Сибирские огни, №559

Эти вещи она приобретала в дешевых магазинах, на рынках и на ярмарках, забирала у знакомых, которые как раз намеревались выкидывать старый хлам, и даже находила на улице. Стулья у кроткой О были скрипучие, или с протершейся обивкой, или с больной ножкой, которая все время разбалтывалась и ее надо было укреплять. У заварочного чайника треснул носик, и заварка всегда немного проливалась. На столе сын приятельницы когда-то расписался выжигателем по дереву: «Коля бубу». Еще у кроткой О был черный телевизор с серым, от другой модели, пультом, люстра с зияющим дуплом на месте одного плафона, немного кособокий книжный шкаф, полное собрание сочинений Ленина, которое никто не хотел читать, проигрыватель для грампластинок, которые никто не хотел слушать, деревянный орел из Гурзуфа с трещиной на гордом крыле и много-много других вещей, травмированных долгой жизнью или сразу появившихся на свет слегка дефективными. Каждый раз, видя нечто, обладающее небольшим дефектом, кроткая О озарялась улыбкой и радостно думала: «Мое...» Но вещи откровенно, безнадежно неполноценные ее смущали: она чувствовала, что несовершенство, перейдя определенную грань, легко может стать совершенным.

Тридцать пять лет назад я последний раз в своей жизни сдавал экзамен по физике. Более нелепого занятия я вообще не припомню. Ничего, ровно ничего из того, что я тогда мучительно запоминал, никогда и нигде в реальной жизни не пригодилось. Сдал я где-то в полдень, а часам к девяти вечера половина формул была утоплена в алкоголе. В течение, наверное, месяца благополучно умерла почти вся вторая половина и только одна какая-то особенно муторная последовательность символов болталась в голове еще с год, пока я не упал с мотоцикла… Без физики я чувствую себя прекрасно до сих пор. Для меня это так и осталось баловством, вроде балета или шахмат: явление вроде бы есть, а толку с него — ноль.

Бессонница срывает с человека броню, предохраняющую его от обоих миров — внешнего и внутреннего. В постели человек совсем голый или, что еще хуже, в полосатой пижаме пожизненно заключенного. Ни собственности, ни геральдики, ни платиновой карты, ни загранпаспорта. Миры это чувствуют и давят человека морально, физически, химически, метафизически. Норовят растворить его эго в своих бесконечных пространствах. А человеку для самоуважения нужно, чтобы было наоборот...

Почти документальная повесть

Премьерами становятся не для того, чтобы разваливать империи. У. Черчилль.

К 210-летию со дня рождения поэта

Роман Л. Леонова «Пирамида», как пишет сам автор этой статьи Н. Витовцев, для критики до сих пор остается «непостижимым», если вообще возможно «окончательно» постичь этот роман-феномен. Устроена «Пирамида» так, что оценить ее односторонне невозможно, и эта статья лишний раз сие подтверждает. Отталкиваясь от «алтайской» точки зрения на роман, Н. Витовцев выявляет его не всегда очевидные контексты, в первую очередь «рериховский», ранее запретный или замалчиваемый. Столь ли значим был для Л. Леонова и его романа религиозный аспект? Вопрос спорный, ибо мировоззрение автора «Вора» и «Русского леса» было явно шире, объемнее, философичнее, «пирамиднее». И потому, например, сравнение строительства социализма не с египетской пирамидой, как это делает герой романа Вадим Лоскутов (мнение, близкое Н. Витовцеву), а с Вавилонской башней, согласно Л. Леонову и интерпретатору романа Л. Якимовой, было бы ближе к духу «Пирамиды». Писателю был чужд как пафос безбожного строительства всяческих «башен», так и разрушения, антисоциализм. Система аргументации Н. Витовцева, особенно анализ Книги Еноха как ключевой мировоззренческой проблемы романа, связанной с идеями Н. Рериха, сообщает необходимые столь насыщенной смыслами работе сюжет и интригу. Не являясь строго академической, статья Н. Витовцева в то же время целиком «сибирская», и в этом ее неоспоримое достоинство. Владимир Яранцев

Главы из биографического повествования. «Я сгорел на своей “Погорельщине”»...

В 2013 г. известный сибирский писатель, главный редактор литературно-художественного журнала «Алтай» Станислав Вторушин будет отмечать свой 75-летний юбилей. Вышедшее в самом конце 2012 г. трехтомное издание избранных произведений Вторушина* воспринимается, таким образом, как некое подведение итогов очередного периода в творчестве писателя. Итак, что же хотел сказать нам автор на протяжении последних 30 лет? Ведь именно в это время созданы произведения, вошедшие в трехтомник.