День и ночь, №16

О художнице Людмиле Смирновой

Никогда не разделяла конспирологических теорий. Это же так удобно — без конца списывать результаты собственной глупости и за десятки тысяч лет не истреблённого во человецех зверства на всевозможных агентов потустороннего влияния, кто бы они ни были: жидомасоны, инопланетяне или «мировая закулиса». Однако бывают и у меня минуты, когда, посмотрев, подобно Лермонтову, «с холодным вниманьем вокруг», я — внутренне содрогнувшись, обнаруживаю в окружающей действительности неопровержимые свидетельства целенаправленной работы какой-то мерзкой, бессердечной, против всего человечества направленной силы. Тогда — горько шутя — я говорю себе и близким товарищам: наш мир захватили гоблины!

Сборы в дорогу для меня — самое трудное и нелюбимое из всех хозяйственных дел. Надо не забыть четыре комплекта необходимых вещей: что носить, чем лечиться, что читать, как работать. О том, чтобы остаться без работы, речи идти не может: и так полжизни пробездельничал, а сколько мог бы написать. Понятие «как работать» в наше время скорее означает «на чём». Расшифруем: надо брать большой компьютер, маленький компьютер, на котором я пишу на пляже, и к ним кучу «аксессуаров» — зарядные устройства, переходники, удлинители, причём надо учесть, какая в стране система подключения. А ещё надо взять деньги, туалетные принадлежности и прибор для измерения сахара в крови. Всё это — уже технология жизни в старости, которая не хочет смириться с положением вещей. Как хорошо было в молодости, можно было уехать в командировку с одним портфелем.

Глава из книги «Ненаписанный дневник»

Россия упорно продолжает сорить талантами. Один из лучших поэтов второй половины двадцатого века Лев Таран (1938–1995) остался практически неизвестным, непрочитанным, непонятым.

Рассказать об Александре Файнберге — задача архисложная. Казалось бы, что проще, чем написать о поэте? Ведь поэт сам по себе личность всегда открытая — читай все кому не лень, внимай, думай, восхищайся, ёрничай, домысливай... стучащемуся да отверзнется! Снова и снова перечитав несколько последних стихотворений Александра, сижу и думаю о нём. А думать о нём — штука, надо сказать, великолепная. Присоединяйтесь...

Стихи разных лет

Из цикла «Откуда и куда»

О социализме теперь стыдятся говорить всуе — как о пройденном юношеском увлечении, которое раз и навсегда разочаровало в возможности любви. И если о нём ещё и не забыли, то завалили такими горами брошенных в него за последние годы камней, что словно бы всерьёз уже и говорить — не о чем. А между тем, если вообще можно ещё говорить всерьёз о будущем (и тем более — России), то, скорее всего,— в связи с социализмом. И вот почему.

Ко мне обернулась женщина, не пропускавшая в пермской библиотеке имени Пушкина ни одной из публичных лекций проекта «Русские встречи». Судя по всему, она отфильтровала все звучавшие здесь речи — Проханова, Дугина, Бородина, Куняева, Калашникова, Чудиновой, Курбатова, Севастьянова.

Ведьма Самойлиха умерла под утро. Умирала страшно: металась по кровати, мычала что-то непослушным ртом, хваталась за горло здоровой левой рукой, потом вдруг начинала стучать по тумбочке, роняя многочисленные свои склянки. Дежурная медсестра то ли спала на посту, то ли надоела ей беспокойная восьмая палата хуже горькой редьки — теперь этого, конечно, не допытаешься. Теперь эта корова Ленка стоит на своём твёрдо: как только услышала сигнал, сразу и прибежала, да только сделать уже ничего не успела. И пойди её проверь! Старухи, что вместе с Самойлихой лежали, как сговорившись, в маразм впали: не помню, не знаю. То всё замечали, чего и не надо даже, а то обе разом обеспамятели. Хотя их тоже понять можно. Им этой Ленке и дальше задницы для уколов подставлять, ссориться с ней не резон. Врач-то на обход пришёл, про самочувствие спросил — и нет его. А Ленка — вот она, рядом. Случись чего — к ней, корове, и кинешься за помощью. А Самойлиха, царство ей небесное, всех достать успела, не только медсестёр. Так что неизвестно ещё, кто там промедлил. Может, Ленка и в самом деле вовремя прибежала, а соседки как раз не торопились на кнопку жать.

Лето четвёртого года... Тревожное лето Чечни. Время брожения умов, время горячих голов, пора расцвета анархии и бандитизма. Золотой период безвластия между двумя президентами. Каждый вчерашний царский опричник — сегодня сам барин и князь. Каждый отдел, гарнизон и блокпост — крохотная демократия или монархия. У опустевшего царского трона — целые толпы новоявленных президентов. Одни с деньгами, другие с войсками. И неясно, кого толкать в шею, а кому броситься в ноги.

Новую фамилию я получил вместе с паспортом. Вначале, как все, дождавшись шестнадцати, законопослушно решил сфотографироваться для документа. Или классный руководитель объяснил, или одноклассники, что уже гордились красной гербовой книжечкой, подсказали: с собой — свидетельство о рождении и четыре фотографии. На вопрос: какие? — пояснили: мол, скажешь в фотосалоне, что на паспорт, они сами знают какие.

Unsolved secret detective story. Памяти В. А. Павлова. Ибо человеку, который добр перед лицем Его, Он даёт мудрость и знание и радость; а грешнику даёт заботу собирать и копить, чтобы [после] отдать доброму перед лицем Божиим. И это — суета и томление духа! Ветхий Завет. Еккл. 2:26

Доманский Ю. В. О поэтическом мире Высоцкого. Тверь, 2011. 84 с. 200 экз.

Ломов-Оппоков Ю. Г. Незаменимые. М.: Литературная Россия, 2013.

Адаму Поморскому. Обворожительным дурманом Щекотит голову и грудь Того, кто воздухом Варшавы Был упоён когда-нибудь... Кн. П. А. Вяземский. Станция. 1825

Живут в нашем городе Лиана Всеволодовна и Марина Вениаминовна. Одна — постарше и попышнее, другая — помоложе и постройнее. Обе работают воспитателями в детском саду «Берёзка». Здание детского сада — старое-престарое, с фронтоном и почему-то без колонн. Но это неважно. Территория давно перестала взывать о благоустройстве, что поправимо. Армия новостроек смела в прошлое все допотопные хибары вокруг. И только садик «Берёзка» остался нетронутым архитектурным старцем. Районная администрация окончательно пообещала денег на капитальный ремонт.