В Каменец-Подольске оставались Лейка, ее сын Мотя с женой Розой и ее внуки. Соседи рассказали отцу, что видели их в колонне евреев и что Лейка вытолкнула из колонны маленького внука в толпу, но полицейский это заметил и вернул ребенка назад. Евреи в Каменец-Подольске были уничтожены.

Новая книга И. П. Смирнова — попытка заложить основания неоидеализма, противопоставляющая биодетерминистским моделям человеческой активности антропологию, в центре которой находится мыследеятельность. Интеллект понимается автором как устройство по производству замещений, созидающих инобытийный мир социокультуры. В своем творческом порыве наш ум заместителен и по отношению к самому себе, удваиваясь в представлениях о собственном Другом. Книга ставит вопросы о том, как работает двойной ум и как он воплощает себя в смысловом и ценностном планах, в мифе и истории, в гипотетическом знании, в мимесисе, властвующем над бытием, в философском и живописном образах мироздания, в обмане, в конструировании искусственного интеллекта.

Физическая картина реальности может не совпадать с образами пространства, времени и людей в ментальной картине мира. Так, известно, что житель Западного Берлина во времена холодной войны локально чувствовал себя ближе к ФРГ, чем к Польше, хотя фактическое расстояние до границы ФРГ было в два раза длиннее, чем до границы Польши.

В творчестве Бродского противопоставление «двух домов», как мы покажем, лежит в основе одной из главных образующих его поэзии, признаком чего является то, что дом в ней принимает совершенно неожиданные даже для метафоры образы. Домом оказываются не только пещера и раковина, но и облако и камень, воздух, язык, подспудно содержащие также идею бездомья и дороги.

С падением железного занавеса Институт претерпел большие потери. В дальние края уехали многие именитые сотрудники. Тут же налетели стервятники. Институт и прежде вызывал зависть академического сообщества, а тут стали раздаваться голоса, поющие за упокой.

Антрополог Лонг Литт Вун, уроженка Малайзии, живущая и работающая в Норвегии, соединила в этой книге рассказ о своем приобщении к миру грибов и проникновенную исповедь женщины, потерявшей мужа и вынужденной учиться жить в одиночестве. Обе части текста автобиографичны: переживание скорби и поиск убежища во внезапно опустевшем мире привели Лонг в лес, побудив задаться вопросами о том, что привлекает людей к грибам, как строятся взаимоотношения двух царств живой природы, каковы законы «тихой охоты», какие наслаждения она обещает и какие опасности в себе таит. Решение пойти по грибы в конце концов привело автора к приобретению новой компетенции — ныне Лонг является членом Норвежской микологической ассоциации — и увенчалось книгой, в которой на удивление органично соседствуют сочные описания лесных прогулок, рецепты блюд из грибов и глубокие размышления о жизни современного человека, ищущего свое место между цивилизацией и природой.

Будет день — будет невеста. В местечке у некоего состоятельного обывателя выросли дочки-близнецы. Звали их Хана и Браха. Сходство меж ними удивительное: одно лицо, и один склад. Где тут Хана, а где Браха — лишь родной отец да мать их умели различать. Исполнилось отроковицам шестнадцать лет, девы на выданье, нечего тянуть!

Исаак Бабель вновь сдает вступительные экзамены, но уже в первый класс, в мае 1904-го. И снова получает «пятерки» почти по всем предметам. К экзаменам прошлого года прибавился письменный русский, письменный и устный немецкий, а еще рисование — единственный предмет, за который он получил «тройку».

Слово «ассимиляция» стало любимым словом многих либеральных авторов. Даже такие известные антисемиты, как композитор Вагнер и историк Трайчке, приветствовали ассимиляцию евреев. Необходимым условием вхождения евреев в немецкое общество подразумевалось крещение. Сравняться в правах с немцем еврей мог, только отказавшись от иудаизма. Другими словами, стать полноценным немецким гражданином мог не еврей, а бывший еврей.

Погребение является одним из универсальных институтов, необходимых как отдельному человеку, так и целому обществу для сохранения памяти об умерших. Похоронные обряды, регламентированные во многих культурных традициях, структурируют эмоции и поведение не только скорбящих, но и всех присутствующих. Ольга Матич описывает кладбища не только как ценные источники местной истории, но прежде всего  – как музеи искусства, исследуя архитектурные и скульптурные особенности отдельных памятников, надгробные жанры и их художественную специфику, отражающую эпоху: барокко, неоклассицизм, романтизм, модерн и так далее. В книге идет речь о главных парижских кладбищах (Пер-Лашез, Монпарнас, Монмартр и Пасси), о кладбищах московских (Донское, Новодевичье, Введенское и Ваганьковское), а также об эмигрантском кладбище Cент-Женевьев-де-Буа в окрестностях Парижа. Сюжеты, связанные с кладбищем как социальным институтом и индивидуальным местом упокоения, вписаны автором в историко-культурные и политические контексты своего времени. Ольга Матич  – литературовед и культуролог, профессор emeritus Калифорнийского университета в Беркли.

Второе академическое письмо организовывалось спустя два года — в связи с присуждением Сахарову Нобелевской премии мира. Из тех, кому предложили это письмо подписать, отказались пять человек, а 72 академика послушно встали в строй. Докладывая в ЦК о проделанной работе, организаторы наябедничали на отказавшихся.

Конечно, я побывал в том выставочном зале, где экспонировалось на продажу полотно. Впечатление потрясающее. Кроме тех характерных образов, которые представлены на картине, она сама издает какое-то внутреннее свечение, особенно те места, которые выписаны черной краской. Такое свечение черного цвета я наблюдал только один раз, когда смотрел на картину Малевича «Черный Квадрат».

Признанный негодным к строевой службе, Томас сам себе поставил личное боевое задание: оправдать позицию Германии в начавшейся «глубоко порядочной» войне. И писатель, отложив все остальные литературные дела, с жаром взялся за это не просто трудное, но, скорее всего, невыполнимое поручение.

В 1959 г. советская станция «Луна-3» сделала первые фотографии обратной стороны Луны. Даже в плохом разрешении изображения ошеломили ученых: обратная сторона выглядела как огромное пространство горных массивов, а не как обширные лавовые равнины, покрывающие видимую с Земли сторону. Последующие миссии качественными снимками подтвердили это открытие. Почему Луна выглядит именно так и может ли это что-то сказать о нашем месте во Вселенной? Оказывается, может — и довольно много. В книге «Когда у Земли было две Луны» известный планетолог Эрик Асфог отправляет нас в захватывающее путешествие в самые далекие времена нашей Галактики, чтобы выяснить, почему Луна такая разная. Интересно написанная, с провокационными аргументами, эта книга — не только головокружительный астрономический тур, но и глубокое исследование происхождения жизни в миллиардах километрах от нашего дома.

В нашей квартире в темной, не освещенной прихожей была дверь, которая никогда не открывалась, была наглухо заперта. Нам, детям, было, конечно, любопытно: а что там за этой таинственной дверью? Но прошло несколько лет, прежде чем случилось, можно сказать, историческое событие: дверь оказалась приоткрытой, не знаю, по какой причине.

Можно спорить с Солониным по поводу оптимального использования лошадей: в качестве тягловой силы или съедобного мяса, но… невозможно отрицать, что с весны 42-го голод ликвидировали без широкого использования конины, значит, главная проблема все же была не в этом.

Ложь, если с ней не бороться, сама не уступит место правде. Она, как опухоль, будет расти, пока не погубит весь организм. И тогда у новых поколений читателей и сомнений не возникнет, что «Валенки» написал не Деген, а Коренев.

Вопрос о том, что есть справедливое общество и как его построить, обсуждается в европейской культуре со времен Платона и Аристотеля. Как правило, в дискуссиях о справедливости центральное место отводится теме распределения материальных и общественных благ. Между тем социальные движения последнего времени (#MeToo, Black Lives Matter, новые феминистские дискурсы, внедрение инклюзивных практик, защита чувств тех или иных социальных групп) показывают, что в современном мире справедливость неотделима от другого понятия — достоинства. Еще в середине 1990-х годов известный израильский философ, ныне почетный профессор Еврейского университета в Иерусалиме Авишай Маргалит исследовал эту проблему в книге «Достойное общество». По его мнению, достойным можно считать такое общество, в котором люди не подвергаются унижениям со стороны социальных институтов. Выдвигаемую идею Маргалит сопоставляет со знаменитой теорией справедливости Джона Ролза, стремясь не столько выявить их отличия, сколько показать возможности их конвергенции. При этом он полагает, что достойное общество, по сравнению со справедливым, — более достижимая цель в ближней исторической перспективе. Отстаивая свою позицию, автор проводит подробный концептуальный анализ таких фундаментальных понятий этики, как «честь», «братство», «милосердие», «принципиальность», «близость» и др.

...Иван Никифорович просил своего соседа, И. И., уступить рублей за двести... девку на сносях или недавно родившую: у него намедни английская борзая ощенилась и издохла, жалко будет, если помёт пропадёт, так может, И. И. не откажет в одолжении и пришлёт какую-нито молодку вскормить щенков грудью?

В этом своем пристрастии Петр не был одинок. История придворных карликов ведет свой отсчет с глубокой древности – их держали для потехи египетские фараоны, древнегреческие цари и императоры Рима. Затем мода на них перекинулась в Византию и, наконец, в Западную Европу...

Мы подплываем к старой облезлой ферме, отгороженной от дороги чернеющими деревьями. - Здесь?.. Она вытирает рот рукавом. Вылезает. Делает шаг к воротам, но останавливается. Оборачивается и стучит пальцем в окно. Тим снова опускает стекло. Несколько секунд женщина смотрит на нас, и наконец произносит первые за всё время слова: - Убирайтесь в Нью-Йорк…

Да через тридцать вам стукнет пятьдесят! – едва не вырвалось у меня в сердцах. За какой гостинец она принимает меня в этой гостинице?! «Приезжайте!» – оставило царапину на сердце: ведь для этого надо уехать, да на столь нелепый срок! За тем ли я приезжал?! Оговорка? Да она о Фрейде, должно быть, и не слыхала допрежь, пошто зря оговариваться? Такие-то у нее взгляды на будущее, из которого меня хладною прибалтийской рукой на тридцать лет выключает?..

С этих давних времён, а точнее с 1618 года, сохранился рассказ очевидца об участии казаков-евреев в войсках гетмана реестрового (принятого на службу Речи Посполитой) запорожского казачества, Петра Сагайдачного, которые сражались за московский трон на стороне польского королевича Владислава: «Нас было 11 домохозяев. Еврей же Бераха, сын святого Арона из Тыгловица, когда стрела воткнулась ему в спину, пал на седло. И многие казаки говорили: - О, Боже! Как жалко, что рыцарь еврей Бераха так плачевно скончался».

Еще в середине прошлого века считалось, что климат на Земле стабилен, и лишь с появлением климатологии в ее современном виде понятие «изменение климата» перестало быть оксюмороном. Как же формировалось новое представление о нашей планете и понимание глобальной климатической системы? Кем были те люди, благодаря которым возникла климатология как системная наука о Земле? Рассказывая о ее становлении, Сара Драй обращается к историям этих людей — историям рискованных приключений, бунтарства, захватывающих открытий, сделанных в горных экспедициях, в путешествиях к тропическим островам, во время полетов в сердце урагана. Благодаря этим первопроходцам человечество сумело раскрыть тайны Земли и понять, как устроена наша планета, как мы повлияли и продолжаем влиять на нее. Понимание этого особенно важно для нас сегодня, когда мы стоим на пороге климатического кризиса, и нам необходимо предотвратить наихудшие его последствия.

Плащ, который я сбросила, превратился в пламень, пожирающий окрестные деревеньки. Закрываю дверь перед тем, кто взглядом груб. Открываю – брату, который никогда не придёт. Живущий во мне медлит. По осени в полях собирают сестёр и братьев. Приду туда – выдохну нажитое.

Остуди, звонарь, колокола. Бьёт огонь во все моря, но вовсе не его плавучая зола делает из нас седоволосых. Пусть мы – одомашненная дичь, заживо проглоченная печью – не она терзает нас, почти обращая на чёрносердечных.

назови меня морем – я волны оставлю в залог приходи на меня посмотреть, надышаться прохладой назови меня морем и мой неразборчивый слог донесёт до тебя позабытые ухом рулады назови себя солнцем – ведь это простая игра, и пока мы играем в неё – ничего не случится… засыпать с Посейдоном, проснуться в объятиях Ра на немыслимой скорости в мчащейся колеснице…

Земля под ногами дрогнула. Улицы расплылись, пошли мелкой рябью. Белые стены трескались, под ними проступила разноцветная краска. Эль-Джазаир лихорадило. Крепость в крепости – султанский дворец – сдавал позиции. Отряд Гара лавой втекал в открытые ворота. Мелькнул чёрный плюмаж – Гар, яростно отбрасывая с пути берберов, спешил за головой султана. Он не уйдёт с пустыми руками или не уйдёт вообще.

пусть смоет дождь всю кровь с лица земли. чтоб здесь прожить грядущие смогли. а кто в бою не сгинул, те равны: писать в скиту историю войны. позор бойца, что скрылся от меча, – быть старцем и на тексты класть печать. живи, старик. храни свою юдоль. поглядывай на лучших исподволь. и знай, что жив ты только потому, что прах твой чем-то выгоден Ему.