Слово\Word, №1103

Translation of Lermontov’s most anthologized poem “The Sail” is a superhuman task if only because it was translated into English many times before.

Снесенные дома / Умершего Арбата, / Спасенные тома / И вирши самиздата. / Колодцы пустоты, / Расколотые арки / И нашей нищеты / Бесценные подарки...

«Прикатил к тебе не зря же, / знай, дружище – I am Russian,°° / гениальностью заряжен, / и хвалою заражен. / Ты со мною на рожон / не полезешь!» / И с ухмылкой, / он схватил мою бутылку / и...

Дней игра кружит ли, к нам пристрастна, / Иль цветы пылают в тишине – / Для меня, как день, давно уж ясно, / Что потомство скажет обо мне. / Пусть лета уходят в эстафете, / Ветер сменит ветры всех времён... / Как земля единственна на свете, / Так на ней – один Галактион.

Дайте - два килограмма персиков. / И черешни, и слив. А - главное - / Чтоб звучала-качалась песенка. / Вот и хватит мне. Вот и славно бы...

Антуан де Сент-Экзюпери / был пилот, писатель и пижон – / черт его за это побери, / потому что перся на рожон. / Этот невозможный Антуан – / даром, что писатель и пилот, / часто опрокидывал стакан / и летал, забыв про самолет...

Грозовой небосклон, как воздушный сапфир, / Там, где в радужной сфере нектар. / Рассекал свод небес снежно-белый пунктир / И дождем зашептал тротуар...

...Не будет вам ни сада, / Ни солнечного града, / А только грохот "Града", / И глад, и хлад, и мор. / Иного нет расклада...

Зельма Меербаум-Айзингер — черновицкая поэтесса с трагической судьбой, навсегда оставшаяся юной. Ее жизнь оборвалась в возрасте 18 лет в одном из нацистских лагерей Транснистрии в декабре 1942 года...

Приказали войти в клетку / Раскачиваюсь над сценой / В сетях любви / Хлестнули и я прикурила / И кудри ниже пояса / Прицепили орден / «Красного фонаря»...

Наверно, проще всего указать на то, чего не надо делать. И по моему убеждению, как минимум, переводчик не должен использовать слова и выражения, которые автор мог употребить, но не сделал этого. Так, например, в наиболее известном переводе Кружкова замечание Bellman’а о Пекаре (Baker) «His form is ungainly — his intellect small» (приблизительно: «Он лицом неказист и умом невелик») переведено как «Он умом не Сократ и лицом не Парис»...

Я расслабленно шагаю по безлюдной в этот час, да и возможно всегда, Варик-Cтрит. Непрогулочная улица, даже каменные люди под крышами зданий, как они называются, горельефы-барельефы, что-то сверлят или измеряют. На весь квартал один магазин, отмечаю я по оставшейся со времен безработице привычке. "Feathers and Lace" написано на вывеске цвета именинного пирога, но мне мерещится – "Fathers and Lies". Моя белая ложь радует все меньше.

Dead couple wakes up in heaven. Wife: - Look how beautiful. Husband: - If not for your overrated healthy lifestyle, we could make it here 10 years earlier!

Я наблюдаю с набережной Ист-Ривер все происходящее на другой ее стороне. Вот напрочь проржавевший полый скелет бывшего сахарного завода. Смотрит пустыми глазницами вынутых окон, как гадкий утенок на птичьем подворье, окруженный невинной белизной новеньких небоскребов с замысловатыми геометрическими решениями, и ждет своего часа уничтожения. Неизбежной своей гибели в новом столетии, эпоху трамповских башен-атлантов.

Между прочим, считается, что самая крупная щука из когда-либо пойманных была выловлена в Германии в 1497 году, в озере близ Хейльбронна. Это так называемая “историческая“ щука Фридриха II-го. В ее жаберной крышке было найдено серебряное кольцо с надписью, указывающей на то, что она пущена в озеро по приказу императора в 1230 году, то есть на момент поимки ей уже было около двухсот семидесяти лет!

...То есть, в романах наших современных беллетристов и даже античных писателей, начиная с древности, скажем, с Апулея, и до наших далеко не классических времен, всяческий захватывающий читателя сюжет должен опираться на преступление и его разгадку. Мера наказания не столь важна. Тем более, что Апулей сам защищал себя на суде и был оправдан.

Утром 12 марта 1985 года страна СССР проснулась, не зная, что входит в смертельное пике одного из наиболее серьезных пролетов советского ХХ века. На улицах еще висели обветренные и обснеженные физиономии членов ЦК КПСС, в магазинах еще стояли очереди за стиральным порошком, гречкой, мукой, у киосков Союзпечать - за еженедельником "Аргументы и факты" и журналами "Огонёк", "Крокодил".

...однажды дом Ноткина посетил сам Александр I. “Остановись!” – воскликнул вдруг Нота Хаймович, увидев царя. Государь спросил, что это значит. Тот объяснил, что счастье человеческое имеет границы и когда оно доходит до крайнего предела, то начинает убывать. “Счастье же мое с приходом Вашего Величества в дом, - продолжал Ноткин, - достигло своего апогея. Вот я и кричу ему: «Остановись!»”

Цейтлин всю жизнь провел среди пишущих людей и прочел старых и новых книг без счета. В эмиграции ему встретился человек, превративший свою жизнь в эксперимент и рассказавший об этом (Николай Боков); человек, писавший очень хорошо, но упорно, из принципа (неясно, какого) ничего не печатавший (Роман Вершгуб), а еще настырный вымогатель подаяний, на которые издает милую его сердцу макулатуру...

А. Д. – Молчание – это последняя радость несчастных; не выдавайте никому своей скорби. Любопытные пьют наши слезы, как мухи пьют кровь раненой лани.