Литературный меридиан, №523

«...И как будто не беда, что в «исторических» опусах Эдварда Радзинского правда разбавлена домыслами и обильно приправлена, мягко говоря, выдумками. И, конечно, ни для кого из радиослушателей не имеет значения, что разглагольствования дутого всезнайки Михаила Веллера смердят ядом ненависти к тому, что дорого многим и многим русским людям...»

«...Зайдём сюда, возьмём по стопке яда, / имеющего свойство отпускать / на волю всё, что надо и не надо, / и всё, что будет горько вспоминать...»

«...О, эти елочные игрушки моего детства! Пузатые будильники, на которых всегда без пяти двенадцать, лубочные избушки с заснеженными крышами, фигурки сказочных зверюшек, переливчатые рыбки, грибы-крепыши… А красная звезда из стекляруса на проволоке чудом сохранилась у меня и поныне. Айболит и cтарик Хоттабыч. Светофор и матрешка. Труба, скрипка и барабан: все ручной росписи. Космонавт и ракета. Витые сосульки. Аж три кукурузных початка. Гирлянды из флажков. И, конечно, жизнерадостные шары – всех цветов и размеров: с портретами вождей, с серпом и молотом, с узорами, с отражателем, с серебристой присыпкой, – неярко блестевшие среди колких мохнатых ветвей. Сегодняшние же пластиковые шарики оптом сработаны на одну колодку и без души. Единственный плюс, да и то сомнительный: не бьются...»

«...Будто навеки запомнить хотят, Не уповая на миг возвращенья, Женский зеленый обидчивый взгляд, После которого нету прощенья...»

«...60-е годы. Латвия. Дзинтари. Местный житель знакомит меня и артистов Малого театра Бориса Горбатова и Геннадия Сергеева с достопримечательностями чудесного курорта: – Это дача знаменитого писателя, вы видите забор с национальным орнаментом, ему уже 120 лет – это очень красиво, правда? Мы очень гордимся такими красотами – это наше, национальное! Вот костёл старинный – это типично наше… Подходим к железнодорожному вокзальчику: – Этот вокзальчик типично нашей архитектуры. А вот ларёчек с национальным орнаментом на крыше. Это всё наше… И пиво в ларёчке… вкусное-вкусное… Наше пиво! Наливают нам по кружке пива. Заходим за ларёк, чтобы не мешать другим… На земле валяются обгрызанная вобла, несклько рыбьих голов, рваные пакеты, окурки, пустые пачки из-под сигарет… Наш гид холодно сказал: – А это ваше...»

«...Я всегда считал, что чувства – слабость. Сейчас меня провожали все, желали удачи. Мы – братья яхтсмены. И мой фундаментальный цинизм, который представлялся мне надёжным щитом, оказался картонкой на пути у сметающего чёрствость цунами радости и человеческой любви. Я готов пройти ещё сотни миль, чтобы испытать эти чувства вновь. Душевное тепло – самый энергоёмкий ресурс...»

«...Жизнь духа с жизнью тела примирять, / но так и не достигнуть примиренья... / О, сохранит ли мятая тетрадь / моих стихов разорванные звенья,..»

«...В то напряженное время авиационный полк выполнял по 4–5 лётных смен в неделю (в том числе и в ночное время). Взлетая с аэродрома Камрань, экипажи 169-го ОСАП решали разные задачи...»

«...Она доверчиво склоняла голову на его грудь, ловила его торопливые поцелуи, а когда шофер бибикал, поторапливая Ивана с последним бидоном, кончиком платка вытирала набегавшие слезы. Конечно, женщины знали об их отношениях, но, даже завидуя им, шептались только между собой. И, о – невероятное! Немец-шофер тоже понял недвусмысленность их отношений. Он тоже не стал сдавать эту русскую любовь, терзаемую дикой обстановкой концлагеря. Ганс, уже знавший, что Иван хорошо говорит по-немецки, при подходящем случае твердивший «Гитлер – капут!», стал подкармливать обоих – Ивана и Таню, которой нередко перепадали от него и армейские шоколадки. А то выходил из кабины и командовал им: – Шнелль! Это означало, что на несколько минут эта кабина становилась их райским шалашом...»

«...Зачем мне рокот восхищенья, / Зачем пустых оваций гром, / Когда всю мерзость запустенья / В стране я чувствую нутром?..»

«...Вижу, что соблазняет вас всякое печатное фонтанирование в разнообразных выпусках и вот вы там в междусобойчике провинциальном затеваете празднество в честь творческого своего 45-летия. Откуда, спрашивается, оно взялось, когда всего-то полтора десятка лет вашим литературным пробам? На ярославском совещании молодых писателей в январе 1996 года вас при моём благожелательном участии приняли в Союз российских писателей. Я чётко помню всех, кто себя в 1960-е годы поэтически проявлял на просторах Приморья. Есть у меня газеты, альманахи, сборники той поры. Ваши работы не фигурируют в них, имя ваше не просвечивается нигде… Его нет и в довольно объёмном томе «Дальний Восток в поэзии современников» 1990-го года издания...»

«...В том, что мы диаметрально противоположно разошлись во мнениях с господином Копытовым, ничего необычного не вижу. Как гласит пословица, на вкус и цвет… И потом, может быть, с его колокольни видится дальше? Ведь кто он – и кто я? Однако остаюсь при собственном мнении. Возвращаясь вновь к апрельскому номеру «ЛМ», отмечу высказывания Насти Капустиной из Владивостока. Она прошлась пером по всему мартовскому номеру журнала. Ей такое, конечно, проще сделать. Номер-то один. А у меня – вон их сколько!..»

«...Как же мне найти твои пути И обнять былую синеву, От любви опять с ума сойти? Если ты жива, то я живу!..»

«...И вот однажды умный кот выждал время, когда появится паук, и внимательно изучил траекторию, по которой тот пробирался к люстре. Другим поздним вечером Рыжик высмотрел, каким путём паучище добирается за шкаф. Кот – прирождённый охотник. Он не торопился, провожая глазами насекомое, разрабатывал «план взятия»...»