Дрон, №81

Известная мудрость гласит: «Семь раз отмерь, один отрежь», под восьмым действием подразумевается окончательный результат. Оказывается, есть и узбекская пословица на эту же тему — «Не сосчитав, не говори «восемь». В обеих изречениях содержится призыв не торопиться, чтобы избежать ошибок или нежелательных последствий. А также упоминается цифра восемь. Какие образы, хранимые нашим сознанием, пробуждает этот символ, на какие размышления наводит?

— Фёдорович, ты уже голову забил своими курочками! Мне, как женщине, хочется романтики, высоких чувств, конфет и букетов, а ты… — А что я? Я и говорю: приходи ко мне — будешь полной хозяйкой! Хочешь борщ вари, хочешь стирай, красота! У меня сейчас одна пара рук, а то сразу две будет. Я тебе своих курочек покажу, у меня их три десятка всего, будешь их кормить, крапиву давать, чтоб неслись, а помёт в мешки собирать. Капуста с него прёт, как на дрожжах…

Сегодня очередь в гипермаркете напоминала автомобильную пробку. Под сотню человек собралось перед входом в отсек с пятью терминалами самообслуживания. Сразу вспомнились мрачные и аскетичные магазины позднего СССР. С такими же чудовищными очередями, только не в пример шумными и агрессивными. Но если тогда причиной столь унизительного явления был дефицит продуктов, то теперь ею стал дефицит жизненной энергии в людях. Именно её недостаточность во многих современных хомо чересчур сапиенс и породила такую закупорку, что легче верблюду войти в игольное ушко.

Марина появилась в этом подъезде неожиданно. Точную дату не вспомнят даже бабушки, каждодневно безапелляционным трибуналом восседающие у подъезда. Это случилось в одно выходное морозное утро, когда не очень-то спешится вставать, незачем бежать с утра пораньше в ближайший магазин за хлебом и молоком к завтраку, а главное — можно неторопливо — не через две ступеньки спуститься вниз, чтобы выкинуть очередную порцию произведённого семьёй мусора.

— Во-о я этим москвичам и белгородцам, прода-ам! Во-о-о! — вдруг вскинулся Николай Макарыч Ярцев, сложив короткие толстые пальцы с грязными ногтями в кукиш. Старик шевелил большим пальцем, который выглядывал между указательным и средним, как слепыш из норы. Кукиш бывшего тракториста-передовика заглядывал в лицо племянника, некогда сельского учителя русского языка и литературы Прохора Ильича.

Чёрные дроны над Брянском кружат, коптеры в небе над Курском зависли… Бабушки вяжут носки для солдат, дети им шлют благодарные письма…

— Выгораешь? — Выгораю, подлечиться бы горами, с ними взгляд, поймав рассвет, принял бы привычный цвет.

Мучительных терзаний, Ошибок тяжких груз. Поток воспоминаний И целый ворох чувств,

Вечер тихо штопал шторки Прожитого дня, Серым, синим, чёрным шёлком Твердь небес чиня.

Туркменская поэзия — это уникальное явление, которое сочетает в себе богатую историю, культурное наследие и философские размышления. Исторически сложилось так, что туркменский народ любит поэзию. После распада СССР и провозглашения независимости Туркменистана литературные веяния в стране существенно изменились.

— Фу, беспородный, — Высокий мужчина притопнул на Шарика, который, доверчиво виляя хвостом, приблизился к нему по осенней аллее. — Вы что? — возмутилась Вера. Своего пса она взяла из приюта, но вовсе этого не стыдилась.

Ходил по станицам слух, что пришла из нагайских степей на Дон ещё одна банда. Мало своих. Банда была не сильная, но жестокая. Шальные и отчаянные недобитки рубили с плеча не только коммунистов и комсомольцев, а всех, кто на глаза попадался. Уйти живыми в Турцию надежду они потеряли, потому как твёрдой ногой встала Советская власть на Кавказе.

В 1973 году врачи в связи с недомоганиями моей дочери посоветовали сменить климат родного мне Урала на более мягкий. Я поехал на разведку на Украину, в Днепропетровск, где жила со своей сестрой моя двоюродная сестра Татьяна. Остановился у неё и пошел устраиваться на работу в редакцию областной газеты «Днепровская правда». Меня взяли корреспондентом. Роль сыграли диплом журналиста и последнее место работы — областная газета «Уральский рабочий».

На плечах наших Ангелов Нынче – погоны. Под нательником – крестик, Прикрывает его автомат. Выдают лишь глаза, Что, по-детски, чисты и бездонны, Где сражается Ангел, А где простой русский солдат.

Курский характер – воля и сила, Гордость России и слава России! Курский характер доныне и встарь – Как закалённая крепкая сталь!

Августа день шестой Помниться будет людям… Первый под Суджей бой Вряд ли когда забудем…

Родилась я у границы, За холмом – кордон. Злой язык меня стремится Обозвать «шпион»!

Так и останется в сердце моём Милая Родина с курским напевом, Где серенады лихих соловьёв Льются веками над речкою Сеймом.

Моё сердце тревогой сковано, Всё смешалось: и ночь, и день. Не кружите над нами, вороны, Не бросайте густую тень.

Танки из пластилина, Искрящийся детский смех, Посёлок с названием Мирный И кажется, всё как у всех – Открытка с утра пораньше, Сестрёнка рисует портрет, Мама с улыбкою вяжет – Семьи счастливее нет!

В вечерний час вдвоём с сестрой, С июльских трав сбивая росы, Встречать мы бегали порой Семью уставшую с покоса.

Дверь с комариным стоном отворяется, и в сырой сумрак августовской ночи выходим по очереди: я и мой дед. После тяжелого воздуха натопленной впрок комнаты пространство ночного воздуха отдает сладостью. Деревянное крыльцо старчески поскрипывает, и нас встречает растрепанная влажная трава.

Вьётся в небе золотая пыль, Падая, клубится под ногами. Грань размыта. Небыль или быль — Не понять; оставим это тайной.

В небольшом городе нет того комфорта, который есть в мегаполисе. Здесь не найти японских пирожных моти или бабл-ти. На весь город один электрокар от известного производителя и с десяток от неизвестных. И зарядная станция одна. Ни одного центра современного искусства, картинг-клуба или электробуса. Даже трамвая нет, что странно, если подумать, ведь нет более провинциального транспорта, чем эти усатые, ржавобокие старички.

Великий желтый шар, скажи Зачем ты открываешь день? Другие спят. Тебе ж не лень Вертеть крутые виражи

Меня называли «тургеневской девушкой» из-за кружевных платьев и русой косы. Было приятно; я нарочно покупала нежно-розовые помады, вплетала в волосы ленты и красилась палеткой «Bambi». Сравнительно короткий тургеневский период счастливо совпал с учебой на первом курсе, и в литературную среду я вписалась вполне гармонично.

Удивительные истории случаются в мире, мой друг. Сказочные истории. Скажешь, что на самом деле никаких сказочных историй не бывает? А, может, ты просто не замечал их? А ведь столько всего происходит удивительного вокруг, на что мы просто не обращаем внимания. Взять хотя бы простой вопрос: куда деваются оторвавшиеся пуговицы? Казалось бы, вот треснула оборвавшаяся ниточка. Вот пуговка с негромким стуком упала на пол. Вот она покатилась.

Настало время, когда в зелёном парке появился первый жёлтый лист. В погожий денёк кошка Веснушка с мышкой Торопыжкой вышли прогуляться. По воздуху летели паутинки с маленькими паучками — отважными путешественниками и искусными мастерами, соткавшими себе эти ковры-самолёты. Они ловко управляли ими, как воздухоплаватели дирижаблями.

Михаил любовался пейзажем с явным удовольствием на лице. С широкой площадки на заднем дворе, вымощенной шестиугольными плитками, открывался действительно живописный вид. Вниз шёл долгий и пологий склон, поросший ровной невысокой, будто недавно постриженной, травой. Дальше вздымались такие же зелёные холмы, обрамлённые негустыми хвойными перелесками, между которых бежала узкая тропинка. Она становилась совсем неприметной, теряясь в дымке у тёмных скал и пляжа из чёрного вулканического песка, за которым плескалось море.

Белым бела моя бумага, Хитон мой грязен, пуст мой рот. Я византийский доходяга, Космополит и патриот.

Юрка Ухов, как и я, родом из Ольховки. Он до того рыжий, что его боится наш Тяпа. Как только Юрка заходит, Тяпа сначала пятится, а потом юркнет куда-нибудь подальше и лает. Что я могу ещё сказать о Юрке? Он совершенно не любит денег. Когда мать даёт ему на обед в школу 90 копеек, Юрка сердито кричит: – Убери презренный металл!

Большое видится на расстоянии, а потому и нам, может быть, пока рано оценивать литературный масштаб и глубину проникновения писателя Владислава Шаповалова при поиске ответов на насущные вопросы бытия. Очевидно лишь то, что его восхождению к вершинам Олимпа, где сосредоточен весь цвет великой русской литературы, состоялось. Он там, где великие, где могучие Атланты, на чьих плечах держится вся русская литература, хотя не раз возражал автору этих строк, который в разговоре предрекал, бывало, эту неизбежность.

Бунин в первую очередь поэт. И он сам прекрасно это понимал о себе, даже в эмиграции, когда стихов получалось мало. И речь не о том, что его проза поэтична. Вся эта «поэзия в прозе» – чушь собачья. Поэзия, она вещь простая и честная, она только в стихах бывает, ей необходимы размер и рифмы (верлибр возможен только как исключение и только у поэтов, много и плодотворно пишущих в классических формах). А то, что в прозе, – это что-то другое. Не надо смущать господина Журдена: то, что не стихи, – это проза, а то, что не проза, – стихи! А смешивать два эти ремесла…

Курское Рышково. Сосновый бор, запах живицы. В сени величавых елей памятник генералу Армии, дважды Герою Советского Союза Ивану Даниловичу Черняховскому, имя прославленного командира Великой Отечественной войны, в 1943-м освобождавшего со своими бойцами наш Курск, носит региональный санаторий. Сюда, 25 августа 2024 года, с выступлением прибыла Межрегиональная музыкально-патриотическая группа «Содружество»*: офицеры и поэты. (Солист группы Олег с позывным «Черта» – участник СВО, доброволец; ему довелось выбивать укранацистов из «Азовстали», сейчас мой названный брат, бьётся с жестоким врагом на Купянском направлении.)

Писать о боевых действиях не могу, поскольку не принимаю в них участия по понятным причинам. Тема эвакуации, конечно, не такая интересная, как ход боевых действий, но, поскольку, она касается иногда даже не сотен тысяч людей, а миллионов, то есть необходимость исследовать и ее.

В самой первой своей статье мы предупреждали, что если российский народ будет продолжать так же беспечно относиться к происходящему, или жить в режиме максимального зажмуривания — авось «рассосётся», то недалёк тот день, когда натовцы начнут нас сгонять со своих земель, как индейцев, и бить вглубь российской территории дронами и ракетами. И события последних дней подтвердили наши слова.

Обозримое будущее, час пик, остановка городского троллейбуса. На остановке вот уж четверть часа томятся, переминаясь с ноги на ногу, скучающие пассажиры. Кто-то меланхолично тычет пальцами в свой телефон. Другие безуспешно гипнотизируют тяжелым взглядом зависшее информационное табло.