Новый Свет, №31

старик Фрейд всё предусмотрел и лечение прошло успешно, только заячий хвост так и остался навеки в моей памяти рядом с образом отчима, по большому счёту ничего мне не давшего в жизни, кроме, разумеется, детских страхов, страданий, чувства одиночества и обиды за маму, вынужденную терпеть художества больного человека

Привычка никому не доверять, выработанная у Эдди долгими годами лагерей и жизни в СССР, почти стала причиной срыва всей операции.

Ну, как можно такое забыть. Сыновья — они наше первейшее дело. Так сказать, наше будущее. А если они вдруг останутся в институт неустроенными, а? Делать нечего, хоть и тяжело это, пришлось созваниваться со знакомым профессором и как-то объяснить это деликатное дельце. Слава богу, профессор вроде бы согласился, а то уж у меня давление подскочило от переживаний.

Вот и жила Нина, как повинность отбывала. Всё надеялась, вдруг отца обратно позовут, если тут с работой не заладится — и вернутся они домой, потому что «домой» для неё так и означало — в лес, в посёлок Дальний бор, с его запахами, разнотравьем, зелёной весёлой силой, прущей вверх из земли, с многоголосицей звуков.

Огляделась и подошла к первой открытой калитке. Сказала: я Оксана, здесь прабабка моя жила. Что за прабабка? Промолчала, подождала. А что умеешь? Все умею, говорит, что делать надо? И добавила: у вас поживу, все одно комната пустует. Хозяйка баба Зина только руками всплеснула — язык будто к небу присох. Про лишнюю-то комнату одни соседи знали.

Приказы были отданы самые ясные, только никто не понимал, что будет дальше. Офицеры перешептывались, солдаты радовались открыто, и чувствовалось по всему, что пойдет все совсем не так, как приказано.

Я привык петь громко. Год уже, как громко пою: пусть думают, что сумасшедший. К сумасшедшему меньше пристают. Хотя… кто его знает. Никто не знает. Но этот путь я проделываю каждый день, и каждый день пою.

Чем хороша моя профессия, а в ней, надо сказать, мало приятного, — это возможностью наблюдать. Так я думал в самом начале своей практики в качестве приходящего на дом медбрата.

Когда я был маленьким, я умел летать. Как это у меня получалось, я не знаю; я даже не помню, как это случилось со мной в первый раз. А ведь если б вспомнить да с умом проанализировать это дело, то можно было бы и что-нибудь полезное извлечь из того моего детского занятия.

Василий Стариков приехал в Америку, когда ему было за тридцать. Поначалу ничего не получалось, он мыл полы, развозил пиццу, иногда его брали в строительную компанию убирать мусор…

Собственно, слово “апельсин” в переводе с голландского и немецкого означает «китайское яблоко». Откуда взялось слово “orange”, неизвестно, вероятно, все же из-за цвета. Он же оранжевый. Понимаешь? Папа у апельсина — помело, мама — мандарин. И они встретились однажды в Древнем Китае, и у них родился апельсин

Не спалось, но — собственно, почему «но»? — и сочинялось. Рассказ скользил, словно поезд по рельсам, приближаясь к конечной станции, лишь время от времени спотыкаясь на стыках.

Сейчас, увы, нас вновь поглотили суровые будни, и как-то лень заставить себя завершить стихами описание нашего чудесного плавания

Мужчина: седой, ухоженный, с греческим носом и докторской бородкой; педантично отсчитал шесть огуречных соломинок, и завернув их в прозрачный блин сосредоточился на поглощении утки по-пекински.

. Короткую речь Ствола встретили бешенными овациями и криками "Ура!". Правда Маленький Листик пропищал, что он хотел бы ещё поиграть с Паутинкой, но его тут же одёрнули, напомнив о решении, принятом на вчерашнем собрании.

Я уехала двадцать лет назад и никогда больше не возвращалась ни в этот район, ни в этот дом. Бывала наездами в столице, бывала. Но в те края — ни ногой. А тут всего один день командировка: беготня, суета, встречи.

Светает Адриатика… В дожде Всё Монтенегро, облако по скалам Ползёт невинным зверем.

Когда ползут по горлу как занозы Стихи мои к тебе безумный мир, Когда глаза, как высохшие слезы, Упрятаны каньонами морщин

Я считаю ступени, ведущие к Дюку. Раз, два, три.

Меня лихорадит, меня ленинградит, И это никто никогда не наладит.

Волна голов поднялась и схлынула. Пали царства. Кто знал, что сближает ненависть, а разводит сближение?

Колесил, колесил – исколесил, всё, что вблизи

В этом году Василию Аксенову исполнилось бы 85. К сожалению, он не дожил до этой даты. Но его творчество остается востребованным и память о нем не угасает. Те из друзей, кто остался верен его заветам, духу его творчества, его свободомыслию, все чаще, перефразируя название его замечательной повести, признаются: жаль, что его нет сейчас с нами! В связи со знаменательной аксеновской датой вниманию читателей предлагается еще один текст из его американского архива.

В перестроечные времена ходила такая, то ли детективная быль, то ли легенда, о молодых литераторах из эпохи Хрущева, бросивших вызов советской власти. Их преследовали, высылали из Москвы, исключали из вузов, бросали в психиатрические клиники и даже арестовывали.

Пусть это и аббревиатура — но что-то опять-таки щёлкнуло, совпало, сомкнулось, таинственный механизм речи сработал, аббревиатура сменилась, как по волшебству, чуть ли не универсальным понятием, — и вот он налицо, знак времени, призыв к объединению — для моего поколения.

Цель жизни? — Жизнь. Она одна. Душа и существует ради.

Так уж давно сложилось исторически и повторяется пока доныне часто – приходит в мир «святая» истеричка