Парус, №832

«Я достал кофейник из Вселенной, / чтобы грезить, как поэты те. / В пять утра. Поэт обыкновенный. / В майке то есть. То есть в наготе. / Перед остальной литературой, / что, конечно, — классика уже. / В зеркале прошелся кто-то хмурый. / Я, наверно. С грустью на душе…»

«Неспелый октябрь. Дорога / из жёлтого кирпича. / И памяти очень много. / На целую жизнь. Качай / закат на плечах, Тотоху / домой волоки силком. / Однажды забудешь плохо, / а после найдёшь легко…»

«Дам тебе я покой и уют, / Сытый погреб и меды хмельные. / Жаль, рассказов твоих не поймут / Нелюдимые старцы лесные. / Ты напьешься дурного вина, / Захмелеешь от ласки и скуки, / И печаль твоя будет темна, / Роковыми окажутся муки…»

«Смотрят собаки из лютой тоски / И мертвецы смотрят косо. / Кровь оторвётся с железной доски — / И загрохочут колёса. / Ржавчиной сыплют и души везут, / Ночь рассекая, составы. / Хочешь, тебе подарю я слезу / Бывшей, как солнце, державы?..»

«Темнеет нынче рано. / А в храме у меня / То проповедь туманна, / То лампа без огня. / А темноту не славлю. / Я лампочки вкручу / Да проповедь исправлю. / И снова — помолчу…»

«Светила зимняя луна, / Когда средь дум заветных / Бродила я совсем одна / Вдоль городских проспектов. / Холодный ветер под луной / Свистел и выл, неистов... / Шуршал под каждой из чинар / Ковер опавших листьев…»

«Ранним утром, в четыре часа восемнадцать минут, поднялся ветер. Он пришел ниоткуда, легкий и невесомый вначале, за несколько минут окреп и даже принес какую-то прохладу. Было удивительно осознавать, что ты присутствуешь при рождении ветра, явившегося из неподвижного, липкого воздуха. Это было похоже на то, как дельфин взлетает из морской пучины в сверкающую синеву дня, но в отличие от дельфина ветер не исчез и стал набирать силу…»

«Отец ждал и боялся: откуда этот страх, спокойный, привычный, точно природный, всегда обтекающий душу, как холодная вода?.. Его серые, в один цвет с мертвыми лиственницами глаза смотрели на фельдшера — сказать он еще ничего не успел. Слабость, боязнь, все внутреннее, душевное точно отделилось во внешнее…»

«Открывает книгу раздел под названием «Преврати меня в орла». Все пятьдесят с лишним произведений, помещенные автором в этот раздел, перевел известный русский поэт и переводчик, сотрудник российского литературного журнала «Парус» Евгений Чеканов…»

«Новое понимание Есауловым русской классики базируется на разработанной им в предыдущих трудах оригинальной концепции истории отечественной словесности. Смыслы художественных текстов проясняются через детальный анализ их поэтики, который основывается на новых филологических категориях с учетом большого времени русской православной культуры. Категории эти, как подчеркивает автор, не “выдуманы” им и не навязаны русской литературе и культуре извне, но органически выведены из ткани самих художественных произведений. Православные ценности, как показывает ученый, столь глубоко прошли в ткань русского бытия, что проявляются в литературе не только осознанно, но и глубинно, исподволь, порою даже вопреки рациональной воле и установкам писателей…»

«…бросается в глаза такая особенность: если в стадии рекламы поправок по ТВ муссировались индексация пенсий, забота о медицине и культуре, защита границ и животных, при лукавом умалчивании Главной Поправки, — то теперь прорвался наружу маскировавшийся главный смысл всего этого затратного мероприятия: нескрываемый шквал восхвалений того, что это был “триумфальный референдум доверия Путину” (так выразился Песков). И сам президент выразил “искреннюю благодарность народу за оказанное доверие”, признав при этом “существующие недостатки” и оправдывая их тем, что 30-летний срок существования новой демократической РФ слишком мал в историческом масштабе для их полного исправления. (Разумеется, и 20-летний срок его личного правления в богатейшей стране мира для этого исторически мал, поэтому и нужно “обнуление” с продлением президентских отеческих забот о народе и об олигархах.)…»

«Начало этого столетия изобилует 100-летними юбилеями многих флагманов в различных сферах жизни. Родившиеся в начале прошлого столетия, они прославили XX век в его середине или во второй половине, а потом постепенно стали сходить со сцены, оставляя свои мемуары. Не знаю, к счастью или нет, жизнь имеет свои пределы. Но надо признать, что флагманы не смогли бы выполнить свою миссию без поддержки своих команд, членов которых я обозвал морским термином “мателоты”. Вот эти мателоты, чью роль в деятельности флагманов трудно переоценить, зачастую остаются в тени…»

«В тот день я была на очередном занятии по верховой езде. Мне очень не хотелось уходить из конюшни, потому что в окружении лошадей я чувствовала себя (да и сейчас чувствую) гораздо спокойнее, чем среди людей. А тогда у меня были ещё и домашние проблемы — родители постоянно ругались. И я искала причину, чтобы остаться — не идти домой, не слышать криков и ссор. Не знаю, может, в тот день меня услышала Вселенная, но я нашла книгу Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”, села на стог сена и стала читать вслух лошадям. С каждой строчкой я переносилась в другой мир, всё больше и больше уходя из этой реальности…»

«Следует остерегаться людей, всё время стремящихся прийти к кому-то на помощь. Часто эти люди именно таким образом пытаются скрыться от личных проблем. А тот, кто отказывается нести свой крест, разве может подставить плечо для оказания помощи? Гляди, как бы он не попытался на тебя взвалить ещё и свой груз…»

«”Воспоминания и размышления о Владимире Григорьевиче Апресове” я задумал давно, но руки не доходили. Куда-то сквозь пальцы просачивалось драгоценное время. Коллеги из Казани посвятили памяти Владимира Григорьевича книжку. Я её почитал и, к моему разочарованию, духа своего учителя не почувствовал. Словно о чужом человеке написано. А это не так. Он был родным не только для родственников, умел передавать пианистическую традицию по роду: родить музыкантов…»

«Конкурс, точнее соревнование музыкантов-исполнителей, является своеобразной отличительной чертой современной культуры. Соревноваться музыканты начали давно — еще в древнем мире. Конкурсы музыкантов-исполнителей у нас стали проводить, и на очень серьезном уровне, в ⅩⅠⅩ в. Но сегодня мы наблюдаем нечто иное, специфическое — своеобразный “конкурсный бум”. Сегодня соревноваться музыканты начинают с детских лет, и конкурсный марафон продолжается для них целую жизнь, правда, на определенном этапе жизненного пути соревнующиеся “пересаживаются” в зрительный зал, становясь слушателями, определяющими — в той или иной степени — победителя…»

«Конечно, в каждой культуре театр обретает особенные признаки, не мыслю культуру без театра. По моему глубокому убеждению, театр — обязательная часть культуры. Хотя говорить о четких границах театра в культуре крайне сложно. Они не только изменялись с течением исторического времени, но и не определены в силу теоретических разночтений авторских и предметных подходов, а также, вероятно, в силу специфики самого явления. В этой связи целесообразно говорить не о границах даже, а о социокультурном фронтире театра, поскольку это понятие включает в себя как некоторую пограничную определенность, так и динамичность границ, их ландшафтную изменчивость. Существенным здесь является принцип разделения: что является театром, а что составляет окружающую его природу…»

«В 2014 г. началась война Украины и Донбасса, которая продолжается по сей день. Военные события ставят под угрозу само существование народа и для предотвращения угрозы требуют единства социального действия. Поэтому в военный период востребованы культурные смыслы, обеспечивающие такое единство…»

«Однажды он пришёл к ней и сказал: “Завтра все едем на пляж”. До этого он ни разу не выходил с её пацанами на улицу. Как она ласкала его потом, когда её веселые дети приехали на его горбушке с пляжа; она, как на маленького, надевала на него носки и готова была целовать ему ноги. А как она была хороша телом — несмотря на то, что родила двойню. Собственно, она хотела, чтобы он стал её законным мужем не для себя и даже не для детей, а для тех же языков и мнений, из-за которых он не хотел быть отцом чужих детей. Да, если бы они жили в другом мире, им было бы хорошо. Впрочем, можно было жить и в этом: стоило только уехать куда-нибудь, где бы никто не знал, что это не его дети…»

«Присутствующие оживлённо переговариваются и невольно посматривают на Тень: кто с любовью, кто с почтением, некоторые искоса и с опаской. В середине полукруга, там, куда воткнулось бы острие циркуля, если б мы задумали провести полукруг или цельную окружность, возвышается огромная, достающая до потолка Тень. Не плоская, а объёмная. Иногда она шевелится: как бы прислушивается, наклоняет голову, словно приближая к нам ухо, и тогда все замолкают, точно ждут от неё важного слова…»

«…земля приближается… вся такая белая, пушистая… и кажется, что снег такой мягкий!.. И земля вся такая мягкая, как огромная перина… И только вдалеке редкие перелески… А я падаю прямо на поле — обидно! Вот бы лесок какой, а?! Вся надежда… в войну летчики падали на деревья и хоть поломанные, но оставались живы, а тут чистое поле…»

«Начало творческого пути Ананаса Буржуиновича было довольно простым: он долгое время возглавлял тяжелую машино-шнуровочную промышленность России. Как открытые, так и глубоко зарытые акционерные общества Ананаса заботливо обували граждан на финансовых рынках, а когда те делали первые, робкие шаги, аккуратно поддерживали их за карманы. Слава пришла к биржеведу-гуманисту после его прихода в поэзию…»

«После обеда наступило время отдыха, которое каждый был волен проводить, как ему хотелось, без соблюдения тихого часа, и участники похода разбрелись по окрестностям стоянки. Некоторые девчонки пошли мыть посуду к мосткам на берегу. К ним присоединилась и небольшая группа ребят, включая мальчишку, которому нравилась та девочка с русыми волосами до плеч и большими голубыми глазами…»

«Весть об экскурсии в Ленинград разнеслась по школе в последний день учебы — перед осенними каникулами. Никто не планировал поездку, но директору предложили “горящие” бесплатные путевки, и он взял (“Откажешься, больше не предложат!”). Меня вызвали и приказали поехать в “Питер”. Группу учащихся нужно было набрать из моего класса. Попытался было отвертеться — дескать, они у меня дети, семиклассники, им еще рано ездить так далеко. Но директор был непреклонен — “решение состоялось”…»

«Что такое пожар на подводной лодке, тем, кто служил в подводном флоте, объяснять не надо. Страшен пожар на надводном корабле, а на подводной лодке во много крат страшней… горит железо в замкнутом пространстве!..»

«Как-то с товарищами рискнули мы пойти за ягодами с ночёвкой в лесу. Это был смелый поступок, и мы сами дивились собственной храбрости, когда шли по тёмной лесной тропинке, а кругом таинственно шелестел и потрескивал чёрный лес. А вдруг — волки? А вдруг — разбойники? Мы без надобности смеялись, вздрагивали и озирались. И вдруг впереди блеснул красный отблеск и послышались грубые голоса. Мы замерли на месте — не броситься ли в бегство? Однако любопытство тащило нас вперёд. Осторожно продвинулись мы по извилистой тропе. Открылась небольшая полянка, на ней пламенел костёр, а в освещённом кругу качались головы прикорнувших людей, и сдержанным рокотом шёл какой-то разговор. Разбойники? И всё-таки мы осторожно вышли на освещённое пространство…»

«Пишите не головой, а сердцем. Когда пишете, не думайте ни о чём: не мысли облекайте в слова, но чувства. Пусть ругают, пусть говорят, что бездарь, что таким лучше стихов не писать, — тяните до конца свою ноту…»

«…литературное творчество продолжится. Ибо традиция великая создана. Без литературы не вижу “будущей России”…»

«Очень трогают отзывы на мои работы от читателей, узнающих себя или описываемые обстоятельства. Это самые честные критики…»