Семь искусств, №65

Эйнштейн всю жизнь был одержим работой. Он мог трудиться в любых условиях, в кабинете, в каюте, в шалаше… Он доводил себя до полного изнеможения, годами решая неподдающуюся проблему. И тем не менее, эта работа делала его счастливым. Эйнштейн не мог не работать, будто какая-то непреодолимая сила, которую он иногда называл Сфинкс, заставляла его брать в руки карандаш или перо.

Эти неучи, получив задание, активно внедряли философское единомыслие — диалектический материализм — во все области науки. И если в начале 30-х годов некоторые учёные старой школы, такие как профессор Кузнецов или профессор Френкель, ещё могли критически высказываться и относительно необходимости философии для успешной работы ученых естественников, и о самом диалектическом материализме, то уже вскоре за такие высказывания ссылали на Соловки и даже расстреливали.

Именно в 1937-м «после разгрома троцкистов на физическом факультете МГУ», как это назвал новый декан — А.С. Предводителев, начала «сплачиваться» та самая группа, которой было неуютно в присутствии физиков школы Мандельштама. Проще всего это описать старой одесской пословицей: «Если ты в Николаеве — умник, то в Одессе — еле-еле дурак».

В мае 2019 года из состава ВАК были выведены все ее члены, которые как эксперты участвовали в выявлении злоупотреблений в сфере подготовки и защиты диссертаций либо просто голосовали «не так, как надо». В то же время в составе ВАК были сохранены 17 членов (включая Председателя ВАК В.М. Филиппова), которые уже отработали в этой организации два срока подряд (а некоторые и больше), что является прямым нарушением Положения о ВАК и делает нынешний состав ВАК нелегитимным.

Может возникнуть естественный вопрос: почему Маяковский безропотно принял условия ссылки? Неужели он, успешный и знаменитый, не мог поднять свой мощный голос, повернуться и уйти? Ответ неоднозначен: и мог — и не мог. Всё очень непросто складывалось в его жизни.

Ритмика у Павловой мелодичностью не отличается, музыкальность у неё редуцирована, несмотря на то, что кому как не ей, профессиональному музыканту, развернуть в полной мере эту самую музыкальность. Стихи её коротки, немногословны, может быть, это реакция на эпигонское многословие современных поэтов, пытающихся угнаться за Бродским, а может в своей поэзии она опускается до такой немузыкальной прозы жизни.

Внешний мир избыточен: в нём не счесть дворцов, улиц, фонтанов, старины: именно последняя, являясь во многом оплотом красоты, и диктует часто поэтические строчки; вещественный мир избыточно-красив, если речь идёт об Италии — очевидно, одном из самых ярких мест мира, и пласт итальянских стихов Бродского перенасыщен конкретикой, словно составлен из одних существительных.

Примерно в это же время, в самом начале октября 1499 года, в Италию вторглись французские войска. В их рядах ехал гордый всадник, разряженный в шелка и бархат, новый герцог Валентинуа Чезаре Борджиа. В Италии его теперь звали по его французскому титулу, переделанному на итальянский лад. Чезаре Борджиа, герцог Валентино.

Вавилов приводил точные цифры огромных площадей, на которых высевают в США межлинейные гибриды… (сегодня мы знаем, что уже в середине 1940-х годов прибыль от применения американскими фермерами гибридной кукурузы дала столько долларов, что это было больше по размеру, чем затраты на «Манхэттенский проект»…), призывал немедленно перенять этот опыт, а Лысенко упорно твердил, что все разговоры о гибридной кукурузе — обман!

Как бы предвосхищая роль картины в искусстве ХХ века, Малевич поместил «Черный квадрат» в «красный угол» выставочного зала, подобно православной иконе. В истории искусства ХХ века картина стала источником обновления и приобрела значение иконы.

Тогда поступивших делили на категории — в 1-й категории были лучшие, потом была 2-я категория, тоже хорошие и они все поступали, и 3-я категория — это были как бы принятые условно. Могли взять, а могли и не взять, зависело и от количества поступивших по первым двум категориям, и ещё не знаю, от чего. Так я поступила в ЦМШ без всякого блата и знакомств первым номером по 1-й категории!

Помню один из поучительнейших семинаров по работам этого направления, где говорилось о том, что Горшков вместе с со-авторами обнаружили у проводившего основные расчёты по «московскому нулю» А. Абрикосова две существенные ошибки, более или менее случайно компенсировавшие друг друга, так что конечный результат оказался качественно верен.

Плятт считал, что в мире должна существовать лишь одна национальность: хороший, порядочный человек. По поводу всяких своих наград, и даже Золотой Звезды Героя Социалистического Труда, иронично отмахивался: «Цацки…» И часто вспоминал слова Евангелия: «Будьте как дети». Потому, наверное, что сам был большим артистом с душой ребенка…

И ведь что удивительно: эта чудовищная опасность действительно была устранена в конце 1980-х годов, когда в результате российско-американских договоренностей о сокращении ядерных вооружений человечество сделало шаг назад от термоядерной пропасти. А эти спасительные договоренности стали возможны только благодаря изменению мирового общественного климата под влиянием правозащитной деятельности Андрея Сахарова, Елены Боннэр, других советских правозащитников.

Его научная карьера начиналась в трудное время — надвигалась война, мир только-только выбирался из глубокой депрессии, а в физике Кембриджа наступило какое-то непонятное время. Его точно охарактеризовал тот же Дирак: «В 1926 году даже второразрядный физик мог сделать первоклассную работу, а теперь и первоклассный физик не может найти интересную задачу».

В комнате стояли два шкафа — один по левой стене, другой по правой. В их нижних отделениях старший редактор Эдуард Эдуардович Бугровский хранил бесценный архив редакции, о котором я ещё скажу. Верхние отделения, имеющие раздвижные стёкла, были заклеены какими-то плакатами вполне пристойного содержания. А вот за стеклами стояло… В общем, что купили, то и стояло. Чаще водка.

Числиться в смогистах давно уже стало чем-то престижным, вроде как некоей отмеченностью, причастностью к таинству. Оттого и развелось липовых членов нашего содружества видимо-невидимо. Но желанные врата — наглухо для них закрыты. Правдивое слово — не терпит полуправды, а тем более — вранья.

Есть порода людей, зачарованных речью своею,/ И в себе и в других порождающих форменный страх…/ Я теперь научился… вполне различать их умею/ По стеклянному блеску в сияющих круглых глазах.

И глядишь ты с портрета в оконце,/ улыбаясь чему-то вдали.../ Без тебя я как небо без солнца,/ как листва без корней и земли.

Клочок мироздания взявши в аренду,/ мы часто летали/ по-над континентом:/ трещали устои, свободы крепчали,/ планету сорвать норовило с причала

«Семь искусств» — словно цветная радуга над миром. Семь нот гаммы превращаются в этом журнале в полифоническое, величественное звучание, в ту щедрую, благословенную и спасительную музыку жизни, которая всем нам так дорога.

Оркестр играл сдержанно, умно, достойно, а солист поражал своим звуком. Вадим узнал Гилельса. Так звучал только он. Бетховен будто бы услышал размышления Вадима об итальянских загадках и парадоксах, а теперь ответил ему прямо языком простых истин, ясных чувств. И город становился обрамлением великого концерта, и музыка оказывалась неотделима от города. А еще зародилось не то пожелание, не то предчувствие…

Вы когда-нибудь видели большую группу законченных материалистов 17-летнего возраста, готовых обратиться немедленно — не важно в какую веру, и не важно, что эти веры даже по-разному смотрят друг на друга??? Я это наблюдал на первой лекции все годы преподавания. Скажу больше: 25— и 35-летние готовы были это совершить прямо в аудитории.

Ярость моя мгновенно выгорела, в глубине души я знал, чем кончится наша любовь. Гулёна, всегда косила на двор. Не ожидал, что с Никитой, а так эта дилемма встала в полный рост сразу после женитьбы. Жить с ней и, одновременно, с вечной опасностью заиметь на темени развесистый куст в виде рогов. Либо-либо.

Оказалось, начинается всё в небесном мире среди облаков, но не таких, какие видны людям с земли или из самолёта. Те облака скользкие, энергетические. Днём и ночью ангелы летают на специальную планету, где обитают души, и призывают их. Они приходят по десять-пятнадцать одновременно, и с ними ангел спускается на землю к мамам. Но только к тем, которые готовы их принять. Ангел предупреждает души не отлучаться, потому что в атмосфере обитают грязные, злые духи.

Они строили крепость, и Соня на четвереньках, выгибая спинку и совершенно не стесняясь, принимала такие позы, что все органы, включая гланды и аппендикс, выделяли адреналин и тестостерон. «Это называется эстетика. И ведь она это делает не специально. Она живёт так, потому что иначе она жить не может».

Проблема отцов и детей это не проблема поколений, а проблема конкретных детей конкретных отцов. У отцов, всех этих «тристи» и «энцо», тоска по женщине подменяется тоской по культуре, по Тоскане. Ибо тоска по ewigweibliche неизбывна. Даже сегодня, когда звучат куплеты Феминистофеля, и женщины стали сами с «усами».

И тут я споткнулась. Чёртова посылка для сорок седьмого номера, упала на спину, у меня перехватило дыхание, бутылка покатилась по полу, один стакан вдребезги, другой — неизвестно где, и это падение, казалось, что-то высвободило в нём. Он тут же навалился на меня, распахнул халат, стал рыться в передке своих джинсов, придавив меня своим весом, вдавливая лопатки в пол.

Отношения Высоцкого с коллективом театра были напряжёнными, потому что он часто не являлся на спектакли и репетиции в связи со своим пристрастием к алкоголю, принимавшим тяжёлые формы. Высоцкий пробовал лечиться, но безуспешно. Ситуация драки на ножах — это метафора происходившего на собраниях, и поведение капитана, который молчал, «не пробуя сдержать кровавой свары», сходно с позицией Любимова, предлагавшего актёрам самим предъявлять претензии к Высоцкому.

Ко множеству конструктивных сторон сидения в карантине должно быть, несомненно, отнесено и то, что неудержимое (и стремительное) прохождение, истекание времени, не способное, казалось бы, вызывать иных чувств, кроме тоски, отчаяния, ужаса и протеста, резко поменяло своё базовое значение и несёт нам теперь, кроме убывания жизни, ещё и приближение (сколь бы далёким оно ни было) освобождения, чаемого расширения диапазона практик, чувственных впечатлений, возможностей вообще.

Язык оригинала — это не какой-то оперный каприз, его использование имеет объективные причины. Певец мирового класса, разъезжая по театрам Европы, не в состоянии переучивать текст на язык той страны, в которой поет. И оперная практика вынуждена «условиться» о каком-то одном и том же языке исполнения. Логика приводит оперу к языку оригинала, то есть к тому языку, на котором она сочинялась композитором.

Вопрос стоит приблизительно так: весь проект задуман как некое совмещение двух миров — давно ушедших дней, в которых декларативно действуют реальные люди нашего времени, которые не «играют» (как артисты), а «живут» в проекте. При этом они и не засланные туда из будущего персонажи, как «Янки при дворе короля Артура». А кто же? Как такое сочетание работает? В этом, по сути, и есть главная новизна проекта, которая должна была, по замыслу, высечь некую новую эстетику.