечатление, рождающееся при взгляде, — оно словно дух, носившийся над бездной, поскольку оно, впечатление, порой единственное, что придаёт мирозданию смысл.
Святая земля расположена в пределах геологической провинции Левант, в зоне взаимодействия трёх плит —Африканской, Аравийской и Евроазиатской. Геологическая структура Земли благодаря своей сложности — уж слишком много тектонических сил её формируют — ещё не вполне ясна.
В последние десятилетия на берегах Мёртвого моря появились крупные провалы. Это море, ниже уровня которого не опускается ни одна впадина на нашей планете, находится в месте Сирийско-Африканского разлома. В новейшее время оно сильно мелеет из-за чрезмерного забора воды из притоков Иордана. Опасных для человека провалов почвы на его берегах насчитывают около двух тысяч, и интенсивность их возникновения повышается. Провалы эти возникают непредсказуемо: однажды земля разверзлась под шоссе, после того как по нему проехал автобус. Чёткого ответа на вопрос о механизме возникновения этих каверн нет. Возможно, виной тому стремительное обмеление моря, которое обусловливает понижение уровня грунтовых вод. Впрочем, история Содома сообщает: нечто подобное уже случалось в этой местности.
В Средние века производства мыла и стекла не могли обойтись без карбоната калия — поташа. Золу заливали горячей водой и выплёскивали смесь на костёр, раствор выпаривался, а на дне очага кристаллизовался поташ. Кубометр дров давал полкило карбоната калия; мыло и стекло поглотили гигантские лесные просторы.
«Калий» происходит от арабского «аль-кали» — «зола». В 1830 году у северо-западной оконечности Мёртвого моря, в районе Калии, были заложены первые химические предприятия, использующие минеральное богатство морской воды для производства поташа и брома.
Век назад иерусалимский врач, борец с малярией и исследователь принципов гигиены в библейские времена, секретарь Британо-Палестинского общества доктор Эрнест Мастерман сделал первый в истории замер уровня Мёртвого моря. Для этого он на лодке подплыл к почти отвесной скале и выбил риску на урезе воды. Сейчас от этой скалы до берега моря около восьмисот шагов, а перепад высоты составляет примерно тридцать метров. Рядом с меткой Мастермана выбита аббревиатура: PEF — The Palestine Exploration Fund, основанный в 1865 году археологами и духовными лицами для исследования Святой земли.
Первый визит в Святую землю будущий директор Палестинской поташной компании, основанной в Калии, Моисей Абрамович Новомейский совершил в 1911 году. Он ещё застал производивших геологические и археологические исследования берегов Мёртвого моря англичан из PEF, в пробковых шлемах присаживавшихся у костра по-турецки, чтобы выпить бедуинского кофе, прихлёбывая его после двух-трёх затяжек табаку из гнутых, как у Шерлока Холмса, трубок. Экспедиции то и дело подвергались атакам арабов, ошалевших от слухов, будто под Иерусалимом PEF ведёт подкоп под мечеть Омара для закладки взрывчатки. Полиция потребовала от Новомейского нанять себе телохранителей. Прибыв в Иерихон, директор выправил мандат для посещения Наби-Муса. Здесь зеркало моря и обрамляющий его ландшафт — Иудейские горы, полные глубоких пепельных теней поутру, и горы Моава, меняющие свои очертания и оттенок в течение дня, вслед за движением солнца, и на закате окрашивающиеся алыми озёрами, — поразили его взор. Новомейский сделал замеры удельного веса воды в разных местах северной оконечности моря, измерил скорость течения на выходе из устья Иордана: добыча минеральных солей требует поступления пресной воды. В следующий приезд, в 1926 году, он снова побывал под «Утёсом измерений» (Observation Сliff ), а ещё через одиннадцать лет по соседству с уже действующим поташным заводом был построен отель с полем для гольфа, которым владел «Гольф-клуб Содома и Гоморры».
Мне всегда казалось, что Мёртвое море бездонно —если не потому, что где-то на его дне есть трещина, ведущая в бездну, то потому, что там, на дне, есть что-то необычное, какая-то загадка. Мне не известно, спускались ли субмарины на его дно, и если да, то что же они там обнаружили. Греки называли это море Асфальтовым. Асфальт — битум, горная смола, озокерит — сверхтяжёлые фракции нефти, выпаренная нефть, куски которой плавали ещё в 1930-х годах на поверхности Мёртвого моря. Древние египтяне очень ценили горную смолу, потому что использовали её для приготовления бальзамических смесей. Остаётся предположить, что и сейчас на дне Мёртвого моря в изобилии имеются залежи битума.
Философ Владимир Соловьёв в «Трёх разговорах» (1900), своей последней работе, описывает картину Армагеддона. Сочинение это футурологическое, изобилует предсказаниями — чего стоят хотя бы имеющие в нём место Соединённые Штаты Европы. Последнюю битву человечества против зла Соловьёв описывает детально. Ненависть к наглому самозванцу — лжемессии — охватывает всё еврейство, и с мощью вековечной мессианской веры оно вступает в борьбу. Вспыхнув в Иерусалиме, восстание распространяется по Палестине. Император-лжемессия теряет самообладание, следуют репрессии. Десятки тысяч бунтарей беспощадно избиваются. Но иудейская армия скоро овладевает Иерусалимом. С помощью чародейства император бежит прочь и появляется в Сирии с войском разноплемённых язычников. Евреи выступают ему навстречу. Силы не равны, иудейское войско — горстка против миллионной армады лжемессии. «Но едва стали сходиться авангарды двух армий, как произошло землетрясение небывалой силы — под Мёртвым морем, около которого расположились имперские войска, открылся кратер огромного вулкана, и огненные потоки, слившись в одно пламенное озеро, поглотили и самого императора, и все его бесчисленные полки».
А я помню, как летом, несколько лет назад, летели из Газы ракеты, и арабы, высыпавшие со строек, насмешливо ухмылялись, глядя на то, как жители Тель-Авива при звуках сирены бросали на обочинах автомобили и прятались в подъездах ближайших домов. Ибо ХАМАС велел считать ракеты волшебными, поражающими только евреев.
