...так я, несмелая, немилая, Цветаевой обед ношу. Моя любовь как стирка стылая, как майский жук. Тд тп и слово всякое, и в воздухе глухонемом икота выбирает Якова, оно само.

дерево раскачивающее собой как в ускоренной съёмке сбрасывает шкуру больше такое не носят ветки его истончаясь врастают в осень и увеличивают её семантическую ёмкость

Известный ученый, автор бестселлера «Биология добра и зла», объясняющего наше поведение с помощью науки, в новой книге исследует природу принятия решений с точки зрения нейрофизиологии, философии и психологии — и выдвигает решительные аргументы против свободы воли. Как показывает Роберт Сапольски, все наши мысли и поступки обусловлены биологическими факторами и взаимодействием с окружающей средой — причинами, которые неподвластны нам. В мире без свободы воли концепция выбора и ответственности, понятия морали и справедливости должны быть полностью переосмыслены. Однако, по убеждению автора, признание предсказуемости и предопределенности нашего поведения и отсутствия свободы выбора может открыть нам путь к построению более гуманного и справедливого общества.

В допросной комнате было прохладно. Это чувство подкреплялось и серым цветом стен, и металлическими элементами однотипных офисных стульев, и безжизненными лампами дневного света. И хотя кондиционер в помещении работал, человек в твидовом пиджаке с кожаными заплатами на локтях и небольшой ссадиной под глазом знал, что ощущение холода сейчас чисто психосоматическое.

Одной завистливой невестке не давали спокойно спать ботфорты, привезённые для её влиятельной свекрухи с какой-то выставки в Италии, которые та, критически оценивая свой возраст и помня о положении, не носила, но и расстаться с которыми не имела сил.

Ей говорили не бегать к морю, Не выходить на причальный мостик. Живёт, мол, дьявол в морском просторе И коль заманит не сыщешь кости.

Зад, задница, пятая точка, попа – практически в любом языке найдется впечатляющий набор определений и эвфемизмов для этой выдающейся части тела. Отдавая должное ее месту и значению в культурной истории, американская журналистка Хизер Радке посвятила свою дебютную книгу «Взгляд назад» женским ягодицам. И не прогадала. И фундаментальная наука, и колониальный дискурс, и расовые предрассудки, и популярная культура, и этика, и эстетика оказались вовлечены в орбиту притяжения... женского зада. Полемичная и остроумная книга Радке затрагивает массу остроактуальных вопросов и проблем, расхожих клише и вредоносных стереотипов и позволяет взглянуть на этот культурный феномен другим взглядом и с нового ракурса.

Драконьей кровью умывалась, / чтоб сделаться неуязвимой, / но тут листок сорвался с ивы...

И как они все одинаково курят, / и как они все одинаково пьют, / и каждый то Пущин, то Дельвиг, то Кюхля, / и не был никто среди названных Брут...

...И тогда прозвучал достойный ответ гордой скво: «Я Аделаида!» Йети неожиданно выказал изрядное знание географии: «Ну, хорошо хоть не Аддис-Абеба! Мне почему-то Австралия ближе, чем Эфиопия!»

...При этом чуть не все русско-эмигрантское окружение Набокова по обе стороны океана взяло в этой дуэли сторону Пастернака, называя Набокова «Сальери наших дней». «Какое сделал я дурное дело, и я ли развратитель и злодей. я, заставляющий мечтать мир целый о бедной девочке моей…"

...И вдруг Целков прямо взвился, как на пружинах. – Володя! — громким, выразительным шёпотом сказал он мне. – Займи у них десятку! – Да ты что, Олег! – сказал я. – Неловко мне как-то. Они ведь гостьи мои. – Но похмеляться-то нам – надо! – воскликнул Олег. – На что-то ведь похмелиться надо! А на что?..

Кавказская война часто ассоциируется исключительно с Восточным Кавказом – от восстания Шамиля и походов генерала Ермолова до сюжетов русской классики. Однако на Западном Кавказе в то же время происходили события не менее масштабные и трагические. Факторами, усложняющими ситуацию в этом регионе, становились тайная дипломатия великих держав, исторические связи Кавказа и Турции, которые было сложно разорвать, а также участие европейских авантюристов и наемников, добровольно сражавшихся на стороне черкесских обществ. В своей книге В. Штыбин реконструирует биографии главных черкесских лидеров и ключевых фигур на фоне событий той эпохи в регионе – Сефер-бея Зана, Мухаммад-Амина и семейства Берзеков, чьи уникальные роли в судьбе Западного Кавказа и специфическое видение судьбы черкесского общества в последние декады Кавказской войны сыграли решающую роль. Истории их успехов и неудач показывают нам судьбы сильных политиков, лавировавших между противоречивыми интересами империй ради своего народа. Виталий Штыбин – историк, социокультурный антрополог, кавказовед, соискатель отдела Кавказа Института этнологии и антропологии РАН, PhD кандидат Йенского университета имени Фридриха Шиллера.

Солнце только показалось из-за горизонта, а Никитична уже была на ногах. И хотя ноги всё чаще подводили — то зашоркают разóм, то на ровном месте заплетухнутся, то колени разболятся к перемене погоды или так — но поддаваться их прихотям Никитична не желала. Да и как тут поддаваться, когда делов-то кругом? Курей накорми, двор прибери, огород, какой-никакой, да есть — со всем управляться нужно. Хоть и не лето — середина октября — но всё же.

Только я украдкой это сделал, как из зала ожидания подошел молодой паренек и быстро сказал: «Извините, у вас нет куска хлебушка?» Это было так жалобно, просительно и неожиданно, что я даже смутился: «Нет — нет у меня!» — Не успел добавить, что я уже всё съел…

И дружба, и любовь, и прочие забавы / смешны для муравья, смешны для стрекозы. / Смеюсь и я, дружок. Имею, то есть, право / не принимать всерьез в былом былой слезы.

Наблюдая за холощеными самцами домашних животных, евнухами при императорских гаремах Древнего Китая и певцами-кастратами в Италии XVIII века, люди понимали, что типично мужские особенности физиологии и поведения определяются наличием семенников, иначе известных как яички. Со временем наука выяснила, что именно эти железы — основной источник тестостерона, главного мужского гормона. У кого больше кадык, ниже голос и волосатее грудь? У кого выше показатели физического насилия, острее стремление к привилегированному статусу и неутолимее желание иметь множество сексуальных партнеров? Просто следите за уровнем тестостерона. Хотя мы, люди, умеем изучать и оценивать свое поведение, мы также являемся животными, продуктами эволюции длительностью в миллионы лет. Поразительные исследования животных от игуан до шимпанзе показывают, как высокий уровень тестостерона помогает самцам производить потомство, обходя в этом своих конкурентов. И мужчины тут не исключение. Хотя большинство из нас согласны с тем, что половые различия в человеческом поведении объективно существуют, мы расходимся во мнениях относительно их причин. Но наука тут неумолима: тестостерон является мощной силой, действующей как в человеческом организме, так и в человеческом обществе, чтобы отделять мужской пол от женского. Однако, как доказывает в своей книге биолог-эволюционист из Гарварда Кэрол Хувен, он делает это совместно с генетикой и культурой, что создает огромное разнообразие мужского и женского поведения. И, что особенно важно, тот факт, что многие половые различия основаны на биологии, не означает оправданности ни ограничительных гендерных норм, ни патриархальных ценностей. Поняв механику работы тестостерона, мы лучше поймем самих себя и друг друга, а также то, как нам построить более справедливое и безопасное общество.

А если так: никаких призраков, никаких теней, просто мебель двигается сама? Вода включается, потому что ей так хочется, и аккуратно выключается, потому что хватит уже. А все потому, что природа не терпит пустоты и наполняет опустевшую квартиру звуками и движениями.

Translating this piece by a talented modern poet Slava Nurgaliev was very difficult because of its extreme semantical complexity.

К непунктуальности твоей / Давно привыкла я, злодей, / Шиповник белый. То зовёшь, / Через забор / Глядишь цветами, сонными от страсти, / В упор. / А подойдёшь / К тебе – и здрасьте! / Тех роз уж не найдёшь...

«Дитя, не тянися ве-ве-весною за розой», – пел в «Бродячей собаке» Кузмин. По меткому замечанию Сологуба, «заикающийся соловей». Рассказывают, что и на рояле он играл несколько заикаясь. И виртуознее у него выходило, если на расстроенном рояле.

Речь пойдет здесь, однако, о Ржевском-среднем, Павле Алексеевиче (1784-1852), которого многие считают прототипом нашего героя. По словам критика Владимира Кузьмина, именнно этому персонажу удалось стать “той недостающей частью российской истории, которая может скрепить ее в единое целое”.

Говорят, что случайности не случайны. Именно в этом убеждается Лиз Клермон, молодой парижский шеф-повар. В ее ресторане, который вот-вот должен был получить первую мишленовскую «звезду», отравился посетитель, сотрудница подала жалобу, банк отозвал финансирование. Кажется, земля уходит из-под ног. Как раз в это время Лиз получает загадочное письмо из Страны Басков с приглашением приехать в Молеон. Тот самый, уже знакомый читателю по роману «Палома». И Лиз это приглашение принимает... В краю суровых гор, зеленых полей и неприступных замков она находит свои корни, обретает смысл жизни и понимает, что свет сияет ярче, когда вокруг сгущается непроглядная тьма.

Наконец увидел какую-то женщину. «Скажите, пожалуйста, – спрашиваю, – а поезд давно ушёл?». «Какой поезд?» – «Вот сюда приходил поезд. Недавно». – «Мужчина, у нас в городе вообще поездов нет». – «Да вы, наверное, просто не видели». – «Наверное…».

родина смерти – годовые кольца моего леса округляются стволы год за годом кольцо за кольцом словно детство отращивает круговую броню отдаляет себя собой от топора покуда жива память крон память корней

Это сизые пчёлы ночной небосклон обшивают, узнаёшь своё детство в Медведице, Овне, Стрельце, собирается память в комок и уже времена не пугают, только больно за детские слёзы на сбитом крыльце...

Доисторическая жуть – сибирский тракт и звон кандальный, последний бой, последний путь, блатной некрополь коммунальный… Прощай, гражданская война! Отныне – горе по колено. Свободы красная цена, иллюзий траурная пена…

...как будто рыбы, проплывали зал облепленные тиною светила, – а помнишь – ты меня почти не знал, а помнишь – я тебя почти любила, а помнишь, ангел, как издалека мы праздновали жизнь в её развале, как честно мы валяли дурака, как нежно мы друг друга убивали?

В этой книге известный востоковед Андрей Ланьков описывает, как изменилась повседневная жизнь Кореи за последние несколько веков, которые для этой страны были временем бурных событий и гигантских перемен. Книга состоит из очерков, каждый из которых посвящён определённому аспекту корейской повседневности. За эти три столетия маленькое королевство на дальней окраине Евразии вступило в первые контакты с Западом, превратилось в колонию Японии, затем вернуло себе независимость и, наконец, пережив раздел между Югом и Севером и пройдя через годы кровавой междоусобицы, превратилось в одну из самых богатых и своеобразных стран мира. В книге рассказывается, как все эти события влияли на жизнь простых корейцев: как менялись еда и одежда, как появились газеты и поезда, как делали свои первые миллионы корейские олигархи, как корейцы пристрастились к пиву и кофе, как с ростом благосостояния в Республике Корея менялась рождаемость и как на Юге сейчас относятся к Северу.