Слово\Word, №1228

С тех пор – «белое дело», Николай II, его семья и близкие, генерал Корнилов, адмирал Колчак и другие стали полноценными и, самое главное, живыми! героями его публикаций. Это сегодня сняты телесериалы, а книжные магазины завалены «былями и небылицами» об этих исторических личностях. Но в советской науке до определенного момента места им не было.

...Я всегда знал, что в душах кладбищенских сторожей таятся неизведанные глубины. Прошу вас, Константин Петрович, не тяните, рассказывайте, – заявил историк, поудобнее усаживаясь на скамье и в то же время наполняя быстро пустеющий стакан собеседника.

– Ох, не переоценивай успехи цивилизации! Мы и теперь при закладке нового дома кладём пятаки под четыре угла. Какой в этом смысл? Опять же – атавизмы строительной жертвы. Про наши заводы и подавно молва ходит, что они на костях строены. ..

Вот и кончается нечто и начинается день, / качается ветка сирени и от сирени тень... / В мирах, ещё не созданных богами, /именно сейчас по улицам космическим /женщины тяжёлые с кувшинами на головах – / в складках порфир сияют иные вселенные.

Если и море, что оно выплеснет на живых? / Сколько внезапных пар по-рыбьи откроют рты, / Чтобы, нашарив шею, съехать в тепло ключиц, /Слизывать жар и холод старой любви чужой.

Франт февраль в белом фраке — фантомы фонтанов, / Филигранная роспись на окнах ослепших… /До костей пробирает и трезвых, и пьяных, /И сбивает с дороги и конных, и пеших...

горе / хлебать полной ложкой ––– / ложку за маму / ложку за папу /ложку / за нерождённого брата /за гнойное чрево весны...

А если, душенька моя, / Тебя и вовсе нет? / То кто, скажи, такая я, / Сиротка зрелых лет?

А боль всю увезла за океан, / Зубами грызла там чужую землю... / Наверное, смогла б простить обман, / Предательство душою не приемлю!

«Я в Эйлате, дети со мной, / безопасно, но вновь дрожу». / «Пью валерьянку - словно вода». / «Я не могу лекарство найти». / «Врач в резерве, замены нет». /«Я живу на шестом этаже, /мне до убежища не дойти».

Второй же секундант – Филонов, к которому Шкловский пришёл советоваться, высказал свой вариант решения: «Я буду лупить обоих, и Мандельштама, и Хлебникова, покамест они не помирятся. Я не могу допустить, чтобы вновь убивали Пушкина. Всё, что вы здесь говорите, ничтожно».

«Суди сама, до какого падения дошла наша армия, если старик унтер-офицер и простой солдат остаются во Франции, а из конно-гвардейского полка в одну ночь дезертировало 60 человек с оружием в руках и лошадьми. Они уходят к фермерам, которые не только хорошо платят им, но ещё отдают за них своих дочерей».

...Тут Лернер и повторил своё четверостишие, сделав разъяснительную паузу перед рифмой на слово «звезда», и мерзкая суть подтекста стала всем ясна. Галаад вскочил и закатил мерзавцу крепкую оплеуху. Тот было занёс табуретку над головой, но драчунов растащили, а словарь литературных терминов пополнился новым понятием «пощёчина за паузу».

Небо, дай мне длани / Мощного титана! / Я схвачу природу / В пламенных объятьях; / Я прижму природу / К трепетному сердцу, / И она желанью / Сердца отзовётся / Юною любовью.

Вы просите, Господин Писатель, / чтоб я некую черту подвел, как пойму. / Я на фронте поджарен — поэт-мечтатель / и командир роты в дополненье к тому.

Она издавала панический крик, / который был слышен издалека. / Она издала несколько книг / общим тиражом, неизвестным пока...

Закрыться б давно испоганенным ртам, / Которые ложью точат. / Забыли вы что ль, как у стен Нотр-Дам / Сжигали красивых девчат?..

Живу на отшибе, земли на краю, / Живу ремеслом: шью и крою, / Людей сочиняю, цветы и зверьё, / Милостив Бог: минует ворьё...

Somewhere there at the end of an empty avenue – the way of the arrow of recovery – the familiar figure moves slowly. The one belonging to our tormentor and our enemy...

Эта тоска, эта скука заставила ее писать стихи для детей – взрослые стихи она бросила, там все было очень сложно, запутанно, странно, а ей так хотелось ясности, чистоты, прямоты, незамутненности чувств…

Пластинок было несколько, их ставили довольно часто, и я быстренько запомнила слова всех песен. Вот только не всё я понимала. Например, высокий женский голос выводил: «И самааа я вееерила сееердцу выпь рекииии». Я, конечно, знала про такую птицу: выпь, живущую у реки. Но почему эта тётка верила сердцу выпи, оставалось для меня загадкой.

– И сюда привели из Царского лицеистов: Горчакова, Матюшкина, Кюхельбекера, Сашу Пушкина и Ванечку Пущина, – тощими пальцами она крепко схватила его за руку. – Мальчики стояли как раз вот здесь, в своих летних платьях, и был июль, как сейчас, но дул ветер и было ужасно холодно. Ужасно. Несколько часов все стояли на солнце, ждали Государя, голодные, никто им даже печенюшечек не дал…

Это захочешь, не выдумаешь - врач-еврей отговорил мамашу Гитлера от аборта и она выродила это чудище на свет! Жесть!..