В разных уголках мира любопытный турист то и дело натыкается на статуи грозных мужей — пеших и конных. Местные жители уже не замечают эти пафосные монументы, считая их неотъемлемой частью городского пейзажа. Чаще всего брови героя насуплены, пронзительный взгляд устремлен вдаль, осанка горделива, а в руках он держит оружие или указывает одной из них в светлое будущее. Увековеченные в камне и бронзе, эти лидеры знакомы горожанам по учебникам истории, романам и кинофильмам. Меж тем именно эти люди когда-то принесли своим странам славу и определили их положение на мировой карте. Книга финского писателя и исследователя Ари Турунена открывает нам не героические, а неприглядные стороны могущественных деятелей. Правители, политики, завоеватели — чем больше людей они убивали, захватывали и подчиняли своей воле, тем с большей вероятностью им воздвигали памятники. Великие герои своего отечества в соседних государствах обычно считались злодеями и преступниками. Александр Македонский, Владимир Ленин, Васко да Гама, Иван Грозный, Мартин Лютер и другие деятели здесь — не герои, а «плохие парни», которых объединяет одна черта: спорить с ними было чертовски опасно.

Это была весна 65 года. Наверно, тогда Галич еще не пел своих знаменитых песен. По крайней мере еще не исполнял c эстрады. А ту песню Катя заставляла Галича петь снова и снова, помнит ее и сейчас, через 50 лет. Это был какой-то вариант городской песни «Шумит ночной Марсель», но с другими словами. Галич играл с Катей в разные настольные игры, учил ее рисовать смешных человечков.

Через неделю после твоей смерти я покинула нашу квартиру, думала, так будет легче. Но… от себя не уйти. Мозг мой понимал, что тебя больше нет и никогда уже не будет в моей жизни, но сердце отказывалось верить. Мы слишком долго жили вместе и слишком много значили друг для друга. Пустота кругом, одиночество… оно стало сегодня моей неизлечимой болезнью и нет от него никакого лекарства.

Сделай Эйнштейн из доказанной им теоремы другой вывод, а именно предположи он существование еще не найденных положительно заряженной частицы с массой электрона и отрицательно заряженной частицы с массой протона, то к его славе автора теории относительности добавилась бы честь открытия античастиц, которая в 1928 году перешла к Полю Дираку.

Эта книга посвящена танатопатии — завороженности нашего общества смертью. Тридцать лет назад Хэллоуин не соперничал с Рождеством, «черный туризм» не был стремительно развивающейся индустрией, «шикарный труп» не диктовал стиль дешевой моды, «зеленые похороны» казались эксцентричным выбором одиночек, а вампиры, зомби, каннибалы и серийные убийцы не являлись любимыми героями публики от мала до велика. Став забавой, зрелище виртуальной насильственной смерти меняет наши представления о человеке, его месте среди других живых существ и о ценности человеческой жизни, равно как и о том, можно ли употреблять человека в пищу. В книге предлагается новый подход, впервые рассматривающий революцию в обрядах и практиках, связанных со смертью, и эволюцию изображения насилия в романах и кино как единый культурный процесс. Длительная история критики гуманизма и антропоцентризма французской теорией, движением борьбы за права животных, трансгуманизмом и постгуманизмом позволяет проследить этапы превращения антигуманизма в ходовой товар индустрии развлечений.

Вахтангов во время репетиций добивался от актеров такой игры, чтобы все присутствующие, даже не владевшие ивритом, понимали происходящее на сцене действие. Просил повторять какие-то сцены до тех пор, пока все не становилось понятным. Стоит добавить, что сам режиссер, армянин по национальности, иврита не знал.

Вначале разговоры казались мне скучными, я их не слушал, старался побыстрей улизнуть из дома. Стал старше — понял: почему люди могут быть «бывшими», как могла тётя Сима проиграть свою жизнь, как был перекроен её мир, как, вообще, можно перекроить мир.

О том, что Эстер Кантор с некоторыми из ее детей предположительно в начале 1820-х годов действительно ездила в Санкт-Петербург и пребывала там некоторое время, подтверждает документ, который Галина Синкевич обнаружила в архиве Императорского театра в Петербурге и опубликовала его полный текст.

Самая известная и почетная в мире премия — Нобелевская — ежегодно присуждается за выдающиеся научные исследования, революционные изобретения, крупный вклад в культуру или развитие общества. В этой книге пойдет речь о лауреатах премии по физиологии или медицине. На момент написания книги вручено 210 премий 219 лауреатам. Из них мы отобрали 30 — тех, чьи работы широко используются, значение которых известно каждому, а суть понятна любому человеку без специального образования — небезразличному к медицине и собственному здоровью. Открытия объединены по темам и собраны в шести главах, посвященных физиологии, генетике, патогенам, медицинским методам, фармакологии. Чтение можно начать с любой главы — с той темы, которая вам кажется самой интересной. Научный редактор Александр Минич, канд. мед. наук

Пьеса

До одра, конечно, ещё далеко, на губах не высохло молоко, но, хотя, я в том возрасте, где легко говорить о возрасте этом, ко всему привыкаешь и к мысли той, что однажды станешь земной корой.

Вам кажется, что часы начинают тикать медленнее, а потом и вовсе останавливаются. Но это не так. На самом деле – поменялась скорость вашей жизни, вы узнали главное, а потому вам некуда спешить. А главное заключается в том, что вы накопили добро, ведь без добра вас не пустят в новую жизнь, ту самую, которая начнётся на следующем витке восьмёрки. И вы начинаете делиться этим добром, кто раньше, кто позже, да это и не важно, важно другое – успеть поделиться, потому что делиться – значит умножать.

Что есть гордость? Конечно, она very good. Внутригранный алмаз, полуслойный асбест. Мой мобильный молчит, пожирая деньгу, потому что звоню я другим, не тебе. Мой мобильный не думает, не говорит, соглашается, будто усталый пацак, что безмерно тупы, примитивны внутри все, которые мыслят с другого конца.

…ну а так, говорил он, конечно, если был бы он капитаном и действительно вышел в отставку, чуть седой, с гарцующей тростью, с обожжённой бриаровой трубкой, после ужина в топь кальвадоса дольку свежей луны добавляя, он бродил бы вдоль побережья, вдоль сетей, перевернутых лодок, деревянных смолистых причалов, мимо пьяного увеселенья или парочек уединённых и малиновых аква-закатов, что послойно впечатаны в лето.

Столкновения с астероидами, пожирающие планеты черные дыры, гамма-всплески, атаки пришельцев... По словам астронома Филипа Плейта, Вселенная — это апокалипсис, ожидающий своего наступления: «Вселенная пытается убить тебя. Ничего личного. Меня она тоже пытается убить. Она пытается убить всех». Плейт остроумно и весело рассказывает о бесчисленных вариантах конца света, которые способен обрушить на нас космос. Научно-фантастические сюжеты он сочетает с последними исследованиями. Каждая глава понятным языком объясняет явления, которые могут привести к концу света: какова их вероятность, как они могут повлиять на земную жизнь и саму Вселенную, и что мы можем сделать, чтобы спасти себя? Эта книга — одновременно страшное и увлекательное путешествие по жестокой Вселенной, в которой мы живем.

У нас (да и везде в мире!) не народ формирует власть (сегодня — как и вчера — мы к формированию власти не имеем никакого отношения), а, наоборот, власть лепит из нас тот народ, который ей надобен, чтобы она могла нами успешно (с её, власти, точки зрения) руководить и чувствовала при этом себя с нами уверенно.

Все они, дочь, его вторая жена, их дочь и внучка, погибли в сентябре 1941 года вместе со всеми евреями Крупок, кроме моей мамы, и лежат в могиле возле деревни Лебедиво в 3 км. от Крупок. Моя мама жила еще 2 года, поскольку семья подписалась, что она не еврейка и никто в местечке ее не выдал. В конце 1943 года появился из Витебска ее соученик-полицай и выдал маму. Вскоре ее расстреляли.

Никто из футболистов «Шальке 04» не разделял антисемитские призывы властей. Даже Эрнст Куцорра, будучи членом национал-социалистической партии, раздавал входные билеты на стадион детям еврейских клиентов своей табачной лавки, когда евреям было запрещено посещать массовые мероприятия. Если судить команду за поддержку преступного режима, то такое же обвинение можно выдвинуть против подавляющего большинства немецких граждан.

Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» — ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии. В книге С. Криха рассказывается о судьбах советских историков древности, прежде всего тех, кто остался на периферии научной жизни. Среди них были как истинные нонконформисты, так и тяготевшие к мейнстриму, но не сумевшие в него встроиться. Автор подробно рассматривает стратегии поведения «периферийных» историков, процессы взаимодействия «периферии» и «ядра» и, наконец, тенденции развития (или угасания) идей в советской исторической науке о древности. Изучение этого материала позволяет по-новому ответить на вопрос, что же в итоге получилось у советской исторической науки и была ли альтернатива. Сергей Крих — доктор исторических наук, профессор исторического факультета Омского государственного университета имени Ф. М. Достоевского.

"- Кто их ведёт? / Бог отвечает: - Аз. / - Тяжел ли груз? / Бог молвит: - Непомерен. / Их помыслы не все поймут из вас / Лишь потому, что путь их преждевремен. / Не каждому пройти его дано, / Не всякий жизнь готов поставить на кон…"

"Вырастают горы, шуршат луга, / И дорога нитью вползает в пяльца. / Тишина поёт. Тишина кругла. / Тишина научена возвращаться."

"мне видится нечто полукитайское / в облике кривых черных ветвей. / осень — оранжевый оползень — / обнажила жилы тополей на драконьих лапах. / и на небе как на колоде палача / горит разрубленное ожерелье из черного жемчуга..."

«Я люблю неожиданное, люблю, когда меня удивляют, и пишу для таких же, как я. Одним людям уютно и спокойно в сотворенном мире, как в меблированной комнате. Вселились и живут, ничего не меняя, не переставляя. Другие предпочитают создать свой мир — от начала времен. Я так и делаю. У меня много вариантов сотворения мира».

Вывод первый: умеренное невежество куда как полезнее для рода людского, нежели пагубная пытливость в откапывании так называемой «истины». К чему копаться-то? Мы же не кроты, но человеки. Потому бойтесь мудрствующих. А пуще всего – философов. Ведь сказал Пророк: «О вы, которые уверовали! Берегитесь многих мыслей». Не забывайте и справедливые поношения Тертуллиана Карфагенского в адрес все тех же философов, «отвратительных животных, торгующих ложной мудростью», и диалектики, «матери ересей, изобретения жалкого Аристотеля».

Российский график Виктор Меламед, широко известный работами для ведущих отечественных и зарубежных газет и журналов — Коммерсантъ, Эксперт, The Rolling Stone, The New Yorker, — в своей книге делится размышлениями об искусстве портрета в прошлом и настоящем, в высокой и популярной культуре, в живописи, иллюстрации, карикатуре и дизайне. Подходя к созданию портрета с практической точки зрения и отодвигая завесу перед творческой «кухней» художника, автор ненавязчиво поднимает планку и предлагает нам задуматься о том, как формируется и воспринимается образ человека.

«Батум» Булгакова много лет не сходил в Ашхабаде со сцены. Известно, что, несмотря на негласный запрет, где-нибудь в глубинке могли поставить и «Гамлета», и «Макбета». А в Норильском театре, по словам Смоктуновского, который там начинал свою карьеру, представляли «Ричарда III».

Итак, настал февраль, все решено,/ Назначен день и час в Фонтанном Доме./ С утра темно, дождь строчками в окно/ Стучит (чернил и плакать!), и влекомы/ Деревья, мокрый дом, слова, стихи/ Желанием уснуть.

Формально Паули спор проиграл, но только потому, что не угадал со сроком. Эйнштейну потребовался не год, а два, чтобы отказаться от идеи использовать «абсолютный параллелизм». В письме Паули от 22 января 1932 года, написанном из калифорнийского города Пасадена, где расположен знаменитый Калифорнийский технологический институт, или сокращенно Калтех, Эйнштейн признал свое поражение: «Вы всё-таки были правы, негодник вы этакий».

Книга современного британского исследователя Грэма Харви предлагает принципиально новый взгляд на религиозность и на то, как ее изучать. Религия здесь не ограничивается высокой теологией, привычными институциональными рамками и понятиями западноевропейской интеллектуальной культуры — она включена в поток реальной жизни реальных людей и потому рассматривается как одно из измерений повседневности. Каким образом религия связана с приготовлением пищи и правилами совместных трапез? Как регулирует сексуальные отношения и само представление о телесности? Как определяет взаимодействие с чужаками и незнакомцами? Отвечая на эти и другие вопросы, автор предлагает не только новую концепцию религиозности, но также новое видение науки и природы человека. Исследование содержит уникальный материал, касающийся религиозных традиций коренных народов, а также иудаизма, современного язычества и явлений вроде пастафарианства.