Non-fiction

Только мягкой уступчивости школы Гилеля нужно приписать тот факт, что разногласия между школами не привели к нарушению внутреннего мира, и между сторонниками обоих Домов, отличных друг от друга по многим основаниям, сохранились дружеские отношения.

Проследить историю создания того или иного произведения, дружбу с Агноном, с художником Х. Гликсбергом, историю взаимоотношений, творческих и житейских, с его друзьями и просто современниками, осмыслить роль поэта в жизни его народа ― всё это темы, интересные необыкновенно, и все они увлекательны.

Не было у Сталина ни идеологии, ни цели иной, кроме достижения, сохранения и поддержания ничем неограниченной личной власти. Правда, этого можно было достичь куда меньшими репрессиями. Но ни он, ни Робеспьер не могли остановиться.

Жизнь наших дедов и прадедов продолжают помнящие и почитающие их потомки. Собиратели и хранители бесценных документов, фотографий, писем, записей, бережно передаваемых из поколения в поколение.

Можно отдать должное проницательности Ландау, который еще в конце 20-х годов поставил моральный диагноз своему недавнему другу. Впрочем, близкие отношения давали Ландау больше экспериментальных данных. А эпопея «университетской физики» выставила подобные данные на всеобщее обозрение.

Диссертация была изготовлена на синьках ротапринтным способом (можно ли сейчас представить себе такое?!), защищал я её без плакатов, рассказывая содержание у доски и по памяти выписывая нужные формулы. Из 42 членов Совета только один проголосовал «против» («Но не Седов!» — как сказал мне А.А. Ильюшин).

Сегодня можно с полной ответственностью сказать, что именно Русская православная церковь, при поддержке Орды, создала единое Русское государство.

Оценил я и благодушный настрой медведицы с двумя медвежатами: мы встретились и были в 5 (пяти) метрах друг от друга, у северной границы заповедника рядом с колючкой Сарова. Потом выяснилось, что она меня «не заломала» (именно и только так говорят про нападение медведя), поскольку за день до того уже наелась вкусной человечины…

В оригинале название книги звучит как «Ойкономикос». Образовано из двух слов: «ойкос» (дом) и «номос» (правило, закон). Это — правила разумного ведения домашнего хозяйства. Ксенофонт ввел в употребление слово, которое станет названием нашей науки: economics — экономика.

Только некий осадок всё-таки, горьковатый, — от вечеров, сходных с этим, с полубогемной, полупьяной, восторженной публикой, вроде ряженых, закружившейся в карнавальном, и впрямь повальном, не иначе, водовороте, — всё равно в душе оставался.

На примере С. Капицы, однако, бросалась в глаза и оборотная сторона «высокого родства»: оно требовало «соответствия». «Наследникам» нестерпимо и непереносимо хотелось выйти из-за заслоняющей их «высокой спины», а в случае СП, так и двух — отца и деда, знаменитого А. К. Крылова, и постараться обогнать их. А ведь был у СП и ещё один родственник, пусть и не кровный — крёстный отец И. Павлов.

«А вы где родились?» Моя жена спокойно говорит «Нью-Йорк» и её пропускают в самолёт, я тоже говорю «Нью-Йорк» и начинаю подниматься по ступеням трапа, но тут наш честный ребёнок громко заявляет: «А я родился в Сибири!» Мы оцепенели.

Откуда в нас эта глубинная память о силе поэтического слова? Какие силы питают её во все времена?

Вампилов страстно хотел иметь собственный домик на Байкале. И как раз в те последние дни Саша подыскивал на побережье рядом с дачами друзей избушку, которую можно было бы купить для своей семьи. Он помнил, как горели глаза шестилетней дочки Лены на прибайкальском лужке, полном цветов, как преображалась в огородницу жена Ольга среди грядок на усадьбе у Жемчужниковых, как хорошо работалось ему на тихой даче Пакулова, откуда видны были Байкал и устье Ангары и где всегда хозяйничали солнце и прохлада

За годы, которые я проработал с Аленой, наблюдал одну особенность ее характера — она щедро делится собственным успехом: вышла книга — спасибо издательству, публикация в журнале — спасибо редколлегии, прошел фестиваль — спасибо участникам, коллегам, техподдержке… Всегда с подробным описанием не столько своего, сколько чужого вклада. Такое отношение создает подобие энергетического поля, где всем комфортно — никто не остается в тени.