День и ночь, №529

О семье художников Ряузовых

Навстречу 90-летию В. П. Астафьева

Во время нашего разговора он как-то по-особенному держал белую фарфоровую чашку с кофе. Словно согревал в ладони голубку. Возможно, это — знак пережитого: мой собеседник два года провёл в тюрьме и, видимо, на уровне подсознания привык иначе относиться к бытовым мелочам воли. А тюрьма у него была одна из самых гулких — федеральная № 1, более известная как «Матросская тишина», где содержат под следствием особо опасных преступников. Иван попал сюда по абсурдному обвинению в покушении на Анатолия Чубайса. За него боролись друзья, родители и близкие по духу люди. Поручительством депутатов Государственной Думы Миронов был сначала освобождён, а затем решением коллегии присяжных полностью оправдан. Сегодня Иван Миронов — кандидат исторических наук, общественный деятель, автор нескольких книг, в том числе — бестселлера «Замурованные. Хроники кремлёвского централа». Тюрьма его не сломала. Наоборот — научила отстаивать свои права, равно как и права окружающих. Буквально в декабре минувшего года Миронов стал во главе протестного студенческого движения одного из московских вузов. Так эпоха создаёт героев нашего времени. Как раз — по возрасту: Ивану чуть-чуть за тридцать.

Первые поселенцы появились в этих местах более трёхсот лет назад. Левый берег речки Тёмная, прозванной так, вероятно, из-за глубины, а может, и по другим каким тайным причинам — места-то здесь глухие, привлёк их сравнительно ровным открытым берегом и обширным по обе стороны редколесьем, которое в первые же годы обживания местности было значительно вырублено — пошло на первоначальные постройки и большей частью на дрова.

Опыт комментария к биографии А. Я. Гурова (1872–1932), родоначальника амурской археологии

За городом — древняя, как сказ праотцов, развилка: все её дороги ведут к храму, и каждая из них — излюбленная. Феликс выбирает окольную, сначала через Червлёный лес, а после — отлогой пустошью. Вышнегорский храм взмывает над стоялым покосом, отовсюду зрим, даже в непогоду греют душу купола.

Его бывший сокурсник, ангольский негр Антонио, так и не приноровился к гололёду. Раз или два за зиму, а бывало и чаще, он и сам падал на скользком тротуаре. Вставал, стряхивая вместе со снегом нечто накопившееся и лишнее. Вот грядёт вторая зима в Сибири, а он ещё ни разу не распластался. Так помыслил Леонид на крыльце мужского общежития и, тут же позабыв, широко зашагал по первой позёмке.

О книге воспоминаний и рассказов Елены Литинской «От Спиридоновки до Шипсхед-Бея»

Гриша (друг моего мужа Жени) переехал к нам в Нью-Йорк из далёкого и жаркого города Сент-Луиса. В Москве Гриша работал врачом-психиатром, а в Америке стал массажистом, так как после нескольких отчаянных попыток он не смог сдать экзамен на звание MD. Был Гриша уже немолод, сорока девяти лет, характера вяло-депрессивного (что неудивительно при такой профессии), и, чтобы не впасть в настоящую депрессию, решил прекратить мороку со сдачей экзаменов на врача и окончательно остановиться на профессии массажиста. Массаж в то время входил в моду и хорошо оплачивался. В конце восьмидесятых в Нью-Йорке было больше возможностей для трудоустройства, к тому же мы помогли Грише снять недорогую квартиру по соседству.

К 65-летию со дня рождения

Профессору-филологу Ивану Есаулову принадлежит точная формулировка. Одна из его статей называется «О Сцилле либерального прогрессизма и Харибде догматического начётничества в изучении русской литературы». Текущая русская литература раскололась на два лагеря, они словно дрейфуют в противоположных направлениях, и пропасть чёрных вод между ними становится всё шире. Отчётливым индикатором того или иного лагеря стала публицистика толстых журналов.

Красноярскому литературному лицею — 15 лет!