Семь искусств, №31

Репутация — это трудно определяемая, но большинству людей понятная категория. Для меня важно, чтобы журналы и альманах отвечали своим целям и соответствовали высоким требованиям интеллигентных посетителей портала. Это определяет и отбор материала, и требования к авторам.

А мне интереснее в его биографии другое: как становятся обычные сотрудники самых обыкновенных, хотя и академических институтов, Нобелевскими лауреатами? С ФИАНом вообще случай особый. Это практически единственный институт в стране, в Европе и едва ли не в мире, где в разные годы трудились почти десяток Нобелевских лауреатов: И.Е. Тамм, И.М. Франк, П.А. Черенков, А.М. Прохоров, Г.Н. Басов, А.Д. Сахаров, теперь уже и В.Л. Гинзбург.

· Источник злобы — комплекс неполноценности, отягощенный манией величия.

Вавилов и его институт были неотделимой частью мировой науки (частью глобуса, как он говорил). И глобус признал его одним из крупнейших генетиков и растениеводов мира.

Язык был для Довлатова живым инструментом правды. А литература — правдой, выраженной словами. Он жил литературой. Причем настолько, что литературные сюжеты были для него важнее жизненных. Помните знаменитое: «Самое большое несчастье моей жизни — гибель Анны Карениной» («Соло на ундервуде»)[2]?

Но ничто не поразило больше, чем витрина одного из маленьких римских магазинчиков, торгующих сувенирами. В ней были выставлены изображения знаменитых итальянцев - и я вдруг увидел там бюсты Пальмиро Тольятти и Бенито Муссолини.

Про Горбачева же напишут, что он изменил ход мировой истории, дал свободу народам и странам. И это правда.

Но вернемся к началу моей педагогической деятельности. «Что еще в испарине тех времён? Был студент речист, не «весьма умён» …(была ведь и такая оценка)», как писал чуть позже, поступивший на химфак МГУ Бахыт Кенжеев, поэт, которого я очень люблю и давно пропагандирую.

Радиостанция “Юность”», и готовый продукт передавался главному редактору (или заму), чтобы он, прослушав его и сверив с ранее одобренным печатным текстом, снабдил резолюцией: «В эфир!».

Я люблю вспоминать — почему-то получается без горечи. Теперь с высоты возраста и жизненного опыта я понимаю — как была простодушно наивна в поисках романтических надежд — с этим в стране победившего социализма был самый большой дефицит.

ВНИМАНИЕ, Володя! Ты, кажется, знаешь о Б. Окуджаве все. А – ЭТО? Миша заканчивает свое письмо ко мне – доверяя не себе, а ему, Б.Ш., сказать самые ТОЧНЫЕ, прямо в цель бьющие слова о Сталине. Их услышал и сразу же записал его друг на ВЕЧЕРЕ Б. Окуджавы в Ленинграде - ответ на вопрос зрителя (вопроса он не помнит), записал – слово, в слово. Миша мне эти слова продиктовал: «Я согласен со всеми эпитетами: «ВЫДАЮЩИЙСЯ», «ГЕНИАЛЬНЫЙ», «ВЕЛИКИЙ» и т. д. – при условии, если за всем этим будет стоять одно слово: «УБИЙЦА»…

В 57-м году мы, разумеется, не знали о существовании следственного дела, но и не питали особенных иллюзий относительно того, что «всё обошлось». Наоборот, недоумение вызывали прибывающие с Запада «друзья Советского Союза». Готовящийся молодежный фестиваль, казалось, давал повод им, свободным и раскованным, кормить своими рыбками-улыбками гнилостную пасть пропагандистского медведя.

Лондон, Москва – да какая мне разница? Кем-то – не мною – сие решено. В слове «отечество» есть несуразица. Жизнь это то, что я вижу в окно. (Из стихотворения "Отечество"))

Медведь, Увидев букву Ё, Принёс её В своё жильё. (Из стихотворения "Про букву Ё")

Мгновений замедлялся бег, Умолкло птичье пенье, И лишь неслышно падал снег Метафорой забвенья. Укутал крыши пышный плед, В сугробе роз огарки. – Метафорой ушедших лет Скамей бесцелье в парке… 26 ноября 2014 г., Pittsburgh

С самого детства ее распирала такая радость жизни, такое несокрушимое ожидание ежеминутных чудес, с которыми обыденность конкурировать не могла. Этот сгусток энергии уравновешивался диким, необъяснимым и беспричинным враньем, враньем не за ради чего, просто так, без цели. Это было чистое творчество без претензий на гонорар, густая и красочная живопись сочиненного мира, который она вылепливала щедрыми ритмичными мазками.

Второе место в эмигрантской табели о рангах принадлежало Александру Вертинскому. По популярности он значительно уступал Лещенко. Его музыка была адресована узкому кругу охмурённых кокаином эстетов, танцевать под неё было невозможно, и пластинки с его песнями шли значительно дешевле. Хотя тоже ценились.

Поскольку не могло быть и речи о том, чтобы скрыть от товарища Сталина имевшее место происшествие, товарищ Маленков доложил о нём, как только товарищ Сталин приехал в Кремль. Товарищ Сталин внимательно выслушал доклад, и спросил у товарища Маленкова, как тот относится к вопросу "Ведь, если звезды зажигают – значит это кому-нибудь нужно?" и кому этот вопрос принадлежит. Поскольку товарищ Маленков затруднился ответить, товарищ Сталин мягко попенял ему на недостаточное знание современной русской поэзии, а в заключение сказал, что поднимет на ближайшем заседании Политбюро вопрос о назначении товарища Маленкова ответственным за свет кремлёвских звёзд.

"Смерть солдата". Жизнь сокращается, смерть ожидаема, Как осенней порой. Солдат падет. Он не станет героем дня, Не призовет с помпой Обставить его уход. Смерть абсолютна, без панихид, Как осенней порой, Когда уляжется ветер, Когда уляжется ветер, а в небесах Плывут облака тем не менее, В своем направлении.

Коллеги подтрунивали над ней. Называли мсье Дюброя её «клиентом № 1», «воздыхателем» и даже – это было так неумно и зло – её «вросшим ногтем». Она краснела, пожимала плечами, но, по правде говоря, ничего не льстило ей больше, чем этот взрыв интереса к её личной жизни – первый раз за всё время работы в парикмахерской салоне. Мысли о мсье Дюброе не покидали её ни днём, ни ночью. Она хотела бы посвятить себя исключительно уходу за его ногтями, не теряя времени на других клиентов. Когда он появлялся, у неё будто перехватывало на миг дыхание.

Вы устраиваете у себя дома различные комитеты по спасению жертв фашизма, вы собираете антивоенные конгрессы, вы устраиваете библиотеки сожженных Гитлером книг, – все это хорошо. Но почему мы не видим вашу деятельность по спасению жертв от нашего советского фашизма, проводимого Сталиным; этих жертв, действительно безвинных, возмущающих и оскорбляющих чувства современного человечества, больше, гораздо больше, чем все жертвы всего земного шара вместе взятые со времени окончания мировой войны...

Пером автора создано вдоволь пространства и достаточно времени: от Алма-Аты до Лондонов-Парижей и прочих Таиландов, плюс вечный шлях от Одессы до Иерусалима с агасферным брожением персонажей. Жизнь – шумный постоялый двор, отель в пять желтых звезд...

Или взять такого гиганта как Почтовое ведомство США (USPS). С одной стороны, оно обладает полной монополией внутри рыночной структуры страны. С другой стороны, чиновникам запрещено вздувать цены на почтовые отправления без достаточных оснований. С третьей стороны, понятие «прибыль» остаётся критерием успеха их деятельности. В результате половина чиновничьего аппарата занята изысканием аргументов для вздувания цен, другая половина – поисками нововведений для растрачивания полученных непомерных доходов.