Семь искусств, №112

Для А.Е. Чудакова были характерны новаторский подход, стремление немедленно разобраться во вновь открытых физических явлениях, применить их для познания природы.

Союз родителей представлял собой любопытное сочетание: он – потомок талмудистов, она – старообрядцев. Как дети двадцатых годов они не были религиозными в точном смысле слова, но относились с глубоким почтением к любой религии, а мать никогда не расставалась с иконкой преподобного Тихона.

Алгоритм, который был более или менее обоснован лет, так, через тридцать пять, а тогда он был совершенно необоснован. Виктор Михайлович Глушков его называл «шаманским алгоритмом». Но он работал! И давал ответ!

Огромный по объему сборник под редакцией Б.Л. Альтшулера и В.Е. Фортова представляет обзор удивительных судеб нескольких поколений российских ученых, создавших советское ядерное оружие, восстановивших ядерное равновесие и тем самым предотвративших угрозу самой страшной атомной войны.

Роман читается легко – не быстро, а легко; он получился сжатым, но не тесным: авторские отступления раздвигают рамки рассказанной истории и создают ощущение эпичности. А история сама по себе проста донельзя: ночной разговор двух случайных спутников.

Конечно, «полковник» Муромцев не мог своею властью «выдавливать» Ростроповича из Большого театра. Он был лишь «инструментом», с помощью которого это постепенно осуществлялось. Но и сам Муромцев закончил своё пребывание в театре довольно скоро – в 1972 году.

В том-то и штука, что посредственности мерили его своими мерками, лишали того, что для самих было соблазном, а его богатство было в нём самом, и он умел, знал как с ним распорядиться.

История распорядилась таким образом, что когда Шагал в 1954 году был почетным гостем в доме художников севера, который потом назвали «Дом Шагала», ему вручили символический ключ от искусства Израиля.

Сталину нравился регулярный, парадный, в струнку вытянувшийся Петербург - петербургская имперская парадность. Он любил, когда его сравнивали с Петром Первым, хотя его стиль был стилем другого царя - николаевский классицизм, только раздутый до гомерических, несусветных размеров, как советский имперский ампир.

Обращаться к Столетову было рискованно: он сам еще недавно был активным лысенковцем, благодаря чему и получил свои высокие посты. Однако он стал поддерживать опальную генетику еще до падения Лысенко, почему сохранил эти посты в новой ситуации.

Уинстон Черчилль был человек настойчивый. В июне 1940 года, когда оборона Франции рушилась на глазах, и дело явно шло к катастрофе, он всячески уговаривал французское правительство увести военный флот в английские порты. А когда уговоры действия не возымели, не поколебался использовать силу.

Роль карточных игр в досуге российского общества, начиная со времени правления Анны Иоанновны и ее фаворита Бирона была необычайно высока. Позднее, "язвительный поэт" Петр Вяземский отмечал, что: «Нигде карты не вошли в такое употребление, как у нас: в русской жизни карты одна из непреложных и неизбежных стихий».

И тут автор сталкивает два мира: живых и умерших. Только тот, для кого все кончено, может оценить счастье жить. Как хочется Эмили вернуться из-под земли к свету!

Бродский обожал покорять людей. Не в этом ли секрет его одержимости Мариной Басмановой? Она была навеки непокоримая, поэтому её можно – и нужно – было покорять снова и снова.

Анекдоты не обманывали - в начале ХХ века Бердичев считался, да и был вполне захолустным местечком. А семья Пан была не просто бедной, а ужасающе бедной.

Альберт Швейцер был наделён многочисленными талантами, проявившимися в разных областях деятельности. Но его сверхталантом, его гениальностью было служение людям, наиболее ярко раскрывшееся в африканский период его жизни

В писательской среде ходит такая шутка, очень похожая на правду: я прочёл твой роман и с удовольствием обнаружил, что он мне не понравился.

Прибегал внук, и тогда женщина читала ему книжки о войне за Независимость или рассказывала о дедушке, который там, на холмах, остался…

Ему случалось бывать на похоронах. Как правило, лица усопших ничего не выражали. Он даже как-то подумал, что безучастность лица умершего и породило само слово «покойник». Но то, что он увидел сейчас, потрясло его.

Время было шаткое, и непрошеные гости могли появиться в любое время дня и ночи. Правда, входили они обычно через дверь, а перед этим даже и звонили в звонок, но это были, конечно, детали.

В этой книге - переводы поэзии с десяти языков (и отдельный раздел "С подстрочника"), изящные иллюстрации Зелия Смехова к каждому разделу, мемуары и филологические анекдоты. Книга посвящена памяти замечательного филолога и переводчика М.Л. Гаспарова.

Примеры можно приводить без конца: русская классическая литература пестрит прочерками, отточиями, звёздочками, сокращениями и прочими следами цензуры – но не той привычной, исходящей от власти и рифмующейся с дурой, а какой-то иной, внутренней, в причинах появления и принципах действия которой хотелось бы разобраться.

У Владимира Вестера в развитом социализме старательно, с перевыполнением граненого, строят замок на песке, прокладывают светлые воздушные пути – возводят котлован наизнанку.

В основу очерка положены личные впечатления автора о десятидневном путешествии, о встречах с людьми и удивительной природой национальных парков и городами в центральной и южной частях Большой Земли.